Текст книги "Цена Любви (СИ)"
Автор книги: Снежана Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Цена Любви
Снежана Черная
Цикл: Одержимые
Глава 1.
– Любишь меня? Ну скажи, что любишь…
Я пыталась отвернуться, отстраниться от его настойчивых, ненасытных губ, но он не обращал на это никакого внимания, жаля неистовыми поцелуями моё лицо и шею.
– Да соври ты, дура! – взревел он, встряхнув так, что мои зубы клацнули.
Затем схватил за волосы, заставляя меня зашипеть от боли. Как кошка, я выпустила когти, вцепившись в его запястье, чтобы хоть как-то себе помочь.
– Перестань! – вырываясь, я снова безуспешно попыталась отстраниться. – Мне больно!
– Больно? – прошипел он мне в лицо. – Что ты можешь знать о боли?! Больно – это любить такую холодную, бездушную суку, как ты!
Щёлкнула пряжка ремня. Навалившись сверху, он вошёл одним резким движением. Его полный наслаждения стон смешался с моим болезненным всхлипом.
– Ненавижу тебя, – прорычал он и добавил практически шёпотом: – И вместе с тем до безумия люблю…
– Да что же это за любовь такая?! – вскрикнула я, когда он медленно вышел, чтобы жёстко ударить вновь.
Это не любовь! Это даже не секс! Это насилие в чистом виде! Разве когда любят, причиняют заведомо боль?!
Следующий болезненный толчок заставил меня забиться с новой силой. Перехватив мои запястья одной рукой, он завел их за голову, а второй прикоснулся к моим губам, очерчивая их контур.
– Это цена любви, детка.
# # #
День в частной клинике прошёл незаметно. Время вне дома всегда пролетало слишком быстро, но сегодня это был чуть ли не рекорд. Тяжко вздохнув, я неспешно переоделась в своё коралловое платье и балетки в тон, махнула рукой на прощание девочкам на ресепшене и поплелась к лифту.
Я уже нажала кнопку, когда из моей сумочки послышался рингтон входящего звонка.
– Да, Костя, – приняла я вызов.
– Владислава Николаевна, меня вызывает к себе ваш муж, и я не успею забрать Женю из детского сада.
Что за чушь?! Я машинально оглянулась на настенные часы в приёмной.
– Костя, вы должны её забрать! Сейчас без четверти четыре, я просто не успею к закрытию!
– Я думаю, вам нужно решить этот вопрос с вашим мужем и моим непосредственным начальником. А в сад я уже звонил и предупредил об поздании, – сообщил водитель.
Чертыхнувшись, я сбросила вызов и, плюнув на лифт, побежала вниз по ступенькам. Мобильный Влада сообщал, что абонент временно недоступен, а в подземной парковке я и вовсе потеряла связь. К детскому саду я мчалась, как угорелая, нарушая все мыслимые и немыслимые правила – как меня не тормознули гаишники оставалось загадкой.
Массивная дверь садика оказалось запертой. Оно и неудивительно, ведь на часах уже 16:25. Я бестолково металась под окнами, набирая то мужа, то Костю, пока мобильный не разразился входящим звонком. Он оглушительно громко ударил по моим нервам, и от неожиданности я выронила телефон из рук. При этом на трещину, украсившую дисплей, впрочем, как и на незнакомый номер,я даже не обратила внимания.
– Алло, – произнесла я, чуть не плача.
– Владислава Николаевна? – вкрадчиво поинтересовался незнакомый мужской голос.
– Да, – ответила я с надеждой и одновременно с неким подозрением.
– За вашей спиной находится парковка, обойдите её и заверните за угол. Ваша дочь ждёт вас там.
Сказав это, невидимый собеседник тут же отключился, а я бросилась со всех ног в указанном направлении.
Читая книги или просматривая фильмы, я никогда не понимала, зачем герои слепо идут навстречу опасной, а иногда даже безвыходной ситуации. Понятно же, что там либо маньяк, либо какой-то ужастик. Но нет, всё равно идут, и только теперь стало понятно почему – в тот момент я вообще ни о чём, кроме Женьки, не думала и, завернув за угол, с разбега налетела на мужчину в чёрной футболке и защитных очках. Он, кажется, слегка растерялся от такой прыти, но тут же взял меня под руку и повёл к припаркованному рядом внедорожнику. А я даже не сопротивлялась и рвалась туда чуть ли не впереди его самого. Всё потому, что через приоткрытую дверцу увидела Женьку, она восседала на заднем сиденье и увлечённо крутила в руках какую-то куклу. Мужчина же аккуратно подтолкнул меня в спину, сел рядом, и машина тронулась.
