Текст книги "Трагедия закона"

Автор книги: Сирил Хейр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Суперинтендант Браф был сдержан в проявлении эмоций. Если высказанное Моллетом предположение и взволновало его, то он этого ничем не выдал.

– Отлично, – сказал он. – Тогда включаем в список и Бимиша. Итого четыре. Думаю, о Маршалле и Бимише мы знаем на настоящий момент более-менее все, что нам нужно. А как насчет двух остальных?

– Известно, что Петтигрю с судьей уже много лет на ножах, – коротко ответил Моллет. – Леди Барбер была… ну, она ведь была его женой. Полагаю, вы слышали, что Барбер балансировал на грани отставки из-за скандала в Маркхэмптоне. Подробности этого скандала я вам сообщу. Леди Барбер вполне могла решить, что теперь, когда он вот-вот потеряет свое положение, быть его женой мало радости. А с Петтигрю они старые друзья и могли войти в сговор.

В том, как бегло и неохотно он излагал эти факты, было нечто, заставившее суперинтенданта посмотреть на него с немым вопросом.

– Но?.. – сказал он.

– Но… Кто бы мне сказал: если это так, то зачем ее светлость прилагала такие неимоверные усилия, чтобы спасти ему жизнь, когда он всего несколько недель назад предпринял попытку самоубийства?

– Самоубийства? – переспросил Браф. – Это для меня новость. Как вы думаете, каков был мотив?

– У меня есть все основания предполагать, что перспектива потерять судейский статус и сделаться объектом пересудов в связи со скандалом, о котором я только что упомянул, стала для него невыносима.

– Вы уверены, что он действительно хотел убить себя? Если его жена задумала избавиться от него, она могла сфальсифицировать попытку самоубийства…

– Нет, он на самом деле хотел покончить собой. Видите ли… Впрочем, я ставлю телегу впереди лошади. Все это имеет непосредственное отношение к очень странным событиям, имевшим место прошлой осенью, во время Южного турне. Полагаю, именно ради этого вы меня позвали?

– Совершенно верно, – подтвердил суперинтендант. – Давайте послушаем, что вы можете рассказать.

То, что мог рассказать Моллет, заняло немало времени. Его коллегу чрезвычайно заинтересовало сообщение о бедах, преследовавших судью в процессе турне. А выводы, к которым все это вело, заинтересовали его еще больше. А также очень удивили.

– Честно признаться, – сказал он, – я не совсем улавливаю, к чему вы клоните.

– Так же честно скажу, – ответил Моллет, – что я и сам не знаю. Я изложил вам факты, насколько они мне известны, и думаю, что они весьма точны. Я также совершенно уверен, что правильно толкую их. Но я по-прежнему не понимаю, к чему они меня ведут все вместе, – вернее, если я позволяю им завести меня туда, куда они, казалось бы, указывают, то наталкиваюсь на совершеннейший абсурд. И что теперь делать?

– Я начинаю сомневаться, – высказал предположение Браф, – не ведет ли путь, по которому мы все время следуем, в тупик? Что мы имеем? Мы имеем признание Маршалла. Предположим, оно правдиво и ни девушка, ни Петтигрю, ни кто бы то ни было другой не имеют ко всему этому никакого отношения. В таком случае преступление совершено абсолютно непреднамеренно и все, что случилось между октябрем и днем накануне убийства, между собой никак не связано.

– Если преступление совершено непреднамеренно, зачем он стащил нож в Истбери? – возразил Моллет.

– Может, просто в качестве сувенира. В любом случае кто бы ни взял тогда нож, едва ли он намеревался совершить при его помощи преступление четыре месяца спустя. А в тот день, когда решил убить судью, он вспомнил, что у него есть нож, пошел и взял его…

– Где?

– Дома, наверное. Мы постараемся это выяснить, разумеется.

– Сделайте одолжение. Он ведь, кажется, живет в Кенсингтоне? Надо установить, возвращался ли он туда в течение дня. Только не забудьте показать ему нож и посмотреть, какое впечатление это на него произведет.

– Это мы сделаем сегодня же вечером. А куда вы направите свои стопы?

