Текст книги "Последнее испытание"

Автор книги: Скотт Туроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

13. Ее замысел

Остаток понедельника уходит на постепенное ознакомление с весьма сложным, занимающим не один год процессом одобрения новых лекарственных препаратов Управлением по контролю за качеством продуктов и медикаментов. В качестве свидетеля со стороны обвинения выступает доктор Матрипала Джаясундара. Он радостно сообщает присутствующим, что обычно его называют доктор Мат. На вид свидетель человек вполне приятный, но при этом он очень многословен и говорит монотонно и заунывно. Вскоре, когда он начинает рассказывать о многочисленных фазах испытаний и документации, которые в обязательном порядке требует УКПМ, первоначальное внимание, с которым присяжные слушают его показания, у большинства из них рассеивается. Процесс изучения нового препарата начинается с испытания его на животных, затем следует тестирование на небольшой группе людей с целью определить, каковы эффективные дозировки лекарства. Затем стартуют клинические испытания, заключительной фазой которых является тестирование двойным слепым методом – оно считается эталоном. Каждый этап происходит в соответствии с весьма мудреными инструкциями, которые доктор Мат излагает, пожалуй, излишне подробно – особенно если учесть то обстоятельство, что все эти правила и инструкции не применяются по отношению к небольшой группе препаратов, предназначенных для прорывной терапии. К ним относится и «Джи-Ливиа». Они попадают на рынок в соответствии с особой процедурой ускоренного одобрения.

После того как доктор Мат наконец покидает свидетельскую кафедру, обвинение приглашает в зал суда личного ассистента Кирила в компании «ПТ» Джанелль Моррис. Джанелль работала на этой должности с момента основания «ПТ» и продолжает оставаться на ней до сих пор – несмотря на то что Кирил теперь появляется в офисе «ПТ» крайне редко. Дело в том, что, когда стало ясно, что Кирилу вот-вот будет предъявлено обвинение, компания отстранила его от работы без сохранения оклада.

Джанелль сыграла роль ключевой сотрудницы, когда в компанию стали одну за другой присылать повестки и требовать предоставления самой разной документации. По мнению обоих Стернов, она – просто образец эффективности и компетентности.

И вот теперь Фелд просит ее подтвердить подлинность подписи Кирила на инструкции по экспериментальным исследованиям новых препаратов, которую «ПТ» представила УКПМ в конце 2013 года, перед началом тестирования «Джи-Ливиа». Хотя текст документа представлен на мониторе, Фелд просит Джанелль прочитать вслух обязательство, которое взяли на себя Леп как медицинский директор и Кирил как генеральный директор компании: «Я обязуюсь проводить исследования в полном соответствии со всеми… официальными регуляторными требованиями, которые применимы к данному случаю».

Когда ее отпускают, Джанелль, высокая, статная женщина, проходит мимо ложи защиты и на мгновение кладет руку на плечо Кирилу. Тот накрывает ее ладонь своей и с явной теплотой пожимает ее пальцы. Подчиненные характеризуют Кирила как хорошего руководителя, который всегда интересовался тем, все ли в порядке с их близкими, и помнил все подробности. Марта смотрит на эти вещи достаточно цинично и потому считает, что Пафко просто обожает очаровывать окружающих его людей. Но сотрудники думают, что доброе отношение к ним со стороны босса и его супруги Донателлы носит вполне искренний характер.

Сонни объявляет перерыв. Проводив супругов Пафко, Стерн ненадолго заходит в один из кабинетов, чтобы переговорить с Мартой. Завтрашний принципиально важный перекрестный допрос основного свидетеля, представляющего УКПМ, предстоит вести ей. Она готовилась к нему в течение нескольких месяцев.

– Пап, судя по тому, как ты выглядишь, выходные во Флориде, проведенные с тетей Сильвией, пошли тебе на пользу. Как прошла твоя беседа с доктором Макви?

– Иннис – интересная личность.

– Ах, вот как – Иннис? – переспрашивает Марта, и на лице ее возникает подозрительная улыбка.

– Перестань, пожалуйста, – отвечает ее отец, хотя правда в том, что мысли о докторе Макви посещают его гораздо чаще, чем он ожидал. – Так или иначе, она вовсе не горит желанием всадить в Кирила нож.

