Текст книги "Трагедия закона"

Автор книги: Сирил Хейр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава 9
УДАР В ТЕМНОТЕ

Дерек в двадцатый раз перевернулся на другой бок, и в двадцатый раз его кровать выразила свой металлический протест. От ворочания в постели удобней не становилось, потому что глубокая ложбина, в которой он лежал, неизбежно возвращала его на прежнее место. Просто выпирающие пружины сетки и комки матраса начинали давить вместо правого в левый бок. Мрачно сравнив себя со святым Лаврентием[30]30
  Святой Лаврентий Римский был подвергнут римлянами жестоким пыткам и заживо изжарен на железной решетке: под нее подложили горячие угли, а слуги рогатинами прижимали к ней его тело. По преданию, во время казни Лаврентий сказал своим мучителям: «Вот, вы испекли одну сторону, поверните на другую и ешьте мое тело!»


[Закрыть] на решетке, Дерек приготовился ждать рассвета.

Как большинство здоровых людей, не ведающих бессонницы, Дерек с ужасом ожидал бессонной ночи. Чтобы убить время, можно было почитать книгу, но он поежился при мысли, что придется вставать и возвращать на место тяжелые шторы, необходимые для затемнения, которые он непредусмотрительно снял, перед тем как лечь в постель. А помимо того, подумал он, свет здесь настолько скудный, что для чтения в постели потребуется непомерно напрягать зрение. Ничего не оставалось, как со стоицизмом терпеть испытание. Это была вторая и, слава богу, последняя его ночь в Уимблингэме. Сессия выездного суда, не менее грандиозная и дорогостоящая, чем в Маркхэмптоне и Саутингтоне, едва заполнила собой один короткий рабочий день. Обвиняемых было всего трое, двое из них любезно признали себя виновными. В третьем деле Петтигрю, защищавший некоего молодого человека, служившего в армии, мастерски обаяв жюри, склонил его к оправдательному вердикту, несмотря на явную оппозицию суда. В заключительном слове судьи Дерек уловил откровенный намек на личную неприязнь к Петтигрю и заметил неприкрытую злобу в улыбке, с которой адвокат поклонился судье, когда тот распорядился освободить его подзащитного. Интересно, почему эти двое так ненавидят друг друга, подумал он. Связано ли это каким-то образом с Хильдой? (В мыслях он уже достиг той стадии, когда начал называть ее просто по имени, и, между прочим, подумал, хватит ли у него когда-нибудь смелости назвать ее так в лицо.) Судя по внешним проявлениям, она определенно сумела сохранить самые дружеские отношения с обоими. Его рассеянные мысли путались: имеет ли под собой хоть какую-то почву страх Хильды за жизнь судьи? И кто такой этот Хеппенстол, при упоминании которого разговор тут же переводили на другую тему? В определенном смысле Хеппенстол был ответствен за маркхэмптонское происшествие. Во всяком случае, именно после упоминания его имени судья начал накачиваться бренди. Вероятно, Бимиш мог бы объяснить. Похоже, он владел всей частной информацией. Но Бимиша нельзя поощрять. Он и так ведет себя слишком фамильярно. Странный тип этот Бимиш: Не могу сказать, что он мне слишком нравится. Хильда его на дух не переносит. Хотел бы я знать, что именно она против него имеет. Но ведь она этого никогда прямо не скажет. Она большая мастерица без единого слова выказать свое отношение. Как там у Поупа? «Мечтая ранить, умалить боится»? Нет, не так, не «умалить», какие-то другие три слога… «Дать понять»? Нет… Забыл… Странно, что такое Петтигрю сказал Бимишу сегодня утром перед началом заседания: «Увлекаетесь дротиками в последнее время?» Бимиш, кажется, смутился… Дротики… Бимиш… «Осудить боится»? Глупо, конечно, нет… Осуждают преступника… Дело о дротиках, слушающееся в Отделении королевской скамьи…

Дерек заснул.

