Текст книги "Последнее испытание"

Автор книги: Скотт Туроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

В конце концов Марта и ее отец обо всем договорились и согласовали соответствующее совместное заявление. Суть его свелась к следующему. Марта согласилась отложить свою отставку до завершения процесса по делу Пафко. После этого юридическая фирма «Стерн-энд-Стерн» должна будет закрыться. Стерн предвидел, что многие его коллеги воспримут это решение негативно. Ведь он сам часто заявлял, что не понимает, почему более или менее здоровый человек должен прекращать заниматься делом, в котором он больше всего на свете хочет преуспеть. Десять лет назад даже в худшие моменты курса химиотерапии он, не чувствуя в себе сил даже на то, чтобы встать с кресла, тем не менее оставался в своем офисе.

После того как умерла Хелен, все вокруг твердили ему, что, если брак был счастливым, тот из супругов, кто пережил другого, либо умирает в течение года, либо живет долго. Но ведь жить долго не означает жить прежней жизнью, разве не так? Даже в таком печальном случае период пересмотра жизненных ценностей и приоритетов может и должен придавать человеку дополнительную энергию. Стерн много раз так говорил. Но по ночам ему часто кажется, что он словно проваливается в какую-то пропасть, пустоту, страшную, как сама смерть. И все же он старается казаться решительным и непреклонным. Так или иначе, но для Марты и него самого судебный процесс по делу «Соединенные Штаты Америки против Пафко» станет концом юридической карьеры. Это, разумеется, резко повышает ставки – в самом разном понимании этого выражения.

– Пап, ты должен быть осторожным, – говорит Стерну Марта. – Если я правильно улавливаю настроение Сонни, она, скорее всего, полагает, что ты пытаешься надавить на нее, демонстрируя, что ты стар и сбит с толку. Она достаточно хорошо тебя знает, чтобы понять, как сильно тебе хочется, чтобы на твоем последнем процессе твоего подзащитного признали невиновным – особенно в ситуации, когда никто не верит в твою победу.

Услышав слова дочери, Стерн хочет запротестовать, но удерживается от искушения. Победа в чем-то похожа на секс – у человека всегда рано или поздно возникает желание испытать подобное снова.

– Но ты ведь не хочешь, чтобы она подумала, будто ты ради получения желанного результата переступишь черту, – продолжает тем временем Марта. – В этом случае ты разрушишь отношения с Сонни, а они так много значат для нас обоих. И для Кирила тоже будет плохо, если Сонни потеряет к тебе уважение.

Стерну ничего не остается, как кивнуть. В течение шестидесяти лет он занимался юридической практикой, веря в то, что его долг перед законом даже выше его долга перед клиентами. Если во время своего последнего процесса ему как профессионалу придется выйти за рамки того, что он всегда считал допустимым, за границы, которые он никогда не нарушал, это будет катастрофой для его самооценки.

II. Убийство

7. День второй: жертвы

Правительство начинает процесс против Кирила Пафко в среду утром с представления суду показаний миссис Акины Колкитт из Гринвилла, штат Миссисипи. Миссис Колкитт говорит медленно и безупречно вежливо. По возрасту она годится в бабушки многим из находящихся в зале. Однако с годами она если и располнела, то совсем чуть-чуть, и седины в ее волосах немного. На щеках ее горят яркие пятна румянца, а по прическе видно, что миссис Колкитт все еще продолжает спать в папильотках. В весьма мрачных деталях она описывает смерть своего мужа, Герберта. Мистер Колкитт начал принимать «Джи-Ливиа» практически сразу же после того, как препарат появился в продаже, поскольку его врач-онколог возлагал на лекарство большие надежды. Но однажды ночью, после четырнадцати месяцев применения препарата в виде инъекций, проводившихся раз в две недели, у пациента резко поднялась температура и началась тахикардия, так что его госпитализировали. На следующее утро он скоропостижно скончался на глазах миссис Колкитт, находящейся рядом с ним в палате. Смерть была мучительной – у пациента наблюдались озноб, мышечные спазмы, приступы удушья и неконтролируемая рвота. От того, что Герберт Колкитт задыхался и ему приходилось бороться за каждый глоток воздуха, лицо его налилось кровью. Команда реаниматологов сделала все возможное, но спасти его не удалось.

– Казалось, будто сам Сатана навалился на Герба и душит его, – говорит вдова умершего пациента.