Стерн направляется к «Кадиллаку», в котором его дожидается Ардент. Марта права – он в самом деле получил удовольствие от выходных, проведенных с сестрой. Любовь Стерна к Сильвии непохожа на его чувства по отношению к остальным окружающим его людям, пользующимся его симпатией. Это чувство другого порядка – оно словно бы чище и легче, поскольку не обременено грузом ответственности. Когда их с Сэнди мать умерла, Сильвии было семнадцать. Алехандро, будучи на пять лет старше, полагал, что ему предстоит взять на себя родительскую роль. Но в действительности все вышло иначе. Они присматривали друг за другом. У них сложилась многолетняя привычка, которой они продолжают следовать и сейчас, – каждый день связываться друг с другом по телефону. Иногда разговор продолжается час, но в большинстве случаев он занимает минуту или даже меньше.

– Ну что, ты занят?

– Да, конечно. А ты?

Сильвия тоже вдова, и тоже во второй раз. У нее нет и никогда не было своих детей. По этой причине у Сильвии очень близкие и хорошие отношения с детьми Стерна и их отпрысками. Это означает, что Стерн зачастую узнает какие-то подробности, которые от него скрывали, особенно по поводу его сына, именно от Сильвии. Питер живет со своим мужем и маленькой дочерью в Сан-Франциско и до сих пор нередко груб с отцом и конфликтует с ним.

Когда Стерн возвращается домой, Пинки сообщает ему, что собирается на вечеринку. Это видно и по ее наряду. Обычно она надевает вещи странных, режущих глаз цветов и оттенков – фуксии, кислотно-зеленого, стремясь, видимо, к тому, чтобы они как можно лучше сочетались с ее татуировками. Но на этот раз Пинки выбрала темную гамму. Под глазами у нее наложены черные тени. В каждой из ноздрей – по металлическому гвоздику и кольцу. На Пинки черная кожаная юбка, черные легинсы, широкий черный пояс, украшенный серебряными цепочками, весьма откровенный бюстье и черная кожаная куртка, утыканная чем-то, что напоминает бронебойные пули. Вокруг шеи у девушки черный кожаный собачий ошейник.

Пинки подробно излагает деду список замороженных обедов, которыми набит холодильник, а затем запихивает один из них, который он выбрал, в микроволновую печь. Она явно хочет поскорее уйти, но внезапно, что-то вспомнив, щелкает пальцами:

– «Малибу»! Ну, что скажешь? Что ты об этом думаешь?

– Я не знаю, что и думать, Пинки. Ты интересовалась в полиции округа Гринвуд, сколько у них зарегистрировано белых «Малибу» 2017 года выпуска?

Если окажется, что таких машин тысячи, это будет означать, что расследование, которое пытается провести Пинки, скорее всего, бессмысленно. Но, как Стерн и ожидал, самого главного его внучка еще не сообщила.

– Я еще не рассказала тебе всю историю, – говорит Пинки. – Знаешь, я видела тот «Малибу», или похожий, из окна. Как только я заполучила файл с данными доктора Макви, я тут же побежала на парковку и срочно сделала два фото, которые отправила тебе. Едва я успела закончить, как ко мне подъехал в такой маленькой машинке для гольфа охранник и спросил, что мне надо.

– Надеюсь, ты не стала ему это объяснять, – говорит Стерн. Ему не хотелось бы, чтобы Кирил услышал обо всем этом от сотрудников компании «ПТ», а не от своего адвоката.

– Я просто сказала ему, что не помню, где оставила машину, – с улыбкой отвечает Пинки. – Я хорошо умею дурачить людей, дед.

Стерн думает, что его внучка, возможно, права. Проблема, однако, в том, что ее необычная внешность кажется людям подозрительной, и потому они не знают, чего от нее можно ожидать.

– В общем, он отвез меня на парковку для гостей, – продолжает Пинки. – А там – вот незадача! – стоит еще один белый «Малибу». Я спросила у охранника – его, кстати, зовут Оскар… Ну так вот, я его спросила – Оскар, а что, это правда, что тут все ездят на «Малибу» 2017 года выпуска? А он засмеялся и сказал, что это корпоративные машины.

– Корпоративные?

– Ими владеет компания «ПТ». Короче, они топят за зеленую энергетику и все такое. Поэтому там платят людям за то, чтобы те ездили на легком метро. Но бывает так, что менеджеру по продажам нужно съездить на встречу с клиентом или у кого-то из ученых назначен симпозиум в Истонском университете – а легкое метро туда не ходит. В таких случаях люди берут машину и едут на ней. Оскар сказал, у компании «ПТ» шесть белых «Малибу» – гибридных.

