Текст книги "Лагуна фламинго"
Автор книги: София Каспари
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 4
С того вечера на берегу реки, когда Бланка мыла матери голову, девушка все больше убеждалась в том, что времена изменились. С севера приходили солдаты, приехали в пограничную область и ученые. Солдаты хотели поставить на место индейцев, ученые же исследовали здешние земли, надеясь найти не только материал для своих научных работ, но и места для новых поселений. Многие из новоприбывших становились клиентами Бланки, ведь та была совсем молода, да еще и красива – огромные черные глаза, рыжевато-каштановые волосы, поблескивавшие на солнце. Клиенты хорошо платили.
Все это позволяло Бланке мириться с тем, что Корасон проводила дни в хмельном угаре. По крайней мере, сейчас они с матерью ни в чем не испытывали недостатка. И Корасон была очень довольна тем, что деньги зарабатывает только Бланка и этого хватает им обеим.
Раз в неделю к Бланке заходил Йенс Йенсен – просто чтобы поговорить. Вначале его поведение удивляло девушку, но потом она привыкла. Довольно долго ходил к ней и брат Бартоломе, но затем монах собрал вещи и отправился на юг. По его словам, он был нужен индейцам.
В последнее время Бланка начала откладывать часть заработанных нелегким трудом денег. Вначале она делала это нерегулярно, теперь же бережливость вошла у нее в привычку.
Иногда Бланка представляла себе, что берет накопленные деньги и отправляется в Буэнос-Айрес. Но как ей проделать столь длинный путь одной? Она же совсем маленькая. К тому же девушка не могла оставить мать одну. Корасон нуждалась в ней, ведь Бланка была единственной, кто следил за тем, чтобы мать ела, мылась и переодевалась в чистую одежду. Корасон все больше превращалась в ребенка. Оставить ее одну – все равно что убить. Жители этого селения на границе все чаще слышали от новоприбывших истории о нападениях индейцев. Иногда Бланка думала о том, не было ли среди нападавших Хулио. Как бы то ни было, в такое время было опасно покидать поселение. Иногда Бланке казалось, что она заперта здесь, будто в тюрьме.
Тот день, когда жизнь девушки изменилась навсегда, начался с необычайного восхода солнца. Горизонт алел, точно загорелось небо. Тем утром Бланка была в хорошем настроении – вчера она провела чудесный вечер с Йенсом Йенсеном. И он хорошо ей заплатил. Она смогла положить в кошель больше монет, чем ожидала, а на остальное купила риса и бобов для себя и матери.
Когда Бланка проснулась, Корасон, как всегда, осталась лежать в кровати. В комнате пахло спиртным – этот запах никогда не выветривался до конца. Чтобы отделаться от преследовавшей ее вони, Бланка вышла на узкую веранду. Сразу после переезда в этот дом они с матерью часто сидели здесь и болтали, но с той поры много воды утекло.
«Странно, что сегодня восход солнца длится так долго, – подумалось Бланке. – Небо все еще красное…»
Она подошла к поручням веранды и залюбовалась небом на востоке, где синевато-лиловые тона переходили в багряные.
А потом девушка все поняла.
«Пожар! О господи, пахнет горелым! Мы горим!»
Бланка сбежала по ступеням крыльца и очутилась посреди улицы – оттуда ей было лучше видно. Там, на другом берегу небольшой речки, бушевал пожар. Языки пламени взвивались к небесам. Каким-то образом – одному богу известно, как так вышло – кустарник на берегу загорелся. Над рекой тянулись густые клубы дыма, от которых у девушки защипало в носу. На мгновение она оцепенела от страха. «Защитит ли нас река? – подумала Бланка. – Или пожар перекинется сюда и поглотит тут все?» Девушка всегда ненавидела это селение, но она ведь жила здесь, зарабатывала здесь деньги, здесь у нее была крыша над головой.
«Первым делом нужно убраться подальше отсюда, перебраться в центр города, где стоят каменные дома. Там мы будем в безопасности».
Языки пламени на противоположном берегу плясали на ветру, искры вспыхивали над рекой. Дым становился все гуще. Бланке даже показалось, что ей в лицо пахнуло жаром. Щеки девушки раскраснелись.