– Смотри, мама. Это Луна – королева Солярии. Правда, она классная?
Подхватив дочь, я пересадила её к себе на колени и осторожно огляделась. В салоне, кроме нас с Женькой, было четверо мужчин! Двое сидели по обе стороны сзади, а ещё двое спереди. О чём-то тихо между собой переговариваясь, ни те, ни другие не обращали на нас никакого внимания.
– Вы мне объясните, наконец, в чём дело? – решилась я подать голос, предварительно прочистив горло.
Седовласый мужчина на переднем сиденье обернулся, пронзив меня жёстким взглядом. Впрочем, его лицо тут же озарилось неестественно натянутой улыбкой.
– Владислава Николаевна, – обратился он ко мне, и я тут же узнала его голос: именно с ним я беседовала по телефону, – мы друзья вашего мужа. К сожалению, у нас возникли некоторые трудности, и пока мы их не решим, вы с дочерью погостите у нас. Ведите себя адекватно, и всё будет хорошо.
– Дайте мне позвонить мужу, и он решит все ваши… трудности, – выдавила я из себя, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие.
– Если это будет необходимо, мы сами вас об этом попросим, не беспокойтесь. А пока повторюсь: ведите себя хорошо и ничего плохого не случится ни с вами, ни с вашей дочерью. Я понятно изъясняюсь?
Да уж, понятней некуда! Мы с Женькой в беде! К гадалке не ходи: или выкуп потребуют, или будут давить на мужа, чтобы отстоять свои интересы в бизнесе.
Чёрт возьми, Влад! Куда ты нас втянул?!
– Не переживайте, я вас услышала, – отозвалась я глухо.
Немного помедлив, я всё-таки решила задать ещё один вопрос:
– И сколько времени это займёт?
Седовласый снова обернулся, и на этот раз на его лице проскользнуло явное раздражение.
– А это, дорогая моя Владислава Николаевна, целиком зависит только от вашего мужа.
Только сейчас мне пришла в голову ужасная мысль, которая почему-то не появлялась раньше. Они не прячут своих лиц! Каков бы ни был мой муж, одно я знала точно: за такое он горло перегрызёт любому! Если не сам, то наймёт исполнителей. Значит… они или этого не боятся, или вовсе не собираются нас отпускать! Боже!
Эта мысль пронзила, словно стрела, рассыпаясь и заползая под кожу диким страхом. Ведь Женька всего лишь неразумный ребёнок. Что с нее взять?
– Мама, ты плачешь? – прошептала Женька, повернув ко мне свою мордашку.
Я растерянно поднесла ладонь к лицу, и пальцы тут же почувствовали влагу.
– Нет, милая, в глаз что-то попало, – отозвалась одними губами.
Между тем машина плавно остановилась возле обочины, и седовласый вновь повернулся ко мне. Я же крутила головой по сторонам, не понимая, что происходит. Задняя дверца распахнулась, и мужчина в тёмных очках вышел и потянулся за моей дочерью. Я инстинктивно прижала её к себе.
– Владислава Николаевна, не усугубляйте своё положение, отдайте ребёнка!
Что?!
– Не нужно, я сама её понесу… Пожалуйста!
Я хотела выбраться наружу вместе с Женькой на руках, и у меня бы это безусловно получилось, если бы мужчина в тёмных очках не пригвоздил меня назад к сиденью. Мои пальцы разомкнулись лишь на секунду, и он вырвал её прямо у меня из рук!
– Нет! Что вы делаете?! Я сама! – закричала я, отчаянно хватаясь руками за воздух и сбивая с лица этого типа дурацкие очки.
Мне даже удалось наполовину выбраться из джипа, когда его рука схватила меня за горло.
– Ребёнка не пугай, – прошипел он.
А я застыла от ужаса, глядя в эти жёсткие чёрные глаза и на старые шрамы на его лице.
– Мама?
