Текст книги "Танцуй со мной"

Автор книги: Софи Уэстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

– Да, я был зол. Но это не мешало мне хотеть тебя.

У Алексис пересохло во рту. Даже Патрик не говорил, что хочет ее, и никогда она не слышала такого самобичевания в голосе, и никогда на нее не смотрели таким пожирающим взглядом. Она вдруг вспомнила, что здесь больше никого нет. Дыхание ее участилось. Стало очень тихо.

Вдруг Майкл небрежным движением запустил пятерню в волосы, пропуская меж пальцев темные кудри. Ей захотелось тоже дотронуться до этих волос, и она спрятала руку за спину.

– Черт! – яростно бросил он и тут же погрустнел. – Видно, я наклюкался. Хотя и не собирался признаваться в этом.

Алексис обошла вокруг стола и встала перед ним. Майкл поднялся.

– Но признался, – удивленно произнесла она, изучая его лицо.

– Да, признался, – устало подтвердил он. – Хочешь убедиться, что я не лгу?

Она колебалась. Патрик говорил, что она холодна как лед. Она ему верила. Оказывается, оба они ошибались.

– Да, – сказала она.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Мгновение Майкл, не шевелясь, принимал ее поцелуй. Потом он издал приглушенный звук и пошевелился. Алексис почувствовала себя былинкой в его могучих объятиях.

– Черт, – зло пробормотал он, – мог бы и догадаться, что так выйдет. – Он говорил не ей.

Алексис чувствовала себя очень странно. Сердце мужчины под ее чуткими пальцами клокотало, как просыпающийся вулкан, и от этого землетрясения она дрожала от головы до пят, и голова звенела от этих ударов.

Я никогда уже не буду прежней, подумала она. Ее рука обвилась вокруг смуглой шеи, вбирая тепло. И где-то в темных глубинах сознания родилась покорная мысль: это и должно было случиться с исчадьем ада.

Губы Майкла оторвались от ее рта и скользнули к шее. Пол медленно поплыл под ногами. Она вцепилась в мускулистые плечи. Пальцы удивлялись мощи мускулов, будто ощупывали сказочного богатыря. Он что-то сказал ей на ухо; не услышав ответа, тихо рассмеялся и подхватил ее на руки.

Алексис вздохнула и прижалась к нему. Лицо его было очень близко. Оно расплывчато плясало перед глазами. Она опустила веки.

– Нет. Смотри на меня.

Голос был тихим, но заставил ее трепетать.

Алексис осторожно приоткрыла один глаз. Пол то приближался, то удалялся. Руки Майкла были тверды как камень, но ее не покидало безумное ощущение, что они оба сейчас провалятся сквозь землю.

– Я скажу тебе, где остановиться, – пробормотала она.

– Ладно, – согласился он весело и вместе с тем удивительно послушно. – Куда я тебя несу?

– В мою комнату, – ответила она, немного огорчившись, что ему понадобилось задавать этот вопрос.

Он улыбнулся.

– О'кей. Азимут, пожалуйста.

Она хихикнула:

– Строго на север, – и, взглянув ему в лицо, торопливо добавила: – Через генераторную дверь напротив и вверх по винтовой лестнице. Четвертая дверь.

Он пошел.

– Алкоголь благотворно влияет на твои навигационные способности, – сказал Майкл, боком войдя в комнату и пинком закрыв за собой дубовую дверь. Оглядевшись, он присвистнул. – Где твоя прялка? – пробормотал он.

Алексис не поняла. Она удивленно осматривалась.

Кровать была большая, старинная, с выпуклой резьбой. Каменные стены увешаны коврами и гобеленами, которые преимущественно выбирала она сама. У окна стоял нотный пюпитр. Одеяло на свежезастеленной кровати зовуще отогнуто. Воздух благоухал лавандой Комната ждала обитателей.

Майкл нежно опустил ее на кровать. Алексис обводила глазами комнату, будто видя ее в первый раз.

Она подумала: я никого еще не приводила сюда. Добродушная усмешка на лице Майкла заставила ее подозревать, что он догадался и об этом.

Ей вдруг показалось странным, что тем летом она никогда не приглашала Патрика, в которого влюбилась без ума, в свою святая святых. А этот чужак вошел сюда по ее приглашению и кажется удивительно на месте. И не просто чужак, а ловелас с мировой славой.

