Текст книги "Наследник рода Ривас (СИ)"

Автор книги: Ск Св

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 27 страниц)

Глава 23

На следующее утро я отпросился с уроков и сразу после завтрака отправился к Георгу. Тот встретил меня с широченной улыбкой:

– Можешь меня поздравить. Нашёл я нового учителя вместо Фридриха Ружа. Так что со следующей кварты ты его больше не увидишь.

– Это замечательные новости. Но пришёл я к тебе по другому поводу. Скажи, в этом году приглашения из замка Кобленц уже пришли?

Георг помрачнел:

– А зачем это тебе?

– Я бы хотел поехать. Ведь, как я понимаю, я попадаю в число тех, кто может воспользоваться приглашением?

Георг криво ухмыльнулся:

– Ты недооцениваешь свой статус. Для тебя прислали персональное, отдельное приглашение.

– Не понял. А почему Мария (я не сомневался, что с приглашениями на моё имя разбиралась именно она) мне о нём ничего не сказала?

– Ну... она не хотела тебя загружать излишней информацией. Поверь, летом и осенью, когда неподалёку будут устраиваться приёмы высшей аристократии, она, естественно, будет обсуждать с тобой каждое. А сейчас они с тётушкой Бра разбирают пришедшие на твоё имя приглашения, но ни одного достойного пока не было.

– Успокойся, Георг, я ни в чём не подозреваю Марию и доверяю её суждениям. Просто как-то не подумал об этой стороне жизни. Это я обсужу с Марией. Но разве приглашение от высокородного дома входит в число незначимых?

– Видишь ли, отношения семьи Тодт и рода Кобленц недружественны. Нет, никаких публичных скандалов или, там, открытой враждебности, но всё-таки наша семья не принимает приглашения от этого рода. А вот почему Мария...

– Я обсужу это с Марией лично сам, – перебил я Георга.

– Хорошо Серж.

– Не обижайся, Георг. Я понимаю, что Мария твоя жена и ты за неё отвечаешь, но наши отношения касаются только рода Ривас и никого больше.

– Я понимаю. Примерно то же самое, только в несколько более... экспрессивной форме мне уже было объяснено – сказал Георг с полуулыбкой.

– Что ж, благодарю за информацию. Я встал с кресла и, уже подходя к двери, обернулся:

– Кстати, смею надеяться, что про подробности и истинные причины той самой недружественности я знаю куда больше тебя.

Выпустив эту парфянскую стрелу и чуть-чуть посмаковав получившееся блюдо: "Георг с выпученными глазами и отвисшей челюстью" я аккуратно прикрыл за собой дверь.

Искать Марию долго не пришлось. Уже перед обедом, который я также в этот день проводил не с детьми, а с семьёй Тодт, она сама ко мне подошла:

– Серж, я бы хотела объяснить...

– Хорошо Мария, мы поговорим сразу после обеда. И успокойся – я полностью тебе доверяю.

Я отчетливо увидел, что мои слова стали для Марии большим облегчением. Она улыбнулась мне и прошла к своему месту за столом.

После обеда мы поднялись в мой кабинет. Мария, только успев присесть, сразу попыталась начать извиняться:

– Я не должна была...

Пришлось её прервать. – Мария, ты именно что должна была, есть и будешь должна до моего совершеннолетия помогать мне ориентироваться в мире. Так что ты поступаешь абсолютно правильно, самостоятельно отсекая приглашения и письма, которые, на твой взгляд, не представляют для меня интереса. Единственное, о чём я тебя попрошу – вести список всех приглашений и показывать его мне, скажем, раз в две недели.

– Никакие письма и предложения я и не сортирую, это я сразу отправляю в Ипр, де-Брандо, и он сам уже решает, что заслуживает внимания, а что нет.

– Хорошо, при следующем разговоре с ним передай ему аналогичную просьбу: список писем с краткой темой.

– Слушаюсь и повинуюсь. А теперь, раз с этим вопросом покончено, – тут я увидел в её глазах огонёк охотничьего азарта, – поясни, пожалуйста, что ты имел в виду, говоря Георгу о своих знаниях его семейных секретов?

Как по сигналу (впрочем, почему как) в дверь постучались и в комнату вошёл Георг.