Рука мужчины отпустила моё горло, как раз в тот момент, когда Женька обернулась.
– Всё хорошо, милая, – прошептала я, видя, как её личико кривится и вот-вот у неё потекут слёзы.
Дверца тут же захлопнулась, раздался щелчок блокировки дверей, и джип тронулся с места. Я прильнула к тонированному стеклу, успев лишь заметить, как мою дочь посадили в иномарку, стоящую неподалёку. То, что случилось позже, вспоминалось с трудом. Я просто обезумела.
В память врезались слова седовласого мужчины: «Паша, успокой её». Я била кулаками в запертую дверь, попутно отбиваясь от некого Паши, и, кажется, вцепилась в волосы водителю.
На этом воспоминания обрываются. Наверное, Паша меня всё-таки «успокоил».
# # #
Очнулась я в полном одиночестве на чём-то твёрдом. Зверски болела голова, тошнота подступала к горлу, во рту пересохло, а в глаза будто песка насыпали.
Что я? Кто я? Где я?
Прикоснувшись ко лбу дрожащей ладонью, я услышала, как рядом что-то звякнуло. С трудом разлепила веки – на запястье красовался металлический браслет, к которому крепилась цепь… Взглянув на неё как на что-то естественное и само собой разумеющееся, я вновь проваливаюсь в темноту…
…Опять полумрак. Дверь или открыта, или её вообще нет. Стоило больших усилий, чтобы приподнять голову и окинуть затуманенным взглядом аскетичную обстановку комнаты, в которой я находилась. При этом кровать с панцерной сеткой тут же заскрипела. Почему-то в этот момент вспомнилось, что у меня в детстве была такая, и пружины скрипели точно так же. И тут это случилось! Я вспомнила всё! Осознание произошедшего выбило воздух из лёгких, а сердце сделало кульбит и сжалось в тисках леденящего ужаса.
– Женя, – вырвался из груди слабый хрип.
Гудящая голова безвольно упала назад на подушку, вызвав новую волну тошноты. Я прикрыла глаза, чтобы хоть немного унять пульсирующую боль в висках, и начала падать в спасительную темноту, где нет ни боли,ни страха, ни отчаяния…
– Я знаю, что ты не спишь.
Смутно знакомый мужской голос с лёгким акцентом вернул из спасительного небытия. Сколько прошло времени? Пять минут, час, день, неделя?.. И почему мне так паршиво?
Разлепив веки, я повернула голову на этот голос – в дверном проёме кто-то подпирал плечом косяк. Как я ни пыталась сфокусировать взгляд, видела только размытый в полумраке силуэт. Мужчина сказал что-то ещё, но я, хоть убей, не могла понять ни слова. Гул в голове нарастал – слышу голос, а смысл сказанного ускользает. Пока я щурилась, пытаясь сфокусировать хотя бы зрение, он подошёл вплотную, присел передо мной и пощёлкал пальцами перед глазами. Его лицо было совсем рядом, но казалось мне безликим светлым пятном в полумраке. Гул в голове становился всё громче, потом картинка начала меркнуть и я снова провалилась в темноту.
Когда же я вновь очнулась, из-за незанавешенного окна уже струился яркий солнечный свет, от которого слезились глаза. Я инстинктивно прикрыла их ладонью, и цепь на моём запястье снова звякнула, напоминая о своём наличии. А вместе с ней пришло и осознание, кто я и что произошло: со мной, с Женькой! Слезинка скатилась по виску, за ней вторая. А следом слёзы покатились градом, но желанного облегчения всё не наступало. Дикое, разрывающее всё внутри отчаяние просило выхода, но в то же время, скопившись глубоко в груди, не желало выходить наружу.
Не знаю, как долго я горела в этом аду, задыхаясь от слёз и бессилия. Лишь доносящийся с улицы лай собаки вывел меня из ступора.
– Проснулась?
Опять откуда-то сбоку донёсся тот же мужской голос, а у меня не было ни сил, ни желания даже пошевелиться. Голова всё ещё болела, и очень хотелось пить, но и на это было наплевать! Тело как будто и не моё вовсе, должно быть, затекло от долгого лежания.
– Только давай без истерик и всяких ваших женских штучек. Вставай. Пора завтракать.
