Текст книги "Когда горит трава"

Автор книги: Сиприан Эквенси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Облако красной пыли повисло над дорогой, и ветер понёс его на испуганных людей.

– Видел? – шёпотом спросил мужчина с осликом.

– Он такой красивый! – вздохнули девушки.

Когда они подошли к базару, Сансай заметил мужчину, одетого, как сборщик налога: на нём был тропический шлем цвета хаки, короткие штаны и ботинки. Он стоял в толпе пастухов, опиравшихся на палки, и что-то говорил, размахивая руками.

– Это лесничий, – пояснил хозяин ослика. – Он отвечает за деревья. Когда Бодеджо хочет, чтобы мы что-то сделали, он говорит Чике, а Чике говорит нам.

Сансай почувствовал благоговейный трепет перед человеком с записной книжкой. Но Сансай стоял слишком далеко и расслышал лишь несколько слов, которые ровно ничего ему не сказали. Пастухи уже начали расходиться. Некоторые возвращались, желая задать какой-либо вопрос.

– Я всё-таки пастух, – сказал кто-то. Моё дело скот, а не деревья.

Эта попытка протестовать встретила одобрительные возгласы скотоводов. От изумления глаза Сансая расширились. Громко говоривший молодой человек был его первый сын, Джалла. Сансай бросился в толпу и стремительно заработал локтями, пробираясь к Джалле. Ему больше всего на свете хотелось стать лицом к лицу с сыном. Наконец он был перед Джаллой, который был таким высоким, что старик, сколько ни вытягивал шею, не мог быть вровень с ним.

– Джалла, сын мой!

Джалла пристально смотрел на старика, и ему казалось, что он видит сон.

– Отец!

– Лах, лах, лах! – бормотал отец в объятиях сына.

Отец и сын стали центром внимания. Вокруг них собралась толпа, всегда бесстыдно жаждущая поглазеть на проявление чувств. Девушки заламывали руки в сладкой печали и умилялись отцовским радостям.

– Не удивительно, что он так выспрашивал о нём, – сказала одна из них. – Это тот старик, которого мы встретили у реки? Я сразу поняла, что здесь что-то кроется.

Джалла обернулся к ним и с гордостью сказал:

– Это мой отец.

– Айя! Бедный старик! Он целый день на ногах!

Джалла и отец смотрели друг на друга и обменивались тысячами невысказанных мыслей. Наконец, Джалла сказал:

– Пора возвращаться на стоянку. Это много миль отсюда, но моя лошадь довезёт нас обоих. А скот домой пригонят мои парни.

Сопровождаемый Джаллой, Сансай обошёл базар. Он был полон народу. Люди самого разного достатка со всей саванны толпились здесь, ибо базарный день бывает раз в неделю.

Разноцветные английские гребешки лежали на прилавках бок о бок с кореньями и травами, обезьяньи зубы соседствовали с мясом, над которым носились рои мух. Ослики, коровы, циновки, шипящее на огне мясо; женщины, поставив на землю пустые тыквенные бутыли, жуют сахарный тростник. Повсюду прыгают ослики со спутанными передними ногами и подбирают губами кожуру сахарного тростника.

– Лах! – повторял Сансай.

Он гордился Джаллой, который не походил на мужчин фулани. И хотя в нём не было ничего от их стройности и женственности, он носил серьги. На нём была чистая белая рубаха и новые сандалии, потому что это был базарный день, или, может, потому, что он поглядывал на девушек. Он жевал цветок табака, и рот его был красен.

– Лах! – сказал старик.

– Как поживает Рикку, отец?

Рикку? – пробормотал Мей Сансай. – Этот маленький мошенник тоскует. Он бредит Фатиме, девушкой, которую мы выкупили из рабства.

Когда они добрались до стоянки Джаллы, было очень поздно. Сансай не мог рассмотреть в темноте ночи, что лежало за жёлтым кольцом пламени, но он слышал вой гиены в скалах и смутно различал очертания белых и коричневых зебу. Он разыскал циновку и распростёр на ней своё усталое тело.

– Большое у тебя стадо?

Джалла улыбнулся.

– Две сотни голов.

– Ты большой человек, Джалла.

– На всё воля Аллаха. Здесь у меня две сотни. Но знаешь, людям неохота платить налоги за всё, что у них есть.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Восемьсот голов у меня в других местах. – Он хитро подмигнул.

– Вай, вай!

