Текст книги "В ногу!"

Автор книги: Шервуд Андерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава V

Процесс Эндрю Брауна оказался на редкость удачным случаем для Мак-Грегора, но вместе с тем и большим для него испытанием. В течение многих лет он жил в Чикаго совершенно одиноко. Он ни с кем не дружил, и его мозг не был затуманен той бесконечной болтовней, которой питается большинство людей. Каждый вечер он бродил один по улицам или, выделяясь своей огромной фигурой, стоял в дверях ресторана на Стэйт-стрит, совершенно чуждый жизни, кишевшей вокруг него. Теперь ему предстояло самому попасть в водоворот. В прошлом жизнь его не тронула. Он пользовался в течение многих лет великим благом изолированности от людей, и это дало ему возможность обдумать великие мысли. Теперь же ему предстояло испытать жизнеспособность своих замыслов.

Мак-Грегору не удалось вполне избежать влияния современного большого города. Великие страсти дремали в его могучем теле. Еще до того, как осуществилась его мечта о марширующем человечестве, ему предстояло столкнуться с самым пагубным из всех испытаний, которые выпадают на долю современного человека, а именно с красотой безмозглых женщин и с шумным светским успехом. В тот день, когда в старой тюрьме Северного района Чикаго состоялась его беседа с Эндрю Брауном, Мак-Грегор был еще человеком, которому только предстояло пройти через эти испытания.

После разговора с Эндрю Брауном в камере тюрьмы Мак-Грегор вышел на улицу и дошел до моста, который вел в деловую часть города. Он знал теперь, что скоро ему предстоит вступить в бой, и эта мысль давала дивное ощущение. Расправив плечи, он направился через мост. Когда он глядел на людей, его сердце снова наполнялось презрением к ним. Ему хотелось, чтобы битва за жизнь Эндрю Брауна была кулачным боем. Вскочив в трамвай, он сел у окна и стал наблюдать за толпой прохожих, мысленно рисуя себе, как он, оказавшись среди них, наносит удары направо и налево, хватает людей за горло, требуя от них правды, которая спасла бы Брауна, а его самого возвысила бы в глазах людей.

Эдит Карсон только собиралась идти в ресторан ужинать, когда вошел Мак-Грегор.

Он встал, глядя на нее. В его голосе звучали триумфальные ноты. Его презрение к отбросам общества вылилось в похвальбу.

– Мне поручили дело, которое, все думают, будет мне не под силу. Я буду защищать Эндрю Брауна. – Он положил руки на худенькие плечи Эдит и повернул ее к свету. – Но я им покажу. Я их всех с ног сшибу! – крикнул он. – Они думают, что им удастся повесить его, но они забыли принять в расчет меня! Даже сам Эндрю далеко не уверен во мне. Но я им покажу!

Он громко рассмеялся, и смех его гулко зазвучал в пустой мастерской.

Мак-Грегор и Эдит сидели в маленьком ресторане и говорили о деле, за которое он взялся. Пока он говорил, девушка молча слушала и смотрела на его рыжую голову.

– Постарайтесь разузнать, была ли у вашего Брауна любовница, – сказала Эдит, думая о себе.

* * *

Америка – страна кошмарных убийств. Насилие царит в городах и селах. Недисциплинированное и беспорядочное стадо граждан ничего не может поделать с этим. После каждого убийства они начинают вопить о новых законах, а когда их издают, сами законодатели стараются их обойти. Громкие требования заставляют их в спешке нестись по жизни, не оставляя времени для тишины, в которой зреют мысли. День за днем они проводят в бессмысленной городской суете. Они вскакивают в поезда и трамваи, быстро пробегают газеты и наскоро глотают пищу. Но внезапно что-то случается. Настает тот самый момент. Заметка об убийстве, которая вчера заняла небольшой столбец в самом конце газеты, сегодня покрывает всю первую страницу описанием страшных деталей. Орда юрких газетчиков носится по улицам, волнуя прохожих своими криками. Те самые люди, которые нетерпеливо отмахивались от рассказов о великом позоре города, жадно хватают газеты и упиваются описанием убийства.

И вот в этот водоворот слухов, отвратительно гнусных сплетен и великолепно задуманных планов попал Мак-Грегор – Большой Мак. День за днем проводил он среди самых порочных элементов. Проститутки, сутенеры, воры, взломщики, пьяные бездельники глядели на него и хитро улыбались. Но дни проходили, а он не подвинулся вперед ни на шаг. Отчаяние стало овладевать им. Однажды его осенила мысль.