Отняв ладонь от лица, я посмотрела на говорившего. Яркая вспышка свежего воспоминания окатила меня холодом с ног до головы. Узнала я его сразу – лицо больно запоминающееся, кирпича просит. Тот тип со шрамами в тёмных очках. Это он вырвал Женьку из моих рук!
– Где она? – прохрипела я, глядя на него снизу вверх.
– Где надо. Вставай и не беси меня.
– Куда ты дел мою дочь, сволочь? – не унималась я.
Мне было всё равно, что там этот тип плёл. Единственное, что меня интересовало, это когда я снова увижу Женьку!
Он вздохнул, окинул меня скептическим взглядом и одним рывком поднял с кровати. Молча выволок из комнаты в другую, не менее убогую, и бросил, как тряпичную куклу, на стул.
– Ешь, – прозвучал безапелляционный приказ над моей головой.
Я затравленно осмотрелась. На столе передо мной стояла тарелка с непонятным содержимым. На вид каша, но пахнет мясным бульоном. С минуту я сидела и смотрела на неё.
Абсурд какой-то! Этот тип стоит над душой и, как цербер, зорко следит за тем, как я буду есть. В то время, как Женька неизвестно где! Одна!
Даже не знаю, что на меня нашло в следующий момент. Вся эта ситуация была настолько абсурдной, что я просто разозлилась.
– Да пошёл ты! Сам ешь! – выпалила я, резко отталкивая от себя тарелку с малоаппетитным месивом.
Тарелка, подпрыгнув, слетела со стола и каким-то чудом очутилась у него в руке, даже не расплескав своего содержимого. И прежде, чем я успела подивиться скорости его реакции, оглушительная оплеуха заставила покачнуться, отдавая в ушах звоном сотни колокольчиков.
А в следующий миг моя голова, под напором неведомой силы запрокинулась, его пальцы надавили на скулы,отчего рот непроизвольно открылся, и скользкая овсянка потекла прямо в горло. Мне же ничего не оставалось, как просто глотать. Так и есть, на мясном бульоне. С детства ненавижу овсянку. Уже только при одном виде её мерзкой слизи у меня начинались рвотные позывы. Поэтому сейчас меня практически сразу вывернуло, причём каша буквально выстрелила из горла, забрызгав всё вокруг.
– Сука! Языком вылизывать будешь!
Меня ткнули носом в стол, потом ещё раз. Кровь смешалась со скользкими брызгами каши, и меня снова начало выворачивать. Только вся штука в том, что больше было нечем: тело выгибалось в рвотных судорогах, а ничего не происходило.
– Блять, за что мне всё это… – простонал мужчина.
Кажется, он очень переживал по поводу не оценнённого мною кулинарного шедевра. От этой мысли я разразилась заливистым смехом. Я тряслась, задыхаясь в неконтролируемом припадке, и никак не могла остановиться. Наверное, я сошла с ума. Но разве сумасшедшие не живут далеко от реальности, пребывая в счастливом неведении? Почему же вместо того, чтобы отрешённо парить в зефирных облаках, я до мельчайших подробностей помню, как мою дочь вырывают у меня из рук и увозят в неизвестном направлении?! Почему терзает изнутри предчувствие, что я её больше никогда не увижу? А этот тип стоит и пичкает меня кашей!
Сквозь туман смутно осознаю, что меня поднимают со стула и куда-то тащат волоком, пока я задыхаюсь от смеха. А следом льётся холодная вода, которую я жадно глотаю, в то время как по щекам катятся обжигающие слёзы…
# # #
Он приходил ещё несколько раз и что-то говорил, но я не реагировала. Лежала, отвернувшись к стене, и хотела только одного – чтобы эта тупая боль, раздирающая меня на части, наконец прекратилась. Время от времени я впадала в какое-то беспамятство – картинки и образы из моей жизни сменяли друг друга. Почти на всех на них была Женька, но заканчивалось всё всегда одинаково – её забирают, вырывая из моих рук, а дальше темнота.
Иногда накатывала апатия. Я погружалась в вакуум, а когда приходила в себя, не знала, сколько времени прошло. В комнате было то светло, то темно, день сменялся ночью, а ночь днём.
На прикроватной тумбочке иногда что-то звенело, а мой нос улавливал запах еды. Зачем мне есть? Чтобы продлевать агонию? Слава богу, этот псих с изуродованным лицом меня больше не кормил насильно. Один раз мой желудок уже высказал всё, что о нём думает, по видимому, этого хватило.