– Я свои стопы направлю в контору мистера Петтигрю, – ответил Моллет. – Хочу обсудить с ним несколько вопросов. У меня есть сильное подозрение, что именно он является ключом к разгадке всего дела. Позвоните мне в Ярд вечером, когда повидаетесь с Маршаллом, это поможет мне выбрать правильную линию поведения с Петтигрю.

На этом детективы распрощались.

Глава 23
РАССЛЕДОВАНИЕ В ТЕМПЛЕ

В конторе Петтигрю Моллет появился на следующее утро и был принят со сдержанной учтивостью, не без подозрительности, Джоном, пожилым секретарем адвоката, сообщившим, что его начальник еще не пришел. Инспектор дружелюбно сказал, что обождет, и решил скоротать время беседой с Джоном.

– У нас здесь вчера уже был молодой человек из столичной полиции, – сказал последний несколько обиженным тоном. – Знаете, нам весьма неприятно оказаться причастными к подобному делу.

– Прекрасно вас понимаю, – с готовностью согласился Моллет.

– Как будто нас это и без того не шокировало, – продолжал Джон. – Мы ведь такие старые друзья с ее светлостью и вообще… Всегда неприятно выступать в качестве свидетеля.

– Да, конечно, – снова поддакнул инспектор. – Но иногда приходится, вам ли не знать. Мистеру Петтигрю просто не повезло оказаться возле Олд-Бейли в тот день и час. Наверное, он ведет там дело?

Джон подозрительно посмотрел на него.

– Полагаю, если я отвечу «да», вы захотите заглянуть в нашу регистрационную книгу, – сказал он. – Я избавлю вас от лишних хлопот. Нет, не ведет. Вчера днем он выступал в арбитраже неподалеку, через дорогу. Мы надеялись, что все закончится к половине четвертого или даже раньше, но он вернулся только вскоре после четырех.

– После четырех? Значит, едва вернувшись, он, должно быть, отправился в Олд-Бейли?

– Не мое дело рассказывать вам, куда он пошел. А кроме того, я этого не знаю, поскольку не интересовался.

– Но куда-то он все же ушел, сразу же как вернулся?

– Я бы не сказал, что сразу же. Мы успели немного поговорить. Об арбитраже, о расписании на следующий день, о том, кто заходил в его отсутствие, и тому подобном.

– А кто-то заходил? – небрежно спросил Моллет.

– В тот день был только один посетитель. Мистер Петтигрю с ним разминулся всего на несколько минут. Молодой джентльмен, который и прежде здесь бывал. Его фамилия Маршалл.

– Маршалл. И что он здесь делал?

– Ничего не могу сказать, кроме того, что он зашел повидаться с мистером Петтигрю. Зачем – не мое дело.

– Но это может быть важно, – напирал инспектор. – Вы знаете, что этот Маршалл находится сейчас под стражей за нападение на полицейского возле Олд-Бейли в момент убийства судьи?

– Что вы говорите? – искренне удивился Джон. – Нет, это для меня новость. Видите ли, я не особо читаю полицейские репортажи в газетах, если мы профессионально не заинтересованы в каком-то конкретном деле. На мой вкус, они слишком вульгарны, если позволите так выразиться. Но то, что вы сказали, интересно, действительно интересно.

– Что он делал, пока ждал мистера Петтигрю?

– Да в общем-то ничего особенного. Просто проторчал здесь большую часть дня. А как раз перед четырьмя часами поспешно убежал. Задержись он еще на пять минут, и мистер Петтигрю его бы застал.

– Он входил в кабинет мистера Петтигрю?

– Разумеется, там я его и усадил – в конторе больше нигде нет удобного кресла.

– После его ухода вы никакой пропажи не заметили?

– Пропажи? Конечно, нет! Мистер Маршалл не из тех джентльменов, после визита которых пропадают вещи. В противном случае я бы не допустил его в кабинет мистера Петтигрю.

– Вы совершенно уверены? – настаивал Моллет. – Мистер Петтигрю не говорил вам, что у него что-то исчезло?

– Нет, не говорил. И если вы хотите продолжить свое расследование, то лучше вам обратиться к самому мистеру Петтигрю, – добавил Джон, услышав шаги за дверью. – Доброе утро, сэр!

