Текст книги "Жилец (Арендатор смерти)"

Автор книги: Сирил Хейр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– Конечно же есть,– с торжествующим видом отозвался Франт.– И вот образец ее шрифта.– Он положил перед инспектором лист почтовой бумаги и добавил: – Это письмо адресовано лично главному комиссару. Нам только что его прислали – разобраться.

Маллет взял в руки бумагу и прочитал:

"Милостивый государь!

После того как я несколько раз тщетно обращался в свой местный полицейский участок, я вынужден написать вам лично и просить защиты у полиции. Как вы, возможно, знаете, я являлся секретарем "Лондон энд империал эстейтс компани" вплоть до прекращения ее предпринимательской деятельности. С тех пор как я дал свидетельские показания на следствии по делу покойного председателя, мистера Баллантайна, у меня есть все основания считать, что моя жизнь тоже находится в опасности. Я не единожды наблюдал каких-то крайне подозрительных субъектов, шныряющих возле моего дома. Один из них стоит на тротуаре на противоположной стороне улицы и сейчас, когда я это пишу. Я настоятельно прошу, чтобы моему заявлению, которое при данных обстоятельствах (уверен, вы с этим согласитесь) вполне обосновано, был незамедлительно дан ход.

Остаюсь Вашим покорным слугой, Н. Дюпин".

Маллет положил письмо рядом с другим.

– Шрифт совершенно иного образца,– прокомментировал он.– К примеру, взгляните вот на хвостик у "g". Ну, и что вы предлагаете в связи с этим делать?

– Отозвать наших людей и поставить констеблей в униформе,– тут же отреагировал Франт.– "Подозрительные субъекты" – это конечно же наши люди...

Маллет задумался.

– Полагаю, мы можем поступить еще мудрее,– сказал он, выдержав паузу.Оставим тех же самых людей, но по такому случаю оденем их в униформу. Так мы сразу убьем двух зайцев. Будем наблюдать за Дюпином без его ведома и в то же время дадим ему то, что он хочет.

– Я не вполне понимаю...– начал Франт.

– Неужели? А вы подумайте. В чем заключается работа констебля, которого отрядили, чтобы взять кого-то или чей-то дом под защиту полиции? Очевидно, наблюдать за любым подозрительным человеком, который появится возле дома или приблизится к этому "кому-то". Но не означает ли это наблюдать и за поведением самого "охраняемого"? И не является ли частью его работы присматривать за тем, что происходит в доме? Я скажу вам одну вещь, Франт. Среднестатистический жулик склонен испытывать здоровое почтение к детективу в штатском, но никак не к офицеру в униформе. Он считает его уличным украшением, существующим лишь для того, чтобы регулировать движение, арестовывать карманников и так далее. Если Дюпин будет думать, что его защищают обычные постовые полицейские, он скорее выдаст себя, чем если будет бояться, что на хвосте у него сидит детектив. Конечно, если ему есть что выдавать.

– Безусловно, пока он не сделал ничего, что бы его выдало,– заметил Франт.

– Возможно, он был не вполне удовлетворен относительно "подозрительных субъектов",– заметил Маллет с ухмылкой.– А теперь я хочу поведать вам еще кое-что.

И он вкратце рассказал сержанту о том, что видел на танцевальной площадке отеля "Ривьера".

– Странно, очень странно,– отозвался Франт, когда инспектор закончил.И самое странное во всем этом, по-моему, не то, что он испугался, увидев вас...

– Ну спасибо,– вставил Маллет.

– Я имею в виду, что вы, естественно, ассоциировались у него с убийством, которое наверняка стало для него ужасным потрясением...

– Он сохранял завидное хладнокровие, когда я его увидел. Это было то, что сразу же бросилось мне в глаза. Но вы собиралась сказать...

– Что по-настоящему странно – так это то, что ему вдруг оказалось по карману оказаться в таком месте. Вы знаете, сколько там берут за обед?

– Я не знаю,– с удовольствием проговорил Маллет.– Слава богу, мне не пришлось там расплачиваться.

