Текст книги "Беспутный и желанный (Клятва верности)"
Автор книги: Ширл Хенке
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
Подойдя к окну, она, откинув легкую занавеску, прижалась лбом к стеклу. Вид за окном был великолепен. Лишь «серебряный барон» мог позволить себе приобрести особняк в таком престижном месте столицы. Но город, освещенный луной, казался ей сейчас зловещим.
Ступая на цыпочках, Ребекка прошла в комнату Майкла. Няня спала на кушетке возле двери. С самого начала Амос настоял, чтобы новорожденный мальчик имел кормилицу, а потом чередой сменялись услужливые няни, освобождая мать от забот для выполнения ею светских обязанностей. Каждый раз, когда в детской появлялась очередная наемная воспитательница, Ребекка протестовала, но это был бунт, легко подавляемый опытным супругом.
Опустившись на колени возле детской кроватки, Ребекка залюбовалась личиком сына. В четыре года мальчик уже походил на своего отца. Он быстро рос, и скоро ему придется менять кроватку. Волосы темнели с каждым днем. Она с нежностью погладила их. Какая удача, что Амос тоже темноволос. Иначе сходство с Рори породило бы множество проблем. Амос грозился отправить младенца подальше с глаз долой в чужой Массачусетс.
– Он не разлучит нас, дорогой мой, – шептала она, целуя лобик мальчика.
Потревоженный, он повернулся на бок и засунул большой палец в рот. Невинное дитя, замок на цепи, приковывавшей Ребекку к Амосу. «Если б Рори узнал, что у него есть сын, и увидел бы его!»
Раньше она на что-то надеялась, но сегодняшняя встреча с Рори убила в ней все ее наивные мечты. Он никогда не узнает о ребенке. В противном случае ее сын неминуемо станет пешкой в шахматной партии, разыгрываемой двумя мужчинами. Они оба сейчас были ей одинаково ненавистны. «Ты, Рори, понаделал детей во всех штатах от Нью-Йорка до Фриско», – подумала Ребекка и представила, сколько глупых девчонок поддались на его чары. Она была одной из них, заляпанной ошметками грязи, вылетающей из-под копыт его жеребца.
Ребекка отправилась в путешествие по дому в поисках теплого молока и опиума. Она пристрастилась к этой странной смеси из-за постоянной бессонницы. Амос подкупил одного вашингтонского врача, чтобы тот выписывал ему любые рецепты. Слабая надежда на излечение от импотенции до сих пор теплилась в нем. Он заставлял секретную полочку в своей спальне самыми невероятными наркотиками. Ребекка понемногу выкрадывала то, что ей было нужно, и прятала в местах, недоступных для служанок.
Теплое молоко она согрела себе на кухне без помощи кухарки, а порошок достала из-под ковра на лестнице. Приняв самодельное снадобье, она ждала, что телесная боль отпустит ее, но ей не помогло обычное средство. Слишком сильно она желала мужчину.
«Я животное, безмозглое Божье создание, и ничего более», – трезво оценила она себя.
На обратном пути из кухни, осторожно двигаясь по темному коридору уснувшего дома, Ребекка услышала голоса в кабинете Амоса. Три часа ночи – это не время для светских бесед. Ей не хотелось знать, о чем совещается муж в этот зловещий час. Он был замешан во множестве темных дел с членами кабинета и конгресса. Правление победителя в Гражданской войне президента Гранта позволило вырасти раковой опухоли коррупции на теле лишенной всех законов Америки.
Ребекка уже миновала прикрытую дверь кабинета, как вдруг чей-то незнакомый голос заставил ее замереть на месте.
– Вы надеетесь, что Мадиган оставит нас в покое? Он уже вынюхивает, где что плохо лежит, и собирает сведения о горнорудном лобби.
– Ирландский выскочка! Он ничто. Заверяю вас, он продержится в конгрессе только один срок. Он так же глуп, как и его избиратели. Губернатор Бредли его вытащил, и с ним, как с камнем на шее, он и утонет на следующих выборах. – Это говорил Амос, но обычной железной уверенности не было в его голосе.
– Неважно, кто он, но мне не нужен шум… – Ребекка узнала голос одного из анонимных гостей, секретно посещающих их дом.