Пинки уверена, что напала на какой-то след. Но она, как всегда, слишком торопится.

– Пинки, ты помнишь, что сказала нам детектив Свенсон? Она обошла стоянку «ПТ», когда я лежал в больнице, и не увидела ни одной машины с сильными повреждениями.

– Ну да. Но, дед, все это кажется мне очень странным и неубедительным. Кто-то врезается в тебя и чуть не убивает. Тот, кто это сделал, наверняка не станет возвращать разбитую машину на стоянку «ПТ», так ведь? В общем, Оскар поспрашивает, как и что. Я считаю, что тот, кто устроил аварию, кто бы это ни был, сразу после столкновения отогнал машину в кузовной цех. Что за детектив эта Свенсон, если она не в состоянии этого сообразить?

«Детектив, который пытался сделать дурака из пожилого человека», – едва не отвечает Стерн вслух.

– Пинки, конечно же, должны быть люди, которые следят за этими корпоративными машинами. Разумеется, они бы заметили, что одной из них в течение нескольких дней нет на месте, так?

– Может быть. Может, они предоставляют машины клиентам на целую неделю. Я хочу сказать – надо бы нам здесь копнуть, верно?

Стерн задумывается о том, не мешают ли ему его предыдущие контакты с Пинки по деловым вопросам воспринимать ее подозрения с достаточной серьезностью. В конце концов, он сам видел парковочную наклейку компании «ПТ» на заднем стекле врезавшегося в него автомобиля, а на его «Кадиллаке» остались следы белой краски с «Шевроле Малибу».

– Слушай, дед, я подумывала о том, не спросить ли мне у Джанелль – может, у них сохранились записи, где зафиксировано, кто брал корпоративные машины в тот день, когда ты попал в аварию?

– Пинки, я обязан первым сообщить обо всем этом Кирилу. Мы должны проинформировать его, прежде чем предпримем попытки доказать, что кто-то из сотрудников «ПТ» совершил преступление.

– Ладно. Но ты ведь попросишь его проверить записи, правда?

– Попрошу.

Пинки, как обычно, радуется, что ее не отругали. Она еще раз напоминает Стерну о том, что его обед находится в микроволновке, после чего исчезает, оставив его один на один с целым набором разнообразных чувств, которые он почти всегда одновременно испытывает по отношению к ней. Он мог бы, конечно, спросить, куда она идет, тем более так рано для вечера понедельника, но она бы, скорее всего, ему не ответила. Впрочем, если бы она ему сказала, не исключено, что Стерн пожалел бы об этом и предпочел бы ничего не знать. Может, она отправилась на вечеринку в стиле садо-мазо? Не исключено, тем более если учесть ее наряд. Но это все же не укладывается у Стерна в голове. Интересоваться, с кем именно она на этот раз встречается, не имеет смысла еще и потому, что он никогда не видел никого из тех, с кем она общается, и не знает их по именам. У Пинки фактически нет старых друзей. Большинство из ее школьных знакомых, вместе с которыми она часто попадала в неприятные ситуации, что называется, выправились, завели приятелей и подружек и даже создали семьи. Вероятно, многие из них видят в Пинки некое напоминание о нелегких временах и разнообразных проблемах, возвращения которых они совершенно не хотят. Когда Пинки куда-то собирается, это, судя по всему, что-то вроде молодежной вечеринки в каком-нибудь клубе.

Пинки не похожа на моделей, демонстрирующих купальники. Она девушка с округлостями, очень миловидная, с симпатичным лицом и чудесными глазами. Поэтому, если уж она выбирается на вечеринку, для нее не составляет проблемы найти приятеля, с которым можно переспать. И, как бы ни относился к этому Стерн, секс для нее – один из основных способов общения между людьми.

Пинки после рождения крестили, главным образом для того, чтобы потрафить семье ее отца, в основном лютеранам. Ей дали имя Кларис – в память о первой жене Стерна, Кларе. Но для дочери Стерна Кейт было невыносимо подобное сходство с именем ее матери, после смерти которой она еще носила траур. Пока же Кейт пыталась придумать имя получше, дряхлая девяностошестилетняя бабушка ее супруга, которая была не совсем в своем уме и попросту не могла запомнить имя девочки, начала называть ребенка Пинки – видимо, по той причине, что у малютки на редкость розовые щечки.