В эту ночь Сансай спал, как убитый. Один день и одна ночь отделяли его от Докан Торо, но у него не было никакого желания возвращаться домой. Он стремился только вперёд, на юг.

Вскоре после восхода солнца Сансай сказал, что различает шум автомобиля. Отец и сын прислушались. Длинное красное облако вдали отмечало путь машины. Недалеко от стойбища Джаллы машина остановилась, и из неё вышел белый человек. Его сопровождал африканец в тропическом шлеме цвета хаки, в коротких штанах и ботинках. Они пробирались сквозь низкорослые кусты, о чём-то говорили и смотрели в записные книжки.

– Они идут сюда, – сказал Сансай. – Это сборщик налога!

– Это Бодеджо. А с ним вчерашний лесничий.

– Что им нужно? Налог?

– Нет! – улыбнулся Джалла. – Подождём – увидим.

Бодеджо шёл большими шагами. Лесничий побежал по земляной насыпи. Он нашёл проход в зарослях боярышника, и через минуту оба они стояли посреди поляны. Мей Сансай слышал, что доктор хороший человек, и теперь, видя его перед собой, мог убедиться в этом.

Доктор Макинтайр был ростом чуть ли не в 6 футов 7 дюймов и улыбался, как мексиканец. Несмотря на загар, дыхание Англии, казалось, овевало его, и Сансай понял, что встретился с иной цивилизацией.

Бодеджо посмотрел на стадо Джаллы.

– Есть жалобы? – спросил он.

Чике перевёл.

– Нет, – ответил Джалла.

– Есть случаи чумы?

– Мой господин, с тех пор, как ты сделал уколы, никаких признаков болезни . – Он посмотрел на отца. – Кай! Эта болезнь! Она чуть не сожрала всё моё стадо.

Бодеджо пошёл осматривать лагерь Джаллы, а Чике задавал вопросы и что-то отмечал в блокноте. Он был загадкой для отца и сына. Такой же африканец, как они, он, в отличие от них, в своё время учился в школе и теперь мог говорить и писать по английски. Он ездил на мотоцикле и пользовался непонятными инструментами.

Бодеджо вернулся удовлетворённый. Он приветливо улыбнулся Джалле и велел сообщать о любых подозрительных заболеваниях. Вместе с Чике они пошли к автомобилю.

Восторженные чувства не покидали Мей Сансая.

– Джалла, ты самый замечательный из моих сыновей!

– Почему?

– Ты ещё спрашиваешь, почему? Сам Бодеджо заботится о тебе и о твоём стаде.

– Он добрый человек, – сказал Джалла. У него множество дел. Он лечит от сонной болезни, даёт дома бездомным, улаживает споры. Только...

– Тау! Что ты имеешь против него? Ах да, налог! С этим надо примириться. Ты молод, и в тебе бунтует кровь. Но ты не можешь убегать всю жизнь от налогов.

– Это так, отец.

Бодеджо и лесничий были уже у машины. Сансай видел, как они сели в неё. Машина медленно тронулась, и облако красной пыли опять повисло над дорогой.

– Уехали!

– Да. Впрочем, они ещё вернутся.

– Пойдём поищем что-нибудь поесть. Я голоден.

Когда они собирали хворост для костра, Сансай сказал:

– Джалла, не пора ли тебе взять девушку, которая вела бы твоё хозяйство?

Казалось, Джалла не расслышал вопроса, и Сансай повторил его снова.

– Мне, отец? – спросил Джалла. – У меня была одна. Её звали Аминой.

– И где же она?

– Она убежала. После того, как Одио отсюда ушёл.

– Одио? Опять мой сын Одио? Где же он сейчас?

– Не знаю точно, отец. Одни говорят, что теперь у него своё стадо и он скитается где-то в глуши. Другие говорят, что он поселился там, где живут больные сонной болезнью. Я забыл, как это называется. Постой... Новая Чанка.

– Новая Чанка! Я слыхал это название. была Старая Чанка, которую сжёг Бодеджо, и построили Новую Чанку.

– Вот именно. Ну, пошли есть, отец.

Джалла натолок проса, добавил воды в горшок и поставил его на огонь. Он сидел на корточках перед костром и смотрел на него полными слёз глазами.

– А у тебя есть мука? – с детским любопытством спросил Сансай.

– Есть всё, кроме свежего молока.

– Но мы же его пили!

