Текст книги "Сильные души (ЛП)"

Автор книги: Шей Шталь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 6

Куинн

Я наблюдаю за тем, как Чейз покидает вечеринку, больше ни разу не взглянув на меня. Его руки и губы в крови, и это напоминает мне о том, насколько он сильный. Он настолько безумная, упрямая, неисправимо-страстная личность, что я просто не могу не любить его.

– Что, черт возьми, это было? – спрашивает Мелинда, схватив меня рукой за плечо. От нее пахнет пивом и начос.

Мелинда – моя единственная подруга, приходящая-уходящая девушка Ганнера и единственная подруга, которую я не потеряла, когда рассталась с Чейзом. Она моя единственная неизменная подруга. Я пробираюсь в ее комнату так же часто, как и в комнату Чейза.

– Без понятия, – говорю я ей, качая головой, и глубоко вдыхаю прохладный сырой ночной воздух. – Мне нужно идти.

Только я не могу это сделать, потому что ко мне идет Дин, вытирая рукой рот. Он в ярости, а я знаю, как его ярость сказывается на мне. Если бы я могла двигаться, я бы сделала это. С каждым движением, которое приближает его ко мне, я ощущаю беспомощность.

Он останавливается напротив меня и смотрит таким взглядом, будто разочарован.

Встань в очередь, чувак.

Дин хватает меня и запихивает в свою машину. Он беззвучно смеется. Захлопнув дверь, он обходит машину и садится на водительское место. Я знаю, зачем он это сделал. Последнее, чего бы он хотел, это чтобы все увидели, насколько он нестабилен, именно поэтому он и запихнул меня в машину.

– Пожалуйста, не делай этого сейчас, – я содрогаюсь от боли, потирая плечо, которым ударилась об дверь, и снова бросаю взгляд на Мел, которая смотрит на меня с сочувствием, понимая, что если вмешается, то сделает только хуже.

– А какой реакции ты ожидала от меня? – спрашивает он, его слова бьют меня по лицу, как порыв ветра, и я перевожу свой взгляд на его дикие глаза. Я видела это взгляд раньше и знаю, чем все это закончится. – Я на самом деле устал, что на меня здесь все смотрят, как на идиота.

Ерзаю на сиденье, выпрямляя спину, пытаясь показать свою силу.

– Я хочу просто уехать домой.

Он наклоняет свою голову, будто плохо меня расслышал, и кладет обе руки на руль, сжимая его так сильно, что костяшки пальцев становятся белыми. Кровь стекает по его скуле, левый глаз настолько распух, что почти закрыт, но не похоже, что это хоть как-то его волнует.

– Домой? – он смеется, качая головой, по-видимому, от отвращения. – Почему бы тебе не сказать, чего ты хочешь на самом деле? Просто признай, что собираешься к нему.

Я пристально изучаю его взглядом, свет от фар машины освещает одну сторону его лица. Его губы в крови, лицо в красных подтеках в тех местах, куда пришлись удары Чейза.

– Ты собралась ехать следом за ним, разве не так?

Так.

– Дин, мы расстались с тобой прошлым вечером. Какая тебе разница?

– Ага, ну, ты могла и соврать мне, – он вытирает открытые губы ладонью и убирает с лица свои черные волосы. – Почему ты не можешь ему сказать, чтобы он отстал? Ты трахаешься со мной, но я знаю, что по ночам ты пробираешься в его комнату и делаешь там что? Ты и с ним тоже трахаешься?

Я задумываюсь над тем, когда я стала девушкой, которая скрывается за черной шапочкой и серой толстовкой, разорванной по краям, и которая позволяет, чтобы на нее кричал ее бывший парень.

Я не реагирую на то, что Дин матерится, на его обвинения в том, что я все делаю неправильно. Вместо этого я пялюсь на свои руки и серые рукава, которые натягиваю на них. В сером я чувствую себя комфортно. Черный цвет предполагает что-то плохое, белый предсказывает что-то хорошее, но серый, серый это просто цвет между теми двумя, который, так же, как и я сама, никогда не вписывается ни в какие стандарты. Серый – мой цвет, потому что это цвет моей жизни, облаков надо мной.

Когда я начала рассматривать свою жизнь как разные оттенки серого?

