Текст книги "Ночные откровения"
Автор книги: Шерри Томас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)
– Пятерых симпатичных неженатых джентльменов.
Девушкой снова овладело желание истерически расхохотаться. Муж! Леди Кингсли думает, что Элиссанде хочется замуж, тогда как для тети Рейчел брак стал пожизненным проклятием!
В мечтах Элиссанды о свободе не было никакого мужчины – там всегда была только она, в восхитительном, великолепном одиночестве, заполненном исключительно самой собой.
– Упомянула ли я, – продолжала леди Кингсли,– что один из этих джентльменов, причем самый красивый, к тому же еще и маркиз?
У Элиссанды внезапно ухнуло сердце. Красота ее не прельщала, ведь дядя был тоже очень привлекательным мужчиной. Но маркиз – это влиятельная персона, имеющая связи и власть. Маркиз мог защитить ее – и тетушку – от дяди.
При условии, что он женится на Элиссанде за три дня, – или даже за меньшее время, оставшееся до дядиного возвращения.
Вполне возможный вариант, правда? А если она даст приют десяти гостям, которых не приглашал ее дядя – открыто выказав неповиновение, на что раньше никогда не отваживалась, – и потерпит неудачу, что тогда?
Шесть месяцев назад, в годовщину смерти Кристабель, дядя забрал у тетушки Рейчел ее лауданум. Три дня бедняжка мучилась, как человек, подвергшийся ампутации без хлороформа. Элиссанда, которой было запрещено входить к тете, прокусив до крови губы, била кулаками подушки на своей кровати до тех пор, пока руки не отнялись.
Затем, разумеется, дядя отказался от своей попытки отучить жену от лауданума – зла, к которому он же ее и приохотил. «Не могу больше вынести ее страданий», – сказал он в присутствии миссис Рамзи и горничной. И они поверили ему без малейшего сомнения, хотя это случилось не в первый и не во второй, и даже не в пятый раз.
Вечером того дня за ужином дядя пробормотал: «По крайней мере, она не пристрастилась к кокаину». И Элиссанду, представления не имевшую, что такое кокаин, вдруг бросило в такой холод, что она провела остаток вечера, съежившись перед камином в своей комнате.
Шанс успеха: ничтожно мал. Цена неудачи: невообразима.
Элиссанда поднялась со стула. Из окон гостиной хорошо были видны ворота усадьбы. С того времени, когда она в последний раз выходила за эти ворота, прошли годы. А тетушка не покидала дом, по крайней мере, в два раза дольше.
В ее легких вдруг стало не хватать воздуха, желудку захотелось извергнуть съеденный обед. Чувствуя головокружение и слабость, девушка уцепилась за край оконной рамы, а позади нее леди Кингсли продолжала распространяться о воспитанности и дружелюбии ее гостей, о том, как они замечательно проведут вместе время. Элиссанде даже не придется заботиться о провизии для постояльцев: стоявшая в отдалении от дома кухня в Вудли-мэноре не подверглась набегу крыс.
Элиссанда медленно обернулась. А затем улыбнулась. Улыбнулась той же улыбкой, какой одарила дядю, заявившего, что нет, он не поедет в Южную Африку – и это после того, как она совершенно уверовала в реальность его отъезда, собственными глазами наблюдая многодневные приготовления.
При виде этой улыбки леди Кингсли умолкла.
– Мы будем рады помочь, – певуче произнесла Элиссанда.
Глава 3
Тетушка Рейчел никак не отреагировала на новость: она дремала.
Элиссанда заправила ей за ухо мягкую прядь седеющих волос.
– Все будет хорошо, я обещаю.
Она укрыла больную еще одним шерстяным одеялом – тетя, бледная до синевы, как овсянка на столе бедняка, постоянно мерзла.
– Нам нужно это сделать. Больше такой возможности не представится.
Произнося эти слова, Элиссанда не переставала удивляться невероятно своевременному вторжению крыс в усадьбу леди Кингсли – те словно знали о дате отъезда ее дяди.
– И я его не боюсь.
Правда не самое главное. Гораздо важнее – поверить в собственную смелость.
Опустившись на колени, девушка взяла в ладони хрупкое тетушкино личико.
– Я вытащу вас отсюда, милая. Я вытащу отсюда нас обеих.
Шанс успеха ничтожно мал, но все же он есть. Пока придется довольствоваться и этим.