Она догадывалась, что это он принадлежит к славной когорте калифорнийских банкиров, выставляющих Амоса Уэллса на ристалище, как бойцового петуха. Чем призовой боксер Мадиган отличался от респектабельного Уэллса? Только суммой ставок.
– Ты уже пустил слух о новой жиле на прииске «Греческий»? – допытывался уже новый участник разговора.
– Слух дойдет аж до Китая, – ответил Амос со смешком.
– Пусть так! А когда нам начать сбрасывать акции?
– Подождем пару недель. Продержим рабочих внизу, спустим им туда вдоволь виски и шлюх. Все решат, что там кипит работа. Акции поднимутся…
В разговор вступил новый собеседник. У него был спокойный властный голос.
– Будем надеяться… Мои друзья в Сакраменто скупят все, что попадет на рынок… Но когда они все потеряют, я потеряю друзей… Твои проекты, Амос, стоят того?
– Подсчитайте прибыль, сэр. – Никогда раньше Ребекка не слышала, чтобы Амос так пресмыкался перед кем-либо. Вероятно, это был его истинный хозяин.
– Позаботься о том, чтобы этот новый конгрессмен и его настырный братец не путались под ногами. Патрик Мадиган напустил свору платных агентов и копает глубоко. Они ищут свидетелей взрыва, из-за которого сгинул на шахте их старший брат. Теперь Патрик объединился с Рори. Как ты мог проглядеть его избрание в конгресс?
Амос нашел в себе смелость дать отпор.
– Чьи-то деньги оказались сильнее ваших. Вы проглядели избрание демократа в губернаторы, а губернатор вытащил за собой эту ирландскую обезьяну. Но у нас, на Западе, правит очень удобная демократия… Мы знаем, как справиться с теми, кто мутит воду. Так что спите спокойно, мистер…
Ребекка могла сама докончить за Амоса незавершенное обращение.
Мистер Стефен Хаммер – министр внутренних дел. Значит, он тоже обогащается за счет «золотой лихорадки» и преступных махинаций Амоса? И братья Мадиган представляют для них угрозу.
Заслышав шум отодвигаемых стульев, означающий, что ночная встреча закончилась, Ребекка поспешила к себе наверх. Захлопнув дверь спальни, она упала в кресло. Ей надо было хорошенько обдумать то, что она услышала. Амос – преступник. Он виновен в смерти старшего из братьев Мадиган. Ребекка давно подозревала, что богатство Амоса зиждется на крови и на преступлении, что на его совести много загубленных жизней. Может быть, Рори знал об этом раньше и, желая отомстить Амосу, сплел свою сеть. Внезапно ей пришло в голову, что Рори соблазнил ее только потому, что Амос ухаживал за ней. Конечно, это была подлость, но и такое возможно. Его поведение сегодня вечером вполне соответствовало этому предположению. Рори был так издевательски холоден, так жесток. Он перестал играть роль влюбленного и открыл ей свое истинное лицо. Вряд ли только богатство и успешная политическая карьера сделали его таким.
– Пусть они перегрызут друг другу глотки, – прошептала она с грустью. Но в глубине души Ребекка чувствовала, что это зловещее пожелание прозвучало фальшиво. Кем бы ни стал Рори, но он не преступник. Он всегда сражался с открытым забралом. Он не будет подсылать к противнику наемных убийц. А Амос?!
«У нас, на Западе, очень удобная демократия. Мы знаем, как справиться с теми, кто мутит воду»… Ребекка уже не ощущала сонливости, вызванной наркотиком, разведенным в горячем молоке. Она спешно принялась за сочинение письма.
Рори смял в кулаке нацарапанное торопливым почерком послание. Почему она предупреждает его о замыслах Уэллса? «Амос знает, что ты копаешь под него. Будь начеку!» – пишет она.
– Черт побери! Разве это не признание в любви?! Иначе она бы не заботилась о моей персоне и не действовала в ущерб интересам мужа.
Послание Ребекки не смягчило Рори, а лишь добавило горечи в его и без того смутное настроение. Он сделал порядочный глоток бренди и уставился в черный зев не зажженного по случаю жаркой погоды камина.
