Текст книги "Последнее испытание"

Автор книги: Скотт Туроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– А что означает термин «раскрытие данных»?

– Это означает просмотр всей или части информации, находящейся в базе, включая самые чувствительные данные, то есть коды, которые показывают, какое именно лекарство или другой метод лечения применяется в отношении участников тестирования.

– Должны ли сведения о случаях такого раскрытия данных доводиться до УКПМ?

– Как я уже говорила, существует конфиденциальная процедура мониторинга безопасности. О любых других случаях раскрытия информации, происходящих вне рамок соответствующих протоколов, нам должны докладывать.

– Вы были проинформированы о том, что в сентябре 2016 года или когда-либо после этого Кирил Пафко вскрывал базу данных клинических испытаний «Джи-Ливиа»?

– Я протестую, – заявляет Марта. – В вопросе содержится утверждение, не подкрепленное свидетельскими показаниями.

– Переформулируйте вопрос, мистер Эпплтон, – говорит Сонни.

– Получало ли УКПМ когда-либо информацию о том, что база данных тестирования «Джи-Ливиа» вскрыта, до того, как это тестирование было завершено?

– Нет. Никогда. Я проверила документацию, свою и управления. В ходе клинических испытаний мы не получали никаких докладов о каких-либо раскрытиях базы данных – даже от контролеров безопасности, у которых, по-видимому, не возникало причин нам такие доклады присылать.

– Скажите, что такое «серьезное нежелательное событие»?

– Серьезным нежелательным событием называют возникновение в ходе клинических испытаний ситуации, которая потенциально опасна для жизни любого участники тестирования.

– Смерть пациента является серьезным нежелательным событием? – интересуется федеральный прокурор. Мозес, находясь в зале суда, держится настолько невозмутимо, что даже подобный вопрос он может задавать, не боясь показаться самовлюбленным всезнайкой. Доктор Робб, однако, не может сдержать легкую улыбку.

– Определенно.

– А о серьезных нежелательных событиях в ходе клинических испытаний, согласно существующим правилам, в УКПМ должны докладывать?

– Несомненно.

Мозес делает паузу, чтобы продемонстрировать доктору Робб вещественное доказательство с биркой, на которой написано «Компьютер Пафко А». После этого он просит показать вещдок присяжным. Стерны имеют право заявить протест, поскольку вещественные доказательства могут официально считаться таковыми только после того, как криминалисты ФБР объяснят, каким образом они получили скриншот базы данных «Глоубал Интернэшнл» с монитора компьютера Кирила. Но, используя подобную тактику, они вряд ли достигнут многого, поскольку доктор Робб, будучи экспертом, в любом случае может дать показания о происхождении вещдока. Иногда лучшим вариантом защиты в зале суда является демонстрация беззаботности.

– Теперь я хочу привлечь ваше внимание, доктор Робб, к скриншоту с компьютера А доктора Пафко. Что это такое, по-вашему?

– Похоже, это таблица результатов из базы данных клинических испытаний «Джи-Ливиа». Раскрытия данных производились, чтобы выявить случаи серьезных нежелательных событий за шестимесячный период, предшествовавший раскрытию. Соответственно, здесь мы видим раскрытие данных за период с 15 марта по 15 сентября 2016 года, то есть по тот день, когда на основе уже накопленных за шесть месяцев данных базу сформировали.

– А когда вы говорите о «раскрытии», вы имеете в виду, что данные сортируются таким образом, чтобы можно было узнать, кто из пациентов принимает «Джи-Ливиа»?

– Да.

– Среди пациентов, проходивших лечение препаратом «Джи-Ливиа», зафиксированы случаи смерти?

– Да. Эти случаи можно видеть в верхнем правом углу экрана. Их четырнадцать, двенадцать из них имеют пометку, что причиной смерти «не являлось основное заболевание». Из этих двенадцати десять произошли в предыдущем квартале.

