Текст книги "Лунный свет (ЛП)"

Автор книги: Сиира Го

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

    – Да, конечно, – пробормотал Таичи. – Я и забыл... Сейчас будем выбираться.

    Виконт слабо кивнул. Таичи вытащил его из машины, подхватил поудобнее и побежал: надо было торопиться, пока не вернулся Охата с больничным персоналом.

    – Только не умирай. Ты не умрешь раньше меня. Ты будешь жить долго-долго.

    Томоэ приоткрыл глаза: за плечом Таичи он мог видеть луну. Чем-то она напомнила лицо Мадам, когда та улыбалась. Мелодичный голос словно наяву звучал у виконта в ушах:

    – Акихиро Сандэрс Томоэ. Ты не стал подлинным вампиром, и, может быть, тебе не удастся прожить по-настоящему долгую жизнь. Однако же ты получил второй шанс – наслаждайся им.

    Oui, Madame. Я буду радоваться тому, что у меня осталось. Только дайте мне еще один шанс. Я не хочу так умирать... не хочу оставлять моего волка одного. Я люблю его.

    Луна внимала... но слышала ли?

    – Акихиро, мы будем привлекать лишнее внимание. Я найду машину, – они оказались на пустыре за больницей.

    Таичи хотел броситься на поиски машины, но обнаружил, что боится и на шаг отойти от Томоэ. А если тот умрет, пока Таичи не будет? У него уже не шла кровь горлом... Это означало, что в теле ее почти не осталось?

    – Выпей моей, – парень сел на землю, приподнял Томоэ голову и сильно укусил себя в запястье. – Вот.

    Нельзя, мысленно простонал виконт.

    Так или иначе, этой жертвой Таичи выражал свою любовь. А без крови Томоэ все равно не жить: так какая разница, от чего умирать. Пусть и от аллергической реакции. Он собрал все силы и принялся глотать.

    Если бы что-то пошло неправильно, у Томоэ сразу открылся бы сильный кашель. Но на этот раз ничего подобного не случилось. Более того, кровь не горчила! Не исключено, что он просто частично потерял чувствительность, однако все, что он ощущал – приятное тепло в изломанном теле.

    – За меня не волнуйся. Видишь, какая луна? Я бы с двумя медведями справился. Не знаю, сработает ли... Но я же не могу стоять и смотреть, правда? Теперь я всегда буду жить в тебе... держись.

    Рассуждения Таичи не блистали логикой, и в другое время виконт посмеялся бы над ним. Но сейчас даже головой качнуть казалось непосильной задачей.

    – Я вернусь. Обязательно вернусь. Дождись меня.

    Парень обмотал запястье платком и рванулся с места. Взметнулись отросшие волосы – Таичи скрылся из виду. Томоэ остался наедине с безмолвной луной.

    Но виконт недолго был один. Вскоре вернулся призрак – уже не в обличии старика – возле Томоэ стоял прекрасный офицер. Вот так он выглядел, когда впервые встретил Томоэ.

    – Если бы я по-настоящему тебя любил, то не стал бы стрелять.

    На каком же приме это случилось? Томоэ сказал, что неважно танцует, а офицер принялся его учить. И хотя военному следовало танцевать женскую партию, чтобы Томоэ мог выучить мужскую, в конечном итоге вел все равно он. Молодые люди кружились по тенистому саду, и в какой-то момент танец сменился объятиями...

    Тайные встречи продолжались десять лет, после отношения стали тяжелой обузой для обоих. Родители Томоэ все чаще намекали, что сыну пора бы жениться. Некоторое время он ссылался на хлопоты в своем новом отеле, но так не могло тянуться бесконечно.

    А потом в него будто злобный дух вселился. Случайная интрижка с юным посыльным завершилась трагедией.

    Томоэ никогда не винил офицера в случившемся. Даже намеревался – уже после формальной смерти – разыскать любовника, вымолить прощение... Но минуло сорок лет, офицер состарился. Именно тогда Томоэ полностью осознал всю безжалостность Времени. Настоящая любовь – иллюзия, решил он и начал менять партнеров, как перчатки.

    – Если бы я по-настоящему любил тебя, – повторил призрак, – я бы нашел способ остаться с тобой. Хватит, Томоэ. Ты достаточно настрадался. Ты свободен. Иди к нему... Вспоминай меня иногда.

