Текст книги "Узаконенная жестокость: Правда о средневековой войне"

Автор книги: Шон Макглинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Это было сокрушительное поражение. Несмотря на бегство Раймунда и Балиана, почти все вожди королевства попали в плен, в том числе Рено Шатийонский, магистры тамплиеров и госпитальеров, да и сам иерусалимскй король. Самые большие потери, как обычно, понесла пехота, хотя многим все же удалось бежать. Несмотря на всю жестокость сражения, погибло лишь небольшое число рыцарей, что свидетельствовало о прочности их доспехов. Не зря мусульмане называли их «железными людьми». Однако настоящая резня была еще впереди.

Сначала расправились с захваченными в плен туркополами: этих как изменников ислама казнили прямо на месте. (Туркополы – воины турецкого происхождения, принявшие греческое православие; наемники в христианских армиях. –  Прим. ред.) Вожди крестоносцев – это уже совсем другое дело. Саладин велел подвести к своему шатру Рено Шатийонского и короля Ги Лузиньяна. Королю был предложен некий сладкий напиток: по арабскому обычаю пленник мог чувствовать себя в безопасности, если его угощали едой или питьем. Отпив, Ги передал чашу Рено Шатийонскому, на что Саладин обратил внимание своего толмача: «Скажи королю: это ты даешь ему питье. Я ему питья не давал». Дело в том, что некоторое время назад Саладин поклялся убить Рено Шатийонского, который долгое время был у него словно бельмо на глазу. Кастелян мощного и знаменитого замка Крак-де-Шевалье, он не соблюдал перемирий и промышлял разбоем на мусульманских торговых путях, несколько раз ставил Саладина в крайне неловкое положение. Так, в 1186 году он захватил в плен сестру султана, караван которой проходил в опасной близости от замка, а в 1182 году предпринял атаку на Мекку, что нанесло серьезный удар по репутации Саладина как защитника Святых Мест Ислама. И вообще, в большинстве эпизодов этот безжалостный искатель приключений всегда извлекал для себя выгоду. Согласно описанию Бахаеддина ибн Шеддада (арабский историк, биограф Саладина. –  Прим. ред.), у Хаттина Рено Шатийонскому дали шанс выжить: за это он должен был принять ислам. Однако Рено отказался: между 1160 и 1176 гг. он семнадцать лет провел в мусульманском плену, и за это время проникся абсолютным презрением к своим врагам. Теперь, как пишет один латинский хронист, он демонстрировал свое привычное яростное высокомерие и пренебрежение. Увидев это, Саладин взял меч и ударил Рено по плечу, отрубив руку. Потом стража оттащила пленника от шатра, и его обезглавили. Саладин обмакнул палец в крови Рено Шатийонского и окропил себе лоб в подтверждение того, что месть свершилась. Покончив с этим, он заверил Ги Лузиньяна, который трясся от страха при виде того, что случилось с Рено, что тот может быть спокоен: его жизни ничто не угрожает. Позже отрубленную голову Рено провезли через весь Дамаск. У Саладина имелись причины отомстить Рено, но этот мотив был не единственным. Саладину не только хотелось воздать своему обидчику должное за причиненные оскорбления, но и устранить со своего пути раз и навсегда весьма эффективного и, следовательно, весьма опасного противника.

Пленников после окончания битвы оказалось так много, что, по свидетельствам очевидцев, их связывали чуть ли не по тридцать человек одной веревкой. Такой неожиданный избыток предложения над спросом радикально снизил продажную стоимость рабов – за них теперь давали не более 3 динаров, а какого-то пленника и вовсе обменяли на пару башмаков. Однако значительная группа пленников по-прежнему оставалась в цене: это были тамплиеры и госпитальеры. Теперь Саладин изменил свое решение относительно судьбы этих воинствующих монахов из духовно-рыцарских орденов, число которых составляло 240 человек. Был отдан приказ султана о казни, при этом Саладин любому мусульманину, захватившему пленников из обозначенной выше группы, выплачивал компенсацию в размере 50 динаров за человека. Пленников собрали и подвели к Саладину. Их жизни могло спасти лишь принятие ислама, и несколько латинян все же пошли на это, невзирая на жестокое проклятие, грозившее им на родине. Неприятная миссия по приведению приговора в исполнение была поручена непрофессиональным палачам, по сути всем желающим. Имад ад-Дин ярко и с ликованием описывает случившееся.