– Поздравьте меня, – прижалась губами Элиссанда к впалой щеке. – Я выхожу замуж.
* * * * *
– Нам пора жениться, – сказал лорд Вир своему брату.
У леди Кингсли было две кареты, но только одна упряжка лошадей. Поэтому первыми в Хайгейт-корт отправились дамы, оставив джентльменов дожидаться следующего заезда.
– Мы еще слишком молоды, – возразил Фредди.
Господа Конрад и Уэссекс играли в «двадцать одно» [7]7
« Двадцать одно» – карточная игра, которая появилась во французских игорных заведениях приблизительно в XIX веке. От нее произошли «блэкджек» в Америке и «очко» в России (отличаются правилами).
[Закрыть], Кингсли сидел на чемоданах, читая экземпляр «Иллюстрированных лондонских новостей» [8]8
« Иллюстрированные лондонские новости» (англ. The Illustrated London News) – первая в мире иллюстрированная еженедельная газета (позднее журнал). Издавалась в Лондоне с 1842 по 2003 (!) год. В 1863 году продавалась тиражом в 300 000 копий, что превышало тираж практически любой другой газеты. Популярнейшая газета Викторианской Англии, в XX веке утратила своё значение.
[Закрыть], а Вир и Фредди неспешно прогуливались вдоль дороги.
– Мне почти тридцать, и я не пользуюсь успехом.
Получать отказы было нетрудно, если предлагать руку и сердце только наиболее популярным дебютанткам сезона, и для пущего эффекта подкреплять признания пуншем, пролитым на платья модных барышень. Вир считал полезным, чтобы его воспринимали как мужчину, желающего остепениться. Эти брачные неудачи придавали продуманному образу большую достоверность: милый, глупый бедолага, не понимающий, что не следует метить слишком высоко.
– Предоставь девушке возможность получше узнать тебя, прежде чем сделать предложение, – посоветовал Фредди. – Не понимаю, как женщина может тебя не полюбить – только дай ей время.
Прошло тринадцать лет, а Фредди разговаривал с ним так, словно ничего не изменилось, и Вир по-прежнему был старшим братом, защищающим младшего от отца. Прилив чувства вины не был для Вира внове. Но он не ожидал, что придется отворачиваться, пряча набежавшие на глаза слезы. Пожалуй, после дела Дугласа хорошо бы взять длительный отпуск – двойная жизнь в постоянном напряжении явно начинает на нем сказываться.
Однако ответ брата предоставил Виру благоприятную возможность кое-что уточнить.
– Так ты полагаешь, мне следует сделать предложение миссис Каналетто? Уж она-то знает меня всю жизнь!
– Нет! – воскликнул Фредди, залившись краской. – То есть, она, конечно же, любит тебя, но только как брата.
– Черт побери… А как насчет тебя? Думаешь, тебя она тоже любит, как брата?
– Меня?.. Хм… ну…
Способность лгать и притворяться, которой Вир обладал в избытке, была абсолютно чужда Фредди. Он совершенно не умел изворачиваться и лицемерить.
– Я точно не знаю, – наконец выдавил он.
– Так почему бы тебе не спросить и не выяснить наверняка? – живо предложил маркиз. – О, придумал – мы оба спросим ее одновременно. А как иначе я могу быть уверен, что она все эти годы тайно не питала большое и нежное чувство ко мне?
Кингсли, устав от газеты, подошел к Виру за сигаретой, освободив тем самым Фредди от необходимости отвечать брату.
Но Вир и без того получил ответ.
* * * * *
Дружелюбие гостий потрясло Элиссанду. Все эти незнакомки были очень рады познакомиться с ней, невероятно признательны за то, что она открыла перед ними двери своего дома, и донельзя довольны тем, что за столь короткое время вновь обрели привычный для себя уютный мирок.
Происшествие с крысами поистине ужаснуло, наперебой признавались девушки Элиссанде. Но они были моложе и не столь памятливы, как леди Кингсли. К тому же, юные оптимистки полагали этот кошмарный случай первым и последним в своей жизни. Мисс Кингсли даже подшучивала над тем, как она визжала и не могла остановиться. Не расскажи позднее сам лорд Вир, она бы и не знала, что ему пришлось шлепнуть ее по щеке, чтобы прекратить истерику. Мисс Бошам тоже припомнила, как она чуть не сомлела, аккурат когда лорд Вир явился им на помощь, как вцепилась в лацканы его пиджака, и маркизу пришлось выносить ее на руках.