«Я пойду к той красивой женщине в Доме работницы[40]40
  Я пойду к той красивой женщине в Доме работницы… – Имеется в виду отдел социальной помощи; такие отделы создавались в США преимущественно в неблагополучных городских кварталах с целью улучшить условия жизни местного населения.


[Закрыть],решил он. – Вряд ли она знает, кто убил этого юношу, но она может узнать это. Я ее заставлю узнать».

* * *

В лице Маргарет Ормсби Мак-Грегор встретил новый тип женщины – уверенной, самонадеянной, готовой в борьбе за существование взять от жизни все, что в ней есть лучшего. Что-то, о чем он еще и не подозревал, должно было вскоре всколыхнуть его натуру.

Маргарет Ормсби, подобно Мак-Грегору, еще не потерпела поражения в жизни. Ее отец, Дэвид Ормсби, был главой треста земледельческих орудий, контора которого находилась в Чикаго. Этот человек получил прозвище Рыцаря Ормсби за свою веру в жизнь и людей. Его жена Лора Ормсби была маленькая нервная женщина, жившая напряженной жизнью.

Вполне уверенная в своей безопасности, Маргарет Ормсби отдалась своему делу и проводила время среди подонков Первого района. Подобно всем женщинам, она всюду ждала какого-то необыкновенного случая. Прямому, бесхитростному Мак-Грегору в общении с ней следовало бы проявить осторожность.

Быстро миновав узенькую улицу, изобиловавшую дешевыми кабаками, Мак-Грегор вошел в Дом работницы и сел возле стола, за которым сидела Маргарет Ормсби. Он много слышал о ее самоотверженной работе в Первом районе и знал, что она очень хороша и обладает большой выдержкой. Мак-Грегор твердо рассчитывал на помощь этой женщины. Сидя напротив нее и пристально глядя ей в лицо, он заставил ее забыть все банальные фразы, которыми она привыкла встречать посетителей.

– Вам-то хорошо сидеть тут и рассказывать, что женщина в вашем положении может сделать и чего не может. Но я пришел сюда для того, чтобы сказать вам, что вы должны сделать, и вы это сделаете, если принадлежите к тем людям, которые действительно хотят помочь страждущим.

Своими словами Мак-Грегор бросил вызов современной дочери Америки, и та не могла пропустить их мимо ушей. Разве она не закалила себя так, что спокойно проводила дни среди проституток и грязных пьянчужек?

– Чего вы от меня хотите? – резко спросила она.

– Вы обладаете тем, что может помочь мне, – ответил Мак-Грегор. – Ваша красота как магнит притягивает к вам всех уличных женщин. Я это знаю. Я часто слышал об этом от них самих. Среди этих женщин, которые приходят сюда в поисках пристанища и помощи, есть такие, которые знают, кто убил этого мальчика. Эти женщины вас обожают. Они подобны детям. Они приходят сюда, чтобы взглянуть на вас, точно так же как дети рассматривают через щелку гостей в гостиной. И я хочу, чтобы вы созвали ваших взрослых детей и заставили их открыть «семейную тайну». Весь район знает об этом убийстве. Весь город знает о нем. Многие хотели бы рассказать мне, но они боятся. Полиция напугала их до смерти; они уже готовы рассказать мне, но сейчас же спохватываются и удирают, как запуганные зверьки. Заставьте их обо всем рассказать вам. Вас полиция не боится – она считает, что вы слишком красивы и слишком «порядочны», чтобы интересоваться закулисной жизнью людей, среди которых вы работаете. За вами никто не следит: ни полиция, ни политиканы. Я буду пускать пыль в глаза, а вы тем временем разузнайте то, что мне нужно. Если вы действительно на что-нибудь годитесь, вы это сделаете.

Когда Мак-Грегор умолк, женщина взглянула на него. Впервые в жизни она встретила человека, который ошеломил ее. Он нисколько не был взволнован ни ее красотой, ни самообладанием. Внезапно ее захлестнула горячая волна, в которой смешались озлобление и восхищение.

Мак-Грегор выжидающе посмотрел на нее.