– Так вот, поверьте мне, сэр, это просто ужас какой-то! И где он взял столько денег, хотел бы я знать?

– Кстати, а что нам известно об обстоятельствах жизни Харпера?поинтересовался Маллет.

– Довольно много, сэр,– ответил Франт, которому не терпелось доказать свое усердие.– У нас, знаете ли, есть его адрес – это на Илинг-Уэй. Я связался с тамошней полицией и выяснил, что он живет холостяком с матерью в высшей степени почтенной, но бедной как церковная мышь. Крошечный домик, служанка, которая приходит два раза в неделю, ну, вы знаете, как это бывает. Это совсем не вяжется с шикарными отелями в Брайтоне.

Время от времени случается, что бедные молодые люди ударяются в загул,возразил инспектор.– Но все равно, вы совершенно правы, Франт. У этого парня совсем недавно появились деньги или близкая перспектива их получения. Я скажу вам, что вселило в меня такую уверенность: выражение лица девушки, с которой он танцевал.

– Для меня это не очевидно,– позволил себе усомниться Франт.– Конечно, ей было приятно танцевать с парнем, в которого она влюблена...

– Но ей было не просто "приятно",– перебил его Маллет.– Она была совершенно счастлива и абсолютно беззаботна. У людей нечасто бывает такой вид, и ошибиться тут было невозможно. Просто попробуйте вникнуть – как бы это назвать?– в психологическую подоплеку. Существует девушка, влюбленная какое-то время в молодого человека,– вспомните, что говорил насчет этого мистер Браун,– у которого нет ни гроша за душой. А это значит, что у нее нет никаких перспектив вступить с ним в брак еще годы и годы. Так могла бы она выглядеть такой счастливой, зная, что вечер, который она с ним проводит, ему все равно не по карману?

– Ну, у многих девушек нет большей радости, чем заставить своего парня потратить на них месячную зарплату за один вечер,– проницательно заметил Франт.

– Она не из таких девушек,– многозначительно сказал инспектор.

Когда люди говорят: "Она не из таких девушек", особенно если сами вы эту девушку никогда не видели, тут нечего прибавить, и сержант, соответственно, промолчал.

– А почему бы нам просто не побеседовать с ним и не спросить, откуда у него взялись деньги?– предложил он наконец.

Маллет покачал головой:

– Нет, это невозможно. Я уже до смерти напугал этого парня, сам того не желая. Если ему есть что скрывать, он к настоящему времени это уже сделал, и у него наготове складная история. А если тут все чисто, то никому от этого хуже не стало.

Тогда почему не спросить девушку или ее отца и не выяснить, что они о нем знают?

– Все это замечательно, Франт, но вы ведь не можете заявиться к человеку домой и сказать: "Я офицер полиции, и я хочу знать, сколько денег у жениха вашей дочери и откуда он их взял". Правда? По крайней мере, я бы поостерегся проделывать такое, особенно с отставным генералом. И все-таки я бы очень обрадовался возможности потолковать с ним.

– И с его дочерью,– добавил Франт, но тихим шепотом.

Инспектор какое-то время барабанил по столу, потягивая свободной рукой усы.

– И все-таки,– пробормотал он,– это можно устроить. Рискованная затея, но, возможно, из этого что-то и получится. Думаю, я поговорю по телефону с суссекской полицией.

– Сейчас или после ленча?– спросил Франт, который знал слабость своего начальника.

– После ленча, конечно,– откликнулся Маллет с решимостью.– Давайте-ка подумаем. Фэншоу придет сюда в три, верно? Так вот, я не собираюсь беседовать с ним на пустой желудок, если этого можно избежать. Больше пока ничего нет?

– Есть целая гора сообщений со всех концов страны о людях, похожих на Джеймса,– сообщил сержант.

– Как я полагаю, все их придется проверить, но, судя по всему, проку от них не будет никакого,– отреагировал инспектор.