Их заливистый радостный смех изумлял Элиссанду. Она никак не могла поверить в реальность этих розовощеких, пышущих здоровьем болтушек, чуждых какого-либо страха или неуверенности. В их головы, похоже, никогда не закрадывалась мысль, что удовольствие влечет за собой расплату, и посему должно скрываться так же тщательно, как и страдание.
Девушка не знала, что ей делать в этой веселой беспечной компании, поэтому прибегла к проверенному методу и старательно улыбалась. А гостьи подняли вокруг нее настоящую суматоху. Они восхищались ее сверкающей белозубой улыбкой. Они завидовали белизне ее кожи, не знавшей солнечных лучей – ведь она не ездила верхом, не каталась на лодке и не играла в теннис на лужайке. Что же до дневного платья хозяйки, то мисс Кингсли заявила, что на днях видела точь-в-точь такое же на манекене в магазине мадам Элизы на Риджент-стрит, но ее матушка отказалась его купить. Элиссанда задалась вопросом, как долго задорная мисс интересовалась бы модой, если бы ейдовелось надевать наимоднейшие платья к чаю и ужину с Элиссандиным дядюшкой.
– Как жаль, что вы не могли поехать в Лондон в этом сезоне, – заметила мисс Бошам. – Было столько роскошных празднеств!
– Даже больше, чем нужно, – подхватила мисс Дюваль. – Я ноги стерла из-за бесконечных танцев.
– А я поправилась, наверное, на целый стоун, – вздохнула тоненькая, как тростинка, мисс Мельбурн.
– Ах, мисс Эджертон, не слушайте вы ее, – вмешалась мисс Кингсли. – Стоит этой худышке сделать глоток воды, как она тут же заявляет, что с ее платья отлетают пуговицы.
– Бог мой, – нашлась Элиссанда, – тогда джентльмены, наверное, выстраиваются в очередь, чтобы угостить мисс Мельбурн напитком.
Девушки изумленно воззрились на Элиссанду и тут же расхохотались. Больше всех веселилась мисс Мельбурн, от смеха согнувшаяся почти пополам.
Элиссанда чуть не присоединилась к ним. Но все же воздержалась, потому что смеяться самой для нее было еще более странным, чем слышать, как смеются другие.
– Ш-ш-ш… Кажется, джентльмены приехали, – вдруг подняла руку мисс Бошам.
Все девушки, а с ними и Элиссанда, увлекаемая мисс Кингсли, немедленно бросились к окнам.
Открытый экипаж еще не остановился у крыльца, а внимание Элиссанды уже было приковано к одному из пассажиров: невероятно красивому мужчине, чьи черты были совершенны, мужественны и гармоничны. Он слегка откинул голову, чтобы осмотреть фасад, а затем повернулся к сидящему рядом джентльмену и с явной симпатией улыбнулся.
На мгновение Элиссанда забыла о предстоящей невыполнимой задаче. Душа зажглась неведомой доселе радостью – радостью, проистекавшей из мелочей, не имевших никакого отношения к делу, вроде освещенных закатным солнцем полей его шляпы или небрежно сложенных на набалдашнике прогулочной трости рук.
– Давайте отойдем, – потянула Элиссанду за рукав мисс Кингсли. – Мы же не хотим, чтобы они заметили, как мы тут подглядываем, словно глупые школьницы.
Элиссанда позволила мисс Кингсли отвести ее к стулу. У нее не было сомнений в том, кто же он – самый красивый из всех. Сердце пустилось вскачь от всплеска необоримого счастья. Он спасал девушек от полчищ крыс, у него славные друзья, он выглядит, как античный герой... К тому же, ее избранник – маркиз, влиятельный вельможа, способный защитить их с тетей.
Она ощутила это всем существом: перелом в ходе событий, поворот колеса фортуны, необъяснимый указующий толчок судьбы.
Вот оно. Свершилось. Это он. Ее три дня начались сию же минуту.
* * * * *
Экипаж остановился перед трехэтажным каменным строением в неоготическом стиле, который два десятилетия тому был весьма популярным. По фасаду здания разросся роскошный плющ, придавая его облику законченность и старинность. Окна были не прямоугольными с декоративными заостренными проемами, а на самом деле стрельчатыми. Даже водостоки по краям островерхой крыши были отлиты в виде горгулий.