Повернувшись, она бросилась в дом.
– Мама! Мама, скорее, нам нужно уходить отсюда!
– Что такое? – проворчала Корасон: с похмелья у нее болела голова.
Бланка уже собирала пожитки.
– Оставь меня в покое, – захныкала Корасон, точно маленький ребенок.
– Пожар, мама!
Бланка завернула в ткань кое-какую одежду, взяла рис и бобы и сунула в карман юбки кошель с накопленными деньгами.
– Что? Где? – испуганно спросила Корасон.
– На том берегу реки. Вставай, мама!
Бланка бросила на кровать матери пончо. Та принялась одеваться, но выронила пончо и со стоном нагнулась за ним. Затем они вышли на веранду. Бланка следовала за Корасон, подталкивая ее в спину.
«Кабак Карлито построен из камня, – думала девушка. – Там можно будет спрятаться».
Бланка и Корасон закашлялись: ветер приносил с другого берега едкий дым.
Женщины бросились бежать, но вдруг остановились, словно повинуясь беззвучному приказу, и уставились на пламя пожара.
– Кто это сделал? – спросила Корасон. – Кто поджег кустарник?
«А вот этим вопросом, – удивленно подумала Бланка, – я даже не задавалась». Но мать была права. В жаркие летние дни всегда мог вспыхнуть пожар – от брошенной сигареты, от незатушенного костра. Иногда крестьяне пытались огнем отогнать от полей диких животных, иногда солдаты выкуривали из зарослей куропаток. Как бы то ни было, при первых же признаках пожара все бросались тушить огонь. Но тут… В селении было тихо. Почему? И кто устроил этот пожар?
Боевой клич индейцев послышался мгновением позже. И тут Бланка поняла, что случилось.
«Индейцы подожгли кустарник. Они хотят выкурить нас из селения! Они хотят, чтобы мы метались туда-сюда в панике, словно перепуганные куры. И тогда они перебьют нас по одиночке». В последнее время селение полнилось слухами о нападениях на окрестные деревни.
Стараясь держаться в тени домов, Бланка тащила Корасон за собой. Вскоре дым стал гуще, дышать было все труднее, но клубы дыма скрывали Бланку и ее мать, чему девушка была очень рада.
Издалека донесся топот копыт и плеск воды. «Захватчики переходят через реку, – пронеслось в голове у Бланки. – Нужно поскорее добраться до кабака». Но почему не слышно солдат? Разве их задача не состоит в том, чтобы защищать здешних жителей? Впрочем, о солдатах пограничных областей ходила дурная слава. Наверное, никто из них даже не заметил нападения, и генерал Рока, о котором в последнее время так много говорили, еще не прибыл на место. «Может быть, среди этих индейцев есть и Хулио?» – вот уже в который раз подумала Бланка.
Какой-то индеец с боевым кличем на устах пронесся мимо женщин, не заметив их. Бланка решительно тянула мать в сторону кабака. Она надеялась, что там им помогут. По крайней мере, они будут не одни.
Но женщины продвигались вперед очень медленно – Корасон, хоть и протрезвела, по-прежнему была очень слаба.
Послышались первые выстрелы. Шагах в двадцати перед Бланкой на улицу выбежал какой-то мужчина, вскинул руки и повалился на землю. Девушка обеими руками зажала рот, стараясь подавить крик ужаса. Корасон взвизгнула от страха.
Индеец, подъехавший к раненому, развернул лошадь, высматривая, откуда донесся этот вопль.
Бланка смотрела на темнокожего сухощавого индейца с длинными черными волосами, развевавшимися на ветру. Казалось, всадник сросся со своей лошадью. Какое-то время индеец и женщины глядели друг на друга, затем воин пришпорил лошадь и поскакал к Бланке и Корасон.
Обезумев от страха, девушка изо всех сил старалась оттащить мать к дому, но Корасон застыла посреди улицы и не двигалась с места. И откуда только в ней взялась такая стойкость? В последний момент Бланка отпустила мать и отпрыгнула в щель между домами. Упав ничком, она заползла под ближайшую веранду. «Мама, беги! – мысленно взмолилась девушка. – Беги, мама!»