– Обложили, охотнички, – засмеялся я. – Впрочем, у меня для вас есть адекватный ассиметричный ответ. – И замолчал. Первой, естественно, не выдержала Мария:

– И какой же ответ?

– Я расскажу всё, что знаю по этому поводу либо сейчас, но одному Георгу, взяв с него слово, что он не проболтается, либо вам обоим, но тогда, когда сочту нужным.

В первый момент Георг чуть не ответил согласием, но вдруг резко захлопнул рот и покачал головой. Мария переводила взгляд с меня на Георга. Наконец, после, примерно, тридцатисекундной паузы Георг хмыкнул:

– Благодарю, конечно, за доверие, но я, пожалуй, выбираю второй вариант.

– Ты... ты демон!!! Маленький демон, притворившийся человеком – вскричала Мария, вскакивая с кресла. Я... я ... у меня просто нет слов! – Вдруг она подбежала к моему креслу и, вытащив меня из него, с силой прижала меня к груди, – ты мой маленький гений! – Несколько нелогично закончила она.

Всё ещё держа меня в объятиях, она повернулась к Гноргу:

– Ну, как он нас? Обоих на обе лопатки одной фразой! А я говорила!

Георг изобразил аплодисменты:

– Туше. Знаешь, Серж, я всё больше убеждаюсь, что быть твоим противником попросту опасно. Так что я, – тут он сурово сдвинул брови, что резко контрастировало со смеющимися глазами, – настоятельно буду рекомендовать моей жене ограничить общение с тобой. А то она у тебя плохому научится.

Мария показала ему язык:

– А вот и нет! И ограничить наше общение ты тоже не можешь!

Я прервал эти супружеские игры:

– Что ж, если мы пришли к согласию, тогда у меня ещё пара вопросов.

– Что ты ещё задумал? – Тут же насторожилась Мария.

– Ну, во-первых, из семьи Тодт кто-нибудь на праздник к Кобленцам поедет? И во-вторых, в Ипр после праздника я бы хотел ехать через Люксембург. Как вы думаете, тётушка Бра захочет навестить свою подругу в Люксембурге?

Мария расслабилась. – Ну на второй вопрос ответ сугубо положительный. Я думаю, что тётушка Бра с удовольствием вместе с тобой навестит Люксембург. Правда, дорогой? – Обратилась она к Георгу.

Тот же выглядел несколько озабоченным:

– Конечно же, проехаться до Люксембурга тётушка Бра всегда готова, но вот ехать через Кобленц она откажется даже под пыткой. Поэтому сопровождать тебя к Кобленцам будет Астра.

Я кивнул. Астра, бездетная младшая сестра Георга, считавшаяся его наследницей до свадьбы и... кстати, этот вопрос нуждается в прояснении:

– Мария, Георг, а когда вы собирались мне сообщить о грядущем прибавлении в семействе Тодт?

Есть! Прямое попадание в крюйт-камеру.

– А откуда ты...?

– А откуда я... да всё оттуда же. – И ни слова не соврал. Про беременность Марии мне рассказал Петрович. Сам я даже магическим зрением увижу только на третьем-четвёртом месяце. Правда и рассмотреть тогда смогу всё в подробностях: как формируется, какие планы благоволят, а какие отторгают, есть ли след божественного благословения или проклятия и тому подобное. Ну не зря же я большой кусок детства по больницам околачивался.

Не знаю, поняла ли мой намёк Мария (Георг-то точно не понял), но выходили они от меня пришибленные. Я же задумался – не слишком ли сильно я тороплюсь. Меня несколько настораживал тот факт, что два таких важных дела, как разбирательство в Люксембурге и упокоение Карла Тодта приходится осуществлять практически одно за другим, но уж слишком хорошо всё складывалось. Так вот – не слишком ли хорошо?

Я пересел за рабочий стол и достал бумаги с расчётами ритуала изгнания демона. Немного посидев над ними, я пришёл к однозначному выводу: нет, не потяну. Пусть я и смогу на живую нитку сшить ритуал, но связываться с демоном без двойной-тройной перестраховки, к тому же демоном неизвестной силы, а именно от силы самого демона зависит сила и возможность призвать себе на помощь своих подручных, а их по одной классификации девять кругов, а по другой – тринадцать, самоубийственно.