– Я должен раздобыть факты, – сказал он. – Разузнайте имена тех, кто знает об этом убийстве, и я заставлю их рассказать мне все. Я сам запасся некоторыми сведениями. Часть их я добыл, запугав одну девушку угрозами, часть – от одного кабатчика, которого чуть не задушил. Теперь я хочу, чтобы вы добыли еще больше фактов. Заставьте женщин говорить, и все, что узнаете, передавайте мне.

После ухода Мак-Грегора Маргарет Ормсби встала из-за стола и направилась в город, в контору своего отца. Она была взволнована, ошеломлена и испугана. Слова этого дикого молодого юриста внезапно открыли ей глаза на то, что она лишь игрушка в руках людей, верховодящих в Первом районе. Впервые пошатнулось ее самообладание. «Если эти женщины – дети, тогда я тоже дитя и тоже прозябаю в море ненависти и уродства».

Новая мысль мелькнула в ее голове.

«Зато этот Мак-Грегор не младенец! Он не дитя! Он непоколебим как скала!»

Она пыталась возмутиться наглой откровенностью этого человека.

«Он говорил со мной как с уличной женщиной, – думала она. – Он не постеснялся дать мне понять, что все женщины одинаковы – они не более чем игрушки в руках сильных мужчин».

Она вдруг остановилась на улице и огляделась. Дрожь охватила ее.

– Но все равно я должна сделать все, что в моих силах. Необходимо помочь ему. Я должна, должна, – прошептала она.

Глава VI

Оправдание Эндрю Брауна произвело невероятную сенсацию. Мак-Грегор сумел вызвать на суде такой захватывающий драматический эффект, от которого вся публика переполошилась. Когда наступил самый напряженный момент, зал затих, а дома, читая вечернюю газету, отцы семейств невольно поднимали головы и тревожно поглядывали на своих близких. Женщины вздрагивали от страха. Красавчик Мак-Грегор только приподнял маску цивилизации и заставил сердца людей бешено заколотиться. Мак-Грегор возвысил голос не против случайных врагов Эндрю Брауна, но против всего современного общества и его хаотического уродства. Слушателям показалось, что этот человек взял человечество за горло и разоблачил его слабость, достойную жалости.

Мак-Грегор сидел в зале суда, угрюмый и молчаливый, предоставив прокурору строить обвинение. На лице его был написан вызов, а глаза сверкали из-под распухших век. В продолжение нескольких недель он, не зная усталости, носился, как гончая, по улицам Первого района и собирал материал для своего дела. Нередко полицейские видели его на улицах в три часа утра. Политикан-заправила слышал про его деятельность и устроил допрос Генри Гонту. Некий кабатчик испытал силу пальцев Мак-Грегора на своем горле. Одна девушка, дрожа, стояла перед ним на коленях и молила о пощаде. А на суде он наблюдал и выжидал.

Когда прокурор, человек с большим именем в юридическом мире, в заключительной речи стал настойчиво требовать смерти Эндрю Брауна, сидевшего молча с невозмутимым видом, Мак-Грегор решил действовать. Он вскочил на ноги, и его хриплый голос разнесся по всему залу суда. Обращаясь к рослой женщине, сидевшей на скамье свидетелей, Мак-Грегор крикнул:

– Они вас подвели, Мэри! Вы поверили их басне, будто Эндрю Браун будет прощен, когда уляжется шум процесса! Не верьте им! Они затягивают петлю на вашей шее. Они собираются повесить Эндрю Брауна! Встаньте, Мэри, и расскажите всю правду! В противном случае кровь Эндрю Брауна падет на вас.

Публикой овладело исступление. Юристы повскакивали с мест, крича и протестуя. А над невообразимым шумом раздавался хриплый настойчивый голос:

– Не позволяйте Мэри и женщинам ее притона уйти из зала суда! – кричал он. – Они знают, кто убил этого мальчика! Допросите их, и они вам скажут, кто убийца.

Понемногу шум в зале улегся. Молчаливый рыжеволосый юрист, защитник Эндрю Брауна, одержал победу, ибо, последовав совету Эдит Карсон и воспользовавшись сведениями, которые раздобыла для него Маргарет, он смог докопаться до истины.

– Постарайтесь разузнать, есть ли у вашего Брауна любовница, – сказала Эдит.