Она закрыла глаза.

– Я, наверное, сошла с ума. Майкл развязывал шнурки ее туфель.

– Ну хоть в этом мы с тобой похожи, – сокрушенно сказал он. – Подними левую ногу.

Майкл раздевал ее со сноровкой, которую она отнесла за счет большой практики. Но для ловеласа с мировой славой, искусного в совращениях, выглядел он чересчур холодным. Алексис открыла один глаз и осторожно посмотрела.

– Если это – совращение по-голливудски, то романтики маловато, – ляпнула она.

Майкл поднял глаза. Прочитать что-либо в этих глазах не представлялось возможным. Он коснулся ее щеки.

– Голливудский стиль требует юн там человека с микрофоном на такой длинной штанге и еще одного здесь, с камерой. Желательна и верхняя камера. Плюс гример, ассистенты режиссера, режиссер, а может быть, еще и сценарист, – сухо проинформировал он. – Можешь мне поверить, без них романтики гораздо больше.

У нее кружилась голова.

– Ты смеешься надо мной, – пожаловалась она.

– Я гораздо больше склонен посмеяться над собой. – Голос звучал откуда-то издалека. – Ты колдунья, Золушка. И я опасаюсь, что твои чары могут оказаться смертельными.

Алексис не поняла. Она упала на подушки в кружевных наволочках и сказала:

– Я чувствую себя очень странно.

– Я знаю. Смеется он или нет?

– Не оставляй меня, – попросила Алексис, охваченная внезапным страхом. Он замер. – Пожалуйста.

Она почувствовала, как прогнулась кровать, когда он сел. Ее рука пошарила по покрывалу, нашла его ладонь и крепко сжала.

– Нет, я не оставлю тебя. – Но голос звучал мрачно.

Она не могла открыть глаза.

– Обещаешь?

– Обещаю, – сказал он. – Наверное, я тоже сошел с ума. Но я обещаю. Попробуй заснуть. Пожалуйста.

Алексис тихонько вздохнула. Рука, судорожно сжимавшая его руку, чуть расслабилась.

– Помни же, ты обещал. Видишь, я слушаюсь, – пробормотала она, погружаясь в глубокий сон.

Последнее, что врезалось в ее память, была его клятва. А потом она заснула.

Утром она, конечно, все вспомнила, и смущение, испытанное в прошлый раз, померкло.

– Страсти, да и только, – сказала Алексис, садясь и прижимая ладони к пылающим щекам.

На ней было белье и шелковый халат, который Майкл, должно быть, нашел в шкафу. Кроме того, он уложил ее под простыню. Она осмотрелась, но не нашла следов того, чтобы он делил с ней постель.

Она встала и покачнулась. Язык был как наждачная бумага, и вчерашнее ощущение зыбкости не вполне прошло, но теперь оно не казалось приятным. Алексис громко застонала.

Никто не отозвался, но проникающий из-под двери запах кофе свидетельствовал, что рядом кто-то есть, и этот «кто-то» уже приготовил завтрак.

Она затянула поясок халата и осторожно спустилась по винтовой лестнице.

Если она надеялась увидеть Консуэлло или какую-нибудь из ее кузин, то ее ждало разочарование. Единственный, кто там был, – это Майкл Слейн, чересчур сосредоточенно колдующий над кофейником. Причем даже за таким невинным занятием он выглядел опасным и слегка беспутным.

Он успел порыться в гардеробе. Алексис не помнила, кому изначально принадлежала клетчатая рубашка, но грудь и плечи настоящего хозяина были гораздо уже, чем у Майкла.

Он обернулся. Взгляд был оценивающий. Но вслух он только сказал:

– Доброе утро! Алексис передернуло.

– Доброе ли? Он поднял бровь.

– После кофе и душа – будет.

Она рухнула на стул у стола, уронив голову на руки.

– Я сейчас умру.

– Это похмелье, – пояснил он без сочувствия. Она возмущенно вскинулась.

– У тебя, наверное, богатый опыт. Майкл окинул ее холодным взглядом.

– Ага. Но это не смертельно, – сообщил он. – Просто организм обезвожен. Выпей воды. – Он толкнул через стол бутылку минеральной воды.

Она отвернула крышку, поморщившись от звука выходящего газа. Майкл рассмеялся. Она налила и выпила, не обращая на него внимания.

