Текст книги "Московский бридж. Начало (СИ)"

Автор книги: Слава Бродский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Идейная сторона была мне тогда уже ясна, и я начал с технических проблем. Сами карты, хотя и были в общем-то запрещены, изготовлялись и продавались повсеместно. Перебои (а точнее сказать, хроническая нехватка) могли возникнуть с чем угодно, включая ученические тетради, авторучки, школьные учебники. Но карты продавались везде и бесперебойно. Но вот чего у нас не было – это планшетов для карт.

Конечно, о том, чтобы достать такие же планшеты, какие были в Прибалтике, не могло быть и речи. Стало ясно, что их надо было каким-то образом изготовить самим.

Я тогда любил заходить в хозяйственные магазины. Просто так, на всякий случай. И вот как раз в это время, когда я раздумывал о том, как изготовить планшеты, я наткнулся в хозяйственном магазине на дерматин. Там оказалось несколько громадных рулонов коричневого и черного цвета. Я долго стоял около них, соображая, подойдут ли они для изготовления планшетов. Я стал прикидывать, как я буду их изготавливать. И наконец понял, что это действительно то, что мне нужно.

Что надо было делать дальше? Единственным правильным решением тогда было бы – мчаться немедленно домой, собирать по сусекам необходимые для покупки деньги, мчаться обратно и покупать этот дерматин. Если немного помедлить, то дерматин этот мог бы запросто исчезнуть и второго такого случая могло бы уже никогда не быть.

Но я еще какое-то время был в нерешительности. И вот почему. У решения «с сусеками» был один-единственный недостаток. Сейчас трудно, наверное, объяснить кому-то, что значит жить от получки до получки. Никто такое объяснение сегодня не поймет буквально. Но если бы я купил дерматин, то мне надо было бы потратить все свободные деньги, которые у меня в тот момент были. Хотя я мог, конечно, надеяться на то, что собрать с каждой команды по трешке не будет очень обременительным. Полтинник или даже рубль с человека, хотя и пробивал какую-то брешь в личной экономике, но представлялся вполне реальным взносом.

Но я думал – а что, если моя идея действительно провалится (как предвещали мне многие), то что я тогда скажу нашему бриджевому сообществу? Что я, мол, несмотря на все предупреждения, которые мне народ делал, пошел в хозяйственный и закупил там дерматин, истратив какую-то астрономическую сумму денег?

 На счастье, я колебался недолго и купил все-таки этот дерматин. Я закупил все, что было в магазине. Притащил рулоны домой и стал мастерить планшеты.

Я вырезал прямоугольную полоску дерматина. Отгибал слева и справа кармашки и закреплял их канцелярскими скрепками. Я использовал с левой стороны две скрепки сверху, две в центре и две снизу. И так же с правой стороны: две скрепки сверху, две в центре и две снизу. Всю разметку планшетов делал с помощью трафаретов. Их я изготовлял из карт с краевой перфорацией. Они выпускались в Прибалтике и предназначались для механической поисковой системы библиографических источников. Эти карты я активно использовал в своей работе. Ну и, естественно, бракованные карты я не выбрасывал. (Мы тогда вообще ничего не выбрасывали.) Делались карты из какого-то плотного, но тонкого картона изумительного качества. Они выдерживали многократное использование. Краску, слегка разбавленную пиненом (вот где пригодились сделанные в Гурзуфе закупки!), я наносил губкой. Я изготовил трафареты для нанесения букв N, E, S, W, а также трафареты для номеров раздач – и наносил эти номера дважды: сверху и внутри на кармашке сдающего.

Каждая карта с краевой перфорацией имела два ряда небольших дырочек. И я использовал эту часть карт как трафарет для обозначения зональности.

Масляная краска сохнет долго. Поэтому в какой-то момент вся моя квартира была завалена сохнущими планшетами. Планшеты лежали на всех книжных полках, на полу, на столах – всюду. И весь этот процесс изготовления планшетов на всю московскую ораву бриджистов занял, наверное, несколько недель.

