Текст книги "Замок тайн"
Автор книги: Симона Вилар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Тут Сару Холдинг нагнала растрепанная Ева и, словно забыв о своей аристократической сдержанности, вцепилась в чепец матроны.
– Змея! Она растоптала моего маленького Персика!
«Какая дура! – подумал Джулиан. – Сама едва избежала подобной участи и опять напрашивается. Интересно, не узнала ли она Карла Стюарта в своем защитнике? Похоже, что нет, раз ее больше волнует Персик».
Он видел, как Стивен Гаррисон оттащил Еву от возмущенной матроны и передал на руки сестре.
– Миссис Холдинг, – громко сказал он. – Жду вас через полчаса в мэрии. Вам следует ответить за то, что вы здесь совершили.
Толстый подбородок дамы задрожал, а ее дочь разразилась еще более громким плачем. Сара Холдинг все же выпрямилась:
– Горько мне видеть, Стивен, что ты, кто стал мне почти сыном, переметнулся к врагам и стал презренным Иудой.
На строгом лице Стивена ничего не отразилось.
– Идите, миссис Холдинг, после поговорим. Это касается и вас, преподобный Захария, – обратился он к пытавшемуся выскользнуть через дверь проповеднику.
Тот сделал высокомерное лицо и воздел руки к небу.
– Ихабод! – воскликнул он. – Отошла слава от Израиля!.. – С этими словами он величаво удалился.
Джулиан подошел к Карлу. Король лишь чуть улыбнулся и пожал плечами. Джулиан же был напряжен. Сейчас все решится, и, возможно, самым плачевным образом, если эта скандалистка опознала Карла Стюарта. Не понравилось Джулиану, как она глядела на короля. Правда, Карл говорил, что видел ее последний раз еще подростком. Сможет ли она вспомнить в своем заступнике, в этом бородатом мужчине с короткой стрижкой и одежде круглоголового, того юного принца, который с обожанием смотрел на нее?
Ева взяла жениха под руку.
– Это наши спасители, Стив. Если бы не они… О небо! Я не знаю, что тогда могло бы случиться. Ведь ты оставил нас, – добавила она с обидой в голосе и повернула к Карлу сияющее лицо.
Она быстро отошла от потрясения, в отличие от своей сестры. Та же, хоть и вела себя мужественно, встав на защиту Евы, теперь тихо сидела на скамье, уткнув голову в ладони, и плечи ее чуть подрагивали. Кто-то из солдат Гаррисо-на принес ей кружку воды. Все еще всхлипывая, она немного отпила.
Стивен Гаррисон внимательно глядел на спасителей своей невесты. Его волосы растрепались, длинная прядь упала на проницательные светло-голубые глаза. Он перевел взгляд с Джулиана на короля, потом опять окинул взглядом более нарядного молодого лорда. У Джулиана мелькнула мысль, что, несмотря на их пуританский вид, этот парень сразу понял – они не те, за кого себя выдают. Да, он знал таких людей, как Гаррисон, и понимал, что их не проведешь. Все же он ощутил облегчение, заметив, что Стивен более внимательно смотрит на него, чем на короля, и был за это почти благодарен круглоголовому.
– Имею честь представиться, – чуть поклонился Стивен. – Полковник парламентской армии Стивен Гаррисон. К вашим услугам, джентльмены.
– Чарльз Трентон, – приподняв шляпу, представился король с той легкой непринужденностью, какая не оставляла его даже в самые трагические минуты. – А это мой попутчик, комиссар сэр Джулиан Грэнтэм. Мы едем по делам генерала Гаррисона, и у нас имеется подорожная, подписанная самим лордом-протектором.
У Джулиана сжалось сердце при мысли, что Стивен попросит предъявить документ. Но тот лишь кивнул.
– Рад познакомиться, джентльмены. И отныне я ваш вечный должник. Примите мою сердечную благодарность.
Он держался сдержанно, как истинный пуританин, но вместе с тем просто и приветливо. Сейчас он даже понравился Джулиану.
Ева теперь открыто улыбалась. Улыбка у нее была восхитительная, а на щеках играли прелестные ямочки.