Подумав над этими словами, он догадался наконец, к чему вели те намеки, которые делали ему женщины, посещавшие ресторан на Стэйт-стрит. Ему все стало ясно: эта Мэри, содержавшая притон на улице, где произошло убийство, была любовницей Эндрю Брауна. Теперь ее прерывистые рыдания огласили зал суда, и публика услышала рассказ о трагедии, разыгравшейся в притоне, неподалеку от которого стоял полисмен и беззаботно играл дубинкой. Это была повесть о невинной деревенской девушке, которую содержательница притона заманила и продала сыну миллионера, об отчаянной борьбе в маленькой комнатке между похотливым юнцом и испуганной, но храброй девушкой, об ударе стулом по голове, которым мужчина был убит, об обезумевших от ужаса обитательницах притона, которые, дрожа всем телом, вынесли труп и выбросили его на улицу…

– Они уверяли меня, что дадут Эндрю возможность выпутаться, когда шум уляжется, – рыдая, рассказывала содержательница притона…

* * *

Мак-Грегор вышел из здания суда; сердце его бешено колотилось, когда он шел по улице. Он весь горел огнем одержанной победы. Его путь лежал через мост, и по дороге он прошел мимо фруктового склада, где началась его карьера в Чикаго и где он дрался с рослым белобрысым немцем. Когда настала ночь, он пошел по Кларк-стрит, прислушиваясь к тому, как мальчишки-газетчики кричат о его победе. Он казался себе крупной фигурой в жизни города. Он чувствовал в себе способность устоять против всех, перехитрить всех и одолеть, добиться могущества и занять видное место в обществе.

Сын шахтера был опьянен новым, незнакомым ему до этого ощущением славы. Он прошел Кларк-стрит и направился к озеру. Там он увидел улицу, по обеим сторонам которой высились огромные дома, окруженные садами, и ему в голову пришла мысль, что, возможно, когда-нибудь он и сам обзаведется таким домом. Казалось, хаотический шум современного города остался где-то далеко-далеко. Дойдя до озера, он остановился и задумался о том никудышном бездельнике, мальчишке из Угольной Бухты, который вдруг превратился в знаменитого юриста большого города. Горячая волна прокатилась по всему его телу.

– Я буду одним из победителей, одним из тех немногих, кому удается вынырнуть на поверхность! – прошептал он.

Его сердце сильно забилось, когда он вспомнил, каким вопрошающим взглядом посмотрела на него Маргарет Ормсби в зале суда, когда он силой своей могучей воли прокладывал себе путь сквозь сети лжи и подлога.

Часть пятая

Глава I

Маргарет Ормсби была типичной представительницей современного ей американского общества и очень обаятельной личностью. Ее отец, Дэвид Ормсби, король земледельческих орудий, выбился к богатству и славе из страшной нищеты. Он знал, что значат постоянные поражения и разочарования, и решил, что его дочь не должна проделывать тот же путь. Маргарет окончила университет, со вкусом одевалась, знала толк в красивых нарядах, умела вести себя в обществе и обладала хорошо развитым телом и умом. Вдобавок ко всему этому она, несмотря на полное незнание жизни, умела трезво и уверенно смотреть ей прямо в лицо. За годы, проведенные в университете, она приняла определенное решение:

– Что бы со мной ни случилось, я не допущу, чтобы моя жизнь стала тупой и неинтересной.

Однажды, когда из Чикаго к ней приехала подруга, они отправились за город и, усевшись на траве, принялись беседовать.

– Мы, женщины, всегда были дурами, – заявила Маргарет. – Отец и мать сильно ошибаются, если думают, что я с тем вернулась домой, чтобы сейчас же выйти замуж за какого-нибудь бездельника. Я знаю толк в хорошей папиросе и с удовольствием выпью стаканчик вина. Для тебя это ничего не значит, мне тоже не очень важно, но тем не менее за этим кое-что кроется. Меня возмущает покровительственный тон мужчин по отношению к женщинам. Они, мол, хотят охранить нас от зла! Меня тошнит от одной этой мысли, и я знаю, что тысячи девушек разделяют мое мнение. Кто дал мужчинам это право? По всей вероятности, все-таки наступит день, когда какой-нибудь мужчина, мнящий себя великим дельцом, захочет принять на себя заботы обо мне. Нет, уж лучше не трудитесь. Сейчас рождается новая порода женщин, и я буду одной из них. Я жажду сильных переживаний, я хочу упиваться жизнью! Придется папеньке с маменькой примириться с этим.