Случилось ли это тогда, когда умерли мои родители?

Или это произошло уже позже?

Нет, я знаю, когда это началось. Это произошло прошлым летом и стало самой большой ошибкой в моей жизни.

Кто-то стучит по окну со стороны Дина и машет ему двадцаткой.

– Оставайся в машине, Куинн.

Пока Дин общается со своими клиентами, я сижу внутри машины с открытым окном, слушая разговоры собравшихся на лужайке, которые думают, что я их не слышу. Мне нужно было бы выбраться из машины и уйти, но я сижу здесь, поглощенная разговором снаружи.

– Вы верите этим двоим? – девушка указывает на Дина, подносит к губам свой стаканчик и делает глоток.

– Дину и Бренту? – спрашивает вторая девушка, развернувшись и уставившись на черную «Импалу», в которой сижу я, а Дин стоит, прислонившись к капоту.

– Нет, я имею в виду, Дина и Куинн. Они выглядят как-то… Не знаю, странно.

В любом случае, что вообще является нормальным?

Эти девушки сами-то знают это?

Каково определение этого слова?

Я думаю, что для каждого оно означает что-то свое.

Большинство людей сейчас считают меня кем-то вроде изгоя. Они скажут: «Ох, посмотрите на нее, она несчастный трудный подросток, потому что ее родители погибли в автомобильной аварии».

В течение долгого времени я получала особое обращение и экстра внимание. Не то, чего я хотела в тот момент, но мои родственники даже прислали мне экстравагантный подарок на день рождения и сотни баксов в подарок на Рождество, чтобы компенсировать мою потерю. Я не знаю, пытались ли они таким образом подтолкнуть меня к тому, чтобы я жила с ними, а не с Эмери, но спустя некоторое время это прекратилось, и жизнь стала такой, как была раньше, только без родителей.

Нам с Эмери удалось сохранить дом, в котором мы росли. Жизни обоих наших родителей были застрахованы, поэтому страховка окупила дом, и деньги были внесены в мой трастовый фонд на колледж.

Со своей половины денег Эмери купил рыбацкое судно и начал свой собственный бизнес, поэтому мог заботиться обо мне сам. И тогда со стороны казалось, что все получилось, но в реальности все было совсем не так.

Я была в восьмом классе, когда поняла, что, несмотря на веру, что все будет хорошо, я уже никогда не смогу быть такой, какой была до этого происшествия. Сказать, что я испытывала чувство вины из-за того, что выжила, ничего не сказать. Я, как неустойчивый склон холма с потенциальной возможностью схода земли.

Я продолжаю наблюдать за группой первокурсниц, подслушивая их через приоткрытое окно.

По их хихиканьям становится понятно, что они в восторге, что находятся здесь, в доме у выпускника. Полагаю, что в некотором роде я даже не могу их винить, потому что, будучи первокурсницей, я была точно такой же, как они.

Одна из них стоит ближе ко мне, ее хихиканье разносится на весь двор, но никого не привлекает, будто она невидимка.

– Если бы вы могли выбрать парня из школы, с которым потеряли бы девственность, – начинает она, резко дернув рукой со стаканом в сторону подруг, – кто бы это был?

Они взвизгивают от ее вопроса, каждая из них начинает рассматривать бейсбольных игроков, которые сейчас стоят на газоне, но, похоже, они все склоняются к тому, чтобы выбрать Чейза, так же, как сделала бы я, но его здесь больше нет.

Он уехал сразу после драки. Он, наверное, целуется с Тейлор в своем грузовике. Эта картинка в моей голове ранит, отдается болью в груди, будто в ней застрял нож.

– Чейз Паркер, – почти все соглашаются с ней, но кто-то называет Джейдена, остальные называют имя Ганнера.

– Но Чейз занят, – говорит одна из девушек. – Как бы на самом деле занят. С Ганнером у вас было бы больше шансов.

Когда она произносит эти слова, мне становиться так больно, что я делаю глубокий вдох, в надежде, что боль уйдет.

– Ты не говорила, что он должен быть доступным, – уточняет другая, а затем вздыхает так, будто говорит о кинозвезде. Для нее Чейз вполне может казаться кинозвездой. Наверняка, именно таким он для нее и выглядит. – Что бы я только ни сделала, чтобы отдать свою девственность Чейзу Паркеру.