– Что же до меня, господа, то я до конца своих дней стану молить за вас Бога, и признательность Евы Робсарт не будет знать границ. Вы спасли нас – заступились, как самоотверженные самаритяне и… О, Рэйчел, да перестань плакать! Поблагодари джентльменов.
Рэйчел Робсарт подошла. Лицо ее было мертвенно-бледным, вокруг глаз легли темные печальные круги, кудри растрепались, но почему-то из-за этого лицо девушки обрело какое-то трогательно-детское выражение и показалось Джулиану особенно милым. Интересно, узнала ли она его? Похоже, что нет.
Девушка присела в глубоком реверансе, погружаясь в пышные юбки. В глазах ее все еще стояли слезы, но она улыбнулась сдержанной полуулыбкой, исполненной скромности и приветливости.
– Как мне выразить свою признательность?.. Наверное, таких слов просто не существует… – тихо произнесла она, и ее голос, печальный, но глубокий и чистый, умилил Джулиана.
– Ты не слишком-то красноречива, сестра, – заметила Ева, и опять Джулиану не понравилось, как она взглянула на короля. – Я же, господа, от всего сердца приглашаю вас…
– Ева! – прервал ее Стивен. – Думаю, в сложившейся ситуации это излишне. – Он вновь поклонился. – Не сочтите меня нелюбезным, джентльмены, но будет лучше, если вы уедете из этих мест. Я, конечно, не допущу никаких вольностей, но народ в этих краях неспокойный, грубый. Вы же оскорбили их живого мессию, их кумира – Захарию Прейзгода, а люди злопамятны. Так что лучшее, что мы можем сделать, это снабдить вас всем необходимым и пожелать счастливого пути.
– Стив! – всплеснула руками леди Ева, но молодой Гаррисон мягко ее остановил и сказал, что после того, что она сегодня учинила, ей вообще стоит держаться потише.
Для себя же Джулиан отметил лишь одно – несмотря на все происшедшее, они свободны. А значит, его король в безопасности. Он видел, как Рэйчел Робсарт тоже стала уговаривать Еву быть послушной. Кажется, ей это удавалось лучше, чем полковнику.
Джулиан подошел к королю и едва слышно проговорил:
– Ради всего святого, сэр, едем, пока не поздно. И будем молить Бога, чтобы в дальнейшем все шло благополучно.
Он увидел, что Карл не сводит горящих глаз с раскрасневшейся, что-то доказывающей жениху Евы. Джулиан хорошо знал, что предвещает этот взгляд.
– О, сэр… – умоляющим голосом произнес он.
– Но ты ведь сам говорил, что путешествовать в воскресенье у пуритан не принято, – улыбаясь, пресек король слабую попытку спутника вразумить его.
В принципе это был веский аргумент. Похоже, и Ева Робсарт склонила к тому же своего жениха. Стивен подошел к ним несколько сконфуженный, смущаясь той явной властью, какой обладала над ним леди Ева.
– Видимо, вам лучше задержаться до завтрашнего дня. Я прослежу за вашей безопасностью.
– Не стоит, сэр, – улыбаясь, пожал плечами Карл. – Лучше следите за безопасностью этих очаровательных леди. Хотя… ваши храбрые гвардейцы и так уже навели порядок. А то, что случилось, так это, как гласит пословица: где женщина и гуси, там не обходится без шума.
Джулиан негромко кашлянул, давая понять Карлу, что тот говорит сейчас как роялист, но Карл уже и сам это понял и, отвесив поклон, направился к выходу.
Уже у дверей он оглянулся. Ева глядела ему вслед. Глаза короля и Евы Робсарт встретились.
ГЛАВА 3
Ева влетела в свою опочивальню, будто на крыльях. Насмерть перепуганная служанка, бежавшая за госпожой от ворот замка из боязни, что обессиленная пережитым ужасом хозяйка может в любой момент упасть в обморок, просто-таки обомлела, когда Ева обернула к ней свое лицо. В нем не читалось и намека на какие-либо страдания. Весь облик госпожи излучал торжество; раскрасневшееся лицо выдавало возбуждение, но не от пережитого страха, а от радости.
Ева ликовала. Ей надо было побыть одной.