«Уэллс, вероятно, довел ее до этого… Интересно, какими проклятиями он осыпал ее, когда ему нашептали про наше долгое отсутствие во время танцев? В отместку за наказание она решила отомстить супругу, раскрыв его планы. Здесь не замешана любовь, а лишь присутствует голый расчет. Что ж, семя раздора посеяно в семье Уэллс! Первый шаг на пути к отмщению оказался удачным».
Рори пытался убедить в этом сам себя. Он не хотел вспоминать, как вела себя Ребекка, оказавшись в его объятиях после стольких лет разлуки. К ней он не испытывал жалости. Он поклялся, что она будет унижена, что сама явится к нему просить милости. Но если он так же будет терять над собой контроль, как при этом свидании, то никогда не добьется поставленной цели.
«Будь ты проклята, Ребекка Синклер!» – Он свернул записку в бумажный шарик, зашвырнул его в глубину пустого камина и осушил до дна бокал бренди.
13
Уэлсвилл, май 1878 года
Выразив свои соболезнования, друзья и соседи удалились, и в доме Эфраима остались только члены семьи. Амос, сославшись на неотложные дела в столице, тоже скоро откланялся, поручив Генри Снейду утром проводить Ребекку на ранчо. Леа и ее два маленьких сына останутся с Эфраимом на несколько дней. Ребекка с завистью наблюдала, как старшая сестра хлопочет возле своих детишек.
«Они все время с ней, а между мной и Майклом воздвигнута преграда», – с горечью размышляла Ребекка. Одиночество было ее уделом все эти годы.
Она прошла на кухню, чтобы навести там порядок после поминок, но оказалось, что соседки постарались избавить дочерей покойной от хозяйственных забот. Кухня сияла чистотой, как и при жизни Доркас. Эфраим держался молодцом все последние дни и во время траурной церемонии, но Ребекка знала, каких усилий ему стоит скрывать терзающую его боль потери.
Из кухонного окна был виден церковный двор. Отец бесцельно кружил по нему, потом исчез за углом церкви, где располагалось кладбище. Когда сумерки сгустились, Ребекка, встревоженная долгим отсутствием отца, направилась к нему. Эфраим стоял на коленях у свежей могилы.
– Возвращайся в дом, папа. Уже темнеет. – Она с нежностью тронула его за плечо.
– Я не любил ее так, как она того заслуживала. И она об этом знала.
– Ты был ей хорошим мужем, – возразила Ребекка.
– Она знала про Кэтлин, и это мучило ее всю жизнь.
Ребекке хотелось, чтобы отец прекратил свои воспоминания, которые причиняли ему дополнительную боль.
– Кэтлин осталась в твоем прошлом. Когда вы с мамой поженились, ты начал жить заново. И ты не нарушал обета верности.
– Я был неверен Доркас. В мыслях. Я желал другую женщину и поэтому виновен в супружеской измене.
– Но это было скрыто от всех, не так ли, папа? Это далось тебе нелегко, и ты искупил свой грех страданием.
Отец понимал, что Ребекка говорит не только о нем, но и о себе.
Он встал с колен, выпрямился во весь рост, но его плечи остались согбенными. Могильный камень Доркас лежал на земле, но он словно бы ощущал его тяжесть на своих плечах.
– Да, дочь. Это нелегко – утаивать свои чувства так долго. Мне кажется, что я совершил страшную ошибку… насчет Амоса и тебя.
Ребекка не осмелилась рассказать отцу, каким кошмаром было ее замужество с первой же брачной ночи. Он достаточно мучился от сознания своей вины перед покойной женой.
– Тебе не в чем винить себя. У нас не было другого выхода. Ошибку совершила я… – заявила она твердо.
Он покачал головой.
– Нет. Это я, по злобе своей, счел такого прекрасного парня, как Рори Майкл Мадиган, твоей ошибкой… Теперь мы все в Уэлсвилле не нарадуемся, узнавая о его успехах.
Эфраим отвел взгляд, не в силах смотреть прямо в глаза дочери.
– Амос догадывается, что ребенок не от него?
Это был не столько вопрос, обращенный к Ребекке, а скорее утверждение.