Пинки в самом деле была очаровательным розовым младенцем, но с самого начала создавала окружающим множество хлопот. Ее мучили колики, она мало спала. Потом начались проблемы в школе. Девочка стремилась максимально изолироваться от окружающих. В семье постоянно говорят о том, что с ней не так. Правда, открыто о том, что «что-то не так», никто не высказывается. Но за то время, которое Пинки потребовалось для того, чтобы вырасти и превратиться в молодую женщину, у большинства ее родственников она стала очень часто вызывать сдерживаемое бешенство. Кейт, которая долго жила с Джоном во взаимно враждебном молчании, десять лет назад наконец вышвырнула из дома этого бесполезного тупицу. Теперь она регулярно говорит о том, что ее старший ребенок – единственный человек на земле, с которым у нее дело доходило до настоящих стычек с криками и оскорблениями. После многих лет регулярных посещений психолога Кейт в конце концов стала называть Пинки «оппозицией». Питер, сын Стерна, который может быть весьма суровым и жестким в выражениях, однажды назвал Пинки «придурочной девицей». Марта, говоря о Пинки, употребляет выражение «девушка с особенностями развития». Даже сам Стерн порой не может подобрать подходящих слов, чтобы оценить какие-то из ее поступков. Всего около года назад он узнал о том, что Пинки, оказывается, вызвала целую бучу в офисе их с Мартой юридической компании, запостив в соцсетях снимки, на которых она была заснята в моменты ее сексуальных утех. Следует при этом заметить, что Пинки по-своему объясняет свои весьма частые вызывающие выходки, имеющие неприятные последствия. «Просто в какой-то момент меня все начинают раздражать», – говорит она.

Стерн обеспокоен тем, что Пинки, которой скоро исполнится тридцать, вот-вот превратится в «неприкаянную душу», обреченную на вечное одиночество. Однако тревога старого адвоката по этому, как и по многим другим поводам, смягчается пониманием того, что он уже не увидит, чем все закончится.

Он никогда не был настолько оторванным от реальности, чтобы не понимать простую вещь – а именно то, что рано или поздно к нему придет старость. Он предвидел многие ее проявления – негнущиеся пальцы, ощущение, что он, будучи старым человеком, в переносном смысле загораживает дорогу другим людям. Но он не предполагал, что осознание того, что он уже уходит и скоро окончательно уйдет из окружающего его мира, будет таким естественным. Да, человек продолжает беспокоиться по поводу каких-то вещей, но он все яснее и яснее понимает, что время, отпущенное ему, заканчивается, и воспринимает все происходящее исходя из этого. Твоя связь с миром ослабевает по мере того, как один за другим уходят из него твои сверстники, твоя супруга. Ты словно отдаляешься от всех, и тебе требуется определенное усилие, чтобы услышать, что говорят люди вокруг тебя. И нарастающая глухота здесь ни при чем, потому что даже слуховые аппараты в обоих ушах нисколько не помогают. (На прошлой неделе, стоя в дверном проеме своего кабинета, Стерн спросил у Марты: «Зачем ты просишь меня взять нож?» Эта фраза мгновенно разозлила дочь адвоката, которая заявила: «Я не говорила «возьми нож», я сказала, что надо использовать эту возможность».)

Изучая научные аспекты дела Кирила, Стерн внезапно с удивлением осознал замысел природы и признал его справедливость: все отношения и связи между людьми подчинены достижению одной главной цели – созданию разных сочетаний и обновленных структур ДНК. Природа находится в вечном поиске новых, наиболее совершенных наборов хромосом. С ее точки зрения, человеческие создания – это в первую очередь раса существ, способных к перевоплощению, которые приходят в мир лишь на время, чтобы оставить после себя определенный генетический материал. Каждый из нас – одураченный Природой простак, которого она с помощью инстинктов приводит к ложной убежденности в важности существования его как личности.

14. УКПМ

Название должности доктора Александры Робб невольно ассоциируется со словом «бюрократия» – она директор отдела лекарств в сфере гематологии и онкологии Управления по контролю за качеством продуктов и медикаментов, который входит в состав Центра по исследованию и оценке препаратов. Однако на свидетельской трибуне она, так или иначе, выглядит как вполне профессиональный и компетентный специалист. Это ухоженная женщина в возрасте около пятидесяти лет с темными, вьющимися от природы волосами до плеч. Одета она в костюм из ткани в тонкую полоску. Глядя на нее со своего места в ложе защиты, Стерн думает, что среди ее предков могли быть африканцы – либо же кто-то из ее родителей появился на свет на полуострове Индостан. Однако в наши дни, к счастью, человека с такой внешностью, как у нее, однозначно считают американцем.