Примерно в то же время я решил выпустить памятный значок по бриджу, приуроченный к моменту зарождения спортивного бриджа в Москве. В то время вместе со мной в «почтовом ящике» работал Володя Баранников – молодой человек с художественными способностями. Его я попросил помочь мне изготовить эскиз московского значка по бриджу. И мы с ним такой эскиз изготовили. Используя какие-то свои связи, он даже реализовал этот эскиз и выпустил малую партию самих значков. Один из таких значков я сохранил в своей коллекции.

 Несколько позднее (и уже без моего участия) были выпущены другие (похожие на медные) значки 1971 – 1974 годов.

Пока планшеты сохли, я разработал технические правила командных соревнований. Они должны были проводиться по круговой системе и были рассчитаны на продолжительное время. На каждый тур отводилась целая неделя. Только так, как мне казалось, можно было обеспечить проведение всех игр турнира в срок. Основным моментом технических правил было то, что команда-хозяин должна была предоставить свое помещение для игры и предложить на выбор команде противника два дня – субботу, воскресенье или вечер будней. Вторая команда должна была выбрать один из этих дней. После окончания встречи капитан команды-хозяина должен был прислать мне по почте или передать по телефону результаты встречи.

Изготовленные мной планшеты получились очень удобными и выглядели достаточно нарядно. Через много лет я видел подобные планшеты (и уже не только в Москве), изготовленные из других материалов. Например, из клеенки. Выглядели они не так замечательно, но использовали ту же самую конструкцию.

Когда первые планшеты были изготовлены и их увидел народ, то в этот момент все как-то поверили, что идея московских квартирных турниров должна сработать. И вот тут-то я стал получать большую помощь со всех возможных сторон. Я получал многочисленные звонки от уже знакомых мне людей, а также и от незнакомых, которых ко мне стали направлять все наши. Команды образовывались одна за другой. Я созванивался с капитанами команд. Стал с ними встречаться. Передавал им комплекты планшетов и собирал с них по трешке на дерматин. Потом я составил расписание игр и разослал его всем по почте.

Турнир начался. Перед каждым очередным туром я рассылал всем результаты предыдущих встреч и напоминание о текущем туре. По окончании каждого тура мне звонили капитаны команд и передавали результаты игр.

Даже самые первые чемпионаты Москвы проходили на удивление дисциплинированно. Все оказалось лучше, чем я даже мог предположить. Практически все матчи были сыграны (даже среди аутсайдеров).

*        *        *

Все московские матчи «Форсинга» проходили в основном на Преображенке. Там же я устраивал иногда и парные турниры на десять пар. Три стола я ставил в «большой» комнате (17 квадратных метров), один стол – в маленькой комнате (10 квадратных метров) и один стол – на кухне (6 квадратных метров). В большой комнате, где стояло три стола, торговля писалась на листке бумаги. И таким образом мы умудрялись ликвидировать передачу нелегальной информации от одного стола к другому.

До недавних пор я считал своим большим достижением, что мог уместить пять столов и 20 человек в двухкомнатной квартире. Но потом я прочитал уже цитированные мною воспоминания Валерия Седова. Там он, в частности, пишет о парных турнирах, которые устраивал в Ленинграде в своей двухкомнатной квартире Витольд Бруштунов. Когда я прочитал об этих парных турнирах, мне стало немного стыдно. Рекордное число столов в двухкомнатной ленинградской квартире было равно двадцати одному! И, следовательно, в парном турнире Витольда принимали участие 84 игрока! Думаю, что такое дело можно было бы зарегистрировать в Книге рекордов Гиннеса. Жаль, что такая возможность была упущена. Надо было Витольду тогда подать заявку на рекорд. Можно, кстати, было бы подать сразу две заявки. Одну – на максимальное число столов для бриджа в двухкомнатной квартире. Вторую – на минимальное время от подачи первой заявки до ареста владельца квартиры.

