Текст книги "Обладание Лили (ЛП)"
Автор книги: Шон Мориарти
Соавторы: Иззи Свит
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Глава 8
Лили
Подвозить детей в школу – это сюрреалистический опыт, который действительно подчеркивает, что я больше не могу контролировать свою жизнь или жизнь своих детей.
Поскольку я не могу открыть задние двери черного седана изнутри, мне приходится ждать, пока их для нас откроет Питер, словно он какой-то понтовый шофер.
Было бы лучше, если бы он был одет как тюремный надзиратель.
Сначала высаживаем Адама. Когда мы подъезжаем к тротуару, и Питер подходит к двери, чтобы нас выпустить, я ловлю несколько любопытных взглядов. Это хорошая школа, но она не так уж хороша. Мы здесь верхушка среднего класса, а не Уолл-стрит.
Адам еще ходит в начальную школу, но ненавидит, когда с ним нянчатся, поэтому я остаюсь в машине и просто наблюдаю за ним до тех пор, пока он не исчезнет за парадной дверью школы.
Обычно он спешит попасть внутрь и встретиться со своими друзьями до первого звонка, но сегодня он останавливается перед дверью и оглядывается назад, на его маленьком лице написано беспокойство, из-за которого он выглядит намного старше.
Я ненавижу это.
Понимаю, он догадывается, что что-то происходит, и достаточно умен, чтобы, в конце концов, разобраться в этом самостоятельно. Если я не смогу вытащить нас из этой ситуации сегодня, то не знаю, что ему говорить.
Как мне защитить его от этого?
Я машу ему из машины, но не уверена, что он меня видит. В конце концов, один из друзей подходит и, хлопнув по спине, отвлекает его внимание. Я вздыхаю с облегчением, когда они вместе заходят в школу. По крайней мере, я знаю, что там он в безопасности.
Эвелин, сидящей с другой стороны от меня, всего четыре года, и мне нужно проводить ее до дверей ее подготовительной школы.
Когда мы подъезжаем, я чувствую, что все взгляды мамочек обращены на нас.
Питер открывает дверь для нас с Эвелин. Я выхожу, и некоторые мамочки ахают. Да, я выгляжу ужасно, поэтому просто игнорирую все взгляды и быстро завожу ее внутрь, помогаю ей повесить пальто и оставляю ланч-бокс.
Обняв дочь на прощание, целую в макушку и желаю ей хорошего дня.
Она обнимает меня в ответ и весело отвечает: «Тебе тоже, мамочка», прежде чем развернуться и убежать к игрушкам.
Когда я выхожу, Питер ждет меня возле машины. Его глаза сужаются, и он скрещивает на груди руки, когда я, остановившись за дверью, смотрю на группу мамочек, стоящих у входа. Я могу подойти к ним и присоединиться к разговору. Пусть они расспросят меня о машине и водителе. Может, намекнуть...
Нет, нет, было бы неправильно втягивать кого-либо в эту неразбериху. Кроме того, кто мне поверит? Не знаю, поверила бы я сама себе.
Смиренно вздохнув и задрав подбородок, иду обратно к машине и залезаю внутрь. Питер закрывает за мной дверь, и без моих детей звук кажется гораздо более зловещим.
Молча, он отвозит меня домой, а на подъездной дорожке уже припаркован грузовик для переезда.
Черт.
Опять же я должна подождать, пока Питер откроет мою дверь, и когда подхожу к своему дому, он следует за мной по пятам. Все двери открыты, выпуская тепло, а на моей кухне тусуется еще один здоровенный парень в костюме.
– Джеймс, – грохочет Питер и кивает мужчине.
– Питер, – усмехается мужчина в ответ, прежде чем положить клубнику в рот.
Перед Джеймсом, прислонившимся к столешнице острова, лежат бейглы, фрукты и кексы.
Питер отлипает от меня и подходит к острову, внимательно рассматривая разбросанный по столешнице завтрак.
Проглотив клубнику, Джеймс переводит на меня свои темные глаза и спрашивает:
– Хочешь?
Скрестив руки на груди, я быстро мотаю головой.
– Уверена? – спрашивает Питер, удивляя меня. Он берет бейгл и машет мне. – Не хочешь бейгл? Или маффин?
И снова отрицательно качаю головой, и оба мужчины хмуро смотрят на меня, как будто я только что их оскорбила.
