Текст книги "Нечестивые (ЛП)"

Автор книги: Си. М. Рэдклифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА 13

СЕЛЕНА

Отношения между мной и Оникс успокоились. Мы удовлетворяли наши потребности достаточно долго, чтобы за несколько недель не совершить ни одного убийства. Я не знаю, связано ли это с мыслью о том, что нас поймают, нависшей над нами, как темная, зловещая туча. В любом случае, ни один из нас не выразил никакой потребности избавиться от этого зуда. Рисовать кровью и размазывать ее по стенам.

Вместо этого мы тратили время, погруженные друг в друга, и следовали рутинной жизни. Мы оба находимся в странном состоянии, когда не уверены, хотим ли мы пересечь эту черту, но это только вопрос времени. Рано или поздно кто-то из нас начнет проявлять беспокойство, и нам придется что-то с этим делать.

И это пробудит монстра внутри другого. Вместе мы – гребаный ураган, не оставляющий после себя ничего, кроме разрушений.

– Куда ты идешь? – Оникс спрашивает меня со своего места на массивном диване в гостиной, когда я прохожу через кухню. Он наклоняется вперед, садясь прямее, прежде чем встать. Мой взгляд скользит по его телу, когда он поднимается на ноги. Его обнаженная грудь покрыта татуировками, но на ней нет никакой одежды. Пара черных джоггеров облегают его бедра, открывая глубокий вырез, который скрывается под поясом.

– Мне нужно сходить в продуктовый магазин и купить немного еды. Не знаю, заметил ты или нет, но у нас почти ничего не осталось.

Оникс приподнимает бровь, направляясь ко мне. – Итак, мы закажем что-нибудь поесть, как обычно.

Я качаю головой, понимая, что он не понимает, к чему я клоню. – Нет, мне нужно сходить в магазин.

Его брови сводятся вместе, он, как обычно, не улавливает светских сигналов. Никто из нас никогда не понимает этого до конца, но я, по крайней мере, научилась лучше маскировать это после всего, чему научил меня мой отец.

– Мне становится скучно, и я просто хочу выбраться из дома. Я знаю, мы можем заказать еду на вынос, но мне нужно кое-что сделать.

Думаю, это я должна была забеспокоиться первой.

Оникс слегка прищуривает глаза, в его ярко-голубых радужках появляется зловещий отблеск. – Ты отправляешься на охоту без меня?

– Я это сказала? – мой тон становится резким, волнение растет. – Я, черт возьми, не знаю, что я делаю.

– Значит, ты уходишь без плана? – Оникс цокает языком, качая головой. Предоставь ему всегда быть таким чертовски расчетливым. – Почему бы нам не определиться с целью до того, как мы отправимся на охоту? Тогда мы сможем выполнить всю необходимую работу в первую очередь.

– Почему ты никогда не можешь быть со мной спонтанным? – спрашиваю я его, скрещивая руки на груди, когда обе собаки направляются ко мне. Дизель садится у моих ног слева, а Хан занимает место справа от меня.

Оникс слегка посмеивается, игнорируя рычащие звуки, исходящие от обеих собак, когда подходит ближе ко мне, протягивая руку, чтобы заправить выбившуюся прядь волос мне за ухо. – Поскольку именно из-за этого нас поймают, Позволь мне быть твоей путеводной звездой. Дьявол на твоем плече.

Я смотрю на него в ответ, мое тело напряжено, но вздох срывается с моих губ, и плечи расслабляются. Я опускаю руки по бокам и похлопываю обеих собак по макушкам, давая им понять, что все в порядке. – У тебя есть кто-то на примете?

– Несколько, – пожимает плечами Оникс, на его губах играет тень улыбки. – Но я позволю тебе сначала выбрать, за кем мы отправимся.

Отступая на шаг от Оникса, я бросаю сумочку на столешницу из черного кварца и следую за ним в подвал. Мы заходим в одну из комнат, которая устроена как офис, но давайте будем честны: никто из нас не выполняет никакой реальной работы в этой комнате.