Странно, но он был прав. Головокружение и тошнота тут же исчезли.

– Слава Богу, – сказала она с чувством.

– Яичница с ветчиной и пинта (Примерно пол-литра) черного кофе – вот что тебе сейчас нужно.

Алексис посмотрела на него с ненавистью. Он побрился и, очевидно, принял душ, потому что волосы еще были мокрыми. Свеж, бодр и готов к подвигам.

– Что мне сейчас нужно, – горько сказала она, – это вернуть обратно последние три дня. Или хотя бы последние двенадцать часов. И не прикасаться к этому вину.

Он выключил кофеварку и налил кофе в глиняные кружки.

– Мне и то показалось, что ты многовато пьешь. Две трудные ночи, и не поела как следует, – сухо констатировал он.

– С чего ты взял, что у меня были трудные ночи? Он с улыбкой напомнил:

– Я ведь делил их с тобой. Она поперхнулась.

– Будь на твоем месте кто-нибудь другой, – продолжал он, – я бы не открывал вторую бутылку. Но ты меня убедила, что умеешь пить… – И он сделал жест, перекладывающий на нее ответственность за похмелье.

Она застонала, думая, за что еще должна нести ответственность.

– Я вела себя как набитая дура, правда? Он пожал плечами.

– Не думай об этом. В основном это просто от усталости, а остальное – моя вина.

Алексис опустила глаза.

– Да брось ты. – В его голосе звучала досада. – Я понимал, на что иду, а ты – нет. Думаю, что мы довольно легко отделались.

Алексис знала, что речь идет не о действии на нее вина, а о гораздо более сильном действии его близости, из-за которой она лишилась вчера всякого здравого смысла.

Она с трудом выговорила:

– Я знаю, что плохо вела себя прошлой ночью… Он посмотрел, будто не веря ушам.

– Плохо вела себя? За кого ты меня принимаешь, Алексис? – Голос звучал хрипло. – Я хотел тебя. И ты выпила достаточно, чтобы подумать, будто тоже хочешь меня.

Она вспыхнула. Он не отводил глаз.

– Кстати, просто для интереса – почему? Ты довольно ясно дала понять, что не принадлежишь к числу моих поклонниц. Все-таки захотелось обзавестись скальпом кинозвезды?

Алексис поморщилась от его слов. Они были острее стали.

– Не знаю, – сказала она с совершенно несчастным видом. – Я никогда такого не делала. То есть я не…

Она оборвала себя на полуслове. Суровый орлиный профиль напротив не располагал к признанию в девственности. Вряд ли Майкл Слейн сочтет это достаточным оправданием чего бы то ни было.

– Я не распутница, – неуклюже закончила она.

– А я, стало быть, распутник? И можно проводить надо мной эксперименты вроде вчерашнего?

– Нет. —Алексис была в ужасе. – Я не это имела в виду. Я вовсе так не думала.

– Вчера ночью, – согласился он, – ты вообще не думала.

Она закрыла глаза.

– Мне очень жаль, – выдавила она из себя.

– Не сомневаюсь. Вчера я тебя пожалел – не забывай об этом, – произнес он с мягкостью, которая показалась ей опаснее крика.

Она поморщилась.

– Но если ты еще раз дашь мне такой шанс, – продолжал он, – предупреждаю честно: я им воспользуюсь. Так что берегись, Золушка.

Еще раз?Алексис вспомнила ощущение его гладкой теплой груди под пальцами и ослепла. Когда зрение вернулось, он говорил о багаже.

– … не знаю, куда.

Она сглотнула и отпила живительного кофе.

– Большую часть надо перенести в музыкальную комнату. Это над главным залом. Между башнями, – объяснила она. – Я оденусь и покажу.

Она надела самые потрепанные джинсы и застиранную рубашку. А то подумает еще, что она хочет выглядеть соблазнительно. Пока они перетаскивали книги и рукописи в музыкальную комнату, Алексис старательно сохраняла дистанцию.

Поймав его понимающий взгляд, она догадалась, что он заметил это. Но сказано ничего не было.

Музыкальная комната была длинным, высоким и совершенно пустым помещением с полированным деревянным полом и розовыми шторами на высоких, от пола до потолка, окнах по обе стороны.

– Чувствуешь себя как в мыльном пузыре, – сказал Майкл. – Свет со всех сторон и голос будто не свой.