Основанное на полученных свидетельских показаниях описание примет Джеймса, с обычным при этом объяснением, что это тот человек, которого полиция "хотела бы допросить", было распространено еще накануне. И сразу же стало приносить плоды, хотя, как правильно заметил Маллет, малообещающие. Таинственные тучные люди с бородой сразу же появились, казалось, во всех уголках Англии. Их видели запрыгивающими в такси, исчезающими в метро, подозрительно притаившимися за оградой загородных лужаек. Поздней ночью они торопливо прихлебывали чай у лондонских ларьков или упрашивали водителей грузовиков подбросить их на магистралях. Их даже видели выглядывающими в окна безобидных пригородных домиков. Каждый из них, как знал по опыту инспектор, скорее всего, был продуктом истерии, порожденной стремлением попасть в выпуск новостей. Но где-то в нагромождении разной чепухи могло скрываться одно ценное зернышко информации, которому, возможно, предстояло сыграть решающую роль. А потому все сообщения предстояло анализировать, во всяком случае внимательно рассмотреть, прежде чем с легкой душой выбросить в корзину.

Маллет взглянул на раздувшуюся папку, потом на свои часы.

– Не сейчас,– буркнул он.– Вы никогда не замечали, Франт, как сытный ужин, съеденный накануне, стимулирует аппетит за ленчем на следующий день?

– Да пожалуй что нет,– ответил Франт.

– А я вот это не раз подмечал. Так что сейчас ухожу. Эти вещи могут и подождать. Я такой голодный, что не подумал бы остановиться, даже если бы в эту минуту сюда вошел мистер Джеймс.

В этот момент в дверь постучали.

– Да, да, ну что там еще?– крикнул инспектор.

В дверь просунулась голова офицера.

– Извините, сэр,– сказал он,– но какой-то человек очень хочет увидеться с вами немедленно. Он говорит, что его зовут Колин Джеймс.

Маллет откинулся на спинку кресла.

– Беру свои слова обратно,– выдавил он.

Как бы ни жаждал мистер Джеймс посетить Скотленд-Ярд, было очевидно, что, попав сюда, он пришел в состояние крайнего замешательства. Мистер Джеймс замер в дверях кабинета Маллета, перемещая свой тяжелый вес с одной ноги на другую и обращая водянистые голубые глаза то на него, то на Франта, то на пустое место между ними. Он явно пребывал в очень нервозном состоянии и выглядел так, будто при неосторожном звуке или движении готов снова пулей вылететь за дверь.

– Не желаете ли присесть, сэр?– проговорил инспектор вкрадчивым голосом.– Как я понимаю, у вас есть что нам сообщить?

Посетитель робко примостился на самом краешке кресла.

– Вы... вы уж меня простите ради бога, что я причиняю вам такое беспокойство,– начал он,– но я посчитал своим долгом в этих весьма необычных обстоятельствах... все это так необычно, я никогда прежде не имел дела с полицией, и... но мое имя упоминалось... извините меня...– На какое-то мгновение его лицо скрылось за большим сине-белым клетчатым носовым платком, и в тихом кабинете раздалось "апчхи", подобное разрыву бомбы.– Прошу прощения,– продолжил мистер Джеймс, когда его лицо снова появилось на свет божий после короткого затмения.– Ужасный насморк, прямо-таки ужасный насморк. Мне не следовало отправляться в путь в такую погоду. Моя дочь пыталась меня отговорить, но я посчитал своим долгом...

На этот раз чихание застало его врасплох, и Маллет поспешно пригнулся, прячась от разлетевшихся брызг. До сих пор инспектор ничего не сказал. По сути дела, он лишь вполуха слушал бессвязные высказывания незнакомца. Но глаза его работали, и мозг автоматически запечатлевал то, что он видел, обрабатывая и сравнивая с тем, что прежде слышал. Мистер Джеймс оказался человеком громадных размеров. Когда он сел, неудобно подавшись далеко вперед в своем кресле, его живот выступил почти до письменного стола, за которым укрылся инспектор. Громадность его усиливалась косматой каштановой бородой, падающей ему на грудь. Однако выше бороды находилась вовсе не упитанная цветущая физиономия, какой можно было бы ожидать от человека с такими габаритами, а изможденное личико со впалыми щеками и ввалившимися глазами. Его конечности тоже были сравнительно тонкими. Оставалось лишь удивляться, как столь несоразмерные ноги выдерживают груз такого тела. "Он выглядит как тощий человек, плохо загримированный под Фальстафа,– подумал Маллет и вспомнил слова Харпера: "Толстый человек – или скорее пузатый. У него был большой живот и худое лицо, как будто он страдает несварением желудка".