Не уверена почему, но я улыбаюсь. Может, потому, что я сама сделала это, и до сих пор помню все о той ночи на углу улицы, где мы остановились, запотевшие окна, он, сражающийся с пуговицами на моей рубашке, как он дышал мне в шею.

– Ну, если уж у Куинн был такой шанс, то я просто обязана попробовать, – говорит другая девушка, смеясь, будто сказала что-то забавное.

Им смешно. Вот она я – девушка, которая в прошлом году пропала с карты социальной жизни и превратилась в цель для шуток всей школы. Полагаю… это забавно.

Пока они смеются, Ганнер подходит к машине и стучит в окно, и я опускаю его, так как надеюсь, что он засунет свою голову внутрь, и смогу поднять окно и обезглавить его.

– Ты что-то сказала ему? – он говорит низким голосом, не желая, чтобы кто-то его услышал.

– Нет, Ганнер. Я бы никогда не причинила ему боль таким образом. У нас была договоренность. Зачем мне это делать?

Он пожимает плечами. Мне хочется открыть дверь, а потом прижать ей его руку, чтобы даже не вздумал прикасаться ко мне этой ночью.

– Извини. Просто сегодня вечером он вел себя так… странно. Почему тогда они подрались с Дином?

– Какого черта я должна это знать? Он встречается с Тейлор Томас, может, поэтому он вел себя так странно сегодня вечером?

Ганнер смеется, его плечи слегка трясутся, потому что он думает, что я пошутила.

И он продолжает стоять здесь, будто считает, что я должна сказать что-то еще.

– Что-то еще?

Он хмурится, и я знаю этот взгляд. Такой знакомый. Он смущен.

– Ничего.

И затем, он уходит.

Ганнер не хочет, чтобы Чейз узнал о том, что произошло прошлым летом, преимущественно потому, что для него Чейз – это весь мир. И, конечно же, он не хочет причинять боль своему лучшему другу, рассказав, что однажды ночью, когда его не было в городе, мы напились и переспали.

Я тоже не хочу, чтобы Чейз узнал об этом. Несмотря на то, что не помню подробности той чертовой ночи, я не хочу, чтобы Чейз узнал о ней.

Как только Ганнер уходит, Дин садится обратно в машину. Мгновенье он смотрит на меня, его губы дергаются, будто он собирается что-то сказать, но в итоге только хмурится.

Интересно, он видит, как действует на меня? То, как я подыхаю рядом с ним, когда он хранит молчание, а он каждый раз просто тратит на это еще чуть больше времени?

Дело в том, что его это не заботит. Мы оба это знаем. Его никогда не будет волновать это.

– Я уезжаю, Дин. И не с тобой. Я хочу поехать домой одна.

– Нет.

– Ты же понимаешь, что в этом и есть причина? Именно в этом, поэтому у нас никогда ничего не получится, – именно поэтому я и рассталась с ним.

Я тянусь к ручке двери и выбираюсь наружу, добившись только того, что он тоже выбирается наружу и быстро останавливает меня у своей машины.

– Отпусти меня! – кричу я на него.

На его лице расползается улыбка, он кивает, и затем медленно аплодирует мне. И тогда я понимаю, что несколько человек, стоящих поблизости, пялятся на нас, включая тех первокурсниц, которые сказали, что я странная.

Учтите, девочки, вы еще ничего не видели.

Я раздраженно вздыхаю и показываю ему средний палец, а он пренебрежительно подмигивает.

– Ты такой мудак! – я отталкиваюсь от него, отказываясь возвращаться в машину. Ему это не нравится, и он прижимает меня к машине. – Убери от меня свои руки! – кричу я, толкая его в плечи. – Я не шучу. Не прикасайся ко мне!

– Хватит бороться со мной, Куинн! – говорит он медленно, переполненный гневом.

– Пошел. Ты.

Я на грани слез, но стараюсь не показывать ему, что в очередной раз расстроена из-за чего-то, что он сделал, хоть и очень сильно хочу разреветься. Я хочу свернуться клубочком и плакать, пока во мне не останется ничего.

– Нет, – он качает головой, раздраженный тем, что я не поняла его по его взгляду. – Ты больше не будешь это делать, не так ли?