– Что у тебя есть? – спрашиваю я его, стоя за креслом, когда он садится и входит в систему компьютера. Когда мы были моложе, Оникс увлекся компьютерным дерьмом в школе. Я не знаю, как именно он научился программированию и хакерству, но в любом случае, он чертовски хорош в том, что делает. Как и на черном рынке, уровень денег хороший.

Он заходит в безопасный браузер, который блокирует его IP-адрес, и входит в систему регистрации местного полицейского управления. Он просматривает несколько файлов, наконец натыкаясь на один из тех, которые искал.

– Этот парень, Максвелл Данлоп. Его обвинили в изнасиловании нескольких девочек, всем примерно тринадцати лет, сначала начав с маленькой девочки по соседству. У этого человека есть деньги, так что ни одно из обвинений так и не подтвердилось. Я наткнулся на это, но я уверен, что он работает над тем, чтобы убрать его из существования.

– Итак, ты нашел его до того, как он успел исчезнуть с наших радаров, – я подхожу к креслу Оникса, хмурю брови и приближаюсь на дюйм к экрану компьютера. – Мне кажется, я его знаю.

Оникс смотрит на меня, на его лице нет никакого выражения, кроме любопытства. – Расскажи мне, что ты знаешь.

– Не очень, – пожимаю я плечами, все еще глядя на экран компьютера, в то время как мой разум начинает свое путешествие по дорожкам памяти. – Я была молода. Он был кем-то вроде друга моего отца. Честно говоря, я мало что о нем помню. Я только помню, что он время от времени появлялся рядом, и у меня от него мурашки по коже. Но он никогда и пальцем меня не тронул; мой отец отрубил бы ему руку и скормил бы ее ему, если бы он попробовал что-нибудь дерьмовое.

– Ты думаешь, твой отец знал о нем?

Я прищуриваюсь на экран, прежде чем выпрямиться, отрывая взгляд от фотографии Максвелла. – Мне хотелось бы думать, что если бы он знал, то позаботился бы о нем. Но опять же, если бы он служил какой-то нездоровой цели в жизни моего отца, он бы держал его при себе до тех пор, пока он больше не стал бы ему нужен.

– Хочешь посмотреть на другие два, которые я нашел?

Я киваю, слегка улыбаясь Ониксу, когда он снова обращает свое внимание к экрану компьютера и стучит по клавиатуре, просматривая файлы двух других мужчин, которых он нашел. Я слушаю, как он объясняет, что они сделали и как им это удалось. Мужчины, на которых мы нацелены, обычно педофилы или насильники. Люди, которые думают, что они могут взять то, что хотят, и это сойдет им с рук без каких-либо последствий.

Это было то, что привил мне мой отец, но я была слишком иррациональна и облажалась, иногда нападая на невинных людей. После того, как меня изнасиловали на том дурацком костре, это стало больше похоже на месть, на удовлетворение моей потребности. У Оникса никогда не было системы, но он разработал ее после той ночи.

До той ночи он убил бы любого, не задумываясь и глазом не моргнув. В его глазах не обязательно было быть виноватым, чтобы заслужить смерть. Они буквально стали средством для достижения цели. Зуд, который он должен был почесать, и этот человек просто так оказался не в том месте не в то время.

Пока Оникс просматривает два других файла, я, кажется, не могу выкинуть из головы мысли о Максвелле. Возможно, я не помню конкретно всего о нем или обо всех моих встречах с ним, но я помню, какие чувства он вызывал у меня. Увидев его фотографию и изучив его лицо, я могу вспомнить один конкретный опыт общения с ним.

Мой отец показывал ему наших скаковых лошадей в сарае. Я не знаю, что они там на самом деле делали, но именно так они это разыгрывали. Мой отец только что познакомил меня со своим миром, и я все еще пыталась смириться с тем фактом, что меня приняли и во мне не было ничего принципиально неправильного.

Я была в лесу, выслеживала разных животных, чтобы убить, но вернулась расстроенной. Я была почти подростком, если мне не изменяет память. Моя мать позвала отца в дом на несколько минут после того, как я нашла их в сарае.