Особняк был не просто внушительным – он был величественным. Но, несмотря на превосходный геометрический сад, вокруг казалось как-то пустынно.
В старинных поместьях, в одном из которых вырос и сам Вир, процветало огородничество и животноводство. Обнесенный стеной сад снабжал фруктами и овощами семьдесят человек, виноградник давал сотни фунтов сочных гроздей, а в полудюжине теплиц выращивали клубнику к Рождеству и ананасы к Новому году. В парке можно было развлечься охотой, а вот утиный пруд, курятник и голубятня служили целиком для хозяйственных целей.
В Хайгейт-корте же не было ничего, кроме дома и тщательно подстриженного садика, возникших словно из пустоты. И вправду посреди пустоши: Шропшир был малонаселенной сельской местностью, а Хайгейт-корт находился в одном из наиболее безлюдных его районов.
Краем глаза Вир заметил стайку юных леди, столпившихся у большого окна, перед тем, как они мгновенно исчезли, словно вспугнутые птички.
– Хорошо бы заиметь алмазный рудник, – с угрюмым восхищением бросил вечно сидевший на мели Уэссекс, когда они вошли в здание.
– А что, бриллианты добывают в рудниках? – удивился Вир. – Я полагал, их выращивают в устрицах.
– Ты спутал с жемчугом, Пенни, – как всегда терпеливо объяснил Фредди.
– Правда? – почесал затылок маркиз. – В любом случае, здесь мило.
– Да, сплошь Людовик Четырнадцатый, – кивнул Кингсли на мебель в просторном и элегантном холле. А Кингсли разбирался в обстановке.
Стенам и внутреннему убранству немного недоставало налета – точнее, благородной патины – старины. Но, помимо этого, к тонкому вкусу хозяина дома невозможно было придраться. Он явно избежал искушения продемонстрировать вульгарную роскошь, чего Вир ожидал от внезапно разбогатевшего человека.
Маркиз быстренько перебрал в уме все известные факты из биографии Эдмунда Дугласа. Его отец был не то трактирщиком, не то докером в Ливерпуле. У Дугласа имелись две или три младшие сестры, рождение последней из которых убило его мать. В четырнадцатилетнем возрасте он убежал из дома. Очень своевременно, так как вскорости все его родные умерли от инфлюэнцы. Дуглас отправился в Южную Африку, где, открыв месторождение алмазов, заработал дурную репутацию и немалое состояние.
Ничто из перечисленного не предполагало сдержанности или утонченности. В Кимберли многие до сих пор помнили разнузданные празднества, чуть ли не оргии, которые Дуглас устраивал, празднуя свалившееся на него богатство. «С другой стороны, – вдруг понял маркиз, – эти сведения также не объясняют, почему Дуглас превратился в отшельника».
Вир еще раз окинул взглядом холл, примечая разветвляющиеся от него коридоры, и последовал за остальными джентльменами в гостиную. Как только загораживающий ему перспективу Фредди отступил в сторону, маркиз прямо перед собой увидел мисс Эджертон в броском, ярко-желтом, словно лютик, платье.
Леди Кингсли упоминала, что хозяйка дома хорошенькая и у нее потрясающая улыбка. Девушка действительно была на редкость красива: необычное сочетание светло-рыжеватых волос с ореховыми глазами – и нежные, тонкие, немного меланхоличные черты мадонны Бугро [9]9
Бугро, Адольф-Вильям (1825-1905) – французский живописец, мастер академической живописи. Автор картин на исторические, мифологические, библейские сюжеты. Картины можно принять за фотографии – настолько безупречной техникой обладал художник. А это фрагмент его «Мадонны в розах».
[Закрыть].
Она казалась слегка ошеломленной таким количеством ввалившихся в ее гостиную мужчин и то и дело переводила глаза с одного джентльмена на другого. Но тут ее взгляд упал на маркиза – и не двинулся дальше. Через мгновение мягкие нежные губы приоткрылись, показывая ряд ровных жемчужно-белых зубов. Затем появились ямочки: округлые, глубокие, очаровательные. И в завершение – вспышка искренней, безудержной радости в огромных, широко распахнутых глазах.