Через некоторое время он, вздрогнув, проснулся. Его сон был неглубоким, полным тревожных видений, и очнулся он моментально, совсем не так, как обычно просыпался утром: медленно и нехотя. Он сел в постели. Ничего, кроме неизбывного тарахтенья время от времени проезжавших мимо машин, слышно не было. Последний уимблингэмский трамвай давно проклацал на покой, и улица за окном была тиха. Тем не менее у Дерека создалось отчетливое ощущение, что разбудил его какой-то шум; более того, что-то подсказывало ему, что обеспокоивший его шум исходил не снаружи дома, а изнутри, причем откуда-то совсем рядом. Минуту-другую он прислушивался и уже совсем было собрался попробовать заснуть снова, когда тишину взорвал целый каскад разных звуков. Впоследствии Дерек с огорчением обнаружил, что не может восстановить в памяти очередность этих звуков, но их характер сомнения не вызывал. Где-то резко хлопнула дверь, кто-то поспешно протопал по коридору – по главному коридору, отметил про себя Дерек, не по тому маленькому, который шел мимо его комнаты, – потом послышался стук, определенно свидетельствовавший о том, что кто-то споткнулся о ступени невидимого в темноте лестничного марша, и в какой-то момент смешение всех этих неуместных в ночи звуков прорезал громкий женский крик. Именно он заставил Дерека выскочить из постели.

В темноте он быстро нашарил халат, тапочки, попробовал, но не сумел найти фонарь и распахнул дверь комнаты. Прислушавшись, он различил неясный шум в суматохе поднятой с постели прислуги. Сделав в темноте шаг вперед, он снова оступился на ступеньках, столь остроумно устроенных прямо под порожком двери. На этот раз, в спешке, он чуть не растянулся лицом вниз, и, пока балансировал, пытаясь сохранить равновесие, в него врезалась какая-то невидимая тяжелая фигура, двигавшаяся с другого конца коридора. Дерек упал на пол, фигура распласталась поверх него, больно заехав ему при этом в ребра. Дерек ощутил то же, что ощущает игрок в регби, упавший на мяч прямо перед толпой набегающих форвардов.

Тяжело дыша, он приготовился к схватке с неизвестным противником, но в этот момент прямо в глаза ему ударил луч ручного фонаря и голос Бимиша произнес:

– А, это вы, мистер Маршалл! Вы чуть не сбили меня с ног.

Дерек ничего не ответил на это в высшей степени ошибочное утверждение, лишь спросил:

– Что происходит?

– Это-то я и хотел выяснить, – ответил Бимиш. – Какой позор, что в коридоре нет даже лампочки. Это все из-за стеклянной крыши, видите? Местный совет просто не хочет тратиться, чтобы толком устроить затемнение.

Размахивая фонарем, Бимиш повел его в главный коридор, который тоже был освещен очень скудно, но по контрасту показалось, что здесь – полная иллюминация. В этом свете Дерек разглядел других домочадцев – знакомые, но причудливо измененные в своих ночных облачениях фигуры. Судья выглядел еще более тощим и неуклюжим, чем всегда, в ночной рубашке с неожиданно веселым рисунком. Миссис Скуэр в бумажных папильотках являла собой поистине диккенсовский персонаж. Сэвидж, всклокоченный, но неизменно респектабельный, застыл в неподвижной позе безошибочно узнаваемого дворецкого. Бимиш, как только теперь заметил Дерек, был одет в застегнутое на все пуговицы длинное, доходившее почти до пола, свободное пальто, придававшее ему исключительно щегольской вид. Унылый индивид, предположительно ночной сторож, весьма беспомощно выглядевший, стоял рядом. Дерек разом увидел их всех с нереальной отчетливостью, свойственной разве что ночному кошмару, прежде чем сфокусировать взгляд на причине и центральной фигуре всего этого шума-гама. Но как только сфокусировал, не мог уже смотреть ни на что другое. На полу лежала Хильда Барбер, муж поддерживал ее голову ладонями. Она была очень бледна. Один глаз полуприкрыт, и из раны под ним сочилась кровь. Хильда прижимала руку к горлу – казалось, ей было трудно дышать. Сознание она явно не потеряла, потому что время от времени бормотала какие-то слова, которых Дерек разобрать не мог.