– Доброе утро, Джон, – сказал Петтигрю, появляясь на пороге. – Доброе утро мистер… Моллет, не так ли? Вы ко мне?

– Если вы соблаговолите уделить мне несколько минут, сэр.

Петтигрю провел Моллета в свой обшарпанный, но уютный кабинет и со вздохом опустился в кресло за столом. Он выглядел усталым и подавленным.

– Итак? – сказал он. – Полагаю, вы пришли в связи с этим жутким делом Барбера? Вы видели показания, которые я дал полиции сразу после убийства? Если видели, то, боюсь, прибавить мне нечего.

– В этих показаниях есть только один пункт, который я хотел бы прояснить, – сказал инспектор. – Вы не уточнили, почему оказались возле Олд-Бейли именно в тот момент.

– Совершенно верно, инспектор, не уточнил. Мне казалось, что это никоим образом не повысило бы ценности моих показаний. И, – добавил он, видя, что инспектор собирается возразить, – кажется так до сих пор.

– Вы отказываетесь ответить на этот вопрос?

– Да.

С минуту Моллет молчал, потом неожиданно спросил:

– Вы помните дело Окенхерста, рассматривавшееся в Истбери в ходе выездной сессии?

Петтигрю поднял брови:

– Разумеется.

– Известно ли вам, что нож, которым убили судью Барбера, был опознан как тот самый, который фигурировал тогда в суде в качестве вещественного доказательства?

– Вот как? – медленно произнес Петтигрю, привычно морща нос.

– По окончании суда его не нашли. У полиции Истбери создалось впечатление, что его могли взять вы. Сегодня я говорил по телефону с офицером, который дежурил в зале в тот день, и он сказал, что искал вас, но вы покинули здание суда. Как ему показалось, поспешно.

– Да, припоминаю. Я хотел пройтись до отхода поезда. Мне надо было успокоиться.

– Вы разволновались из-за судьи?

– Разумеется, – улыбнулся Петтигрю. – Меня ужасно разозлило то, как он вел это дело.

– Вы прихватили с собой нож, мистер Петтигрю?

– Нет.

– Мистер Маршалл провел большую часть вчерашнего дня в вашем кабинете. Прямо отсюда он направился в Олд-Бейли.

– Да. Я там его видел.

– С тех пор он признался в убийстве судьи Барбера.

На лице Петтигрю появилось болезненное выражение.

– Бедный мальчик! Бедный, несчастный мальчик! Это просто ужасно, инспектор! – Он несколько секунд помолчал, потом продолжил: – В таком случае не вижу больше причин не отвечать на вопрос, который вы мне только что задали. Я пошел в Олд-Бейли, поскольку боялся, что он сделает какую-нибудь глупость.

– В самом деле?

– Да. Понимаете, некоторое время назад он рассказал мне об этом деле, и я видел, что он находится в крайне взвинченном состоянии. Накануне утром в расписании на доске объявлений в вестибюле суда значилось, что это дело будет рассматриваться в зале номер один, а я знал, что в этом зале заседает Барбер. На следующее утро я прочел, что рассмотрение не окончено. Меня все это не интересовало до тех пор, пока во время обеденного перерыва я не оказался за столом рядом с Фосеттом и не узнал от него, что Барбер повел себя – как бы это поприличнее выразиться – возмутительно. Это меня очень обеспокоило, потому что я искренне симпатизирую этому юноше, Маршаллу, и понимал, как тяжело он это воспримет. Потом, когда я вернулся сюда вчера днем, Джон сообщил мне, что Маршалл приходил повидаться со мной, долго ждал, очень нервничал, а потом, прямо перед четырьмя часами, внезапно ушел. Памятуя его наивный идеализм в отношении судей и правосудия – очень трогательный, но чертовски опасный, – я испугался за него, и мне вдруг пришло в голову, что он мог отправиться обратно в суд, а коли так, я должен был попытаться его перехватить. Вот так, под влиянием момента, я схватил такси и ринулся туда. Но, как оказалось, опоздал. Бедный парень!

– Благодарю вас, – сказал инспектор. – А теперь, мистер Петтигрю, раз уж вы рассказали мне это, не согласитесь ли пересмотреть свой ответ и на еще один вопрос?