Вслух же инспектор сказал:

– А теперь давайте разберемся во всем спокойно, мистер Джеймс. Так вас, кажется, зовут?

Посетитель запустил руку в карман и достал замусоленную визитную карточку.

– Это я,– подтвердил он.

Взяв визитку, Маллет прочитал: "Колин Джеймс, Маркет-стрит, 14, Грейт-Изингтон, Норфолк". В нижнем левом углу были прибавлены слова: "Торговец зерном и семенами".

– Итак?– спросил инспектор.– Какое отношение вы имеете к этой истории?

– В том-то все и дело!– воскликнул мистер Джеймс.– И вправду – какое? Я – уважаемый человек, сэр, и всегда им был. Вы можете спросить любого в Изингтоне или много миль окрест – до самого Нориджа, если хотите.

– Но вы решили на всякий случай дойти до самого Лондона,– сухо заметил Маллет. Если он и питал надежды услышать что-нибудь полезное от посетителя, то они начали улетучиваться. Похоже было, что Колин Джеймс во плоти представляет ничуть не большую ценность, чем бестелесные слухи, собранные в его папках.

Мистер Джеймс громоподобно высморкался.

– Простите, если я причинил вам беспокойство,– виновато повторил он.Но я подумал, что будет правильным прийти как можно скорее. Моя дочь сказала мне, что никому от этого не будет проку, но и не сделать этого неправильно. И вот, как только моя простуда позволила мне выйти из дому, я это сделал.Он шмыгнул носом.– Хотя мне и без нее-то было не до поездок.

Инспектор невольно был тронут.

– Боюсь, что это вы себе причинили беспокойство, мистер Джеймс,– сказал он.

– Да я бы и не против, сэр,– отозвался Джеймс,– если бы считал, что от меня будет какая-то польза. Но, скажу вам, нынче требуется какой-то нешуточный повод, чтобы вытащить меня из дому,– я имею в виду, даже если не брать в расчет мой насморк. Здоровье у меня уже не то, знаете ли. Я так мучаюсь...

– От несварения желудка?– осведомился Маллет.

– Вот-вот, от несварения желудка. Интересно, как вы догадались, сэр? Сразу видно – вы не зря называетесь детективом.

– Ну, нас, знаете ли, учат наблюдательности,– любезно пояснил инспектор, вставая при этих словах.– Спасибо, что пришли, мистер Джеймс. Думаю, совершенно ясно, что вы не тот человек, которого мы ищем.

– О, вы можете быть уверены в этом, сэр,– со всей серьезностью заверил его торговец семенами.– Но до чего занятное совпадение, правда? Мое имя, и борода, и фигура, и все остальное, и мое пищеварение тоже, насколько мне известно, хотя вы не вставили это в описание.

– Думаю, я могу пообещать вам, что уже одно только ваше пищеварение освобождает вас от подозрений,– серьезно проговорил Маллет.

– Да неужели? Это очень интересно, очень интересно. Никогда бы не подумал. Это показывает ваши методы работы, джентльмены из Скотленд-Ярда. Ну что же, в таком случае все, что я могу сказать, так это что у меня железное алиби – так, кажется, это называется?– на случай любого преступления. Это первое хорошее известие, связанное с моим проклятым желудком. Он мне всю жизнь отравляет,– Джеймс печально оглядел свой огромный живот,– ей-богу. Расстраивается от любого пустяка. Спросите мою дочь, что случилось, когда она взяла меня во Францию.

– А, так вы ездили во Францию?– оживился Маллет.– Когда это было?

– Прошлым августом. Неделя в Париже. Она твердо решила, что мы поедем, а все потому, что Эдвардзы с нашей улицы побывали там на Пасху, а она не хотела от них отставать. И не успокоилась, пока я тоже не поехал. Никогда больше – вот все, что я могу сказать, никогда больше!