Маргарет встала и принялась взволнованно ходить взад и вперед, подняв руки над головой, словно готовясь нанести кому-то удар. Она напоминала красивого молодого зверя, готового встретить врага; в ее живых глазах отражалось все ее настроение. Казалось, она опьянела от своих слов.

– Я могу взять от жизни все, что можно! – крикнула она. – Я могу испытать и страсть, и силу, и даже зло жизни. Я хочу быть одной из новых женщин, спасительниц нашего пола.

Маргарет Ормсби и ее отца связывали крепкие узы дружбы. Дэвид Ормсби был голубоглазым широкоплечим мужчиной шести футов и трех дюймов ростом, в нем чувствовались сила и благородство, выделявшие его среди всех других мужчин. Дочь сознавала силу отца и нисколько не ошибалась; это был действительно необычайно одаренный человек! Под его наблюдением даже изготовление плугов превратилось в искусство. На фабрике он никогда не переставал играть роль командира, но в то же время внушал доверие к себе. Когда поднимался переполох из-за какой-нибудь катастрофы, он умел сразу всех успокоить и водворить порядок. Агенты, разъезжавшие по деревням и рекламировавшие его плуги, проникались под влиянием этого человека рвением миссионеров, несущих свет непросвещенным. Когда держатели акций треста земледельческих орудий приходили к Дэвиду Ормсби, взволнованные слухами о надвигающемся индустриальном кризисе, они не порывали с ним и выписывали новые чеки на покрытие нужд треста. Это был человек, возвращавший людям их пошатнувшуюся веру.

Для Дэвида Ормсби изготовление плугов было вопросом жизни. У него были еще другие интересы, но все они стояли на заднем плане. Он считал себя способным стать культурнее большинства своих сотрудников, а потому не отставал от достижений науки и искусства и порой до поздней ночи зачитывался книгой после долгого и тяжелого рабочего дня.

По мере того как Маргарет росла, она вызывала у отца все большую и большую тревогу; временами ему казалось, что неуклюжий, беззаботный подросток вдруг превратился в современную, решительную женщину. Смелость ее духа смущала его. Однажды он сидел у себя в конторе и читал ее письмо, в котором она извещала, что собирается домой. Это письмо было характерным излиянием импульсивной девушки, которая, казалось, лишь накануне вечером заснула на плече отца. Дэвид Ормсби был смущен мыслью, что он, честный производитель плугов, получил от своей молоденькой дочери письмо с восхвалением какой-то новой жизни, которая, по его мнению, могла только привести женщину к гибели.

И уже на следующий день рядом с ним сидела властная девушка, требовавшая полного внимания к своей особе. Дэвид Ормсби встал из-за стола и торопливо ушел к себе. Ему нужно было разобраться в своих мыслях. На столе в его кабинете стоял портрет дочери, который та привезла с собой из университета. И, как это часто бывает, портрет сказал ему то, что он тщетно пытался уяснить себе: в его доме были теперь не жена и ребенок, а две взрослые женщины. Маргарет вернулась из университета красавицей. Ее высокий, гибкий стан, черные как вороново крыло волосы, мягкие карие глаза и выражение лица – все говорило, что она готова принять вызов жизни, и привлекало внимание мужчин. В характере этой девушки было много от величия отца, но немало и от матери, которую обуревали тайные слепые желания. Вечером, в день своего приезда, она заявила внимательно слушавшим ее родителям о своем намерении жить полной, свободной жизнью.

– Я хочу узнать то, чему нельзя научиться из книг, – сказала она. – Я хочу приобщиться к жизни с разных сторон, хочу ощутить на языке своем вкус многих вещей. Вы считали меня ребенком, когда я писала домой, что не желаю жить в клетке и выйти замуж за какого-нибудь пустоголового торгаша. Но теперь вы увидите меня в настоящем свете. Я готова заплатить за это дорогой ценой, если будет необходимо, но я хочу жить.

Вернувшись в Чикаго, Маргарет окунулась в жизнь со свойственными ей силой воли и энергией. Так как мужчин ее круга, казалось, смущали и ошеломляли идеи этой девушки, она отказалась от их общества, но, как это всегда бывает, сделала ошибку, решив, что те, которые ничего не делают, а только произносят красивые фразы об искусстве и свободе, на самом деле являются художниками и людьми свободными.