Какое-то время, длившееся не более нескольких секунд, но показавшееся вечностью, все были охвачены параличом, как это иногда бывает в момент внезапно случившейся катастрофы. Паралич, однако, не распространялся на языки присутствующих. Все говорили одновременно. Миссис Скуэр без конца повторяла: «Бедная леди!» и «Вы только подумайте!». Судья несколько раз произнес: «Хильда! Ты меня слышишь?» – словно говорил по плохо работавшему телефону. Потом добавил: «Кто-нибудь, позовите врача!» и «Где полиция?». Ночной сторож подхватил расстроенным голосом: «Я позвоню в полицию. Они будут здесь через минуту».

Дерек храбро выступил вперед и, взяв леди Барбер за щиколотки, сказал:

– Сэр, ее нужно положить на кровать. – Ему пришлось почти прикрикнуть на оцепеневшего старика, который по-прежнему держал голову жены.

– Да-да, конечно! – сказал судья, очнувшись.

Вместе они подняли женщину и отнесли в ее спальню, располагавшуюся чуть дальше по коридору. Место, где она лежала, как заметил Дерек, находилось прямо напротив спальни судьи. Когда ее положили на кровать, Хильда подняла голову и довольно четко спросила:

– Уильям, с тобой все в порядке?

– Да, да! – ответил Барбер. – Ты меня слышишь, Хильда?

– Он меня ударил, – произнесла она и только теперь потеряла сознание.

Сквозь открытую дверь Дерек увидел, что коридор вдруг заполнился полицейскими.

Спустя бесконечно долгое, как представлялось Дереку, время они с судьей сидели за завтраком. После ночного переполоха, которому, казалось, не будет конца, обеденный стол со стоявшими на нем кофе и беконом придавал окружающей обстановке ободряюще нормальный вид. Когда Дерек вошел, судья уже завтракал с неутраченным, судя по всему, аппетитом, как обычно, читая «Таймс». У него немного покраснели глаза, но в остальном на лице не было видно никаких следов бессонной ночи.

Дерек справился о состоянии леди Барбер.

– Оно такое, какого и следует ожидать в данной ситуации, – последовал ответ. – Разумеется, ей нужен полный покой. – Он снова уставился в газету. – Мне не нравится то, что происходит в Финляндии, – объявил он через некоторое время. – Еще чашку кофе, если это вас не затруднит, маршал. Какой-то у него странный вкус – не понимаю, что-то с ним не так. Видимо, воду плохо прокипятили. – Он принял из рук Дерека чашку и продолжил: – Интересно, как этот человек проник сюда прошлой ночью? Уж я скажу несколько слов по этому поводу Главному констеблю, когда он явится. – Судья сделал большой глоток, поморщился, глядя в чашку, снова вернулся к газете и заключил: – Это просто шокирует.

Дерек пробормотал, что совершенно согласен, хотя из контекста не совсем понял, относились ли последние слова судьи к положению дел в Финляндии, к плохому кофе или к пертурбациям минувшей ночи. Он пытался придумать комментарий, который равно подходил бы ко всем трем темам, когда его отвлек звук открывшейся двери: в комнату вошла Хильда.

– Дорогая! – воскликнул судья, вскакивая. – Что это значит?

– Прости, если напугала тебя, – спокойно сказала Хильда. – Знаю, я представляю собой жуткое зрелище, но подумала, что ты к нему готов. Посмотри, мистер Маршалл воспринимает его вполне хладнокровно.

Она повернула к Дереку лицо, изуродованное огромным синяком. Под слоем макияжа оно было бледным; вокруг шеи она повязала шифоновый шарф, не полностью скрывавший безобразные ссадины с обеих сторон.