 Первые годы во время игры все нещадно дымили. И этот дым невозможно было вывести, даже когда все уходили и квартира проветривалась. На соревнованиях в Прибалтике тоже поначалу курить разрешалось. А начиная с какого-то года Прибалтика курение запретила. В это время и я объявил бриджистам, что курить у нас на Преображенке нельзя. С куревом я велел выходить на балкон. А тем, кто не мыслил игры без курева, я советовал брать в рот сигарету и даже зажигать спичку, но не зажигать саму сигарету и так ее и мусолить во рту незажженной.

Вилен на это дело прореагировал мгновенно:

«Курить нельзя – сосать можно!»

*        *        *

Те протоколы очередных туров, которые присылались мне капитанами команд, включали всю информацию по восьмеркам (то есть участников от каждой из команд и набранные пункты). Такая информация мне была нужна для одной моей идеи – я стал вести рейтинг игроков и пар.

В вычислительном отношении идея была проста. Предполагалось, что интерпретация рейтинга каждого бриджиста – это количество пунктов, которое он выигрывает у среднего игрока. Тогда результат каждой восьмерки должен быть близок к разности между суммой рейтингов пары из одной команды и суммой рейтингов пары из команды противников (участвующих в данной восьмерке). Таким образом задавалась как бы модель происходящего.

В качестве метода обработки наблюдений был выбран метод наименьших квадратов регрессионного анализа. Каждое наблюдение для этого метода ассоциируется с результатами одной восьмерки. Выигранные пункты – это значение зависимой переменной. Независимые переменные принимают значение только -1, 0 или +1. Значение +1 принимается переменной, если данный игрок участвовал в данной восьмерке и выигранные им пункты отражались в зависимой переменной со знаком плюс. Значение -1 принимается переменной, если данный игрок участвовал в данной восьмерке и выигранные им пункты отражались в зависимой переменной со знаком минус. И, наконец, значение 0 принимается переменной, если данный игрок не участвовал в данной восьмерке. Таким образом, количество столбцов матрицы независимых переменных равно числу игроков. Количество строк этой матрицы равно количеству сыгранных восьмерок. Каждая строка матрицы независимых переменных состоит из двух +1 и двух -1. Остальные ее элементы равны нулю.

Такой способ ведения рейтинга, очевидно, приводил к тому, что рейтинг игрока, успешно выступившего в турнире, повышался, а неудачно выступившего в турнире – понижался. Это коренным образом отличалось от всех других предложений, которые основывались на начислении игрокам премиальных очков за выигрыш верхних мест в турнире. При таком подходе (премиальных очков) преимущество получали игроки, которые сыграли большое количество турниров. При этом они не «наказывались» ни за какие срывы и провалы в состязаниях.

При обработке результатов турниров по моему методу мог возникнуть трудный момент из-за того, что регрессионная задача могла оказаться с сингулярной матрицей независимых переменных. Такое очень даже могло произойти, если хотя бы два игрока играли в турнире только в одной паре. (Таких игроков я называл связанными.) Эта сингулярность легко разрешалась двумя возможными способами. Первый состоял в нахождении оцениваемых параметрических функций (которыми в данном случае являлись пары и не связанные игроки). Второй способ состоял во введении дополнительных ограничений на параметры для связанных игроков.

Если игра шла не по восьмеркам, а, скажем, по 16 сдач, то это обстоятельство легко корректировалось введением соответствующих весов (что являлось довольно стандартной процедурой метода наименьших квадратов).

После проведения некоторого числа командных туров у меня была написана соответствующая программа и накопилось уже достаточно данных для тестового просчета. И я такой расчет выполнил. Оставалось только довести мою идею до членов «хунты» – так мы стали называть наш орган, который образовался стихийно для решения общих вопросов (в основном, вопросов отбора на выездные турниры). В «хунту» в разное время входили разные люди. Но на первых порах Константиныч и я были постоянными и, как мне казалось, наиболее авторитетными ее членами. Я просил Вилена принимать участие в наших заседаниях, но Вилен не захотел участвовать, как он выразился, в «говорильне хунты».

