Текст книги "Когда горит трава"

Автор книги: Сиприан Эквенси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

AnnotationКогда в северной Нигерии начинают жечь траву, для пастухов наступает пора отгонять стада на юг, к берегам Великой реки. А охотники с ружьями, луками и стрелами прячутся у границ ползущего пламени, принюхиваются к дыму и напрягают зрение,чтобы вовремя заметить мимолётное мелькание диких животных, покидающих укромные места. И для ветра наступает пора загонять пыль в глаза и в зубы и покрывать кожу морщинами: на пути из Ливии к Лагосу харматтан развешивает за собой покров пыли, окутывающий стены и деревья, как муслин – шейха.

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV

Глава XVI

Глава XVII

Глава XVIII

Глава ХХ

Глава XX

Глава ХХI

Сиприан Эквенси

Когда горит трава

Глава I

Когда в северной Нигерии начинают жечь траву, для пастухов наступает пора отгонять стада на юг, к берегам Великой реки. А охотники с ружьями, луками и стрелами прячутся у границ ползущего пламени, принюхиваются к дыму и напрягают зрение,чтобы вовремя заметить мимолётное мелькание диких животных, покидающих укромные места.

И для ветра наступает пора загонять пыль в глаза и в зубы и покрывать кожу морщинами: на пути из Ливии к Лагосу харматтан развешивает за собой покров пыли, окутывающий стены и деревья, как муслин – шейха.

* * *

Старик сидел, перебирая чётки. Деревья казались скелетами выгоревшими на солнце, – измождённые, с отстающей корой, на которой темнели десятилетий жажды и голода. Старик отдыхал со своим сыном в иссушённый полдень северной Нигерии, и на траве рядом с ним лежали лук и колчан, полный отравленных стрел. Вдруг воздух пробудился ото сна. Клубы раскалённой пыли оторвались от земли и, мерцая, устремились к ярко-синему небу, на которое больно смотреть. Старик различил запах дыма и понял, что уже начинают жечь траву. Старик и его сын подняли глаза и увидели волнистые линии холмов, ручейков и скал. Повсюду царило безлюдье. Но они были кочевники, и безлюдье было их привычным напитком. Поэтому они не сказали друг другу ни слова и не вышли из-под ветвей доровы; сын опирался на палку и был похож на птицу, которая в засушливый день стоит на одной ноге.

Девушка бежала к ним, и в её глазах они увидели страх. За ней по пятам с бранью гнался злой чернолицый мужчина, размахивавший кобоко. Девушка бросилась к ногам старика и стала молить о спасении, мужчина остановился.

– Она моя рабыня! – Заревел он. – Отдайте её! Она беглая! – Он поднял плеть. – Твоя рабыня? – старик встал.

Его сын увидел в глазах девушки немую мольбу. – Твоя рабыня? – повторил старик. – Ты не достоин отереть прах с её ног, а осмеливаешься называешь её своей рабыней. Слушай, негодяй! Вот что я тебе предложу. – Он повернулся к мальчику и сказал: – Рикку, ты можешь разыскать своего брата Одио?

– Он со стадом у реки, – ответил Рикку.

– Позови его, ради Аллаха! – Он вытащил из колчана стрелу и лук. – Да, позови своего брата Одио.

– Одио! – закричал Рикку. – Одио! Он сбежал вниз по склону. Его отец смотрел в лицо здоровенному широкоплечему преследователю. – Она твоя рабыня? – Вернее сказать, рабыня моего хозяина.

– А у твоего хозяина нет имени? – Шеху.

– Этот убийца? – спросил Мей Сансай.

Он не раз слышал о человеке по имени Шеху. Рассказывали, что этот головорез был солдатом в Камерунскую кампанию 1914-1918 года. По общему мнению, Шеху любил враждовать со всем светом. Он жил, чтобы вносить смуту. Подобно раненому слону, он никогда не забывал и никогда не прощал, говорили рассказчики. Рассердить его – значит, навлечь на себя неприятности.

Сзади захрустели ветки, и Сансай оглянулся. Рико и Одио, яростно споря на бегу, мчались к отцу. Одио был старше Рикку на пять лет. В девятнадцать лет он был высок и поджар, как леопард, узкобёдр и широкоплеч. В семье Сансая он считался человеком неиссякаемой энергии.

