Текст книги "Пастор (ЛП)"
Автор книги: Сиара Симон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)
Она покачала головой, слёзы всё ещё катились по щекам:
– Но если бы ты никогда не встретился со мной, то никогда бы не подумал об уходе.
– Если бы я никогда не встретил тебя, я бы и не узнал, что такое настоящая жизнь.
– О боже, Тайлер, – она закрыла лицо руками. – Представляю, что, вероятно, ты думал обо мне все эти месяцы. Мне ненавистно это. Я ненавидела себя. В тот момент, когда губы Стерлинга коснулись моих, мне хотелось умереть, потому что я видела, как ты бежишь через парк, и знала, что ты был там, знала, что причинила тебе боль, но я должна была это сделать. Я хотела, чтобы ты забыл обо мне и продолжал жить так, как желал того Бог.
– Это больно, – признался я. – Это очень больно.
– Я так сильно ненавидела Стерлинга, – пробормотала она в свои руки. – Я ненавидела его так же сильно, как любила тебя. Я никогда не хотела его, Тайлер, я хотела тебя. Но как я могла быть с тобой, зная о том, что ты всё потеряешь? Я говорила себе, что будет лучше оттолкнуть тебя, чем смотреть, как ты чахнешь.
Я убрал её пальцы от лица.
– Я сейчас зачахший? Потому что я ушёл, Поппи, и это не из-за тебя или опубликованных снимков Стерлинга, а из-за того, что я постиг то, что хотел от меня Бог. Он хотел, чтобы я жил другой жизнью и в другом месте.
– Ты ушёл? – прошептала она. – Я думала, они заставили тебя уйти, когда эти фото всплыли.
– Я сам принял такое решение. Я думал… Полагал, ты поймёшь это.
– Но слухи… Все говорили… – она глубоко вздохнула, глядя на меня. – Я просто посчитала, что эти фото уничтожили тебя. И знание того, что я частично причастна к этому, убивало меня, потому что Стерлинг, не будь меня, никогда бы не нацелился на тебя. Понимание разрывало моё сердце пополам, и я не смогла принять этого. У меня больше не было сердца, чтобы разбить его. Я так сильно скучала по тебе.
– Я тоже скучал по тебе, – я достал чётки и вложил их в её ладонь. – Я принёс их, чтобы вернуть обратно, – проговорил я, сжимая её пальцы на чётках. – Я хочу, чтобы ты приняла их. Потому что я прощаю тебя.
«Но это не вся правда, Тайлер».
Я сделал глубокий вдох:
– Есть ещё кое-что. Мне было так больно – настолько, что это опустошило меня – из-за того, что ты сделала. И сейчас я зол на тебя за то, сколько боли это принесло нам обоим. Ты должна была поговорить со мной, Поппи, должна была сказать мне, что чувствовала всё это время.
– Я пыталась, – призналась она. – Я пыталась так много раз, но это было так, будто ты не слышал меня, будто не понимал. Мне нужно было заставить тебя забыть меня, чтобы не разрушить твою жизнь.
Я вздохнул. Она была права. Она пыталась сказать мне. И я был настолько охвачен нашей любовью, настолько охвачен своей собственной борьбой и собственным выбором, что на самом деле не услышал её.
– Мне жаль, – признался я, вкладывая в эти два слова больше, чем любой человек когда-либо вкладывал прежде. – Мне очень жаль. Я должен был услышать. Должен был сказать тебе, что не имеет никакого значения, что случилось бы с моей работой, с нами, потому что, в конце концов, я верю, что Бог присматривает за тобой и мной. Я верю, что у Бога есть план для нас. И везде, куда бы я ни шёл, куда бы мы ни шли, независимо от того, сколько случилось плохих событий, мы будем вознаграждены его любовью.
Она кивнула, слёзы текли по её щекам. И в этот момент что-то произошло, вдохновение или пробуждение, потому что я кое-что понял.
Я по-прежнему хотел её.
Я по-прежнему любил её.
Я по-прежнему должен был быть с ней до конца своей жизни.
И хоть это не имело никакого смысла, хоть я и узнал всего лишь несколько минут назад, что она и Стерлинг не вместе и никогда не были вместе, всё равно я сделал это. Я опустился на одно колено перед ней:
– В тот день я шёл к тебе, чтобы сделать предложение. И если ты примешь меня, то я по-прежнему хочу на тебе жениться, Поппи. У меня нет кольца. Нет денег. Нет постоянной работы в данный момент. Но я знаю то, что ты единственный и самый удивительный человек, которого Бог когда-либо мне посылал, жизнь без тебя разбивает мне сердце.
– Тайлер … – выдохнула она.
– Выходи за меня, ягнёнок. Скажи «да».
Она посмотрела вниз на чётки, а затем снова на меня. И её ясное, полное слёз «да» достигло моих ушей тогда же, когда её губы коснулись моих, целуя меня жадно, и ликующе, и отчаянно. И мне было всё равно на то, где мы находились или кто нас увидит: я расстегнул свои джинсы, сдёрнул её штаны до колен, устроился напротив её горячего центра и ощутил влажный жар. Я сражался с узким проходом между скамьями, пока мне не удалось развести её ноги коленом и толкнуться внутрь.