Показания миссис Колкитт кажутся весьма убедительными и должны произвести впечатление на присяжных. Для прокурора это дополнительный аргумент в пользу того, чтобы дать ей выступить в качестве первого свидетеля обвинения. Явно озадаченные внезапно возникшими у мистера Колкитта симптомами, его врачи с согласия родственников сразу же поручили студенту-медику, проходившему практику в больнице, сделать видеозапись происходящего. Продолжительность ролика в итоге составила около двадцати секунд, но это поистине сокрушительный видеоматериал.

Опрос первого свидетеля проводит помощник федерального прокурора Дэн Фелд. Когда видеоролик заканчивается и монитор наконец гаснет, Фелд бросает на миссис Колкитт потрясенный взгляд.

– Благодарю вас, – трагическим шепотом произносит он и садится на свое место. Пока на подиум поднимается Марта, в зале все еще продолжает царить полная тишина.

Представившись миссис Колкитт одним из адвокатов Кирила, Марта жестом указывает на стол защиты и говорит:

– Миссис Колкитт, мы все выражаем вам наши глубочайшие соболезнования.

Защитники заранее договорились именно о такой линии поведения, посчитав, что присяжные отнесутся с большей благосклонностью к сочувствию вдове, если его выразит адвокат-женщина.

– Спасибо, мэм, – отвечает миссис Колкитт.

– А теперь, миссис Колкитт, позвольте мне задать вам вопрос о лечении вашего мужа препаратом «Джи-Ливиа» до столь печальных последних событий. Не кажется ли вам, что благодаря «Джи-Ливиа» вашему мужу стало лучше?

– Протестую, – вмешивается Фелд.

– Основания? – осторожно осведомляется Сонни, чуть наклонив голову.

– Вопрос о том, был ли препарат «Джи-Ливиа» эффективен или неэффективен на протяжении какого-то периода времени, не имеет отношения к делу. Мы пытаемся выяснить другое, а именно – убил он пациента или нет.

– Миссис Стерн? – поворачивается судья к Марте.

– Нам кажется, ваша честь, что, помимо прочего, позитивное действие «Джи-Ливиа» вполне заслуживает упоминания со стороны защиты, а если обвинение считает, что таковое отсутствовало, то оно, вне всякого сомнения, должно это доказать.

Сонни ненадолго задумывается, после чего заявляет:

– Протест отклонен.

– Ваша честь, можем мы просить выслушать нас? – спрашивает помощник прокурора.

– После свидетеля, мистер Фелд. Что же касается миссис Стерн, то она может продолжать.

Марта просит стенографистку зачитать вопрос, который был задан свидетельнице минуту тому назад.

– Доктора и медсестры говорили, что его состояние улучшилось, – отвечает миссис Колкитт.

– Снимки указывали на уменьшение размеров опухоли, – снова обращается к вдове Марта.

– Да, мэм. Именно это все и говорили.

– А вы сами замечали, что ему становилось лучше?

– Поначалу – да, мэм. Намного лучше. Он очень тяжело переносил химиотерапию и все остальное. Да, ему стало гораздо лучше.

– Миссис Колкитт, вы были женой пациента. Вы могли бы сказать, что благодаря «Джи-Ливиа» качество жизни Герберта улучшилось?

– О да, мэм, – отвечает свидетельница. – Пока лекарство его не убило. На мой взгляд, знаете ли, это не то, что я могла бы назвать улучшением. – В зале звучит сдержанный смех, и лицо миссис Колкитт приобретает слегка сконфуженное выражение. – Я вовсе не пытаюсь острить – ничего подобного. Но я бы сказала, что Герби поначалу в самом деле стало полегче. Потому что он ведь хотел жить.

До этого женщине удавалось удерживаться от слез, но тут ее силы иссякли. Она подносит вышитый носовой платок, обернутый вокруг ее кисти, к глазам.

Фелд, которому судья дает возможность повторно опросить свидетельницу, интересуется у миссис Колкитт, хотела ли бы она, чтобы ее мужа снова лечили препаратом «Джи-Ливиа», если бы можно было повернуть время вспять.

– Нет, сэр, ни в коем случае. Он не прожил столько времени, сколько, по их словам, ему давали врачи.

На этом опрос миссис Колкитт заканчивается. Стерн замечает, что все присяжные без исключения внимательно наблюдают за тем, как она покидает зал суда в сопровождении сына и невестки. Приняв решение включить в список обвинений против Кирила еще и обвинение в убийстве, команда федерального прокурора, похоже, получает солидное преимущество в противоборстве с защитой на начальной стадии процесса.