– Не совсем улавливаю.

– Если я правильно вас понял, вы поначалу отказывались сообщить мне, зачем отправились в Олд-Бейли, потому что боялись бросить тень подозрения на Маршалла?

– Совершенно верно.

– Скажите, обладание этим интересным сувениром из Истбери вы отрицали по той же причине?

– Боюсь, сегодня утром я туповат, потому что по-прежнему не понимаю вопроса.

– Если вы взяли тот нож в качестве сувенира, – пояснил инспектор, – то разумно было бы предположить, что он лежал где-то в этой комнате – например, на столе – в качестве ножа для разрезания бумаги. Более чем правдоподобно, что вид этого сувенира подсказал Маршаллу, как поквитаться с судьей, и именно поэтому он заспешил в Олд-Бейли, не дожидаясь вас.

– А, понял, – медленно произнес Петтигрю. – Очень остроумная догадка, но неверная. Могу вас заверить, что Маршалл не мог взять нож в этой комнате.

Моллет кивнул.

– Меня это не удивляет, – сказал он. – Видите ли, вчера вечером Маршаллу показали этот нож впервые с того момента, как взяли под стражу, и напомнили, что это за орудие и откуда взялось. И как только он его увидел…

– Да?

– Он моментально отказался от своего признания.

– Отказался?!.. Послушайте, инспектор, вы меня дурачите?

– Надеюсь, вы на самом деле так не думаете, мистер Петтигрю, – сконфуженно ответил Моллет. – Видите ли, мне действительно очень нужно было услышать ваше объяснение по поводу присутствия около Олд-Бейли в тот день. Согласитесь, какое-то объяснение я должен был получить. Вот я и подумал, что быстрее всего добьюсь его, если заставлю вас поверить, что больше нет необходимости кого-либо покрывать.

Казалось, Петтигрю колеблется: рассердиться или посмеяться.

– Это очень бессовестно с вашей стороны, – сказал он наконец. – А теперь вы скажите мне, что заставило Маршалла так повести себя?

– Думаю, причиной послужило то, что у него сложилось впечатление, будто полиция подозревает мисс Бартрам.

– Мисс?.. Ах да, конечно, молодую даму его сердца. Должно быть, это и была та блондинка, которую я в последний раз видел самоотверженно сражающейся с двумя стражами порядка. А причина, по которой он… Нет, не говорите, дайте мне самому догадаться. Маршалл знал, что истберийского ножа у нее быть не могло, если бы он сам ей его не дал, а он ей его не давал. Ergo[46]46
  Следовательно (лат.).


[Закрыть], да будет известно полиции: она невиновна. А посему потребность защищать ее отпала. Я прав?

– Абсолютно.

– Похоже, в этом деле слишком много нерегулируемого донкихотства. Впрочем, полагаю, юная леди не бросилась защищать жениха, взяв вину на себя?

– Нет, – мрачно подтвердил Моллет.

– Я так и думал. Женщины подобного типа обычно смотрят на вещи более реалистично. Тем не менее все же остается вероятность, что Маршалл, не зная, что вы опознали кинжал, действительно… впрочем, вы, без сомнения, сами уже все вычислили. Куда мне до лучших умов Скотленд-Ярда. Между прочим, насколько я понимаю, Бимиш тоже в тюрьме?

– Да.

– Одну зацепочку насчет него я могу вам подбросить. Мне надоело прикрывать других, на сей раз я собираюсь выдать приятеля. Он совершенно фантастический метатель дротиков.

– Я это предполагал, – сказал Моллет. – Но мне нужно достоверное подтверждение. Вы сами видели, как он играл?

– Да, видел. Весьма впечатляющее зрелище.

– Когда это было?

– О, теперь уже довольно давно. В ночь некоего дорожного происшествия. В ту саму ночь, когда все это началось.

Последовала долгая пауза. Моллет смотрел на огонь в камине, теребя кончики усов, словно не знал, как продолжить разговор. Петтигрю погрузился в задумчивость.

– Что ж, – сказал он наконец, – полагаю, мы прошлись по всему списку подозреваемых, не так ли, инспектор? И – хотя бы формальности ради – я должен теперь включить в него себя самого?