– Поди вон, Нэнси! – резко бросила она, когда ошеломленная горничная попыталась выяснить, все ли с ней в порядке.
Служанка опрометью вылетела из комнаты, осеняя себя крестными знамениями и приговаривая слова молитвы – больше всего ее страшила мысль, что молодая леди повредилась в уме.
Ева минуту пристально вглядывалась в свое отражение в зеркале, будто хотела увидеть там нечто, доселе ей неизвестное.
– О, Боже мой, Боже мой! – выдохнула она своему отражению, потом почти упала в кресло, тяжело дыша и не сводя с зеркала глаз. – Ты, – она прижала пальчик к гладкой блестящей поверхности, – ты сегодня видела короля. Его величество Карла II Стюарта! И он спас тебе жизнь!
Она откинулась в кресле и улыбнулась, мечтательно глядя в сводчатый потолок. Авантюрная жилка скоро позволила ей опомниться после того, как их чуть не растерзала толпа. И именно эта черта характера не давала ей покоя, кружила голову при одном напоминании, что спас ее сам король. Король-беглец, за голову которого назначена немыслимая награда – тысяча фунтов. Но это для плебеев все решают только деньги, а для нее, Евы, награда должна стать иной. Король здесь – и она ему понравилась! Всю дорогу домой Ева напряженно размышляла о происшедшем, невпопад отвечала на взволнованные вопросы Стивена о своем самочувствии и постаралась как можно скорее отделаться от жениха. Не пожелала она и успокаивать младшую сестру, которая сидела всю дорогу, отвернувшись от них, невидящим взором глядя в окошко кареты.
И вот она дома, в Сент-Прайори. Уайтбридж вместе с королем остался позади, но она не могла успокоиться. Глупо. Разум говорил, что приключение окончено, и ей остается только отвлечься, не будоражить душу помыслами о том, как восхищенно и жадно глядел на нее Карл Стюарт.
Она окинула взглядом покои. Сент-Прайори был старинным замком, возникшим на месте древнего бенедиктинского аббатства, которое досталось ее предкам во время роспуска монастырей при Генрихе VIII [7]7
В 30-х годахXVI в, из-за несогласия Папы Римского дать королю ГенрихуVIII разрешение на развод ГенрихVIII упразднил католичество и распустил монастыри, земли и богатства которых достались королю и его приверженцам.
[Закрыть]. И хотя Сент-Прайори после этого перестраивали, он так и не утратил чего-то средневекового, напоминающего о былом величии аббатства. Каменные стены, сводчатые потолки, стрельчатые арки дверей и окон – ото всего веяло стариной и основательностью. Но Ева была женщиной другого времени, и свои апартаменты в одной из башен она превратила в очаровательное гнездышко. Теперь это была богато декорированная дамская комната с высоким сводчатым потолком, изысканной мебелью в новом вкусе, с инкрустациями и новой резьбой; каменную кладку стен скрывали фландрские шпалеры ярких сочных тонов с тиснением; на двух больших стрельчатых окнах висели длинные портьеры из золотистого индийского штофа. Таким же штофом была убрана роскошная широкая кровать на возвышении, с резными столбиками по углам, поддерживающими пышный балдахин, с которого свисали богатые драпировки, соединенные позументом и по краям обшитые длинной золотистой бахромой.
Ева глядела сейчас на всю эту роскошь едва ли не с отвращением. Она не любила Сент-Прайори. Здесь она чувствовала себя словно в ссылке. Ее тяготил старый замок с его тайнами и преданиями, где давно не было гостей, не играла музыка, где в запутанных коридорах, помнящих еще тихую поступь монахов, лишь изредка попадался кто-то из немногочисленной прислуги или спешила куда-то озабоченная Рэйчел. Вот для ее сестры Сент-Прайори всегда оставался домом, она никуда не уезжала, она родилась здесь. Она-то никогда не задумывалась над страшным проклятием последнего аббата Сент-Прайори, которого ее предок, барон Джон Робсарт, выгнал из обители прямо на дорогу умирать в нищете, когда король Генрих передал ему аббатство в ленное владение. Тогда аббат проклял род Робсартов до седьмого колена, и с тех пор ни один из их семьи не дожил до спокойной старости, каждый умер при трагических обстоятельствах.