Саладин… приказал их обезглавить, дабы всех умертвить, а не держать в темнице. Вокруг собралась целая толпа школяров и суфиев, а также набожных людей и отшельников. Каждый просил позволить ему вершить казнь, вытаскивал меч и закатывал рукав. Саладин с торжествующим видом восседал на помосте; неверные же пребывали в невообразимом отчаянии. Нашлись среди добровольцев те, кто рубил быстро и чисто, и за это они получили одобрение; некоторые отказались, и их место заняли другие. Я видел человека, который презрительно смеялся и рубил одного за другим… Сколько он заслужил похвал, какой вечной награды удостоился за пролитую кровь неверных, какое благое дело совершил он!

Как написал потом сам Саладин: « Не выжил ни один из тамплиеров. Это был день Божьей благодати». Один латинский хронист предлагает другой вариант, не менее религиозный по своей притягательности. Согласно его версии, рыцари – это добровольные христианские мученики, которые «с радостью подставили свои шеи под карающий меч». Один тамплиер-фанатик по имени Николай, возможно, уже почти на грани сумасшествия от страха неминуемой смерти, призвал других рыцарей принять тамплиерский постриг (тонзуру) и тем самым окончательно решить свою мученическую судьбу. Потом возникла суета, связанная с желанием многих пойти на казнь первыми, и Николай « обрел блаженство первого мученика».

Оба летописца подчеркивают религиозную подоплеку этого массового истребления пленных, когда и сами жертвы, и те, кто вершил их казнь, действовали во славу Божью. Саладин объяснял свои поступки стремлением очистить мусульманскую землю от неверных. Но один только религиозный аспект вызывает сомнения и вопросы. Во-первых, погибшим крестоносцам отпускались все грехи, и тем самым в случае их гибели Церковь уже заботилась о спасении их душ. Тонзура (постриг) вовсе не являлась необходимым условием для принятия мученической смерти (или для признания погибшего мучеником), да и участие «святых людей» в этой резне явно придумано для придания акту зверства духовного мотива, одновременно утвердив Саладина в роли праведного воина. Непросто определить точные мотивы Саладина для захвата в плен тамплиеров и госпитальеров, ведь не прошло и двух дней, как всех их убили. Один из современных историков говорил, что у Саладина якобы не оставалось иного выбора: будучи католическими монахами, рыцари духовнорыцарских орденов не стали бы отступниками (хотя некоторые все же пошли на это). Являясь членами этих воинствующих орденов, они, к тому же, не могли рассчитывать на выкуп. Но даже это еще не означает, что их оставалось только убить: заключение в тюрьму, рабство и обмен – вариантов было несколько. В 1157 году Бертран де Бланкфор, великий магистр тамплиеров, попал в плен к мусульманам, но через два года был освобожден. В 1179 году Саладин захватил другого великого магистра, Одо де Сент-Амана, который впоследствии умер в тюрьме; его тело обменяли на одного из плененных крестоносцами мусульманских вождей. И после битвы при Хаттине великого магистра снова пощадили: Жерар де Ридфор был освобожден через год (как, впрочем, и король Ги). Как мы видим, политические, финансовые и военные соображения все же преобладали над религиозными.

Пропаганда обеих противоборствующих сторон изображала язычников и неверных как собак, осужденных на пребывание в аду. И все же обе стороны отлично умели заключать взаимовыгодные дружеские соглашения и перемирия. На протяжении всего противостояния на Святой Земле и Саладин, и Ричард Львиное Сердце то и дело обменивались любезностями и оказывали друг другу знаки уважения. Балиан д’Ибелин, командовавший арьергардом у Хаттина, вообще был личным другом Саладина. Даже непримиримый Рено Шатийонский участвовал в заключении договоров с мусульманами, если они сулили ему выгоду. Граф Раймунд Триполитанский во время своего 8-летнего пребывания в плену (в Алеппо) стал намного глубже понимать ислам и проникся уважением к своим захватчикам. Но дело не заканчивалось одними только перемириями: мусульмане запросто заключали союзы с христианами, объединяясь против других мусульман, точно так же, как и христиане, заручившись поддержкой мусульман, выступали против своих единоверцев. За два года до битвы при Хаттине Раймунд Триполитанский заключил союз с Саладином против самого иерусалимского короля Ги Лузиньяна! За два месяца до сражения Раймунд даже дал разрешение войску Саладина пройти через его земли, чтобы султан мог напасть на короля. Во многих отношениях священная война на Ближнем Востоке велась немного не так, как на Западе: постоянно меняющиеся альянсы отражали потенциальную политическую выгоду; моральные нормы и правила время от времени соблюдались, но они редко вытесняли собой чисто практические возможности.