    Видение исчезло. Но теперь лежащего виконта окружили огромные черные звери.

    Кто... кто вы?

    В ответ раздалось громкое ворчание.

    Я отличаюсь от прочих так же, как и вы, беззвучно молил виконт. У меня нет ни клыков, ни когтей, но это не делает меня менее "другим"...

    Глаза зверей полыхали алым. Над пустырем полетел вой.

    Он говорит, он один из нас.

    Один из нас.

    Звери сблизили головы, словно разговаривали.

    Он мужчина.

    Он не сможет выносить детей.

    Не ваше дело. Оставьте нас, беззвучно выкрикнул Томоэ. Мы оба не такие, как все. Он одинок, у него никого нет. Я буду заботиться о нем.

    Один из зверей прыгнул на Томоэ и прикрыл виконта своим телом, остальные сбились в тесный круг.

    – Куда он подевался? Как можно сбежать незамеченным с окровавленным человеком на руках? – среди сорной травы шагал Охата, удивительно реальный по сравнению с окружающими Томоэ призраками.

    – Он прячется где-то здесь. Проклятье, неужели Томоэ одного вида с Ямагами? Вроде не казался особо сильным... Да у него ребра всмятку были...

    Сияние луны серебрило пустырь, освещало каждую травинку. Профессор прошел рядом с Томоэ и даже головы не повернул.

    – Его кровь тоже подошла бы, – рассуждал Охата, с досадой топча поникшие стебли. – Миллилитров сто хотя бы.

    В конце концов, профессор прекратил бесплодные поиски и побрел обратно к больнице.

    Звери, расступившись, исчезли – Томоэ снова остался в одиночестве. Но он уже меньше тревожился: чувствовал себя гораздо крепче, зрение и слух вернулись. И еще он слышал, что к пустырю приближается автомобиль. Рычание двигателя показалось знакомым... "Ягуар"? Но у Таичи даже прав не было. Как парень справился с такой мощной машиной? Хоть бы полицию на пути не встретить...

    – Слава богам, живой... – Таичи поцеловал виконта в покрытые засохшей кровью губы.

    Взял с заднего сиденья одеяло, укутал.

    – Теперь все будет хорошо, да? Поедем домой.

    Верно. Домой.

    Там Энтони, там будет и Таичи... Успокоенный этой мыслью, Томоэ все-таки потерял сознание.

    Дворецкий по своему обыкновению встречал их в прихожей. Но вся его невозмутимость улетучилась, стоило ему бросить взгляд на ношу Таичи.

    – Старик... нет... мистер Энтони Стэрнс. Простите, Томоэ сбила машина. И боюсь, я виноват.

    – Машина?

    – Пожалуйста, помогите! Что мне делать?

    Дворецкий тщательно запер двери и кивком указал на лестницу:

    – Отнесите его в спальню. Убедитесь, чтобы не единого луча света...

    – А здесь гроба случайно нет? Я думал, вампиры спят в гробах.

    – Томоэ-сама больше человек, чем вампир. Если у него сильно упадет температура, будет плохо. Надо уложить его в постель и согреть.

    – Ясно.

    В спальне они освободили Томоэ от одежды.

    – Нога сломана. Ребра, кажется, тоже... У него кровь изо рта лилась.

    – Кровь, – повторил Энтони. – Нужна свежая кровь.

    Он осматривал комнату, прикидывая, из чего сделать шину, и в то же время напряженно о чем-то думал.

    – А та штука, которую он пьет, не поможет?

    – Напиток состоит из крови, смешанной с фруктовым соком. Его замораживают для транспортировки... Обычно этого достаточно, но сейчас Томоэ-сама необходима свежая кровь.

    – Я дам ему своей.

    – Нельзя. Томоэ-сама принимает исключительно женскую кровь.

    – И где мы ее сейчас возьмем? А мою он уже пил.

    Дворецкий вздрогнул и в гневе напустился на Таичи:

    – Да вы представляете, что могло случиться?! О чем вы только думали?!

    – Некогда было думать!

    Энтони не ответил и продолжал обиженно молчать, пока не зафиксировал сломанную конечность с помощью простыни и нескольких ремней.