Именно Марта, у которой более близкие, чем у ее отца, и не настолько формальные отношения с Мозесом, несколько месяцев назад первой узнала поразительную новость, что федеральный прокурор собирается, помимо прочего, обвинить Кирила в убийстве. Это казалось классическим примером того, что юристы называют «перегруженностью обвинения», – в подобных случаях, когда прокуроры пытались, образно говоря, выдать мозоль за опухоль, это зачастую приводило к падению доверия к ним.

Но по мере того, как Стерны занимались подготовкой процесса и самого Кирила к судебному разбирательству, они начали понимать логику Мозеса. Получалось так, что буква закона в данном случае гораздо благоприятнее для обвинения, чем Стерн предполагал, с учетом того, что данная статья никогда не рассматривалась в подобном контексте. Согласно законам штата в округе Киндл, убийство первой степени означает осознанное лишение кого-либо жизни, то есть «действие, которое вызывает смерть… либо создает высокую вероятность физической смерти или существенного телесного ущерба для того или иного лица». Представители обвинения исходили из того, что Пафко знал о высокой вероятности летального исхода для некоторых пациентов, но при этом продолжал добиваться допуска в торговую сеть препарата «Джи-Ливиа» даже после результатов тестирования.

Имея дело с Мозесом, никогда нельзя было сбрасывать со счетов его приверженность моральным устоям, провозглашенным в Ветхом Завете. Он считает Кирила дурным человеком, совершившим неправедное деяние. С точки зрения прокурора, Пафко не только солгал ради получения выгоды, но еще и подверг тысячи людей смертельной опасности, что стоило некоторым из них жизни. Так что, по мнению Мозеса, судить Пафко за это – совершенно справедливо.

Но дело не только в этом. Марта и ее отец, заранее прокручивая возможные варианты ходов, которые ожидались во время судебного процесса, были вынуждены признать: Мозес, включив в обвинение еще и убийство, получил важное тактическое преимущество. Если бы речь шла о разбирательстве только по делу о мошенничестве, процесс оказался бы весьма скучным и утомительным, изобилующим всевозможными бюрократическими процедурами. Что еще хуже для правительства, подразумевалось, что Кирил благодаря своему мошенничеству ввел в заблуждение УКПМ и, скрыв часть результатов тестирования, а именно якобы имевшие место случаи смерти, заставил одобрить препарат для коммерческого использования. Все это неизбежно потребовало бы дальнейшего расследования. Однако в данном случае с точки зрения закона вопрос о том, действительно ли кто-то умер именно из-за использования «Джи-Ливиа», был не вполне уместен. Так что присяжным наверняка давалось указание не спекулировать этой темой.

С другой стороны, раз в обвинении фигурировало убийство, прокуроры с большой степенью вероятности могли доказать фатальное воздействие «Джи-Ливиа» на отдельных пациентов. Поэтому для них имело смысл предоставить присяжным впечатляющие показания членов семей умерших, на глазах которых угасали их близкие. Далее можно было вызвать в суд лечащих врачей, которые вполне могли засвидетельствовать, что не сумели спасти своих пациентов, поскольку не были предупреждены о вероятности тяжелой аллергической реакции на новый препарат (а именно такое мнение сложилось у большинства медиков, принимавших участие в описываемых событиях). Таким образом, суммарное впечатление, которое складывается у присяжных в ходе любого судебного процесса и которое приходится учитывать, с самого начала было бы не в пользу подсудимого. Другими словами, стороне защиты сразу нанесли бы тяжелый удар.

И тем не менее то, что Кирила обвинили, помимо прочего, еще и в убийстве, несколько укрепило пусть и весьма скромные надежды Стерна на оправдание его подзащитного. Для жюри именно этот пункт, а не мошенничество, должен был стать центральным в обвинении. А между тем существует немало препятствий, как с точки зрения закона, так и с точки зрения фактов, которые делают весьма сомнительной возможность доказать, что подсудимый виновен в убийстве. Если Стерны помешают повесить на подсудимого убийство, это увеличит вероятность того, что присяжные откажутся признать обвинение полностью.

После того как миссис Колкитт покинула зал суда, Сонни объявила перерыв, чтобы обсудить заявленный Фелдом протест. Суть его сводилась к тому, что, по мнению помощника федерального прокурора, защита не должна задавать родственникам погибших вопрос о том, вызывал ли «Джи-Ливиа» улучшение состояния больных.