Как говорилось выше, некоторые историки отмечают в качестве военного «актива» великодушие Саладина, а не его суровость: все верили в его милосердие по отношению к пленным, что подталкивало противника к быстрой капитуляции. Но, подобно любому другому военачальнику, Саладин вовсе не чуждался безжалостных мер на войне – он часто отдавал приказ о казни пленных, как воинов, так и мирных жителей, причем даже после обещаний о пощаде. В этом смысле весьма поучителен его поступок в 1179 году при Бейт Аль-Ахзане севернее Тивериадского озера. Здесь, перед самой сдачей своего замка, крестоносцы попросили его о пощаде, но пощады не дождался никто. Это не означает, что весь гарнизон был вырезан – возможно, половину захватили в плен, – просто побежденные не получили от Саладина никаких гарантий безопасности. Арабский летописец сообщает, что многих крестоносцев убивали без разбора, Саладин дал конкретный приказ казнить арбалетчиков. Это являлось своего рода признанием их боевых заслуг: за урон, нанесенный своей меткой стрельбой, они заслужили у мусульман нескрываемую ненависть. Пленение и рабство вполне могли бы нейтрализовать этих людей, но убийство, видимо, служило серьезным предупреждением, направленным на то, чтобы деморализовать других крестоносцев, особенно арбалетчиков. Не исключено также, что их гибель помогла утолить жажду мести мусульман, переживающих за своих павших товарищей.

Вот наиболее вероятные причины казней после сражения при Хаттине: месть в отношении лучших воинов среди крестоносцев, которые были суровы, жестоки и безжалостны в войне против мусульман. Это урок не только для духовно-рыцарских орденов, но также и предупреждение всякому, кто хочет в них вступить. Здесь Саладин использовал прецедент: тамплиеров, которые попали в плен после приступа Аскалона в 1153 году, обезглавили. Их головы в качестве военных трофеев отправили в Каир, а тела оставили, и гарнизон «украсил» ими стены крепости в качестве жуткого напоминания крестоносцам о том, что их ждет. Бахаеддин ибн Шеддад, описывая события при Хаттине в своем труде «Случаи и рассказы о жизни и достоинствах султана Юсуфа (Саладина)», не упоминает о предложении обратиться в ислам для плененных тамплиеров и госпитальеров. Вместо этого он утверждает, что Саладин намеренно решил предать их казни: « Что касается вождей госпитальеров и тамплиеров, султан предпочел предать их смерти всех без исключения». Саладин не мог не понимать, что главной проблемой крестоносцев являлась нехватка живой силы. Уничтожив около 60 тамплиеров в бою под Сефорией и теперь еще 240, он наносил серьезный удар по мощи духовно-рыцарских орденов, одновременно поощряя и собственных воинов к сокрушению самых ненавистных своих врагов. Латинский летописец приводит наиболее ожидаемое и вероятное объяснение состоявшейся резни: Саладин «решил истребить их всех, потому что знал – равных в битве им просто нет». В отличие от Великих магистров, для Саладина рыцари представляли намного большую ценность, когда они были мертвы.

После Хаттина королевство крестоносцев затрещало по швам. К концу того же года в руках крестоносцев оставались лишь прибрежные города Триполи, Антиохия и Тир и еще несколько замков. Сокрушительный удар был нанесен в начале октября, когда Саладин захватил Иерусалим, самый желанный плод победы при Хаттине. Султан праздновал победу, в то время как латинский мир пребывал в ужасе от потери Святого Города. Это послужило объединяющим мотивом для начала третьего крестового похода.