Так что лучше сосредоточиться на упокоении Карла Тодт, тем более, что запастись защитными и атакующими амулетами на такой случай всё же значительно проще, чем мастерить, да ещё с моим уровнем познаний в артефакторике и резервом, защиту от демона. Даже если моим противником будет сам этот Митрич, и то не страшно – я ведь ничего разрушать не собираюсь.

А в Люксембург всё равно заехать надо обязательно. Хотя бы для того, чтобы самому для себя выяснить – кто такие близняшки на самом деле? Приняв это решение, я как-то успокоился и продолжил расчёт изгнания демона.

***

К вечеру пришёл Петрович. Уселся в кресло с важным видом, и стал держать паузу. А я что? Я ничего. Посмотрел на него, хмыкнул и вновь углубился в свои расчёты. Наконец, Петрович не выдержал:

– Хм-хм.

Я молчу.

– Хм-хм. Какую интересную историю мне Митрич поведал. Узнаешь – закачаешься.

Я молчу.

Петрович не выдержал:

– Ну что ты как чурбан бесчувственный сидишь?! Другой бы предложил угощеньица какого за те новости, которые я принёс, в ножки бы поклонился, чтобы научил я его уму-разуму, а этот сидит, как будто дело его не касается!

– Вот если бы ты безо всяких подходов попросил, чтобы я угощение тебе выставил, был бы тебе и хлеб и соль, а так...

– Ох, и тяжело же с тобой, с умником. Ладно, слушай. Митрич, конечно мялся и отнекивался – это ж позор хозяину, что в его собственном доме есть места, куда хозяину хода нет, однако ж сказал, что где-то двести лет назад привёз жилец жонку себе молодую. А старая этого терпеть не стала и попыталась молодую со свету сжить. Да не вышло у неё ничего. Уж как там она померла, что в кикимору перекинулась, этого я уж не выпытывал, не интересно это нам. Так и появилась у Митрича приживалка. Ну, к делу её пристроили – охранять, значит, сокровищницу рода и зал алтарного камня заодно, но злоба на Митрича у неё большая образовалась. Ну и не захаживал к ней почти Митрич. Ежели что надобно – так и позвать её из подземелья недолго. Не барыня, прибежит. И вот, аккурат опосля визита моего обалдуя позвал её Митрич по каким-то надобностям. А она не идёт. Не стерпел он, понятно такого обращения и сам к ней в гости пожаловал. И тут она его чем-то так приложила, что он и оклемался-то не сразу. И как не пытался потом к ней в подземелье прорваться, никак не получалось. Но, правда, и ей за определённую границу ходу нет. Так и живут с тех пор.

– А Митрич этот может показать, какие именно границы владений кикиморы образовались?

– Ну как же легко с тобой, с умником! Мы тоже об этом подумали. Смотри.

Петрович сделал несколько пассов руками и передо мной возникла иллюзия замка Кобленц. Полупрозрачные стены и перекрытия иллюзии, а также цветовое выделение скрытых ходов и "территории" кикиморы позволяли легко разобраться во всех деталях его внутренней структуры. Эдак, получается, мне и помощь призрака не нужна. Хотя... перепроверить показания домового лишним тоже не будет. А вот ход за пределы замка действительно только один показан.

С такой наглядной помощью я легко обнаружил центр области, в которую Митричу не было доступа. И, что характерно, располагался этот центр не около сокровищницы, где, в общем-то и хранится материальное воплощение кикиморы, а неподалёку от зала алтарного камня. Я постарался запомнить место и все возможные "точки доступа" к нему и дал знак Петровичу, что иллюзию можно гасить. Проделав эту операция ещё несколькими движениями, Петрович тяжело вздохнул:

– Знал бы ты, сколько Митрич с меня запросил за эту помощь! Выжига.

– Подожди, но ведь мы и для него делаем доброе дело. Ведь после упокоения призрака, у кикиморы все дополнительные силы исчезнут.

Петрович ненадолго задумался и вдруг, от переизбытка чувств, спрыгнул с кресла и исполнил какой-то зажигательный танец.