– Это специально, – пояснила Алексис, радуясь нейтральной теме. Она все еще не могла встретиться с ним взглядом. – Для хорошей акустики. Потому и голоса звучат странно. Кроме поющих, разумеется.

Он закинул голову и сильным баритоном спел пару строк из «Тела Джона Брауна». Голос заполнил всю комнату.

– Ты права, – удивился он. – Как это выходит?

– Насколько я понимаю, дело в резонансе натуральных материалов и размерах, – принужденно сказала она.

Майкл, очевидно, без труда выбросил из памяти прошлую ночь.

– И что же твой отчим здесь делает? Поет? Алексис сосредоточилась.

– Нет. Это для сольных концертов. Певцов. Струнных квартетов. Понимаешь?

Майкл покачал головой.

– Вряд ли, – сухо бросил он. Попрыгал. – Но пол отличный. Даже пружинит. Идеально для танцев. – Он осмотрелся. – Он устраивает вечера, твой отчим?

Алексис подумала о музыкальных собраниях Фреда.

– Да, но не те, что ты имеешь в виду. – Она посмотрела, как Майкл изучает освещение. – А ты их любишь, да? – спросила она с неосознанной грустью.

Он глянул, прищурившись.

– Люблю? Это часть работы. – Задумался на минуту, а потом скорчил рожу. – Черт возьми, приемы, вечера, коктейли – это само по себе целая профессия.

Он сел на стул у пианино и опустил руки между коленей.

– Я был нищим мальчишкой, Алексис, – сказал он лишенным эмоций голосом, – у меня не было семьи, владеющей замками, не было славы в хромосомах. Я хотел сниматься в кино. Делал, что полагалось. У меня был талант, и я вкалывал как лошадь. Да, и ходил на приемы. Так было нужно. Я не стыжусь этого.

Она сидела не шевелясь. Казалось, Майкл забыл о ее присутствии.

– Я выполнял трюки. Водил машины. Я не боялся ничего. Если мне платили, я делал. – Он хрипло рассмеялся. – В конце концов это окупилось. Я прорвался. Мне повезло. Другие делают то же самое, но не прорываются. Сейчас я подписываю контракты по своему усмотрению.

Он говорил твердо и самоуверенно, но Алексис показалось, что за холодной уверенностью кроется что-то еще.

– Но?… – тихо подсказала она. Майкл бросил недовольный взгляд.

– Хочешь знать все до конца? Тебе это может не понравиться, Золушка.

Он встал, сунул руки в карманы и подошел к окну.

– Известность, – медленно сказал он, глядя в окно. – Сначала тебя это не касается. Сначала это смешно. И приятно. Это ведь не ты. Друзья это понимают. Но потом все меняется. Ты не можешь пойти в ресторан, чтобы там не появился какой-нибудь парень с фотоаппаратом. Друзьям от этого становится не по себе. Очень скоро перестаешь видеться с кем-либо, кроме кинозвезд. Начинаешь забывать, какой ты на самом деле… или был на самом* деле.

Он повернулся.

– Ты спрашиваешь, крутил ли я с Роузи Харви. Газеты писали, что крутил. Я перестал отрицать их домыслы.

Почему– то ей больно было это слышать. Алексис поторопилась напомнить себе, что у нее иммунитет, что Майкл Слейн для нее не опасен. После Патрика у нее иммунитет. Может быть, это лучшее, что ей осталось от Патрика, горько подумала она.

Она резко спросила:

– Вот как ты стал ее партнером? Его брови взлетели.

– Ты не шутишь? Нет, моя сладкая, это одно из тех самых везений, о которых я тебе говорил. – Он ухмыльнулся. – Студия была в безвыходном положении. Съемки приостановились на три дня, а Роузи подралась с парнем, место которого я занял.

– Подралась?

– В прямом смысле слова, – холодно подтвердил Майкл. – Тарелки летели из окон. Ножи в подушках. Ей потом неделю синяки пудрили.

– Он ее бил? – выдохнула Алексис. Она бессознательно прижала запястье к груди.

Майкл прищурил глаза и, пожав плечами, сказал сухо:

– Сущие пустяки по сравнению с тем, как был отделан он. Швы накладывали. Его агент подал в суд. После этого о совместной работе не могло быть и речи.

Алексис передернуло от отвращения.