Мне не нужно оправдываться перед ними, но я объясняю:
– Я уже позавтракала с детьми.
– А-а-а, – говорит Питер и, улыбаясь, откусывая большой кусок от своего бейгла.
– Не хочешь немного сока? – спрашивает Джеймс, указывая на кувшин на стойке.
Я качаю головой.
– Кофе?
– Да, пожалуйста, – киваю я, полностью осознавая иронию того, что они предлагают мне еду и напитки на моей собственной кухне.
– Как ты любишь его пить? – спрашивает Джеймс, начиная ходить по кухне и открывать шкафы.
Видеть, как он копается в моих вещах, меня до чертиков раздражает, особенно потому что он ведет себя так, будто имеет на это полное право. Это мой дом и мои вещи, черт подери.
Но что я могу с этим поделать?
Топнуть ногой и устроить истерику?
– Кружки в шкафу над посудомоечной машиной, – говорю я ему после того, как он не может найти их самостоятельно.
Он улыбается мне:
– Спасибо.
Джеймс берет две кружки. На одной написано: «Самая лучшая мама в мире», а на другой – «Кофе делает меня какашкой».
– Какой ты любишь кофе? – повторяет он вопрос, подходя к кофеварке и наполняя обе кружки из графина.
– Черный.
Он подталкивает ко мне через прилавок кружку с надписью «Самая лучшая мама в мире». Если я хочу кофе, мне придется подойти к ним поближе. Поднеся вторую кружку к губам, он с интересом смотрит на меня, прежде чем сделать глоток.
– Эй, а где моя кружка? – спрашивает Питер.
– Налей себе сам, я не твоя сучка, – ухмыляется ему Джеймс.
Ворча, Питер подходит к шкафу, берет кружку и наполняет ее из графина.
Быстро сделав шаг вперед, я хватаю кружку с прилавка и возвращаюсь назад, держа ее в руках.
Джеймс улыбается мне, когда я, наконец, делаю глоток:
– Грузчики все утро ждут. Просто скажи им, что ты хочешь упаковать, и они обо всем позаботятся.
Я делаю еще один глоток кофе, наслаждаясь его теплым горьким вкусом. Мне понадобится вся энергия, чтобы пройти через это.
– Что именно мне нужно взять? – спрашиваю я.
Серьезно, какой во всем этом смысл?
– Все, что ты хочешь сохранить.
Взгляд темных глаз Джеймса становится жестким, когда я говорю:
– Это мой дом, и я хочу сохранить его.
Он качает головой и ставит кружку на стойку:
– Люцифер хочет, чтобы ты собрала свои вещи. Его приказы окончательны. Ты больше сюда не вернешься.
До сих пор мне казалось, что я держалась довольно неплохо. Я имею в виду, что незнакомец вошел в мой дом, выгнал моего мужа и решил, что теперь владеет мной и моими детьми. Учитывая все, что произошло, я бы сказала, что сохраняла спокойствие по поводу всего этого.
Но когда Джеймс, еще один незнакомец, говорит мне, что я не вернусь в свой дом, это меня просто ломает. Может быть, он так это говорит, будто не ожидает, что я буду протестовать или бороться, словно принимает мое сотрудничество как должное.
Или, может быть, именно тот факт, что он ходит по моему дому, как будто его владелец, переполняет чашу моего терпения.
Я запускаю кружку с горячим кофе ему в голову, но Джеймс вовремя успевает уклониться. Кружка, пролетев над его головой, разбивается о шкаф.
– Гребаный ад! – ругается мужчина и, выпрямившись, смотрит на меня.
Я застыла, как вкопанная. Я только что это сделала?
Наши взгляды встречаются, и я так расстроена, так напугана тем, что сделала, что забываю, как дышать.
Они собираются сделать мне больно?
Какого хрена я швырнула в него эту кружку? Почему такая глупая?
Мои глаза покалывает от слез, но я не хочу плакать, черт возьми. Не хочу доставлять этим засранцам такое удовольствие. Они этого не стоят.
Наконец, мне удается сделать глубокий вдох, и я задерживаю его внутри.
Питер разражается громким смехом, и мгновение спустя к нему присоединяется Джеймс.
Внезапно понимаю, что снова могу двигаться.