–Ну и хитёр же ты! Верно, так оно и есть. Мы ещё посмотрим, кто кому за помощь должон будет!

– Жук ты, Петрович, то есть работать я буду, а выгоду ты получать!

Петрович неожиданно смутился:

– Нет, ты что, я и сам понимаю, что в долгу у тебя уже просто потому, что взялся ты за это дело. Только вот что я тебе могу за помощь дать – не представляю.

– А ты не мне, ты Кузьмичу предложи.

– Кузьмичу?! Вот уж кто меня без исподнего оставит и по миру побираться пустит! Да твой Кузьмич такой жучила, что мне до него идти – не дойти, скакать – не доскакать, лететь – не долететь! – Помолчал немного и неожиданно для меня добавил, – да и предложил я ужо ему. Повезло ему с тобой, как есть повезло.

***

С поездкой всё сложилось наилучшим образом. Узнав, что я еду, со мной напросились и Грета и Аликс (эта... девочка именно такую "плату" попросила за то, что поддержала меня на дне рождения Терезы). Так что из замка Тодт мы выехали на двух каретах. В одной находилась тётушка Бра, Аликс и благородная Астра де-Тодт, а в другой, принадлежащей виконту Нинбург – он сам с женой, Грета и я. Потом Аликс и Астра де-Тодт пересядут в нашу карету (к счастью, весьма и весьма вместительную), а тётушка Бра в одиночестве покатит в Люксембург. Там она отпустит карету, которая приедет в Кобленц и будет ожидать уже меня.

Виконт Юрген Нинбург с первого взгляда производил впечатление. Громадный, явно выше двух метров ростом, широкоплечий и очень мускулистый он был похож на великого воина из древних легенд. Впечатление усиливалось его гулким и очень громким, даже если он старался говорить потише, голосом и старым глубоким шрамом через всё лицо, по счастью, оставившим глаз неповреждённым.

Его жена была ему под стать. Пусть на фоне мужа она и была и невысокой и хрупкой, но все остальные мужчины замка Тодт смотрелись на её фоне... терялись они на её фоне. Когда же я услышал её имя, то челюсть мне пришлось ловить где-то на уровне пола.

Звали её Гондукк. "Волчица" – сказал я тихо, но она услышала. Миг – и она стоит уже напротив меня:

– Мальчик, откуда ты знаешь имя, которым меня называла мама?

– Ну, это просто перевод имени Гондукк. Так звали одну из валькирий.

– Валькирий? А кто это?

Тут мне пришлось взять паузу. Я точно помнил, что были такие валькирии, что одну из них звали Гондукк, помнил и ещё несколько имён, но вот дальше – совершенно пусто. Мне пришлось развести руками:

– Не помню. Но Гондукк – это волчица, точно.

В этот момент опомнилась Мария. Она вклинилась между мной и родовитой Гондукк и грозно посмотрела на гостью. И пусть в физических размерах Мария уступала сопернице, никто бы не посмел сказать, что они в разных весовых категориях. Мария заговорила, повышая голос к окончанию фразы:

– По какому праву Вы так неуважительно обращаетесь к первородному?!

– Простите первородный, – несколько смутилась та. Просто моя мама умерла, когда мне не было и трёх лет, других родственников у меня нет, и Вы первый, кто смог хотя бы что-то сказать о её секретах. Хотя бы то, что моё имя на самом деле что-то означает.

– Я принимаю Ваши извинения, родовитая Гондукк. Спасибо, Мария.

Перед самым выходом меня вдруг дёрнули за рукав. Обернувшись, я обнаружил Петровича:

– Ты, эта, если что-то получаться не будет – не геройствуй. Лучше отступи.

– Спасибо, Петрович. Не буду геройствовать.

– Вот и хорошо. Ступай.

Глава 24

Первую половину дороги виконт Нинбург посвящал меня в перипетии своей биографии:

– Мы ведь, почему так далеко от Нинбурга забрались? Прогнали меня из дома, родной отец прогнал. Он бы и наследства меня лишил, да тут Магия воспротивилась. Чего он только не делал! У меня ведь теперь двое братьев родных и пять сестёр от трёх жён отца, а вот наследником всё равно я являюсь. Он ведь меня и из рода изгнать хотел, да ему родовая магия такую взбучку устроила, что с тех пор ни одного нового брата или сестры у меня и не появилось. – И гигант захохотал гулким басом. Хохот был прерван крепким подзатыльником родовитой Гондукк и резким ударом по надкостнице со стороны Греты. Ойкнув, гигант осёкся.

