Текст книги "Последнее испытание"

Автор книги: Скотт Туроу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

– Но в том, что он виновен в мошенничестве, вы сомневаетесь? – спрашивает Стерн. – В том, что он забрался в данные клинических исследований, а потом одурачил Венди Хох и уговорил ее внести изменения в базу?

– Одурачил? – Иннис негромко смеется. – Если бы проводились Олимпийские игры по навешиванию лапши на уши другим людям, он мог бы стать чемпионом. Но вскрытие базы данных – это совсем другое дело. Вообще-то я не думаю, что он был в техническом смысле настолько компетентен, чтобы это сделать. Конечно, он бы сообразил, что и как, если бы занимался этим. Но Кирил в каком-то смысле такой же, как другие семидесятивосьмилетние люди. У него нет инстинктивного понимания высоких технологий. Подозреваю, что если он это сделал, то ему кто-то помог.

– Кто это мог быть?

– Только это тоже сугубо между нами, хорошо? – говорит Иннис и, дождавшись от Стерна кивка, продолжает: – Ольга в этом смысле очень способная девушка. В течение долгого времени она отчитывалась непосредственно передо мной. Поверьте, Сэнди, на этом свете очень немного найдется людей, столь же неприкрыто амбициозных, как она. Ее доля акций была намного меньше, чем у остальных руководящих сотрудников. Уверена, если бы она обнаружила, что существует некое препятствие, которое мешает одобрению «Джи-Ливиа», она ни за что не позволила бы ускользнуть из своих рук нескольким миллионам долларов дополнительных доходов, которые появились бы, если бы препарат попал в торговую сеть. По крайней мере, свои акции она по дешевке не продавала.

После этих слов Иннис ненадолго умолкает, а затем добавляет:

– Впрочем, я никогда не стану осуждать ни одну женщину за то, что она максимально выгодно для себя воспользовалась своим положением. И Ольге я лишь воздаю должное.

Трудно сказать, насколько искренна Иннис в том, что только что сказала.

– У вас есть какие-нибудь догадки по поводу того, почему Кирил отправил Ольге по электронной почте скриншот еще не измененной базы данных в том виде, в каком она существовала в сентябре 2016 года, когда в ней еще были данные о смертях?

Иннис чуть приоткрывает губы. Очевидно, она тоже никогда ничего не слышала об этой подробности.

– Конечно, нет. А что она сама говорит?

Чтобы не делать ничего такого, что обвинение может представить как незаконные манипуляции, Стерн тщательно избегает предоставления потенциальным свидетелям какой-либо неизвестной им ранее информации, а также обмена между ними подобными сведениями. Однако похоже, что он уже непреднамеренно сказал больше, чем мог себе позволить, а потому теперь он едва заметно покачивает головой.

– Как бы вы отреагировали, если бы я сказал, что Ольга не в состоянии прочесть и понять значение данных клинических испытаний?

Иннис изумленно ахает и шлепает себя ладонью по бедру.

– Это она так говорит? Конечно же, она умеет читать базу данных. Она в нашем бизнесе двадцать лет. Я вам совершенно ответственно заявляю, Сэнди, не верьте ни одному ее слову. Ни одному. Она наглая, отъявленная лгунья. Я знаю, что это звучит так, как будто я хочу ее опорочить, но вы хотя бы взгляните на ее резюме. Просто прикиньте чисто арифметически. Возьмите ее стаж, посмотрите, когда она окончила вечернее отделение колледжа в Нью-Йорке. Сложите с тем, что она успела родить троих детей. Если все это учесть, то никак не получается, что ей меньше сорока лет, как утверждает она сама.

Стерн понимает, что лучше не показывать собеседнице своего удивления – ему казалось, что Ольга еще моложе и что ей до сорока еще очень далеко. Иннис же, направив на него указательный палец, ноготь которого тщательно отполирован и покрыт темно-красным лаком, заявляет:

– Если вы когда-нибудь доберетесь до дна этой истории, Сэнди, обещаю вам одно – вы увидите, что за всем этим стояла Ольга.

Доктор Макви вместе со Стерном выходит за порог дома. Сесар, которого совсем не видно в наступивших сумерках, да еще за затемненными стеклами лимузина, запускает двигатель. Вспыхнувшие фары освещают мелкий гравий, которым посыпана подъездная дорожка к жилищу Иннис.