– Одио, я хочу спросить тебя кое о чём, – сказал Сансай. Одио почтительно преклонил колени и быстро выпрямился. он весь обратился в слух.

– Я слушаю, отец, – сказал он.

– Ты видишь эту девушку?

Одио взглянул на фигуру, распростёртую перед отцом. Лохмотья, ткань на спине иссечена. В глазах девушки Одио увидел нечеловеческое напряжение. У неё была необыкновенное лицо. У большинства девушек фулани светлая кожа, прямые носы и тонкие губы, как у белых, но у Фатиме, несомненно, был белый отец или белая мать. Нос с горбинкой, широкие ноздри, густые чёрные волосы, посеревшие от пыли. Ярко-красные губы. Вряд ли ей может быть больше восемнадцати.

– Да, я вижу её, – сказал Одио.

– Как ты думаешь, какая ей цена?

– Цена, отец? – Да, Одио. Вон тот человек заявляет, что это его рабыня. Я не могу допустить, чтобы такая нечисть касалась такой прекрасной девушки. Я хочу предложить ему выкуп.

Одио наклонился к отцу.

– Ты хочешь ввести её в наш дом?

– Если Аллаху будет угодно, – сказал Сансай.

Рикку, смотревший на Одио, чувствовал, что девушка с ещё большей мольбой глядит на него, как будто это он, а не Одио, должен решить её судьбу.

– Пять коров, – сказал Рикку и повернулся к Одио. Сансай опустил лук.

– Это много, – сказал он. – В нашем племени мужчина может взять себе девушку за две или три коровы. Но будет так, как ты сказал, он получит пять коров. Пригони их. – Он погладил бороду. – Девушка наша. Забирай коров. Слава Аллаху! – И он ударил себя в грудь.

– Предупреждаю тебя! – закричал слуга Шеху. – Пока Фатиме с вами, мира вам не знать! Шеху будет преследовать вас и перебьёт всех по одному. Он никогда не прощает!

Мей Сансай рассмеялся. Он повернулся к девушке и сказал ей:

– Встань!

Она казалась уже не такой напуганной. Она встала, но тут же опустилась на колени и стала молить Аллаха, чтобы Сансай жил вечно. Старик улыбнулся и погладил её по голове. Они стояли рядом и смотрели, как слуга Шеху гонит коров на холм, пока кусты боярышника не скрыли его из виду.

– Да поможет нам Аллах!, – сказал Одио.

– Аминь! – в один голос ответили Сансай и Рикку.

Сансай погладил бороду.

– Если он действительно слуга Шеху, то им повезло.

– Почему, отец?

– Им хватит мяса на целый год. – Он улыбнулся. – С ней же, – он указал на девушку, – им хватило бы хлопот на целых десять!

Он похлопал её по плечу.

– Надеюсь, ты не принесёшь нам кровопролития. Ты слышала, что говорят о Шеху? Он успокоится, только когда оторвёт тебя от нас. Посмотрим. – Он говорил тихо, словно сам с собой. И, повысив голос, добавил: – Пошли! Пора идти домой. Мать Рикку приготовила нам еду. А ты вымоешься, умастишь свою кожу благовониями и наденешь её платье.

Он всегда говорит так – "мать Рикку". Она единственная его жена, хотя по мусульманскому закону он может взять себе в дом ещё трёх. Он любит свою, жену, но средоточие его жизни – любовь к младшему сыну, Рикку.

Сансай шёл первым по пыльной тропе, Рикку и Одио отстали.

– Одио, загони скот!

– Рикку, пойдём со мной! – позвал Одио.

Одио всегда ревновал, видя, что отец предпочитает ему младшего брата. Он позвал его громко, так, чтобы слышал отец. А про себя подумал, что когда-нибудь отец и брат ещё узнают его, он даст им почувствовать их несправедливость.

– Пойдём! Ты что, вечно хочешь прятаться в тени отца? Пусть Фатиме сначала войдет в наш дом, а тогда уж и смотри на неё. Пошли!

Отец улыбнулся.

– Вон ты какой... Рикку, не обращай внимания. Иди с ним.

Рикку вздохнул и побежал с холма к Одио, который, громко стуча пятками и размахивая кнутами, бежал к долине, где пасся скот.

На пустынных холмах у горизонта горела трава.