– А что еще вы можете сказать по поводу этих смертей, глядя на скриншот с компьютера А доктора Пафко?

– Данные по этим двенадцати эпизодам, которые исследователи внесли в базу, имеют явное сходство: во всех случаях были зафиксированы высокая температура, судороги, повышенное кровяное давление. Симптомы во всех эпизодах возникали внезапно, смерть наступала в течение тридцати шести часов после госпитализации, но часто значительно быстрее.

– К каким выводам вы приходите как эксперт, глядя на эти данные?

– Мне совершенно ясно, что двенадцать пациентов, которые принимали препарат «Джи-Ливиа» более года, умерли в течение полугода по причинам, на первый взгляд не имевшим отношения к раку – их основному заболеванию. Причем похоже, что с течением времени такие случаи происходили все чаще.

– Эти случаи являются серьезными нежелательными событиями, о которых необходимо докладывать в УКПМ?

– Безусловно.

– Если бы вы увидели этот скриншот с компьютера А доктора Пафко или получили доклад, содержащий аналогичную информацию, что бы вы сделали?

– Я бы немедленно остановила процедуру по одобрению «Джи-Ливиа», чтобы провести расследование.

– Теперь я хочу показать вам вещественное доказательство, обозначенное как «Глоубал-А». Что это такое, по-вашему?

– Это такая же сводная таблица, содержащая базу данных по пациентам «Джи-Ливиа» за предшествующие шесть месяцев, но она датирована 16 сентября 2016 года.

– Она такая же, как таблица из компьютера А доктора Пафко?

– Она похожа на таблицу из компьютера А доктора Пафко, но отличается от нее.

– Чем она отличается?

– В таблице «Глоубал-А» двенадцать внезапных смертей никак не отражены.

– Если бы вам представили эти данные, а не данные из компьютера А доктора Пафко, с которых на день раньше был сделан скриншот, продемонстрированный вам несколько минут назад, как бы вы отреагировали?

– Я никак бы не отреагировала. В этой таблице, похоже, все в порядке.

Мозес показывает доктору Робб официальный запрос «ПТ» на разрешение продавать «Джи-Ливиа» через торговые сети, так называемое ходатайство о выдаче лицензии на биопрепарат, которое было представлено в октябре 2016 года. Документ помечен как «вещественное доказательство гособвинения 1».

– Каким образом соотносятся данные в таблице «Глоубал А» с теми данными, которые были приложены к ходатайству «ПТ», то есть к документу с пометкой «вещественное доказательство гособвинения 1»?

– Эти данные идентичны друг другу. К вещественному доказательству гособвинения 1 приложены и другие данные, причем в большом количестве, в том числе включающие доклад о клинических испытаниях. Но все данные из таблицы «Глоубал-А» входят в набор документов, представленных как «вещдок гособвинения 1».

– Кстати, раз уж речь зашла о вещдодке гособвинения 1 и ходатайстве «ПТ» о выдаче лицензии. Вы присутствовали на встрече с представителями «Пафко Терапьютикс», которая состоялась в УКПМ 27 октября 2016 года?

– Да, присутствовала.

– А кто там был из представителей «ПТ»?

Доктор Робб отвечает, что на встрече присутствовали Кирил, Леп и Танакава, и добавляет, что в переговорах принимали участие те же сотрудники УКПМ, которые приходили и на другие подобные мероприятия.

– А обсуждались ли на встрече данные, включенные в доклад о клинических испытаниях, который является частью вещественного доказательства гособвинения 1?

– Да. Если судить по цифрам, то препарат «Джи-Ливиа» показал, что по эффективности он значительно превосходит прежние методики лечения.

– Вы разговаривали в ходе встречи с подсудимым, Кирилом Пафко?

– Да. Когда встреча подходила к концу, я пожала ему руку и сказала: «Поздравляю, похоже, вам опять это удалось».

– Что вы имели в виду?