Когда на очередном заседании «хунты» я стал рассказывать о рейтинге, который стал вести, я надеялся на поддержку Юрия Константиновича, как человека наиболее технически образованного. К моему большому удивлению, моя идея вызвала у него (единственного из всей «хунты») отрицательную реакцию. Он стал задавать мне массу вопросов: как будет учитываться вот это и как будет учитываться вот то. А я ему отвечал, что это все автоматически учитывается при обработке данных с помощью метода наименьших квадратов. На что он сказал, что еще не известно, учитывает ли метод наименьших квадратов все такие моменты или нет.

Я пытался убедить его в целесообразности моего предложения. Тем более, говорил я, что это все делается абсолютно «бесплатно». Капитаны команд подают данные без всяких проблем. Программа готова. Тестовый прогон прошел успешно. Я также говорил, что принципиально возможно включать в расчеты и результаты парных турниров, хотя сбор данных может представить собой некоторую проблему. Но в вычислительном отношении все будет почти то же самое.

Константиныч не соглашался со мной. В процессе нашего обсуждения он стал называть все это дело «рейтингом Бродского» (что у него звучало как-то очень обидно для меня).

Этот наш разговор меня очень расстроил. И тут я оценил решение Вилена не участвовать в «говорильне хунты». Начиная с этого момента, я стал все менее и менее активно участвовать в ее заседаниях.

*        *        *

В эти первые годы было много славных команд и много славных имен. Трудно перечислить все их и трудно установить принадлежность игроков и пар каким-то определенным командам, поскольку пары очень часто распадались, образовывались новые и переходили из команды в команду. А иногда кто-то мог играть в одной команде, а с другим партнером – в другой. Но я все-таки постараюсь дать список команд и игроков и в каких-то случаях проследить, каким образом мы все в конечном итоге собрались в одном месте.

Я уже описал историю встречи нашего старого «Форсинга», команды МГУ и команды «мужиков». В какой-то момент я предложил Вилену с Леоном влиться в нашу команду. Это предложение было сделано с согласия всех наших (включая Марика). Я ожидал, что Вилен и Леон захотят по крайней мере подумать над моим предложением. Но, к моему удивлению, они его приняли тут же, на месте, без всяких раздумий. Я предложил оставить наше название – «Форсинг» – для объединенной команды. И тут я уже совсем не был уверен, что «мужики» захотят выступать под флагом «Форсинга». Вилен, однако, не возражал. Леон скривился и сказал, что «Форсинг» ему не очень нравится и что ему больше нравится название «Рислинг». Это была шутка.

 Так был образован новый «Форсинг». Это был «Форсинг», который запомнили все и члены которого добились наибольших успехов среди всех представителей славных московских команд на «выездных» (читай – всесоюзных) турнирах.

За новый «Форсинг», кроме нашей с Мариком Мельниковым пары, играли Леша Поманский с Валей Вулихманом. Они, правда, играли не очень продолжительное время. Вилен Нестеров играл за нас в разное время с Леоном Голдиным, Петром Александровичем Сластениным и, позднее, с Оскаром Штительманом. Еще позднее за нас играли Леня Орман с Петром Александровичем.

Жена Марика Мельникова, Лена Ефимова, была участницей Университетского студенческого театра, и она познакомила нас с коллегами по театру, Славой Деминим и Алексеем Рогаткиным, которые тоже уже несколько лет играли в бридж. Команда Славы Демина «Ладья» включала его пару с Алексеем Рогаткиным, а также пару Володи Иванова с Феликсом Французовым. Одно время там играл Миша Стрижевский с разными партнерами: Марком Глушаковым, Славой Пржбыльским, Рогаткиным и Стояновским.