– А у вас, случайно, нет при себе паспорта?

– Ну что ты будешь делать!– в сердцах воскликнул мистер Джеймс, снова опускаясь в кресло, с которого он только что мучительно поднялся.– Забыл про ту единственную вещь, которую собирался вам рассказать. Хотя моя дочь и сказала, что все это чепуха...

– Оставим пока вашу дочь,– потребовал инспектор.– Так что вы хотели рассказать нам про ваш паспорт?

– Его украли, сэр, во всяком случае, я его потерял, хотя всегда придерживался того мнения, что его украли. Правда, никак не могу взять в толк, для чего такая вещь кому-то могла понадобиться.

– Украли? Как?

– По дороге домой. Я держал его в руке в Дувре, и в этом уверен, потому что помню, как отдавал его чиновнику для досмотра, а он даже не взглянул на него, просто сунул мне обратно. Но потом, когда мы сели в поезд, в руках у меня было полно всякой всячины – билеты, свертки и пенс на вечернюю газету, ну, вы знаете, как это бывает. В общем, когда я стал искать паспорт, его не оказалось.

– Вы не заявили о пропаже в то время?

– Нет. Я, знаете ли, только поискал его на перроне, кое-как. Помню, еще сказал дочери: "У меня паспорт пропал", а она сказала: "Нужно сообщить в полицию". Но я заявил: "Чепуха, мне эта штука больше до конца жизни не понадобится – отныне ты меня за границу ни за какие деньги не вытащишь и не заставишь питаться этой дрянью, в этом можешь быть уверена". Вот так и сказал...

– И все это на перроне, где любой мог вас услышать, как я полагаю?

– Именно так, сэр, наверное, любой мог услышать, но в то время я об этом совершенно не думал.

– Ну конечно, вряд ли вам могло прийти в голову, что кто-то подберет ваш паспорт, позаимствует ваше имя и внешность, будет жить под вашим именем какое-то время, а потом, совершив убийство, воспользуется им, чтобы скрываться от правосудия,– проговорил Маллет.

– Боже правый, неужели какой-то негодяй так и поступил?– воскликнул мистер Джеймс.

– Очень на то похоже.

– Господи помилуй, я и не знал, что на свете есть такие люди,– ей-богу, не знал. Как подумаешь о таком, так просто волосы дыбом встают.

– Ну что же, вы подкинули нам пищу для размышлений,– ответил инспектор,– и мы очень вам признательны. А теперь, мистер Джеймс, чтобы оформить все надлежащим образом, я попрошу вас подождать здесь несколько минут, пока сержант Франт запротоколирует ваши показания, а потом вы можете отправляться обратно и лечиться от простуды в Изингтоне. Впрочем, вы могли бы оказать нам еще одну услугу,– добавил он.– Вы не возражаете, если мы сделаем вашу фотографию, перед тем как вы уйдете? Она может нам пригодиться.

– Нисколько,– заверил его мистер Джеймс.

– Проследите, чтобы это сделали,– велел инспектор Франту.– У меня сейчас важная встреча в городе. Когда вы снимете показания с этого джентльмена, позвоните в полицейский участок в Изингтоне и проверьте то, что он рассказал нам про себя. Всего хорошего, мистер Джеймс.– И он отправился на обед, оставив сержанта уныло орудующим авторучкой. Его обеденному перерыву не придавалось такой важности.

Глава 16

ГОВОРИТ ФЭНШОУ

Пятница, 20 ноября

Была середина дня. Изингтонская полиция засвидетельствовала добропорядочность Колина Джеймса, и он вернулся к своим зернам и семенам. Теперь ожидался еще один посетитель, для которого с необычайной тщательностью расставлялись декорации. Для него приготовили удобное низкое кресло, поскольку инспектор убедился на опыте, что люди становятся куда более словоохотливыми, когда чувствуют себя непринужденно, и в то же время тот, кто задает вопросы, имеет преимущество, если он сидит выше человека, которого допрашивает. "Если бы свидетелей помещали внизу, на местах для адвокатов, вместо того чтобы затаскивать их на трибуну, на один уровень с судьей, лжесвидетельства было бы куда меньше",– любил повторять Маллет. Это кресло было расположено так, чтобы сидевший на нем находился лицом к свету, и в то же время открытая пачка хороших сигарет была положена на угол письменного стола инспектора, так чтобы до нее было легко дотянуться. В другом конце комнаты неназойливо расположился стенографист.