При первом посещении чьей-либо гостиной у маркиза была куча дел. Нужно было присмотреть место, где можно растянуться, не повредив коленку, выбрать безделушку, которую можно «случайно» уронить, при этом не разбив. А если присутствие в доме было связано с заданием, то и приметить все входы-выходы – так, на всякий случай.
Но в этот раз он забыл обо всем. Он просто стоял и смотрел.
Эта улыбка. Иисусе, эта улыбка… Вир узнал ее по приливу восторженной радости, чуть не сбившему его с ног.
Он считал невозможным чувствовать себя счастливым постоянно? Он ошибался – и как ошибался! Ему не может быть достаточно кратких мгновений этого сладостного восторга! Вир желал плескаться в нем, нырять в нем, пить его галлонами, пока упоительное блаженство не потечет в его жилах.
Девушка его грез… Наконец-то он встретил ее.
– Мисс Эджертон, – выступила вперед леди Кингсли, – позвольте вам представить маркиза Вира. Лорд Вир – мисс Эджертон.
– Огромное удовольствие познакомиться с вами, милорд, – произнесла девушка его мечты, по-прежнему улыбаясь.
– Мне также, мисс Эджертон, – еле смог выговорить он.
Удовольствие, привилегия и невероятная удача – и это все ему.
Вир нарушил тщательно соблюдаемую традицию немедленно выдвигать на первый план свою слабоумную личину. Вместо этого маркиз встал футах в десяти от девушки и, почти не разговаривая, наслаждался ее присутствием, пока разносили чай и бутерброды.
Но она замечала его даже молчащего. Несколько раз мисс Эджертон бросала на маркиза взгляд и улыбалась. И каждый раз при виде ее улыбки Вир чувствовал ту умиротворенность, которая ускользала от него, сколько бы злодеев он не разоблачил и не передал в руки правосудия.
Однако очень скоро дамы поспешили удалиться в свои комнаты, дабы переодеться к ужину.
– Если захотите, можете побродить по дому, – поднявшись, обратилась к джентльменам мисс Эджертон. – Но прошу не заходить в кабинет моего дяди. Это его личное святилище, и он не желает, чтобы туда вторгались даже в его отсутствие.
Вир мало что воспринял, кроме прощального дара – у самой двери девушка полуобернулась и улыбнулась именно ему. Он неторопливо прошел с отсутствующим видом из одного конца гостиной в другой, трогая занавеси, переставляя безделушки и проводя пальцами по каминной полке и спинкам стульев.
Леди Кингсли пришлось сопровождать маркиза в кабинет Эдмунда Дугласа для предварительного обыска. Осмотрев мебель, Вир обнаружил в письменном столе два потайных отделения. В одном из них лежал револьвер, в другом – несколько сотен фунтов грязными, мятыми банкнотами. Ни то, ни другое не возбранялось иметь кому угодно.
Стенные шкафы были переполнены документами. В одном лежали книги, касающиеся управления имением. В остальных хранились письма, телеграммы и отчеты от управляющих алмазным рудником – четвертьвековые свидетельства происхождения и стабильности доходов Дугласа.
Леди Кингсли ожидала маркиза в коридоре – стояла на страже.
– Ну что?
– Примерное и совершенно открытое ведение дел, – ответил Вир. – Кстати, мадам, я говорил, как приятно с вами работать?
– С вами все в порядке? – нахмурилась та.
– Лучше не бывает, – заверил маркиз и поспешил удалиться.
Глава 4
– Неужто правда, что алмазы добывают из рудников, а не из устриц? – спросил Вир у своего отражения в зеркале умывальника.
Дьявольщина!
– Или если разрезать жемчужину, то внутри найдешь бриллиант?
Черт его дери!
Все шло наперекосяк. С этой женщиной, понимающей любое его настроение и желание, Вир за более чем десять лет исходил все западное побережье. Она – его рай, его убежище. Наплевать, что ее дядя может оказаться преступником. Вир даже не прочь втиснуть свое поведение в рамки приличий, приемлемые обществом. Но почему, ради всего святого, нужно было повстречать свою грезу именно сейчас, когда нельзя отказаться от шутовской роли?
Как наиболее титулованный из присутствующих, за ужином он будет сидеть рядом с хозяйкой. Им придется вести беседу – и, возможно, долгую. И, как бы Вир не хотел иного, он должен играть роль болвана.