Студенческие связи дали нам большие группы. Одних только математиков с мехмата Московского университета было четыре группы. Одну из групп представлял наш старый «Форсинг» (выпуск мехмата 1965 года). Вторую группу – команду «МГУ» (выпуска 1967 года) – образовывали в основном две пары: Аркадий Дьячков с Сашей Одуло и Юра Малиновский с болгарином Петровым.

Еще одна университетская команда математиков (выпуска 1970 года) – «Дипломник» – возглавлялась Васей Стояновским и включала его пару с Мишей Стрижевским и пару Миша Донской – Миша Кронрод.

Были еще две мехматские команды – «Кварц» и «Луч», но они просуществовали недолго и объединились в команду «КЛ-72». Там играли выпускники мехмата 1971 года Аня и Володя Кирьянковы с Андреем Замерхановым (во всех трех комбинациях), а также Боря Меников и Алик Харлап. Аня Кирьянкова была первой женщиной в московском бридже. Вернее, она была первой играющей женщиной в московском бридже. Потому что в другом смысле первой женщиной все-таки была «бабушка московского бриджа» – Таня Голикова.

Другая многочисленная группа представлялась физиками и химиками. Вот как описывает первые шаги бриджа на химфаке Московского университета Саша Рубашов:

«Бридж появился на химфаке МГУ, на котором я учился, приблизительно в 1965 г. Кто-то из нашей преферансной компании познакомился с учившимся в МГУ индонезийцем, и тот объяснил основы робберного бриджа... После окончания МГУ первого поколения игроков бридж на химфаке угас. Но след от первой волны остался. Еще в те времена к нам примкнула группа младшекурсников. И летом 1969 г. Борис Бутаев в университетском лагере „Джемете“ познакомился со студентами мехмата Одуло и Дьячковым… Благодаря этой встрече начались наши контакты с цивилизованными бриджистами. Мы приходили в общежитие мехмата смотреть, как играют болгары. А торговали они сильно искусственную польскую релейную систему Ченсковского, по которой можно было выяснить полный расклад партнера (впоследствии эту систему никто не играл, но ее элементы использовали в своей системе Бродский и Стояновский)».

Было несколько «физтеховских» команд, представляемых студентами (в основном бывшими) Московского физико-технического института («Физтех-1», «Физтех-2» и «Пульсар»). «Физтех-1» и «Физтех-2» были первыми физтеховскими командами. Но когда появился «Пульсар», возглавляемый Марком Глушаковым, многие члены команд «Физтех-1» и «Физтех-2» разъехались, а оставшиеся влились в «Пульсар».

За физтеховские команды играли Алик Макаров, Марк Глушаков, Гарик Агроник, Толя Соляник, Яша Хазан, Толя Гудков, Женя Дижур, Женя Веденяпин, Вячеслав Сафронов. Алик Макаров приводит еще имена других членов этих команд, которых я не помню: Арик Мамян, Бельдюгин, Виленкин, Железняков, Анатолий Балашов, Марк Молдавский, Гайдукин, Василий Каюров, Валерий Демин, Алексей Прудкогляд, Юрий Малашенко. По всей видимости, наибольшей силы команда «Пульсар» достигла, играя в таком составе: Марк Глушаков – Оскар Штительман, Слава Демин – Алексей Рогаткин, Женя Веденяпин – Алик Макаров.