Глава II

Девушка оказалась не слишком болтливой. Она училась легко и быстро. Через месяц она уже могла доить коров, сбивать масло, заквашивать молоко и делать сыр почти так же хорошо, как мать Рикку. Сначала она ходила торговать кислым молоком только с матерью Рикку, но теперь сама находила дорогу до города и обратно.

Её красота сразу покорила Одио. Вероятно, она догадывалась об этом. Во всяком случае, стоило ему уединиться в поле и подумать о ней, как тотчас же трава меркла от её тени, и, подняв глаза, он видел её перед собой.

– Я иду продавать молоко, – дразнила она его,кокетливо потряхивая колечками медных серёжек.

– Вот как? Но разве дорога в город проходит здесь? И где моя мать? Разве ты идёшь не с ней?

– Она ещё дома. Я просто хотела сначала повидать тебя. – При этом она улыбалась и поводила шеей – так красиво! – чтобы огромная тыквенная бутыль на голове обрела равновесие. Она постоянно жевала цветок табака, и от этого губы её, зубы и дёсны были всегда красные. Она поправилась, и кожа её стала гладкой и блестящей.

– До свидания, Одио! Я вернусь вечером.

На склоне дня, возвратившись домой, Фатиме часто брала кувшин и отправлялась к реке омыться и принести воды. Иногда её сопровождала Лейбе, иногда Шайту, она никогда не ходила одна. Но как-то вечером, когда в травы приходит прохлада и в тишине слышно, как собственные плоские ступни шлёпают по пыльной тропе, Одио подкрался к ней у реки и сказал, чтобы она готовилась убежать с ним, ибо он любит её и хочет взять в жёны. Фатиме отказалась наотрез. Она, вероятно, помнила, что ещё недавно была рабыней и не могла даже мечтать о том, чтобы выйти замуж за свободного и гордого фулани, как Одио Сансай. Одио тоже помнил об этом, но даже не стал слушать её возражений.

В тот вечер семья собралась у костра. Они рассказывали старинные притчи, толкли просо для завтрашней каши и пели песни. Старик Сансай сидел возле хижины. Он читал Коран и краешком уха прислушивался к общей беседе. Одио не сводил глаз с лица Фатиме в напрасном ожидании ответного взгляда.

И всё же, когда он бывал один, она приходила к нему, а с базара всегда приносила ему подарки. Однажды утром он сидел под ветвями доровы, и она пришла к нему. Она сказала, что собирается на базар, и кокетливо посмотрела на него. Одио снова сказал, что надо бежать в город, где никто не придаёт значения обычаям и условностям. Он будет работать, она – вести домашнее хозяйство. Фатиме согласилась поразмыслить над его словами. Он сидел и смотрел, как красиво она шагает, спускаясь с холма. У реки она остановилась и помахала ему рукой.

* * *

Старик Сансай первым обнаружил исчезновение Фатиме. Он позвал Шайту.

– Я не видела её, – сказала Шайту.

Он спросил Рикку и Лейбе, но никто не мог сказать ему, где были Одио и Фатиме. Они заглянули за хижину и увидели, что лошади на обычном месте нет.

Сансай пошёл по следам подков. Они вели к реке и на том берегу скрывались в зарослях. – Они не вернутся, – сказал он наконец. – Одио убежал с Фатиме.

Ему было страшно выговорить эти слова, словно он боялся, что этот побег явится началом разлада в семье.

Вскоре он увидел, что Рикку тоскует. Когда Фатиме жила в их доме, он не раз отмечал, как счастлив Рикку. Теперь же юноша всё чаще заговаривал о прекрасном лице и плавной походке Фатиме, о том, как она, сидя у огня, пряла и пела или рассказывала сказки племени канури. Мей Сансай знал, что эта детская влюблённость скоро пройдёт.

– Если бы Фатиме была здесь... – слышал он с утра до вечера.

Мать Рикку сердилась.

– Фатиме, Фатиме, Фатиме... каждый день Фатиме! От тебя ни слова ни о чём другом не услышишь.

– Ну, ну, Шайту, – вступался Мей Сансай, – мальчик просто влюблён в Фатиме. Оставь его. Влюблённость не порок. – Я.. Я не влюблён в неё, – возражал Рикку.