Вопросы доктору Робб задает сам Мозес – это подчеркивает, что обвинение придает ее показаниям большое значение. Федеральный прокурор начинает с ее профессиональной карьеры. Рассказ о ее образовании и научных достижениях, как и всегда при допросе в суде свидетелей-медиков, занимает немало времени. Доктор Робб имеет степень доктора медицины и степень магистра в системе общественного здравоохранения, а также сертификат в области онкологии. Еще несколько вопросов – и Мозес просит суд признать доктора Робб квалифицированным экспертом. Принимается положительное решение, после которого доктор Робб получает право высказывать свое мнение по поводу процесса клинических испытаний лекарств против рака.

– Доктор Робб, – говорит Мозес, – скажите, Управление по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов проводит собственные испытания фармацевтических препаратов?

– Нет. Это очень дорогие исследования. Основную ответственность за испытание лекарств несут их производители.

– А какова роль УКПМ в тестировании медицинских препаратов?

– Мы устанавливаем стандарты, которые должны обеспечивать полноту и объективность тестов. Затем мы анализируем результаты, чтобы определить, является ли то или иное лекарство безопасным и эффективным.

– Возможна ли в Соединенных Штатах продажа препарата без одобрения УКПМ?

– Ни одно лекарство и ни один биопрепарат по закону не могут перевозиться через границы штатов без одобрения УКПМ. На деле это означает, что они не могут продаваться американским гражданам без нашей санкции.

Как выяснил Стерн, биопрепаратом считается лекарство, выделенное из существующих в природе живых организмов, а не синтезированное искусственно. Получается, что «Джи-Ливиа» – это биопрепарат, поскольку он создан на основе антител из организмов мышей, измененных при помощи биоинженерии таким образом, что полученный в результате продукт становится идентичным белкам, которые человеческий организм использует для противодействия размножению раковых клеток.

– Вам знаком препарат с коммерческим названием «Джи-Ливиа»?

– Да, конечно.

– Каким образом вы впервые узнали о его существовании?

– Это произошло на встрече в августе 2014 года.

– Кто еще там присутствовал?

Доктор Робб называет трех представителей компании «ПТ», в том числе Кирила и Лепа, и группу сотрудников УКПМ, в которую вошли, в частности, координатор проектов, специалист по оценке данных клинических испытаний, эксперт по статистике, фармацевт, специалист по фармакокинетике, которая отслеживает процесс усвоения лекарства человеческим организмом, а также химик и микробиолог. Уже тогда благодаря Ольге Фернандес и ряду специалистов, так или иначе имеющих отношение к онкологии, а также некоторым бизнесменам с Уолл-стрит начали возникать позитивные ожидания по части «Джи-Ливиа».

– Скажите, а здесь, в зале суда, сейчас присутствует джентльмен, которого вы называете Кирилом Пафко?

– Да, как того требует закон, – немедленно реагирует Марта, не поднимая глаз от материалов, изучением которых она в этот момент занята. Именно ей предстоит проводить перекрестный допрос доктора Робб. Большинство судей исходят из того, что только адвокаты, которые проводят перекрестный допрос свидетелей, могут задавать им вопросы, касающиеся тем, косвенно затронутых ими в показаниях. В данном случае Марта пытается избавить своего клиента от довольно неприятной ситуации. Если доктору Робб придется отвечать на заданный Мозесом вопрос, Кирила, согласно процедуре, попросят встать, а доктора Робб – указать на него пальцем и подтвердить, что она говорит именно об этом человеке. И Стерн, и его дочь считают, что тыканье пальцем в подсудимого – это унизительный для него жест. Чтобы не допустить этого, Марта сама подтверждает, что Кирил – это тот человек, которого имеет в виду доктор Робб.

Сонни, не давая Мозесу времени как-либо отреагировать на реплику Марты, говорит:

– В стенограмме будет отмечено, что присутствие подсудимого в зале суда было подтверждено адвокатом господина Пафко.