За команду «Черемушки» играли Аркадий Белинков с Леней Орманом и, в разных комбинациях, Александр Соколов, Миша Кацман, Рудик Киммельфельд, Лева Аснович. Вот как описывает процесс вхождения в бридж членов этой команды Аркадий Белинков:

«В бридж мы начали играть в 1970 году. Произошло это так. Мой коллега по работе – Лева Аснович – натура увлекающаяся и эмоциональная, отдыхал на даче на Николиной горе по соседству со Славой Бродским. Это один из отцов московского бриджа, известный математик, сейчас живет в Нью-Йорке. Слава объяснил нашему Леве правила игры и показал, как играют. Восторженный Лева, очарованный игрой, приехал в институт, где мы тогда вместе работали, и начал обучение всех наших коллег и друзей, в том числе и меня. Я, в свою очередь, начал внедрять бридж в преферансную среду. Так одновременно со мной пришли в бридж Леня Орман, Миша Кацман (ныне покойный), Леня Бизер, Рудик Иоффе (сейчас живет в Нью-Йорке), Саша Соколов.

Я помню, как мы все приходили на смотрины домой к Славе Бродскому, и он нас пригласил участвовать в первенстве Москвы. Мы организовали команду, в которую входили я с Соколовым, Орман играл с Рудиком Кимельфельдом, а Аснович с Кацманом. Команду назвали «Черемушки», поскольку я, Борман [Леня Орман. – С. Б.] и Кимельфельд тогда жили в Черемушках».

Была еще команда «Вега», возглавляемая парой Генриха Грановского и Володи Ткаченко. Она включала также пару Левина с Любановским и, позднее, – пару Аркадия Белинкова с Леней Орманом.

За команду «Арбат» играли Павел, Света и Леша Зенкевичи, Леня Бизер с Рудиком Иоффе, Миша Кацман, Леня Каретников и Сергей Солнцев с Лешей Злотовым (который пришел из команды «Терц»).

Еще была «химическая» команда «Бериллий», возглавляемая Сашей Рубашовым. Он играл в ней в паре с Борисом Бутаевым. Потом Рубашов перешел в команду «Sign-Off», которая, в свою очередь, образовалась из команды «Рубин», где играли Сережа Андреев с Завалко. В команде «Sign-Off» еще играли Наташа Каретникова, Леонтьев и, позднее, Павел Зенкевич, Леша Зенкевич, Сережа Солнцев.

Команду «Сокол» возглавлял Юрий Константинович Солнцев, играя в основном в паре со своим сыном – Сережей Солнцевым. Также там играли еще пары Миши Рейзина с Павликом Маргулесом и Бориса Бутаева с Сашей Рубашовым.

Время от времени у нас образовывались какие-то помещения для игры. И каждый раз казалось, что эти помещения – надежные и на долгое время. Но потом помещения исчезали. Причин никто никому не объяснял. Но они и так были ясны: тот, кто давал разрешение, рисковал своей головой. И даже какие-то деньги, которые бриджисты собирали на компенсацию риска, не оправдывали себя.

Первым таким помещением был Вычислительный центр Академии наук СССР. «Устроил» нам это помещение Александр Абрамов. Сам он играл за команду «ВЦ» в паре с Курочкиным. В этой команде играли еще Сидоров и Бочек.

Миша Рейзин был заметной фигурой в московских строительных организациях. Он постоянно находил какие-то помещения для игры в бридж. Это были и строящиеся объекты, и подвалы зданий. Несколько парных турниров прошло во временной столовой строителей недалеко от станции метро «Коломенская».

Начиная с 72-го года играли парные турниры в так называемом «курчатнике» – в подвале клуба «Малахит» Курчатовского института. Это помещение возникло благодаря Николаю Шапкину, Игорю Русанову и Ивану Гладких – сотрудникам института. Они же образовали тогда команду «Малахит», которую возглавил Шапкин. В «курчатнике» произошел инцидент с гипсовым бюстом первого предводителя большевиков, который являлся обязательной принадлежностью любого официального советского помещения. Володя Кирьянков пробегал мимо бюста, чем-то махнул, бюст упал и разбился. Собрали деньги и купили другой бюст – взамен разбившегося. Тащила его из магазина в клуб Аня Кирьянкова. И хотя новый бюст был меньших размеров, чем разбитый, весил он довольно прилично. Так что Аня хорошо запомнила этот эпизод, и она рассказала мне о нем, когда мы созвонились с ней в начале 2014‑го.