    – И это все? Оно так заживет?

    – Кому, как не вам, знать, что наши способности к регенерации намного превышают человеческие?

    – Да, но...

    – Ямагами-сама, проверьте, пожалуйста, дверь и хорошенько задерните занавески.

    Таичи послушно удостоверился, что солнечные лучи не смогут проникнуть в комнату, и позвал:

    – Мистер Энтони?

    – Вовсе не обязательно называть меня "мистер".

    – Хорошо, тогда Энтони. Вы... ты тоже можешь видеть в темноте?

    – Я такой же, как Томоэ-сама. А сейчас прощу прощения. Мне надо связаться с братьями и постараться найти женщину, которая даст нам крови.

    – Незачем. Я сам справлюсь.

    – Ямагами-сама, вы не можете...

    – Энтони, кто здесь хозяин?

    Дворецкий застыл – до такой степени Таичи напомнил ему в этот момент господина. Некоторое время они пристально смотрели друг на друга, и Энтони первый нарушил молчание:

    – Мой хозяин – Томоэ-сама.

    – Какое положение занимает партнер Томоэ? Он должен подчиняться тебе? Отвечай.

    – Он... занимает высокое положение.

    – Я партнер Акихиро. И я дам ему свою кровь. А ты будешь держать свои возражения при себе, ясно?

    – Обещайте, что если появятся хоть малейшие признаки отторжения, то вы тотчас прекратите. И все же стоит подумать о том, где взять свежую кровь...

    Однако Таичи не собирался больше слушать, и дворецкий ничего не мог поделать. Если Томоэ суждено умереть, значит, такова судьба. И ему наверняка будет легче уходить, ощущая именно этот вкус...

    – Сколько ему надо?

    – Около ста миллилитров каждые шесть часов. Но как же вы?

    – Не волнуйся, сейчас полная луна. Я способен на многое.

    Таичи выпутался из костюма, лег рядом с Томоэ и примерился разорвать себе запястье. Дворецкий предусмотрительно протянул ему нож:

    – Разрез быстрее затянется. Я приготовлю еду, будете спускаться вниз, когда проголодаетесь.

    – Хорошо.

    Энтони беззвучно покинул спальню.

    Какой же холодный... Хотелось обнять крепко, изо всех сил, но ведь нельзя. И Таичи придвигался осторожно, по сантиметру, стараясь как можно теснее прильнуть к неподвижному телу.

    – Не умирай, Акихиро. Я хотел прибить Охату на месте, но сдержался. Не хотел проблем. Нельзя в полицию, нельзя в больницу... Не к кому идти за помощью. Как же ты выживал все это время?

    Слышит ли он? И все равно надо говорить. Слова удержат душу, не дадут ей улететь далеко-далеко, туда, откуда нет возврата. Мерно текла кровь. Инстинкты нашептывали Таичи, что за толстыми стенами рождается новый день.

    Утро в горах... Над вершинами в покрывале розовых облаков поднимается солнце. По земле стелется туман, собирается вокруг ног. Воздух звенит от птичьего пения, на поле суетится мелкая живность. Плещется в реке рыба, снуют между камнями маленькие крабы. Как жаль, что он никогда не сможет показать все это Томоэ.

    – И ночью там тоже красиво... – Таичи не умел много и складно говорить и все-таки шептал на ухо Томоэ, словно убаюкивая: – В сезон светлячков берега реки похожи на улицу под Рождество. Иногда лягушки кричат так, что нельзя заснуть. Хотел бы я показать тебе... но теперь там только вода.

    Он понятия не имел о гипнозе, не знал, как извлечь из подсознания полустертые образы, однако интуитивно все делал правильно. Он рассказывал и представлял большого черного волка, бегущего через лес. Волки... В Японии их истребили давным-давно. Благородные звери, которые не страшились вступить в бой с медведем, пали жертвой человека, чье главное оружие – изобретательность и ум. Но где-то, глубоко в горах, память прежних владык леса по-прежнему жива.

    ... Он бежит среди деревьев. У него четыре лапы, густой темный мех. И вдруг перед ним – другой волк. Не черный, золотисто-коричневый. Волки образуют пары на всю жизнь.

    Ты будешь со мной. Всю жизнь.