– Ну, конечно, – ухмыльнулась мать, – ты ни в кого не влюблён и просто так решил не дотрагиваться до еды. Ты доишь коров кое-как, а по ночам бродишь по саванне, вместо того, чтобы спать. Будь проклят день, когда твой отец купил эту рабыню!

Однажды вечером Сансай решил поговорить с мальчиком.

– Сын мой, ты страдаешь. – сказал он, и в голосе его звучало беспокойство. – ты превратил Фатиме в кумира... Сядь сюда, давай поговорим.

Рикку сел рядом с ним. На лице и бороде отца плясали отблески пламени очага.

– Таков мир, сын мой, – начал Сансай. – Хотя ты ещё юн, позволь мне поговорить с тобой, как со взрослым мужчиной. Когда теряешь девушку, нужно найти другую.

– Она любит меня, – сказал Рикку. – Она мне сама говорила. – Нехорошо, Рикку. Как же это она любит тебя, если убежала с твоим братом?

– Он заставил её! – воскликнул Рикку. – Её сердце принадлежит мне! Старик задумчиво смотрел на огонь.

– Не убивайся, Рикку, всё уляжется.

– Я болен. Я... я не смогу завтра выгнать скот.

– И Одио нет. Весь скот погибнет! Аллах, упаси нас от этого!

– Я не смогу, отец! Клянусь Аллахом!

– О аллах, мои сыновья хотят погубить меня на старости лет!

Рикку рывком встал на ноги. Он так похудел за неделю, что Мей Сансай стал серьёзно опасаться за его здоровье. Казалось, ничто не шло ему на пользу. И скоту приходилось худо. Нанять пастуха было не по средствам. И, кроме того, чужой ведь не будет так стараться. Словом, нужно принимать меры, и немедленно.

Он дал Рикку отвар из трав и кореньев и стал смотреть, как тот, морщась, глотает его. Дотронувшись своими длинными чуткими пальцами до шеи мальчика, он почувствовал жар и трепет.

– Рикку, – ласково проговорил он, – что мне для тебя сделать?

– Верни мне Фатиме, – ответил Рикку. – Я хочу, чтобы она опять была с нами.

– В своём ли ты уме? Разве тебя не было здесь, когда она убежала с Одио?

В глазах Рикку была обида. Его горячие губы задрожали.

– Ты вождь Докан Торо. Твоё слово закон. Отец, ты можешь найти их.

– Это правда, – сказал старик. – Аллах видит, это правда.

– О, если бы мы могли вернуть её! – сказал Рикку.

Мей Сансай с улыбкой посмотрел на него.

– И начнутся неприятности. Много неприятностей, ибо Одио всегда будет враждовать с тобой. Восстанет брат против брата. О, проклятие! И это в нашей семье! Распалась семья, пропала честь фулани!

– Попытайся, отец! Я хочу, чтобы она вернулась, но...

Взгляды их встретились.

– Я подумаю, сын мой, – решительно сказал он. – Если только Фатиме ещё дышит в этом мире, я разыщу её и с помощью Аллаха верну её тебе.

– Спасибо, отец. Да продлятся твои дни!

И всем на диво, с этого часа здоровье Рикку начало поправляться.

Глава III

Мей Сансай сидел перед хижиной в тени доровы и читал. Он был большим знатоком Корана, он свободно читал и писал по-арабски – такие познания свойственны большинству вождей кочевого племени фулани. Он делал амулеты и талисманы, он врачевал больных, он был мудрецом, глубоко чтимым в деревне Докан Торо. Из дальних и ближних селений люди приходили к нему для исцеления ран тела и души.

Он так долго сидел, склонившись над книгой, что шея у него заболела. Он был старый человек, но никогда не щадил себя и даже не вспоминал, что усталость в его возрасте приходит быстро. Он поднял голову, чтобы дать отдохнуть мышцам шеи. Это было простое движение, человек, не думая, совершает за день сотню подобных. Однако, оно решило судьбу Мей Сансая.

Он поднял голову, и взгляд его остановился на голубе. Это был самый обыкновенный сенегальский голубь с серой грудью и красными лапками. Он сидел на ветке среди высушенных солнцем листьев. Мей Сансай каждый день видел сотни сенегальских голубей, потому что они водятся в его родных местах, там, где среди зарослей боярышника высятся редкие деревья. Он встречал их ежедневно с того самого часа, когда впервые увидел свет, и никогда не пытался считать их. Они всегда были вокруг – топтались, клевали зерно, ворковали в купах деревьев над бескрайними просторами саванны.