Пару раз мы играли в Московском областном шахматном клубе в Воротниковском переулке (недалеко от станции метро «Маяковская»). Играли мы там по протекции Бориса Спасского, чемпиона мира по шахматам, который в это время готовился к матчу с Робертом Фишером. Со Спасским вел переговоры Леон Голдин, который был с ним знаком.

Были еще какие-то кратковременные помещения в Мытищах и на Щербаковской. Какое-то количество парных турниров прошло в кафе «Ласточка». Там бриджисты Москвы подверглись набегу гэбэшников, которые не придумали ничего другого, как конфисковать карты.

После этого инициативная группа бриджистов писала письмо протеста и просила возвратить спортивный инвентарь.

В разное время за разные команды играли такие игроки и пары, как Толя Гуторов, Саша Рубашов – Юра Соколов, Аркадий Белинков – Саша Рубашов, Юра Соколов – Сережа Солнцев, Леня Каретников – Наташа Каретникова, Юра Борисенко – Леша Злотов, Володя Кузнецов.

*        *        *

Несмотря на то, что мы жили как бы в вакууме, информация извне все-таки как-то к нам поступала. И в первую очередь это относилось к печатным изданиям по бриджу. Самыми первыми среди них для меня были фотокопии, сделанные Виленом Нестеровым. Он фотографировал оригинал книги, печатал фотокопии и сам изготовлял переплет.

Мне как-то попался в магазине набор «Юный переплетчик». Я его купил. Показал Вилену. Он криво усмехнулся, прочитав название набора, но содержимым заинтересовался. И даже взял у меня кусочек каптала. Через какое-то время после этого он подарил мне копию книжки “Bridge Squeezes Complete” (автора Glyde E. Love). Твердый переплет с капталом и все остальное было изготовлено, можно сказать, с любовью. На титуле – собственноручное оформление Вилена: надписи, каемочки, цветной рисунок. Эта книжка до сих пор хранится у меня.

Позднее до конечного пользователя бриджевые издания доходили, как правило, уже в виде переводов на русский язык, выполненных внутри нашего бриджевого сообщества. Вилен Нестеров перевел «Гроссмейстерский бридж» Х. Кэлси, Саша Рубашов с помощью Вилена перевел книгу Д. Парсона «100 задач». Большую работу в этом направлении делали Миша Рейзин и Александр Рожков. С их именами связана мощная издательская деятельность.

Вот как говорил об этом Александр Сухоруков, один из организаторов московского бриджа более поздних лет:

«В середине 70-х он [Михаил Абрамович Рейзин. – С. Б.] наладил выпуск бриджевой литературы в Москве. Технология: текст набирался на большом листе формата А3 (на специальной машинке), для красоты приклеивались карты, затем снимался ксерокс с уменьшением до А4 и А5. А с полученного макета делали ксерокс или ротапринт и брошюровали. В конце 70-х он перевел «типографию» в Ригу (все-таки в Москве было несколько опасно) и передал «редакцию» Александру Рожкову. В 1980 году в Юрмале он взял меня за руку, подвел к Рожкову и сказал: «Вот он будет заниматься распространением литературы в Москве», чем и определил мою дальнейшую бриджевую судьбу».

Рожковым было сделано большое количество переводов бриджевой литературы с английского. Миша Рейзин знал польский и переводил бриджевую литературу с польского. Переводы книг по бриджу стали выходить одна за другой. Конечно, все бриджисты были довольны наличием таких изданий. Но с самого начала вся эта деятельность, безусловно, носила пиратский характер.

Советский Союз присоединился к Всемирной конвенции об авторском праве (ВКАП) в июне 1973 года. Наверное, кто-то из большевиков сообразил, что присоединение к Конвенции принесет им только пользу. Все это давало возможность получать какие-то деньги с зарубежных стран.