– Показания родственников жертв, – говорит Фелд, произнося слово, которое он не может употреблять слишком часто, – берутся только для того, чтобы обосновать, что «Джи-Ливиа» в самом деле убил пациентов, о которых идет речь. Так требует законодательство. А вопрос, оказывало ли лекарство положительный эффект на протяжении какого-то времени, к делу отношения не имеет.

К концу дня становится ясно, что главная и единственная слабость пункта обвинения, в котором говорится об убийстве, – это как раз то, что «Джи-Ливиа» все же работает, а именно облегчает состояние больных. Да, законодательство, касающееся убийств, направлено против бандитов, которые, расстреливая конкурентов на ходу, убивают кого-то другого. Но может ли такой бандит быть осужден за убийство, если он во время стрельбы каким-то магическим образом делает других людей неуязвимыми для пуль? Разумеется, такую аналогию нельзя назвать идеальной. Но вопросы, которые возникают в этой и других подобных ситуациях, вполне очевидны.

Видимо, понимая, что положительный эффект «Джи-Ливиа» может смягчить вину подсудимого, федеральный прокурор и его люди очень тщательно подошли к вопросу об отборе жертв и их родственников, перечисленных в тексте обвинения. Все больные, которых они вписали в документ, страдали немелкоклеточным раком легких не тяжелее второй стадии. Это значит, что болезнь затронула лимфоузлы только со стороны опухоли. Таким образом, при следовании стандартным протоколам лечения, принятым до появления «Джи-Ливиа», эти пациенты, по прогнозам медиков, могли прожить дольше тех тринадцати – восемнадцати месяцев, которые – в зависимости от тяжести состояния – им отводили медики. Было ясно, впрочем, что даже при такой ситуации присяжные неизбежно услышат что-то о достоинствах лекарства «Джи-Ливиа». Ведь они в любом случае будут упомянуты. Как ни крути, этот факт был одним из важнейших в процессе клинических испытаний, лежащих в основе как самого дела, так и позиции обвинения. По сути, Фелд добивается признания того факта, что с правовой точки зрения позитивное воздействие «Джи-Ливиа» не оправдывает убийства.

Кроме того, представители обвинения, видимо, решили не затрагивать эту тему до начала процесса, надеясь, что это позволит им застать Стернов – а может быть, и судью – врасплох. Однако сделать это им не удается. Марта вооружена несколькими аргументами и ссылками на аналогичные дела. Судье, похоже, наиболее убедительным кажется ее последнее замечание.

– Ваша честь, – говорит Марта, – обвинение должно, исходя из текста закона, продемонстрировать «значительную вероятность» того, что действия доктора Пафко могли привести к смерти пациентов, а также того, что ему об этом было известно. А раз так, то нет сомнений и в том, что защита имеет право показывать положительный эффект от лечения препаратом – ведь, с позиции моего клиента, этот момент как раз мог улучшить перспективы пациентов и, соответственно, способствовать излечению.

– Это отвлекающий маневр, ваша честь, – заявляет Фелд. – Существовала значительная, если не сказать преобладающая, вероятность того, что кто-то из пациентов мог умереть в результате использования этого препарата. Несмотря на улучшение состояния некоторых из них, пусть даже большинства.

– Ваша честь, – снова вступает Марта, – оценка действий доктора Пафко и влияния на больных препарата «Джи-Ливиа» – это дело присяжных, а не мистера Фелда. А для того, чтобы члены жюри смогли все это оценить, наша задача – предоставить им все результаты тестирования лекарства, а не только случаи отрицательных последствий, на которых обвинение намеренно делает акцент.

При рассмотрении дел в судах штатов редко поднимается вопрос, что именно можно считать «значительной вероятностью» – в основном по причине того, что статут об убийстве никогда не применялся в обстоятельствах, подобных нынешним. Сонни покидает свое место на десять минут, чтобы своими силами наскоро изучить данную тему. Вернувшись, она выражает свое мнение предельно просто:

– Возражения гособвинения отклонены. Защита имеет право указывать на положительные результаты лечения с помощью препарата «Джи-Ливиа» – разумеется, и в тех случаях, когда речь идет о пациентах, которых, как предполагается, лекарство убило. Некоторые тонкие нюансы законодательства нам придется обсудить и согласовать на завершающей стадии процесса, когда дело дойдет до инструктирования присяжных.