Когда, к удовлетворению инспектора, все было устроено, пришлось еще подождать. В комнате воцарилась тревожная атмосфера ожидания. Франт, у которого были не такие крепкие нервы, как у его начальника, с трудом переносил молчание.

– Как вы думаете, что он придет нам рассказать?– спросил сержант.

– Не имею ни малейшего понятия,– последовал ответ.– Но я не удивлюсь, если в конечном счете это окажется чем-то совершенно незначительным. В этом деле так много концов, что я начинаю задаваться вопросом, найдем ли мы когда-нибудь ниточку, которая выведет нас куда-то.– Инспектор помолчал какой-то момент, а потом, как будто почувствовав, что сержанта угнетает эта напряженность, заговорил на другую тему: – Как вы нашли рассказ Джеймса?

– Думаю, мы почерпнули из него нечто очень ценное,– ответил Франт.Имя, описание, паспорт – все это не может быть совпадением.

– Да, я согласен – такое крайне маловероятно. Но видите, к чему нас это привело? Мы просто отодвинули начало этой истории на месяц или больше. Все это означает, что еще в августе кто-то решил выдать себя за мистера Джеймса.

– Он не мог знать заранее, что подберет паспорт,– возразил Франт.

– Нет, не мог. Но, найдя его по счастливой случайности, наверняка сразу же понял, на что его можно употребить. А иначе почему не вернул его или не отдал в полицию, как поступил бы на его месте любой честный человек? Я все больше и больше убеждаюсь, что нам приходится иметь дело с очень опасным и умным человеком. Как видите, он не только ничего не упускающий из виду и смотрящий далеко вперед заговорщик, но и человек, который может ухватиться за подвернувшийся шанс и приспособить его к своим планам.

– Конечно, мы не можем быть уверены, что это был один и тот же человек – тот, который украл паспорт; и тот, который впоследствии им воспользовался,– вставил сержант.– Любой жулик может обрадоваться случаю стащить такую вещь, особенно когда у него есть основания считать, что ее потом не хватятся.

– А потом продать его кому-то, кто знает, что с ней делать? Возможно, вы и правы, Франт. Но с какой стороны на это ни посмотришь, мы остаемся все в том же жалком состоянии неопределенности. Этот человек хотел замаскироваться – и избрал наилегчайший представившийся ему способ. Фальшивая борода – это легко, фальшивый живот – не намного труднее, если задуматься, особенно когда надо выдать себя за человека с худым лицом и большим туловищем. Потом он захотел, чтобы его порекомендовала банку компания, и устроил дело так, что любой директор из полудюжины мог подписать это письмо. Мы начинали с непреложных фактов – что его звали Колином Джеймсом и что его рекомендовал лорд Генри Гейвстон. Но, увы, ни настоящий Джеймс, ни Гейвстон абсолютно ничем нам не помогли.

– И я также не представляю,– Франт кивнул на дверь,– чем может помочь нам в этом отношении Фэншоу.

– Даже если предположить, что он этого хочет, в чем я почему-то сомневаюсь,– добавил Маллет.– А что может знать Фэншоу о Джеймсе?

– Вы имеете в виду настоящего или липового?

– Липового, конечно. Назовем его Джеймсом Вторым, если хотите.

– Я думаю, Старый Претендент {Старый Претендент – Яков Эдуард (Яков III), претендент на английский престол (1688-1766). В данном случае обыгрывается два значения слова "pretendent" – "претендент на трон" и "притворщик"} здесь больше подходит,– заявил сержант.