– М-да, – сказал Джалла. – Не мужская это работа.

Наконец, отец и сын совместными усилиями приготовили еду. Они хлебали кашицу деревянными ложками и оживлённо беседовали. Джалла сказал, что он утром выгонит скот к реке. Сансай, разморившись от еды, лениво развалился перед хижиной и стал смотреть в саванну.

Джалла взглянул на него и сказал:

– Могу я со спокойным сердцем оставить тебя?

– Пока ты не вернёшься, я никуда не уйду, – ответил старик.

– Но ты позабыл о сокуго, оно же поражает без предупреждения!

Мей Сансай засмеялся.

– Поверь мне, ничего не случится! Спокойно гони стадо к реке. Когда ты вернёшься, я буду здесь.

– А ты не побежишь за птицей? Отец, я боюсь, что у тебя и в самом деле бродячая болезнь сокуго. Нам надо бы сходить к знахарю.

– Джалла, о чём ты говоришь? Как ты можешь так разговаривать с родным отцом, который дал тебе свет?

– Прости меня, отец. Это страх заставляет меня так говорить. Великий страх. Этот страх вселило в меня твоё поведение.

– Я же говорю тебе, что разыскиваю девушку, в которую влюблён твой брат Рикки. Её зовут Фатиме, и я...

– Это правда? – улыбнулся Джалла.

– Клянусь Аллахом! По дороге я услышал разговор о тебе и потому пошёл за девушками и тем мужчиной с осликом.

– Тау! Пусть будет так, как ты говоришь. Ты остаёшься один. Солнце уже высоко. Скоро трава совсем пересохнет.

– Иди с миром! – Старик поглаживал бороду и бормотал в неё: – Какие мускулы! Совсем не похож на гибкого стройного сына фулани.

Мычали зебу. Стучали друг о друга широко расставленные крутые рога. Плясали горбы. Всегда самая трудная часть дела – расшевелить зебу, привести их в движение. Когда они поймут, что от них требуется, всё становится просто. Тогда мешают только телята. Джалла щёлкнул кнутом. Кай! Он цокал языком, поддразнивал одну корову, окликал другую по имени. Хороший пастух должен знать в своём стаде всех зебу по имени, масти и привычкам.

Сансай радовался, что его сын такой искусный пастух. Очень скоро Джалле удалось направить стадо по старым следам, и теперь он стоял в стороне, опершись на палку, насвистывал, напевал и посматривал на скот, лениво спускавшийся к реке. Джалла глотнул из фляжки и пошёл за стадом.

– Отец, жди меня! – крикнул он находу. – Я вернусь на закате.

Мей Сансай привстал и помахал ему рукой.

– Да благословит тебя Аллах, сын мой!

Джалла загнал зебу в реку, а сам остановился поодаль и стал смотреть, как они шлёпают по воде.

Глава V

Коровы вошли в воду, ему не надо было погонять их, и он поднялся на маленький холмик поодаль. Оттуда он видел всё стадо, разбредшееся по плоским лугам вдоль обоих берегов. Коровы знали свой край не хуже его, и ему оставалось лишь сесть в сторонке и поглядывать. Когда солнце начнёт клониться к горизонту, он поведёт стадо домой и по пути заглянет к Дого. Дого всегда рад ему.

Джалла сидел, широко расставив колени и опершись на палку. Взгляд бродил по саванне. Странной жизнью живут эти края! В базарный день все дороги забиты, а в будни, когда солнце так же нещадно бьёт по траве, боярышнику и гардениям, на этих раскалённых тропах не встретишь ни души. Трава уже теряет вкус. Надо всерьёз думать о новом становище. Он отправится на юг, к берегам Великой реки.

Вдруг ему показалось, что вдали что-то движется, и, пристально вглядевшись, он увидел две человеческие фигуры, разорвавшие черту горизонта. обе были закутаны в одежды и двигались медленно, с трудом. Джалла наблюдал за ними без особого интереса. В саванне обитает немало народа, и беспокоиться нет причин. Однако вскоре он понял, что видит женщину и подростка. Они о чём-то говорили и размахивали руками. Через несколько мгновений они повернули и исчезли в кустах.

К вечеру Джалла собрал стадо и погнал домой. Ему приятно было видеть две свои хижины, сулившие всепонимающую улыбку отца. Он загнал скот и вошёл в хижину. Мей Сансая в ней не было. Он бросился к соседней хижине. Заглянул в дверь и отпрянул: на циновке крепко спала женщина с маленьким ребёнком. Рядом с ней спала девочка.