Максвелл начал с расспросов о лошадях. Мой отец был гордецом и хвастался перед ним моими превосходными навыками верховой езды. Я никогда не участвовала в скачках, но у меня была собственная лошадь, с которой я соревновалась в обычном конкуре. Это не было чем-то, к чему я обязательно испытывала страсть, но стремление быть лучшим помогало тешить мое эго, так что в какой-то степени мне это нравилось.

Прошло совсем немного времени, прежде чем разговор перешел во что-то такое, от чего мне стало не по себе. Максвеллу нравилось быть ранимым, и я не могу забыть, как он запустил пальцы в мои волосы и погладил по щекам, говоря о том, что я была такой красивой маленькой девочкой, и ему не терпелось увидеть, во что я вырасту.

Разговор был совершенно неуместным, но по-своему странно невинным, поскольку он никогда не делал никаких сексуальных комментариев или заигрываний со мной. Он оставил у меня чувство крайней неустроенности и угрозы, и это меня не устраивало. Я схватила один из инструментов, которыми мы чистили копыта нашим лошадям, и сжал его в руке, готовая напасть, как раз в тот момент, когда мой отец вернулся в сарай.

Я быстро поспешила прочь, не сказав больше ни слова. Когда позже отец спросил меня об этом, я замяла это дело, ведя себя так, как будто меня это не затронуло и что Максвелл ничего не делал. После этого, я уверена, я не испытывала особых чувств по этому поводу. В тот момент мне захотелось убить его к чертовой матери за то, что он заставил меня почувствовать угрозу, так что это была настоящая причина, по которой я чувствовала себя не в своей тарелке и беспокойной.

Я рассказала отцу правду о своей неудачной охоте в лесу и о том, как это привело меня в отчаяние вдобавок ко всем внутренним неурядицам, с которыми я уже имела дело из-за надвигающегося наступления половой зрелости. Мой отец отнесся с пониманием и нашел что-то, что удовлетворило мою потребность – что-то, что не было Максвеллом, настоящей причиной моих беспокойных чувств.

– Давай спасем двух других, – говорю я Оникс, освобождаясь от мыслей о прошлом. – Я хочу, чтобы о Максвелле позаботились.

Оникс мгновение смотрит на меня, на его лице не видно ни осуждения, ни эмоций, только понимание. Он не подвергает сомнению мои доводы; вместо этого он распечатывает фотографию Максвелла и начинает разрабатывать план, записывая любую относящуюся к делу информацию, которая нам нужна, чтобы начать нашу охоту.

Я делаю шаг в сторону от стола, чувствуя, как мое сердце бешено колотится в груди, а адреналин течет по венам. У нас есть система: исследование и выслеживание, прежде чем приступить к убийству. Это требует времени, и прямо сейчас мне нужно собраться с духом, прежде чем я совершу что-нибудь импульсивное – например, схвачу этого ублюдка средь бела дня и убью его посреди его шикарной кухни.

Оникс дочиста вытирает компьютер, удаляя все улики, и выключает его. Он хватает листок с фотографией Максвелла и всем, что тот написал, складывает его и протягивает мне.

– Я знаю, ты сказала, что хочешь сходить в магазин, но как насчет того, чтобы вместо этого пойти посмотреть, чем занимается этот грязный кусок дерьма?

Я улыбаюсь в ответ Ониксу, когда он встает из-за стола. – Пойдем поохотимся.

ГЛАВА 14

ОНИКС

Последние четыре часа я сидел возле офисного здания, которым владеет Максвелл и в котором он работает, и не видел его. Селена позвонила ему в офис с одноразового телефона, представившись кем-то из кабинета его врача, и узнала, что он весь день был на встречах.

Но сейчас мы не можем уехать. Часть процесса включает в себя выслеживание и отслеживание каждого движения нашей жертвы – изучение их распорядка дня и каждого аспекта их жизни, чтобы мы могли избежать любых нежелательных конфликтов. Мы не можем рисковать тем, что что-то все испортит; лучше знать, во что мы ввязываемся, прежде чем полностью погрузиться в это.