– Я очень встревожена тем, что происходит, Сэнди. Но в любом случае я была очень рада с вами познакомиться.

Она протягивает Стерну руку, вытянув ее как можно дальше, выпрямив до конца локоть – так иногда делают женщины легкого поведения, чтобы избежать более близкого контакта с клиентом.

– Мне тоже было очень приятно, – говорит Стерн, снова отмечая силу ее пожатия.

Опираясь на трость, он медленно спускается по лестнице, преодолевая лишь по одной ступеньке и становясь обеими ногами на каждую, прежде чем сделать следующий шаг. Оказавшись внизу, он поворачивается лицом к хозяйке, чтобы помахать ей рукой на прощанье.

Свет галогенных светильников, висящих по периметру дверного проема, падает на доктора Макви сзади, делая ее наряд почти прозрачным. Знает ли она об этом? Скорее всего, да. Выглядит она очень хорошо.

Ответно помахав адвокату рукой, она шагает обратно через порог, чтобы вернуться в дом, но вдруг оборачивается.

– Приезжайте, когда все это закончится, Сэнди, – говорит она, прежде чем окончательно исчезнуть за дверью.

III. Мошенничество
Неделя вторая

12. Капитал, вложенный с риском

Мозес и Фелд уже нанесли несколько сильных ударов, назвав Кирила убийцей. С утра в понедельник они снова возвращаются к более привычному для федеральных прокуроров и их сотрудников занятию – изображению Пафко как жадного жулика. Обвинения против «белых воротничков» почти всегда включают в себя пункты, подразумевающие, что кто-то нарушил закон с целью сделать большие деньги. После нескольких десятилетий юридической практики Стерн склоняется к тому, чтобы рассматривать алчность как довольно неуклюжую формулировку, за которой зачастую скрываются более сложные мотивы – например, жажда власти или славы, которые, в свою очередь, маскируют тяжелый комплекс неуверенности в себе. Однако большинство присяжных живут в мире, где у многих людей, в том числе и у них самих, существуют финансовые проблемы и трудности. Поэтому прокурорам зачастую без труда удается убедить их в том, что богатые – не такие люди, как они сами, и что те, кто добился успеха, собственно, и богаты только потому, что ради денег готовы на все.

Чтобы доказать это в отношении Кирила Пафко, гособвинение приглашает в зал суда доктора Яна Вейлла, президента компании «Мединвест» – венчурного фонда, которым владеет консорциум трех крупнейших в стране инвестиционных банков. Доктор Вейлл – стройный мужчина приятной внешности. Ему лет сорок пять. Одет он в безукоризненный синий костюм и такую белую рубашку, что, кажется, будто она светится. Вид и манеры у него настолько самоуверенные, что со стороны его поведение даже кажется несколько оскорбительным по отношению к окружающим. Он отвечает на вопросы так быстро и бойко, что, наверное, у кое-кого из мужчин, сидящих в ложе присяжных, вполне может возникнуть тайное желание перелезть через барьер и отвесить мистеру Яну Вейллу пару хороших оплеух.

Еще в сентябре Стерн провел часовую встречу с Вейллом в его офисе на Уолл-стрит, и у адвоката сложилось более или менее благоприятное впечатление об этом человеке. Он явно принадлежит к тем людям, которые верят, что для того, чтобы наслаждаться всеми благами жизни, человек должен прикладывать усилия. Смех у него визгливый, клекочущий и такой громкий, что, как показалось Стерну, от него буквально трясутся стены. Старому адвокату довелось многократно слышать этот звук, поскольку во время разговора в офисе у Вейлла в паузах между ответами на вопросы хозяин то и дело принимался хохотать, указывая Стерну на предметы интерьера, которые самому ему казались уморительными. Взрыв смеха вызвал у него, к примеру, кусок янтаря, который, согласно рассказу самого Вейлла, свалился ему на ногу, когда он был в Амазонии; многочисленные фото, которые он, любитель полетов на воздушных шарах, сделал, находясь в воздухе; наконец, недавно выданный сертификат Комиссии по ценным бумагам и биржам, касающийся сделки, в ходе которой «Мединвест» покупал некую компанию. В документе начальник юридической службы компании, которую приобретал фонд Вейлла, именовался человеком, «обладающим большим опытом непрозрачных операций за рубежом».