– Прошу прощения, первородный. Не прав я. Да, а взъелся он на меня за вот эту красавицу, – он с гордостью погладил Гондукк по плечу. Не понравилось ему видите ли, что неизвестно, какого она роду-племени. Но очки Брейна чётко показывают, что она относится к родовитым. Всё, что осталось ей от матери – имя и вот этот, то ли символ, то ли амулет, непонятно что делающий, но точно видимый магическим зрением.

Потянувшись к стенке, он открыл какой-то ящичек и бережно достал оттуда небольшую шкатулку. Открыв её, он продемонстрировал мне серебряный знак: в круге восемь лепестков, упирающихся в малый круг. Внутри малого круга – четырёхлучевая звезда. Мне этот символ показался знакомым, но откуда – не помню. Родовитая Гондукк с надеждой спросила:

– Первородный, Вы не знаете, что это такое?

Я пожал плечами и закрыл глаза. Карета мягко покачивалась, как палуба корабля. Кормщик знает, куда вести корабль, потому что его ведёт... Вспомнил!

– Это так называемый глаз Одина. Амулет, позволяющий в море не сбиться с пути.

– Один? Это кто?

– Божество северных народов, живущих... тут я вспоминаю историю Скандинавского полуострова (по Земному называемому Нуоррик) на Земле.

Часть Скандинавского полуострова оказалась в пределах "терра инкогнита", что превратило его фактически в остров. Скандинавы какое-то время устраивали набеги в Европу, даже захватили нынешний Дхенмарк. Это название, кстати, тоже от них. Но, в один прекрасный день очередному императору Священной империи надоел этот разбойничий вертеп и на земли Нуоррика высадились имперские войска.

Война длилась долго и была очень ожесточённой. Об ожесточённости можно судить хотя бы потому, что приказ не щадить ни женщин ни детей был обычным делом на этой войне. В конце концов империя победила, остатки коренных жителей Нуоррика были вывезены оттуда, а сам остров стал местом ссылки. Так что в том, что Боги Скандинавии оказались полностью забыты, не было ничего неожиданного.

Пока я вспоминал, всё семейство не отрываясь смотрело на меня и казалось, даже дышало через раз. Наконец, я "отмер"

– вернее, живших в Нуоррике. Но, кстати, есть место, где вера в этих Богов могла сохраниться – Исландия.

Гондукк грустно улыбнулась:

– Спасибо, первородный. Мне уже говорили, что моя и мамина одежда очень похожа на одежду народов, ранее населявших Нуоррик. Скорее всего, мама, спасаясь от имперских войск, вошла со мной в туман и вышла через много столетий в другом месте. Нас с ней нашли на территории Оногурии.

Мы немного погрустили. в карете воцарилось молчание, которое прервал опять-таки виконт:

– Теперь я понимаю, первородный, почему Грета поминает Вас в самых хвалебных тонах минимум через слово. А то я уж думал, что она просто...

В этот раз физическое воздействие на родовитого Юргена со стороны его женщин было и более длительным и более болезненным. В конце концов, все успокоились и виконт, потирая ухо (таким кулаком, да по уху... я бы умер) изрёк:

– Первородный, никогда не берите больше одной жены. Вот я, слава Богам, остановился на одной и не жалею. А представляете, их было бы две?

Две жены? При тех условиях связи, которые мне описала Мария? Нет уж, спасибо. И ещё. Резерв виконта – всего сорок четыре единицы. Интересно, сколько у него было до свадьбы? У его жены, кстати – больше пятидесяти.

