Текст книги "Нечестивые (ЛП)"

Автор книги: Си. М. Рэдклифф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

ГЛАВА 11

СЕЛЕНА

Переворачиваясь на бок, я смотрю на пустое место, где был Оникс, когда я засыпала. Он никогда особо не спал – он может оперировать всего несколько часов, как ни в чем не бывало. Я, с другой стороны, могу спать как убитая. Как только мой разум наконец отключится, игра окончена. Хотя я, как и он, могу обходиться без особого сна, у меня бывают приступы, когда мне нужно по крайней мере десять часов, чтобы почувствовать себя отдохнувшим.

Черные шторы в нашей комнате все еще задернуты, и ни один луч солнца не проникает сквозь них. Я понятия не имею, который час, поскольку у нас в комнате нет часов. В любом случае, это не имеет значения. Мы добрались домой только после того, как взошло солнце, и заснули только ближе к вечеру.

Схватив простыню с кровати, я тащу ее за собой, слезая с матраса, и оборачиваю вокруг своего обнаженного тела. В комнате кромешная тьма, очень похожая на тени в лечебнице, но мне не нужен свет, чтобы ориентироваться. Я знаю каждый дюйм этого дома и могу ориентироваться в темноте.

Я выхожу в коридор, и там почти так же темно, как в нашей спальне, за исключением мягкого свечения ночников, установленных вдоль плинтусов у основания стен. Мои шаги легки, а пол холодный под моими босыми ногами. В доме тихо, когда я спускаюсь по винтовой лестнице в поисках Оникса.

Войдя в фойе, обе собаки поднимают головы, их взгляды мгновенно устремляются на меня. Они там, где я их оставила ранее и где я приучила их оставаться на ночь. Если бы кто-нибудь проник через ворота и попытался войти, собаки остановили бы его, как только они вошли бы в дом. Или, учитывая, насколько чутко спит Оникс, он может добраться до них даже раньше, чем Хан и Дизель получат такой шанс.

– Хорошие собачки, – бормочу я, гладя их обоих по голове. Я чувствую на себе их взгляды, когда направляюсь по коридору вглубь дома в поисках него. Я уже знаю, где он, но иногда он удивляет меня и просто прячется поблизости, как будто его место в тени, а не в постели со мной.

Я прохожу через кухню, которая выходит прямо в столовую. Французские двери на дальней стене массивной комнаты слегка приоткрыты. Распахнув их, я чувствую прохладный ночной воздух, когда выхожу на задний дворик. Легкий ветерок развевает шелковую простыню, обернутую вокруг моего тела, обвивая лодыжки.

Дрожь пробегает по моему телу, и я плотнее закутываюсь в простыню, останавливаясь наверху массивных каменных ступеней. Отсюда я смотрю на нижний внутренний дворик, который огибает построенный на заказ бассейн, который мы установили с каскадным водопадом. Собственность огромная, но это моя любимая часть во всем поместье.

И я знаю, что это любимое место и Оникс тоже.

Там я всегда могу найти его, когда он не может уснуть.

Я спускаюсь по каменной лестнице, наблюдая, как цвета бассейна подсвечивают воду, меняясь каждые несколько секунд по таймеру. Дойдя до края бассейна, я останавливаюсь и смотрю в воду, мои глаза обшаривают поверхность в поисках него. Не видя Оникса над водой, я знаю, что это означает, что он под ней.

Ни один из нас не может утопить своих демонов, поэтому вместо этого мы научились плавать вместе с ними. Иногда Ониксу надоедает плавать, и он решает, что предпочел бы утонуть. Я знаю, что на самом деле он никогда бы этого не сделал. Он слишком любит себя, чтобы покончить с собой. Но это не значит, что он не собирается переходить границы дозволенного.

Ему нравится балансировать на грани между жизнью и смертью. Лишать свое тело единственной вещи, в которой оно абсолютно нуждается, пока он не окажется на грани потери всего этого. Только тогда он выходит на поверхность, когда вынужден делать выбор между жизнью и смертью.