Уже не впервые я слышала, как на улице лает собака. Снова погрузившись в свои мысли, я, как всегда, не обратила внимания, что в комнате уже не одна. Одеяло было резко сорвано, а меня саму схватили и, стянув с кровати, прижали спиной к мужской груди. В недоумении я уставилась на незнакомого типа прямо перед собой. По сравнению с ним первый псих со шрамом просто красавчик! В целом, ничего примечательного во втором типе не было. Кроме одного. Нет, кроме двух вещей. У него была самая жуткая морда, которую я когда-либо видела. И в руках он держал топор! Я дёрнулась, и Красавчик, а это был именно он, прижал меня к себе ещё сильнее.
– Кто первый? – спросил он.
– Давай ты. Я пока придержу. А будет дёргаться, отрубим нахрен конечности. Так даже интересней, —оскалился тот, что с топором. – Ты уже когда-то ебал бабу без ног?
– Нет, – как ни в чём ни бывало отозвался Красавчик. – Но одной отрубил руку. Кровищи – море! Так что, я не настолько гурман, как ты. Давай лучше сначала так.
Всё происходящее казалось настолько абсурдным, что просто не могло быть правдой! Они увлечённо переговаривались между собой о каких-то диких вещах, даже не замечая при этом меня.
– Ладно, – первый с сожалением опустил топор на пол и оскалился, – но потом мой черёд. Порублю на части и трахну каждый кусочек.
Если сначала я только ошалело крутила головой, то сейчас во мне, как будто произошёл ядерный взрыв. Со смертью я уже кое-как смирилась, но насилия со стороны этих уродов я просто не выдержу!
Я в ужасе забилась в чужих руках. Попыталась кричать, но голос, толи от ужаса, толи од долгого бездействия превратился в хрип. Лягаясь и размахивая руками, я крутилась ужом в крепкой мужской хватке. Наконец Красавчик толкнул меня к товарищу. Тот, перехватив по-удобнее, развернул к себе спиной и я смогла во всей красе рассмотреть уже знакомого мне психа со шрамами. Он стоял в одних джинсах и прескверно ухмылялся. Расстегнув ремень, он потянул их вниз вместе с трусами. Хотя, не берусь судить, была ли под джинсами эта часть его одеяния.
Освободившись от одежды, Красавчик рванул на моей груди рубаху, которую сам же бросил мне в лицо, после инцидента с кашей. Те несколько пуговиц, на которые она была застёгнута, разлетелись в разные стороны.
Я вырывалась и хрипела, как раненый зверь, когда у меня вдруг прорезался голос. Позже, размышляя над этим, я поняла, что звук собственного голоса, скорее всего, и стал катализатором. Потому как, услышав свой крик, я словно вынырнула из глубины, где до этого под толщей воды слышала лишь непонятный гул и видела размытые силуэты. Сейчас зрение и слух обострились до предела. Я резко выбросила обе ноги вперёд, но удар получился слабоват. Зато, изловчившись, я сомкнула зубы на сгибе локтя второго, который держал меня за шею. Мгновение – и хватка ослабла, этого оказалось достаточно. Лягнув его по ноге, я упала на пол, больно ударившись коленями. Топор сам попался мне под руку. Ещё стоя на коленях, я принялась им размахивать, из-за чего обоим пришлось отскочить на безопасное расстояние. Я же поднялась на ноги и двинулась в их сторону, махая топором, как умалишённая, и вытесняя этих двух к выходу. Топор был тяжёлым, и меня слегка заносило. А когда до отупевшего от ужаса сознания наконец дошла вся суть происходящего, я остановилась и, тяжело дыша, уставилась на две неподвижные фигуры. Они улыбались! Сука, эти два ублюдка смотрели на меня и улыбались!
Красавчик хмыкнул и сделал шаг в мою сторону. Я тут же замахнулась. Но всего одно его движение – и я опять на коленях, пытаясь научиться дышать.
– Ну что, оклемалась? – присел он передо мной. – Ничто не заставляет так держаться за жизнь, как борьба за эту самую жизнь, правда?
Подхватив с пола топор и джинсы, он направился к выходу, увлекая за собой и своего дружка:
– Расслабься. Пошутили мы.