***

Прибыли мы вечером двадцать шестого мая. Так как комнат в замке Кобленц не хватало, меня поселили в одной комнате с ещё тремя детьми. Конечно же, я мог "покачать права" и, скорее всего, меня бы переселили, но зачем? Ведь можно поступить по-другому и одним выстрелом убить сразу трёх зайцев. Я подошёл к виконту Нинбург и попросил его разрешения переночевать в карете. Я уже успел оценить её размеры и удобство. После того, как я объяснил причину такой просьбы, разрешение было мне немедля предоставлено. Что ж охота за зайцами началась! Пока новость о том, что в замке Кобленц настолько забыли правила приличия, что первородного (!) селят в карете на дворе, разносилась по замку, я пошёл поболтать с Митричем.

Домовой отозвался сразу:

– Ты это... пройди чуть вперёд. Там картина будет где паладины бьются с демонами, так ты нажми на левый нижний угол. Дверца откроется, а я там тебя и ждать буду.

Домовой действительно ждал меня сразу за потайной дверью. Зайдя внутрь, я первым делом поклонился:

– Приветствую уважаемого хозяина дома. Как тебя звать-величать?

– Так назвал уж хозяином, так и зови.

Вот глянь и этот туда же! Я вновь с благодарностью вспомнил Кузьмича.

Воспоминание

– Так что, если я назову какого-то домового Хозяином, я признаю его власть надо мной?

– Не власть, а право распоряжаться в доме. Он сможет по своему желанию и совершенно без причины закрыть тебе вход в дом или в какое-нибудь помещение в доме, может рыться в твоих личных вещах, а главное – ты без его прямого нападения на тебя и ответить-то ему никак не можешь!

– А если он не захочет называть соё имя?

– Может и не захотеть. Ежели домовой своё имя открыл, то пакостить и подшучивать над таким человеком он не может. Тогда так и зови: "хозяин дома". Это и уважительно и власти ему над тобой не даёт.

Конец воспоминания.

– Хорошо, хозяин дома. Пойдём, поговорим.

– Ишь ты! Да ладно, что тебе эта балаболка Петрович моего имени не сказал – ни в жизь не поверю.

На это предположение я промолчал. Домовой вздохнул и пошел впереди меня, показывая дорогу. Наконец, мы пришли в небольшую, но добротно обставленную комнату. Подойдя к столику, ломившемуся от разнообразных закусок, домовой повернулся ко мне и поклонился:

– Митричем меня зовут. А как зовут уважаемого гостя?

Тут ещё одна тонкость. Так как он представился первым, да ещё и по собственной инициативе, то я могу своё не называть, и получить небольшую власть над домовым. Но оно мне надо? Во-первых, власть действительно небольшая, во-вторых, представившись первым, домовой показал мне своё доверие и смысл его разрушать?

– Серж Ривас. Очень приятно познакомиться.

После этого мы сели за стол и если я отдал должное стряпне домового, то сам он за обе щёки уплетал медовые коржики, приготовленные ещё в замке Тодт и поднесённые ему со всем уважением. Митрич окончательно отмяк.

– Хороший ты человек, с пониманием. Не то, что некоторые.

– Ладно, Митрич. Давай к делу. Чем ты можешь помочь?

– Ну ежели ты сможешь её за пределы этого пояса защиты выманить, то я её и схвачу и обездвижу. Ух и наплачется она у меня тогда! – В глазах домового заплескалось столько злобы, что мне как-то даже на миг стало жалко эту кикимору.

– А как, чем она атакует?

– Обычно когти запускает изнутри. То есть жертву кикиморы так узнают: снаружи – ни одной ранки, а изнутри на сердце или печени как следы когтей. А эта...не знаю, может, наверное, и все внутренности поперемешать.

– Стоп, а как она тебя победила?

– Так я и говорю. Обычно, ежели кикимора на хозяина нападает, то он попросту растворяет то место, где она атаковала и снова собирает. То есть ущерба никакого. эта как схватит и давай крутить. Я раствориться попробовал, так ей это ещё и лучше оказалось: она меня так перекрутила, что я только через пять дней оклемался. Как вырвался от неё – не помню. Вполне мог на перерождение уйти, удержи она меня ещё хоть ненадолго.

– А как обычно домовой атакует кикимору?

– Сплющивает он её. Она ж растворяться не может. Вот раскатаешь её в блин, она пока соберётся обратно – ты ей коготочки-то и подрезаешь.

– А как ещё справляются с кикиморой?