Мозес от этого явно не в восторге, но решает продолжить разговор о том, что обсуждалось на встрече, упомянутой доктором Робб, которая состоялась в 2014 году в Федеральном округе Колумбия.

– В общем-то, координатор проектов написал по этому поводу памятную записку, которой, как мне известно, располагают обе стороны, – говорит доктор Робб. – Но суть была в том, что мы в УКПМ еще в конце 2013 года приняли так называемый экспериментальный порядок исследования нового препарата. Представители «ПТ» хотели, чтобы мы объяснили им…

– Простите, – перебивает свидетеля Марта и быстро встает. – Мы можем узнать, кто именно выступал на встрече от имени компании?

– Прошу меня извинить, – говорит доктор Робб. – Основным выступающим был директор по медицинским вопросам доктор Леп Пафко, хотя Кирил Пафко перед началом встречи тоже сказал несколько слов. Он сообщил нам, что даже на ранних стадиях клинических испытаний на животных, а также в ходе тестирования с очень низкими дозировками на небольших группах людей представители компании получили результаты, которые они оценили как замечательные.

Стерн знал, что на встрече в Федеральном округе Колумбия Кирил и Леп говорили о его случае и еще двух аналогичных. В документах он упоминался как «выдающийся юрист». Стерн снова на какие-то мгновения мысленно перенесся во времени назад, в те дни, когда страшная и мучительная смерть была совсем близко.

– Обращались ли к вам представители «Пафко Терапьютикс» с какими-нибудь просьбами?

– Да. Они собирались представить еще один запрос – о признании «Джи-Ливиа» препаратом для прорывной терапии.

– А что значит прорывная терапия и что означало бы присвоение «Джи-Ливиа» упомянутого вами статуса?

– Это означало бы, что УКПМ согласно на применение к препарату «Джи-Ливиа» особого, ускоренного режима его изучения и одобрения.

– Что же нужно для того, чтобы лекарство получило статус препарата прорывной терапии?

– Чтобы лекарство или биопрепарат предназначались для лечения пациентов, находящихся действительно в тяжелом состоянии. И, кроме того, необходимо, чтобы данные предварительных клинических испытаний свидетельствовали, что средство может обеспечивать пациентам более значительное улучшение, чем уже имеющиеся препараты и методики.

– И каким образом ускоряется процесс одобрения препаратов, относящихся к лекарствам прорывной терапии – или, как у вас принято говорить, как этот процесс проходит в ускоренном режиме?

– Сотрудники УКПМ вступают в более тесный контакт с производителем, чтобы как можно быстрее выработать схемы клинических испытаний, которые соответствовали бы нашим критериям. Кроме того, лекарство или биопрепарат изучается в ускоренном режиме, предусмотренном процедурой ускоренного одобрения.

Направляемая вопросами Мозеса, доктор Робб далее начинает объяснять, что процесс ускоренного одобрения предусматривает возможность принятия решения УКПМ о выпуске препарата в коммерческую продажу быстрее, чем через три-четыре года, как происходит обычно. Оказывается, вместо этого одобрение происходит на базе так называемой суррогатной точки клинической эффективности, то есть исходя из результатов более коротких клинических испытаний, чем те, которым подвергается большая часть фармацевтической продукции.

Пожалуй, доктор Робб – самый толковый и внешне симпатичный свидетель из тех, кого до сих пор приглашало обвинение в зал суда. Хотя она вынуждена говорить о сложных технических и бюрократических процедурах, присяжные, судя по всему, слушают ее внимательно. Это не лучшее развитие событий для Кирила, но, по мнению Стерна, все же вполне приемлемое. Популярная среди юристов поговорка гласит: глупые присяжные выгодны для стороны обвинения. Члены жюри, которые не в состоянии понять смысл свидетельских показаний, в принятии решений основываются на своих расовых и прочих предрассудках. А один из самых распространенных предрассудков состоит в том, что обвиняемый виновен по определению – хотя бы уже потому, что попал под суд. С другой стороны, Стерну доводилось видеть примеры того, как разногласия в стане присяжных приводили к обоснованным сомнениям в справедливости предъявленных обвинений и, соответственно, к оправдательному вердикту. Но в данном случае нет смысла рассуждать о существующих теориях. За последние шесть десятилетий Стерн убедился, что человек может быть только самим собой. Жюри, члены которого во главу угла ставят не суть дела, а искусство аргументации и умение формально переиграть противника, – это не тот вариант, который предпочел бы Сэнди Стерн. Он считает, что самый правильный подход к присяжным – это апеллировать к их природному уму и чувству здравого смысла. На данной стадии судебного процесса, когда с момента его начала прошло полторы недели, Стерн уже достаточно ясно представляет себе, что происходит в ложе присяжных, хотя и не рискует слишком долго и пристально рассматривать их. Ему известно, что у многих это вызывает неприятное ощущение, будто на них пялятся, словно на животных в зоопарке. Он тем не менее видит, что члены жюри полны настороженного внимания. И замечает, что, когда он встает, на лицах некоторых из них неизменно появляются улыбки. Это означает, что они либо симпатизируют ему, либо считают его смешным.