Несмотря на то, что он такой же ебанутый на всю голову и такой же чертовски больной, как и я, он каждый раз выбирает жизнь.

Когда мои глаза достигают глубины, недалеко от водопада, я вижу волосы цвета полуночи Оникс прямо под поверхностью. Я сбрасываю простыню со своего обнаженного тела, позволяя ей растечься по брусчатке у моих ног, выгибаю спину и отталкиваюсь от края. Мои руки инстинктивно вытягиваются над головой, когда я вырываюсь на поверхность воды, ныряя в глубину вместе с ним.

Мое тело скользит по теплой воде, пока я плыву ко дну бассейна. Свет меняется на красный – любимый цвет Оникса – и остается таким, когда я открываю глаза и смотрю на него под водой. Я тянусь к нему, мои руки находят его лицо, а минералы обжигают мне глаза. Выражение его лица наполнено умиротворением, и под поверхностью царит тишина.

Глаза Оникса открываются, и он встречается со мной взглядом сквозь красную воду. Я не знаю, как долго он здесь пробыл, но, похоже, он близок к тому, чтобы достичь своего предела. Несмотря на то, что выражение его лица умиротворенное, глаза остекленели, и ясно, что его телу не хватает кислорода.

Я не пытаюсь вытащить его на поверхность, чтобы он мог дышать. Это не то, что ему нужно от меня. Что ему нужно, так это я, прямо здесь. Я следую его примеру, мои руки все еще сжимают его лицо, пока я жду, когда он будет готов.

То, что у нас есть, странно. Между нами обоими постоянная борьба, стремление к власти и контролю. Он утверждает, что последует за мной в глубины ада, но он не знает, как далеко я готова зайти ради него. Его комплекс божественности так же плох, как и мой, но наши навязчивые идеи нечестивы и уходят еще глубже.

Я бы не просто последовала за ним в глубины ада. Я бы целую вечность горела в чистилище из-за своей сломанной половины.

Я бы буквально умерла за него.

Руки Оникса тянутся к моим, отводя их от своего лица, когда он переплетает свои пальцы с моими. Проходит еще мгновение, пока мы тонем в тишине, прежде чем он опускает ноги на дно бассейна и толкает вверх, увлекая меня за собой. Кажется, прошла целая вечность, пока мы скользим по воде, и я не совсем уверена, доберусь ли я с ним до вершины.

Мы наконец выныриваем на поверхность, и воздух мгновенно холодит кожу моего лица – разительный контраст с нагретой водой, в которой мы плаваем. Я отчаянно втягиваю воздух, наполняя легкие таким количеством кислорода, какое только могу получить. Оникс выглядит невозмутимым, но его грудь быстро поднимается и опускается, пока он пытается отдышаться.

– Я проснулась, а тебя не было в постели, – говорю я ему, топчась на месте, пока не обвиваю ногами его талию. Оникс ступает по воде, его руки ощущаются на моей коже как шелк. – Я так и думала, что найду тебя здесь.

Его губы приподнимаются. – Ты всегда знаешь, где меня найти, маленький дьяволенок.

Я обвиваю руками его шею, когда он подводит нас ближе к водопаду. Оникс уже твердый, его член касается меня, когда он ведет нас по воде. Она проливается мне на голову, отбрасывая волосы на лицо. Протягивая руку, я смахиваю ее, когда Оникс ведет нас в пещеру, которая скрыта за водопадом, встроенным в скалы.

Это наше личное пространство, маленькое убежище для нас, хотя здесь не от кого прятаться, потому что здесь только мы и две собаки. Оникс скользит по воде, пока не достигает бортика небольшого бассейна и не садится на подводный выступ, встроенную скамейку, которая тянется по периметру.

Я сажусь к нему на колени, оседлав его бедра под поверхностью воды, и сцепляю руки у него за шеей. Ладони Оникса находят мою задницу, и он разминает кончиками пальцев мою плоть, притягивая меня еще ближе. Моя киска скользит по всей длине его члена, но он не проскальзывает внутрь. Я наклоняю свое лицо к его, наши губы соприкасаются в безумном порыве.