Я бегу так быстро, как только могу. Промчавшись по коридору, взлетаю по лестнице, ведущей на верхний этаж.
Позади себя слышу, как Джеймс одновременно смеется и ругается:
– Проклятье, это дерьмо было горячим.
Питер смеется еще громче:
– Тебе лучше приложить лед.
– Черт, я не ожидал этого. Чудом пронесло!
– Да, еще чуть-чуть и она бы снесла тебе голову. Похоже, Люцифер завел себе маленькую тигрицу.
***
Провожу все утро в своей спальне, подумывая переодеться и накраситься, но, к черту все – меня не волнует, что думают люди, и я, черт возьми, не буду стараться выглядеть для него хорошо.
Я все жду, что Люцифер в любую минуту постучится в мою дверь или кто-нибудь из парней попытается мне отплатить, но, к счастью, в доме все тихо. Кажется, они оставили меня наедине с собой.
Поэтому копаюсь в шкафу со стороны Маршалла, ища все, что он мог спрятать. Если он занял пять миллионов долларов у такого парня, как Люцифер, он, должно быть, был вовлечен в какое-то довольно мутное дерьмо.
Я провожу как минимум пару часов, выбрасывая все его вещи. Коробки со средней школы, полные разных памятных безделушек. Обыскиваю его одежду, проверяя все его карманы. И даже приподняла его сторону матраса.
В конце концов, я не нахожу ничего. Если в этой комнате что-то и есть, он это хорошо спрятал.
В доме так тихо, что к тому времени, когда у меня начинает урчать в животе, я набираюсь смелости открыть дверь и выглянуть наружу.
Коридор за моей комнатой пуст.
Спустившись на цыпочках по лестнице, я слышу на кухне тихие голоса:
– Я могу понять, почему он решил оставить ее – она чертовски горячая, но не могу понять, почему он оставляет детей, – говорит Питер.
– Он не может убить ее детей и ожидать, что она смирится с этим.
– Думаю, да, но, черт, вся эта ситуация довольно странная.
– Согласен.
– Если бы он хотел взять женщину, то мог бы оставить себе блондинку Хаммонда. Детей у нее не было.
– Я не знаю, о чем он думает, но Люцифер босс, и знает, что делает.
– Тем не менее… Это выглядит как ужасно большой риск ради какой-то киски. Я бы чувствовал себя лучше, если бы мы придерживались протокола и убили их.
– Это не наше дело, так что хватит трепаться.
– Ты ничего не слышал?
Я пытаюсь тихонько прокрасться обратно в свою комнату, но внизу лестницы появляется Джеймс.
Наши взгляды встречаются, и он улыбается:
– Привет.
Мое сердце безумно колотится, и я едва не спотыкаюсь, пытаясь подняться по лестнице задом наперед.
– Эй, не обижайся, ладно? – он делает шаг вверх по нижней ступеньке. – У нас есть обед на кухне, если ты голодна. Сделали немного бутербродов.
Я отрицательно мотаю головой.
Эти люди настоящие психопаты – в один момент они говорят о том, что было бы намного проще, если бы меня просто убили, а в следующий предлагают мне бутерброды.
Джеймс хмурится и оглядывается, когда за его спиной появляется Питер.
– Послушай, если ты не начнешь собираться в ближайшее время, все останется здесь, – говорит Питер.
– Да, смотри сама – мы не вернемся.
Я продолжаю подниматься задом наперед.
Лицо Джеймса становится жестким от разочарования, и он рычит:
– Я серьезно. Ты навсегда потеряешь все, что тебе было дорого.
Есть ли что-нибудь, что я хочу забрать? Я все равно планировала все это оставить, это просто вещи. Почему это их волнует?
Я достигаю лестничной площадки и продолжаю идти.
Питер фыркает, и Джеймс кивает ему:
– Я понял, она планирует сбежать.
Мне кажется, будто мой желудок ухает вниз.
– Нет, я не собираюсь этого делать, – выдыхаю я, повернувшись.
Джеймс самодовольно ухмыляется мне.
– Только человек, планирующий побег, не будет заботиться о своих вещах.
Питер кивает Джеймсу и решает припугнуть:
– Я позвоню Люциферу.
Черт подери.
– Все это, – хриплю я, когда Питер уходит.
Ухмылка Джеймса становится шире:
– Что, прости?