Он вошёл в хижину и потряс женщину за плечо.

– Кай! Что случилось?

Она вздрогнула.

– Кто это?

И тут Джалла увидел её лицо.

– Мать? – воскликнул он, ударив себя в грудь. – Аллах, снизойди к нам!

– Джалла, родной!

– Отчего ты здесь, мать? Кто указал тебе дорогу?

Лейбе заворочалась, и он поднял её на руки.

– Дорогая сестра! ты уже совсем взрослая! – он потрепал её по щеке.

– Да, – сказала Шайту, – Она уже три года как помолвлена. Слава Аллаху, в этих краях ты очень известный человек, Джалла. Я всюду спрашивала о тебе, и мне указали твою стоянку.

– О, мать! Как возрадовалось моё сердце при виде тебя...

– А отец твой был здесь? Он убежал из дому и...

– Так вот отчего ты здесь!

– Да, да. Мы были в пути целых три дня... У нас не было ни крошки еды.

– Не беспокойся. Еды у меня сколько угодно, и ты скоро увидишь отца. – Он направился к выходу, но у дверей остановился и сказал: – Наверно, это вас я видел днём.

– Ты был со стадом?

– Да. Я увидел вас и удивился, куда это идут женщина и маленькая девочка. Сейчас я принесу вам еды, а Мей Сансай скоро вернётся. Я думаю...

– Так он был здесь? – с волнением перебила его Шайту.

– Клянусь Аллахом! Тот, кого ты ищешь, где-то поблизости.

– Но мы его не встретили.

У Джаллы душа ушла в пятки. Он гнал от себя страшную мысль. Этого не может быть! В горле у него пересохло.

– Вы... его... не встретили?

– Мы и следов его не видели. Клянусь Аллахом!

– Аллах не допустит этого. Нет, я уверен, он скоро...

Они отправились искать его, и Джалла всё время с ужасом думал, не случилось ли с ним самое страшное. Он не переставая твердил матери, что отец, вероятно, пошёл за какой-нибудь травой или корнем, но чем дольше они искали его, тем яснее становилось, что отец и не собирался возвращаться.

– Он ушёл, – вздохнул Джалла. И затем тихо проговорил, словно обращаясь к самому себе: – Он заболел. Это сокуго.

– Так ты об этом знаешь?

– Было у меня такое подозрение. Но он сказал, что ищет Фатиме. Не знаю, чему и верить.

Шайту ничего не ответила. Мрак уже окутывал саванну, когда они возвращались к хижинам. Лейбе, засунув палец в рот, смотрела на своего взрослого брата.

– Они сожгли наш дом, – сказала она. – Они побили нас. Наверно, они угнали с собой Рикку. Аллах нашлёт на них чуму! – Лейбе заплакала.

– Но я ничего не знал! Когда это случилось?

– Ночью после того, как ушёл Мей Сансай. Но что бы ты мог сделать, Джалла, даже если бы знал? Ты живёшь так далеко от нас. Три дня пути. Да у тебя и своих забот полные руки.

– Это верно. И всё же так это оставить нельзя. Мы должны разыскать Рикку, мы должны удержать отца, чтобы он не бегал за тенью птицы.

Поздним вечером они сидели у костра, и Джалла с радостью отведал ужин, приготовленный руками матери. Он любовался ею: она была очень красива для своего возраста. Она так много делала для всех, но всё же судьба была к ней не слишком милостива. Он чувствовал, что обязан хоть как-то облегчить её жизнь.

– Спасибо, мне очень понравилось, – сказал он, захватывая пальцами последнюю щепотку риса. Ах, если бы ты попробовала патури, которое приготовили мы с отцом!

– Вкусное? – спросила Лейбе.

– Ещё бы, клянусь Аллахом! – рассмеялся он.

Лейбе улыбнулась.

– Но вы нам ничего не оставили.

– Разве я знал, что вы придёте? Но давайте поговорим о Рику. Вот если бы он пришёл сюда с вами!

– Мы не видели его, Джалла, сын мой. Когда вспыхнул дом, мне пришлось спасать малыша и Лейбе. Я искала Рикку, но не могла найти.

– Может быть, его увели люди Ардо, – сказала Лейбе.