Мы захвачены моментом, затеряны в нашем собственном маленьком мирке, движимые первобытной потребностью, жаждущие этой связи. Это потребность, которую никто из нас не понимает, которая не имеет смысла в наших извращенных умах, лишенных каких—либо привязанностей – кроме как друг к другу.

Оникс прикусывает мою нижнюю губу, его зубы впиваются в мою плоть. Я чувствую вкус своей крови на его языке, когда она змеится в мой рот, скользя по моему собственному. Он здесь для того, чтобы не брать гребаных пленных и превращать боль в удовольствие.

Его губы жестоки, когда они движутся по моим, высасывая кислород из моих легких, забирая все, что я могу дать. Так оно и есть между нами. Давать и брать не существует. Оникс никогда не просит; он берет то, что принадлежит ему, и поступает со мной по-своему, как ему заблагорассудится. И я позволяю ему, потому что, хотя кажется, что я подчиняюсь его жестокости, он дает мне все, что мне нужно.

Подчиняясь, я фактически контролирую ситуацию. Я не позволяю ему брать без согласия, хотя я бы не возражала против этого.

Оникс запускает руки в мои длинные черные волосы, обхватывает пальцами влажные пряди и оттягивает мою голову назад, прижимаясь губами к моей шее. Его язык поглаживает изгиб моего горла, его зубы покусывают мою плоть, пока он продолжает свою атаку на мою кожу. Я двигаю бедрами, прижимаясь голой киской к его члену.

Низкий стон срывается с его губ, и он рычит в мою кожу, сильнее оттягивая мои волосы. Я чувствую напряжение кожи головы, боль, разливающуюся по всему черепу. Я стону в темноте ночи. Вода вокруг нас все еще подсвечена красным светом ламп в бассейне. Это создает видимость, будто мы трахаемся в луже крови.

Вода плещется вокруг моего торса, когда я скольжу по нему, мои ногти впиваются в кожу на его груди, в то время как я провожу рукой ниже, погружаясь под поверхность. Обхватив пальцами всю его длину, я держу его член, прижимая его к своему центру, и приподнимаюсь вверх. Рот Оникса опускается на мою грудь, одна рука отпускает мои волосы, а другой он сжимает мою грудь в своей ладони.

Его зубы сжимаются на моем соске, втягивая его в рот, в то время как его язык кружит вокруг покрытого камешками кусочка плоти. Я резко вдыхаю, втягивая воздух сквозь стиснутые зубы, когда опускаюсь на него. Его член чертовски толстый, и такое чувство, что он раздваивает меня надвое, когда я вбираю его в себя по всей длине.

Рот Оникс снова скользит вверх по моей груди, одна рука сжимает мои волосы, а другая скользит вниз к моей заднице. Его прикосновения непостоянны, когда кончики его пальцев впиваются в мою кожу, оставляя свой след на каждом дюйме, к которому он прикасается. Я медленно приподнимаюсь, внутренняя сторона моей киски поглаживает его по всей длине, когда я начинаю трахать его.

Для него это необычно. Он не всегда позволяет мне контролировать ситуацию, и пройдет совсем немного времени, прежде чем он возьмет верх надо мной или развернет меня, чтобы поступить со мной по-своему. Не то чтобы я возражала. Мне нравится, когда в нем есть что-то животное, когда он удовлетворяет эту первобытную потребность.

Он рывком возвращает мое лицо к своему, его рот захватывает мой рот, когда он погружает кончики пальцев глубже в плоть моей задницы. Его рука подбирается ближе к центру моих ягодиц, и я прижимаюсь к нему, когда он начинает приподнимать меня вверх-вниз. Каждый раз, когда он опускает меня обратно на свой член, я чувствую, как он упирается в мои гребаные ребра, заполняя меня до краев.