Но своего отца она любила и уважала. Его сила взывала к силе, заложенной в ней. Молодому писателю-социалисту, который жил в том же доме, где она вскоре поселилась, и, заходя к ней, частенько садился за письменный стол и начинал поносить богачей, она неизменно указывала на Дэвида Ормсби:

– Мой отец – один из богачей, глава большого треста, и тем не менее он лучше многих болтливых реформаторов. Он изготовляет плуги, миллионы хороших плугов. Он не проводит дни в болтовне, ероша длинные волосы. Он работает, и плоды его трудов облегчают труд миллионам земледельцев. А между тем говоруны только и делают, что ломают головы, придумывая трескучие фразы, и начинают сутулиться от безделья.

И все-таки Маргарет Ормсби немного растерялась. Если бы ей суждено было родиться в таких условиях, когда, подобно большинству других, пришлось бы терпеть поражения, страдать, как страдал отец, который уже в юности узнал, что значит терпеть неудачу за неудачей и каждый раз снова подниматься и вступать в бой с жизнью, – тогда эта девушка превратилась бы в редкую женщину.

Но она ничего этого не знала. В ее представлении всякое поражение заключало в себе что-то безнравственное. Она была ошеломлена, видя вокруг себя только необъятную толпу издерганных женщин, побитых жизнью людей, пытающихся проложить себе путь среди хаотической дезорганизации общества, и решила искать помощи у отца.

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне все.

Но Дэвид Ормсби не понимал ее и только качал головой. Ему не приходило в голову, что с ней можно говорить как с другом-мужчиной. Между отцом и дочерью возникла полусерьезная-полушутливая дружба, и фабрикант был счастлив от мысли, что к нему вернулась та веселая девушка, какой он знал свою дочь до ее поступления в университет.

Когда Маргарет поселилась отдельно от родителей, она все же продолжала ежедневно завтракать с отцом. Тот час, который они проводили вместе в середине шумного дня, стал очень дорог обоим. Почти каждый день встречались они и завтракали в маленьком ресторане, беседуя, смеясь и наслаждаясь общением; здесь росла и крепла их дружба. Оставаясь наедине, они шутливо беседовали как два деловых человека, каждому из которых безразлична профессия другого. Но в душе они оба не верили тому, что говорили.

Пытаясь направить на путь истинный несчастных, которые приходили в Дом работницы, Маргарет не переставала думать об отце, посвятившем всю свою жизнь изготовлению плугов:

– Это чистая и очень нужная работа. Он крупный и чрезвычайно дельный человек.

А Дэвид Ормсби у себя на фабрике в свою очередь не переставал думать о дочери, жившей на окраине Первого района среди подонков, среди грязи и уродства. «Вся ее жизнь похожа на жизнь ее матери в те часы, когда та лежала, смело глядя смерти в глаза, чтобы только на свет появилось новое существо», – думал он.

В тот день, когда Маргарет впервые встретилась с Мак-Грегором, она, по обыкновению, завтракала в ресторане вместе с отцом. Мужчины и женщины, проходившие мимо них, с восхищением оглядывали эту пару. Официант в ожидании щедрых чаевых стоял у Ормсби за плечом. Атмосфера доверия, общих секретов и товарищества, которой отец и дочь так дорожили, оказалась нарушенной вторжением новой персоны. Маргарет смотрела на спокойное, открытое лицо отца, которое светилось умом и добротой, и в уме ее проносился образ другого человека, говорившего с нею не как с Маргарет Ормсби, дочерью короля земледельческих орудий, а как с женщиной, обязанной ради его целей творить его волю. Образ этого человека не покидал ее ни на минуту, и она безразлично слушала отца. Она вспоминала суровое лицо, крупный, сильный рот и повелительный тон молодого юриста и пыталась снова вызвать в себе то чувство неприязни, которое ощутила, когда он впервые явился к ней. Но ей удалось только воскресить в памяти несколько характерных черт этого лица – именно те, которые смягчали его звериное выражение.

Сидя в ресторане напротив отца, Маргарет внезапно расплакалась.

– Я сегодня встретилась с человеком, который заставил меня сделать то, чего я не хотела делать, – сказала она в ответ на изумленный взгляд отца. И затем сквозь слезы улыбнулась ему.