Сделав глубокий вдох, я говорю более четко:
– Все это. Я хочу все это целиком.
Ублюдки. Они получают от этого удовольствие.
Питер останавливается и поворачивается, торжествующе усмехаясь. Эти два мудака меня разыграли:
– Приведу сюда грузчиков, чтобы они могли начать работу.
Я делаю еще один шаг назад, планируя снова спрятаться в своей спальне.
– Ты должна оставаться с нами, пока грузчики здесь, – говорит Джеймс.
Моей первой реакцией, конечно же, было покачать головой.
На лице Питера появляется абсолютно зловещая ухмылка, когда он говорит:
– Мы не хотим, чтобы с кем-нибудь что-нибудь случилось.
Что, черт возьми, он имеет в виду? Намекает, что что-то может случиться со мной? Или с кем-то из грузчиков?
Джеймс делает еще один шаг и протягивает руку:
– Давай. Пойдем, пообедаешь с нами. Похоже, тебе это нужно.
Мой желудок выбирает именно этот момент, чтобы громко заурчать, и я чувствую, как мои щеки горят от смущения.
Я хочу спросить его, собирается ли он меня убить, но не хочу выдавать то, что я подслушала их разговор. Судя по тому, что слышала, как минимум Питер предпочел бы убить нас, но не может этого сделать.
Джеймс ободряюще кивает мне, а Питер снова исчезает на кухне.
Полагаю, что голодание не принесет никакой пользы ни мне, ни моим детям. Я делаю еще один шаг вниз по лестнице и напрягаюсь. Когда Джеймс не прыгает на меня, а вместо этого отступает, я чувствую себя достаточно комфортно, чтобы сделать еще один шаг.
– Я даже налью тебе еще чашку кофе, только не кидай ее мне в голову снова, хорошо? Переводить кофе – это святотатство, – усмехается он, когда я спускаюсь с последней ступеньки, очевидно, пытаясь заставить меня чувствовать себя с ним более комфортно.
Я представляю себе, как делаю это и чувствую, как губы растягиваются в моей собственной зловещей ухмылке.
– Черт, – усмехается Джеймс в ответ. – За это ты получишь свой кофе в кружке-непроливайке.
***
Остаток дня я провожу на кухне, перекусывая бутербродами и делая вид, что занимаюсь своими делами. Грузчики заходят в дом и выходят из него, и, кажется, что каждая вынесенная коробка забирает с собой частичку моей души.
В какой-то момент в общей комнате раздается громкий треск, и я слышу, как один из грузчиков сердито ругается. Джеймс, Питер и я направляемся в комнату, чтобы выяснить, что произошло. Семейный портрет, который висел над нашим камином, упал, и стекло рамы разбилось.
– Не подходите, мэм, – предупреждает меня грузчик. – Везде стекло.
Видеть портрет Маршалла, меня и детей, которых я забрала, разбившимся на полу, кажется предзнаменованием.
Прикрыв рот рукой, я делаю шаг назад.
– Мне очень жаль, мэм. Компания починит это, – извиняется грузчик.
Питер и Джеймс смотрят на меня и осознают мое подавленное состояние.
Джеймс ругается себе под нос:
– Бл*ть.
Очевидно, их рассердило то, что я расстроена.
Питер угрожающе шагнул к грузчику, и я знаю, что он собирается причинить ему боль.
– Нет! – кричу я и, прыгнув вперед, хватаю его за руку.
Питер резко смотрит на меня, и я умоляю его:
– Пожалуйста, не надо. Это была просто случайность.
Грузчик беспокойно переступает с ноги на ногу:
– Да, это просто случайность… Мне очень жаль. Компания заплатит за это. Деньги вычтут из моей зарплаты.
– Нет, нет, все в порядке. Просто выбросьте его в мусорное ведро, – я отпускаю руку Питера и скрещиваю руки на груди. – Я все равно не хотела брать с собой этот портрет. – Пожимая плечами, стараюсь выглядеть как можно беспечнее. – Серьезно, где бы я его повесила?
Грузчик облегченно вздыхает. Я заставляю его улыбнуться:
– Я просто волновалась, что вы пострадаете.
Грузчик качает головой:
– Нет, все в порядке, мэм.
Кажется, это удовлетворяет Питера и Джеймса. Мы все поворачиваемся и вместе без происшествий возвращаемся на кухню.