– Куру-куру-ду!.. Куру-куру-ду!..

Он пошёл на цыпочках по поляне, заваленной навозом, в котором слева и справа копошились птицы. Голубь заметил его и перестал ворковать. Он подозрительно посмотрел вниз, сверкнув золотистым глазом. Потом, взмахнув крыльями, стал перепрыгивать с ветки на ветку, всё выше и выше. Сансай явственно различил талисман – маленький белый квадратик пергамента, он был на верёвочке и подскакивал при каждом прыжке голубя.

Напрягая слабеющие глаза, в которые било яркое солнце, он следил за движением птицы. И вдруг она выпорхнула из ветвей и устремилась прочь, описывая большие дуги над сверкающими лугами. Сансай с трудом различил далёкое дерево, на которое она села. Колючий кустарник хватал за одежду, и всё время приходилось останавливаться, чтобы поправить сандалии.

Если бы Мей Сансай в нужную минуту понял, что имеет дело с сокуго, заклинанием скотоводов фулани, волшебством, которое превращает трудолюбивого отца семейства в бродягу и отдаляет мужа от жены, вождя от народа и рассудок от человека, он никогда не стал бы бежать за голубем. Но он не понял этого и сейчас ощущал лишь странную весёлость, так что тело его казалось почти невесомым. Он чувствовал, что у него вот-вот вырастут крылья, и тогда он сразу догонит голубя.Голубь сидел на невысокой гордении с искривлёнными ветвями. Сансай не сводил с дерева глаз, и, подбегая к нему, вновь услышал негромкое воркование. Он продирался сквозь чащу боярышника; лесные крысы выпрыгивали из-под ног, испуганная антилопа выскочила прямо на открытое солнце. Он проклял чёрный клубок, который мгновенно превратился в чёрную ленту и исчез в траве. Кобра!

– Куру-куру-ду! – слышалось мелодичное, манящее воркование.

Он увидел, как взмахнув крылами, голубь стал перескакивать с ветки на ветку. Добравшись до верхней ветки, голубь взмыл в синеву. Сансай выругался. Приставив ладонь козырьком, он любовался проворством прекрасной птицы. Голубь описывал в небе большие правильные дуги, внезапно нырял, словно намереваясь сесть, распускал хвост веером, и вдруг застыв в воздухе, упал на высокую финиковую пальму. Сансай знал кратчайший путь к этой пальме.

– Вернись! Вернись! – говорил ему внутренний голос. Но он, не задумываясь, бежал за заколдованным голубем, заводившим его всё дальше, в луга, и кустарники, и рощи акации. Он бежал и бежал, пока солнце не стало клониться долу и не скрылось за горизонтом – тогда настала ночь и Сансай почувствовал жажду и голод.

В саванне, в самом сердце скал и потоков, тьма означает встречу с носителями быстрой смерти – буйволицей и леопардом. Но Сансай был не в состоянии подумать об этом.

* * *

Жены Мей Сансая, Шайту, весь день не было дома – она продавала кислое молоко в соседнем городе. Когда она, нагнувшись, входила в маленькую хижину, где обычно сидел Мей Сансай, медные серьги её зазвенели. Ей и в голову не пришло, что мужа нет дома, что он в этот час может оказаться где-то далеко.

Её дочь Лейбе спала на циновке. Мать потрясла её за плечо. Лейбе проснулась и сказала, что видела днём трёх незнакомых мужчин. Она сказала, что трое незнакомцев приходили с клеткой, полной птиц и выпустили из неё голубя с талисманом на лапке. она отвела мать за хижину и показала место, где Мей Сансай сидел и читал. Там лежала отброшенная в сторону книга, грифельная доска и опрокинутая чернильница – всё, что осталось от Мей Сансая. Шайту огляделась, ища разгадки случившемуся. – Их было трое, – сказала Лейбе. – Один из них был вождь.

– Откуда ты знаешь? – У него на тюрбане был полумесяц.