Начал эту страшную традицию сам барон Джон Робсарт, свалившись с лестницы и сломав себе шею. До сих дней сохранилось поверье, что его напугал призрак загадочного черного монаха, который выплыл к нему из пустынного прохода; и хотя свидетелей тому не было, многие слышали, как ужасно кричал барон, прежде чем неудачное падение и сломанная шея не оборвали его жизнь. С тех пор поговаривали, что черный монах неизбежно возникал перед каждым очередным владельцем Сент-Прайори незадолго до его кончины. Последним его видел старший брат ее отца, сэр Роберт Робсарт, накануне той нелепой дуэли, на которую его вызвал местный сквайр, узнав, что пэр Англии барон Робсарт соблазнил его жену.
После этого пэрство Робсартов и замок Сент-Прайори достались ее отцу. Тетушка Элизабет, младшая сестра Дэвида Робсарта, тоже божилась, что видела страшного черного монаха, но с ней-то ничего не случилось, разве что она так и не вышла замуж. И теперь они – дети Робсарта – седьмое поколение… Старший брат Евы, Эдуард, почти не бывал в Сент-Прайори, так как в основном жил за границей. Но и его постигла смерть, когда он приехал в Англию и вопреки воле отца, стоявшего за парламент, вступил в войска Карла I. Он погиб в битве при Нэйсби, и мрачные пуритане положили его труп к ногам генерал-лейтенанта парламентских войск Дэвида Робсарта, С тех пор отец очень изменился и ушел из армии. Его тогда простили и круглоголовые, и роялисты. Лишиться наследника, продолжателя рода – это было настоящее горе. Правда, от второго брака у него остался сын Николас, но даже сам Робсарт не любил вспоминать об этом. И была еще Рэйчел от третьего брака отца с загадочной женщиной – испанкой Пилар д'Альварес. Рэйчел родилась здесь, в Сент-Прайори, и ее рождение стоило жизни третьей жене Робсарта. С тех пор барон больше не женился, а над замком нависла странная, напряженная тишина. Тишина, которую так ненавидела Ева.
Она смутно помнила иные времена. Ей было три года, когда отец привез их с Эдуардом сюда, после того как был смещен с поста лорда-наместника Ирландии. Тогда Сент-Прайори сиял огнями, здесь часто бывали гости, отец устраивал пиры и большие охоты. Потом мать Эдуарда и Евы, ирландка Кэтлин Раффери, умерла, заболев оспой, и замок притих. Но ненадолго. Отец был молод, и вскоре женился на фрейлине королевы Генриетты-Марии, француженке Шарлотте де Бомануар. Хотя Еве тогда не исполнилось и пяти, она хорошо помнила эту шумную красивую даму, которая хоть и была равнодушна к детям мужа от первого брака, но умела внести в Сент-Прайори веселье. Шарлотта ни дня не могла провести без празднеств, замок весь ходил ходуном; порой это становилось утомительным, а временами – просто невыносимым.
Потом леди Шарлотта родила Николаса. Что-то случилось тогда между ней и отцом. Они почти не виделись, и лишь по прошествии нескольких лет Ева узнала причину разрыва меж ними. А тогда отец услал жену с сыном к ее родне во Францию, где Шарлотта де Бомануар вскоре умерла. В это время маленькая Ева уже жила с отцом в Лондоне, в его богатом городском особняке, а ее брат был услан во Францию и служил пажом при дворе Людовика XIII. Третья женитьба отца стала для Евы настоящей трагедией. И не потому, что ей не нравилась новая мачеха, просто отец собирался покинуть двор и вновь поселиться в имении. К счастью, отец с женой уехали без нее, а она осталась в столице под попечительством тети Элизабет и ворчливого дяди Энтони. Позже она узнала, что у нее родилась сестра Рэйчел, но ее это мало волновало. Ведь жизнь в Лондоне была такой веселой! Даже когда вновь вернулся отец, постаревший, мрачный, в жизни Евы мало что изменилось.