– Из-за чего они поссорились?

– Из-за размера имен на плакате.

Она с подозрением уставилась на него. Он саркастически улыбнулся.

– Когда делаешь карьеру, это многое решает, – пояснил он. – В свое время я бывал очень кровожаден, когда речь заходила о рекламных плакатах. Но в том случае я был еще неизвестен и не участвовал в гонке.

– Потому и?… – Она осеклась, но поздно.

– Ты быстро учишься, – сказал он. – Потому Роузи и выбрала меня.

Алексис вспомнила серию романтических триллеров с Розмари Харви и Майклом Слейном. Тот привлек по меньшей мере такое же внимание прессы, как партнерша. Актриса была красива и талантлива, но не ее талант был причиной аншлагов. Причина была в Майкле Слейне, в той атмосфере скрытой угрозы, которую он источал.

Она искренне поинтересовалась:

– Роузи не жалела о выборе? Он прищурился.

– Ты проницательнее, чем кажешься. Конечно, она жалела об этом по двадцать раз за фильм. Но мы хорошо работали вместе. В некотором смысле слишком хорошо. Роузи и я… – Он остановился.

Алексис очень удивилась, обнаружив, что не хочет слышать о том, чем занимался Майкл Слейн со своей длинноногой партнершей. Ей-то что? Он ворвался в ее мир из своего, но скоро вернется обратно. И чем скорее, тем лучше.

Она подошла к полкам с компакт-дисками и начала листать каталог, не видя названий.

– Тебе, наверное, пора возвращаться. В это время года легко заказать билет на самолет. – Она удивилась, услышав холод в собственном голосе. – У Фреда есть договоренность с такси в деревне. Тебя довезут до аэропорта.

– Если ты думаешь, что я спешу вернуться к Роузи Харви, забудь об этом, – хрипло сказал он.

Алексис ответила, не оборачиваясь:

– Меня не касается, к кому ты спешишь вернуться. – Это прозвучало довольно желчно. – Мне на все наплевать.

За ее спиной что-то быстро переместилось. Она обернулась, но он уже был рядом и нависал угрожающе.

– Кому все равно, тот не спрашивает. Алексис яростно выпалила:

– Я не… Я…

– И тот, кому все равно, – безжалостно продолжал он, – не пытается отказаться от помощи, когда она на самом деле нужна.

Алексис было невероятно стыдно своего визга. И от этого ее отношение к Майклу Слейну не улучшилось. Никогда прежде она не вела себя дурно, никогда не теряла контроль над собой, никогда и ни на кого не кричала. Даже когда Патрик положил ей руку на плечо и…

Алексис быстро отбросила это воспоминание, как делала уже много раз за последние недели. Ей стало страшно оттого, что на этот раз оно чуть не вырвалось на поверхность. Причем она даже не была в одиночестве. Она почувствовала, что бледнеет. Схватилась за запястье.

Майкл все видел. В карих глазах вспыхнула огоньком догадка. Она напряглась.

Он небрежно поинтересовался:

– А как ты сломала запястье?

Она замерла, оледенев. Потом ее начало трясти. Он все видел, и она знала это.

– Я упала, – прошептала она.

– Как? – Вопрос прозвучал так спокойно, будто ему не особенно и интересно, но она не обманывалась.

– Шла, задумавшись, – торопливо проговорила она, – и… и поскользнулась в репетиционном классе в колледже. Там паркетный пол, и…

– А кто там был с тобой?

– … его натерли больше, чем обычно. – Его вопрос прервал этот лепет. – Что?

– Кто был с тобой? – спокойно повторил он. Как, думала Алексис, как она выдала себя? Никто не задавал ей этого вопроса. Ни сестра в колледже, отправлявшая ее в больницу, ни декан, которому она лично рассказывала о происшествии. Ни Фред. Так почему же Майкл Слейн смотрит на нее и не верит в несчастный случай? И это уже не в первый раз, вдруг поняла она. Она закрыла глаза.

– Кто?

Он шел к ней. Словно желая остановить его, она торопливо выговорила:

– Мой преподаватель композиции.

– Кто он? – прозвучал неуклонный вопрос.

Алексис облизнула губы. Она чувствовала себя свидетельствующей на суде. Если не обвиняемой. Она попыталась взглядом остановить его, но карие глаза победили.