– Наверно, это были дурные люди. Может, соперник твоего отца Ардо и его люди. Ардо не может успокоиться с тех пор, как в Докан Торо избрали вождём твоего отца. Сначала он хотел избавиться от него, распуская ложные слухи. Теперь он наслал на него сокуго. Шайту, как и все скотоводы фулани, руководствовалась в жизни поверьями, которые невозможно понять разумом. Все события она объясняла влиянием неодушевлённых предметов и странным стечением обстоятельств. Талисман может принести счастье. Можно убить врага, громко выкрикнув его имя и послав в небо острую иглу. Можно отправить врага в скитания, где он найдёт смерть, наслав на него сокуго – колдовство, заставляющее бесцельно бродить с места на место. Именно это, решила она, и сделали с её мужем. Её вера в приметы и предсказания была незыблема, а судя по словам Лейбе, здесь дело не обошлось без чёрной магии, которой занимаются скотоводы фулани. Лейбе рассказала, как люди Ардо выпустили из клетки голубя с талисманом, привязанным к лапке, как голубь взлетел и сел на дерево и как Сансай пошёл за ним. Она была ещё совсем маленькая, и услышав эти подробности, Шайту поняла, что дочь рассказывает о том, что действительно видела.

– Они околдовали его, – заключила Шайту. – Это сокуго.

Это могло быть только сокуго – болезнь, заставляющая скитаться. Теперь она знала, что муж будет бежать за каждой птицей до тех пор, пока кто-нибудь не разрушит чары Ардо. Так сокуго лишает человека размеренной жизни и посылает в бесцельные странствования.

Как отомстить Ардо? Когда Рикку вернётся со скотом, надо будет всё обдумать.

* * *

Шайту ждала и не могла дождаться. Ей казалось, что Рикку никогда не вернётся. Наконец в лощине показалось медлительное стадо и с ним Рикку. Она не ответила на его улыбку, но помогла спутать скот на ночь и развести большой дымный костёр, чтобы отогнать гиен и леопардов. Когда они кончали работу, Рикку спросил:

– А где отец?

– Я его не видела, – небрежно ответила Шайту. Не думаю, чтобы он ушёл далеко.

– Но он вообще редко уходит!

– Не знаю, Рикку. Когда я вернулась, его тут не было. – Мать подала ему миску с кашей. – Ешь, сын мой, и ни о чём не думай. Ты, должно быть, устал. Ещё бы – весь день пас скот на солнцепёке.

Рикку нащупал чурбан и сел на него.

– Я, кажется, знаю, где отец. Он пошёл к знахарю посоветоваться, как вылечить меня от любви. – Он улыбнулся. – Может быть, сын мой.

Лейбе вышла из хижины и спросила:

– Почему ты не расскажешь ему о трёх незнакомцах, которых я видела?

– Ты видела трёх незнакомцев? – Рикку отставил в сторону миску.

– Да. У них были клетки с птицами.

– Лейбе! – сердито сказала Шайту. – Иди в дом и толки просо. – Она посмотрела на Рикку: – Не обращай внимания на сестру! Это всё пустая болтовня.

– Но кто были эти люди?

– Незнакомцы. Наверно, птицеловы.

– И отец ушёл с ними?

– Рикку, ты задаёшь слишком много вопросов. Кончай есть и отдыхай, пока я занята хозяйством. Ты же слышал, что твой отец ушёл и скоро вернётся?

Шайту принялась толочь просо, и Рикку закончил ужин в молчании. Затем он вошёл в хижину и снял кожаный фартук. Мать не осмелилась сказать Рикку, что, вероятно, отец попал во власть сокуго. Раз Рикку уверен, что отец ушёл, чтобы вернуть в дом его любимую девушку – пусть так и будет.

* * *

Рикку проснулся за полночь. Что-то разбудило его, что-то необычное было в воздухе. Безошибочное чутьё кочевника, приходящее с годами жизни, которой всегда угрожают люди, звери и стихии, заставило его приподняться. Ему показалось, что скот испуганно топчется на месте. Он прислушался. Собаки не лаяли. Почему? Может быть, они заколдованы? Он чувствовал, что беспокойство в стаде растёт. А теперь он различил и движение – кто-то пытался угнать их зебу.

– Рикку! – донёсся из темноты голос Шайту.

– Мать, воры! Вставай, воры!