Мое сердце, однако, колотится еще пару минут, и я чувствую, что меня сейчас стошнит. Мне требуется некоторое время и техника размеренного дыхания, прежде чем я начинаю чувствовать себя лучше.
Когда, наконец, пришло время забирать детей, я чуть ли не выбегаю за дверь, желая их увидеть.
Забрать Эвелин легко, она не спрашивает ни о черной машине, ни о водителе. Она просто болтает о своем дне и разных игрушках, с которыми играла.
Адам, сидящий с другой стороны от меня, еще более подозрителен, чем утром.
Я могу сказать, что он хочет задать мне вопросы, когда садится в машину, но, похоже, не решается сделать это перед Питером.
Как я уже говорила, иногда сын слишком умен для своего возраста.
Адам сидит, размышляя, рядом со мной, а я изо всех сил стараюсь выглядеть для них невозмутимой и спокойной.
– Мама, мы сделали что-то плохое? – спрашивает Адам, когда машина притормаживает, и я смотрю на него с недоумением.
– Нет, дорогой. Ничего плохого мы не сделали. Почему ты об этом спрашиваешь?
Он указывает в окно:
– Тогда почему мы едем в тюрьму?
Я пододвигаюсь к нему ближе и смотрю в окно поверх его головы.
Черт. Место, к которому мы подъехали, действительно похоже на тюрьму. Оно огорожен забором с колючей проволокой, за которым маячит охранник с автоматом через плечо. За воротами находится небольшой пост охраны, и я вижу темные силуэты других стражников. Сколько защиты нужно для одного человека?
Ворота открываются, и машина медленно проезжает сквозь них, а охранник машет нам рукой. В конце длинной дороги, на холме, стоит дом, который достаточно велик, чтобы его можно было назвать особняком. Перед домом расположен фонтан.
Когда мы проезжаем пост охраны, из нее выходит пара охранников и с любопытством смотрит на машину. Обернувшись, вижу, как ворота за нами закрываются.
Дерьмо. Бл*ть. Дерьмо.
Ко мне приходит отчаяние, когда я понимаю, что мы никогда не выберемся отсюда, если он нам не позволит.
Глава 9
Люцифер
Стриптиз-клубы имеют определенный запах, свойственный только им. Это смесь пива, табачного дыма, кисок и отчаяния.
У того, в котором я сейчас нахожусь, это в избытке. Полный обход оставил у меня привкус гнили во рту. В клубе держится обычный запах, но в воздухе также присутствует зловоние немытых тел и спермы.
Владелец столь же сомнителен, как и правило запрета дополнительных услуг в приватных танцевальных комнатах. Мне сделали предложение в тот момент, когда я сел за один из столиков рядом с одной из сцен.
Черт, Саймон отказывается садиться за стол. Вместо этого он стоит позади меня. Мне хочется смеяться над этим.
Хозяин с тремя стаканами виски в руке плюхается на стул напротив меня.
Его голос хриплый после долгих лет употребления алкоголя и курения.
– Что вы думаете о клубе? В нем есть какое-то очарование, вы согласны?
Для первой половины дня клуб на удивление полон танцовщиц и клиентов. Его расположение довольно неплохое для того места, где он находится в городе. Оглядываясь вокруг, я вижу как представителей рабочего класса, так и офисных работников.
Однако я слышу, как Саймон зубоскалит, пытаясь перекричать грохот музыки:
– Только если вам нравится заразиться пятнадцатью видами венерических заболеваний. Просто стоя здесь я уже чувствую, как они ползут по мне.
Хотя он прав, место грязное. Не представляю, как оно будет выглядеть, когда зажгутся все огни.
– Сколько ты за него хочешь?
Чарльз, хозяин, долго изучает меня.
– Два миллиона.
Качая головой, я наклоняюсь вперед и говорю:
– Исключено, я знаю о твоих долгах перед семьей Морелли. Пятьсот пятьдесят, и я гашу все твои долги.
На мгновение он надувает щеки, а затем отвечает:
– Один миллион, меньше – это оскорбление.
Качая головой, я встаю со стула:
– Спокойной ночи.
– Люцифер, подожди. Семьсот пятьдесят тысяч.
Кивая головой, я говорю:
– После проверки здания, я поручу одному из моих людей проверить твои бухгалтерские книги с отчетами о реальных доходах. Я не хочу ни единого сюрприза.