И вновь Бланке пришлось зажать руками рот, чтобы не закричать. Она видела, как индеец скачет к ее матери, занеся над головой мачете, и с изумлением поняла, что Корасон улыбается. Улыбается, как будто ей удалось окончательно примириться со своей жизнью. Индеец завопил. Корасон раскинула руки, и мачете обрушилось вниз.
«Нет!»
Мир для Бланки померк.
Через какое-то время девушка открыла глаза. Что случилось? Она потеряла сознание? Бланка вспомнила, что произошло, и к ней вернулся страх.
«Мама…»
Ее мать… Ее мать убили у нее на глазах. Бланку затошнило. Она больше не могла сдерживаться. Девушка едва успела выбраться из-под веранды, когда ее вырвало.
Тяжело дыша, Бланка вытерла рот и оглянулась. Индеец исчез. Тело Корасон лежало на пыльной улице.
«Мама…»
Пошатываясь, Бланка подошла к убитой. Девушку рвало, но изо рта выходила только желчь.
«Корасон мертва. Моя мама мертва».
Мачете отрубил Корасон голову. Зрелище было ужасным, но Бланке казалось, что на губах ее матери все еще играет улыбка. Девушка заставила себя остановиться и произнести короткую молитву. Таков был ее долг перед матерью. Издалека доносился шум боя. Люди вопили от страха и ярости, мчались по улицам, стреляли. Где-то далеко-далеко заиграли трубы, созывавшие солдат. Рядом с кабаком царил полнейший хаос. Большинство горожан бежали туда. Слышался женский визг.
Бланка не знала, что делать.
«Нужно спрятаться, – говорила она себе. – Или ты хочешь, чтобы тебя убили? Ты должна жить, Бланка, должна вернуться в Буэнос-Айрес. Не останавливайся. Твоя мать мертва, ты ничем уже не можешь ей помочь. Ты уже давно ничем не могла ей помочь. Но теперь ты сможешь уехать отсюда, если тебя не убьют. Ты сможешь начать новую жизнь!»
Услышав топот копыт, девушка оцепенела.
«Он возвращается, – билась мысль в ее голове. – Убийца Корасон возвращается!»
Она бросилась прочь, но с трудом переставляла ноги, такая слабость ее одолела. Всадник приближался намного быстрее, чем она передвигалась.
«Ты должна спастись… Спасайся… Беги».
От страха у Бланки сперло дыхание. Она слышала ржание коня, чувствовала его приближение. В следующий миг чья-то рука подхватила Бланку и перебросила ее через седло. Девушка попыталась сопротивляться, но у нее не было сил. Она повисла вниз головой, лошадь понеслась вперед, и Бланка увидела дорожную пыль, а затем степные травы, камни и низкий кустарник.
Казалось, прошла вечность, прежде чем лошадь замедлила бег и в конце концов остановилась.
Похититель Бланки выскользнул из седла, поставил девушку на землю и развернул ее лицом к себе.
Бланка изумленно открыла рот.
– Сеньор Йенсен!
– Тсс, Бланка!
Йенс приложил палец к губам и жестом приказал Бланке сесть. Они спрятались в кустах, пытаясь отдышаться.
Девушке казалось, что она очнулась от глубокого сна. Когда она открыла глаза, выяснилось, что она лежит на земле, опустив голову на колени Йенсену. Бланка вспомнила, что думала о матери, как злилась оттого, что Корасон не захотела спастись. Затем в ее сознании вновь вспыхнул жуткий образ: занесенный мачете, которым индеец убил ее мать. И Бланка разрыдалась.
Она плакала, пока у нее не осталось слез. Девушка попросила Йенсена обнять ее, и он выполнил ее просьбу. Прижавшись к его груди, Бланка тихо всхлипывала. Ее тело сотрясалось от рыданий.
Йенсен ласково гладил ее по голове. В какой-то момент девушка отстранилась и взглянула на его обгоревшее на солнце лицо и встревоженные голубые глаза.
– С вами все в порядке, Бланка?
Девушка села. Судя по положению солнца на небе, времени прошло совсем немного.
– Моя мать погибла, – пробормотала она.
– О… Мне очень жаль, Бланка.
Девушка невольно напряглась. Йенс Йенсен немного отодвинулся, и Бланка сразу же пожалела об этом – теперь она не чувствовала его тепла.
