Текст книги "Её зовут Молли"

Автор книги: Шэрон Де Вита

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Шэрон Де Вита
Ее зовут Молли

ПРОЛОГ

Полуостров Дингл, Графство Кэрри, Ирландия

Он уже почти потерял единственную женщину, которую любил.

Охваченный горем, он стоял на вершине иззубренных скал, нависших над пенной полосой прибоя. Ночь наступила быстро, и темнота, подобно рукам нетерпеливого любовника, обняла эту бедную землю страстным, жарким объятием. Волны, увенчанные белыми барашками пены, медленно накатывались на берег. Вкрадчивый плеск слагался в тихую, меланхоличную мелодию под стать его настроению.

Она никогда не будет принадлежать ему.

Он покачал головой, не в силах поверить в это. Но так было: сегодня на ярмарке Эльфов клан обещал ее другому.

Он видел собственными глазами, как сваха вложила ее руку в руку этого другого, скрепляя их судьбы и обрекая его на отчаяние.

Его сердце было разбито.

С детства они знали, что суждены друг другу. Она была его второй половиной, его душой.

Он понял это, как только увидел ее. Огненно-рыжие волосы, смеющиеся зеленые глаза и губы, которые могли заставить ангелов петь… Он отдал ей сердце с первого взгляда и навсегда.

Он знал, что никогда не полюбит – не сможет полюбить – никого другого.

Сколько планов они строили в ночной тишине, сидя здесь, на иззубренных ветром скалах, крепко прижавшись друг к другу, шепотом говорили о своей любви, о будущем, о детях.

Он подумал о колыбели, которую с таким тщанием смастерил. Красивая, с затейливой резьбой, она должна была стать его свадебным подарком той, которую он любил, и предназначалась для сыновей, которых она ему родит и которые будут носить его имя. Потом у них появятся свои сыновья, которые в назначенный судьбой час тоже встретят свою единственную любовь. И у них родятся свои сыновья.

Колыбель должна была стать связующей нитью, протянутой от одного поколения к другому; напоминанием о тех, кто жил раньше, об их огромной любви, о памяти и традициях, носителем которых из века в век был клан Салливанов.

Теперь он знал, что все было напрасно.

Бессильно сжал кулаки. Сейчас ему хотелось швырнуть эту колыбель в кипящее море и смотреть, как крошечная деревянная скорлупка разобьется о скалы, как разбилось его сердце.

Она никогда не будет принадлежать ему.

Никогда! Он потряс головой. Думать об этом было невыносимо.

Холодный, мелкий дождь скрыл слезы у него на щеках.

Сердце терзала боль – другой любви у него не будет.

Только Молли.

Он взглянул на волны и вскинул голову; гордость и гнев поднимались в нем.

Он был Салливан, один из шести братьев – клан гордый и сильный, никто из них не мирился с поражением. Их учили бороться за то, что по праву принадлежало им. Отступить – значило покрыть позором их имя и их клан. А такого ни один Салливан никогда не допустит.

Он не будет сидеть сложа руки и смотреть, как у него отбирают его единственную любовь. Молли принадлежит ему, и он не даст ей выйти замуж за другого, чего бы там ни требовал клан.

Решение принято, и он повернулся к морю, подставив лицо клочьям тумана и прохладному ветру.

Надо все обдумать, составить план. От этого зависело его, их будущее, да и будущее всего клана Салливанов.

Он снова подумал о колыбели, и эта мысль укрепила его решимость, заставила сжать кулаки.

Свадьба Молли назначена на завтра – у него еще есть в запасе несколько часов и, может быть… может быть…

Улыбаясь, он отвернулся от пенящихся волн. Теперь он знал, что делать.

От этого зависела его жизнь, их жизнь и судьба всего клана.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Ничто не могло испугать детектива Дэнни Салливана из отдела по борьбе с бандитизмом Чикагского полицейского управления.

О нем говорили, что у него стальные нервы, и ему действительно еще не приходилось оказываться в ситуации, которая нарушила бы его внутренний покой.

Перспектива остаться без назначенного свидания в пятницу вечером, возможно, обеспокоила бы его.

Если бы он разбил свой «мустанг» 67-го года, это, вероятно, раздосадовало бы его.

Шестифутовая красавица-блондинка могла бы заинтриговать его.