– Но, Хильда, ты должна оставаться в постели! Доктор категорически велел…

– Этот доктор не знает, что представляют собой постели в здешней резиденции, – ответила Хильда, намазывая тост маслом. – Я лежала в ней столько, сколько смогла вытерпеть, а потом решила встать. Впрочем, дойти мне удалось только до двери. Ее загораживал огромный толстый полицейский, которого там, видимо, поставили помахать кулаками после драки.

– Главный констебль будет здесь с минуты на минуту, – сообщил судья. – Он только что прислал записку с вопросом, в состоянии ли ты сделать заявление. Я ответил ему…

– Я вполне готова сделать любое заявление кому угодно, лишь бы убраться из Уимблингэма сегодня же утром и больше никогда его не видеть, – твердо сказала Хильда.

– Но расскажи мне, что же на самом деле произошло?

– Дорогой Уильям, произошло именно то, о чем я тебя предупреждала. Кто-то собирался напасть на тебя прошлой ночью, а я оказалась у него на пути, вот и все. Пожалуйста, никаких подробностей! Если мне придется рассказывать все полицейскому, то я не желаю повторять это дважды. И без того все слишком неприятно.

– Напасть на меня?

– Разумеется. Ты ведь не думаешь, что кто-то стал бы прилагать столько усилий, чтобы проникнуть в дом исключительно ради удовольствия поставить мне синяк под глазом? Можно мне посмотреть «Таймс», если ты уже прочел ее?

Барбер послушно протянул ей газету.

– Когда я думаю о том, сколько суеты поднимает обычная женщина из-за любого ничтожного происшествия и с какой радостью она хватается за возможность раз двадцать пересказать свою историю, я… я поистине восхищаюсь тобой, Хильда.

Листая «Таймс», Хильда подняла голову и посмотрела на него с улыбкой, которую, если бы не нынешний изъян ее внешности, можно было бы назвать очаровательной.

– Так и должно быть, – лукаво бросила она.

В десять часов появился Главный констебль города, дружелюбный, но чрезвычайно озабоченный человек. С ним прибыли инспектор-детектив и врач. Последний как профессионал был шокирован тем, что его пациентка встала с постели, но, осмотрев ее, лишь выразил восхищение ее крепким организмом. Он выписал рецепт, из которого Хильда легкомысленно сделала патрон для сигареты, как только доктор ушел, оставив ее в распоряжении полицейских.

Заявление леди Барбер было весьма кратким – только по существу дела.

– Я проснулась среди ночи, – сказала она. – Нет, бесполезно спрашивать меня, который был час. Я не смотрела на часы, к тому же они у меня в любом случае совершенно ненадежны. Мне показалось, что кто-то идет по коридору, поэтому я бросилась в комнату мужа – проверить. Было очень темно, так что двигалась я на ощупь. Подойдя к его двери, я с кем-то столкнулась и спросила: «Кто вы?» – или что-то в этом роде. Следующее, что я помню, это луч фонаря, направленный мне прямо в лицо, Мужчина, не знаю, кем он был, схватил меня за горло – вот здесь, – она оттянула шарф и показала синяки, – а потом я почувствовала страшный удар в глаз. Думаю, он ударил меня фонарем, потому что все вдруг погрузилось в темноту. После этого он отпустил меня, я упала и, кажется, закричала. Вот и все, что я помню.

Наступила пауза, потом инспектор мягко спросил:

– Леди Барбер, а почему вы пошли в комнату мужа?

– Потому что заподозрила, что в коридоре кто-то есть, и подумала, что этот человек может совершить покушение на жизнь моего мужа. И оказалась права, – победоносно добавила она.

– Значит, у вас были основания опасаться за безопасность его светлости?

– Разумеется. Иначе я не приехала бы в Уимблингэм, в это гнусное место.

Главный констебль отвернулся при оскорбительном выпаде в адрес его города, которым он, как ни странно, гордился.

– Нам бы очень помогло, если бы вы высказали свои соображения, – попросил он.

Хильда кивнула на судью.

– Расскажи ты, – сказала она.