Кивнув, он говорит:
– По рукам.
– Ты не останешься здесь ни в каком качестве.
Закатив глаза, он говорит:
– Что, ты не доверяешь мне?
– Бл*ть, нет.
Выйдя из здания на солнце, я усмехаюсь. Я наблюдал за этим местом последние пару месяцев. Как только я уберу танцовщиц-наркоманок и заменю их профессионалками своего дела, это место станет прибыльным. Его расположение просто идеально, и все, что мне нужно будет сделать, это хорошенько все почистить.
– Саймон, оформи сделку в письменном виде и закончи ее. Я хочу, чтобы все произошло как можно скорее.
– Ты действительно собираешься купить эту ужасную дыру, кишащую ЗППП (прим.: заболевания, передающиеся половым путем)?
– Да, она будет приносить деньги.
– Только если ты сожжешь ее дотла и потребуешь страховку.
– Хочешь сделать ставку?
Громко вздыхая, он садится на переднее сиденье и говорит:
– Нет, Люцифер.
Смеясь, я смотрю на Эндрю:
– Не хочешь заключить пари, Эндрю?
Он просто качает головой:
– Нет, спасибо, сэр. Мне бы хотелось сохранить свои деньги.
Они знают меня слишком хорошо. Я знаю, что нужно, чтобы такой бизнес стал процветать. Смена руководства, новые танцовщицы, не употребляющие кокс, генеральная уборка и немного сарафанного радио. Через несколько месяцев мы начнем получать приличный доход.
***
Мы заезжаем на территорию как раз в тот момент, когда грузовик, перевозивший вещи Лилит, выезжает за ворота. Хорошо, я бы предпочел не иметь дела с незнакомцами в моем доме дольше, чем это необходимо. Особенно сейчас, когда я должен проверить весь дом на наличие жучков и любого другого оборудования для наблюдения.
Я не для того так далеко продвинулся в этой жизни, чтобы лениться в вопросах безопасности.
Эндрю подвозит меня к входной двери, где и высаживает. Вчера была долгая ночь, а сегодняшний день был слегка напряженным из-за всей этой ситуации с Микки и прочих повседневных дел, которые я должен контролировать.
Открыв входную дверь, останавливаюсь в замешательстве, когда вижу Пола, несущегося вниз по лестнице, за спиной которого визжит маленькая девочка, спускающаяся за ним с маленьким плюшевым мишкой в одной руке и розовой расческой в другой.
Мгновенно останавливаясь передо мной, он говорит:
– Босс… Это не… Ну… Она хочет устроить еще одно чаепитие.
Глядя на него, я не понимаю значения слов, срывающихся с его губ, пока не смотрю на его руки.
Пол своим большим размером и телосложением, способным выдержать все, похож на большинство мужчин окружающих меня, но увидев его ярко-розовые ногти, я тут же спрашиваю:
– Что, нахрен, случилось с твоими пальцами?
– Ой, ты сказал плохое слово! – хихикает маленькая девочка, пролезая между ног Пола.
Глядя вниз на ее липкое лицо, я отступаю на шаг и смотрю на Пола:
– Что здесь происходит?
– Ну… Сэр… – он поднимает руки в жесте капитуляции. – Мать Эвелин оставила ее на меня.
Вздыхая, я киваю головой. Глядя на девочку, смотрящую на меня широко раскрытыми глазами, спрашиваю:
– Где твоя мама, дорогая?
Указывая через дом на кухню, она смотрит на Пола и шлепает его прямо по яйцам, от чего тот всхлипывает и его глаза сходятся к переносице.
– О, Боже! – громко стонет он, глядя в потолок.
Наклонившись, чтобы взять девочку на руки, я думаю – это хорошо для нее. Она должна знать, как можно себя защитить.
– Это твое наказание, Пол, за все твои ночи с сомнительными женщинами.
Когда я несу маленькую девочку на руках, она одной рукой обнимает меня за шею. Сидя там, она спрашивает:
– Ты снова собираешься сказать плохие слова?
– Нет, не сейчас. Может, когда разозлюсь. Я часто их использую.
– Если ты это сделаешь, я расскажу маме, – решительным тоном говорит она.
– Ну, дорогая, босс здесь я. Не думаю, что это будет проблемой.