Это – первая конкретная победа, одержанная Стернами от имени Кирила.

* * *

Опрос свидетелей возобновляется. Следующим в зал суда вызывают сына женщины, которая умерла через год с небольшим после того, как начала принимать «Джи-Ливиа». Для Стернов в этой ситуации единственная разумная стратегия – стараться сделать так, чтобы этот свидетель, выступающий от имени так называемых жертв препарата, как можно скорее закончил свое выступление. После разъяснения, с которым выступила Сонни, Фелд меняет схему опроса – он начинает с того, что интересуется у сына умершей пациентки, можно ли сказать, что использование препарата на какое-то время улучшило состояние его матери. Как только мужчина заканчивает отвечать, Марта поднимается со своего места и говорит:

– Мы приносим вам свои глубочайшие соболезнования. У защиты нет вопросов.

Следующий свидетель – мистер Хорас Пратт из штата Мэн. Фелд явно тщательно репетировал с ним его выступление. Поднявшийся на трибуну мистер Хорас внешне очень похож на фермера с картины «Американская готика» – разве что вил в руке не хватает. Он одет в брюки цвета хаки и фланелевую рубашку, застегнутую до самого горла.

Утром, еще до того, как в зал суда были доставлены присяжные, Марта подняла вопрос, из-за которого у ее отца возникли трения с судьей. Она поинтересовалась, можно ли ей задавать вопросы о состоянии финансов родственников всех перечисленных в обвинении семи жертв – тех самых родственников, которые подали гражданские иски против компании «ПТ» в связи со смертью их близких. Несмотря на возражения представителей гособвинения, судья приняла решение об уместности короткого перекрестного допроса – по крайней мере в тех пяти случаях, когда дела по гражданским искам о компенсациях еще не завершились. Это давало присяжным возможность узнать, что тот или иной родственник умершего пациента или пациентки должен получить по меньшей мере часть денег, выплаты которых требовали от «ПТ». Кроме того, такой подход ясно продемонстрировал бы присяжным, что кое-кто из выступающих перед ними свидетелей обвинения мог быть финансово заинтересованным в том, чтобы дать те или иные показания. С другой стороны, Сонни запретила задавать какие-либо вопросы на обозначенную тему членам двух семей жертв, в том числе сыну умершей женщины, который только что покинул зал суда. Дело в том, что в этих двух случаях истцы заключили с компанией «ПТ» многомиллионные досудебные сделки. Так что у данных свидетелей финансовая заинтересованность уже отсутствовала – какие бы показания они ни дали, больше денег они уже не получили бы. До начала процесса Сонни ясно дала понять, что в данном случае подход к свидетелям должен быть сугубо индивидуальным. Именно поэтому тот факт, что Стерн без согласования с ней заговорил в первый день суда на эту тему, да еще упомянул о гражданских исках и компенсациях, вызвал у судьи такой гнев.

Фелд в данном вопросе, как говорят юристы, решил заранее выбить оружие из рук противника – а именно сам во время опроса задал свидетелям вопросы о гражданских исках. Миссис Колкитт ответила: «Мой сын вроде бы говорил о чем-то таком с юристами из фирмы «Неукрисс», но я про это ничего не знаю». Мистер Пратт сказал примерно то же самое – что всем этим занимается адвокат, который решает вопрос с наследством его жены.

– А теперь скажите, мистер Пратт, – говорит Марта, когда ей предоставляют слово, – именно вы должны унаследовать состояние вашей жены?

– Верно, – следует лаконичный ответ.

– И вы знаете, не правда ли, о том, что львиная доля состояния вашей жены должна, собственно, возникнуть благодаря компенсации, затребованной от «Пафко Терапьютикс» по гражданскому иску, который был подан в связи со смертью вашей жены в результате неправомерных действий?

Фелд поднимается с места, чтобы возразить.

– Я протестую. Свидетель заявил, что делами жены занимается ее адвокат, – говорит помощник федерального прокурора.

Судья, прищурив один глаз, внимательно смотрит на Фелда. Как и Стерны, она тоже подозревает, что помощник прокурора до процесса репетировал со свидетелями обвинения их выступления на процессе – чтобы свидетели могли уйти от неудобных вопросов по поводу того, что они могут выиграть благодаря своим показаниям.

– Миссис Стерн всего лишь спросила, что известно мистеру Пратту. Протест отклонен.

– Да, – говорит Пратт. – Я это знаю.