    Тот, другой волк пахнет цветами.

    Граница между сном и реальностью истончается.

    Время течет, как кровь, – медленно, незаметно.

    Минуло пять дней, а Томоэ так и не очнулся.

    Таичи без аппетита ужинал на террасе: превосходная еда казалась не вкуснее опилок. Скоро появится луна... может, ее свет придаст сил?

    – Ямагами-сан, я готовлю вам блюда, богатые протеином и витаминами. Вы должны съесть все.

    – Я знаю. Я тут подумал... вдруг моя кровь какая-то не такая? Столько времени прошло, а Томоэ до сих пор не лучше, – Таичи изучал подживающий порез на запястье. – Энтони, ты же был когда-то человеком, да? Ты кого-нибудь любил?

    Энтони сохранял невозмутимость в самых отчаянных ситуациях, и Таичи начал уважать его за это умение. Как обычно при свете дня парню серьезно не хватало уверенности в своих силах, и дворецкий был сейчас единственным, кто мог поддержать его.

    – Я жил в поместье Мадам. Мои родители были бедны и продали меня в услужение в возрасте десяти лет. Мадам ... Я не знал, что женщины бывают столь красивы.

    – Ты любил ее?

    – Да. Я состарился, а она оставалась молодой и прекрасной. Разумеется, я и коснуться ее не смел, лишь старался угодить. Исполнял все, что она велела... Однажды в поместье начался пожар – Энтони наполнял бокал Таичи апельсиновым соком, но мыслями был далеко отсюда. – Я спас любимую лошадь Мадам. Подумал, что мне, старику, все равно недолго осталось, и вошел в горящую конюшню. Лошадь я вывел, но...

    – Мадам дала тебе вторую жизнь, как и Акихиро?

    – Верно. А когда она спасла Томоэ-сама, то поручила его мне, потому что я знал, каково это.

    – А тебе не было обидно, что она обращалась с тобой, как с вещью?

    – Вовсе нет. После того, как я стал другим, мои чувства к Мадам тоже изменились. Нас не много, мы словно одна большая семья. Я по-прежнему люблю Мадам, но как члена семьи, а Томоэ-сама мне как сын.

    Дворецкий посмотрел на восток, где всходила половинка луны:

    – Вы с нами уже месяц.

    – Всего лишь месяц, а кажется, будто всю жизнь здесь провел. Знаешь... когда Акихиро выздоровеет, давай купим фургон и поедем за город. Только холодильник нужен. И затемненная комната. Тогда можно будет путешествовать, да?

    – Но сначала вам следует получить права.

    Оба одновременно улыбнулись. Все как будто шло неплохо... лишь пустующее место за столом напоминало о том, кто был так дорог обоим и кого обоим так не хватало.

    – Энтони... – Таичи вдруг вскинул голову. – Ты... чувствуешь?

    – Да. Пожалуй, мне стоит приготовить "коктейль".

    – Он проснулся?!

    Стул отлетел мало не в стену, а Таичи рванулся к лестнице, наверх, в темную спальню. Вразрез всем инструкциям дворецкого сдернул с занавесей стягивающую их тесьму, позволяя бледному свету озарить комнату. Томоэ смотрел на него со слабой улыбкой.

    – Акихиро! – Таичи осторожно приподнял одеяло, дотронулся.

    Томоэ не был уже таким холодным.

    – Я хочу попросить тебя кое о чем, хотя подобная просьба довольно эгоистична с моей стороны.

    – Ты очнулся! – на другие мысли парень был временно не способен.

    Он обнимал виконта, целовал губы, хранившие вкус его собственной крови.

    – Таичи, пожалуйста.

    – Я все сделаю. Все, что хочешь, все, что скажешь. И плевать на эгоизм.

    – Ты будешь любить меня и в безлунные ночи?

    Таичи прыснул от смеха, но, даже смеясь, выглядел готовым расплакаться.

    – Это вся твоя просьба?

    – Ты не должен ревновать к самому себе. Я люблю тебя и не могу ждать по полмесяца.

    – Первая мысль того, кто только-только с того света выкарабкался. Ну ты даешь.

    Таичи усадил его, снова заключил в объятия. Шелковистая кожа, крепкие мышцы, целые кости...

    – Здорово. Ты совсем поправился.