Маркиз запустил пальцы в шевелюру. Ликование последнего часа превратилось в смятение издерганных нервов. Ничего не поделаешь: он обречен разочаровать любимую при первой встрече. Вир мог надеяться единственно на то, что разочарование не окажется глубоким, и что девушка по доброте своей не придаст особого значения дурацким ужимкам, зато оценит его добродушие. Он великолепно изображал добродушие, копируя манеры Фредди.
Закончив одеваться, маркиз уселся и попытался выработать линию поведения, позволяющую ограничиться демонстрацией самой легкой тупости, какой только возможно. Но его ум постоянно отвлекался, возвращаясь к скалам, пустошам и чарующим пейзажам западного побережья.
Солнце клонилось к закату, румяня небо. Ветер трепал ее жакет и ленты шляпки. И когда Вир положил своей спутнице руку на плечи, она с готовностью повернулась к нему. До чего же хороша: светло-карие глаза, ровный носик, нежные, словно шепот, губы…
И тут Вир со вновь подступившей тревогой осознал, что повстречать эту женщину наяву – пожалуй, не такая уж безоговорочная удача, как показалось вначале. Теперь у нее было лицо, имя, собственное прошлое и собственное «я».
Они так долго составляли одно целое. А теперь – отдельные существа, настолько разные, что совсем не знают друг друга. И Виру предстоит вернуть их к неразрывному единству, столь желанному.
В личине идиота – и никак иначе.
– Хорошо выглядишь, Пенни, – отметил Фредди по пути в гостиную.
Виру никогда не нравилось, как он выглядит – слишком велико было сходство с его недоброй памяти покойным отцом. Но сегодня маркиз надеялся, что привлекательная внешность сослужит ему добрую службу. Сегодня пригодятся любые средства.
Не успел Вир переступить порог комнаты, как леди Кингсли оттащила его в сторонку. Она принялась что-то негромко втолковывать, но маркиз не услышал ни единого слова, потому что среди расступившейся толпы показалась мисс Эджертон.
Одетая в вечернее платье из бледно-голубого кружева, она стояла к Виру спиной. Облегавшая бедра и ягодицы юбка книзу расходилась расшитыми мелким жемчугом рюшами, и девушка напоминала только что родившуюся из волн Венеру, к ногам которой льнет морская пена.
И тут, словно ощутив силу его взгляда, она обернулась. Вырез платья был скромен. Но даже строгий покрой не мог скрыть великолепные груди и глубокую ложбинку между ними, что явилось совершеннейшей неожиданностью для Вира, до сих пор не опускавшего взгляд ниже округлого подбородка.
Его сердце ухнуло. Нет, конечно, он занимался с ней любовью и раньше, но всегда нежно, в качестве прелюдии к спокойному сну в ее объятьях. Вир и представить не мог, что во плоти она способна пробудить в нем животную похоть.
Ну что ж, в этом отношении он не прочь ошибиться.
Мисс Эджертон улыбнулась. Удивительно, как Вир не стукнулся головой о сводчатый потолок – он, несомненно, воспарял в небеса все выше и выше.
Кто-то заговорил с ней, и девушка повернулась к собеседнику. Маркиз шикнул от боли, пронзившей предплечье – это леди Кингсли со всей силы стукнула его веером.
– Лорд Вир! – зловеще и неодобрительно прошипела она. – Вы поняли хоть слово из сказанного мною?
– Простите, не расслышал.
– Смотрите на меня, когда я к вам обращаюсь!
– Прошу прощения, – Вир неохотно отвел взгляд от мисс Эджертон.
– Она находит вас умным, – выдохнула леди Кингсли.
– Правда? – волнение пронзило его, словно молния.
– Но она не должна так считать, вы не забыли? Нам нужно выполнить задание, сэр.
Его воображение оказалось довольно посредственным. Сколько раз он бродил с ней рука об руку? Сколько долгих миль? Но до сих пор не знал, что подруга благоухает розами и медом, а ее кожа мерцает подобно жемчугу на картинах Вермеера.
Однако, войдя в столовую, маркиз тут же очнулся от романтического оцепенения. Над камином висела огромная и, мягко говоря, неподходящая картина: раскинувший в полете черные крылья светловолосый ангел в развевающихся черных одеждах и с окровавленным мечом в руке. Внизу, на земле, лицом в снег лежал мужчина, а рядом с ним пышно цвела алая роза.