– Я имела в виду, что препарат «Джи-Ливиа», судя по всему, являлся прорывом в лечении онкологических заболеваний – таким же, как открытие доктором Пафко RAS-белков, за которое он получил Нобелевскую премию.

– Скажите, когда речь идет об одобрении лекарства, кто именно принимает соответствующее решение в УКПМ?

– Если мы говорим о лекарствах, так или иначе имеющих отношение к лечению рака, то есть о таких случаях, которые описаны в документах, включенных в вещественное доказательство гособвинения 1, то все материалы стекаются на мой стол. При этом там должна быть рекомендация моих коллег и группы сторонних экспертов, которая называется комитетом советников. Обычно я составляю рекомендацию и представляю ее моим руководителям и главному уполномоченному инспектору – основываясь на мнениях специалистов управления и моей собственной оценке собранных данных.

– Сколько препаратов, предназначенных для лечения онкологических заболеваний, были одобрены УКПМ без вашей рекомендации за последние шесть лет?

– Ни одного.

– Доктор Робб, если бы вы знали о тех данных, которые налицо в скриншоте с компьютера А доктора Пафко, вы бы поддержали решение об ускоренном одобрении «Джи-Ливиа» в январе 2017 года?

– Ни в коем случае.

Мозес совещается с Фелдом, чтобы удостовериться, что задал все вопросы, подготовленные помощником. У Фелда, похоже, возникли какие-то новые соображения. Мозес кивает и возвращается на прежнее место.

– Вы изучили листок-вкладыш к препарату «Джи-Ливиа»? – обращается он к доктору Робб.

– Изучила.

– Там имеется предупреждение о возможных побочных эффектах МАТ – моноклональных антител. Как по-вашему, это предупреждение составлено должным образом?

– Нет, ничего подобного. Это, можно сказать, просто шаблонный текст. Когда возможные побочные эффекты включают в себя серьезный риск тяжелых осложнений с летальным исходом, мы требуем, чтобы в листке-вкладыше было особое предупреждение в черной рамке.

– И что это за предупреждение?

– Это именно то, что я сказала, в буквальном смысле. Предостережение о возможных проблемах обведено жирной черной рамкой. В этом как раз весь смысл, – поясняет доктор Робб. – Ни врач, ни пациент просто не могут пропустить такое.

В качестве вещественного доказательства, иллюстрирующего слова свидетеля, Мозес предъявляет суду страницу из листка-вкладыша к другому лекарству, выпущенному «ПТ», а затем переводит его изображение на монитор. На нем помещается почти вся страничка. Выглядит она довольно пугающе – как и слова предупреждения, взятые в рамку.

После этого Мозес поворачивается к Марте и говорит:

– Свидетель ваш.

Стараясь сохранять полную невозмутимость, федеральный прокурор, однако, не может до конца сдержать едва заметную злорадную улыбку, которая против воли возникает на его губах. По его мнению, доктор Робб отправила Кирила в нокдаун.

Марта встает. Отец считает ее прекрасным адвокатом, умеющим сохранять полное хладнокровие и не терять головы в зале суда ни при каких обстоятельствах. Она превосходит Стерна и в умении оперировать юридическими аргументами, и в способности построить разговор таким образом, чтобы дезавуировать показания эксперта, выступающего в роли свидетеля. Особенно она хороша в перекрестном допросе мужчин определенного типа – в частности, возрастных офицеров полиции, у которых умные женщины с сильным характером вызывают подсознательное раздражение. Но с годами отец и дочь пришли к пониманию того, что, как бы то ни было, Марта не обладает таким умением выступать с блеском, какое есть у Стерна-старшего. Как правило, лихорадочно готовясь к перекрестному допросу, Стерн суетливо пишет на листке какие-то заметки, перебирает вещдоки, пытается заранее спланировать, в каком порядке он будет задавать вопросы. Однако, встав и приступив к делу, он начинает импровизировать, полагаясь на свою интуицию. Марта же предпочитает придерживаться заранее составленного сценария. Поэтому отец и дочь пришли к молчаливому соглашению, что ключевые моменты процесса, приковывающие к себе всеобщее внимание, возьмет на себя Стерн. Однако оба считают, что будет лучше, если перекрестный допрос доктора Робб проведет Марта. На то есть как минимум две причины. Во-первых, Марта на данный момент гораздо лучше разбирается в сложных процедурах, в соответствии с которыми функционирует УКПМ. Во-вторых, противостояние двух женщин должно произвести большее впечатление на жюри – тем более что доктору Робб предстоит оказаться в весьма затруднительном положении. Последнее становится очевидным сразу же после того, как Марта представляется свидетельнице.