– Я тебя ненавижу! – я кричу это со всей силы, уже не заботясь о том, кто может нас услышать. Я думаю, даже надеюсь, что сила в моем голосе в этот момент заставит его увидеть, что на меня это не действует, никогда не будет действовать. – Вот почему. Я ненавижу то, что ты делаешь со мной.

Меня не волнует, кто нас слышит, или что мои слова сейчас значат для него. Дин появился в моей жизни, когда я ненавидела себя. Это произошло сразу после той ночи с Ганнером, и я даже не понимала, что он делает со мной, пока не стало слишком поздно.

Когда я снова смотрю на него, его глаза настолько темные, что это пугает.

– Хочешь знать, почему ты со мной? – его голос настолько глубокий, что в нем отпечатывается боль, которую я не могу понять.

– Нет. Меня это больше не волнует. Я просто хочу уйти.

– Нет, пока мы не закончим разговор.

– Остановись, ты ведешь себя, как ненормальный. Отпусти меня, – в моем голосе паника, которую он улавливает и делает шаг назад, поднимая ладони вверх.

На секунду он замолкает, а потом говорит:

– Ты еще не видела сумасшедших, – он позволяет мне сделать шаг назад, и я его делаю.

Я знаю, что Дин неуравновешенный. Я уже видела это и понимала, что, порвав с ним, я выпущу наружу эту его сторону.

– Куинн…да ладно. Просто поехали со мной.

У него биполярное расстройство. Я верю в это. Его настроение переключается слишком легко, слишком быстро.

– Зачем? Почему я должна ехать куда-то с тобой?

Он оглядывается через плечо на своих приятелей с другой стороны машины, потом снова смотрит на меня.

– Ты мне должна, – шепчет он, наклоняясь, чтобы оказаться лицом к лицу со мной. Он удерживает мое лицо одной рукой, а другой опирается на крыло машины.

Еще чего, черт возьми.

– Я ничего тебе не должна, Дин. Мы протусили вместе несколько месяцев, и я с этим закончила. Не то чтобы ты был мне верен. Почему бы тебе не найти одну из них, чтобы утолить свои потребности этой ночью?

Его глаза округляются от удивления, но лицо остается безучастным – он не собирается выдавать свои чувства.

– Я не тупая, Дин. Я знаю, что ты изменял мне все то время, что мы были вместе.

Он качает головой, снисходительно улыбаясь мне.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь.

– Я видела вас две недели назад. Здесь… в этом самом доме, я видела, как ты шел по коридору, застегивая свою ширинку, а прямо за тобой шла Тейлор. Разница в том, что мне все равно. Мне все равно, кого ты трахаешь. Я просто хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

Я на самом деле горжусь собой. Начиная с того августа, я больше ни разу не защитила себя, но с этим покончено.

Если Дин думал, что я не знаю о его периодических интрижках, то он еще более сумасшедший, чем я представляла. До сих пор мне не хватало духу рассказать Чейзу о том, что я знала. Я хотела сделать это сегодня утром, но не смогла поступить так с ним. Я уже один раз разбила его сердце.

Дин невозмутимо щелчком пальцев выкидывает сигарету в ближайшую лужу и смотрит на меня. Его бейсболка все еще надета козырьком назад, и недостаточное внимание с его стороны только еще больше злит меня.

– У меня нет времени на это, Дин, – я выпрямляюсь. Я порвала с ним, но он отказывается признавать это и продолжает вести себя так, будто ничего не изменилось. Все изменилось. Я больше ему не подчиняюсь. – Просто признай это. Между нами все кончено, и тут больше не о чем говорить. Не делай из этих отношений что-то большее, чем они были, просто двигайся дальше.

Кусая нижнюю губу, он поднимает руки вверх, неторопливо потирая свою челюсть.

– Так же, как ты уже двигаешься дальше?

Я горько смеюсь, сжимая руки в кулаки.

– Я так и думала, что ты переведешь все стрелки на меня.

– Знаешь… я не сделал ничего, о чем она не просила, – говорит Дин, будто подчеркивая очевидное. – Она сама пришла ко мне.

Я смеюсь.

– Поэтому ты это сделал? Потому что тебя попросила об этом Тейлор? Конечно, она попросила тебя об этом. Она хочет разрушить мою жизнь.