Маллет наморщил нос – верный признак того, что он был раздражен. Его образование не включало в себя обширного курса истории, и у него возникло смутное ощущение того, что его подчиненный рисуется. Но прежде чем он успел придумать ответ, дверь распахнулась, и им объявили о приходе Фэншоу.

Четыре года тюремной жизни оставили мало отметин на бывшем председателе "Фэншоу банк". Его кожа, всегда бледная, возможно, стала еще чуточку белее, худое лицо слегка осунулось, но в остальном Маллет не заметил никаких перемен в человеке, которого он видел на скамье подсудимых в Олд-Бейли {Олд-Бейли – здание, в котором расположен Центральный уголовный суд}. Голос, когда Фэншоу заговорил, тоже оказался тот же самый – негромкий и интеллигентный, с оттенком цинизма, таящегося под гладкой поверхностью,намек на скрытое, решительно сдерживаемое пламя. Джон Фэншоу был совсем другого склада, чем финансист, с которым так часто связывали его имя. Человек с утонченным вкусом, он в дни своего процветания жил обособленно от внешнего мира. Был способен наслаждаться богатством без высокомерия, точно так же, как без нытья встретил разорение и позор. И в хорошие, и в плохие времена ему словно придавал силы какой-то скрытый источник стойкости, никогда не покидающая его природная гордость.

Маллет испытал странное замешательство перед этим спокойным, гордым человеком, но Фэншоу сразу же вывел его из состояния скованности.

– Добрый день, инспектор,– начал он.– Думаю, вас повысили в звании с тех пор, как мы встречались последний раз?

– Да, повысили,– ответил Маллет.– Добрый день, мистер Фэншоу.

Фэншоу опустился в кресло и взял сигарету.

– Приятно вновь услышать такое обращение – "мистер Фэншоу",– тихо проговорил он.– Вы не представляете, насколько это живительно, когда ты вновь обретаешь свою индивидуальность! Сомневаюсь, что человек, не испытывавший заключения, может знать, каково это – быть просто номером. Вот в чем, Маллет, истинный ужас тюремной жизни,– растворить свое личностное начало в толпе неотличимых друг от друга собратьев. "Он, который похитил мое доброе имя",– процитировал Фэншоу.– Ну, как бы там ни было, все это, слава богу, позади!– Он оглядел кабинет и продолжил: – Вы уж меня простите, но, по-моему, к моему приходу тут тщательно подготовились? Я имею в виду...Фэншоу махнул рукой в сторону стенографиста в углу,– это выглядит почти так, будто от меня ожидают что-то вроде публичного заявления. Но, боюсь, вы, скорее всего, будете разочарованы.

– Возможно, мы оба будем избавлены от хлопот, если вы выскажете именно то, ради чего сюда пришли,– строго произнес Маллет.

– Извините, Маллет,– отозвался Фэншоу с ощутимой иронией в голосе.Ваше время дорого, я знаю. Постараюсь потратить его совсем немного. Я пришел к вам лишь для того, чтобы обратиться с жалобой. Хочу знать, почему спустя неделю после моего освобождения из тюрьмы я все еще подвергаюсь такому унижению и неудобству, как слежка со стороны детективов?

Маллет с трудом подавил улыбку. Это было довольно комичное совпадение ведь эта просьба поступила буквально следом за мольбой Дюпина о защите со стороны полиции.

Вслух же сказал:

– Вы должны понять, мистер Фэншоу, что обстоятельства несколько необычны.

– Единственный необычный аспект этих обстоятельств, как я их понимаю,проговорил Фэншоу,– заключается в том, что по выходе из тюрьмы я был специальным распоряжением освобожден от обычных в таких случаях процедур, как обязанность отмечаться в полиции и прочее. Я полагаю, вам об этом известно?

– Безусловно. Мне дали понять, что такое распоряжение отдано по прямой директиве министра внутренних дел. Совершенно исключительный случай.

– Лично я считаю, это самое малое, что он мог для меня сделать,заметил Фэншоу с оттенком высокомерия.– Я всегда обращался с ним очень достойно, когда шефствовал над ним в школе.