Они не говорили на эту тему с того несчастного дня, решившего судьбу Ребекки, когда он посоветовал напуганной растерянной дочери выйти замуж за нелюбимого человека, чтобы оградить от всех превратностей в будущем ее еще не рожденное дитя. Ребекка сдерживала подступавшие к глазам слезы. Жизнь с Амосом научила ее терпению. Иначе она бы выплакала себя до конца. Но дьявольский договор, заключенный с супругом, лишал ее права на открытое проявление горя. Даже на похоронах матери она не проронила ни слезинки. Однако сейчас плотина рухнула.
Она закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали от рыданий. Ей было стыдно, что этим она терзает сердце отца, но Ребекка не могла ничего с собой поделать.
– Он плохо обращается с тобой? И с моим внуком? – задал вопрос Эфраим.
В нем произошла перемена. Она никогда не видела своего мягкосердечного отца столь суровым и похожим на библейского пророка, как их описывает Ветхий завет. Нет, он не должен узнать правду о ее супружеской жизни! Иначе он обрушит проклятия на самого себя.
– Нет, нет. Амос относится к Майклу как к сыну и своему наследнику.
– И все же он не позволяет тебе проводить с ним больше двух-трех недель в году с тех пор, как мальчик вырос из пеленок. Сначала все эти гувернантки, потом частные школы на Восточном побережье. Я знаю, что твое сердце разрывается, когда ты отсылаешь туда сынишку.
– Таково желание Амоса, – произнесла она с безнадежной тоской. – Он сам воспитывался в частной школе и к тому же он хочет, чтоб я отдавала все время светским приемам.
– Если б у тебя еще были дети… Может, тогда что-то бы изменилось?
Ребекка ничего не ответила. Эфраим, как мог, попытался утешить дочь:
– Это не твоя вина, Ребекка. У Амоса не было потомства и от первой жены. Мужчина может быть так же бесплоден, как и женщина.
Надо благодарить Бога, что Амос не способен был одарить ее детьми. В противном случае он отказался бы признать Майкла своим сыном. Мысль об этом леденила ей кровь.
– Это к лучшему, папа. Как ты однажды сказал – на то воля Божья.
– Иногда люди позволяют себе бесцеремонное вмешательство в Божий промысл и обманываются, считая, что выполняют Его волю, – как-то загадочно произнес Эфраим и тут же сменил тему, испытующе глядя на дочь. – Мадиган добился поразительных успехов. Ты встречала его в Вашингтоне?
– Лишь однажды, случайно, несколько лет назад. – Постыдный эпизод во дворике посольства навсегда оставил в ее душе горький осадок. Она до сих пор ненавидела себя за свое тогдашнее поведение. – Он сильно изменился. Деньги и власть основательно меняют человека. Я с трудом узнала его. Раньше думала, что знаю его, но мне тогда было семнадцать лет, и я была наивной…
Эфраим уловил в ее тоне сожаление об ушедшей юности.
– Да простит меня Господь за то, что я разрушил твои мечты!
– Наоборот, я обязана тебе спасением. – Она сделала попытку ободряюще улыбнуться ему сквозь слезы. Ее любовь к отцу оставалась неизменной все эти годы.
С мученическим выражением на лице он чуть слышно возразил:
– Все чаще я начинаю в этом сомневаться.
Виргиния-Сити, июнь 1878 года
Из-за жары Рори закатал повыше рукава рубашки, разложил на рабочем столе ворох платежных документов о закупках шахтовладельцами крепежного леса и погрузился в их изучение. Бум еще продолжался, но опытный взгляд Рори уже улавливал признаки спада и близкого конца Комстока. Большой всплеск «золотой лихорадки» 1873 года вылился в не виданный никогда ранее подъем стоимости горнорудных акций. Причиной этому являлось не истинное богатство приисков, а чистой воды спекуляция биржевых воротил. В результате искусственного вздувания цен в январе 1875 года разразилась неминуемая паника, и лавина покатилась вниз. Тысячи инвесторов разорились. Одни шахты закрылись, другие прекратили выплату акционерам дивидендов. Остальные находились в критическом положении.