– Доктор Робб, – начинает она, – я хочу зачитать вам выдержку из «Нью-Ингланд Джорнэл оф Медисин», а точнее – из статьи, которая была опубликована шестнадцать лет назад. «Если штат Массачусетс завтра объявит, что собирается разрешить кому-либо управлять чем-то потенциально опасным, как автомобиль, исходя из результатов испытаний, которые проводили водители, это почти наверняка вызовет возмущение на общенациональном уровне. И все же, когда на карту поставлены миллиарды долларов и, что еще важнее, сотни миллионов человеческих жизней, мы позволяем американским фармацевтическим компаниям самим испытывать их продукцию, которую предполагается выпустить в свободную продажу, на предмет безопасности и эффективности. Контролирующая роль правительства в этом вопросе является весьма ограниченной. Вряд ли в этой ситуации будет удивительным, что результаты таких испытаний окажутся ненадежными и приведут к фатальным последствиям».

Мозес встает, возмущенно качая головой из стороны в сторону:

– Я протестую, ваша честь. В ходе этого процесса мы обсуждаем не процедуру клинических испытаний лекарственных препаратов.

В разговор вмешивается Марта:

– Прежде чем вы примете решение, ваша часть, могу я закончить вопрос?

Сонни неохотно поднимает руку в знак согласия.

– Вы знаете, кто это написал, доктор Робб? – интересуется Марта.

Когда она еще только начала зачитывать цитату, на губах свидетельницы возникла горькая улыбка.

– Да, знаю. Это был доктор Джейсон Карденал.

– А кто такой Джейсон Карденал?

– На данный момент он занимает должность главного инспектора Управления по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов.

– Он возглавляет управление?

– Да.

– Я заявляю протест по той же причине, – произносит Мозес. – Это не имеет отношения к делу.

Сонни смотрит на Марту, прищурив один глаз, и Марта отвечает:

– Во-первых, ваша честь, мистер Эпплтон спрашивал, почему УКПМ не проводит тестирования фармакологических препаратов самостоятельно. Доктор Робб ответила, что это слишком дорого. Можно подумать, что дело только в этом! Во-вторых, доктор Робб – основной свидетель гособвинения, который, как предполагается, должен помочь установить, что УКПМ ввели в заблуждение. Так что мои вопросы имеют отношение к делу – особенно если учесть, что глава управления в свое время публично предупреждал, что сама система проверки продукции устроена таким образом, что получаемая УКПМ информация может быть изначально искаженной.

На губах Сонни мелькает улыбка:

– Не знаю, какие у вас еще основания, миссис Стерн, но то, которое вы привели, я принимаю. Протест отклонен.

– Доктор Карденал не раз публично заявлял, что он давно уже изменил свою точку зрения, – вставляет доктор Робб.

– Прошу исключить эту реплику из протокола, – тут же реагирует Марта.

– Принимается. – Сонни смотрит на свидетельницу: – Доктор Робб, пожалуйста, не делайте заявлений по своей инициативе. Ждите вопросов адвокатов и отвечайте на них.