Сейчас мистер Вейлл отнюдь не демонстрирует сдержанности, нервозности или скованности, характерных для большинства людей, вызванных в федеральный суд в качестве свидетелей. Вместо этого он, наклонившись вперед, мгновенно отвечает на все задаваемые ему вопросы и при этом все время широко улыбается.

На начальной стадии развития «ПТ» «Мединвест» обеспечивал компании значительную часть ее финансирования – в обмен на долю в компании, которая с течением времени росла. Когда начались клинические испытания «Джи-Ливиа», акции «ПТ» стали продаваться на свободном рынке – для того чтобы компенсировать соответствующие расходы. Кирил остался самым крупным держателем бумаг «Пафко Терапьютикс», далее по объему доли шли «Мединвест» и Истонский университет. Все надеялись, что вложения в компанию окупятся сторицей, а это должно было произойти, если препарат одобрят. Ожидалось, что после этого благодаря высоким доходам от продаж «Джи-Ливиа» цена акций компании вырастет, а это, скорее всего, приведет к выкупу компании одним из крупных игроков фармацевтического сектора, располагающим достаточным капиталом и технологической базой, чтобы наладить реализацию лекарства по всему миру. Этот план прекрасно осуществлялся, возникла вполне реальная перспектива продажи «ПТ» компании «Толливер» – и тут в августе 2018 года в «Джорнэл» появилась та злополучная статья.

Вейлла допрашивает Дэн Фелд – похоже, ему решили поручить опрос всех свидетелей, выступающих со стороны гособвинения. Ведение подобного судебного процесса – очень трудоемкое дело для прокуроров. Каждый день после заседания суда Мозесу приходится заниматься добрым десятком чрезвычайно важных проблем и не терпящих отлагательства вопросов – таких, например, как организация следственных действий и разрешение споров по другим делам, находящимся в производстве. Все они требуют решения. Это означает, что Мозес вынужден ограничивать время, которое он может посвятить делу «США против Пафко». Соответственно, увеличивается и груз повседневной работы по этому делу, ложащийся на плечи Фелда.

Фелда часто называют самым умным из помощников Мозеса (правда, многие шутят, что эту оценку распространил в обществе сам Фелд). Покинув должность в офисе Сонни, он, прежде чем стать помощником Мозеса, какое-то время являлся так называемым независимым юридическим служащим. К его услугам часто прибегал член Верховного суда США Антонин Скалиа, известный своей открытостью к проведению дискуссий. У Дэна репутация человека, который умеет решать юридические проблемы, анализировать улики и показания и составлять справки и аналитические записки вдвое быстрее, чем любой из его коллег. Он довольно славный молодой человек за пределами зала суда, но во время судебного процесса бывает напряжен, словно струна рояля, и склонен к агрессивным заявлениям. Они уже привели к нескольким ошибкам со стороны обвинения. Стерн видит, что Мозес наблюдает за Фелдом с гораздо большей озабоченностью, чем в начале процесса. Конечно же, старый адвокат понимает, что, вероятно, то же самое можно сказать и об отношении Марты к нему самому, она тоже то и дело поглядывает на него.

Стерн и Марта сошлись во мнении, что прокурор и его команда совершают ошибку, пытаясь представить подсудимого как человека, который нарушил закон из-за собственной алчности. Да, стоимость пакета акций Кирила после одобрения «Джи-Ливиа» по результатам клинических испытаний взлетела до небес. Да, упоминание о том, что на максимуме она превышала 600 миллионов долларов, скорее всего, вызовет у присяжных возмущение. Но линия, которой следует обвинение, весьма уязвима, и во время перекрестного допроса свидетелей Стерн намерен это доказать.

– Скажите, мистер Вейлл, как член совета директоров «ПТ» и ключевой инвестор вы отслеживаете продажи акций компании так называемыми корпоративными инсайдерами, то есть сотрудниками компании, другими членами ее руководства и прочими людьми такого рода?

– Это моя обязанность, – говорит Вейлл.

– А вы можете вкратце объяснить, что такое план 10б5-1?