– Ничего не случится с моим сыном! Аллах поможет ему спастись. С ним ничего не случится. Я знаю Рикку. Если даже они угнали его, он сумеет бежать. Негодяи!

Поужинав, они ещё долго сидели у костра и говорили. Было уже очень, очень поздно, когда усталая тень пожелала им мира. Шайту и Джалла подняли глаза – перед ними стоял Рикку. Он опирался на палку, казалось, он вот-вот упадёт. Прихрамывая, он подошёл к ним ближе, молча, без улыбки. Лицо его распухло и было покрыто рубцами. Мать, брат и сестра бросились к нему.

– Рикку, сын мой! Аллах спас тебя для меня. Давай сюда суму и палку. Садись, тут есть рис и масло. И горячая вода.

Рикку последовал за матерью и уселся на козью шкуру. Когда ему дали рис, он с жадностью набросился на него.

– Кто показал тебе дорогу?

– Здешние люди.

– Я очень счастлива, Рикку. Сейчас вскипит вода. Когда ты умоешься, я перевяжу тебе раны.

– Спасибо, мать.

Он поел, и силы как будто вернулись к нему. Он стал рассказывать им, как люди Ардо, забрав всё, что хотели, избили его и он потерял сознание. Так он лежал у одной из сгоревших хижин, пока его не заметил человек, который пришёл к Мей Сансаю. Но я решил преследовать их. По дороге мне рассказали о вас, и мне показали эту стоянку. Джалла, все в саванне знают тебя, я очень этим горжусь. – Он попросил воды и омыл руки. – Видите, какой Ардо? Он в вождях долго не продержится. Он верит в насилие. Люди уже ворчат. Если бы наш отец не покинул нас!

– Мы должны найти его! – сказала Шайту.

Прежде, чем лечь спать, Рикку отозвал Джаллу в сторонку:

– Джалла, я рад, что ты так хорошо живёшь!

– Хвала Аллаху, – сказал Джалла. – Хорошую жизнь посылает небо.

– Брат. Вы что-то скрываете от меня. Об отце.

– Да, – ответил Джалла.

Рикку посмотрел ему в глаза.

– Ты понял, о чём я хочу тебя спросить. Что, отец... болен?

Джалла вздохнул.

– Трудно сказать, брат мой. Не знаю. Иногда он ведёт себя так, будто он во власти сокуго. Но помни, отец ведь не мальчишка, к тому же, он так любит тебя!

Больше он не сказал ни слова. Рикку снова посмотрел ему в глаза и направился к хижине.

Глава VI

Пот на плечах Сансая был подобен мыльной пене. Всё тело горело, ноги гудели. Он начинал всерьёз уставать. Над саванной, создавая миражи, трепетали вертикальные лучи солнца. Вид далёкой деревни придал Сансаю новые силы.

Подойдя ближе, он различил стену, которая опоясывала деревню, а за ней гигантский скрюченный баобаб, поднимавший в щедрую синеву неба свои узловатые безлистые ветви. В листве тёмных деревьев, шумно хлопая крыльями, сражались белые цапли и грифы.

Дома и деревья обещали жизнь, и вид их опять придал Сансаю силы. Он ускорил шаг. Его сандалии шлёпали по дороге, поднимая пыль, и она оседала на ногах; он уже мечтал о прохладе и тени, где можно умыться и совершить полуденную молитву.

То, что он увидел, оказалось стеной, доходившей всего до пояса. тем не менее это была стена и за ней глинобитные хижины, все без крыш. Когда он подошёл ближе, его поразило то, что даже эта стена была кое-где разрушена. Перед ним была картина запустения.

Он вошёл в деревню по широкой дороге меж двух больших баобабов. Следы автомобильных шин были совсем свежие, ему даже показалось, что к запаху пыли примешивается запах бензина. Как только он оказался за стеной, кто-то окликнул его:

– Маллам!

Сансай оглянулся. Сначала он не увидел никого. Присмотревшись, он различил человека, настолько грязного, что он сливался с пылью. В руке у него была дубина, глаза злобно блестели.

– Позволь приветствовать тебя, – сказал Сансай, не понимая, чем он мог рассердить обитателя деревни.

Взметнувшись в воздух, как змея, человек оказался в двух шагах от Сансая.

– Куда ты идёшь, сын мой?

–Я? – переспросил Мей Сансай. Его не называли "сын мой" уже лет двадцать. – Я иду в эту деревню.