Когда Еве исполнилось двенадцать лет, лорд Робсарт представил ее ко двору и королева Генриетта-Мария, очарованная редкой красотой девочки, приблизила ее к своей персоне. Ах, какая тогда была жизнь! Ева принимала участие в роскошных выездах королевского двора, танцевала на балах, веселилась на маскарадах. Королева благоволила к юной красавице, да и сама была охоча до всякого рода неожиданностей. Один раз она даже устроила бал, на который явилась в ярком платье, но с лицом и руками, вымазанными в саже, и под звуки бубнов и кастаньет исполнила мавританский танец. Позже в Лондоне вышел памфлет, обвиняющий королеву в развращении двора. Генриетту-Марию не очень любили за то, что она пыталась настроить короля на введение в Англии католического вероисповедания. Сердца англичан со времен королевы Марии Тюдор отвергли эту религию, да и нравы пуритан распространялись все более, их представители заседали в парламенте и все сильнее подавали свой голос против двора, против доброго короля Карла и его католички-супруги. Но Ева тогда мало обращала внимание на это, хотя все чаще встречала в Лондоне суровых, вечно мрачных людей в темных одеждах с хмурыми лицами и резкими речами. Один раз она даже видела, как у позорного столба по приговору Звездной палаты были выставлены Джон Баствик и священник Генри Бертон. Им обрезали уши и на лбу выжгли клеймо. Это было ужасно, ей даже стало плохо, но она сдержалась. Ибо тогда рядом с ней был принц Руперт, красавец Руперт, в которого она была без памяти влюблена, и потому боялась выказать при нем слабость.
Руперт Пфальцский стал первой настоящей любовью Евы Робсарт. Она тосковала о нем, когда он уехал, хотя всячески скрывала это, стараясь отвлечься утехами двора. Придворная жизнь: увеселения, роскошь, блеск, поклонники, флирт – была ее природной стихией. Ева рано поняла, что хороша собой и нравится мужчинам, это делало ее дерзкой и смелой. Она дразнила их, играла ими, вела себя вызывающе. Ей ничего не стоило закрутить небольшую интрижку, она не боялась ночных свиданий, пылких поцелуев и ласк. А однажды, чтобы развеселить королеву, даже плясала на столе, вскидывая юбки и показывая всему двору свои красивые ножки в алых чулках с золотистыми стрелками. Она заметила, как восхищенно глядел на нее маленький принц Уэльский, который громко заявил, что леди с красными ножками – самая красивая дама в Англии.
Да, Еве Робсарт чудесно жилось при дворе, и она старалась не замечать тех туч, что сгущались у нее над головой. Вернее, над головой ее отца. Гром грянул, когда началась война с Шотландией и ее отец, единственный английский генерал, имевший боевой опыт, так как сражался в континентальных войнах, наотрез отказался принимать участие в походе против шотландцев. У него уже тогда были натянутые отношения с королем – Дэвид Робсарт открыто встал на сторону средних землевладельцев, которые поднялись против войны, ибо считали, что Карл I попирает их религиозные права. Робсарт относился к среднему дворянству как к соли земли Англии и полагал, что Карлу следует больше считаться со своими подданными. Это привело к окончательному разрыву отца с двором, хотя до Евы и доходили слухи, что сама королева умоляла отца быть сговорчивее и помочь ее супругу. Но барон Робсарт отказался. Он удалился от двора в свое поместье Сент-Прайори и забрал дочь с собой.
Так Ева впервые оказалась в глуши, в ссылке, как считала она, и ощутила весь ужас громады Сент-Прайори. Она впервые познакомилась здесь с младшей сестрой и была удивлена той любовью, с какой малютка Рэйчел относилась к поместью – хотя Рэйчел всегда была странным ребенком! Еве льстило то немое обожание, каким одаривала ее младшая сестра, и она даже привязалась к малютке, но сама-то она была здесь несчастна. Так несчастна!..