Через десятилетие пылающий лихорадочным жаром, смертельно больной Комсток превратится в скопище городов-призраков. Не заинтересованный прямо в золотодобыче и игре на бирже, Рори не был этим обеспокоен. Его бизнес, основанный на заготовке древесины, уже покоился на солидном фундаменте. Он приобрел постоянных покупателей в Калифорнии, которым поставлял строительные материалы. Его небольшое поначалу ранчо превратилось в крупный конный завод и скотоводческое хозяйство, выполняющие армейские заказы для четырех соседних штатов. Он еще имел половинную долю в ипподромном бизнесе Дженсона. Его репутацию поставщика отличных скаковых лошадей ничто не могло поколебать. Выращенные им лошади побеждали на любых скачках на всем пространстве от Денвера до Сан-Франциско.
Пробыв два срока в конгрессе Соединенных Штатов, Рори отошел от политики. Его попытки изобличить Амоса в Вашингтоне дали нулевой результат, и все же предупреждения Ребекки в записке, полученной в первый год его пребывания в столице, оказались пророческими.
Вряд ли можно было считать простым совпадением то, что через три недели после получения письма в него стреляли.
Произошло это рано утром, когда он возвращался домой от Доротеи Пейсли. Пуля задела его плечо. Рори догнал неудачливого убийцу. В завязавшейся драке Рори проявил неосторожность и лишил своего противника жизни. Таким образом, он так и не узнал, кто был инициатором покушения – Уэллс или вдруг возревновавший муж очаровательной Доротеи. Как обычно в подобных случаях, убийца оказался бездомным бродягой.
Три года прошло с тех пор, и Рори вконец растерял все иллюзии. Он убедился, что ничего не добьется в Вашингтоне – ни справедливых законов для своих избирателей, ни разоблачения преступников. Если он собирается сокрушить Уэллса, то действовать надо на родной почве – в Неваде.
Коррумпированная администрация Гранта уступила место «скромным» дельцам из своры «реформатора», а проще сказать, демагога Рузерфорда Хейеса. Подобно своему предшественнику Гранту, герою Гражданской войны, генералу со славным боевым прошлым и весьма решительными намерениями, которые существовали только на словах, не менее словоохотливый бывший губернатор штата Огайо не мог, да и не хотел взламывать хорошо подготовленную оборону окопавшегося в федеральной столице жулья национального масштаба. После того как Хейес подло вышиб из борьбы за президентство своего однопартийца-демократа, губернатора штата Нью-Йорк Сэмюеля Тидена, Рори Мадиган посчитал свое дальнейшее пребывание в Вашингтоне бессмысленным.
Амос Уэллс благополучно пережил все финансовые и политические потрясения. Его богатство росло даже в те мрачные времена, когда многие держатели акций и шахтовладельцы теряли все до последнего цента. Однако Рори удалось наладить связи с влиятельными личностями в среде продажных законодателей Невады, которые избирали представителя штата в сенате. К тому времени Амос должен был переизбираться. Деньги Рори, щедро потраченные на другого кандидата, сделали свое дело – Амос Уэллс потерпел поражение на выборах.
Но по-настоящему свалить Амоса можно, только разрушив его бизнес, а для этого надо было найти доказательства махинаций экс-сенатора с горнорудными акциями, разоривших тысячи мелких вкладчиков и погубивших десятки шахтерских жизней. Одной из безвинных жертв преступлений Амоса когда-то стал и Райан Мадиган. В случае передачи дела в суд Амос Уэллс не только не мог рассчитывать вернуться в Вашингтон, но рисковал попасть за решетку, а может быть, и на виселицу.
Бью опаздывал. Рори, отложив деловые бумаги, в нетерпении стал прохаживаться по кабинету. Наконец на лестнице послышались знакомые тяжелые шаги. Красное, как кирпич, широкое лицо Бью Дженсона всунулось в приоткрытую дверь. Щеки его слегка обвисли, над туго затянутым поясом начал выпячиваться животик, но все-таки за восемь лет он мало изменился.
Отдышавшись и утерев с лица пот, Дженсон с наслаждением вытянулся в удобном кожаном кресле возле письменного стола Мадигана.
– Жарко, как в пекле, которым нам грозят священники.