«Отныне моя жизнь изменится, – сказал голос в ее голове. – Я осталась совсем одна».
– Что вы будете делать, когда все это закончится? – спросил Йенсен.
Бланка не задумывалась о том, откуда он знает, что все закончится. Его уверенность помогала девушке не вспоминать о пережитых ужасах.
Она пожала плечами.
– Вернусь в Буэнос-Айрес. Я давно хотела это сделать.
Йенсен медленно кивнул.
– Да, любому Буэнос-Айрес покажется лучше этих богом забытых земель. – Он ободряюще улыбнулся.
Привстав, Бланка выглянула из-за кустов, высматривая поселение.
Там клубился дым. Было относительно тихо. Девушке казалось, что глупо прятаться вдали от домов, но, похоже, сеньор Йенсен разбирался в том, как действовать при таких обстоятельствах, и мудро выбрал укрытие. Сама Бланка об этом месте даже не подумала. Это и правда было хорошее укрытие.
Она повернулась к Йенсену.
– А вы? Что вы будете делать теперь?
– Наверное, пойду дальше с армией. Мне уже предложили работу… Пока я был здесь, мне удалось узнать многое о геологии и здешних растениях. Мне сказали, что армии нужны такие люди, как я.
Бланка покачала головой.
– Я думала, вы на стороне индейцев. Вы никогда не казались мне человеком, которому понравилось бы служить в армии.
Йенсен пожал плечами.
– Вам уже приходилось сражаться?
– Нет. – Он помолчал и неожиданно улыбнулся. – Это было только один раз, и тогда ничем хорошим не закончилось.
Девушке хотелось спросить у него, что случилось, но она решила, что они с Йенсеном недостаточно хорошо знакомы для задушевных бесед. Бланка опустила глаза.
– Наверное, вам стоит вернуться к своей невесте, – сказала она.
Она предполагала, что Йенсена где-то ждет девушка. Иначе почему он был так сдержан с ней?
Мужчина задумчиво посмотрел на нее.
– Да, наверное. – Он поднялся. – Пожалуй, нам пора возвращаться в селение, сеньорита Бланка.
Комната Йенсена в таверне выглядела точно так же, как и тогда, когда он ее оставил. Вокруг дома лежали убитые. Догорали здания. Но в этих четырех стенах время словно остановилось. Йенсен подошел к умывальнику, ополоснул лицо теплой водой, вытерся чистым полотенцем и замер, прижимая ткань к лицу.
«Мне так повезло, – пронеслось у него в голове. – Мне всегда везло. Я этого не заслуживаю».
Да, так и было. Когда смерть шла за ним по пятам, умирали другие. Наверное, поэтому его бегство из Германии было бегством от самого себя. Едва прибыв в Буэнос-Айрес, Йенсен сразу же отправился дальше, побывал и на юге, и на севере, и на востоке, и на западе. На западе возвышались горы, между Аргентиной и Чили раскинулась пустыня Атакама. Йенсену довелось повидать и Охос-дель-Саладо, самый высокий вулкан в мире. Он перешел Анды, проскакал по диким горным долинам и глубоким ущельям, по обветренным высокогорьям и нежно-зеленым низинам, видел голые равнины и поросшие кактусами холмы. С горных вершин зеленовато-желтые склоны напоминали мятое бархатное платье. Йенсен впитывал новые впечатления, точно губка воду, стараясь позабыть о прошлом.
Он объехал всю провинцию Чако, полюбовался равнинами на востоке, где несли свои воды притоки рек Рио-Бермехо и Рио-Саладо. На северо-востоке река Пилькомайо, стремившая свой бег из Боливии, обозначала границу с Парагваем. Под бескрайним синим небом Йенсен проскакал по соляной пустыне. Но нигде природа не казалась ему такой суровой и дикой, как в Патагонии. От тамошних пейзажей у него захватывало дух. В Патагонии Йенсен погостил в племени индейцев. Он знал, что толкает их на войну с белыми, и все же вступил в армию – просто чтобы не сидеть на месте. Когда он останавливался, проклятые мысли возвращались. А потом на него обрушивались воспоминания, с которыми он не умел бороться.