Немного сбивчиво Барбер поведал об анонимных письмах, полученных им в Маркхэмптоне, и происшествии с отравленными конфетами.

– Должен признать, – добавил он, – что тогда я не принял всего этого всерьез. Похоже, я был не прав.

Главный констебль с глубокомысленным видом молчал. Не без смущения ведущую роль взял на себя инспектор.

– Какое-то странное дело, – сказал он. – Такое впечатление, что все эти события никак между собой не связаны. То есть человек, приславший письма с угрозой, мог в качестве следующего шага прислать отравленные конфеты – хотя, признаться честно, яд был выбран как-то несуразно. Или преступник мог совершить физическое покушение. Но то и другое вместе – маловероятно. Я имею в виду, сэр, – он обратился к своему начальнику, – что обычно не бывает, чтобы один и тот же человек совершал два разных типа преступлений, правда ведь? Как правило, преступники придерживаются своей привычной колеи.

– Это верно, – подтвердил Главный констебль. – Конечно, у нас нет подтверждений тому, что проникший сюда человек имел намерение совершить акт насилия. Он мог быть просто вором. Милорд, в вашей комнате есть какие-нибудь особо ценные вещи?

Судья покачал головой.

– Нет, – ответил он. – И честно признаться, что здесь было нужно этому человеку, меня в настоящий момент не очень интересует. Что бы я хотел знать, так это как могло случиться, что ему удалось проникнуть в резиденцию и покинуть ее, оставшись незамеченным. Положение дел никак нельзя считать нормальным, если в резиденцию ассизного судьи его величества может совершенно безнаказанно пробраться мародер, который, судя по всему, безо всякого уважения относится к городской полиции.

Выражение лица Главного констебля было выражением лица человека, давно ожидавшего удара, избежать которого он не имел никакой возможности. Вся официальность слетела с него, лицо стало по-человечески жалким.

– Могу лишь сказать, милорд: если бы меня хоть кто-нибудь предупредил, что следует принять особые меру предосторожности – например, намекнул бы на то, о чем вы мне только что рассказали, – я бы поставил у дверей комнаты вашей светлости констебля, который дежурил бы там всю ночь. А без этого… Честно признаюсь, я никак не могу обеспечить безопасность этого помещения – никак! Сколько, раз я говорил об этом с секретарем муниципального совета, но ничего так и не было сделано. Это безнадежно!

Расчувствовавшись, он пустился в пространные объяснения особенностей и недостатков здания, в котором они находились. В нем двадцать разных входов и выходов. Кроме того, два асимметричных крыла выходят в узкие переулки – оттуда проще всего проникнуть в дом через окна цокольного этажа: в условиях затемнения улицы не освещены, и полицейский патруль лишь по чистой случайности может застигнуть нарушителя на месте. А уж если тот проник внутрь, ничто не может помешать ему бродить по дому как ему заблагорассудится.

– Конечно, есть ночные сторожа, – продолжал констебль, – но их никогда не было достаточно, а теперь и вовсе добрая половина их призвана на ту или иную службу, связанную с военным положением. Двери заперты на замки, но любой из них ничего не стоит отпереть с помощью шпильки для волос.

– Однако человеку со стороны весьма трудно ориентироваться в таком доме, да еще в темноте, – заметил Дерек. – Если, конечно, он заранее не знал план строения. Помню, как в день приезда я сам заблудился по дороге отсюда в свою спальню. Не кажется ли вам, что это указывает на кого-то изнутри?

– Это было бы весьма разумно предположить, но на самом деле это не так, – сказал констебль еще более раздосадованно, чем прежде. – За шесть пенсов вы можете в любом книжном магазине приобрести местный путеводитель, в котором найдете подробнейший план дома, где обозначены все основные помещения, включая, разумеется, и резиденцию судьи. Потому что это здание – исторический памятник. Я считаю, что подобающее место историческим памятникам – в музеях, они не должны служить резиденциями судей и охраняться полицией, если позволите заметить, милорд.