Это было быстро, грубо и громко, но ещё это было идеально: только я, и Поппи, и Бог в своей обители, стоящий над нами обоими. Я хотел эту женщину до конца вечности и хотел, чтобы эта вечность началась как можно скорее.
ЭПИЛОГ.
Поппи.
Твоя рука накрыла мой рот, тогда как другая зарылась под слои из кружева и шёлка в поисках моей киски – голой по твоей просьбе. Голой именно для этого момента.
Снаружи гости начинают проходить в церковь, в католическую церковь, несмотря на игривые протесты моих родителей; и в обмен на католическую свадьбу они добились от нас того, чтобы мы, стиснув зубы, позволили им расщедриться, как они и хотели для их принцессы: фейерверки, море шампанского и огней под звёздным небом Род-Айленда.
Но сейчас я не чья-то принцесса. Я – задыхающийся и извивающийся в твоих руках ягнёнок, как только твои пальцы находят мой клитор – уже готовый и опухший – и щипают его, нежно. Я хочу, чтобы ты сорвал с меня эти дизайнерские шелка и кружева за тысячи долларов, обвивающие мою талию, сорвал подвязки и чулки и выставил мою оголённую киску на обозрение. Но ты этого не делаешь.
Вместо этого ты шепчешь мне на ухо:
– Ты сделала так, как было велено. Хороший ягнёнок.
Ты убираешь руку с моего рта, чтобы обхватить ею мою грудь.
Я опираюсь на тебя спиной:
– Разве не говорят, что нельзя видеть невесту до свадьбы?
– Говорят, это плохая примета, но я думаю, что начинать семейную жизнь сексом только к счастью, ты так не думаешь?
Мы в небольшой молельне сбоку от главного зала с занавешенным окошком, которое выход в святилище. Сложно разглядеть, что творится внутри, потому как мы заперли тонкую деревянную дверь, но она не помогает заглушить звуки, а с учётом того, какая я тихая, невозможно ни с чем спутать шелест юбок моего платья и бешеное дыхание, когда твои пальцы двигаются по моему клитору, перемещаясь на влажные складки влагалища.
А затем ты разворачиваешь меня, впиваясь голодными зелёными глазами. Ты побрился сегодня утром, твоя квадратная челюсть гладкая и чистая, и хоть твоя мама возилась с твоей причёской чуть ранее, несколько непослушных прядей спадают тебе на лоб. Тянусь, чтобы убрать их, но ты ловишь моё запястья, прежде чем я успеваю это сделать. Нет надобности останавливать меня, ведь ты можешь просто притянуть меня к себе, прижимая нежную кожу моей киски к штанам своего смокинга. Я ощущаю твою эрекцию – горячую, твёрдую длину – и стону.
Рука снова накрывает мой рот, а твоё обычно улыбающееся лицо становится серьёзным.
– Ещё один изданный вами звук, миссис Белл, – шипишь ты мне на ухо, – и в следующий раз я трахну твою чертовски хорошенькую попку.
Это должно стать наказанием?
– Я ещё не миссис Белл, – дразню я.
– Но ты всё равно принадлежишь мне.
Не могу с этим поспорить. Я принадлежала тебе с тех самых пор, как в первый раз села к тебе в исповедальню.
Платье – с V -образным декольте, поясом на талии и юбками, которые слоями дорогой лёгкой тюли спускаются вниз – словно облако вокруг моих бёдер, и оно мешает мне увидеть, как твои руки тянутся вниз, чтобы освободить член. Когда твоя ладонь скользит по моей талии к моим ногам, я оказываюсь наполовину поднята, наполовину прижата к стене.
Чувствую, как толстая головка твоего члена упирается в мои складки; ты не даёшь мне и минуты, чтобы сделать вдох, и сразу пронзаешь меня без предупреждений, пока я стараюсь не застонать, но это так восхитительно: ты в своём смокинге, я в свадебном платье, задранном словно платье подростка в отельном номере, а твоя рука так сильно и настойчиво прижимается к моему рту, пока ты грубо и неистово толкаешься в меня.
– Все те люди там, – выдыхаешь ты, – они не имеют ни малейшего представления, что ты так близко к ним и что тебя жёстко трахают. Трахают в свадебном платье, как маленькую шлюшку, которая не может себя сдержать.
Моё сердце бьётся, как птица в клетке – быстро и трепетно – бёдра же напрягаются напротив грубой ткани твоих брюк. Я уже давно оставила попытки понять, почему мне так нравится, когда ты называешь меня этими словами, тем более что за пределами спальни ты такой неизменно вежливый и уважительный. Возможно, это энергетика шаловливого пастора, радующегося, что у него не отняли новую ступеньку академической карьеры, или, возможно, потому, то ты очень хороший человек, а это просто захватывающе: видеть, как теряешь контроль и ведёшь себя больше как грешник, нежели святой. В любом случае это сводит меня с ума, а ты это знаешь и шепчешь мне на ухо всякие ужасные слова: « возьми его», и « грязная чертовка», и « кончи для меня , тебе, блядь, лучше кончить для меня» .