– Скажите, после присвоения «Джи-Ливиа» статуса лекарства для прорывной терапии УКПМ и компания «ПТ» согласовали план клинических испытаний, по результатам которого лекарство могло быть одобрено в ускоренном порядке?

– Да.

– Вы можете объяснить, что такое двойной слепой метод проведения клинических испытаний?

– Да. Самый объективный способ протестировать лекарство – это сравнить его действие с действием другого препарата, степень эффективности которого уже была определена ранее и задокументирована. Такое сравнительное тестирование означает, что часть пациентов получает новое лекарство, которое подвергается испытаниям, а остальные – одобренный препарат, применяемый в рамках уже существующей методики лечения. Этот способ называется двойным слепым, поскольку ни больные, ни врачи и младший медперсонал не знают, кто из пациентов какой препарат принимает. Чтобы обеспечить полную анонимность исследования, представители производителя и все, кто имеет отношение к практической процедуре тестирования препарата, незнакомы друг с другом.

Затем доктор Робб подробно рассказывает о серии встреч между ней и ее сотрудниками, с одной стороны, и Лепом и его заместителями – с другой. Кирил ни на одной из этих встреч не присутствовал. Это раз за разом подчеркивает Марта, которая всякий раз вскакивает и интересуется у доктора Робб, кто именно участвовал в тех или иных переговорах. В результате состоявшихся обсуждений представители «ПТ» и УКПМ договорились о проведении двойного слепого тестирования в течение восемнадцати месяцев. При этом двести пациентов должны были принимать «Джи-Ливиа», а еще двести проходить обычный курс химиотерапии. Протокол этого тестирования, габаритами похожий на словарь, Мозес помечает как вещественное доказательство и приобщает к другим вещдокам.

– Скажите, компания «ПТ» планировала самостоятельно проводить эти клинические испытания?

– Нет. Они наняли независимого исполнителя, «Глоубал Интернэшнл». Это компания, которая специализируется на организации и проведении клинических испытаний лекарственных препаратов.

– Это обычная практика для производителя фармацевтической продукции – нанимать стороннюю организацию по проведению клинических испытаний, или, сокращенно, ОКИ?

– Мы, УКПМ, не контактируем напрямую с ОКИ, но большая часть клинических испытаний, результаты которых мы оцениваем сегодня, проводятся именно такими организациями и компаниями. Я могу пояснить, почему это так.

– Пожалуйста, сделайте это, – говорит Мозес, как будто и не проводил с доктором Робб многократных репетиций ее выступления в суде.

– Клинические испытания должны проводиться в строгом соответствии с планом и протоколами, одобренными УКПМ. Лекарства пациентам дают опытные врачи, которых называют исследователями. Причем делается это в целях максимальной объективности в самых разных местах, зачастую в клиниках, которые находятся в разных странах по всему миру. Лишь у очень немногих производителей есть достаточные ресурсы, чтобы делать это своими силами.

– А каким образом осуществляется контроль за состоянием пациентов?

– Как правило, исследователи и подчиненные им сотрудники регулярно осматривают больных, берут у них анализы и снимают их при помощи фото– и видео-камер.

– А что потом происходит с этой информацией?

– Исследователи на регулярной основе вносят накопленную информацию по каждому пациенту в закодированном виде в базу данных ОКИ.

– Эта база данных находится в публичном доступе?

– Не во время проведения тестирования. Как я уже говорила, корректное использование двойного слепого метода клинических испытаний подразумевает, что результаты держатся в секрете до самого окончания процесса – за исключением моментов проведения мониторинга безопасности, который проводится для того, чтобы исключить доступ к базе данных со стороны спонсора и всех участников тестирования.