– В эту деревню? Хи-хи-хи... В деревню!

От его смеха бегали мурашки по спине. Рассердившись, Сансай круто развернулся и зашагал вглубь деревни. Его не покидало чувство, будто что-то жуткое подстерегает его. В ушах ещё звенело леденящее хихиканье старика. Ночью он всё это принял бы за страшный сон, но днём это было неоспоримо реально.

С края стоял полусгоревший дом без крыши. В других домах поблёскивала паутина. Среди бела дня из них выбегали крысы, становились на задние лапы и потирали передними, как люди. Он пошёл дальше. Повсюду царило запустение. Рыночная площадь усеяна сухими листьями, прилавки обрушились. В глиняных черепках кое-где сохранилась вода, и в ней на приволье плодились москиты. Ложки, стулья, ржавые консервные банки, шелуха от сахарного тростника, следы ослиных копыт.

Он даже обнаружил угли от очага, где мясники обжаривали мясо на палочках, которое так любит молодёжь. Но куда ушли эти мясники, крестьяне, кузнецы? Может, они умерли и похоронены, может, их затопило наводнение, может, все они погибли в огне?

Надежды его рухнули, и он стоял в смятении. Вдруг сзади послышался шорох Сансай шарахнулся в сторону – и вовремя. Мимо промелькнуло искажённое лицо старика и занесённая дубина. В ноздри ударил запах грязного тела.

– Кай! – закричал Сансай. – Что ты делаешь? Человек не причинил тебе никакого зла, а ты нападаешь на него сзади, как трусливая старуха!

– Никакого зла? Ты ходишь по моей земле! Человек с дубиной поднялся и снова бросился на Мей Сансая. На этот раз он больно ударил кочевника по шее и рассёк её. Мей Сансай увидел кровь на своей одежде и обрадовался. Испытание шарро научило его не бояться крови. Разве не вышел он один раз победителем из чудовищных состязаний, где человек доказывает своё мужество, молча перенося побои?

Он стоял, расставив ноги, и засучивал штанину. Когда старик бросился на него в третий раз, Мей Сансай высоко подпрыгнул. Он хотел ударить старика ногой в голову, но промахнулся и, потеряв равновесие, покатился в кусты. Тяжело дыша, он встал на ноги.

– Отец! Предупреждаю тебя. Ты и так близок к могиле, позволь мне не быть твоей смертью. Прошу тебя, берегись!

– Убирайся туда, откуда пришёл! – тяжело дыша, выкрикнул старик. – Сейчас же уходи! Я не хочу, чтобы в моём царстве были чужие. – Он подбоченился и захохотал. – Ты думаешь, это не моё царство? Ха-ха! Все ушли отсюда. Они боятся сонной болезни. А я не боюсь. Мухи пьют мою сухую кровь и сами же дохнут.

Мей Сансай опустил штанину. Он взглянул через плечо и сказал:

– Клянусь Аллахом, я просто не знаю, что с тобой делать. Иногда мне кажется, что ты безумен. Зачем ты нападаешь на меня? Я прохожий, и мой путь лежит через твою деревню. Я не хотел отбирать у тебя твоё царство.

– Нет, ты хотел. Но забудем об этом. Ради Аллаха, дай мне орешек. Я очень хочу есть.

Мей Сансай приподнял рубаху и из глубочайшего кармана извлёк сухой сморщенный орех кола. Он отдал его своему противнику. Старик разжевал орех, состроил гримасу и облизнулся.

– Славный орешек!

Мей Сансай возился со своей раной.

– Где здесь вода?

– Вода? Вон там ручей.

– Проводи меня.

По дороге к ручью Мей Сансай подумал, насколько легче подружиться с иными людьми, столкнувшись с ними в бою Вокруг становилось всё больше признаков запущения. Старик заметил, с каким любопытством он смотрит по сторонам и спросил:

– Ты разыскиваешь кого-нибудь?

– Да.

– Увы! Ты пришёл слишком поздно... Слишком поздно.

– Почему? Разве здесь была война?

– Нет, не война. А пожалуй, что и война. Когда горит лес, саранча говорит "До свидания" набегу.

– Я не совсем понимаю...

– Тау! – старик засмеялся. – Я говорю, здесь была война. Когда рыба вылазит из воды и говорит, что у крокодила один глаз, кого видела рыба?

– Никого, кроме Аллаха. – улыбнулся Сансай. Ему очень понравилась пословица. Пожалуй, старик-то забавный.