– Это план, согласно которому корпоративные инсайдеры заранее договариваются о том, когда, при каких условиях и какое количество акций каждый из них будет продавать в будущем. Такие планы обычно составляются, когда отсутствует более или менее подробная внутренняя информация о компании. План распространяется на некий согласованный заранее период времени. Если вы будете всегда строго его придерживаться, вы сможете по большому счету избежать ответственности за инсайдерскую торговлю, даже если впоследствии, после истечения срока действия плана, продадите свои акции, узнав о неких процессах, происходящих внутри компании.

– План 10б5-1 был принят в «Пафко Терапьютикс» после того, как акции стали продавать на открытом рынке и начались клинические испытания «Джи-Ливиа»?

– Да.

– Сколько акций в соответствии с этим планом продала компания «Мединвест»?

– Около десяти процентов. Мы решили, что это подходящий момент начать получать отдачу от наших инвестиций.

– А сколько акций «ПТ» продал тогда в соответствии с описанным вами планом Кирил Пафко?

– Нисколько, – отвечает Вейлл.

– Нисколько, – повторяет Стерн и медленно кивает, словно пытается осмыслить информацию, которая до этого не была ему известна. – Продолжая разговор об акциях Кирила – скажите, вы знали, что доктор Пафко передал часть своего пакета акций «ПТ» в трастовые фонды, созданные в интересах внуков?

– Да, я это знал.

– А распространялся ли на эти акции, по сути, акции внуков доктора Пафко, план 10б5-1?

– Нет, поскольку Кирил лично больше не получал от этих акций никакого дохода.

– Благодарю вас, – говорит Стерн. – Были ли внесены поправки в план 10б5-1, когда компания «ПТ» сообщила о получении от УКПМ предварительной информации, что «Джи-Ливиа», скорее всего, будет одобрен?

– Да.

– Скажите, какую часть своего пакета акций «ПТ» компания «Мединвест» продала, исходя из скорректированного плана, в течение последующих двух лет?

– Половину.

– Получив существенную прибыль?

– Весьма существенную.

– А что можно сказать в этом смысле о человеке номер два в компании «ПТ», докторе Макви? Какой процент своего пакета акций она собиралась продать?

– Практически все – как только будут сняты ограничения на этот счет со стороны Комиссии по ценным бумагам и биржам.

Стерн задает те же вопросы по поводу других топ-менеджеров и членов совета директоров компании, включая Лепа и его первого заместителя, Хиро Танакава, – все они, согласно разработанному плану, продали значительную часть своей доли в «ПТ» вскоре после одобрения препарата. Наименьшая доля была у Ольги Фернандес, и она заработала на продаже акций около пяти миллионов долларов. Для всех это оказалось настоящим золотым дном.

– А что же Кирил Пафко? – интересуется Стерн. – Сколько акций продал он в соответствии с вариантом плана 10б5-1, относящимся к периоду непосредственно перед и после официального одобрения препарата «Джи-Ливиа»?

– Нисколько.

– Нисколько? – Стараясь произвести максимально возможное впечатление на жюри, Стерн, глядя на Вейлла, прищуривается, делая вид, что чего-то не понимает. – Ноль? Доктор Пафко не продал ни одной акции из своего пакета, о котором спрашивал вас мистер Фелд и стоимость которого оценивалась в сотни миллионов долларов?

Фелд заявляет протест – на том основании, что Стерн один раз уже задал вопрос и получил на него ответ. Однако Сонни протест отклоняет, поскольку на этот раз вопрос адвоката касается скорее стоимости пакета акций, а не того, была ли продана какая-либо его часть.

– После одобрения препарата со стороны УКПМ поднялась ли еще больше цена акций, когда на рынке пошли слухи о возможном выкупе «ПТ» гораздо более крупной фармацевтической компанией?

– Да.

– Планировал ли «Мединвест» продать остаток своих акций?

– Объявление тендера, то есть официального публичного предложения о выкупе всех акций «ПТ», привело бы к отказу от плана 10б5-1 и отмене всех ограничений, которые были наложены на сотрудников и членов руководства компании. В связи с тем, что у игроков рынка существуют определенные ожидания, почти всегда лучше продать бумаги до того, как тендер завершится, и не ждать заключения сделки – в этом случае возможны некоторые осложнения. Так что да, «Мединвест» продал остатки своей доли после того, как совет директоров «ПТ» принял предложение компании «Толливер».