– Как ты думаешь, сколько времени пройдет, прежде чем он выйдет? – спрашивает Селена, нетерпеливо ерзая на своем сиденье. Если и есть что-то, что отличает нас двоих, так это то, что она борется с самоконтролем и сдержанностью. Что касается меня, то у меня нет проблем сидеть в засаде столько, сколько необходимо.

Я поднимаю взгляд на стеклянное здание, мои глаза сканируют окна, пытаясь увидеть, смогу ли я разглядеть Максвелла через какое-нибудь из них. Но из-за яркого света это трудно разглядеть. Я был бы готов поспорить, что, поскольку здание принадлежит ему, он находится на верхнем этаже – где он может сидеть высоко над всеми остальными и смотреть на них сверху вниз, как на крестьян, которыми они и являются в его глазах.

– Я не знаю. Я не знаю всего расписания его встреч, – говорю я ей, доставая бутылку воды из подстаканника. Я отвинчиваю крышку и делаю глоток, прежде чем поставить ее обратно. – Терпение, Селена. Мы уже говорили об этом раньше. Разве ты не высказала свою импульсивную чушь Йену в прошлый раз?

– Пошел ты, – рычит она на меня, закатывая глаза и скрещивая руки на груди. – Импульсивность – это скорее порыв. И это дерьмо чертовски скучное. Мы могли бы просто проскользнуть внутрь и оставить его умирать за своим столом.

– Не будь гребаной идиоткой, – огрызаюсь я на нее, отодвигая свое сиденье назад и закидывая ноги на приборную панель. – Серьезно. Ты действительно хочешь попытаться выйти сухой из воды с таким дерьмом?

Селена пожимает плечами, поворачиваясь, чтобы посмотреть в окно в направлении, противоположном тому, где находится Максвелл. Иногда ее отношение и все это дерьмо действуют мне на нервы, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы не свернуть ее хрупкую гребаную шею.

Я люблю ее всеми возможными способами, но иногда она чертовски раздражает.

– Видишь ту машину, что припаркована через два от нас? – тихо спрашивает Селена, глядя в зеркало у своего окна. – Вон тот черный седан. Он подъехал вскоре после того, как мы припарковались, и все это время находился там.

У меня перехватывает дыхание, чувства обостряются, когда я незаметно бросаю взгляд в зеркало слева от себя. – Ты заметила, как кто-нибудь выходил из машины?

– Нет, – говорит она как ни в чем не бывало. – Я не следила за ним все время, пока мы были здесь, но я заметила его, когда он подъехал, и что он все еще там. Ты видишь в нем кого-нибудь?

Я мгновенно начинаю раздражаться. Если и есть что-то, в чем Селена хороша, так это замечать то, чего я иногда не замечаю. Когда я сосредоточен на том, что делаю, я могу оступиться и не обращать внимания на свое окружение, но это случается не часто. Это один из тех моментов, когда она проникает мне под гребаную кожу и встряхивает мою нормальность.

– Какого черта ты мне не сказала, когда заметила машину?

Селена смотрит на меня, поджав губы, и пожимает плечами. – Я подумала, что ты бы тоже это заметил.

Я разочарованно провожу рукой по своим растрепанным волосам. – Если ты что-то увидишь, просто скажи мне, черт возьми, на случай, если я не замечу.

Она мило улыбается мне. – Конечно, папочка, – в ее словах слышен сильный сарказм, и я не упускаю колкости в ее тоне.

– Давай я возьму тебя на заднее сиденье, и ты сможешь называть меня папочкой, сколько захочешь, – говорю я ей низким и хриплым голосом, пока мой член растет в штанах.

В убийстве с Селеной есть что-то такое, от чего кровь приливает прямо к моему члену. В том, что мы делаем вместе, есть чувственный аспект, не обращая внимания на тот факт, что я обычно возбуждаюсь всякий раз, когда она в моем присутствии. Если есть что-то, чего нам не хватает, так это взаимопонимания и ненасытного сексуального влечения друг к другу.

– А как же Максвелл? И машина?

Я снова смотрю в зеркало. – Не похоже, что в машине кто-то есть.