– Бью! Ты должен больше заботиться о себе. Ты таскаешь лишний вес. Не пора ли его сбросить? – Рори протянул другу высокий стакан, наполненный прозрачной водой с кусочками льда.
Дженсон подозрительно понюхал жидкость.
– Ты начал говорить точно как мой врач. Проповедуешь умеренность и сам воздерживаешься от спиртного. Это, видимо, с тех пор, как ты протащил в сенат своего республиканца взамен нашего демократа. Не поменял ли ты окраску, братец?
– Нет, Бью! Я в той же демократической шкуре. Но тебе ли не знать, что у нас в штате у демократа нет никаких шансов на избрание. Для наших законодателей другой партии, кроме республиканской, просто не существует. Но хватит о политике. Ты прислал мне записку, но я не понял, в чем суть дела.
Бью хитро ухмыльнулся.
– Слай Хобарт в долгу как в шелку, сидит без гроша. Он готов заговорить.
– Что ж, это неплохо. Я уверен, что он многое может рассказать о том, как Амос держал шахтеров под землей, пока его прихвостни и дружки покупали и продавали акции, набивая мошну. Но одно его слово против слова Амоса – маловато для возбуждения уголовного дела. У него есть серьезные доказательства?
– Он вроде бы зачитывал маркшейдерам какие-то письменные инструкции. Конечно, там не все написано черным по белому, но кое-что есть… между строк.
Рори не скрывал от давнего друга, как взволновало его это известие.
– Не верится, что Уэллс писал подобные послания собственноручно.
– Конечно, он хитрый лис, но тут допустил промашку. На этих инструкциях несколько поправок вписано именно его почерком. Хобарт должен был их сжечь, но припрятал на черный день. У него этих огнеопасных бумаженций полная шкатулка под крепким замком. Когда-то давно он собирался сунуть их под нос мальчикам Уэллса и содрать с них пару монет на выпивку. Но теперь он решил найти им лучшее применение. Мои парни смогут проверить их подлинность, когда явятся к Хобарту вытрясать из него гиблый долг.
– Скажи своим парням, чтобы они не скупились, если обнаружат еще какие-нибудь свидетельства. Я хочу доказать, что Уэллс не только держал шахтеров взаперти, но и замуровывал их обвалами, когда открывалась богатая жила. Мне нужны доказательства, что он не просто жулик, но и еще и хладнокровный убийца.
Рори нервно мерил шагами пространство кабинета. Его охватила жажда деятельности.
– Боже! Ты не представляшеь, как долго я ждал, чтобы кто-нибудь из людей Амоса раскололся. Тот, кто всех ближе к паучьему гнезду. Теперь мы уже почти у цели. Я их всех сотру в пыль, а в первую очередь Уэллса. Я выпью из него всю кровь. Я уже чувствую, как он хрустит у меня на зубах.
– А я смогу полюбоваться этим пиршеством! – послышался голос из соседнего кабинета.
Совместный бизнес вынуждал Патрика много времени проводить в Виргиния-Сити, а Рори в Сан-Франциско. Поэтому у каждого из братьев в конторах компании и в Калифорнии, и в Неваде был свой личный кабинет.
Патрик неожиданно появился в дверях. Рори заметил в глазах брата озабоченность и осуждение. Патрик явно не одобрял преждевременную радость и неумеренную кровожадность Рори.
– Хелло, Патрик! Я не слышал, как ты вошел.
– Зато я слышал, как ты громко празднуешь победу.
Бью перевел взгляд с одного из братьев на другого. Странное дело – их лица были абсолютно похожи, словно отлиты в одной и той же форме, но Рори был из племени темноволосых ирландцев, а Патрик унаследовал огненно-рыжую шевелюру от каких-то отдаленных саксонских предков.
– Значит, ты добыл веские доказательства? – обратился Патрик к Дженсону. – Когда ты сможешь их нам представить?
Бью рассказал Патрику о затруднительном положении, в котором оказался Хобарт. Было решено слегка «подкормить» подручного Амоса и некоторое время водить его на удочке, чтобы тот продолжал шпионить за своим боссом.
Получив от Мадиганов указание, Бью распрощался, оставив братьев наедине.