– Божьим благословением. Если у тебя святая вещь, ты можешь попытаться найти воплощение кикиморы – фигурку. Эта фигурка из дерева, соломы или тряпья делается. Ну а если ты этой фигуркой завладел – уничтожь её, тут кикиморе и конец придёт.

– Понятно.

Мне действительно всё стало понятно. Всё, кроме одной маленькой, почти ненужной детали: как эту тварь победить именно мне и именно сейчас?

В теории всё было довольно просто: защита от таких атак, которыми, судя по описанию, "грешила" кикимора было известно уже довольно давно – барьер помех. Главная прелесть этого барьера при борьбе с нечистью и прочими субъектами, обделёнными смекалкой в том, что этот барьер изначально брал достаточно много энергии на отражение атак. Но, если суть атак не менялась, на отражение каждой последующей атаки уходило чуть меньше энергии, чем на предыдущую, вплоть до того, что вместо затрат энергии, барьер за их счет начинал пополняться ею. То есть поставить барьер, спокойно дойти до костяка Карла Тодт, разорвать связь между этим костяком и кикиморой (что вообще не проблема – достаточно сдвинуть его с места) и спокойно наблюдать из третьего ряда партера эпическую драму "наказание чересчур обнаглевшей кикиморы". Только вот пятьсот единиц, два заклинания высшей магии и ещё один маг в ранге не ниже специалиста, который будет отслеживать обстановку, поскольку ты сам ничего за пределами барьера не почувствуешь... Да уж, лучше бы и не вспоминал.

– А кикимора только на разумных реагирует?

– Ага, как же! Думаешь, я не пытался ей крысу какую подослать, чтобы та ей воплощение-то погрызла. Ан нет, сразу бросается и убивает. У нас-то в подземелье и крысы ни одной не осталось.

– А неживой предмет?

– Это ж какой ты неживой предмет пустишь, чтобы он сам двигался по всем коридорам?

– Да, это я не подумал. А вообще заранее почувствовать, что она атакует, можно?

– Можно, только вот не спасёт это тебя. Отскочить всё одно не успеешь. – Если в самом начале нашего разговора Митрич отвечал с охоткой и каким-то азартом, то теперь расслабился и отбивал мои реплики с ленцой и несколько свысока.

– А встречная атака?

– Ну это... домовой замер. Так, абсолютно не шевелясь, он просидел секунд двадцать, а затем поднял на меня вновь загоревшиеся глаза:

– А ведь может и выйти. Смотри: я атакую, она отбивает атаку и атакует в ответ, но я уже не успеваю к её атаке подготовиться. А ежели мы с тобой вдвоём пойдём, то может и получиться. Она мою атаку отбила, ей надо примерно секунду на то, чтобы самой атаковать и тут ты – она снова отбила, но тут уже я подоспел. А нам же главное – до тела этого непутёвого добраться. А уж как связь разорвём, мы её затопчем!

– Ну это проверять ещё надо и силу атак подбирать. Да и в загашнике у неё могут ещё какие сюрпризы находиться. Так что подготовиться нам надо серьёзно. Слушай, – тут мне в голову пришла ещё одна мысль, – а ты не знаешь, как она к серебру относится?

– Не действует.

– А есть то, что действует?

– Полынь, только слабая она против этого монстра. Ещё куриный бог помогает, ну и можжевельник. А любит она корни папоротника.

– А себя она как, хитрой да умной считает?

– Ещё бы!

– Если я правильно понимаю, куриный бог должен её удары отводить, полынь чихать заставляет, а можжевельник – чесаться?

– Ну да.

– Замечательно выходит. А ты не мог бы мне добыть корней папоротника?

– Выманить её хочешь? Неплохая затея, только вот не выйдет ничего.

– А почему?

– У неё этого корня – просто завались. Ей человечек из замка поставляет, как лакомство.

– Тьфу ты. Опять облом.

– А чем тебе первый вариант не нравится?

– Мал я ещё для него. Мне ещё полтора года расти до первой инициации.

– Ну, полтора года это недолго. Можно подождать. Главное – надежда теперь есть.