Доктор Робб кивает, и ясно, что ей немного стыдно за то, что она нарушила процедуру. В статье, которую цитировала Марта, доктор Карденал предлагал создать правительственную систему тестирования новых лекарств и биопрепаратов, в рамках которой испытывались бы за сравнительно небольшие деньги все новые лекарства и биопрепараты, предназначенные для продажи в Соединенных Штатах. Фармацевтические компании резко выступили против этой инициативы – как и многие представители Конгресса, которые решили, что реализация этой идеи создаст еще одну огромную бюрократическую машину на федеральном уровне. Кто-то решил, что эта бюрократическая машина будет еще более уязвимой к давлению со стороны лоббистов. В итоге предложение доктора Карденала, несмотря на активную его поддержку со стороны медицинского сообщества, так ни к чему и не привело.

Между тем Марта продолжает перекрестный допрос свидетеля, переводя его в то русло, которое она заранее наметила в разговоре с отцом.

– Доктор Робб, можно ли, обобщая ваши показания, сказать, что сегодня вы не стали бы рекомендовать одобрение «Джи-Ливиа», если бы видели базу данных клинических испытаний, зафиксированную в вещдоке гособвинения «компьютер Пафко А» – в том виде, в котором она существовала на 15 сентября 2016 года?

– Верно, можно.

Марта объяснила Стерну, что доктор Робб никак иначе ответить не сможет – ведь это необходимо УКПМ для того, чтобы как-то оправдать вынесенное им в свое время решение об одобрении препарата.

– Правильно ли я понимаю, – продолжает Марта, – что решение УКПМ по поводу продажи лекарства на территории Соединенных Штатов зависит от того, является ли препарат, согласно результатам тестирования, эффективным и безопасным?

– Правильно.

– Значит, принимая решение по поводу того, одобрять или не одобрять тот или иной препарат, управление не дает никаких моральных оценок, верно?

– Я не понимаю вопроса.

– Гипотетически, если вы решили, что, согласно стандартам УКПМ, лекарство является безопасным и эффективным, то вы порекомендуете одобрить его – даже если в ходе испытаний имели место серьезные ошибки, удаление части информации из базы данных или даже прямая ложь и подтасовки? Так?

– Я не представляю, как можно гипотетически предполагать подобное. Как я могу быть уверена, что лекарство является безопасным и эффективным, если производитель препарата солгал нам? Подождите, я должна все это обдумать. Но да, никаких моральных оценок мы не выносим.

– Но получается, что мошенничество, если исходить из мнения, которое вы высказали по поводу процедуры одобрения препаратов, – это то, что в данном вопросе к делу не относится?

– Я не считаю, что для сотрудников управления это к делу не относится. Как вам известно, УКПМ за-явило…

– Простите, – прерывает Марта свидетельницу и поднимает руку. Доктор Робб собиралась сослаться на попытки УКПМ объяснить общественности, что управление одобрило «Джи-Ливиа» по той причине, что его ввели в заблуждение, мошенническим образом подтасовав данные тестирования. Это еще одна тема, затрагиваемая в гражданских исках против изготовителя препарата, которая по специальному решению судьи не должна упоминаться в ходе процесса – присяжные не должны слышать о ней ни слова.

– Я задаю вопросы именно вам, доктор Робб, а не кому-либо другому из сотрудников вашего управления, – говорит Марта. – Вы находитесь в зале суда и являетесь свидетелем, дающим показания.

– Я понимаю.

– Значит, сегодня, находясь здесь, в зале суда, вы утверждаете, что единственная причина, по которой вы отказались бы рекомендовать одобрение препарата «Джи-Ливиа», – это то, что двенадцать смертей, зафиксированных с помощью вещдока «компьютер Пафко А», вызвали бы у вас сомнение в том, что лекарство безопасно и эффективно?

Доктор Робб недовольно кривит губы и на мгновение задумывается, после чего отвечает:

– Да, я говорю именно это.

– Для того чтобы вы приняли такое решение, не имело бы принципиального значения, фиксированы ли эти смерти как серьезные негативные события, верно?