Крупным эпизодом третьего крестового похода стала осада Акры в 1189–1191 гг. Этот город, являвшийся главным портом Иерусалимского королевства, был изначально осажден войском короля Ги Лузиньяна, несмотря на торжественное обещание последнего при своем освобождении из плена не поднимать оружия против Саладина. Все это время Саладин стоял лагерем поблизости, не в силах отогнать крестоносцев или прорвать их ряды, кольцом окружившие город. Безвыходное положение было нарушено с прибытием в апреле и июне 1191 года подкреплений под командованием королей Филиппа II Французского и Ричарда Львиное Сердце, главных вождей третьего крестового похода. Непрерывные атаки частей Саладина удалось успешно отразить, и защитники Акры помощи так и не получили. Непрекращающиеся обстрелы города метательными машинами и подкопы сделали свое дело, и в середине июля осада успешно завершилась. Опасаясь неминуемого штурма города и оказавшись в безвыходном положении, гарнизон договорился с осаждавшими и сдался при условии, что те сохранят им жизни. Однако крестоносцы устроили публичную экзекуцию и обезглавили две тысячи шестьсот человек!

Что касается ведения боевых действий, то драматические детали этой грандиозной осады вполне можно опустить. Но в свете расправы над пленными Акра заслуживает особого внимания. Дело в том, что судьба мусульманских пленников была решена отнюдь не в день падения города, а спустя целый месяц после окончания осады. Кроме того, события в Акре являют собой едва ли не самый мрачный эпизод третьего крестового похода и даже всей эпохи крестовых походов. И все же их нужно рассматривать частично в свете того, что случилось в битве при Хаттине четырьмя годами ранее.

20 августа, то есть почти через шесть недель после падения города, Ричард вывел мусульманских пленников за пределы городских стен, на равнину. Бахаеддин ибн Шеддад, панегирист Саладина, составивший подробный отчет об осаде Акры, написал, что произошло потом. Ричард

…поступил вероломно по отношению к мусульманским пленникам. Сперва он обо всем договорился с ними, и те сдали ему город при условии, что им, что бы ни случилось, будет гарантирована жизнь. А если султан выполнит все то, о чем они договорились, то он освободит их вместе с их имуществом, детьми и женами, а если султан откажется – то он обречет их на вечное рабство и плен. Этот ненавистный человек обманул их и потом показал, что у него на сердце… Вместе со своими франкскими воинами он подошел к родникам под Айядийя и стал посреди равнины. Потом враги привели мусульманских пленников, которым Аллах назначил мученичество, – всего около 3000, связанных веревками. Потом, как один, [франки] кинулись на них, рубя и пронзая мечами, и хладнокровно изрубили всех. А мусульманский передовой отряд лишь бессильно наблюдал за происходящим, не зная, что делать, поскольку был далеко.

Масштабы этой резни вполне сопоставимы с событиями под Верденом в 782 году. Для мусульман это был День Злодеяния, день позора. Когда Акра вновь перешла в руки мусульман в 1291 году, они обошлись с гарнизоном крестоносцев точно так же, и летописец оправдывает последовавшую резню как месть за действия христиан ровно за сто лет до этих событий:

Всемогущий Аллах позволил мусульманам завоевать Аккру в тот же день и час, в которые она пала в руки франков: они обещали пощадить мусульман, а потом предательски убили их. Султан дал слово франкам [что пощадит их], а потом велел их истребить, сделав с ними то, что сделали они с мусульманами. Так Всемогущий Аллах отомстил их потомкам.

По условиям сдачи Акры в 1191 году, все жители города получали свободу в обмен на 1500 пленников, огромный выкуп в размере 200 000 динаров и возвращение Животворящего Креста. Более мелкие детали предстояло обсудить на переговорах с Саладином (Хронист Роджер Хоуден утверждает, что многих мусульман освободили после крещения в христианскую веру, однако короли Ричард и Филипп быстро прекратили процесс обращения, поскольку многие из освобожденных возвращались в войско Саладина). Саладин, испытывая за годы бесконечных походов немалые финансовые затруднения, едва ли мог быстро исполнить заявленные крестоносцами требования. Однако он все же предложил выдать первую часть пленников, Святой Крест и половину денежной компенсации 11 августа. Когда условленный день наступил, Саладин начал изворачиваться, тянуть время, настаивая на новых условиях, а именно: чтобы все мусульманские пленники были освобождены, а Ричард чтобы держал заложников до полной оплаты выкупа, в противном случае Ричард должен был выдать заложников Саладину. На это был получен отказ, и тогда Саладин отменил первоначальное соглашение. Как утверждает Джон Джиллинджем, ведущий специалист по Ричарду I, « ни одна из сторон не доверяла друг другу, и обе искали гарантий, которых другая сторона была бы дать не в силах». Споры и перепалки – и даже обмен подарками – продолжались вплоть до дня казни.