– Тут была война. Ты в своём доме, ты родился в нём, твой отец родился в нём. И вот является чиновник и говорит, что этот дом плох для тебя. Дескать, в нём сидит болезнь. И он сжигает твой дом или разрушает его и строит тебе другой дом, далеко, в другом краю. Тау!

Мей Сансай остановился. Левая рука у него зудела, и он осторожно поднял её. Как он и думал, на ней сидело насекомое. В кожу впилась большая муха, крылышки были сложены у неё на спине, как ножницы. Её брюшко раздулось и краснело от выпитой крови. Мей Сансай, дрожа, занёс правую ладонь

– Убей её! Это муха цеце! – закричал старик.

Старик тоже поднял ладонь и бросился к Сансаю. Но прежде чем кто-либо из них успел ударить, муха перевернулась и упала в пыль – она так отяжелела, что не смогла улететь. Старик прыгнул на неё – казалось, он топчет слона. Он отёр пот с морщинистого лба, лишь когда кровь смешалась с землёй.

– Она была причиной войны.

– Муха?

– Это муха цеце. Она приносит сонную болезнь.

Он взял Сансая за руку и повёл его дальше. Ручей почти пересох, так как большинство деревьев вдоль него было срублено. Трава из последних сил старалась сохранить зелёный цвет.

– В этих местах, – сказал старик, усевшись на камень, – когда-то жили люди, как ты и я. Крестьяне с жёнами, торговцы. Они были счастливы, но их преследовала болезнь.

У Мей Сансая булькало в горле. Он прополоскал рот и выплюнул воду, а затем омыл свои запылённые ноги.

– А ты, отец? Скажи мне, что ты делаешь здесь?

– Вот это вопрос! Только послушайте! Ха-ха! Он видит человека в его собственном доме и задаёт ему такой вопрос... Кай!

– Но чиновники говорят, что тут никто не должен оставаться.

Старик рассмеялся.

– Что общего у рыбы с клещом? Ведь я не молод – чего же мне бояться смерти? Если болезнь захватит меня, я умру. И пусть!

– Пойдём, – сказал Мей Сансай. – Пора помолиться.

Старик спустился к ручью. После омовения они повернулись к востоку, и старик доказал, что он так же набожен, как и коварен.

У него был глубокий сильный голос, который он, очевидно, берёг для подобных случаев, и Сансай был искренне тронут.

– Аминь, – сказал Сансай, отирая песчинки со лба и доставая чётки.

Старик спросил:

– А что ты теперь собираешься делать?

– Я должен идти на юг.

– Правда? Это хорошо, клянусь Аллахом, это хорошо. Но сегодня уйти ты не можешь. Ночь уже наступает. Скоро выйдут гиены и другие дурные звери саванны.

– Ты прав.

– Не хочешь ли переночевать у меня.?

Мей Сансай вспомнил, как днём старик ни с того ни с сего напал на него, и заколебался. Приглашение может оказаться новой ловушкой. Ночь может превратить бесноватого старикашку во врага. Вот и глаза у него – карие, ясные и слишком блестящие для человека его возраста; эти глаза ничего не скажут. Хитрая улыбка его загадочна. Мей Сансай смотрел на ничего не выражающее лицо и терзался сомнением.

– Так пойдём? – спросил старик.

– Веди, – набравшись решимости, выговорил Сансай.

Он взглянул на небо и увидел, что белые волокна облаков собираются, сереют, чернеют. Если дождь не начнётся сейчас, он может начаться позже.

Жилище старика позабавило Мей Сансая. Это была одна из брошенных хижин, без крыши и почему-то сырая. Старик делал тщетные попытки возвести над ней крышу, однако тень давал лишь росший рядом баобаб, перед которым лежало бревно. Мей Сансай посидел там, пока старик торопливо готовил еду из теста и кислого молока.

– Где ты берёшь муку? – спросил Сансай.

– Там, в Новой Чанке. Так они назвали деревню, которую построили вместо Старой Чанки, в которой мы сейчас и находимся.

– А это далеко отсюда?

– Нет. Лентяй, выйдя по росе на рассвете, дойдёт туда прежде, чем солнце окажется над головой.

– Тау!

– Иногда я хожу туда, – сказал старик. – Только там для меня слишком чисто. У них даже колодец выложен цементом и рыночная площадь тоже. Кай!