Его губы грубо прижимаются к моим, и это превращается в гребаное безумие, как будто мы оба участвуем в гонке, чтобы увидеть, кто сможет добраться до вершины первым. Мы превращаемся в месиво из слюны, когда он просовывает свой язык мне в рот, его зубы сталкиваются с моими. Это гребаный хаос, но нам это нравится. Все, что мы делаем, грязно и болезненно.

Оникс ослабляет хватку на моих волосах, соскальзывая вниз, чтобы обхватить мою задницу. Он приподнимает меня обеими руками, замирая, когда во мне оказывается только кончик его члена. Я смотрю на него сверху вниз, его потемневшее выражение лица смотрит на меня со зловещим блеском в глазах. Его губы изгибаются в ухмылке, и он быстро разворачивает меня лицом в другую сторону, прежде чем снова насадить на свой ствол. Крик срывается с моих губ, когда он стремительно наполняет меня.

Одной рукой он сжимает мою задницу, в то время как другой хватает меня за запястье. – Трогай себя, пока я тебя трахаю, – бормочет он мне в затылок, просовывая мою руку между бедер. – Поиграй с этой хорошенькой киской, пока я не заставлю тебя кончить.

Повинуясь, я прижимаю кончики пальцев к своему клитору, перекатывая и массируя его под пальцами. Его рука убирается с моего запястья, и я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него, наблюдая, как он засовывает указательный палец в рот. Его язык кружит вокруг него, делая его скользким от слюны, прежде чем он вытаскивает его обратно, его губы издают хлопающий звук, когда он выпускает его.

Его другая рука ползет дальше к центру моей задницы, раздвигая мои щеки, в то время как кончики его пальцев оставляют синяки на моей коже. Свободной рукой он поворачивает мою голову в другую сторону, прежде чем опустить ее под поверхность. Он двигается без колебаний, погружая свой скользкий палец в воду и прижимая его к моей заднице.

Низкий стон срывается с моих губ, и я прижимаюсь к нему бедрами, одновременно проводя пальцами по своему клитору. Я встречаю каждый толчок, когда он начинает двигаться вместе со мной, приподнимая бедра, чтобы ввести свой член глубже в меня. Я расслабляюсь от его прикосновений, делая глубокий вдох, когда он вводит палец в мою задницу.

Внутри меня нарастает давление, и это больше, чем я, блядь, ожидала. Он заполняет обе мои дырочки, одновременно трахая меня своим членом и рукой. Его палец скользит в моей заднице в том же ритме, в каком его член входит в мою киску и выходит из нее.

Это гонка к вершине, и я, блядь, выигрываю. Но на самом деле именно Оникс подтолкнет меня к краю. Он всегда тот, кто принимает последний звонок, кто доводит меня до грани чистого экстаза.

Я разрываюсь на части, когда он трахает меня до бесчувствия, его хрипы и стоны, мои крики и стоны наполняют воздух. Вода вокруг нас плещется о край маленького бассейна, двигаясь в ритме нашего траха. Он неумолим, его прикосновения жестоки, когда он все сильнее и сильнее входит в меня. Его палец движется с той же скоростью, поглаживая внутреннюю часть моей задницы, в то время как он вращает рукой с каждым движением.

У меня кружится голова, зрение затуманивается, когда он подталкивает меня ближе к краю. Я чувствую, как его язык начинается с середины моей спины, прямо над поверхностью воды, когда он проводит им вдоль моего позвоночника, останавливаясь у основания шеи. – Твоя киска как тиски сжимает мой член, – рычит он, покусывая кожу на задней части моей шеи. – Я чувствую, насколько ты чертовски близка прямо сейчас.

– Что ты собираешься с этим делать? – стону, сильнее надавливая на свой клитор и обводя его кончиком пальца.

– Я собираюсь забрать то, что принадлежит мне, – рычит он, его зубы сжимаются на моем плече, когда он входит в меня с такой силой, что у меня перехватывает дыхание. – Твое удовольствие принадлежит мне, маленький дьяволенок.