– Доктор Монтегю, – пробормотала она. – Это имя ничего тебе не скажет. Он… он только начинает. У него был всего один, нет, два выпуска.

– И этот парень с парой выпусков учит тебя? – скептически сказал Майкл. – Я могу ничего не понимать в музыке, но, как устроен мир, я знаю. Твой отчим большая шишка в классической музыке, а тебя учит никто? Что из этого следует?

Алексис поморщилась. Будто она говорит с Фредом.

«Патрик Монтегю? – сказал отчим. – По композиции?Ты шутишь!»

Она ответила сердито:

– Он не никто. Он очень талантливый. Я выбрала его. Мне очень повезло, что он учит меня.

Чертовски проницательные карие глаза изучали ее лицо. Несомненно, Майкл отметил, что настроена она воинственно. Но какой он сделал из этого вывод? Так или иначе, у нее было неприятное ощущение, что он услышал гораздо больше, чем она. хотела сказать. И уж конечно, гораздо больше, чем знал любой другой, за исключением самого Патрика.

Майкл спросил почти безразлично:

– А что ты делала на этом уроке? Сидела за партой и отвечала «да» или «нет»? Или направлялась к доске?

Алексис чуть расслабилась.

– Нет. Иногда мы сидим за столом, но обычно за роялем. Нас ведь всего двое… – Она осеклась. Слишком поздно.

– Всего двое? За роялем? – Он чуть-чуть иронизировал. – Насколько я понимаю, ты играешь не стоя на голове. Значит, упала не за роялем. Где же ты упала, Алексис? И где был доктор Монтегю, когда это случилось?

Ее глаза расширились. Она смотрела на Майкла. Она видела себя в высоком зеркале, маленькую, в потрепанных джинсах и бледную-бледную. Алексис била крупная дрожь.

Она вцепилась в свои локти, будто пытаясь таким образом взять себя в руки, но было поздно. Уже нельзя было спастись от нахлынувшего ощущения предательства и запоздалого страха.

Как ни странно, ей не хотелось показывать Патрику свою новую работу. Прошло несколько месяцев учебного года, когда она решила, что хочет брать уроки композиции. Она сама выбрала курс, сама выбрала Патрика и все-таки почему-то не хотела показывать ему концерт. Уговаривала себя, что это обычный мандраж новичка. Наконец однажды заставила себя принести рукопись…

Его реакция была хуже самых мрачных ее ожиданий.

«Безнадежная дура, девчонка! – Он прямо-таки трясся от ярости. – Принцесса нашлась. Если бы не слава матери да и не влияние отчима, никто бы и не говорил о тебе всерьез. Талант у тебя мизерный. И нечего тебе рваться в гении». А потом, будто мало ему показалось жестокой брани, он влепил ей злобную пощечину.

Никогда в жизни никто не ударил Алексис. Она даже не успела понять, что происходит. Превратись соседний пюпитр в кобру и плюнь ей в лицо своим ядом, она была бы потрясена куда меньше. Неуклюже отпрянув, она упала всей тяжестью на подвернувшуюся левую руку.

Патрик тут же раскаялся, но это уже не имело значения.

Сейчас все переживания той сцены отразились на ее лице. И она видела их отражение на лице Майкла.

Он тихо спросил:

– Он ударил тебя, да?

– Как ты?… – Это было равноценно признанию. Наступила такая тишина, что Алексис казалось, будто она слышит, как задевают ее лицо пляшущие в лучах солнца пылинки. Он весь налился злой, враждебной силой. Алексис отступила на шаг, коснувшись спиной штор. Он заметил отступление, но не двинулся с места.

Взамен он ответил на вопрос, который она не решилась договорить до конца.

– Когда я рассказывал о Джеке и Роузи, у тебя был несчастный вид. И было что-то странное в том, как ты старалась не обращать внимания на свое сломанное запястье. Я с самого начала обратил на это внимание, – сказал он странно прерывающимся голосом. – Но думаю, что по-настоящему все понял только сейчас. Когда ты назвала его имя. У тебя глаза изменились.

Алексис боялась заплакать.

– Почему же, кроме тебя, никто не замечал, что они меняются?

Его лицо застыло.

– Ты хочешь сказать, что не говорила об этом никому? – Похоже, он не мог поверить в такое. Ответ он прочитал на ее лице. – Черт тебя побери! – выругался он.

И тогда она заплакала.