– В любом случае, какая разница?

– Я уезжаю.

Дин стонет и тянется к моей руке, дергая меня назад.

– И что, ты собираешься просто уйти? Это так по-детски. Куинн, ты не можешь…

Я отталкиваюсь от него, и он оказывается на крыле своей машины.

– Ты ошибаешься. Я могу и сделаю это. Между нами все кончилось еще до того, как началось, что бы это ни было. Просто отстань от меня.

Подобно тому, как наблюдали за дракой Дина и Чейза, все наблюдают за нами. Их взгляды обжигают, и я ненавижу, что они находят развлечение во всем этом, в моей жизни.

– Оставь меня в покое, – говорю я Дину.

– Ты приползешь обратно, – спокойно говорит он, подкуривая очередную сигарету.

– Черт меня подери, если я это сделаю.

Глубоко вдохнув, я направляюсь к своей машине, припаркованной на улице, понимая, что если не уйду сейчас, он заставит меня остаться.

Глава 7

Куинн

Дорога к дому мне знакома.

Слезы и смущение, все это тоже очень знакомо.

К сожалению, это моя разрушительная реальность.

Жизнь, потраченная впустую.

Поездка напоминает мне, как я покинула вечеринку тем летом, ту, когда я совершила самую большую ошибку в своей жизни и переспала с Ганнером.

Что мне знакомо, так это боль в груди, когда сжимаются все внутренности от понимания того, что я причиню Чейзу боль, если он все узнает, в другом случае я бы никогда ему не соврала.

Прямо сейчас я хочу поехать к нему домой и умолять его, чтобы он выслушал меня, только я не могу этого сделать, не причинив ему боль снова. Также я не хочу разрушить его дружбу с Ганнером, рассказав ему обо всем.

Я живу недалеко от Грейленда, в десяти минутах от дома Джейдена. Дорога не плохая, но вокруг устрашающе густой туман, и я едва могу что-то видеть сквозь него. Это продолжается в течение нескольких минут, он окутывает дорогу, будто покрывалом, пока дождь заливает шоссе.

Я предельно внимательна, но это так трудно – смотреть сквозь туман, когда лучи дальних фар светят из-за поворота. Туман настолько густой, что кажется, будто перед машиной стоит прочная белая стена.

Мигаю фарами, пытаясь дать понять встречной машине, что у них включен дальний свет, и он слепит меня, но ничего не меняется, он остается включенным.

– Что за черт? – я снова мигаю фарами и снова ничего не меняется.

В глазах жжет, и я быстро моргаю, стараясь сфокусироваться на густых белых облаках.

Грузовик становится ближе, дождь так сильно хлещет по лобовому стеклу, что дворники не могут справиться со стремительными потоками воды. Я прищуриваюсь, свет фар слишком яркий. А потом это происходит.

Наши машины сталкиваются лоб в лоб, внезапно и жестко. Оглушающие звуки металла и стекла разрезают толщину воздуха. Моя машина начинает вращаться по кругу, шины скользят на мокром асфальте. Автомобиль становится неуправляемым, его выносит в кювет, как я полагаю, но я не могу разобраться в какой.

В течение нескольких секунд ко мне приходит понимание. Я ощущаю всплеск адреналина, который посылает острую боль сквозь все мои кости. Не понимаю, где я. Мои глаза широко распахнуты, а сердце бьется так быстро, что только это я и могу слышать, когда вращение наконец-то прекращается. Я поднимаю руки к пульсирующей голове и понимаю, что произошло, когда сдвигаюсь на своем сиденье. Меня окружает разбитое стекло. По чувствительности локтя и запястья, сразу могу сказать, что моя левая рука, должно быть, сломана. Опустив на нее взгляд, я понимаю, что да, определенно, она сломана.

– О, Господи, – я медленно выдыхаю. – Что, черт возьми, произошло?

Так аккуратно, как только могу, я пытаюсь передвинуться на сиденье. К счастью, мне это удается, и я открываю дверцу машины. Когда я толкаю ее, она скрипит, и стекло из разбитого окна осыпается на асфальт. Выбравшись, я пытаюсь разобраться в окружающей меня обстановке. Задняя часть моей машины находится в кювете, перёд находится под углом к дороге. Слева от меня, напротив дорожного знака, грузовик – он полностью в кювете, и теперь выглядит просто смятой грудой металла. Обе машины уничтожены, старенький «Линкольн» моего отца и грузовик этого парня. Глядя на машину, становится необъяснимым тот факт, что у меня только сломана рука.