– Да, – рассеянно ответил Моллет. По интонации нельзя было понять, на какой из двух вопросов он отвечал. – Я размышлял, – продолжил он, – над фразой, которую вы только что произнесли: «В ту самую ночь, когда все это началось». Знаете, это ведь была идея леди Барбер, будто все неприятности, случившиеся с судьей во время турне, как-то связаны между собой, в том числе и дорожное происшествие, имевшее место 12 октября 1939 года.

– Как вы, детективы, любите точность, – сказал Петтигрю. – Я бы под страхом смерти не вспомнил дату. Безусловно, именно тот инцидент загнал судью в западню, где он и находился в момент смерти. Это, конечно, нарушение конфиденциальности с моей стороны, инспектор, но, надеюсь, в сложившихся обстоятельствах оно оправданно. Барберу фактически приказали подать в отставку в течение предстоящих каникул, и эта перспектива так удручала его, что он совершил попытку самоубийства.

– Я это уже знаю, – ответил Моллет. – То есть я с большой долей уверенности предполагал, что это была попытка самоубийства, и догадывался о причине, но мне не были известны подробности.

– Что ж, теперь можете подтвердить свои догадки. Только мне бы не хотелось, чтобы вы называли меня в качестве источника информации. Я получил ее непосредственно от… от человека, который оказался напрямую связан с событием.

– Разумеется, – пообещал инспектор. – Согласно медицинской документации, нет сомнений, что леди Барбер в тот раз спасла мужу жизнь. Жаль, что ей не удалось сделать то же самое в другой раз.

– Мне не хотелось бы выглядеть бессердечным, – заметил Петтигрю, – но мне кажется удивительным, чтобы женщина после стольких лет брака с Барбером все еще желала спасти ему жизнь. – Он бросил быстрый взгляд на детектива и продолжил: – Тем не менее в сложившихся обстоятельствах я чрезвычайно рад, что она это сделала. Рад за нее.

Моллет молча кивнул и встал.

– Я отнял у вас очень много времени, мистер Петтигрю, – сказал он, – и благодарен вам за то, что вы мне его уделили.

– Не за что. Это была очень интересная беседа, по крайней мере для меня, но, боюсь, вам она принесла мало пользы. Честно признаться, не думаю, что могу еще чем-нибудь вам помочь. Если бы вы захотели, я мог бы составить для вас список лиц, ненавидевших Барбера достаточно люто, чтобы пожелать убрать его с дороги. Это был бы довольно длинный список, содержащий и некоторые весьма известные имена, но, полагаю, у вас и так уже достаточно подозреваемых, поэтому, если от этого не зависит моя собственная жизнь, мне не хотелось бы втягивать в неприятности кого-то еще.

– С меня будет вполне достаточно, если вы сообщите мне имя одного человека, имевшего причину убить судью именно 12 апреля 1940 года, спустя столько времени после окончания турне, – если, конечно, оно имеет какое-то отношение к убийству, не считая ножа.

– Двенадцатое апреля! – повторил Петтигрю. – Ну конечно! Бог ты мой, да! До свидания, инспектор. Дайте знать, если я смогу быть еще чем-то вам полезен.

Он протянул руку. Моллет ее не принял. Вместо этого он испытующе посмотрел в глаза барристеру.

– Да, мистер Петтигрю, – сказал он, – двенадцатое апреля. Могу я узнать, чем так заинтересовала вас эта дата?

– Ничем, – с явным смущением заверил его Петтигрю. – Совершенно ничем. Меня, как я уже сказал, всего лишь поразило, насколько вы, ребята-детективы, любите точность в числах.

– Но в этой конкретной дате есть что-то, что привлекло ваше особое внимание, – настаивал инспектор.

– Нет-нет, – возразил Петтигрю. Обычная самоуверенность, казалось, напрочь покинула его. – Сегодня ведь шестнадцатое, не так ли? Меня просто удивило, что все случилось так недавно. Казалось, прошло куда больше времени. Вы ведь представляете себе, каким страшным потрясением все это стало для меня, поэтому я потерял счет дням…

Его голос звучал все менее и менее уверенно, пока не замолк вовсе. Моллет молча смотрел на него несколько секунд, потом коротко произнес:

– Всего доброго, сэр, – повернулся и вышел.