Я прижимаюсь к нему спиной, чувствуя, как его яйца начинают сжиматься подо мной. Моя киска сжимается вокруг него, в то время как моя задница сжимается вокруг его пальца. – Так что, черт возьми, возьми это, – стону я, задыхаясь, когда он разрывает меня на части.

Оникс врезается в меня, и я теряюсь в свободном падении, полностью разбиваясь о него. Он разделяет меня надвое, одновременно проливая свою сперму внутрь меня. Его тепло наполняет меня, когда стон срывается с его губ, и он вонзается в меня в последний раз.

– Черт возьми, – выдыхает он, вытаскивая палец из моей задницы. Я прерывисто дышу, чувствуя, как его руки обхватывают мое тело. Его член все еще внутри меня, когда его сперма стекает по его стволу и капает с моей киски, смешиваясь с водой. Он разворачивает меня к себе на колени, и я падаю ему на грудь, пока он обнимает меня. – Ты – единственное, что имеет смысл в этом мире.

Я поворачиваю голову набок, прижимаясь к его ключице, пока он медленно гладит мои насквозь мокрые волосы. – Пообещай мне, что ты никогда не бросишь меня. Не знаю, смогу ли я пережить еще одну потерю.

Как мой отец, я не добавляю.

– Единственный способ, которым я умру, – это от твоей руки.

Я тяжело сглатываю, прижимаясь носом к его коже, когда он прижимается губами к моей макушке. Мы оба хищники высшей категории, способные выжить в этом мире вместе. Мы так долго сосуществовали, процветая вместе. Единственный способ для любого из нас покинуть этот мир – это за руку другого.

Я могу только надеяться, что он убьет меня первой ...

ГЛАВА 12

ОНИКС

Селена заснула в моих объятиях в бассейне. Некоторое время я не двигаюсь, чувствуя, как моя кожа покрывается мурашками, пока вода плещется вокруг наших обнаженных тел. Было уже далеко за полночь, когда я выскользнул из постели, и я пробыл здесь всего около двадцати минут, прежде чем она спустилась и нашла меня.

Когда я не могу заснуть, я нахожу покой в воде – особенно под поверхностью. Это всегда начинается с того, что я плаваю кругами по бассейну, а заканчивается тем, что я лежу на дне в глубоком конце, напрягая все силы своего тела до тех пор, пока не почувствую, что каждый орган вот-вот откажет.

Селена понимает это и никогда не задает мне вопросов по этому поводу. Я знаю, что у нее есть своего рода проблемы с одиночеством после того, как она потеряла своего отца, особенно учитывая, насколько они были близки, хотя ей трудно развивать какие-либо привязанности к людям.

Это то, что в нас двоих не имеет смысла. У нас обоих были диагностированы множественные психические расстройства, но больше всего выделялось антисоциальное расстройство личности. По сути, в наши дни это самый приятный способ диагностировать кого-либо как психопата. Само это слово несет с собой клеймо и мгновенное осуждение со стороны внешнего мира, который не понимает внутренней работы ума.

Если тебе ставят диагноз психопата, люди в конечном итоге предполагают, что ты какой-то убийца или серийный маньяк ... И что ж, если обувь подходит, ты можешь с таким же успехом носить ее, черт возьми, верно?

Для таких людей, как мы, необычно привязываться к кому-либо или к чему-либо. Я думаю, что каким-то странным образом, возможно, восходящим к детству, Селена была отчаянно привязана к своему отцу. Он был ее спасательным кругом, и, вероятно, это потому, что она была, по сути, его копией. Она была его вундеркиндом, его наследием, и ее эго съело все это дерьмо.

Он помог ей понять саму себя, когда никто другой не мог понять ее. С ним она не чувствовала себя одинокой, потому что ей больше не нужно было быть такой.

Затем, когда его у нее забрали, весь ее мир перевернулся с ног на голову. Пока она не встретила меня. Называй это судьбой, называй это предназначением; нам суждено было быть вместе. Это было все равно что смотреть в искаженное зеркало, в еще одну испорченную версию себя.