– Вот когда мы упрячем Уэллса с его дружками за решетку, все для нас закончится, Рори! Во всяком случае, должно закончиться.
Пристальный взгляд Патрика раздражал Рори.
– Что ты подразумеваешь под «все должно закончиться»? Что значит «все»?
– Меня ты не введешь в заблуждение, Рори. Кто тебя научил блефовать в покер?
– Сестра Франциска Роза в католическом приюте.
Рори нарочито небрежно развалился в кресле и водрузил ноги на стол. В пальцах он ловко вертел карандаш, притворяясь, что поглощен этой забавой.
– Со мной твои игры не проходят, братишка. Ты мстишь Амосу не только за Райана. Тут еще замешана его жена.
Рори отшвырнул карандаш.
– И что из этого следует? – спросил он с вызовом.
– Какую казнь ты ей готовишь? Ведь она непричастна к злодеяниям Уэллса.
– Ты ее не знаешь так, как я. Представь мне право решать ее судьбу.
– У них растет сын. Он лишится не только отца… но и матери. Ты этого хочешь?
Рори пожал плечами, изображая полнейшее равнодушие.
– Он воспитывается где-то на Востоке в закрытой школе. Не думаю, что он будет сильно переживать потерю.
– Здорово же она ранила тебя когда-то… – Патрик ждал, что Рори наконец поведает ему, какой червь гложет его изнутри, но угрюмая замкнутость младшего брата оборвала все надежды Патрика на доверительный разговор.
Рори резко сменил тему беседы.
– С тех пор как ты начал волочиться за своей немкой-коротышкой, в тебе проснулась опасная сентиментальность. То, что ты стал хлюпиком, до добра не доведет.
Первая жена Патрика скончалась от эпидемии холеры еще три года назад. Он остался вдовцом с двумя малышами на руках. Недавно он влюбился в симпатичную молодую вдову Грету Фрелих.
– Как поживает Грета? Занята приготовлениями к свадьбе?
– Грета в порядке, а свадьба состоится в следующем месяце, и ты прекрасно об этом знаешь. Не притворяйся, что у тебя отшибло память. Кстати, на свадьбе ты увидишь много приятных молодых леди, отличных от тех, кто промышляет своими телесами здесь, в Виргиния-Сити.
– Какой же ты самодовольный сноб и ханжа, Патрик! Что с тобой стало? – невесело рассмеялся Рори. – Женщины в Виргиния-Сити по крайне мере честно выполняют свою работу и тем выгодно отличаются от знакомых мне милых дам в Сан-Франциско или в Вашингтоне.
– У тебя весьма ограниченный круг знакомств. Ты тянешься только к шлюхам, чтобы не связывать себя никакими обязательствами. Ты купаешься в грязи, как свинья, и все вокруг тебе кажется запачканным грязью. Ты достоин лучшей участи, Рори.
– Не издевайся надо мной. Раньше я тоже так думал, но потом понял, что достиг своего уровня и выше мне карабкаться бесполезно. И мне нравится та грязь, в которой я, по твоим словам, купаюсь. Живи счастливо с Гретой, Патрик, а меня оставь в покое…
– Чтобы ты ежечасно губил себя? Ты же знаешь, я не могу этого позволить.
– Но ты меня не остановишь.
– Ребекка Уэллс в прошлом месяце похоронила мать…
– Невелика трагедия, – отозвался Рори цинично.
– Она увидит, как ее мужа поведут в тюрьму, а их состояние развеется по ветру. Тебе этого мало?
– Да. Мне этого мало! – чеканя слова, произнес Рори.
Патрик молча прикрыл дверь, разделяющую кабинеты братьев. В наступившей вдруг тягостной тишине Рори предался воспоминаниям.
Карсон-Сити
Ребекка с такой силой обняла Майкла, что он трепыхался в ее объятиях, как маленькая пойманная рыбка. Она опустилась перед ним на колени прямо на пыльную железнодорожную платформу. Вокруг была суета, шум, говор, лязгали пропыленные вагоны. Поезд готовился продолжать свой путь на Восток. Ветер принес клочья паровозного дыма и окутал мать и сына черной копотью.
– Ты так сжимаешь меня, мама, что мне трудно дышать.