    – Здорово, да не очень. Я-то надеялся на медовый месяц под полной луной. До чего досадно, – виконт обнял Таичи в ответ и перевел взгляд на окно. – Лунный свет – это отражение солнечного, только и всего. Откуда в нем такая сила?

    Лаская любимого, для которого влияние луны не было пустым звуком, Томоэ понимал, что никогда не сможет найти ответ на этот вопрос.

    – Именно из-за того, что он – отражение. Все, кто не умеет жить в настоящем свете, выходят под лунный. Думают, что он ненастоящий, и выходят, понимаешь?

    – Чудесно. И когда ты успел стать поэтом? – очередной поцелуй был куда глубже.

    – Акихиро... Чуть не умер и уже... Очень в твоем духе.

    – О каком "чуть не умер" речь? Я всего лишь немного заспался, – виконт обхватил лицо Таичи ладонями. – Я долго спал и видел сон. Как будто черный волк ведет меня через лес. И я тоже был волком.

    – Золотисто-коричневым, точно?

    – Да. Я мог появляться на солнце даже в жаркий летний день. Мы купались в солнечных лучах, а когда стемнело, забрались на скалу и вместе выли на луну.

    – Ааааооооууууу!!! – завыл Таичи.

    Соседские собаки зашлись лаем, а потом подхватили – мужчины покатились от смеха.

    Таичи припал губами к ладони виконта, свидетельствуя о своей вечной любви.

    – Прошу меня простить, – на пороге стоял дворецкий с бокалом на серебряном подносе.

    Очередное подтверждение того, что все наконец-то вернулось на круги своя.

    – Энтони, извини, что заставил волноваться, – покаялся Томоэ.

    Возможно, со стороны их отношения казались неестественными, наигранными, но Таичи то знал, что они просто наслаждаются жизнью. Энтони мог выбрать любой путь... и все же предпочел довольствоваться ролью простого дворецкого. Но зато – лучшего в мире дворецкого. А Томоэ больше всего на свете нуждался в любви. Любить и быть любимым – лишь при таких условиях виконт взирал на этот мир с неугасающим интересом.

    – Томоэ-сама, вам что-нибудь надо?

    – Нет, Энтони. Я ухожу.

    – Акихиро!

    – Томоэ-сама!

    Голоса людей, которым судьба виконта была небезразлична, прозвучали в унисон.

    – Никаких "ухожу"! Ты очнулся десять минут назад! – Таичи попытался уложить Томоэ обратно, но тот ловко уклонился и кивнул на импровизированную шину.

    – Энтони, убери это.

    Дворецкий безропотно расстегнул ремни, размотал простынь. Виконт встал, потянулся в лунном свете – совершенный, как прежде.

    – Томоэ-сама, куда вы собрались? – нервничал Энтони.

    Томоэ вместо ответа взял бокал и осушил одним глотком. Вытер губы, заметил, что после крови Таичи напиток кажется безнадежно пресным. А потом холодно произнес:

    – Я Акихиро Сандэрс Томоэ, прямой наследник виконта Томоэ. Кровь самурайского клана смешалась во мне с кровью британского офицера, преданно служившего своей стране. К сожалению, мне было отказано в поступлении на военную службу, поскольку моя мать была японкой.

    – Томоэ-сама, что вы задумали?

    – Я не оставлю оскорбление без должного ответа. Охата должен поплатиться.

    И он направился в ванную. Месть, как известно, блюдо, которое принято подавать холодным, а вот с заботой о внешности затягивать нельзя – в этом был весь Томоэ.

    – Хочешь, я сбегаю к Охате и оторву ему голову? – Таичи пошел следом, до последнего надеясь отговорить виконта от безумного плана.

    – Нет, Таичи. Убивать людей негуманно.

    – А ничего, что он тебя чуть не убил? Оставь его мне!

    – Я сказал, нет. Мы не будем его убивать. Я не хочу неприятностей с законом, – стоя под горячей водой, Томоэ довольно вздохнул. – Не желаешь присоединиться?

    – О чем ты, черт побери, думаешь?!

    – Взять чужую жизнь – это не месть. У меня свои способы, – ледяной смех заставил Таичи поежиться. – Могу я надеяться на твою помощь?