Что я и делаю. Стоны теряются в твоей руке, пока ты продолжаешь вбиваться в меня, с каждым толчком вжимая сильнее в стену, и с каждым толчком вытаскивая мой оргазм всё ближе и ближе к поверхности, а затем поднимаешь голову и смотришь мне в глаза. Ты так близко, и я думаю, что всё то время, когда мы занимались сексом, всё то время, когда я просыпалась от ощущения твоего рта у меня между ног, пока влага стекала по ним, всё то время мы трахали друг друга, будто переносясь из реального – обычного – мира в какое-то новое, мерцающее и волшебное место. Я чувствую это сейчас, когда смотрю в твои глаза и наблюдаю за тем, как ты кусаешь свою губу, словно борешься, пытаясь сдержаться.
– Si vis amari , ama , – говоришь ты мне. Если хочешь быть любимым, люби .
Слова, которыми мы обменивались словно миллион лет назад.
Твоя любовь свела нас снова вместе, твоя неустанная любовь, которая возродилась вопреки моему обману и одиночеству. Я думала, что принесла правильные жертвы ради тебя и твоего желания быть с Богом, но всё то время я ошибалась. Теперь мы оба с Богом, и мы вместе отказываемся от нашей личной жизни сегодня, чтобы слиться в одну вечную душу.
«Нет большей любви, чем эта …» Я мечтательно задумываюсь, пока ты теряешь весь свой контроль, твоя рука движется от моего рта к моей другой ноге, чтобы ты мог удерживать меня открытой для себя, пока преследуешь своё освобождение, твоя тёмная голова зарывается в мою шею, губы целуют и покусывают.
– Te amo, – шепчешь ты в моё ухо. На латинском «я люблю тебя». – Te amo, te amo, te amo.
Чёрт, я тоже люблю тебя, затем ты настолько сильно кончаешь, что всё твоё тело содрогается, руки впиваются в мои бёдра в чулках, а твоя кульминация посылает ещё один оргазм через меня. Вместе мы пульсируем, словно мы одно сердцебиение, словно мощные волны единого океана, пока не затихаем со вздохом.
Где-то в церкви орган начинает играть что-то красивое и светлое, приглашая всех занять свои места. Мои подружки и мать наверняка паникуют.
Ты опускаешь меня вниз и используешь шёлковый платок из кармана смокинга, чтобы убрать свои следы с моих ног. Затем ты складываешь его и помещаешь обратно в карман другой стороной, совершенно чистой и аккуратной, но мы оба знаем, что скрыто внутри.
– Просто небольшое напоминание, – поглаживая карман, говоришь ты мне с улыбкой, от которой на щеках появляются ямочки.
– Трофей, ты имеешь в виду.
Ты не опровергаешь этого, по-прежнему ухмыляясь моей обожаемой ирландской улыбкой, когда помогаешь мне расправить платье и выпрямить длинную вуаль.
Ты смотришь вниз на свою ладонь, вымазанную моей помадой, и твой рот приоткрывается, а глаза темнеют. Клянусь, я снова вижу, как ты твердеешь.
– Тебе стоит подправить макияж, – напоминаешь мне ты, а твои глаза задерживаются на моём рте.
Я должна оттолкнуть тебя, потому что, если ты ещё раз поцелуешь меня, я не буду в состоянии сказать «нет», и тогда мы опоздаем на нашу свадьбу.
– Что мы скажем, объясняя им, чем тут занимались?
Теперь ты застёгиваешься и поправляешь одежду, в твоих глазах пляшут огоньки:
– Это же часовня. Скажем, что молились.
– И ты думаешь, они поверят нам?
Снова ирландская усмешка:
– Ну, однажды я был пастором, знаешь ли.
Я думаю об этом на протяжении всего дня: когда обновляю помаду на губах, а потом, когда мой отец ведёт меня по проходу и когда вижу, как ты пытаешься спрятать слёзы, когда папа перекладывает мою руку в твою. Когда мы причащаемся, оба вспоминаем наши совсем другие клятвы, разделённые нами. А затем, когда ты целуешь меня – долго, и сильно, и глубоко – поцелуем, от которого даже в храме Божьем моя киска снова становится мокрой, а соски твёрдыми.
Однажды ты был пастором.
Я всё ещё скорблю по тем временам, но теперь понимаю, что в нашем воссоединении столько же святости, сколько и мудрости. Когда-нибудь мы создадим семью. Мы вместе сотворим новую жизнь, и это будет самое божественное деяние, которое может сделать человек, и я задаюсь вопросом, когда мы танцуем под нежным майским небом, а вдруг у нас родится сын.
Во зможно, он тоже станет пастором.