Саладин умышленно стремился поставить Ричарда в трудное положение, используя сложившуюся ситуацию, чтобы затруднить развитие всего крестового похода. Хронисты в то время писали: « Король Ричард знал наверняка, что Саладин лишь пытается отвлечь его. На этот счет у него не было сомнений. А Саладин часто высылал королю подарки и посыльных с письмами, выигрывая время с помощью лестных и искусных речей… Его целью было заставить короля подолгу размышлять над множеством тонкостей и двусмысленностей». Войска Ричарда были настроены на поход на юг. Чем дольше они оставались в Акре, тем больше времени получал Саладин на подготовку к отпору, и тем больше разных препятствий возникало у крестоносцев. Необходимость кормить большое количество пленников серьезно сказывалась на запасах провизии. Всю местность вокруг Акры Саладин подверг разорению, поэтому запасы пищи были весьма ограничены. Одержавших победу при Акре крестоносцев отличал приподнятый боевой дух; однако пустые желудки могли быстро омрачить торжественный настрой, особенно если эту пищу предстояло еще делить с мусульманскими пленниками. Продолжатель хроник Вильгельма Тирского объясняет поступки Ричарда в Акре как жест по поддержанию боевого духа своих воинов: когда Саладин оказался не в состоянии выдать Святой Животворящий Крест в день, назначенный для обмена пленными, крестоносцы настолько огорчились, что Ричард сжалился над ними и успокоил, распорядившись о казни пленных.

Кроме того, весьма проблематично было охранять такое большое количество узников. Большая часть воинов требовалась Ричарду для продолжения похода, и он не мог позволить себе оставить значительную часть войска для обеспечения такой охраны. Нет сомнений, что тамплиеры прожужжали Ричарду все уши о том, какое большое количество пленников было захвачено во время второго крестового похода и каким тяжким бременем потом все это легло на плечи охраны. Ведь именно данный факт и доставлял наибольшее беспокойство англичанам близ Уотерфорда в 1170 г., и он стал самым весомым аргументом Эрве Монморанси, настаивавшего на казни ирландских узников. Арабский летописец приводит такое объяснение последовавших казней: « Король Англии решил отправиться в поход на Аскалон и взять его, поэтому не захотел оставлять в городе столь большое количество пленных вражеских воинов».

Все эти соображения были достаточно вескими для Ричарда, чтобы даже отказаться от огромного выкупа, стоимость которого уменьшалась день за днем за счет содержания и кормежки узников, а также вследствие того, что важный стратегический момент был упущен. Оставался еще вариант освободить пленников за половину оговоренного выкупа – сумма все равно оказалась бы весьма значительной. Но, как отмечает Джиллинджем, это значило бы потерять лицо, ведь тогда считалось бы, что Саладин перехитрил его. Ричард все тщательно взвесил: его решение принималось отнюдь не поспешно, не из мести или в горячке, как утверждают многие историки, пытающиеся его осудить. На самом деле Ричард созвал совет, чтобы обсудить, как поступить дальше. Как пишет его современник Амбруаз, дело было « рассмотрено на совете, на котором собрались великие мужи и решили, что большую часть сарацин надо умертвить, а оставшихся, тех, кто выше родством, оставить в заложниках, чтобы потом обменять на своих». Они « решили не терять больше времени и немедленно обезглавить узников». Хладнокровно оценив текущую критическую ситуацию и не сумев добиться политических и финансовых выгод (через обмен пленными и получение выкупа), Ричард принял окончательное решение, руководствуясь военными приоритетами – необходимостью двигаться вперед, – и заодно воспользовался случаем, чтобы в воинственной манере сделать устрашающий вызов мусульманам.

Казнь была устроена « в достаточной близости от сарацин, чтобы они смогли хорошо все увидеть». Эта демонстрация террора предназначалась для устрашения противника, с тем чтобы подорвать его дух и способность сопротивляться королю-крестоносцу. И она возымела определенный успех. Латинские и арабские хронисты подтверждают, как Саладин, боясь повторения мрачных событий под Акрой, приказал оставить и разрушить город Аскалон, следующий на пути крестоносного воинства. Он знал, что любому гарнизону трудно будет там удержаться, памятуя о том, что случилось с их товарищами, оборонявшими Акру. Крепость за крепостью сдавались Ричарду без боя: если Саладин не спас Акру, то едва ли он был способен спасти другие, менее укрепленные города. Жак де Итри, Епископ Акры с 1216 по 1228 гг., спокойно признал очевидный практический аспект такой резни: « Король Англии, убив тысячи [сарацин], нанес большой урон и вред неприятелю».