В армии Йенсен выполнял роль писаря, географа и историка. О боже, во что же он влип на этот раз? Бланка сказала, что ему следует вернуться к своей невесте, но помолвка давно была расторгнута, задолго до того, как он присоединился к армии: Йенсен слишком боялся долго оставаться на одном месте.
Он опустил полотенце и уставился на свое отражение в зеркале. Нечесаные волосы торчали во все стороны, рубашка испачкалась, рукав порвался. Лицо было мертвенно-бледным, да и чувствовал себя Йенсен не лучшим образом.
«Я люблю ее, – подумалось ему. – Я люблю Бланку как дочь, которую я…»
Он заставил себя не думать об этом. Но Йенсен не мог и не желал ее потерять.
Бланка хотела остаться в зале трактира вместе с остальными. Там собралась перепуганная толпа, в основном женщины. Кто-то ухаживал за ранеными. Кто-то плакал. Йенсен спустился вниз и оглянулся, но Бланку не увидел.
Сегодня за стойкой была Мамита, жена трактирщика. Она наливала всем ром. Карлито Йенсен встретил на улице: кабатчик с остальными мужчинами селения пытался устранить последствия набега.
Йенсен сел за стойку, и Мамита сразу пододвинула к нему стакан. Но пить он не стал.
– Выпейте, – посоветовала трактирщица. – Это мой лучший ром. Сегодня я всех угощаю. В честь того, что мы выжили.
– Где Бланка? – Йенсен взял в руку стакан, и в нос ему ударил едкий запах спирта.
Мамита поднесла свой стакан к губам. Женщина все еще была испугана. Сколько людей погибло во время набега, никто не знал.
– Вышла на улицу, хотела помочь с уборкой. – Трактирщица одним глотком осушила стакан.
– Вот как… – Йенсен встал и направился к двери.
– Ваш ром, сеньор.
– Позже.
«Я спрошу у Бланки, не согласится ли она поехать со мной, – подумал он. – Я спрошу у нее, не захочет ли она остаться со мной. Мне уже давно хотелось это сделать».
Бланка вернулась в маленький домик, в котором провела вместе с матерью последние два года.
Это крохотное сооружение чудом осталось нетронутым. Бланка взяла одеяло и принялась складывать на него все пожитки, которые могла унести, в первую очередь съестные припасы и воду. По пути она почти все растеряла и смогла найти только часть вещей под верандой. По крайней мере, деньги по-прежнему были у нее в кармане.
На мгновение девушка замерла в нерешительности и осмотрела себя. Юбка была грязной, на ней засохла кровь. Кровь матери? Бланка не знала этого.
Мысль о том, что теперь делать, зародилась в ней еще в кабаке, где она сидела с другими женщинами. Она покинет приграничные земли, переодевшись мальчиком. По пути сюда Бланка сняла с веревки брюки – владельцу они больше не понадобятся, он был мертв.
Она перевяжет себе грудь и наденет простую льняную сорочку. Светлую шляпу с широкими полями она тоже успела стянуть. Бланка была уверена, что никто не уличит ее в воровстве, учитывая поднявшуюся панику. Она планировала украсть и лошадь сеньора Йенсена.
Девушка в последний раз обвела взглядом крохотную комнатку и решительно направилась к двери.
Вскоре она дошла до таверны. Как и ожидалось, никто не обратил на нее внимания, когда она вывела лошадь Йенсена из конюшни: их с Йенсом часто видели вместе, в том числе и во время конных прогулок. Бланка отвела лошадь в соседний переулок и забралась в седло. Переоденется она потом. Девушка нерешительно уставилась на письмо, которое собиралась передать Йенсену.
Она подозвала мальчишку, стоявшего на обочине дороги, и дала ему серебряный песо.
– Ты передашь письмо сеньору Йенсену, да?
Мальчик кивнул.
Вскоре Бланка доскакала до реки. Она не оглядывалась.
«Она сбежала. С моей лошадью!» Первым чувством, охватившим Йенсена, была злость. Затем последовало разочарование. Почему Бланка не осталась здесь? Неужели она бежала от него? Йенсу хотелось кричать, но он заставил себя сохранять спокойствие.
– Проклятье! – буркнул он, пиная стену. – Проклятая шлюха!