Несколько минут я сидела на коленях, упёршись лбом в деревянный пол и стараясь отдышаться или, скорее, надышаться. Воздух входил в лёгкие только малыми порциями. Сейчас я в полной мере осознала, что если они свои планы действительно хотели бы воплотить в жизнь, то вырубили бы меня моментально. Они поиграли со мной, как коты с мышью. Извращенцы! Поднявшись на ноги, я осмотрелась. Шкаф, тумбочку и кровать я как будто видела сейчас впервые, а больше в этой комнате ничего и не было. В кровать ложиться не хотелось. Физически не выдержала бы спокойно лежать. Кровь бурлила и кипела. Злость просила выхода. Она затмила страх и притупила все остальные инстинкты. Запахнув рубаху и застегнув уцелевшие пуговицы, я направилась на выход, гремя цепью.
Здесь было пусто. Ни души. Оба как сквозь землю провалились! Бегло осмотревшись и стараясь не производить лишнего шума, я открыла первую дверь – ванная. Напротив неё входная, а до дальней двери длины моей цепи не хватило. Интересно, что там? Впрочем, размышлять об этом было недосуг: на улице послышались лай собаки и голос Красавчика, чёрт бы его побрал! Пулей метнувшись в некое подобие кухни, я схватила со стенки сковородку и бросилась назад к входной двери, отметив про себя, что открывалась она вовнутрь. Отлично!
Взяв сковородку на изготовку, я прижалась к стене. Проклятая собака лаяла, как заводная, лишая возможности определить на слух приближение врага. Наконец, дверная ручка дрогнув, начала неспешна поворачиваться – слишком медленно для моих расшатанных нервов. Казалось, даже сердечный ритм замедлился.
«Ну давай же»! – мысленно подгоняла я гостя.
Снаружи что-то стукнуло, будто кто-то поставил на пол жестяное ведро, а следом дверь начала медленно открываться.
А затем случилось нечто невообразимое! В образовавшуюся щель вдруг влетело что-то большое и круглое, и я по инерции дёрнулась вперёд. Ведро с грохотом покатилось по полу а дверь резко распахнулась, зажав меня в тиски!
– Пусти! Больно! – закричала я, поджимая счёсанные пальцы на ногах.
Сковородка полетела на пол, а я ладонями пыталась хоть немного отодвинуть проклятую дверь. Да легче скалу отодвинуть! Как я не старалась двигаться бесшумно, этот псих должно быть услышал позвякивание дурацкой цепи!
– Да отпусти же! Тварь! Садист! Чтоб ты сдох, сволочь! – заскулила я, уже не сдерживая слёз.
Наконец, тиски ослабли. Красавчик захлопнул дверь и подошёл вплотную, зажав между собой и стенкой.
«Слишком близко», – поняла я, с досадой смотря на его спокойную морду.
– Боль – это хорошо, – прокомментировал он мои слёзы. – Если есть боль, значит, ты ещё жива.
С этими словами он отстранился и направился в кухню. Ну как, в кухню. Сразу за входной дверью находилось просторное помещение, служившее как прихожей, так и гостиной, и кухней. В одной его части был кухонный угол, а чуть поодаль – обеденный стол.
– Тоже мне философ! – прошипела я, направившись за ним следом, похрамывая и звеня цепью.
Пока он, голый по пояс, рылся в холодильнике, я смотрела на его широкую спину, могучую шею и короткостриженый затылок, лихорадочно соображая, как мне вырубить эту тушу. Слава Богу, хоть штаны натянул, эксгибиционист хренов!
Эмоции и подскочивший адреналин били наотмашь, и я не умела настолько владеть собой, чтобы этого не показывать. В попытке хоть немного успокоиться, я застыла у прямоугольного стола и нервной хваткой вцепилась в столешницу.
– Есть будешь? – поинтересовался Красавчик, не отрываясь от осмотра холодильника.
– Буду, – буркнула я.
При упоминании о еде мой желудок предательски заурчал, напоминая и мне о том, что уже давно работает вхолостую.
– Сковородку принеси.
– Сам принеси.
– Значит, на обед будет каша, – глубокомысленно изрёк этот псих, доставая из шкафа пачку овсяных хлопьев. При этих словах к злости и отчаянию прибавилось ещё и огромное, всепоглощающее разочарование.