– Ну, я не уверена, что могу сказать, что это не имело бы значения.

– Доктор Робб, вы можете привести пример, когда УКПМ отказалось одобрить новое лекарство только потому, что в ходе испытаний было допущено нарушение установленной процедуры?

Свидетельница некоторое время колеблется, а затем отвечает:

– Мне надо подумать.

Марта возвращается к столу защиты и берет с него пухлый том в мягкой обложке, по размерам и толщине похожий на телефонный справочник округа Киндл.

– Это – копия Свода федеральных предписаний, который содержит в том числе большинство правил, официально установленных вашим управлением для проведения клинических испытаний лекарственных препаратов.

На самом деле том, который держит в руках Марта, – вариант Свода предписаний, выполненный гораздо более крупным шрифтом, чем официальное издание, и потому куда более внушительный на вид. Но доктор Робб, которая в этот момент явно думает о запрете Сонни на обсуждение в ходе процесса некоторых тем, ограничивается коротким «да».

– И как часто так случается, доктор Робб, что заказчик клинических испытаний, он же производитель тестируемого препарата, во время клинических испытаний нарушает установленные процедуры?

– Я предполагаю, что это происходит каждый день. Но не все процедуры одинаково важны.

Марта требует исключить вторую фразу реплики из протокола. Сонни поддерживает адвоката защиты. Затем судья, глядя на свидетельницу, говорит:

– Доктор Робб, еще раз прошу вас воздержаться от оценочных заявлений. Ваше дело – выслушивать вопросы, которые вам задают, и отвечать на них. Не принуждайте меня ставить вас в угол.

Доктор Робб в ответ смеется – как и большинство присутствующих в зале суда. Сонни между тем продолжает:

– Мистер Эпплтон, сидящий вон там, очень хороший юрист, и, если он решит, что есть еще какие-то факты, о которых присяжным следует знать, он задаст вам соответствующие вопросы. Но после того, как миссис Стерн закончит со своими вопросами.

– Поняла, – кивает доктор Робб.

Марта стоит в нескольких футах от нее и все еще держит в руках толстый том.

– Возвращаясь к вопросу, который я вам только что задала, доктор Робб. Многие лекарства не были бы одобрены вашим управлением, если бы этому мешали нарушения существующих требований и процедур.

Свидетельница хмурится, обдумывая слова адвоката, а затем говорит:

– Укол.

– Я вовсе не фехтую с вами, доктор.

– Я понимаю. Полагаю, то, что вы говорите, более или менее верно.

– Между прочим, доктор Робб, вам известно, сколько генеральных директоров компаний, которые не сообщили должным образом об имевших место в ходе тестирования серьезных негативных фактах, были подвергнуты суду?

– Я протестую, – говорит Мозес, и Сонни его тут же поддерживает. Тот факт, что кто-то совершил такое же правонарушение, как Пафко, и остался безнаказанным, не снимает вины с подсудимого.

– Но проблема в том, доктор Робб, что, если исходить из ваших сегодняшних показаний, ваше мнение, что вы могли бы не поддержать одобрение «Джи-Ливиа» не связано с тем, получало или не получало УПКМ доклады о нарушении правил и процедур. Это так?

– Вопрос уже задавался, и ответ на него прозвучал, – вставляет Мозес.

– Вопрос был сформулирован несколько иначе, но я думаю, что мы все уловили, в чем суть, миссис Стерн, – заявляет Сонни. – Все что учитывалось при решении вопроса об одобрении «Джи-Ливиа» – это является ли препарат безопасным и эффективным. Пожалуйста, продолжайте.

Как это часто бывает в ходе судебных процессов, на которых в качестве обвиняемых выступают «белые воротнички», Стерны пытаются построить защиту в соответствии со старой шуткой о человеке, который предстал перед судом из-за того, что его пес укусил соседа. На суде хозяин собаки выдвинул три аргумента в свою защиту: 1. Я всегда вожу своего пса на поводке, поэтому он не мог укусить соседа. 2. Мой пес очень стар, и у него нет зубов. Поэтому он не мог укусить соседа. 3. У меня нет никакого пса.