Войдя на кухню, она хихикает, и когда я опускаю ее на пол, говорит:
– Нет, я босс.
Смотрю на Лилит, одетую в мешковатые спортивные штаны и футболку, явно на несколько размеров больше. Она не осознает, насколько сексуальна, когда стоит там, чуть склонившись, и тихо разговаривает с сыном, который выглядит гораздо более расстроенным, чем маленькая девочка, которую я только что держал на руках.
Бл*ть, не думал, что мне нравятся мамочки, но я действительно пялюсь на ее аппетитную задницу и сексуальную талию, подчеркнутую заниженными штанами.
Когда она начинает поворачиваться, чтобы посмотреть, что происходит, ее профиль пробуждает в моих чреслах собственнический голод. Чувствую, как мой член шевелится от воспоминаний об этом утре, когда ее подтянутая попка толкалась в мои бедра, пока я хоронил себя глубоко в ней.
В том, чтобы быть собственником, для меня нет ничего нового, но я чувствую, как быстро она становится для меня одержимостью.
Черт, если бы сейчас не было детей, я бы приказал очистить дом, чтобы взять ее прямо на стойке. Прижав ее грудью к столешнице, сорвал бы с нее трусики, прежде чем вогнать свой толстый член в ее узкую киску, шлепая Лилит по заднице, пока врезался в нее как можно глубже.
Лилит полностью поворачивается и когда она замечает меня, ее полные губы сжимаются.
– О.
Сняв пиджак, вешаю его на спинку одного из стульев, стоящих рядом с кухонным островом. Переводя взгляд с нее на Адама, спрашиваю:
– Я не помешал?
Кивнув, она говорит:
– Да. Адам спрашивал, почему мы переехали из нашего дома сюда.
Глядя на Адама, я говорю:
– Это ваш новый дом, Адам.
Его глаза широко раскрываются, когда он смотрит на мать.
– Кто он, мама?
Вздохнув, Лилит поворачивается, смотря на нас обоих.
– Это Люци...
Осекшись, она смотрит прямо на меня. Хм, вероятно, я не назвал ей свое настоящее имя.
– Меня зовут Мэтью, Адам.
– Ты тоже здесь живешь? – спрашивает он.
Могу сказать, что Адам серьезный мальчик. У него глаза умудренного жизнью старика. Он не так доверчив, как его сестра.
Мгновение я смотрю на него. Ему очень интересно, что происходит.
Как бы я чувствовал себя в его возрасте, если бы со мной случилось нечто подобное? Его будет трудно завоевать, и если я собираюсь заставить Лилит полностью принять эту ситуацию, мне нужно, что оба ребенка были на моей стороне.
– Теперь это наш дом. Поскольку мы с твоей матерью пришли к соглашению, то это и твой дом тоже.
– А как же мой старый дом?
– Он принадлежал Маршаллу… – задумавшись, говорю я. – Как насчет того, чтобы завтра, когда я вернусь домой, мы с тобой сели в нашем кабинете и обсудили все твои вопросы? Хочу, чтобы ты хорошенько подумал обо всем. – Глядя на его руки, я спрашиваю: – Ты уже умеешь писать?
– Немного. Буквы получаются еще не очень ровными.
– Хорошо. Ты запишешь все свои вопросы, и мы вместе их обсудим. Только ты и я. Мне хотелось бы, чтобы ты привык, я всегда буду рядом.
«В отличие от твоего отца», – думаю я.
Переводя взгляд со своей матери на меня, Адам выглядит скорее растерянным, чем напуганным.
– Хорошо.
Я снова смотрю на Лилит и вижу, что на ее хмуром лице появилась печаль. Я интересуюсь:
– Как прошел твой день?
Подавшись вперед, целую ее в щеку, делая глубокий вдох. Она так хорошо пахнет, ее аромат опьяняющий, почти гипнотический.
Стоя прямо, словно кол проглотила, она говорит:
– Нам нужно поговорить.
– Хорошо, но через несколько минут здесь будет Роза, чтобы подать ужин. Мы можем поговорить, когда дети лягут в постель. Мне нужно принять душ, сегодня был очень долгий день, и я с нетерпением жду возможности переодеться в чистую одежду.