– Пойду посмотрю, – рука Селены уже на дверной ручке, она распахивает дверь, прежде чем я успеваю ее остановить.

Я закрываю глаза, глубоко вдыхаю и обхватываю руками руль, представляя, что это ее гребаное горло. Я усиливаю хватку, сжимая ее до тех пор, пока костяшки моих пальцев не побелеют. Ее импульсивность в буквальном смысле приведет к смерти нас обоих.

Ей следовало бы знать, что лучше не делать ничего, что могло бы привлечь к нам внимание, особенно если есть шанс, что прямо сейчас за нами следит Бог знает кто.

Открыв глаза, я смотрю в зеркало, как она шагает по тротуару, направляясь прямо к черному седану. Когда она подходит к нему ближе, он резко трогается со своего места у бордюра и выезжает на улицу, прямо на полосу встречного движения. Другая машина сигналит седану, и я слышу, как ревет ее двигатель, когда водитель нажимает на газ и проезжает мимо нас.

Какого хрена?

Я отрываю взгляд от зеркала, наблюдая за черным седаном, мчащимся по дороге. Мои глаза сканируют заднюю часть машины в поисках номерного знака, но на этой чертовой штуковине его нет. Его шины визжат, когда водитель проезжает на красный свет, проскакивая перекресток, прежде чем свернуть на другую улицу и исчезнуть за зданием.

Селена садится в машину, ее лицо красное, а глаза широко раскрыты. – Что, черт возьми, это было? Мне казалось, ты сказал, что в машине никого не было.

– Стекла были тонированы, так что трудно было сказать наверняка. Какого черта ты злишься на меня? Ты тупица, которая вышла из машины и решила пойти разобраться. Что я тебе говорил, Селена? Из-за тебя нас обоих убьют, если ты продолжишь заниматься подобным дерьмом.

– Кто бы это ни был, они не хотели, чтобы я видела их лица. Они подъехали к тому месту вскоре после того, как мы приехали сюда, как будто следили за нами. И как только я приблизилась, они улетели прежде, чем я успела их разглядеть.

Мой желудок сжимается, и страх охватывает меня, смешиваясь с кайфом, который я только что испытал от нашей охоты на Максвелла. Внезапно он перестает казаться таким важным, и то, для чего мы здесь, на самом деле не имеет значения. Сейчас происходит что-то еще, что-то гораздо более страшное и неотложное, что требует всего нашего внимания.

После той ночи в заброшенном приюте, когда нам показалось, что мы что-то слышали, как будто кто-то наблюдал за нами, и мы ничего не нашли… это не может быть совпадением. Человек в той машине следил за нами, а это значит, что он наблюдал за нами – я просто не знаю, как долго.

Мои глаза встречаются с глазами Селены. – Он последовал за нами сюда.

– Кто-то был в приюте, не так ли?

Я тяжело сглатываю из-за ножей, застрявших у меня в горле. – Я думаю, что могло быть.

– Ты видел номер машины? – спрашивает она, поворачиваясь боком на своем сиденье. – Я не могла разглядеть лица человека, который был за рулем.

Я качаю головой. – Его не было.

– Значит, это был не коп, – размышляет она вслух. – Мы выясним, кто бы это ни был, черт возьми.

Я смотрю на нее в ответ, мои глаза перемещаются между ее карими радужками. Кажется, впервые в жизни я знаю, на что может быть похож страх, и мне это не нравится. Знаете, что говорят – животные реагируют из страха.

И я убью этого ублюдка, когда найду его.

ГЛАВА 15

СЕЛЕНА

Поездка обратно к дому отрезвляет. Кайф от погони за Максвеллом больше не витает в воздухе. Оникс предложил отложить эту маленькую миссию на второй план, и я не могла не согласиться. Как бы прекрасно ни было пролить его кровь, сейчас это слишком рискованно, особенно зная, что кто-то определенно следит за нами.

Я не знаю, что они видели той ночью. Возможно, они не видели всего, что произошло с Йеном, а видели только другое тело, которое было там. На нас обоих были маски, так что не похоже, чтобы наши лица были видны человеку, прячущемуся в тени.