Но не следует отметать и чисто человеческий инстинкт мести, особенно проявляющийся во время войн. Желание о возмездии может представлять собой неразумные, абсурдные эмоции, но такие события, как битва при Хаттине и осада Акры, использовались для маскировки этих эмоций под «покровом» логики. Конечно, очень часто акты возмездия совершались открыто, чтобы их таковыми и считали; ведь неспособность по-настоящему отомстить рассматривалась бы как проявление слабости. Когда Ричард написал аббату Клэрво о своей победе, тон его письма был совершенно спокойным и деловым. О пленниках и условиях перемирия с Саладином он написал так: « Но сроки истекли, и поскольку соглашение, к которому мы с ним пришли, утратило силу, мы, как полагается, сарацин, которых держали в темнице – всего около 2600, – предали смерти». Всякий анализ стратегии и более глубокомысленные объяснения были оставлены для летописцев. И у арабских, и у латинских хронистов неизменно присутствует аспект мести. Автор « Путей пилигримов и деяний короля Ричарда» пишет, что крестоносцы испытывали большое желание привести смертный приговор в исполнение: « Воины сразу бросились и выполнили его [Ричарда] приказ незамедлительно. Сделали они это с легким сердцем и с Божьего одобрения, чтобы отомстить за христиан, убитых турками из луков и арбалетов».

Бахаеддин ибн Шеддад также признает такую возможность: «Говорил, что они убили их в отместку за своих погибших». (Здесь, возможно, автор ссылается на убитых во время осады шестерых знатных крестоносцев.) Осада длилась почти два года и принесла крестоносцам большие потери. Здесь сложили головы многие выдающиеся фигуры западного христианского мира, и вполне вероятно, что не только простые воины и рыцари желали, чтобы мусульмане дорого заплатили им за погибших. Не стоит также забывать и о том, что в сердцах многих крестоносцев зияла рана от горького поражения при Хаттине. Видимо, крестоносцы хотели отомстить за то побоище, и особенно громкий призыв исходил от тамплиеров: во время осады Ричард особенно взаимодействовал именно с ними. Кроме того, в стычке с мусульманами под Акрой они потеряли еще одного своего великого магистра.

При сравнении битва при Хаттине и осада Акры, а главное, сопутствующие им события, показывают, насколько просто было поддержать и сохранить череду возмездий противников по отношению друг к другу. И в самом деле, спустя некоторое время после падения Акры Саладин регулярно отдавал распоряжения о казни пленников. Иногда их даже разрубали на части, чтобы удовлетворить чувство мести своих воинов. Каждая такая резня не наносила особого вреда рыцарским репутациям ни Ричарда, ни Саладина, что хорошо прослеживается в откровениях их современников-летописцев. Многое просто не замечалось на фоне достигнутых военных успехов: после Хаттина Саладин взял Иерусалим; после Акры Ричард вернул под контроль христиан многие важные территории, что в значительной мере позволило латинским королевствам в Святой Земле продержаться еще почти столетие. Но и при поражениях эти вожди редко получали от современников сколько-нибудь резкое осуждение. Все понимали, что идет война, и на многое закрывали глаза. А что касается личной дружбы между Ричардом Львиное Сердце и Саладином, то после падения Акры она даже окрепла…

Азенкур, 1415

Битва при Азенкуре в какой-то мере соперничает с битвой при Гастингсе и считается в англоязычном мире одним из наиболее знаменитых сражений. Несмотря на то, что кроме чисто военной составляющей эта битва оказала минимальное историческое воздействие, в анналах английской истории ей отведено одно из самых видных мест. Несомненно, что столь высокая рейтинговая позиция объясняется выдающейся победой: безнадежно уступающий врагу по численности отряд отважных англичан под командованием храброго короля нанес сокрушительное поражение армии отборного французского рыцарского войска, совершив выдающийся подвиг, проявив доблесть и доказав полное и несомненное превосходство английского джентри. Неудивительно, что образ Генриха V из одноименного произведения Шекспира был положен в основу художественного фильма (1944 г.), который публика восприняла с нескрываемым энтузиазмом на фоне тяжелых боев в Европе во время Второй мировой войны.