    – Конечно, я пойду с тобой. Даже если бы ты запретил, все равно пошел бы.

    – Он пытался убить меня. Ради каких-то денег он пытался убить меня, Акихиро Томоэ. Что за человек этот профессор Охата, – виконт вытерся и взял с полки лосьон. – Натри мне спину, пожалуйста.

    Таичи принял бутылочку, втянул знакомый цветочный аромат. Так пах золотистый волк из его сна.

    – Энтони, в новостях было что-нибудь?

    – Нет, – дворецкий чудесным образом возник возле дверей ванной. – Ни в газетах, ни по телевидению.

    – Очень хорошо. Энтони, мою парадную визитку, пожалуйста, белую рубашку и черный галстук-бабочку. Пора устроить небольшой маскарад.

    Таичи, прилежно растирающий спину виконта лосьоном, опустил руку пониже и вздохнул:

    – Сплошные проблемы. Я думал, мы сможем поразвлечься сегодня.

    – Японские самураи и западные рыцари похожи: они достойно отвечают на вызов. Я давно так не сердился, но гнев не ведет к победе. Обещаю, у нас хватит времени и на развлечения.

    Серебряным гребнем Томоэ зачесал волосы назад, с помощью Энтони облачился в принесенную одежду. Длинный черный плащ добавил последний штрих к картине "типичного" вампира – хоть в фильме снимайся.

    – А мне что надеть?

    – Джинсы и кожаную куртку.

    – Ничего, что мы слишком отличаемся?

    – Будет лучше, если ты сможешь свободно двигаться. Я уберу из памяти Охаты наши образы.

    Дворецкий протянул господину перчатки.

    – По-моему, в тебе говорит моя кровь, – заметил Таичи, оценив новый, довольно агрессивный облик любимого. – Взошла луна, и ты рвешься в бой.

    – Вполне возможно. Это, по крайней мере, объяснило бы, почему я рвусь в бой и в другом смысле.

    Таичи украдкой мазнул взглядом по его брюкам.

    – Что ж, давай поторопимся и закончим с этим. В конце концов, у нас медовый месяц.

    Что такое страх? Когда люди сталкиваются с тем, чего не могут объяснить, они ощущают страх и тревогу. Именно этими чувствами мучился сейчас профессор Охата. В больнице он признался, что сбил человека. Молодой доктор осведомился, есть ли у жертвы переломы или сотрясение, однако Охата настаивал, что врачу лучше взглянуть самому.

    Но заднее сиденье пустовало. Профессор пытался расспрашивать прохожих – к его удивлению, никто не заметил молодых людей, сколько-нибудь напоминающих Таичи с Томоэ. Казалось бы, куда уж приметнее – и ни одного свидетеля. Равно как следов и кровавых пятен. В конце концов, кто-то предложил вызвать полицию, и Охата быстро скрылся. В его планы не входило общение с представителями закона, ведь он сбил Томоэ отнюдь не случайно.

    С того дня профессор сказался больным и закрылся в своей квартире на третьем этаже, искренне радуясь, что одинок и никто не будет ни о чем допытываться. Как же он не догадался, что Томоэ одного вида с Таичи Ямагами? Не следовало столько болтать в кафе. Зря он это сделал... С другой стороны, лгать просто не получалось! Не получалось – и все.

    Как же быть? Если Томоэ умер, он теперь преступник. А как все хорошо начиналось! Он наблюдал за домом, словно въедливый папарацци, и заметил, что Томоэ выходит на улицу исключительно по ночам. Таичи порой появлялся и при свете дня, но больше никто в дом не входил и не выходил.

    Охата не собирался убивать Томоэ: достаточно было бы отправить его в больницу, разлучить с Таичи. Это дало бы возможность обработать парня на предмет образца крови. Но план, казавшийся таким удачным, с треском провалился.

    – Умер ли Томоэ? – вслух гадал профессор. – А Ямагами, скажем, угнал его машину...

    Обзор новостей молчал. Возможно, Ямагами избавился от тела и скрылся.

    – Томоэ определенно был геем и имел на Ямагами виды...

    Время шло, и Охата понемногу успокоился. Полиция не появлялась, Таичи Ямагами не появлялся, в новостях не сообщали ни о каких найденных трупах. Страх и тревога постепенно уходили. Профессор подумал, что с завтрашнего дня, пожалуй, можно выйти на работу и вести себя как ни в чем не бывало.