Вир был не единственным из гостей, кто заметил это необычное и вызывающее недоумение полотно. Но среди собравшихся царило такое приподнятое оживление, а хозяйка дома была столь мила, что гости как один решили не обращать внимания на столь зримое напоминание о смерти.
Мисс Эджертон произнесла молитву. Вир со своей стороны коротенько вознес прошение об удаче. Даст Бог, ему повезет пройти по тонкой грани между милой глупостью и явным слабоумием, и не оступиться.
– Мисс Эджертон, – заговорил маркиз, когда принесли суп, – а вы, случайно, не родственница Мортимеру Эджертону из Абингдона?
– Нет, точно нет, лорд Вир. Семья моего покойного отца родом из Камберленда, а не из Беркшира.
Голос был полон приветливости и теплоты. Глаза сияли. Внимание девушки было целиком и полностью обращено к маркизу, словно именно его она ждала всю свою жизнь. Виру захотелось тут же сделать ей предложение и увезти отсюда. И пускай Эдмундом Дугласом займется кто-то другой.
На другом конце стола леди Кингсли с громким стуком поставила стакан с водой. Вир сжал ложку и заставил себя продолжить:
– А как насчет брата старины Мортимера, Альбемарля Эджертона? Ему вы не родня?
Здесь ее доброжелательность впервые должна поколебаться.
Однако приветливость хозяйки ничуть не потускнела.
– Боюсь, и мистеру Альбемарлю я тоже не родственница.
– А их кузины Браунлоу-Эджертон из соседнего графства? С ними-то вы наверняка в родстве, раз с кузенами не получилось?
Теперь осечки быть не могло. Теперь она точно должна понять, что маркиз не только ниже среднего по умственному развитию, но даже не догадывается об этом. Однако девушка продолжала излучать радость, словно Вир поинтересовался, не является ли она прямым потомком Елены Прекрасной.
– Нет, вовсе нет. Но вы, похоже, хорошо их знаете. Это семейство столь знаменито?
Она что, не поняла, что он сказал? Как она может не реагировать? Любой человек ответил бы на очевидную глупость, по крайней мере, с заминкой. И где же ее заминка?
– Я и вправду близко с ними знаком. И был уверен, что вы дочка кому-то из них. Жаль, что ни старина Мортимер, ни его брат так и не женились, и все их кузины тоже остались старыми девами – люди-то они все как один замечательные.
В начале вечера Вир даже представить себе не мог, что переступит черту откровенного маразма. Но теперь его понесло.
– Тогда им тем более следовало завести детей, – с серьезным видом кивнула мисс Эджертон.
Никакой заминки. Ни малейшего колебания. Ни единого знака, что она заметила абсурдность его изречений.
Маркиз попробовал суп, чтобы дать себе время подумать – без толку. Его ум пребывал в параличе. Ход событий ускользал из-под контроля.
Вир не мог – и не хотел – понять, что это означает.
Он проглотил еще пару ложек супа, который показался зачерпнутым прямиком из Темзы, и бросил в сторону девушки недоверчивый взгляд. Ее внешнее совершенство ошеломляло. Что же не так внутри? Как она может поддерживать беседу, словно с ним все в порядке?
При взгляде на мрачную картину за спиной хозяйки в глазах маркиза блеснул огонек.
– Сие произведение искусства – рафаэлевское «Изведение Святого Петра» [10]10
« Изведение Святого Апостола Петра из темницы» – фреска, созданная Рафаэлем в покоях папы Юлия II в Ватикане в 1512-1513 гг. Композиция содержит три эпизода сюжета (непрерывное изображение). В центре нарисован спящий за решёткой апостол Пётр, над которым склоняется ангел. В правой части ангел выводит Петра из темницы, в то время как стража спит, в левой – проснувшиеся стражники, обнаружив исчезновение Петра, поднимают тревогу.
[Закрыть]?
Вир намеревался добиться реакции, как бы далеко не пришлось зайти.
– Вы так считаете, сэр? – спросила мисс Эджертон, широко раскрыв глаза от восхищения, которого маркиз явно не заслуживал.
На мгновение Вир предположил – более того, понадеялся, – что девушка, должно быть, сама слабоумная. Вот только с лестью во взгляде она переусердствовала.
Мисс Эджертон пыталась подцепить его!