– К тому же, – вкрадчиво вставил инспектор, – должен обратить ваше внимание на то, что вламываться в здание вообще не было никакой необходимости. Единственное, что требовалось сделать, это прийти сюда днем под любым предлогом и спрятаться где-нибудь до ночи. Это же проще выеденного яйца.

Дерека осенило:

– Дверь на балкон для публики зала заседаний суда выходит прямо в нужный коридор.

– Совершенно верно. Это очень подходящее место. Благодарю за подсказку, сэр.

– Что ж, – отметил судья, – это свидетельствует о крайне неудовлетворительном состоянии здешних дел. Не уверен, что моим долгом не является сделать официальный доклад по этому поводу. Однако в свете того, что вы мне рассказали, мистер Главный констебль, должен признать, что моя критика в адрес полиции, коей вы руководите, была несколько… гм… слишком суровой. Тем не менее…

– Тем не менее, – сказал Главный констебль, который выглядел теперь немного бодрее, чем на протяжении всей предыдущей беседы, – тем не менее мы, разумеется, сделаем все от нас зависящее, чтобы привлечь этого человека к судебной ответственности. Если он местный, это будет нетрудно. Еще сегодня до полудня все местные жители, в «послужных списках» которых значатся покушения на насильственные преступления, будут доставлены в полицию, и мы не отпустим ни одного из них, пока они не представят полный, минута за минутой, отчет о том, что делали прошлой ночью. Я уже поговорил с Главным констеблем графства, и они со своей стороны делают то же самое на подведомственной им территории. Но если он приезжий, другое дело. Тем не менее мы все равно сделаем все возможное. Хотите ли вы, чтобы в известность был поставлен Скотленд-Ярд, милорд?

Судья, поколебавшись, кивнул и сказал:

– Да. Думаю, это необходимо.

Главный констебль встал и готов уже был распрощаться, когда его подчиненный прошептал ему на ухо что-то такое, что заставило его задержаться.

– Существует еще одна вероятность, милорд, – сказал он, – которую вы, возможно, сочтете слишком натянутой, но я обязан принять во внимание и ее. Не допускаете ли вы, что это нападение могло быть совершено кем-то изнутри, кем-то из домашних, а вовсе не чужаком?

Ошарашенный таким предположением, судья после короткого замешательства расхохотался:

– Кроме нас самих в этом помещении вчера спали всего четыре человека, один из которых – женщина. Думаю, я могу с уверенностью заявить: то, что я знаю об этих людях, дает мне право отвергнуть подобное предположение.

– Благодарю вас, милорд. Такого ответа я и ожидал, но был обязан спросить.

Тем же утром вся компания отбыла в Лондон. Хильда искусно скрыла свой все разраставшийся синяк с помощью щегольской вуали, ниспадавшей со шляпки на нужную половину лица. Впрочем, реакция ротозеев на уимблингэмском вокзале мало ее заботила, поскольку внушительные полицейские силы очистили едва ли не полплатформы и охраняли это место, пока судья со свитой благополучно не погрузились в свои вагоны. Очевидно, Главный констебль не желал новых осложнений. Глядя в окно, Дерек заметил, как тот облегченно вздохнул, когда поезд наконец тронулся.

– Закройте окно, маршал, – попросил Барбер. Толкая оконный поручень вверх, Дерек ощутил острую боль в боку и понял, что это дает о себе знать ночное столкновение с Бимишем. Как же больно тот лягнул его! В домашних тапочках так не саданешь. Дерек потрогал бок и поморщился. Неужели это были домашние тапочки? А что, если нет? Он попытался вспомнить, в чем был Бимиш, и представил себе фигуру в длинном просторном пальто, которое скрывало все, а на ноги Дерек тогда не взглянул – не до того было… Фантастическое предположение, спровоцированное последними словами констебля, бродило у него в голове и никак не хотело уходить.

– Мистер Маршалл, у вас очень растерянный вид, – мягко заметила Хильда. – Угоститесь конфеткой. Это карамельки судьи, они совершенно безвредны, я сама их покупала.