    Обратив внимание на поздний час, Охата решил ложиться спать. Его квартира была забита книгами. Ставни он не закрывал, здраво полагая, что на третьем этаже это ни к чему. А еще он много курил, и вскоре комната наполнилась дымом. Думая немного проветрить, профессор шагнул к двери, ведущей на балкон. И вдруг он заметил, как покачиваются занавески – словно на сквозняке. Но как? Профессор был уверен, что не оставлял балкон открытым. Охата тщательно запирал все двери, особенно с недавнего времени. И, тем не менее, занавески развевались.

    Когда люди сталкиваются с тем, чего не могут объяснить, они ощущают страх и тревогу.

    Надеясь, что все же просто забыл закрыть балкон, профессор пошел проверить дверь. И тут в квартире погас свет, хотя в прочих домах окна исправно светились. Страх стремительно нарастал.

    – Профессор Охата.

    Охата подпрыгнул, как лягушка, и икнул, страшась обернуться.

    – Если вы расположены извиняться, я вас слушаю, – зловещий, неуловимо притягательный, гипнотический голос.

    Профессор знал этот голос. Несколько дней назад Охата вывернул руль, направляя машину в спину светловолосого мужчины в длинном черном плаще. Возможно, плохо сработали тормоза. Но ему никогда не забыть звук, с которым капот сминал живое тело. Обычный человек после такого удара провел бы на больничной койке не один месяц. При условии, что вообще выжил бы.

    – Профессор Охата?

    Он отчаянно боялся оборачиваться и все-таки обернулся. Занавески взметнулись, с шелестом раздвинулись – у балкона застыла гигантская тень с горящими глазами. Охата в панике метнулся к дверям, однако спасительный выход был закрыт. Черный плащ, ослепительно-белая ткань рубашки – человек, преградивший дорогу, словно из вампирского фильма вышел.

    – Ааааа!

    – Не кричите. Пожалейте соседей.

    Тихие слова вызвали неожиданную реакцию: у Охаты перехватило горло – профессор только рот открывал-закрывал, будто рыба, выброшенная на берег. Он отступил, врезался во что-то большое. В добрых двадцати пяти сантиметрах над его макушкой тускло светились алые глаза тени. Так Охата и стоял, застывший от ужаса, неспособный двинуться ни назад, ни вперед.

    – Таичи, подержи профессора.

    Тень сгребла Охату сзади – до хруста костей и холодного пота.

    – Отвечай. Ты говорил о Таичи кому-то?

    И снова, как прежде в кафе, Охата явственно почувствовал: невозможно солгать, невозможно противиться словам, слетающим с этих ярких губ.

    – Нет. Меня предупредили в деревне. Всякого, кто вмешается в дела Инугами, постигнет их гнев.

    – Но ты не внял предупреждению.

    – Я старался на благо человечества!

    – Ты старался на благо своей жадности. Ты хотел денег и славы.

    – Да, да, я действительно хотел денег! Пожалуйста, отпустите меня!

    Обтянутая белой перчаткой ладонь коснулась его шеи.

    – Хочешь, скажу тебе кое-что интересное? Я не Инугами, я вампир.

    Охата тяжело дышал. Он бы рассмеялся в ответ на подобное заявление, но только не сейчас – в компании двух... людей?... таинственным образом проникших в запертую квартиру.

    – Расслабься. Отвратительное пристрастие к табачному дыму тебя спасло: я не стану пить такую грязную кровь, – улыбнулся Томоэ и с силой прижал сонную артерию дрожащего профессора. – У меня нет желания забирать твою жизнь. Более того, я оставлю тебе чудесный подарок.

    Охата молчал.

    – Ты будешь бояться ночи. Темнота станет повергать тебя в невыносимый ужас.

    Профессор сглотнул.

    – Ты забудешь о нас, но страх останется. Ты боишься ночи. Ты боишься.

    – Я... боюсь ночи.

    – Верно. А особенно – лунной ночи. Ты не выйдешь под луну в одиночестве.

    – Боюсь... Не выйду...

    – Забудь о Таичи Ямагами, забудь обо мне.