– Сеньор?
Йенсен не сразу понял, что обращаются к нему. Оглянувшись, он с недовольством посмотрел на худощавого мальчишку.
– Чего тебе? – резко осведомился Йенсен.
Мальчик снял с головы шляпу и вертел ее в руках. В его глазах явственно читался испуг. Йенсену стало стыдно.
Мальчик что-то достал из кармана. Это была помятая бумажка.
– Сеньорита сказала, чтобы я передал это вам.
Он отдал письмо Йенсену.
«Я даже не знал, что Бланка умеет писать», – подумалось мужчине.
Глубоко вздохнув, он принялся читать.
Глава 5
– Пойдем с нами, Артур, тебе уже не найти Ольгу. Наверняка она не в Буэнос-Айресе. Может быть… – Казимир помедлил, осторожно подбирая слова. – Может быть, тебе стоит смириться с мыслью о том, что ее уже нет среди живых.
Артур не ответил. Он не сводил глаз с порта Ла-Бока, с его построенных на сваях домиков.
Порт находился в устье Риачуэло, протекавшей через центр города и впадавшей в Ла-Плата. Юноша скрестил руки на груди. Несколько недель назад он ударил бы любого, кто посмел бы хоть заикнуться о смерти Ольги, но теперь…
Возможно, Казимир был прав. Вместе с тысячей поволжских немцев, прибывших сюда из Бразилии и Европы, Казимир осел в Буэнос-Айресе. Артур уже не помнил, где и когда их пути пересеклись. Его мысли неустанно вращались вокруг судьбы Ольги и вопроса о том, как ему вернуть жену. Артур не допускал сомнений в том, что когда-нибудь снова увидит Ольгу.
«И не допущу».
Он посмотрел на Казимира. Ему и остальным посоветовали поселиться на землях в провинции Энтре-Риос, и поволжцы собирались их купить.
– Я желаю вам удачи, Казимир, – сказал Артур, – но я не могу уехать. Не могу, пока не выясню, что случилось с Ольгой. Я найду либо ее, либо ее могилу. В этом я себе поклялся.
Кивнув, Казимир вздохнул и уселся поудобнее.
– Завтра аргентинцы празднуют День Независимости. В 1810 году было создано первое правительство, не зависящее от испанских властей. Жаль, я бы поприсутствовал на празднике, но наш корабль сегодня отплывает. Не повезло мне. – Он вновь повернулся к реке.
Там плавало столько паромов, парусников и шлюпок, что едва можно было разглядеть воду. Артур проследил за взглядом Казимира. При прибытии корабля в порт иммиграционная служба хотела отправить переселенцев в одну из отведенных для них колоний, город Инохо неподалеку от Олаваррии на юге провинции Буэнос-Айрес. Хотя там было уже много немцев, переселенцы, в том числе и Казимир, отказались ехать в Инохо. По слухам, в Энтре-Риос природные условия очень походили на Поволжье, поэтому переселенцы хотели отправиться именно туда.
– Я должен остаться здесь и выяснить, что же произошло, – повторил Артур.
«Или умереть», – мысленно добавил он.
Казимир кивнул.
– Но ты в любое время можешь приехать к нам, не забывай об этом. В любое время.
– Да, – ответил Артур.
Мужчины вновь уставились на реку. Каждый думал о своем.
Связанная, с кляпом во рту, Ольга лежала на полу в трюме. Девушка не могла пошевелиться, не могла издать ни звука. Корабль качался на волнах. Вначале Ольгу подташнивало, но потом это чувство прошло. Теперь ее больше волновало то, что она осталась одна. Ее вместе с Руфью – их соседку забрали на второй день – вывезли из дома, где они провели несколько недель, но с тех пор Ольга ничего не слышала о своей подруге. Она знала только, что ее сегодня должны были отвезти на корабле в Росарио. Похоже, там тоже нужны были проститутки. Но тут ли Руфь? Постепенно глаза Ольги привыкли к полумраку трюма, но она не могла повернуться, чтобы осмотреть все вокруг. Снаружи доносился какой-то шум: раздавались крики, плескалась вода, поскрипывали доски, что-то с глухим стуком упало на палубу. Обычные для порта звуки, не более того.
Ольга была одна.