Мне о присоединении к ВКАП сообщили в редакции журнала «Заводская лаборатория», где я был членом секции «Математические методы исследования» практически в течение всей моей трудовой жизни в России. У нас в секции был довольно мощный коллектив. Возглавлял секцию академик Борис Владимирович Гнеденко, его заместителем был Василий Васильевич Налимов. Членами секции были такие известные люди, как Рафаил Самойлович Гутер, Соломон Менделевич Райский, сотрудники Колмогоровской лаборатории Лев Мешалкин и Юрий Благовещенский. Еще одним членом секции был однокурсник Вилена Нестерова и Тани Голиковой – Сергей Айвазян. Сообщила мне о факте присоединения к Конвенции Галина Борисовна Преображенская – единственный штатный сотрудник секции. Она сказала, что я мог бы получать валютные отчисления за переводы моих статей в США. Она рассказала, как я мог бы это физически сделать, и добавила, что передает мне просьбу своего начальства никому об этом не говорить.

Из тех долларов за мою первую статью (после присоединения к ВКАП), которые поступили из США, мне досталось около девяноста центов. Это составляло около двух процентов гонорара, переведенного из США. А всего до моего отъезда в США в 1991 году я получил около 50 долларов. И, значит, около двух с половиной тысяч «моих» долларов исчезли в недрах советской системы. Так что должно быть ясно, почему Советский Союз присоединился к Всемирной конвенции об авторском праве и почему должностных лиц, причастных к этой деятельности, вынуждали хранить всю эту кухню в секрете.

Поддержание секрета о присоединении к ВКАП распространялось в стране на оба потока: на авторские права советских за рубежом и на зарубежное авторское право в Союзе. Что касается зарубежных авторских прав, то тут в стране практически ничего не изменилось. Во всех государственных организациях пиратское копирование продолжалось. Такое копирование входило в официальные планы деятельности советских организаций, вплоть до организаций высшего уровня, и даже было частью программ Государственного комитета по науке и технике при Совете министров Советского Союза. Большевицкие власти всегда поддерживали в народе представление о том, что страна находилась во вражеском окружении. Поэтому уворовывание всего от врагов должно было считаться делом нормальным. И поэтому-то и воровалось все подряд, начиная от мелодий пионерских песен до атомных секретов.

Несоблюдение Советским Союзом всех норм международного права стало очень привычным для его жителей. Поэтому такие уродливо-причудливые названия, как «Советское шампанское» или «Армянский коньяк», никого не удивляли. Все понимали, что это вовсе не означает, что советские войска оккупировали Францию и включили ее в состав союзных республик.

Люди по-разному относились к пиратскому копированию на государственном уровне. Но в быту пиратское копирование не только не считалось противозаконным, но даже не считалось зазорным. И я думаю сейчас – это было правильно, что в быту оно не считалось зазорным. Представьте себе, что вы находитесь в тюрьме в компании людей, приговоренных к пожизненному заключению. Информация извне практически до вас не доходит. Или доходит, но с большим опозданием. И вот каким-то чудом в вашу камеру попадают машинописные листки с переводом книги какого-то иностранного автора, рассказывающего о том, что интересует всех в камере. Ну, скажем, о положении заключенных в советских лагерях. И эти листки предлагаются вам к прочтению. Откажетесь ли вы их читать только на том основании, что это будет противоречить Всемирной конвенции об авторском праве?

*        *        *

В начале 70-х я изготовил тренировочный планшет-самоучитель «Автобридж» для разыгрывания контрактов. Мне показалось, что нужно было переключиться на что-то более активное по сравнению с чтением книг по бриджу. Конечно, сейчас техническая реализация подобного самоучителя гораздо проще могла бы быть осуществлена на компьютере. Но тогда компьютеров ни у кого не было. Мой первый персональный компьютер появился у меня только в начале 88-го года. Так что тогда механическое устройство – это было то единственное, что я мог сделать.