    – Я не знаю, кто вы.

    – Чудно, чудно. Отныне тебе придется возвращаться домой засветло. Ради твоего же блага.

    ...Охата медленно приходил в себя. Кажется, на секунду потерял сознание... Странно. Балконная дверь почему-то была открыта, оттуда дуло. В комнате царил мрак, и, осознав это, профессор вдруг ощутил безотчетный страх, который усиливался с каждой секундой. В густых тенях, в темных пустых углах таились призраки.

    Чувствуя подступающую к горлу панику, Охата преодолел ступор и кинулся к выключателям. Нашарил их неверными пальцами. Вскоре в квартире горела каждая лампочка, работал на полную громкость телевизор, и лишь тогда профессор смог немного отдышаться. Но никакая сила не заставила бы его подойти к балкону и закрыть дверь, хотя воздух становился все холоднее. Там, снаружи, город окутывала ночь. А Охата больше всего на свете, до дрожи в коленях, до безумия боялся темноты.

    На лаково-черных боках играли отблески неоновых огней. Стекла в окнах были опущены до предела. "Ягуар" молнией пронизывал ночные улицы.

    – И это все? Стоило морочиться с переодеваниями, – разочарованно протянул Таичи. – Я думал, ты устроишь что-нибудь грандиозное.

    – Даже минутное внушение забирает силы, это же должно будет длиться много лет. Несколько слов потребовали немалой подготовки.

    – Все равно. Ты едва не умер. И собираешься так просто его оставить?

    – Мой подарок хуже смерти. Умирая, он боялся бы считанные мгновения. Теперь он проведет в страхе всю жизнь.

    – Да... Ты жесток.

    – Согласен, я жесток. Но я точно знаю, что есть на свете тот, кто спас бы даже такую бессердечную сволочь, как я, – с этими словами Томоэ остановил автомобиль в совершенно неожиданном месте.

    Таичи высунулся посмотреть на здание, перед которым стоял "Ягуар", и с изумлением спросил:

    – Зачем мы здесь? Это церковь.

    – А я христианин. Даже сейчас. Хотя и перестал читать молитву перед едой.

    Виконт вылез из машины. Церковь была, разумеется, закрыта, но он опустился на колени перед входом, перекрестился и начал молиться.

    – С ума сойти. Вампир-христианин.

    – Всего лишь исповедуюсь время от времени – привычка детства. Когда совершаю что-то плохое, каюсь. Когда случается что-то хорошее, тоже рассказываю. Если Господь отвергнет меня за то, кто я есть, все в Его руках. Пусть райские врата навсегда закрыты для меня, я счастлив быть одним из Его верных детей.

    Покаявшись в причиненном профессору зле, Томоэ пригласил Таичи прогуляться по церковному парку. Парк был оформлен в европейском стиле, вскоре показалась красивая беседка с экзотическими птицами, дремлющими в крыше. Именно в беседку виконт и повлек парня, и птицы, обеспокоенные столь бесцеремонным вторжением, завозмущались сонными голосами.

    – Обещай, что будешь любить меня и в безлунные ночи.

    – Боюсь, от моей светлой стороны толку будет немного.

    – Таичи, по-моему, ты чего-то не понимаешь. Судя по всему, бабка внушила тебе, что существуют два абсолютно разных Таичи. Но ты ведь один. Нет светлой стороны, темной стороны – есть некоторые перемены, вызываемые луной, – Томоэ протянул руку. – Ну-ка, стань прямо.

    – Что ты собираешься делать?

    – Показать тебе, как надо танцевать. Сегодня я возродился. Хочу начать все сначала.

    – Причем здесь танцы?

    – Помолчи и повторяй.

    Таичи не приходилось раньше танцевать, он двигался неуклюже и постоянно наступал виконту на ноги. Однако Томоэ это мало тревожило.

    – Видишь, в небе луна, но ты не зверь. Ты танцуешь.

    – Это потому, что я отдал тебе много крови.

    – Вовсе нет. Это потому, что ты умный, спокойный и можешь держать себя в руках, – возразил Томоэ.

    Грациозно, плавно... Парк, тишина, и никого, кроме птиц... А когда-то были приемы, восторженные вздохи великосветских дам... все осталось в далеком прошлом.