– Надежда – это хорошо. Митрич, достань-ка мне полыни и можжевельника. И доступ в зельевую палату этой ночью обеспечь. Попробую я всё-таки ловушку ей приготовить, может быть клюнет, а там ты главное не растеряйся.

– Уж будь спокоен, не растеряюсь.

***

В результате всех приготовлений, спать я отправился уже далеко за полночь. И лёг не в карете, а в той самой комнате, где мы разговаривали с домовым.

Казалось, только прикоснулся головой к подушке, а меня уже расталкивают. Вскакиваю и вижу перед собой Митрича:

– Вставай, ищут тебя повсюду. Уже даже хотят карету ломать. Человечек-то главный вообще не ложился, бегает, орёт на слуг, а управляющего вообще высечь приказал и сказал, что если ты не найдёшься – тому головы не сносить.

– Так, Митрич, а ты можешь меня незаметно в карету доставить?

– Наказать их хочешь за неуважение? Правильно, пусть будет им уроком. А то они ни гостей ни хозяина не уважают. Но ты смотри. Помочь-то я тебе помогу, но и ты тоже особо много с них за неуважение не требуй. Какие бы жильцы не были, всё ж мои жильцы, не чужие.

– Договорились, Митрич.

– Тогда одевайся.

– Зачем, я только вот штаны натяну и всё. Остальное пусть так и будет валяться... в карете.

Я и в самом деле не собирался особенно сильно наказывать Кобленцев. Мне с ними делить было нечего, поэтому пусть лучше у них передо мной хоть маленький долг появится, чем я им, образно говоря, карманы выверну.

Митрич исполнил всё, как обещался. Подойдя под его прикрытием к карете незамеченным, я скользнул внутрь, пока Митрич отвлёк обоих сторожей, которые могли заметить открывшуюся и закрывшуюся дверь кареты. придав себе сонный вид и смяв постель, расстеленную на одном из диванов кареты, чтобы было ощущение, что в ней спали, я вылез с другой стороны.

– Что за шум?

– Простите, первородный, – тут же ко мне, кланяясь, подошёл один из стоящих около кареты людей. – Произошло ужасное недоразумение. Вас по ошибке поселили не в отдельных апартаментах. Прошу Вас, пройдёмте туда.

– Вы меня разбудили в, – я демонстративно посмотрел на часы, вделанные в одну из стен на внутреннем дворе замка, – четыре утра, чтобы сказать мне, что я должен куда-то с Вами идти? Вы с ума сошли?

Сказав это, я демонстративно развернулся и зашёл обратно в карету. Конечно же, у обитателей замка Кобленц возникнет множество подозрений, поскольку я до этого в карете не ощущался, а теперь – ощущаюсь отчётливо. Но эту несуразность к делу не пришьёшь.

Передо мной же открывается широчайшее поле разнообразный вариантов поведения. Я могу расписать свои моральные терзания какому-нибудь представителю пишущей братии, чьё присутствие на данном празднике гарантировано. Могу высказать публичное "фи" Кобленцам даже не объясняя причин, а они будут вынуждены это "фи" проглотить, могу отрицать те слухи, которые если не пошли вчера, то обязательно пойдут сегодня, что спасёт репутацию Кобленцев, а могу просто... промолчать, что я и собираюсь сделать. Это и не так сильно ударит по ним, то есть я выполню обещание данное Митричу, и всё-таки поставит их в неудобное положение, что позволит мне иметь относительную свободу в замке.

Второй раз меня разбудили около семи часов утра, мотивируя это тем, что мне надо до завтрака привести себя в порядок. Да, и именно поэтому меня к выделенным покоям вели самой кружным, из всех возможных маршрутов. К чести Кобленцев замечу, что выделенные мне покои действительно принадлежали кому-то из членов семьи, а не были гостевыми.

Невысокий и очень худой старик, ожидал меня в гостиной моих временных покоев. Когда я вошёл в гостиную после душа и переодевания, он встал:

– Первородный Ривас, позвольте засвидетельствовать Вам моё почтение. Я глава рода Кобленц, высокородный Фриц.

– Моё почтение, высокородный Фриц. Сожалею, что не имел возможности выразить Вам своё почтение вчера, сразу по прибытию (будешь знать, как манкировать своими обязанностями хозяина дома при встрече гостей).