***
Оглядывая спальню, замечаю у стен гору не распакованных коробок. Похоже, Лилит не до конца приняла ситуацию. Полагаю, этого следовало ожидать. Хотя, если бы это утро можно было считать каким-то показателем того, как все сложится, думаю, что к своей новой жизни она приспособится довольно скоро.
Я возвращаюсь на кухню, только что приняв душ. Брюки цвета хаки и футболка заменили костюм и галстук.
Мой отец никогда не вылезал из костюмов и галстуков. Никогда. Он был очень строгим. Мне нужно раскрепоститься, если я хочу, чтобы дети не смотрели на меня как на надзирателя.
Поскольку здесь теперь живет моя семья, полагаю, мне придется бывать дома чаще, чем обычно. С тех пор, как поселился в этом доме, я использовал его как место, где можно было приклонить голову, но ограничивался лишь этим большую часть времени.
Роза, домработница и повар разговаривает с Лилит. Кухню наполняют, идущие от плиты, восхитительные запахи.
Подойдя к Лилит, обнимаю ее за талию. Она напрягается, когда я провожу носом по ее шее. Оставив на ее коже легкий поцелуй, говорю:
– Иди, прими душ и подготовься к ужину.
Вырвавшись из моих рук, она смотрит на меня широко раскрытыми глазами:
– Что?
– Ты должна принять душ и переодеться к ужину.
– Что ты имеешь в виду?
– Какую часть из того, что я сказал, ты не понимаешь? – спрашиваю ее. Я в замешательстве. Как можно не понимать столь очевидные вещи?
– Что не так с тем, что на мне надето? И почему ты говоришь мне что делать?
– Ты должна быть переодета к ужину. Спортивные штаны и бесформенные футболки – одежда не для ужина.
Взяв ее за руку, вытаскиваю ее через кухонную дверь в холл и тащу через весь дом в нашу спальню.
Этот акт неповиновения не пройдет.
Войдя в спальню, отпускаю ее руку и, указывая на коробки, говорю:
– Так не годится. Завтра распакуй свои вещи. Также достань из коробок детскую одежду – я хочу, чтобы ее постирали. Перед отъездом скажи Розе, что у тебя серьезные проблемы со стиркой, и она все сделает. Я хочу, чтобы в ближайшие три дня коробки опустели. Все, на чем будет изображен Маршалл или то, что ему принадлежало, будет уничтожено или возвращено. Решишь сама, что делать с этими предметами.
Затем указываю ей на душ.
– К ужину ты должна выглядеть презентабельно. Я не прошу тебя одеваться официально, но то, что ты надеваешь утром, неприемлемо. Особенно это.
Смотря в ее изумрудные глаза, вижу, что они горят. Лилит выглядит такой сердитой, что я могу сказать, она едва сдерживает свой гнев.
– Ты невероятно прекрасна. Когда я возвращаюсь домой, то хочу видеть эту красоту, а не какие-то неряшливые треники.
Выйдя из комнаты, спускаюсь вниз по лестнице, чтобы найти детей. Хорошей идеей было бы иметь в доме няню. Кого-то, кто может гарантировать, что они не разрушат весь этот дом.
Ужин – это тихое мероприятие только для нас четверых, пока Эвелин не решает, что нам нужно поговорить. Она начинает задавать все вопросы, которые приходят в ее маленькую головку, начиная с того, почему нам нравится стручковая фасоль, и заканчивая тем, почему в ее классе стульев больше, чем парт. Я не знал, что ребенок может задавать столько вопросов, запихивая при этом еду в рот так часто, что становится похожим на бурундука.
Адам продолжает смотреть на меня с любопытством, но держит себя в руках, пока ест. Его единственный вопрос был: «Буду ли я ходить в ту же школу?»
Одновременно мы с Лилит отвечаем по-разному: «Возможно» и «Да».
Глядя на нее, я говорю:
– Возможно. Это будет зависеть от оценок в табеле.
– Нет, дети останутся в своих школах. Они к ним привыкли и у них там есть друзья.
Нахмурившись, я смотрю на Адама.
– Чего хочешь ты?
– Я хочу остаться.
– Мы обсудим это завтра.
Глядя на меня с гневом, который не покидал ее глаз с тех пор, как я послал ее привести себя в порядок, Лилит говорит:
– Мы обсудим это сегодня.
Кивая головой, я говорю:
– Помимо всего прочего.