Тут, в провинции, текла совсем иная жизнь. И все больше набирали силу пуритане. Эти люди в длинных, черных, наглухо застегнутых плащах, носившие у пояса Библию и полагавшие, что они одни достойны внимания Господа на земле, были всюду, и их мрачный характер словно накладывал отпечаток на округу. Они настаивали на запрещении ношения длинных локонов, пышных воротников, бархатных камзолов с лентами, всюду вводили свою суровую моду. А главное, они всячески боролись с развлечениями. В краях солсберийских пустошей и так немного населения, но если где-то собирался народ, то тут же появлялись пуритане и сразу следовали проклятья – запретить танцы, хороводы, не разрешать петушиные бои, не посещать городские таверны, не играть в кости и карты. И Ева восстала против этого. Иначе она не могла. Она стала созывать местных помещиков на балы и охоты, дерзила пуританским священникам, уличала их в лицемерии. Окрестные жители, еще не до конца увязшие в новых веяниях пуритан, были то очарованы, то шокированы ее поведением. Эта девушка вносила в их угрюмую жизнь разнообразие, потому что заражала их весельем, которое они боялись проявлять, запуганные пуританской моралью. Да, весть о своенравной красавице шла далеко. Ей исполнилось всего шестнадцать лет, но яркая личность и удивительная красота сделали ее главной фигурой во всем графстве.
Возможно, тогда она впервые привлекла к себе внимание Стивена Гаррисона. Хотя что значил он, сын простого сельского сквайра, в глазах светской красотки? Но она флиртовала и с ним, как со многими другими, ибо любила внимание мужчин, жаждала восхищения, и ей надо было постоянно убеждать себя в том, что она не пропадет в этой глуши. Тем более что все меньше оставалось надежд на возвращение ко двору. Дэвид Робсарт тоже стал склоняться к пуританизму, и дерзкие выходки дочери его шокировали. Но он никогда не пенял ей, ибо считал себя в чем-то виноватым перед ней. А может, он уже тогда все больше погружался в себя: все чаще запирался в своих покоях, углублялся в чтение Библии. Мучительные раздумья о своей судьбе, о ее предопределении становились его страстью и болезнью. Потом он был призван в Лондон на заседание парламента. Ева очень надеялась, что он возьмет ее с собой, а когда этого не случилось, закатила отцу настоящую истерику. Барон уехал ненадолго и вернулся еще более мрачный; теперь он все чаще высказывался против короля Карла.
– Наш монарх считает, что правит от имени Господа, но в стране есть люди, не согласные с этим.
Еве казалось, что он имеет в виду самого себя, и она холодела от страха. Ведь если отец окончательно порвет с двором, то и ей придется провести жизнь в этой глуши. А она так любила двор с его балами, празднествами, фейерверками, любила Лондон с его сутолокой, сплетнями, сенсациями. Она скучала даже по вони этого огромного города, по дымам его мыловарен и печей для обжига извести.
Вскоре после этого началась война. Король окончательно рассорился с парламентом, уехал в Ноттингем, где поднял свой штандарт. Это послужило сигналом к войне, в округе все только и говорили о кавалерах и круглоголовых. Некоторое время спустя и барон Дэвид Робсарт отбыл на войну, чтобы сражаться на стороне парламента.
Для Евы это означало крушение всех надежд. Она жила в каком-то странном возбуждении, которое затем сменилось апатией. Она ненавидела огромный безлюдный Сент-Прайори и теперь то приходила в ярость, то вдруг становилась тихой и печальной, то неожиданно заходилась в безудержных рыданиях. Однажды в Сент-Прайори приехал ее брат Эдуард. Он рассказал, что двор короля обосновался в Оксфорде и Эдуард отправляется туда, чтобы предложить королю свою шпагу. Он не поддержал отца! Как это было восхитительно!
Ева вдруг поняла, что не может больше оставаться в Сент-Прайори, с его тайнами и проклятьями. Ей невероятно опостылело здесь все: и низкое небо над равниной, и безлюдье, и пуританское ханжество. Уговорив тетушку Элизабет сопровождать ее, оставив младшую сестру на попечение уже ставшего священником дяди Энтони, она вместе с Эдуардом отправилась в Оксфорд.