– Вы наверняка прекрасно знаете,– нетерпеливо сказал Маллет,– что надзор, на который вы жалуетесь, не имеет никакого отношения к чему-либо, что произошло до вашего освобождения из тюрьмы.

– Я понимаю вас. Я читаю газеты, как и любой другой. Следует ли мне истолковать это так, что этот интерес ко мне связан с событиями, произошедшими в конце прошлой недели?

– Если вы читаете газеты,– ответил инспектор,– то наверняка видели, что ваше имя упоминалось в репортажах о дознании по делу Лайонела Баллантайна.

Странная улыбка озарила худое лицо Фэншоу.

– В показаниях этой маленькой крысы Дюпина? Еще бы!– Он вдруг повернулся и посмотрел инспектору прямо в глаза.– Могу я спросить, подозреваете ли вы меня в этом преступлении?

– Никто не свободен от подозрений в делах такого рода,– веско ответил Маллет.– А теперь, мистер Фэншоу, не думаете ли вы, что поможете нам, ответив на несколько вопросов?

– А если я откажусь, на что имею полное право?

Тогда, боюсь, вам придется отправиться к министру внутренних дел и попросить его освободить вас от надзора полиции, потому что сам я не возьму на себя такую ответственность.

Фэншоу выпустил изо рта длинную струйку дыма и неторопливо раздавил в пепельнице окурок своей сигареты.

– Хорошо,– откликнулся он наконец.– Я совсем не против вам все рассказать. Показания Дюпина в основном правдивы. Я действительно заходил к Баллантайну,– непроизвольная судорога исказила его черты, когда он произнес это имя,– в прошлую пятницу утром. Мне удалось проникнуть внутрь под чужим именем, и как только он увидел, кто я такой, велел выставить меня из конторы. Правда, не раньше, чем я высказал ему малую толику того, что о нем думаю.

– Вот как?

Фэншоу улыбнулся. У него была очаровательная, даже ослепительная улыбка, хотя сейчас в ней, казалось, появился оттенок злорадства.

– Мой дорогой инспектор, вы ведь это хотели знать, не так ли? Ей-богу, я не представляю, чем еще мог бы вам помочь.

Маллет переплел кисти больших рук и под прямым углом положил их на письменный стол перед собой. Нависая над фигурой, откинувшейся назад в кресле, он выглядел удивительно впечатляюще, а когда раздался его голос, в нем прозвучали редкие для него настойчивость и звонкий призыв.

– Не будем больше ходить вокруг да около,– сказал он.– Я буду предельно откровенен с вами и хочу, чтобы вы были так же откровенны со мной.

– Из всех живых людей вы тот, у кого был самый веский повод ненавидеть Баллантайна. В день, когда вас приговорили, вы публично пригрозили ему смертью. На следующий день после вашего освобождения он был убит. Перед лицом всего этого вы жалуетесь, что за вами наблюдает полиция? И притом еще отказываетесь быть с нами откровенным?

– Позвольте заметить, инспектор,– голос Фэншоу стал ледяным,– у меня это первая возможность "быть с вами откровенным", как вы выразились.

Маллет почувствовал, что его яркая риторика почему-то не достигла своей цели.

– Я не могу опросить сразу всех,– пробормотал он.

– Безусловно, хотя, несомненно, у вас есть способные помощники. Ну что же, поскольку я здесь исключительно по собственной воле, следует ли мне понимать так, что, если я отвечу на ваши вопросы, детективы будут отозваны?

– Я ничего не могу вам обещать,– ответил Маллет.– Это будет зависеть от того, до каких пределов вы сможете нас убедить. Но, как мне думается, для невиновного человека естественно хотеть помочь правосудию...

– Под помощью правосудию вы подразумеваете арест человека, который убил Баллантайна?– Снова эта странная судорога.– Если это так, я не стану вам в этом помогать. Он сделал то, что нужно было сделать и что я сам бы с радостью сделал.

Инспектор попытался зайти с другой стороны:

– Тогда в ваших интересах убедить нас, что вы не приложили к этому руку.

Фэншоу громко рассмеялся:

– Ладно, спрашивайте. Что вы хотите знать?