В любом случае, мы сейчас в чертовски щекотливой ситуации. Это когда охотник становится добычей, а хищник – добычей. И этого, черт возьми, не может быть.

Слишком многое поставлено на карту. Мы зашли слишком далеко, чтобы все пошло прахом из-за одной такой маленькой оплошности. А на самом деле все сводится ко мне и моему отсутствию контроля над импульсами. Если бы я могла просто перестать быть такой чертовски беспечной и научиться немного самоконтролю, этого бы не случилось.

С Йеном нужно было разобраться, несмотря ни на что. Он каким-то образом последовал за другим парнем туда и нашел его тело, которое было на Ониксе. Хотя я не могу сваливать всю вину на него. Мы увлеклись друг другом, погрузились в нашу маленькую извращенную игру и забыли, как важно в первую очередь позаботиться о дерьме. Нам следовало избавиться от тела и убрать улики, прежде чем предаваться нашим нечестивым увлечениям друг другом.

Оникс загоняет машину в гараж, но когда выходит, даже не потрудился зайти в дом. Я остаюсь на пассажирском сиденье, тупо уставившись в стену. Я понимаю его разочарование и волнение из-за меня прямо сейчас, но я не думаю, что это полностью направлено на меня.

Мы оба облажались, и теперь нам обоим нужно решить, как, черт возьми, нам с этим справиться.

У нас нет абсолютно никакой информации для работы. Нет имени таинственного человека, преследующего нас. У нас нет ни черта, что могло бы привязать их к психушке, только звук и ощущение. Наличие номерного знака было бы полезно, но даже в этом случае это могла быть угнанная машина.

Мы в полной заднице, и я не знаю, как, черт возьми, мы собираемся выбираться из этой передряги, в которую сами себя втянули.

Оникс выходит из гаража, его фигура исчезает, когда он обходит дом снаружи. Мне не нужно спрашивать, чтобы знать, куда он направляется. Он направляется в то место, где я всегда могу ожидать найти его, когда его разум в таком смятении – единственное место, где он может обрести тишину и разобраться в безумии в своем разуме.

Я медленно выхожу из машины, чувствуя, как в воздухе повисает напряжение. Вместо того чтобы выплескивать свой гнев, я прячу его глубоко внутри и аккуратно закрываю дверь, а не хлопаю ею. В доме собаки молчат; их приучили не лаять. Если бы кто-нибудь попытался проникнуть внутрь, он не ожидал бы столкнуться с двумя злобными животными, потому что они не издают ни звука и не привлекают к себе внимания. Они становятся невидимыми, прячась в темноте, пока не придет время атаковать.

Возможно, пришло время прибегнуть к настоящим анималистическим мерам. Пришло время вырвать страницу из их учебника.

Я обхожу дом сбоку, направляясь во внутренний дворик, когда слышу плеск воды. Проходя мимо открытой секции в задней части дома, я вижу одежду Оникса, сваленную в кучу у края бассейна. Вместо того чтобы прыгнуть за ним, я сажусь на край и опускаю ноги в воду.

Поначалу Оникс не опускается на дно. Вместо этого он приходит в форму и проплывает всю длину бассейна. Его лицо показывается на поверхности, когда он выныривает, чтобы глотнуть воздуха, прежде чем снова нырнуть под воду. Оттолкнувшись от бортика бассейна, он снова проплывает всю длину с той же идеальной формой, в какой был в школьной команде по плаванию.

Я смотрю, загипнотизированная тем, как его тело скользит по воде. Он лишь периодически использует руки, проносясь сквозь меняющиеся цвета и дрыгая ногами. Каждое движение обдумано. Нет ничего необдуманного в том, как он маневрирует в воде, доводя свое тело до крайних мер, когда вымещает потрясение на себе.

В этом нет ничего необычного для него, но в большинстве случаев это происходит посреди ночи, и к тому времени, когда я спускаюсь сюда, он уже тонет на дне пропасти. Не часто мне удается увидеть его в действии, на самом деле вот так плывущим по воде.