– А что насчет Кирила?

– Ничего. Он так и не продал акции. Он собирался держать их до самого последнего момента.

– А вы когда-нибудь говорили с Кирилом по поводу того, почему он не планировал продать хотя бы часть своей доли?

– Говорил. Несколько раз.

– Возражаю, – вмешивается в опрос свидетеля Фелд, имея в виду, что Вейлл должен дать конкретный ответ – когда и где состоялся разговор или разговоры и кто еще присутствовал при беседе.

– Что ж, лучше всего я помню подобный разговор, который состоялся между мной и Кирилом, когда доктор Пафко встретил меня в аэропорту. Это произошло осенью 2017 года. Стоял чудесный день, и складная крыша на его кабриолете была откинута. Мы ехали в штаб-квартиру «ПТ» в округе Гринвуд.

– И что конкретно вы и доктор Пафко говорили тогда?

– Возражаю, это домыслы, – заявляет Фелд. Правила, запрещающие принимать на веру показания, которые могут являться домыслами, довольно просты – на первый взгляд. Так, простой факт – что небо было голубым – не может считаться доказанным на основании чьих-либо показаний, описывающих погоду и цвет небосвода в некий конкретный день. Чтобы установить тот факт, что небо голубое, свидетеля, сделавшего соответствующее заявление, необходимо было подвергнуть перекрестному допросу. Однако у этого правила имеется около тридцати признанных всеми исключений, которые делают его применение весьма проблематичным и спорным. Согласно подсчетам Стерна, по меньшей мере треть судей, с которыми ему приходилось иметь дело, не могли похвастаться исчерпывающим пониманием всех нюансов этого правила. Исключение, которым собирается воспользоваться Стерн, связано с тем, что, как он сам говорит, речь идет о «внутреннем состоянии» человека. Тем самым адвокат хочет сказать, что своими словами свидетель вовсе не пытается доказать, что небо действительно было голубым или же день, о котором идет речь, был прекрасен, а лишь то, что он являлся таковым, по мнению Кирила. Получив это объяснение, судья принимает решение о допустимости использованной формулировки.

– Видите ли, суть того, что Кирил сказал… – пытается продолжить Вейлл.

– Еще одно возражение, – снова прерывает его Фелд. Его реплики имеют такой же эффект, как если бы он зажег над прокурорской ложей неоновую вывеску с надписью: «То, что сейчас последует, гособвинению невыгодно».

– Доктор Вейлл, – говорит Сонни, – вы помните точно, что сказал доктор Пафко?

Доктор Вейлл, по-прежнему жизнерадостный, исторгает из груди очередной смешок, похожий на взвизг.

– Да, но эти слова не для телевизионного прайм-тайма.

– Мы все здесь люди взрослые, – говорит Сонни.

– Ну, цены на акции здорово поднялись. «Толливер» заявил о своем намерении выкупить компанию, так что Кирил имел полное право продать свой пакет. Его доля в тот момент стоила где-то полмиллиарда. Я сказал, что большинство людей в этой ситуации предпочли бы забрать деньги, но он только рукой на меня махнул. Мы тогда много шутили, и Кирил произнес: «Ян, мне насрать на деньги. Уже много лет. Я женат на богачке».

Стерн, который никогда не слышал подобных слов от Кирила, чувствует, как у него отвисает нижняя челюсть. Публика же в зале суда разражается хохотом. Понимая, что впечатление от слов, приписанных Кирилу Вейллом, сейчас уже ничем не перебить, старый адвокат направляется обратно на свое место в ложе защиты. Кирил, которого Стерн и Марта неоднократно предупреждали о том, что он не должен реагировать на показания свидетелей, в приступе смущения закрывает лицо ладонями. Позади него Донателла, которая всегда мастерски умела выходить из любой неловкой ситуации, присоединяется к всеобщему смеху. Мимолетным жестом проведя ладонью по глазам, обрамленным угольно-черными бровями, она как ни в чем не бывало поворачивает седую голову то в одну, то в другую сторону с таким видом, словно хочет сказать, что случившееся – всего лишь еще одна из множества оплошностей и проявлений бестактности, допущенных Кирилом.