После его ухода Петтигрю вернулся к столу и заглянул в календарь, словно хотел проверить дату. Потом подошел к книжному стеллажу и снял с полки том «Сборника судебных решений». Пролистав его и найдя нужное место, он сел и написал очень короткое письмо, которое сам отнес на почту.

Моллет тем временем зашел в телефонную будку, позвонил на Олд-Джуэри и был немедленно соединен с суперинтендантом Брафом.

– Наконец-то, инспектор! – сказал тот взволнованно. – Я все утро пытаюсь связаться с вами. Это важно. Мне только что подтвердили, что Грэнби весь день двенадцатого апреля находился здесь, в городе.

– Простите, но это меня уже не интересует, – ответил Моллет. – А вот могли бы вы узнать для меня название адвокатской фирмы, которая представляет интересы мистера Себастьяна Сибалда-Смита?

Глава 24
РАЗЪЯСНЕНИЯ В ТЕМПЛЕ

На следующее утро Петтигрю появился у себя в конторе поздно. Джон, являвшийся поборником пунктуальности независимо от того, была в настоящий момент неотложная работа или нет, встретил его укоризненным взглядом и едва ли удовлетворился объяснением, что поезд подземки, на котором ехал Петтигрю, по какой-то причине задержался, едва отъехав от станции «Южный Кенсингтон», на три четверти часа. Он нехотя признал, что никаких встреч на сегодняшнее утро не назначено и с вечера поступил лишь один пакет документов, не содержавший ничего срочного. Не успел он выйти из кабинета, как тут же вернулся.

– Пришел этот мистер Маршалл, сэр, и желает вас видеть, – объявил он. – С ним молодая дама.

Петтигрю, приехавший в контору утомленным и измученным больше, чем может утомить и измучить поломка в метро, тут же взбодрился.

– Мой дорогой друг! – воскликнул он, как только дверь открылась и на пороге появились Дерек и Шила. – Вот уж поистине нечаянная радость. Я думал, вы все еще за решеткой. И мисс Бартрам тоже – последний раз, когда я вас видел, вы были такой взъерошенной. Поздравляю с освобождением. Или вас выпустили под залог?

– Нет, – ответил Дерек. – Все закончилось, по крайней мере для нас. Я счел, что в первую очередь должен сообщить это вам. Сегодня утром мы предстали перед лорд-мэром. Вся процедура заняла не больше минуты, он был исключительно любезен. Меня он оштрафовал на сорок шиллингов, а Шилу осудил условно.

– Какая пристрастность! Если бы меня вызвали в качестве свидетеля, я был бы вынужден сказать, что из вас двоих мисс Бартрам куда решительней нападала на полицейских.

– Единственная загвоздка теперь состоит в том, что мне, кажется, не удастся сохранить место в министерстве, – пожаловался Дерек.

– Попробуем что-нибудь сделать. У меня, как вы понимаете, есть несколько друзей в суде, и один из них – весьма крупная шишка в ваших кругах. Думаю, мне удастся помочь вам послужить Родине еще. Но расскажите мне о Бимише. С ним поступили так же великодушно?

– Нет, – серьезно ответил Дерек. – Его дело отложили на неделю. Сказали что-то насчет другого обвинения, которое ему будет предъявлено.

– Думаю, это значит, что именно он и убил эту старую скотину, – вставила Шила.

– Гм. Здесь я бы не спешил с выводами. Сдается мне, что найдутся подозреваемые, которым следует отдать предпочтение перед Бимишем в совершении этого преступления. Думаю, для широкой британской публики будет большим разочарованием узнать, что человек, которого обвиняли в убийстве, на самом деле окажется виновным лишь в том, что торговал спиртным в ночном клубе «Корки», не имея лицензии, или в чем-то в этом роде.

– Но тогда кто же убил судью? – спросила Шила.

Петтигрю не ответил. Он прислушивался к шуму какого-то препирательства за дверью. Вскоре в кабинет вошел Джон с обиженной миной.