Топот копыт потряс молчание ночи. Рикку вынырнул из двери во мрак. Он увидел, как несколько человек – чёрные тени – отделились от мрака. Человек в тюрбане шёпотом отдавал приказания. Двое других точными движениями перерезали путы у скота. Блестели ножи. Притаившись за грудой брёвен, Рикку следил за ними. Обезумевший от ударов и криков, скот нёсся мимо, сокрушая хижины. Рикку отскочил в сторону – что-то острое скользнуло возле самого его бока. Тут же ему скрутили руки за спиной и отбросили прочь. Он слышал, как в хижине кричала его мать и дети, как по земле неуверенно побежали огоньки, почувствовал запах горящей соломенной крыши, и вдруг к небесам взвился язык пламени, на который было страшно смотреть. Искра упала на хижину его отца, хижина матери, протянув руку, поймала другую летящую искру. Искры сверкали на ветру, и скоро пламя трещало повсюду.

– Лейбе, Лейбе! – кричала Шайту. – Рикку, Лейбе сгорит!

– Мне связали руки! – закричал Рикку.

Он видел чёрные тени людей, завершавших свою зловещую работу. Они вбегали в гущу скота и выбегали, разрезали путы и хлестали коров. И вот к небесам взвился последний ослепительный язык пламени, и при свете его Рикку увидел врезавшуюся ему в память картину догоравшего селения. Пока он жив, он не сможет забыть удушливый дым, ползущий в кустарники, занесённые копыта обезумевшего скота, алое сердце огня на месте его хижины. Он понял, что враг оказался умнее его, и пал духом. Но особенно запечатлелось в его памяти чёрное лицо человека в тюрбане с золотым полумесяцем – он командовал, цедя слова сквозь зубы, а на лице его то тускло лоснились, то ярко вспыхивали огни пожарища.

Это был Ардо. Рикку слыхал о нём, его отец не раз говорил об Ардо как о своём главном сопернике, который непременно хотел стать вождём Докан Торо. И Рикку вспомнил, что Лейбе видела днём, как это человек выпускал из клетки голубя с талисманом на лапке.

Не хочет ли он истребить всё семейство Сансая? Коли так, Лейбе права: они наслали на отца заклятье, которое отправляет человека в скитанья, и он не ушёл искать Фатиме, как предполагал Рикку, а просто бесцельно бродит по саванне. Его надо догнать и спасти. Рикку изо всех сил напрягал руки, стараясь освободиться от верёвок. Но люди Ардо знали своё дело.

Глава IV

Мей Сансай скинул сандалии и опустил ноги в прохладную воду. Ему стало легче.

– Алла-ам-дидил-лахи! – удовлетворённо пробормотал он.

Это не имело никакого смысла – так человек рыгает после обильной трапезы. Сансай склонился над водой, подобрав одежду, чтобы не замочить её. Он ополоснул руки до локтей, омыл лицо, выбрав укромный уголок над рекой, обратился лицом к востоку и стал молиться, как истый мусульманин. Прошло несколько часов, а он всё ещё был там, перебирал чётки и горячо нашёптывал молитвы.

Косясь краешком глаза на восток, Сансай следил за людьми, появившимися у реки. Его внимание привлекли две красивые девушки фулани с лоснящимися телами и затейливыми причёсками. В ушах у них были медные серьги, а когда они поставили наземь тыквенные сосуды с молоком, на их длинных руках мелодично зазвенели десятки браслетов.

В реку вошёл ослик, на спине его качались связки сахарного тростника. Подошли другие ослики, гружёные ямсом. Сансай призадумался, и вдруг ему пришла в голову мысль, что если он последует за этими людьми, то придёт к базару. Он уже совсем не думал о голубе, просто ему хотелось идти дальше и дальше.

Он окончил молитву и подошёл к человеку, который с громкими булькающими звуками полоскал горло.

– Санну! – сказал человек. – Здоров ли ты?

– Здоров.

– Хвала Аллаху.

– Мне бы хотелось кое-что узнать, – сказал Сансай.

– Тау! – сказал человек, что означало: хорошо. Он выпрямился и ещё раз поблагодарил Аллаха.

– Ты идёшь на базар? – Спросил Сансай. – Да. – Можно, я пойду с тобой? Там должен быть мой сын Джалла, а я не знаю дороги.

Мужчина окликнул ослика, который отошёл было по берегу туда, где росла свежая трава, и ослик побрёл назад. Мужчина натянул на голову белую круглую шапочку и подстегнул ослика. Сансай с сожалением отметил, что осликам не суждено получать благодарность.