Когда начинаю отходить от места аварии, я снова едва могу что-то видеть сквозь туман, но я узнаю этот грузовик, я… я…

О, Боже, нет, этого не может быть… Как такое может быть?

Пожалуйста, только не это. Это не он. Это не может быть он.

Пока на меня обрушивается ужасающая реальность, я хоть недолго, но могу отрицать тот факт, что это грузовик Чейза Паркера.

Я делаю шаг вперед, затем еще один, переходя дорогу к тому месту, где покоится его покореженный грузовик.

Мои руки трясутся, как и все мое тело, пока я приближаюсь к нему. Все настолько плохо, что я борюсь с собой, чтобы не закричать, не говоря уже о том, чтобы просто убежать.

Чейз неподвижно сидит, сгорбившись над рулем.

Я чувствую себя заложницей ночного кошмара, будто прямо у меня перед глазами миру приходит конец, и я ничего не могу с этим поделать.

Сглотнув подступивший к горлу ком, я говорю тихо и ласково, осторожно, чтобы не тревожить его. Я дотрагиваюсь до двери грузовика, расчищая осколки разбившегося бокового окна.

– Чейз?

Сначала он не шевелится, поэтому я снова повторяю его имя, перемещая руку от двери к его шее, чтобы проверить пульс.

Пульс есть, бьется быстро, и я могу видеть, как он дышит.

– К-к-куинн?

Я с облегчением выдыхаю – по крайней мере, он жив.

– Боже мой, Чейз… ты ранен, сильно.

Сейчас он смотрит прямо на меня, его голова повернута, но у меня такое ощущение, что я даже не знаю, кто он такой прямо сейчас. Он истекает кровью, и я знаю, что это очень плохо. Должно быть, он ударился головой об окно, потому что она разбита, и кровь стекает вниз по задней части шеи.

– Твоя голова… нам нужно позвонить, позвать помощь.

Он слегка качает головой, его глаза переполнены горечью и сожалением.

– Я знаю, – а потом он корчится от боли, пытаясь вздохнуть.

Мне тут же становится плохо, и я чувствую, что содержимое моего желудка готово выйти наружу.

– Ты не в порядке, так?

– Н-н-нет. Голова…б-б-болит.

Во мне пульсирует страх и тошнота, пока я наблюдаю, как прямо передо мной из него уходит жизнь. Я должна что-то сделать. Должна спасти его. Я не могу позволить ему умереть.

Просунув руку в машину, я аккуратно дотрагиваюсь до задней части его головы, чтобы понять, могу ли что-то сделать для него.

Кровь покрывает мою руку, но я не могу ничего разглядеть, и тут же проливной дождь смывает ее на асфальт.

Что я такого сделала? Это не может случиться снова. Не может.

– Пап, ты можешь, пожалуйста, просто отвезти меня в торговый центр. Я не понимаю, почему не могу поехать с ними.

Он поворачивает голову, переключая внимание с дороги на меня, и сверлит меня взглядом.

– Потому что, Куинн. Ты проведешь этот день с нами.

Это было последнее, что сказал мне папа, прежде чем мы лоб в лоб столкнулись с фурой. Я отвлекла его, и его внимание было рассеянным. Я была так зла, что они заставили меня провести день с ними, а не с Чейзом, и весь день вела себя как идиотка.

Пока он не закончился, и я не осталась одна, в больнице.

Это была моя вина.

В тот день я осталась круглой сиротой.

Качая головой, я втягиваю в себя воздух и крепко зажмуриваюсь, желая, чтобы воспоминания отступили. Ненавижу это. Почему я не могу перестать вспоминать об этом?

У Чейза тяжелое дыхание, затрудненное, а лицо мокрое от слез. Кровь капает с носа и немного с уха.

Так много крови.

У меня скручивает живот от мыслей об этих авариях – о той, с моими родителями, и второй, здесь, прямо сейчас.