Когда мы были в приемной семье, у нас не было бассейна, но Оникс был одержим водой и плаванием. Я всегда предполагала, что для него это была своего рода отдушина, что-то безвредное для других, тогда как на самом деле он хотел утопить своих врагов в водах, по которым плавал.

Раньше я ходила с ним в бассейн, оставалась там часами по вечерам вместо того, чтобы возвращаться в наш жестокий дом, просто наблюдая за тем, как он тренируется. Вскоре после этого его плавание приняло зловещий оборот, когда он понял, что может оттолкнуться еще дальше, погрузившись на дно и задержав дыхание.

В этом было что-то такое завораживающее. Когда я впервые увидела, как он это делает, я подумала, что он тонет, но потом заметила, что он не двигается. Не было ни паники, ни отчаяния, стремящихся вырваться на поверхность воды. Он был спокоен, плавая на дне бассейна и затаив дыхание.

Любой человек в здравом уме запаниковал бы и нырнул в воду, чтобы вытащить его до того, как его легкие наполнятся хлорированной водой. Но только не я. К счастью для нас обоих, я никогда не была в здравом уме. Вместо того чтобы нырнуть за ним, я села на край бассейна и просто наблюдала за ним, пока он в конце концов не вынырнул, чтобы глотнуть воздуха.

Вскоре он пригласил меня в бассейн вместе с собой. Я понимала привлекательность того, что он делал, но я не была так увлечена этим, как он. Однако я была увлечена им, поэтому, несмотря на то, что это было не в моем вкусе, я осталась и предавалась этому вместе с ним.

Самым важным было всегда быть рядом друг с другом, и я была слишком одержима Ониксом, чтобы когда-либо подумать о том, чтобы развернуться и уйти. Мы следовали друг за другом по самым темным коридорам, всегда потакая желаниям другого.

Теперь правила игры изменились. Это даже больше не гребаная игра. Теперь это настоящая гребаная жизнь. Это вопрос жизни и смерти.

И я могу пообещать тебе, что, когда дойдет до этого, это никогда не будет Оникс и моей смертью.

Тот, кто посмеет угрожать нам, разрушить все, что мы построили, – тот умрет.

Вместо того, чтобы опуститься на дно, когда он заканчивает свои круги, Оникс подплывает ко мне. Его голова показывается на поверхности, когда он хватается за край бассейна рядом с моей ногой. Я наблюдаю, как поднимается его грудь, когда он делает глубокий вдох, прежде чем откинуть мокрые волосы с лица, и маленькие капельки падают вниз и падают на его щеки.

– Чувствуешь себя лучше? – тихо спрашиваю я его, погружая ноги в воду и дрыгая ими взад-вперед.

Оникс смотрит на меня, его ярко-голубые глаза сияют под солнцем, висящим в небе над нами. – Ни хрена, – его ноздри раздуваются, когда он делает еще один глубокий вдох. Я отрываю от него взгляд, наблюдая за меняющимися оттенками цветов вокруг его тела в воде. – Я не знаю, что еще делать.

– Ты хотел пойти к себе домой, туда, где, по твоему мнению, лучше всего? – спрашиваю я, не вынося никакого осуждения из своего голоса, потому что его нет. Я знаю, что иногда нужно Ониксу, но я не знаю, что еще предложить прямо сейчас. – Я присоединюсь к тебе, если хочешь.

Оникс качает головой, капли с его волос падают мне на ноги. – Я не знаю, поможет ли это вообще, – говорит он низким голосом и искренностью в его тоне. – Я, честно говоря, не знаю, что, черт возьми, мы должны делать прямо сейчас.

– Я знаю, – соглашаюсь я с ним, медленно кивая. – Мы находимся в ситуации, в которой, я не думаю, что мы когда-либо были раньше, но я думаю, что у меня может быть идея, как мы можем справиться с этим.

Оникс склоняет голову набок, снова откидывая волосы назад, пока вода стекает по его лицу. – И как, черт возьми, мы должны найти этого парня?

– Я точно не знаю, но просто выслушай меня, – начинаю я, делая паузу, пока придумываю, как это сформулировать, чтобы не прозвучало так, будто я совсем чокнутая. – Я думаю, нам нужно сделать то, чему мы обучили собак, ну, ты знаешь, на случай, если в дом ворвется незваный гость.