– Простите, сэр, – сказал он, – но инспектор из Скотленд-Ярда опять здесь, и с ним еще какой-то человек. Они желают видеть вас немедленно. Я объяснял им, что вы заняты, но…

Петтигрю заметно побелел, но сказал:

– Впустите их, Джон. Если мистер Маршалл и мисс Бартрам желают остаться, тем лучше.

Вошли Моллет и суперинтендант Браф. Оба мрачные и решительные.

– Вы знакомы, разумеется, с этой дамой и этим джентльменом, – сказал им Петтигрю. – Думаю, им будет интересно узнать то, что вы имеете сообщить. В сущности, если это то, чего я ожидаю, они даже имеют право это знать.

Суперинтендант вопросительно посмотрел на Моллета, тот медленно кивнул и дернул себя за ус. Некоторое время все молчали, потом суперинтендант прочистил горло и отрывисто заговорил:

– Я пришел сообщить вам, мистер Петтигрю, что леди Барбер сегодня утром бросилась под состав электропоезда на станции метро «Южный Кенсингтон».

Петтигрю, стоявший возле стола, рукой нащупал кресло у себя за спиной и рухнул в него.

– Так вот почему задержали поезд, на котором я ехал утром, – пробормотал он.

– Боюсь, это слишком тяжелый удар для вас, – сочувственно сказал Моллет.

Петтигрю поднял голову.

– Напротив, – ответил он, – большое облегчение. Я боялся, что вы пришли сообщить мне о ее аресте.

– У нее в сумке нашли записку, – продолжил Моллет. – Кажется, это ваш почерк?

Петтигрю бросил взгляд на листок бумаги, который инспектор положил на стол перед ним.

– Да, – сказал он. – Мой. И полагаю, я несу ответственность за то, что произошло.

– Это очень тяжелая ответственность, – заметил Браф.

– Я осознаю это, – ответил Петтигрю, – но готов отвечать. Насколько я понимаю, вы собирались арестовать ее за убийство? – с волнением спросил он.

– Наше расследование еще не было закончено, – ответил суперинтендант, – но при нормальном ходе дела я, вероятно, обратился бы за ордером на арест в течение ближайших нескольких дней.

– Тогда я поступил правильно, – твердо заявил Петтигрю. – Потому что, да поможет мне Бог, я любил эту женщину.

– Вы хотите сказать, что эта записка послужила причиной того, что леди Барбер покончила с собой?

– Разумеется. – Короткий всплеск эмоций улегся, Петтигрю снова был хладнокровным и ироничным, как всегда. – Я думал, именно это вы хотели обсудить.

– Если так, то я желаю знать, что означает эта записка.

Петтигрю снова бросил взгляд на письмо и сухо улыбнулся.

– Согласен, для постороннего она немного загадочна, – сказал он. – Но для человека, который в курсе дела, значит много. В ней идет речь о… Но не ставим ли мы снова телегу впереди лошади, инспектор? И что еще хуже, не говорим ли загадками в присутствии мистера Маршалла? Вот уже пять минут он пытается прочесть записку вверх ногами и по-прежнему не понимает, что все это значит. Как человек, который еще совсем недавно считался сознавшимся убийцей, он имеет право узнать всю историю, которую, без сомнения, пока знаете только вы. В конце, если возникнет необходимость, я могу добавить кое-какие интерпретации.

Моллет несколько секунд колебался.

– Вы, конечно, понимаете, что все это сугубо конфиденциально, – сказал он, обращаясь к присутствующим.

– Да, конечно. Во всяком случае, что касается меня, мистер Маршалл может подтвердить, что я давно проповедовал перед ним добродетель молчания. В то время он со мной не согласился, но, полагаю, последовавшие события должны были заставить его изменить свое мнение. Что же касается мисс Бартрам…

– Я не пророню ни слова, – серьезно сказала Шила.

– Сомневаюсь. Но ваши шансы на получение от меня свадебного подарка полностью зависят от вашей скромности. Надеюсь, это достаточная угроза. А теперь, инспектор, устраивайтесь поудобней и, если хотите, раскуривайте свою трубку. Мы все – внимание.