– Мне нужно… п-п-передвинуться, – говорит Чейз, тяжело дыша. Это все, что он может сказать.

– Ты сможешь?

Он хмурится, и боль, отражающаяся на его лице, настоящая и душераздирающая. Я не хочу видеть его таким, такое абсолютно невозможно потом забыть, поэтому я зажмуриваюсь.

– Д-д-думаю, да.

Чейз делает еще вдох, и я узнаю этот звук. Ему невыносимо больно из-за явной травмы головы, и, возможно, есть еще и внутреннее кровотечение.

Может, благодаря какой-то внутренней силе, я точно не уверена, но он сдвигается, садится прямо и позволяет мне помочь выбраться из грузовика.

Я понимаю, что мне нужно кому-нибудь позвонить. Нам нужна помощь, срочная, поэтому я подвожу его к передней части машины и усаживаю на землю.

Как только он оказывается вне грузовика, опускается на колени, сжимает голову, а затем оглядывает свой грузовик.

– Черт, моя м-м-мама… уб-б-бьет меня.

Боже. Он даже не может сформулировать нормальное предложение. Черт!

Я пытаюсь вспомнить, что произошло, как мы врезались друг в друга, и не могу. Все произошло так быстро.

– Почему у тебя был включен дальний свет?

Он сглатывает, а потом кашляет кровью, держась за бок, все его тело начинает трястись, и я почти не могу разобрать слов.

– Е-е-его… з-з-заклинило.

А потом это происходит – его рвет в канаву рядом с нами, и я понимаю, что все действительно очень плохо.

Я держу Чейза, пока его рвет, рукой поддерживаю за спину, когда он всем телом прислоняется ко мне.

– С моими ногами что-то странное.

Что, если у него сломаны ноги?

Когда его перестает рвать, я снимаю свою толстовку и складываю ее на земле, чтобы он cмог прилечь на нее головой. Я волнуюсь за его шею, поэтому стараюсь не двигать его слишком резко.

Он ничего не говорит и смотрит вверх на облака, медленно моргая, будто наблюдает за каплями дождя за мгновение до того, как они падают ему на лицо.

Я на минуту оставляю его, чтобы забрать свой телефон. Мое сердце бьется так же сильно, как и дождь бьет мне в спину ливнем, пока я пытаюсь разглядеть свой телефон на полу машины. И когда все же нахожу его, торопливо пересекаю дорогу, возвращаясь к Чейзу. Я не понимаю, почему до сих пор никто не проехал здесь. Мы не так далеко от города, чтобы можно было подумать, что никто не видел или не слышал аварию.

Дождь бьет по моим рукам, пока прижимаю их к себе, и снова усаживаюсь рядом с Чейзом. Он лежит на асфальте, голова покоится на моей толстовке.

Мне не хватает воздуха, я начинаю задыхаться, когда замечаю, что толстовка теперь вся пропитана кровью. В панике я набираю 911.

– 911, где вы находитесь?

– Улица Саут Форест, между Чевали и Лайла-авеню, после поворота. Мы попали в автомобильную аварию.

Диспетчер с кем-то говорит, а потом снова обращается ко мне:

– Кто-нибудь ранен?

– Да, мой друг, у него из головы течет кровь… и его рвет, – не уверена, что им нужна эта информация, но я думаю, это важно. – Мне кажется, он очень серьезно ранен.

– Он в сознании?

– Да… он…да, он дышит.

Потом начинает говорить Чейз. Он обхватывает себя руками и смотрит на меня.

– Я был т-т-трусом, – его голос звучит подавленно и сокрушенно. – Я должен… сказать тебе. Для меня это не было… к-к-концом.

Он говорит настолько тихо, что мне приходиться прислушиваться, чтобы услышать его слова сквозь шум дождя. Мне придется жить с этими словами и тем, как они сломали меня. Я никогда не восстановлюсь после этого.

Он думает, что умирает?

Что, если так?

Он не должен винить себя в том, в чем он не виноват.

Я поднимаю свой взгляд на него, а он смотрит на меня в ответ. Я вижу, что ему больно, слезы стекают по его щекам. Схватившись за край своей футболки, я пытаюсь стереть слезы с его лица, добившись только стона боли, когда нечаянно сдвигаю его голову.