И вновь наступила настоящая жизнь. Мрачная тень войны еще не наложила свой отпечаток на двор. Здесь все сияло блеском и роскошью, давались балы, кавалеры были любезными, а дамы нарядными. В Оксфорде царило веселье, там насмехались над суровой религиозностью парламента, кутили и развлекались вовсю. Эдуард Робсарт был принят королем с распростертыми объятиями и получил чин полковника кавалерии, сорокалетняя тетушка Элизабет Робсарт тоже удостоилась быть принятой монархом и столько времени проводила с престарелым лордом Монтгомери, что, когда огласили помолвку, это никого не удивило. Что же касается Евы Робсарт – она истинно блистала. Ей было девятнадцать лет, она была в расцвете своей красоты, мужчины сходили по ней с ума, дрались на дуэлях, добивались внимания красавицы, чей отец сражался в армии противника. На положении Евы, впрочем, это никак не отражалось. Сам король расточал ей комплименты и, в отсутствие находившейся во Франции супруги, открывал балы под руку с Евой Робсарт. Четырнадцатилетний принц Уэльский бегал за ней, как щенок, и выглядел влюбленным. Она смеялась и кокетничала с ним, совала ему в рот леденцы. Но главное – в Оксфорде был принц Руперт, и старая страсть вспыхнула с новой силой. Победитель парламентских войск при Эджхилле, герой войны, принц Руперт обладал в глазах Евы неоспоримой привлекательностью, и, хотя вокруг нее вращалось немало достойных претендентов и предложение руки и сердца следовало одно за другим, глаза Евы начинали сиять, лишь когда появлялся Руперт. Она была очарована, безоглядно влюблена. Однако как дочь пэра Англии она была честолюбива и, понимая, что обстоятельства благоприятствуют ей, стремилась не просто очаровать племянника Карла I, она поставила целью женить принца на себе.
Они были прекрасной парой: юная Ева Робсарт и двадцатичетырехлетний, овеянный боевой славой принц Руперт. К тому же все видели, что Руперт просто теряет от Евы голову. И если чувственная и горячая Ева пьянела от страсти в объятиях Руперта, то у последней черты ее удерживали лишь практичность и честолюбие. Больше всего она боялась, что, если Руперт не сделает ей вот-вот предложение, она все равно уступит ему. Что вскоре и произошло.
Однажды, в мае, веселый принц Руперт собрал пышную кавалькаду из дам и кавалеров и с Евой по правую руку возглавил эту конную прогулку, двигаясь в сторону одной из ближайших усадеб. По сути дела, это было полное безрассудство, ведь войска парламента приближались к королевскому Оксфорду, и они могли столкнуться с неприятелем в любой момент. Только такой беспечный человек, как Руперт, мог затеять подобную авантюру, да еще взять с собой наследного принца Карла и дам. Когда они только расположились на обед в поместье преданного роялиста, их неожиданно обложили отряды круглоголовых. Поднялась паника: усадьба была обычным сельским домом, даже не обнесенным рвом, и Руперт, не на шутку испугавшись, заметался между наследником и дамами. И тут Ева овладела ситуацией. Склонившись в низком реверансе перед Карлом, она сказала:
– Если ваше высочество только прикажет… Я думаю, мы прорвемся. – Она решительно взяла своими маленькими ручками два пистолета.
Ее самообладание воодушевило присутствующих. Все быстро оседлали коней, и, едва распахнулись ворота, все они, кроме нескольких робких дам, карьером вынеслись на неприятеля и, открыв огонь, вонзили шпоры в бока коней и прорвались сквозь осаду.
Руперт тогда получил сильный нагоняй от короля за то, что посмел рисковать свободой наследного принца, а Ева стала героиней дня. Король при всех поцеловал ее в лоб, называя своей милой девочкой, принц Карл смотрел на нее с обожанием, а взгляд Руперта был непередаваем. Но Ева впервые не упивалась почестями и лестью. Улучив момент, она ушла в парк и там, в отдаленной беседке, дала волю слезам от пережитого испуга, который довел ее едва ли не до состояния шока. Там, плачущую, ее нашел Руперт. Приголубил, приласкал, а она и не заметила, как расслабилась в его сильных руках, как его прикосновения, его страсть разожгли ответный огонь в ее теле и она уступила ему, позволила овладеть собой.