– Сейчас принесу, – через силу выдавила я из себя, не сдвинувшись ни на миллиметр.
Одному Богу известно, как тяжело мне дались эти слова. Чертыхнувшись под его скептическим взглядом, я всё-таки похромала назад к двери. Только сейчас я ощутила, как зверски голодна. И когда этот тип поставил передо мной тарелку с румяным омлетом, я набросилась на еду, проглатывая куски, не разжевав до конца.
– Не глотай так быстро. Ты три дня ничего не ела, – произнёс он, наблюдая за мной.
Показав ему под столом средний палец той самой рукой, на которой был кованый браслет, я продолжила стремительно опустошать тарелку. Как и следовало ожидать, в какой-то момент мой желудок сыграл со мной злую шутку, и я еле успела добежать до санузла. Благо, уже знала, где он находится. Туалет и ванная здесь были соединены. Дурацкая цепь мешала закрыть дверь, а это означало, что уединиться тут не представлялось возможным. Сволочь!
– Ну и что дальше? – поинтересовалась я, вернувшись за стол.
– Дальше уберёшь посуду и будешь тихо сидеть у себя.
– Я не об этом. Не буду даже спрашивать, что это было там, в комнате. И так видно, что вы на пару с дружком больные на голову люди. Или, скорее, нелюди. Меня интересует, что будет со мной дальше? И где сейчас моя дочь?!
Молчание напрягало, и я нехотя подняла взгляд на его отвратную рожу. Тёмные, прожигающие насквозь глаза перехватили мой взгляд и держали его, не позволяя отвернуться. Создалось впечатление, будто в сокровенные мысли проникли.
– С твоей дочерью всё отлично, – его голос стал низким и хриплым, – насколько мне известно, её вернули отцу.
– Честно? – я аж подскочила на стуле.
Красавчик лишь пожал плечами, демонстрируя высшую степень пофигизма.
– Это не моя печаль. Моё дело следить за тем, чтобы ты не загнулась раньше времени. Поэтому есть будешь три раза в день, и из отведённой тебе комнаты без особой надобности не высовываешься. Сидишь тихо и предвкушаешь радость от предстоящей встречи с мужем.
При мысли о Владе я растерялась. За всё время о своём муже я ни разу так и не вспомнила. К чёрту! Главное, что с Женькой всё в порядке… Надеюсь. Другого выхода, как верить этому психу, всё равно не было.
– Я хочу позвонить, – твёрдо произнесла я. – Если она, как ты говоришь, с отцом, то я хочу в этом удостовериться.
– А что ты ещё хочешь? Может, в круиз? Я тебе не муж, чтобы исполнять все твои хотелки. Пока с ним серьёзные дяди не договорятся, ты сидишь смирно и не бесишь меня своими глупыми желаниями.
Сказав это, он откинулся на спинку стула и со скучающим видом отвернулся, давая понять, что разговор закончен.
– А-а-а, – понимающе протянула я. – Ну да. А до той поры, я останусь с тобой, Красавчиком, в этом сарае одна? Или дружок к нам присоединится?
Специально или неосознанно, но одной репликой я не только оскорбила его жилище (если он, конечно, действительно здесь живёт), но ещё и высмеяла изуродованное лицо. На левой стороне, ближе к виску, его лицо украшали старые шрамы. Сами по себе они были блёклыми, похожими, скорее, на шрамы от ожогов, но даже невооружённым взглядом можно было определить повреждённый лицевой нерв, об этом говорил характерный прищур. Впрочем, к его гадской и циничной натуре он очень даже подходил.
Секунда, и этот псих схватил меня за шею, притянул к себе и зашипел прямо в лицо:
– Ты ещё более тупая, чем я думал. Что именно тебе не понятно в фразе «сидеть тихо и не бесить меня»?
Говоря это, он потащил меня в отведённую мне комнату, сомкнув пальцы на моей шее. Вцепившись ладонями в его руку, я пятилась на носочках, еле доставая ими до пола. Наконец, он втолкнул меня внутрь, и я упала на пол, больно ударившись бедром. Рубашка задралась до неприличия, обнажая весь правый бок.
– И оденься наконец, – добавил он со злостью перед тем, как оставить меня одну.