– Ш-ш-ш-ш, – говорю я, крепче обнимая его. – Они уже едут. Просто держись, пожалуйста, малыш, держись.

Все еще оставаясь на связи с 911, я слышу звуки сирены на заднем плане, и женщина на линии спрашивает меня о Чейзе, говорит, чтобы он оставался там, где сейчас находится.

Каждый раз, когда я слышу звук сирены, у меня в животе все скручивается – я вспоминаю об аварии с моими родителями, а эта ситуация, в которой мы сейчас, ужасающе похожа.

Чейз часто и резко дышит, продолжая смотреть на меня, будто на самом деле борется из последних сил. Я прислушиваюсь к его ритму дыхания, не в силах отмахнуться от мыслей, что он не выживет.

Я удерживаю его голову в колыбели своих рук.

– Чейз… я люблю тебя, – мои слова кажутся жалкими, но они искренние.

Он закрывает глаза и делает долгий, глубокий вдох, прежде чем снова посмотреть на меня. Белок его левого глаза сейчас полностью красный.

– Я л-л-любл-лю… т… т-тебя.

Я замечаю, что звук сирен становится ближе, и хочу встать, чтобы они увидели меня, потому что мы находимся перед его грузовиком. С момента аварии прошли минуты, но это самые мучительно-длинные минуты.

– П-п-пожалуйста, не надо, – шепчет он мне на ухо. – Об-б-бними… меня.

Его голос настолько на удивление спокойный, что я закрываю глаза и остаюсь сидеть, позволяя дождю обрушиваться на нас, погружаться в наши души.

Сидя на коленях, в луже, пропитывающей мои джинсы, я обнимаю, а через секунду он скрючивается от невыносимой боли, стонет, а потом его снова тошнит, в основном, кровью.

– Пожалуйста, скорее! – умоляю я во весь голос, заметив сквозь туман свечение фар.

– Д-д-давай… притворимся… что… прошлого года… – он удерживает свой взгляд на мне, когда ложится обратно на спину, его дыхание становится еще более учащенным, – н-н-никогда не б-б-было.

Боже, он понимает, что умирает.

– Хорошо, – я рыдаю, не зная, что еще на это ответить. Мой взгляд перемещается на опухшие после драки с Дином костяшки пальцев на его руках.

Его дыхание затруднено, глаза закрыты, и теперь остаются закрытыми гораздо дольше, будто он пытается их открыть, но не может.

– Дыши, – говорю я, мой голос дрожит и наполнен беспокойством. – Просто дыши, ради меня. Я знаю, что это тяжело и больно, но мне нужно, чтобы ты держался. Я рядом, с тобой. Я не оставлю тебя.

Не умирай. Пожалуйста, не умирай у меня на глазах. Я этого не вынесу.

Я слышу его затрудненное дыхание и зажимаю свободной рукой свой рот, пытаясь сдержать рвущийся из меня отчаянный плач. Я понимаю, что он умирает, и я ничем не могу помочь ему.

Как это может происходить?

Я наклоняюсь вперед, сжимая рукой живот. Эту боль ничем не остановить.

– Чейз, пожалуйста, держись.

Не обращая внимания на то, что Чейз в кровавой рвоте, я делаю кое-что глупое – наклоняюсь к его губам и целую его. Я делаю это потому, что он должен знать, как сильно я его люблю.

Я чувствую нежную шероховатость его губ, легкую щетина на челюсти и вкус крови – и все мои мысли полностью поглощены им.

Он вздыхает, будто ждал именно этого, и его глаза закрываются.

Он не может умереть.

Он просто не может. Не так, не от того, в чем потенциально моя вина. Я не смогу с этим жить.

На дороге становится светлее, когда скорая помощь, полицейская и пожарная машины останавливаются, преграждая дорогу. Они направляются к нам, когда Чейза снова тошнит, его стоны по живому режут мое сердце.

Наши взгляды встречаются, и какое-то время он изучает меня. Думаю, он старается запомнить, что теряет. У меня появляется именно это ощущение, и оно мне не нравится.

Я хочу снова и снова говорить ему о том, что люблю его, хочу попросить у него прощения и сказать ему еще так много всего другого.

Я чувствую, как он вздрагивает, сделав вдох, как вздымаются его широкие плечи.