Стерн надеется, что к концу процесса вещественные доказательства и показания свидетелей позволят защите утверждать, что Кирил вовсе не просил Венди Хох вносить коррективы в базу данных. Однако, если присяжные придут к иному выводу, Стерны хотят в качестве запасного варианта иметь возможность сказать, что корректировка данных не имела никакого значения, потому что она не была «существенным» фактором с точки зрения закона и существующих инструкций. И Марта методично продвигается к этой цели, стараясь заставить доктора Робб признать, что ни искажение данных само по себе, ни нарушение установленных процедур и правил не имеют решающего значения при решении вопроса о том, отвечает ли «Джи-Ливиа» стандартам УКПМ.

– Поговорим о таких понятиях, как «безопасный» и «эффективный». Скажите, какой смысл УКПМ вкладывает в словосочетание «безопасный препарат»? – интересуется Марта.

– Видите ли, мы одобряем тот или иной препарат, если понимаем, что его положительное воздействие на целевую категорию пациентов перевешивает побочные эффекты и потенциальные риски его применения.

– То есть даже если лекарство убьет какую-то часть больных, оно все равно может быть признано достаточно безопасным для того, чтобы УКПМ его одобрило?

– Теоретически да.

– И фактически тоже, не так ли? Ваше управление и сотрудничающие с вами организации частенько одобряют тот или иной продукт или лекарство и выпускают его на рынок, несмотря на большую вероятность того, что кто-то из-за этого погибнет, разве не так?

Марта отнюдь не случайно употребляет выражение «большая вероятность», присутствующее в тексте статута об убийствах.

– Такой подход позволяет спасти жизни многим людям. Да, это так.

– А теперь скажите, доктор Робб, когда вы готовились к даче свидетельских показаний, вам позволили прочитать расшифровку показаний доктора Бруно Капеча, которые он представил суду по этому делу?

Мозес заявляет протест по поводу слова «позволили». Существующее правило, запрещающее свидетелям знакомиться с показаниями других свидетелей, данными в суде, не распространяется на экспертов. Сонни просит Марту переформулировать вопрос. В итоге доктор Робб заявляет, что не знает, о чем Капеч сообщил присяжным.

– Вам известна профессиональная репутация доктора Капеча как квалифицированного онколога-эпидемиолога?

– Безусловно.

– Он авторитетный специалист в своей сфере?

– Несомненно.

– Что ж, в порядке обсуждения того, что вы только что сказали, я вам сейчас покажу часть расшифровки показаний доктора Капеча. Вам хорошо видно?

Через какое-то время на мониторе появляются две страницы текста, отпечатанного на машинке или набранного на клавиатуре компьютера.

– Доктор Капеч сообщил всем нам, что от двадцати пяти до тридцати процентов пациентов, которым диагностирован немелкоклеточный рак легких второй стадии, умирают меньше чем через четырнадцать месяцев.

– Понятно, – откликается доктор Робб.

– А теперь, – продолжает Марта, – я хочу вернуться к вещдоку гособвинения, поименованному «компьютер Пафко А». Я говорю о базе данных клинических испытаний «Джи-Ливиа» в том виде, в котором она существовала на 15 сентября 2016 года, то есть через семнадцать месяцев после начала тестирования.

Пинки в это время снова выводит на монитор тот самый скриншот.

– Мы почти не говорили о другой части клинических испытаний, то есть о пациентах, которые проходили химиотерапию, – продолжает Марта. – Это стандартная процедура лечения, с результатами которой предполагалось сравнить результаты применения «Джи-Ливиа». Вы помните, какой процент смертей был зафиксирован среди этой, второй части больных?