Брови Оникс хмурятся. – Ты хочешь сказать, что мы должны быть как те гребаные звери там, внутри?

Я закатываю глаза от его резкого отношения. – Просто послушай. Мы приучили их не лаять, верно? Поэтому они просто прячутся. Вместо того чтобы выслеживать свою добычу, они ждут, пока она сама подойдет к ним, прежде чем напасть. Они не делают ничего, чтобы привлечь к себе внимание.

– Хорошо, – медленно говорит он, поднимаясь из воды и садясь рядом со мной. – Продолжай.

– Мы практически ничего не знаем о тех, кто преследует нас. Что мы знаем точно, так это то, что нам нужно остановить их. Этот человек в настоящее время находится на охоте. Он ищет нас, преследует и наблюдает за нами, как мы поступили бы с любой из наших жертв.

– Итак, ты предлагаешь нам просто ничего не делать вместо этого? – глаза Оникса останавливаются на мне, сузившись, а его губы скривляются в отвращении. – Нет, мы должны действовать на опережение. Мы должны опередить это дерьмо, прежде чем оно придет и укусит нас за задницу.

Я поджимаю губы, наклоняю голову набок и смотрю на него в ответ. – И как ты предлагаешь нам это сделать? Если у тебя есть какие-либо идеи, вообще что угодно, что ты можешь предложить к обсуждению, я без проблем их выслушаю. Честно говоря, я открыта для лучшего предложения, чем мое, потому что идея ничего не делать нравится мне не больше, чем тебе.

Оникс смотрит на меня с мрачным выражением лица и вздыхает. – У меня нет никаких идей. Мы даже не знаем, как выглядит этот ублюдок, так откуда, черт возьми, у меня должно быть представление о том, с чего начать.

– Так что не обсирай мою идею, когда лучшей буквально нет. Мы должны дождаться, когда он снова начнет искать нас, найдет, и тогда мы сможем действовать и атаковать. До тех пор у нас нет никаких зацепок и мы даже не знаем, с чего, черт возьми, начать.

– Предполагается, что мы будем заниматься своими обычными делами? – спрашивает Оникс, наконец соглашаясь с моей идеей, поскольку понимает, что наши возможности ограничены. – Не было бы слишком рискованно продолжать заниматься тем дерьмом, которым мы занимались?

Наклоняясь, я хватаюсь за нижний край своей рубашки, приподнимая ее и снимая со своего тела. Глаза Оникса устремлены на меня, становясь все темнее, когда я поднимаюсь на ноги и снимаю одежду.

– Мы пока ничего не предпринимаем. Нам нужно выждать время, позволить ему прийти за нами. А потом, когда придет время, мы выманим его оттуда и отправим в сумасшедший дом. Когда мы будем знать, что он заглотит наживку и последует за нами, не задумываясь.

Оникс пристально смотрит на меня, его разум переваривает мои слова, когда я отворачиваюсь от него и ныряю в воду. Задержав дыхание, я ныряю на дно, касаясь пола кончиками пальцев, прежде чем выплыть обратно на поверхность. Когда я вырываюсь, я открываю глаза и вижу Оникса, который забирается обратно в бассейн.

– Нам нужно, чтобы он думал, что контролирует ситуацию, как будто карты на руках у него, а мы играем ему на руку.

– Нравится то, что ты делаешь со мной, – размышляет он вслух, на его лице появляется зловещая ухмылка, когда он погружается в более глубокую воду, плывя прямо ко мне.

Я прикусываю нижнюю губу, пока он плавает вокруг меня, кружа вокруг своей добычи. – Ты собираешься доказать мне обратное?

Оникс останавливается в воде, обхватывая одной рукой мое горло, а другой бедро, и притягивает меня вплотную к своему обнаженному телу. Его эрекция прижимается к моему животу, и я инстинктивно обхватываю ногами его торс, когда он крепче сжимает мою шею.

– Я собираюсь показать тебе, у кого здесь настоящий контроль.