Мальчику было семь лет, он здорово вытянулся за последнее время. Отросли чудные темные волосы, а глаза показались ей еще более голубыми. Внезапно они стали по-взрослому строгими, когда сын увидел слезы матери.
– Не грусти. Мисс Ахерн будет писать тебе каждую неделю, а очень скоро я сам смогу писать тебе письма.
Миллисент Ахерн, молодая гувернантка Майкла, тактично покашляла, намекая, что пора садиться в вагон. Маленькая, смуглая, похожая на птичку, женщина была искренне предана своему воспитаннику. Ребекке она нравилась больше, чем все предыдущие няни и гувернантки, нанятые Амосом.
– Пишите как можно чаще, Миллисент. Я обещаю, что сама буду отсылать письма ежедневно. Веди себя хорошо, Майкл, и, может быть, если у папы найдется время, мы навестим тебя, когда приедем в Вашингтон.
– Вы приедете, если только отец получит пост в федеральном правительстве, – мрачно заметил мальчик. – Дядя Генри говорил, что этого может и не случиться. Тогда вам нечего делать в Вашингтоне. – В детском голосе ощущалась вполне взрослая тревога.
– Ты не так понял меня, малыш. Твой папа обязательно получит назначение, – вмешался Генри Снейд и ободряюще потрепал мальчика по головке. – Ты спокойно живи и хорошо учись. Па и ма не забудут про тебя.
Майкл исподлобья посмотрел на дядю.
– Я буду изо всех сил стараться, сэр. Если бы от моей учебы зависело…
Мальчик не докончил фразу и спрятал лицо в складках одежды матери. Ребекка ревниво взглянула на Генри и зашептала сыну на ухо:
– Помни, Майкл, что мама любит тебя. Ты мне дороже всего на свете…
Кондуктор громко попросил пассажиров поторопиться.
– Нам пора, миссис Уэллс, – напомнила гувернантка.
Ее слова потонули в лязге вагонов. Станционный колокол прозвонил в последний раз. Генри Снейд приподнял Майкла над платформой и передал в руки кондуктору, потом помог Миллисент вскочить на площадку уже трогающегося вагона. Ребекка собиралась бежать за поездом, но Генри остановил ее, по-братски ласково обняв за плечи.
– Держись, Ребекка. Теперь, как никогда раньше, тебе надо быть сильной.
– Это же несправедливо, Генри. Он еще так мал, а его отсылают так далеко. Сперва Амос держал его здесь с няньками и гувернантками, пока мы жили в Вашингтоне, а когда мы вернулись сюда, он отправляет его в чертову даль, в Массачусетс.
– Школа Калвертона считается лучшей в стране. – Генри попытался сыграть роль миротворца.
Ребекка утерла с лица слезы и следы копоти. Ей не хотелось привлекать к себе любопытные или сочувствующие взгляды посторонних, но перед Генри она могла не таиться.
– Ты бы послал своих мальчишек в школу на другой конец страны – какая бы распрекрасная она ни была?
Он растерянно пожал плечами.
– Я-то нет, но Амос думает по-другому.
– Да, он думает по-другому. Он использует Майкла, чтобы держать меня в кулаке. Я получаю право на краткие свидания с сыном только в награду за послушание. Он знает, что может наказать меня в любой момент, отослав Майкла на край света. Когда я выходила замуж, то думала, что этим обеспечу ребенку счастливую жизнь. Я старалась, Генри! Я честно пыталась быть хорошей женой, но наш брак как был с самого начала, так и остался карикатурой на супружескую жизнь.
Ребекка воспользовалась случаем, чтобы искренне поведать о своих горестях дружески настроенному собеседнику. За прошедшие годы она стала больше доверять своему зятю.
– Не только твое супружество – карикатура. У нас с Леа происходит то же самое. Если б не мальчишки, не знаю, как бы я выдерживал ее злобные выходки. А ведь все начиналось у нас с большой любви. Во всяком случае, мне так казалось. – Он рассмеялся горьким смехом.
Ребекке пришлось наблюдать, как постепенно ее сестра и Генри отдалялись друг от друга. Он ушел с головой в работу, а она беспечно тратила заработанные им деньги.