Мозес пытается заявить протест на том основании, что обсуждение подробностей, касающихся второй половины целевой группы пациентов, не имеет отношения к делу, но Сонни его отклоняет. Судебная процедура предусматривает, что, если присяжные узнали содержание части какого-либо документа, они также имеют право знать, о чем еще в нем говорится.

– У меня имелась информация об этом. Если память мне не изменяет, эффективность лечения с помощью «Джи-Ливиа» была значительно более высокой. Кажется, смертность у второй части пациентов превышала двадцать процентов.

– Давайте не будем гадать, – говорит Марта. На экране монитора появляется вторая часть базы данных клинических испытаний. Из нее следует, что через те же семнадцать месяцев после начала клинических испытаний из сорока девяти больных, которых лечили с помощью химиотерапии, умерли более двадцати пяти процентов. Восемь пациентов прекратили свое участие в эксперименте, что, по словам доктора Робб, считается обычным делом.

– А теперь сопоставим все эти данные, – подытоживает Марта. – Скриншот с компьютера А доктора Пафко показывает, что в процессе лечения препаратом «Джи-Ливиа» шесть процентов пациентов умерло из-за внезапно возникших осложнений, верно?

– Да.

– И лишь пять процентов больных умерло по причинам, которые так или иначе были напрямую связаны с их основным заболеванием – раком.

Видно, что эта фраза приводит доктора Робб в некоторое замешательство. Пользуясь этим, Марта вместе с ней проходится по базе данных строчка за строчкой. После примерно пяти минут подробного изучения всех деталей свидетельница соглашается, что пять процентов, то есть десять пациентов, судя по всему, умерли от рака или его последствий.

– То есть на тот момент, а именно примерно через семнадцать месяцев после начала клинических испытаний, умерли одиннадцать процентов пациентов, принимавших «Джи-Ливиа» против более чем двадцати пяти процентов смертей среди больных, которых лечили стандартными методами. Верно? – гнет свое Марта.

– Цифры показывают именно это.

– Получается, что, исходя из вашего описания понятия «безопасный и эффективный препарат», «Джи-Ливиа» можно считать именно таковым.

Доктор Робб снисходительно улыбается, словно Марта – непослушный ребенок, а не адвокат защиты.

– Могу я кое-что объяснить? – спрашивает свидетельница, глядя на Сонни.

– Пожалуйста, отвечайте на вопрос, доктор Робб.

– Да, конечно, если негативные явления зафиксировали через семнадцать месяцев после начала тестирования, можно было бы сказать, что препарат «Джи-Ливиа» более безопасен, чем традиционные методики лечения.

– Даже при наличии случаев внезапной смерти?

– Да. Но эти смерти начались после примерно тринадцати месяцев лечения пациентов при помощи «Джи-Ливиа». И никто не знает, исходя из этих цифр, чего можно ожидать, если пациенты и дальше будут принимать «Джи-Ливиа». Скажем, не настигнет ли внезапная смерть еще восемьдесят процентов больных в течение следующего года. Именно этот вопрос встает в связи с уже имеющимися случаями гибели больных. И поэтому я не могла и не могу сказать, что «Джи-Ливиа» безопасен.

– То есть «Джи-Ливиа» не мог быть признан безопасным, потому что вы не знали, что будет с пациентами в будущем – по прошествии какого-то времени?

– И еще потому, что я не знала, что явилось причиной смерти погибших пациентов. Эти случаи были таинственными. Большинство исследователей в качестве причины летального исхода назвали ИМ – инфаркт миокарда…

– То есть сердечный приступ?

– Да, причиной смерти называли сердечный приступ – потому, что каждый из этих случаев рассматривался в отдельности. Если же взглянуть на них более широко, то существует много других вариантов, и все они должны быть изучены. Больные с онкологией принимают много лекарств, так что вполне возможно, что дело во взаимодействии каких-то препаратов. Мог иметь место производственный брак при изготовлении «Джи-Ливиа». Если бы вы дали мне время, я могла бы перечислить много разных версий.