– Ты мне завтра покажешь туда дорогу?

– Это несложно. Но скажи мне, ради Аллаха, неужели ты завтра покинешь меня?

– Клянусь Аллахом, завтра я должен идти и продолжить свои поиски.

– Ты ищешь мужчину?

– Нет, прекрасную девушку. Такую прекрасную девушку, которая будет достойна моего сына.

– Вот как! – тихо сказал старик. Он разводил костёр. Ломая прутья, он добавил: – Девушки принадлежат к той породе, которой нельзя доверять. Клянусь Аллахом!

– Чему же ещё нельзя доверять?

– Султану, реке, ножу и ночи. Султану – потому, что его слово изменчиво, как погода. Реке – потому, что утром ты легко переходишь её вброд, а вечером она вдувается и может утопить тебя. Ножу – потому что он не знает, кто носит его. Ночи, ха! Кто знает, что таится во тьме? Вероятно, всё дурное.

– Как бы то ни было, отец, когда настанет день, моё путешествие продолжится. Я должен позаботиться о мальчике.

Вскоре еда была готова: сладкий картофель, жареные земляные орехи. Как подобает фулани, Сансай не ел того, что может есть скот: пастухи не объедают коров и быков. Старик сетовал, что кладовая его пуста. Сначала они поели теста в кислом молоке, потом насладились сладким картофелем. Когда стемнело, оба почувствовали себя такими усталыми, что без лишних слов отправились спать. Мей Сансай лежал на циновке и наблюдал, как суетится старик. Воистину, бесноватый. Не задумываясь, нападает на тебя, и тут же делается другом. Вот только останется ли он другом до утра?

Глава VII

Мей Сансай пробыл в деревне целую неделю. Он действительно подружился со стариком, их дружбу питали странные открытия, которые они совершали среди развалин. Как мальчишки, они целыми днями бродили по Старой Чанке, а вечерами сидели у костра и беседовали. Однажды Мей Сансай спустился к ручью, промыл ледяной водой глаза, омыл ноги и вернулся к хижине старика. Старик ощипывал только что подстреленную куропатку.

– Отец, пора мне поблагодарить тебя за гостеприимство. Да благословит тебя Аллах и да осыпет тебя щедротами в твоей деревне. Я же должен уходить.

– Нет, Мей Сансай, я слишком полюбил тебя.

– Такова жизнь. Не успеешь встретиться, и уже надо расставаться.

– Это верно. Только расставаться всегда невесело.

– Я хочу пуститься в путь, потому что в сердце моём тревога. Видит Аллах, я был счастлив здесь, но как я могу отказаться от своих поисков? Ты знаешь, как это бывает, когда отец любит сына так, как я люблю Рикку? – Знаю ли я? О, Аллах! У меня был любимый сын. Но он был своеволен и однажды ушёл на войну белых людей. Он сказал, что вернётся, но я его с тех пор не видел.

– Храбрый мальчик.

– Храбрый? Ха, безумный! Когда белые пришли в эту деревню, она была полна людей и процветала. Вот какова была Старая Чанка! Солдаты играли музыку и показывали нам свои винтовки. Им нужны были люди на войну белых. Они обещали всякие блага. Бесплатная еда, красивая форма. Бесплатный проезд в далёкие земли за морем. Клянусь тебе, дорогой друг: будь я юношей, ничто не удержало бы и меня. Это как безумие! Но увы, моё тело утратило гибкость, и они всё равно не взяли бы меня. А мой сын Шеху ушёл с ними и до сих пор не вернулся.

Слёзы стояли в глазах старика.

– Аллах снизойдёт к тебе, – сказал Сансай, ударив себя в грудь. – Столько людей погибло и столько вернулось. Нельзя быть ни в чём уверенным.

– Да смилостивится над ним Аллах!

Они помолчали минуту. Сансай поднял глаза и взглянул прямо в лицо старику.

– Я ухожу!

Мей Сансай пустился в путь и добрался до Новой Чанки ещё до полудня. Эта деревня совсем не была похожа на оставшуюся позади Старую Чанку. Вокруг неё не было стены. Дома стояли правильными рядами, и в каждом дворе росли молоденькие манговые и апельсиновые деревья. Не было ни одного баобаба. Волнение охватило Сансая, и он заспешил к деревне. Мальчишки и девчонки, плескавшиеся в воде у колодцев, не обратили на него никакого внимания.