При дворе ничего нельзя утаить, и вскоре все узнали, что Ева Робсарт стала любовницей принца Руперта. Но Ева уже сама не могла себя сдержать. Чувственная от природы, она таяла в любви и находила столько восхитительного в ее физической стороне, в плотских радостях, которые обрушились на нее столь внезапно, что в жажде физического удовлетворения совсем забыла о честолюбивых помыслах. Так был упущен благоприятный момент. Принц Руперт отбыл на север, где в битве при Морстон-Муре потерпел сокрушительное поражение и вынужден был скрываться. Король Карл покинул Оксфорд, его маленький двор распался, и Ева вынуждена была возвратиться в ненавистный Сент-Прайори вместе с тетушкой Элизабет, которой тоже так и не пришлось предстать перед алтарем, ибо ее жених, лорд Монтгомери, сложил голову при Морстон-Муре.
А вскоре Ева поняла, что беременна.
Дочь лорда, опозорившая себя подобным падением, теперь она жила тихо и уединенно. Она писала Руперту несколько раз, но не получала ответа. То ли письма не доходили до принца в терзаемой гражданской войной стране, то ли он не имел возможности ответить, то ли не хотел. Так или иначе, а Ева Робсарт таилась от всех, беременность была ей в тягость, она затягивалась в тугие корсеты, и, когда до истечения срока разродилась мертворожденным ребенком, которого тут же тайно похоронили преданные слуги, она сочла это едва ли не избавлением.
Ева очень изменилась, исчезла ее веселость, она стала мрачной; даже красота ее несколько поблекла. Тем не менее она продолжала без памяти любить Руперта, ждала встречи с ним, жадно ловила вести о своем неверном возлюбленном. Когда она узнала, что Руперт вновь обрел силы и готовится к новой битве при Нэйсби, то, несмотря на смутное время и протесты родни, выехала к нему в Нортхемптоншир.
Дорога оживила ее. Она не боялась путешествовать по разоренной, враждебной стране. Когда ее останавливали роялисты, она напоминала, что ее брат состоит в армии короля, а если дорогу преграждали сторонники парламента, ссылалась на то, что ее отец, лорд Робсарт, – генерал в войсках командующего парламентскими силами лорда Ферфакса. Ее пропускали, и она приказывала вознице гнать коней, ибо просто жаждала поскорей увидеться с Рупертом, объясниться с ним.
Ее не пропустили дальше Нэйсби. Несколько дней она ютилась в отвратительной гостинице, по ночам ее будили пушечная пальба, крики. Когда через городок, отступая, промчались отряды зятя Кромвеля генерал-комиссара Айр-тона, она с радостным криком кинулась на улицу, полагая, что кавалеры победили. И тут она увидела Руперта. На коне, с обнаженной шпагой, без шляпы, он преследовал отступающих. Едва увидев возлюбленного, Ева бросилась к нему навстречу; она кричала, звала, наконец он ее заметил. Его холодные голубые глаза взглянули на нее почти что с ненавистью. Конь рвался под ним, и он едва сдерживал его, пока бросал в лицо Еве жестокие злые слова:
– Какого дьявола, миледи? Убирайтесь ко всем чертям! Вас нам только и недоставало! – И он умчался, обдав ее облаком пыли.
Ева осталась на дороге, все еще не веря в случившееся. Она увидела, как храбрые отряды Руперта, овладев городком, приступили к грабежу. Обычное дело на войне: победители не щадят побежденных. Но Ева еще никогда не видела всех ужасов поражения. И сейчас широко открытыми глазами она смотрела, как галантные роялисты, превратившись в зверей, врывались в дома, выбрасывали оттуда людей, грабили, жгли. Сам красавец Руперт подавал им пример, носился на коне среди вопящей, разбегающейся толпы, стрелял, колол шпагой.
Еве тоже не повезло: ее схватили, поволокли куда-то. Она отбивалась, кричала, звала Руперта. Тщетно. Ее затащили в какой-то сарай, кинули под телегу, стали насиловать. Она не сразу поняла, почему ее отпустили. Насильники вдруг кинулись прочь, а когда Ева, плача и пошатываясь, подошла к воротам сарая, она увидела, что ситуация изменилась и теперь роялисты разбегаются, ибо в Нэйсби ворвались круглоголовые.