– Пошли, – сказал мужчина.

Высокие стройные девушки уже закончили свой сложный туалет и теперь натирали зубы цветком табака. Губы у них были ярко-красные, зубы тоже. Сансай снова посмотрел на них, когда стал взбираться на высокий берег. Они возбуждённо болтали и хихикали, как и подобает девушкам.

Сансай посмотрел вдаль на простирающуюся перед ним саванну и увидел толпы людей, двигавшихся на базар. Они шли по сухим коричневым дорогам с севера, юга, востока и запада, они спешили к соломенным хижинам, которые и были базарными ларьками.

Неожиданный обрывок разговора донёсся до слуха Сансая. Он почувствовал себя вовлечённым в то, что говорили девушки. Рассеянно вставляя "да" и "нет" в болтовню своего провожатого, он прислушивался к их словам.

– Джалла! Ах, Джалла! Вай! – выкрикивала одна из девушек и убегала, а другая сердилась и пыталась поймать её.

Старик больше не мог этого выдержать. И когда он услышал, как одна из них сказала: "Почему ты так говоришь о Джалле? Наверно, ты любишь его?" – он подошёл к ним и спросил:

– Красавицы мои, я слышу, вы говорите о Джалле? Девушки переглянулись и подозрительно посмотрели на старика, тыквенные сосуды на их головах грациозно закачались.

– Что? – спросила одна девушка.

– Мы просто забавлялись, – сказала другая.

– И прекрасно, – заверил их Сансай. – Я не собираюсь делать ему ничего дурного.

Они стояли в нерешительности. Вдруг девушка потемнее сказала: – Да, мы говорим о Джалле.

– Значит, вы знаете его?

– Знаем?! Да мы у него покупаем свежее молоко и масло. Знаем ли мы его?! Слава Аллаху!

– Откуда же старику знать всё это? Я ведь спрашиваю потому, что я чужой в этих краях.

– Погоди... Джалла, может, даже сегодня будет на базаре. Клянусь Аллахом, он должен там быть. Он очень любит всякие украшения. Сегодня он должен купить серьги для... – Они переглянулись и захихикали.

У Сансая сердце ушло в пятки. Значит, Джалла женился или собирается жениться, а он ничего не знает об этом. Сансай увидел, что мужчина с осликом ушёл вперёд и поджидает его, положив на плечи сучковатую палку.

– Пошли же! – нетерпеливо сказал мужчина.

– Идём!

– Ты узнавал о Джалле? Что ж ты не спросил меня? Только чужой в этих краях может не знать Джаллу.

– Я просто...

– Он же любимец Бодеджо. Как, ты не знаешь Бодеджо? Кай! Ну что ты за человек?! Да все на свете знают Бодеджо. Это белый человек и добрый. Представляешь, он делает прививки скоту. Ты меня слушаешь? Он говорит, что эти прививки спасут скот от чумы! – и мужчина захохотал во всё горло, показывая прокуренные зубы.

Этот Бодеджо, доктор Макминтер, был одновременно ветеринаром, санитарным инспектором и блюстителем британского правопорядка. Но Мей Сансай не мог задавать слишком много вопросов, так как боялся проговориться, что он отец Джаллы.

Они вышли из кустарников, перед ними лежало пустынное шоссе, убегающее влево и вправо и скрывающееся среди холмов. Облако пыли вдали указывало на приближение автомобиля. Поведение людей на дороге насторожило Сансая. Мужчина с осликом стал беспокойно озираться в поисках укромного места.

– Это Бодеджо, – пояснил он. – Быстрее! Может, ты хочешь, чтобы он поймал тебя и сделал укол?

Что с нами будет? – закричали девушки, прижавшись друг к другу, как испуганные зебу.

Хозяин схватил ослика ха хвост.

– Клянусь Аллахом, если Бодеджо увидит нас, укола не миновать!

– Но ты же не болен сонной болезнью. Я слышал, он делает уколы только тем, у кого сонная болезнь.

Девушки обыскивали взглядом кустарник,ища, куда бы спрятаться. Но это было невозможно. Даже страус в пустыне нашёл бы лучшее укрытие. В самый разгар паники автомобиль нырнул в долину. Карабкаясь на холм, он запел. Потом сверкнув на солнце, он зарычал и унёсся прочь.