Реальность, как водится, была несколько иной. Англичане не настолько уступали французам в численности, как считалось буквально до недавних пор. Рыцарский облик Генриха V все же остался целым и невредимым, несмотря на жуткую резню части пленников, захваченных в день сражения. Этот эпизод, неразрывно связанный с самой битвой, привлекает к себе самое пристальное внимание. Несомненно, всеобщая известность такой выдающейся победы означает, что этот куда менее славный завершающий эпизод не может быть так уж легко упущен из виду. Среди историков (особенно англоязычных) бытует мнение о том, что устроенная резня хотя и заслуживает сожаления, но вполне объяснима и понятна с учетом событий той эпохи. Однако лишь несколько источников соединяют воедино все факторы, которые целиком и полностью объясняют, почему Генрих V принял свое роковое решение в день памяти святых Криспина и Криспиниана – 25 октября 1415 года.

Путь к Азенкуру пролегал через длительную историю англо-французского конфликта, разгоревшегося с новой силой, когда Эдуард III в середине XIV века предъявил претензии на французский трон. Это, собственно, и послужило началом Столетней войны. При Генрихе V война возобновилась с новой силой. Нерешительные притязания Генриха относительно французской короны были лишь предлогом; другим поводом стало его требование о соблюдении условий мирного договора, подписанного в Бретиньи в 1360 году. Он вовремя воспользовался внутренними противоречиями во Франции, что серьезно ослабляло французов в военном отношении, и попытался в то же время укрепить собственные позиции внутри своего королевства. В Англии многие продолжали раздражаться по поводу того, что отец Генриха, Генрих IV, узурпировал трон у Ричарда II в 1399 году. Это пятно неизбежно падало и на его сына. Отдавая дань освященной веками традиции, которая сохранилась со времен Древнего Египта до наших дней, Генрих V уповал на то, что победоносная война за границей сможет несколько смягчить волнения в собственной стране. Если требовалось какое-нибудь дополнительное оправдание для такого циничного шага, то оно появилось в день отплытия Генриха во Францию из Саутгемптона, когда была разоблачена попытка государственного переворота, после чего всех зачинщиков обезглавили. Этим Генрих стремился не только укрепить свой режим, но и утвердиться в роли главного воинствующего монарха христианского мира. И здесь Генрих добился впечатляющего успеха. История благоволит победителям и, следовательно, относится терпимо – либо совершенно игнорирует – к средствам, которыми достигается победа. Один английский историк фактически характеризует устроенную Генрихом резню сотен пленных как «мелкий грешок».

Поиск личной славы зачастую считается основным мотивационным фактором средневекового рыцаря. Естественно, при Азенкуре это внесло значительный вклад в разгром французов. Король являлся самым главным рыцарем и, как ожидалось, должен был обрести наивысшую славу и тем самым укрепить свой авторитет и власть. В этом отношении Генрих сразу же получил непреодолимое преимущество над своим французским визави, Карлом VI по прозвищу «Возлюбленный». Однако более точным является другое его прозвище – «Безумный». Первый приступ умопомешательства случился с Карлом, когда ему было чуть больше двадцати лет: в 1392 году он в припадке убил нескольких своих спутников, сопровождавших его на охоте. С тех пор он все чаще страдал приступами безумия. Результатом стала гражданская война во Франции и привлекательная возможность для Генриха продемонстрировать свое превосходство на континенте по отношению к, казалось бы, лишенному лидерских качеств врагу.

Облик Генриха представлял собой разительный контраст в сравнении с внешностью немощного французского короля. Современники изображали Генриха в выгодном для него свете: энергичным, внимательным, справедливым, решительным, благочестивым и бесстрашным полководцем. Генрих, как и Ричард Львиное Сердце, всегда был готов повести за собой войско – что, должно быть, производило впечатление на французов, поскольку их собственный король был явно не способен на это. Воинская доблесть считалась важным элементом средневековой монархии, и Генрих собирался еще более укрепить – а потом и выгодно использовать – свою военную репутацию, чего бы это ему ни стоило. Франции была уготована роль арены для представлений и ведущей темы его царствования.