Нельзя сказать, чтобы такое не случалось и раньше. Маркиз был богат и знатен, и время от времени его пробовала прибрать к рукам та или иная девица-перестарок с пятью сезонами за плечами и отсутствием каких-либо перспектив. Но Виру – ни умному, ни глупому – не верилось, что его мечта во плоти примкнет к рядам лицемерок.
– Ну как же, ведь в «Изведении Святого Петра» есть и ангел, и мужчина, – не унимался он.
Девушка на мгновение оглянулась, затем повернулась к маркизу и радостно подтвердила:
– Да, и здесь тоже есть.
О, у нее получалось. Замечательно получалось. Будь маркиз на самом деле идиотом, он был бы в восторге.
А разве сегодня вечером он не был идиотом? Одна улыбка – и Вир уже готов был клясться в вечной любви.
Как он мог оказаться таким глупцом? Почему так поспешно объединил эту притворщицу, знакомую ему не дольше пяти минут, с бесхитростной девушкой своих сокровенных грез? Они не тождественны – и никогда не были.
Мисс Эджертон взглянула на маркиза и опять улыбнулась сияющей улыбкой, которая могла бы послужить настольной лампой самому Господу Богу. И Вир снова почувствовал, как его к самым небесам поднимает волна удовольствия, ликования, опьяняющей радости... А в следующую секунду рухнул в бездну разочарования.
Какая-то по-детски нелогичная и доверчивая часть его души не принимала, что эта барышня – умелая и расчетливая актриса, а продолжала видеть только волшебную улыбку, прежде дарившую счастье.
– Может, расскажете мне что-нибудь еще о ваших друзьях Эджертонах? – ласково спросила она.
Маркиз пришел в бешенство от льстивого вопроса – ее вопроса, ее улыбки и собственной дурацкой неспособности отделить реальность от иллюзий. Вир никогда прежде не издевался над женщинами, пытавшимися заполучить его: они и без того были болезненно робкими, говорили невпопад и конфузились на каждом шагу. Но мисс Эджертон… лощеная, уверенная в себе, коварная мисс Эджертон не заслуживала его снисхождения.
Вир слегка подался вперед.
– Что ж, охотно, – откликнулся он. – Я могу рассказывать о них часами.
* * * * *
И действительно, часами – нет, скорее, сутками. Даже неделями. Элиссанда ощущала, как, тяжело ступая, мимо проходят годы, а ее лицо усыхает и покрывается морщинами.
Эджертоны из Абингдона, Браунлоу-Эджертоны из соседнего графства, Эджертоны-Фезерстоунхогсы из следующего за ним графства и Фезерстоунхогсы-Браунлоу из графства через одно… Семейство во все стороны раскинуло многочисленные ветви и ответвления, а лорд Вир был тесно знаком с каждым листиком на этом пышном древе.
Во всяком случае, он так полагал.
По мере прослеживания маркизом родословной этой семьи каждый персонаж при повторном упоминании разительно менялся. Дочери превращались в сыновей; сыновья становились внуками; супружеская пара с двенадцатью отпрысками вдруг оказывалась бездетной. Женщины, никогда не бывшие замужем, далее описывались как вдовы. Один и тот же мальчик родился дважды в разное время, а затем умер: раз в Лондоне, второй в Глазго, и, словно этого не было достаточно, еще и третий раз – в Испании, пятью годами позже.
А Элиссанда все еще пыталась отрицать очевидное.
Появление маркиза в дверях гостиной привело ее в восторг. Он был не только красивым, он был рослым. До этого момента Элиссанда и не подозревала, что для нее в мужчине существенен размер: маркиз явился абсолютным воплощением ее рыцаря, ее защитника, ее крепости.
Похоже, он почувствовал какой-то отклик, когда остановился на полпути, впервые увидев ее. А потом, все время, пока они находились в гостиной, маркиз смотрел на Элиссанду так, словно она была для него воздухом, живительной влагой и поэзией…
И вечернее высаживание тетушки Рейчел оказалось плодотворным! Элиссанда и пожелать не могла более благоприятного предзнаменования. Девушка явилась к ужину, трепеща от радостного возбуждения, в ушах звенели колокола судьбы.
Вблизи маркиз был столь же прекрасен, как и в отдалении: безукоризненные черты, не тяжеловесные, но и не чересчур утонченные. Его красивые голубые глаза при свете свечей казались синими. А губы – Господи, его губы приводили Элиссанду в смятение, причину которого она не посмела бы выразить вслух.