– Трудновато сообразить, с чего начать, – сказал Моллет. – Возможно, лучше всего с рассказа о том, как это дело поразило меня, когда меня впервые пригласили его расследовать. Как вы помните, сэр, – он повернулся к Дереку, – когда леди Барбер позвала меня к себе в клуб, чтобы обсудить неприятные события, случившиеся в первых трех городах на маршруте турне, ей весьма не понравилось мое предположение, что она, возможно, ошибается, считая, будто все они имеют одно и то же происхождение. Мое же соображение основывалось на том, что среди этих трех случаев был один, явно не согласующийся с остальными. Я, разумеется, имею в виду конфеты, начиненные карбидом, которые были присланы в саутингтонскую резиденцию. У меня почти не было сомнений, что анонимные письма, доставленные одно до, второе сразу после дорожного происшествия, дело рук Хеппенстола, который, как нам было известно, в то время находился поблизости. Казалось, были все основания предполагать, что он же ответствен и за нападение на леди Барбер в Уимблингэме.

Моллет сделал паузу и подергал себя за ус. Он выглядел смущенным.

– Как оказалось, я ошибался, – признался он. – Впрочем, это не имело никакого значения, как выяснилось впоследствии. Так или иначе, к тому, что произошло в Уимблингэме, Хеппенстол был абсолютно непричастен. Он представил нам не оставляющие никаких сомнений доказательства этого.

– Тогда кто был причастен? – спросил Дерек с нетерпением.

Моллет улыбнулся:

– Ваша догадка, мистер Маршалл, оказалась совершенно верна. Насчет человека, который так больно лягнул вас в ребра.

– Бимиш?

– Да.

– Но вы сами сказали тогда, что если бы он хотел напасть на кого-то в ту ночь, надел бы обувь на мягкой резиновой подошве, – возразил Дерек.

– Правильно. Но Бимиш не хотел ни на кого нападать. То, что он ударил леди Барбер, было чистой случайностью. Он не собирался этого делать, ему пришлось – чтобы улизнуть из коридора, пока его никто не узнал.

– А что в таком случае он делал там в столь ранний час?

– О, стоило немалых трудов выяснить это. Он просто возвращался домой. Видите ли, он провел… – Моллет бросил быстрый взгляд на Шилу и слегка покраснел, – в некоем месте большую часть ночи, если вы меня понимаете. Боюсь, его нравственные устои…

– Ну-ну, – перебил его Петтигрю. – Не будем к нему слишком строги. В конце концов, кровати в тамошней резиденции славятся своим чудовищным неудобством. Трудно винить его за то, что он захотел поискать более мягкую постель в другом месте. Но продолжайте, инспектор.

– Так вот. Как уже сказал, все остальные события я был готов отнести к одному и тому же источнику. Только не конфеты. Это преступление – совершенно иного типа. В сущности, это не столько преступление, сколько злой розыгрыш. А розыгрыши обычным путем раскрыть очень трудно, ибо суть их заключается в полной безответственности и отсутствии мотива. Но в данном случае стоило покопаться. Судья уже был замешан в неприятность, никак не связанную с освобождением Хеппенстола из тюрьмы, – я имею в виду дорожный инцидент, в котором пострадал мистер Сибалд-Смит. Исходя из предположения, что у судьи все же только два недоброжелателя, а не три, я попытался связать случай с конфетами с дорожным происшествием. Я тайно навел кое-какие справки о мистере Сибалде-Смите, выявил его отношения с некой дамой по фамилии Парсонс, разузнал кое-что о ее характере и о том, что она неплохо осведомлена о кондитерских предпочтениях судьи, и в результате пришел к заключению, что эпизод с конфетами именно ее рук дело.

– Кроме этого, никаких других шагов вы не предпринимали? – спросил Петтигрю.

– Нет. Ничего на самом деле больше и не требовалось. В тот момент у меня не было оснований для ареста Хеппенстола, но я знал, что за ним нужно пристально следить, чтобы он не учинил еще какой-нибудь пакости судье. Надо сказать, что мы прихватили его таки несколько недель спустя за мошенничество, но это чистое совпадение. Что же касается дамы, я не видел в ней серьезной угрозы, хотя время от времени она могла доставлять неприятности.