– А ваши интересы представляет юридическая фирма «Неукрисс»?

– Энтони Неукрисс. Сын.

– Известно ли вам, что фирма Неукриссов потребовала от компании «ПТ» компенсацию за смерть вашей жены в размере пяти миллионов долларов?

После того как Марта называет эту цифру, по залу суда пробегает волна ропота.

– Да, известно.

– А знаете ли вы о том, что, действуя от вашего имени, фирма «Неукрисс» отвергла встречное предложение со стороны компании «ПТ» на сумму два миллиона долларов?

Возмущенный Фелд заявляет протест. Вопрос, заданный Мартой Стерн, в самом деле на грани фола, и Сонни колеблется. Возникает небольшая пауза, и Пратт успевает ответить:

– Это не значит, что они предлагали два миллиона мне. Сорок процентов получит «Неукрисс». Так что на мою долю пришлось бы немногим больше миллиона.

Стерн замечает, как миссис Мэртаф, пожилая вдова, входящая в состав жюри присяжных, презрительно кривит губы. Вероятно, в этот момент многие начинают сомневаться, что мистер Пратт в самом деле испытывает сильную и искреннюю скорбь в связи со смертью жены.

– Я ограничиваю дальнейший перекрестный допрос свидетелей в том, что касается ad damnum[2]2
    Ad damnum (лат.) – аргумент к убыткам (юр.).


[Закрыть], – объявляет Сонни, сознательно используя латынь – в данном случае свидетели не должны понимать, о чем именно идет речь. Судья имеет в виду, что при перекрестном допросе других свидетелей обвинения Марта сможет спрашивать их только о сумме иска, поданного родственниками того или иного из умерших пациентов.

Впрочем, даже при этом ограничении Марта вполне способна дать понять присяжным достаточно очевидную вещь: три оставшихся свидетеля обвинения из тех пяти, от чьего имени поданы гражданские иски, могут получить и почти наверняка получат финансовую выгоду от своих показаний. К тому же двое из пяти являются клиентами юристов компании «Неукрисс», которая оформила первые иски менее чем через сорок восемь часов после публикации репортажа в «Уолл-стрит Джорнэл», который положил начало скандалу вокруг препарата «Джи-Ливиа». Как адвокаты юридической конторы «Неукрисс» умудрились за такой короткий срок выяснить, кто именно из пациентов умер в ходе клинических испытаний, и оформить гражданские иски от имени их родственников, опередив других юристов, – это тайна, которую Стерны и крупные юридические фирмы, представляющие в этих гражданских делах интересы компании «ПТ», так и не смогли разгадать. Но Пит Неукрисс, глава семейства Неукриссов, которому уже почти девяносто лет, недаром известен среди юристов округа Киндл под кличкой Король Тьмы. Он умело применял в своей деятельности тайные и весьма нечистоплотные методы и обладал умением проникать за закрытые двери и в чужие тайны еще во времена своего первого брака. Тогда, кстати, его тесть, лейтенант полиции, работавший в Службе дорожного движения, договорился со всеми сотрудниками подразделения, чтобы они, оказавшись на месте аварии, все как один вручали участникам ДТП визитные карточки его зятя. Стерн также помнит фотографии, сделанные репортерами телеграфных агентств в Индийском городке Бхопал, где произошел всемирно известный трагический случай утечки химических веществ. На снимках оказался и старший Неукрисс – в армейской противохимической защитной маске и с чемоданчиком, туго набитым договорами о предварительной оплате юридических услуг.

После родственников умерших пациентов гособвинение пригласило в зал суда нескольких лечащих врачей. Из их показаний становится ясно, что у них довольно смутное представление о том, что на самом деле происходило с их больными. Разумеется, можно было бы провести их перекрестный допрос. Однако адвокаты знают, что будет лучше, если они применят эту процедуру в отношении патологоанатома, которого обвинение собирается вызвать следующим. Из предыдущего опыта Алехандро Стерн и Марта знают, что, задавая вопросы доктору Роджерс, они, возможно, смогут за что-то зацепиться. Поэтому они очень надеются на то, что прокурору и его людям придется вызвать ее до того, как Сонни объявит о завершении сегодняшних слушаний. Но судья делает это сразу же после того, как подиум покидает последний из приглашенных в суд врачей. По окончании первого дня опроса свидетелей в ходе процесса «Соединенные Штаты Америки против Пафко» сторона обвинения вырывается далеко вперед.