Там, где я расчетлив и управляем, Селена неуправляема и спорадична. Мы дополняем друг друга. И единственный способ разобраться в этом – это то, что мы были близнецами, двумя половинками одного целого. Она была недостающим звеном в моей жизни.

Мы дополняем друг друга, потому что мы – один и тот же человек. Со временем мы стали настолько зависимы друг от друга, что у нас как будто сформировалась та же привязанность, которая была у Селены к своему отцу, когда она была ребенком. И я понимаю это – абсолютно понимаю, – но я также знаю, насколько это вредно для здоровья.

Жизнь не гарантирована, особенно когда ты живешь от одного выброса адреналина к следующему, от одного убийства к другому. Жизнь, которой мы живем, чертовски рискованна, и нам не потребуется многого, чтобы потерять все это. Нам не потребуется многого, чтобы потерять все, включая друг друга.

Воздух холодит мою влажную кожу, когда я беру Селену на руки и вылезаю из подсвеченной красным воды. Открыв один из искусственных камней, я протягиваю руку внутрь и достаю массивное полотенце, чтобы обернуть его вокруг ее обнаженного тела. Мы установили это, потому что это намного упрощает доступ к дерьму благодаря тому, как мы оба работаем.

Особенно в такие ночи, как эта, когда мы оба голые плаваем в бассейне, а на улице чертовски холодно. Селена прижимается головой к изгибу моей шеи, крепче обнимая меня и что-то бормоча мне под нос. Я не знаю, что она говорит, но я несу ее в дом, не сказав больше ни слова.

Когда я прохожу через французские двери, оба гребаных пса оказываются прямо там. Их губы изгибаются вверх, из груди вырывается низкое рычание, когда они смотрят на меня.

– Пошли вы оба, – рычу я в ответ, игнорируя их угрозы.

Они, блядь, меня и пальцем не тронут, пока Селена не даст им добро на атаку. Обе собаки кружат у моих ног, вытянув шеи, когда они нюхают ноги Селены, а ступни обхватывают мой торс.

– Видите? С вашим хозяйкой все чертовски хорошо, – уверяю я их, прежде чем протиснуться мимо них обоих и направиться к лестнице в фойе. Деревянный пол холодный под моими ногами, когда я несу Селену наверх и возвращаюсь в нашу спальню.

На кровати все еще валяются подушки, а одеяло взъерошено после того, как она вылезла и бросилась искать меня в бассейне. Я подхожу к ней и опускаю ее на то место, где она лежала раньше.

– Вернешься ко мне в постель? – тихо спрашивает она, ее глаза пристально смотрят на меня, когда я натягиваю одеяло обратно до ее подбородка. Наклоняясь, я убираю прядь волос с ее лица. Она кажется такой невинной и непорочной; мысль о том, на что она способна, так резко контрастирует с тем, что я вижу ее лежащей в постели прямо сейчас. – Пожалуйста?

Несмотря на то, что я не устал, я все равно даю ей то, что она хочет, и забираюсь на матрас позади нее. Перекатившись через кровать, я забираюсь под одеяло, ложусь так, что она прижимается ко мне спиной, и обнимаю ее за торс.

Между нами существует необычная нежность, и она сильно отличается от нашей обычной жестокости. Селена не такая, какой ее считают, и если бы кто-нибудь знал правду о ней, они бы не поняли. Она не является своими демонами, она просто научилась сосуществовать с ними так же, как и я.

Два серийных убийцы с трагическим прошлым, множественными психическими диагнозами и комплексами бога, которые никогда не удастся искоренить. Никто не понимает ее так, как понимаю я. Наблюдение за этой ее нежной стороной показывает, что она не полностью соответствует образцу психопатки; она стирает его и вместо этого создает свое собственное место.

Она нашла себе место в моей грудной клетке, пустила корни прямо в моем прогнившем гребаном сердце.

Может, она и чудовище, но она мое чудовище.