Но ничто в этом мире не могло бы его испугать.

И вдруг этот небольшой шевелящийся сверток, оставленный кем-то на переднем сиденье его машины…

В сумерках теплого вечера пятницы Дэнни стоял перед дверцей «мустанга» и хмурился, не веря своим глазам. Он моргнул в надежде, что зрение прояснится.

Кто-то подкинул ему в машину ребенка.

Нашарив ключи, Дэнни быстро отпер дверцу, сел на водительское место и опустил до отказа стекло. В машине было слишком душно.

Сидя в корзинке для переноски младенцев, лицом к заднему сиденью ребенок гукал, сучил ножками, сосал мягкое пластмассовое кольцо и был, казалось, чем-то ужасно доволен.

Тут сработал инстинкт полицейского, и Дэнни осторожно осмотрел корзинку, чтобы выяснить, нет ли записки, метки или вообще какой-нибудь зацепки, любого намека на то, чей это ребенок и, что еще важнее, почему эту кроху оставили в его машине.

Внутри корзинки было постелено и подоткнуто со всех сторон желтое с белым детское одеяльце. Стараясь не испугать ребенка, он внимательно оглядел уголки в поисках каких-либо ярлыков или меток.

Ничего.

На малыше был матерчатый подгузник, безупречно чистый и, к счастью, сухой, но явно не новый. Выцветшая желтая рубашечка тоже была совершенно чистая и тоже не новая. Ни на подгузнике, ни на рубашке не было никаких меток.

Один крохотный белый носочек соскочил и лежал теперь на подголовнике переднего сиденья, другой пока оставался на месте. Ни на том, ни на другом меток не было.

К прядке рыжеватых волос, кустиком росших на темечке младенца, был аккуратно привязан розовый бантик.

И тут никакой зацепки.

Дэнни нахмурился и одним пальцем нежно прикоснулся к розовому бантику. Розовый цвет ленточки наводил на мысль о том, что ребенок – девочка.

Девочка грудного возраста.

У него в машине.

Брошена.

Лоб Дэнни Салливана покрылся испариной.

В потрясении детектив смотрел на ребенка, спрашивая себя, что же, черт возьми, происходит?

С какой стати кто-то решил оставить ребенка у него в машине?

Дэнни начинал нервничать. Единственным ребенком, с которым ему доводилось общаться, была Эмма, дочурка его брата Майкла. Но Эмме только что исполнился годик, и те несколько неуклюжих попыток развлечь девочку, которые он предпринимал, вряд ли давали ему право считаться специалистом по детям.

Он не доктор Спок, это уж точно.

Дэнни посмотрел на малышку, и вдруг боль из прошлого сверкнула мгновенным проблеском маяка. Он закрыл глаза и усилием воли постарался загнать ее обратно вглубь сознания – лучше об этом не думать, это слишком тяжело, слишком больно. Однако мучительные воспоминания о другой беспомощной малышке, которая оказалась никому не нужной, продолжали преследовать его.

Она была нужна ему, нужна больше всего на свете; ее жаждала каждая частичка его существа. Потерев уставшие глаза, Дэнни решительно тряхнул головой – нельзя расслабляться, иначе он просто не сможет работать. Сейчас главное – ребенок, шевелившийся рядом с ним на переднем сиденье.

Он еще раз взглянул на малышку, и, словно почувствовав его взгляд, она медленно повернулась и посмотрела на него. Когда ее детские глаза – такие большие и синие – задержались на нем, его сердце на мгновение остановилось.

Господи, такая маленькая и беззащитная, такая… одинокая. Протянув дрожащую руку, он погладил ей щечку, удивляясь, как это кто-то смог просто… оставить ее. Бросить. Уму непостижимо.

Малышка взмахнула пухленьким кулачком, потом доверчиво ухватила его за палец, вцепившись в него так крепко, словно от этого зависела ее жизнь. В этот момент Дэнни понял, что так оно и есть.

– Как дела, красоточка? – Он постарался, чтобы его голос звучал тихо и нежно.

Явно довольная, малышка загукала, дрыгнула ножками и улыбнулась широкой беззубой улыбкой.

Ответив ей такой же широкой улыбкой, Дэнни большим пальцем погладил ей пухленький кулачок и поразился мягкости кожи.

– У тебя там все нормально, маленькая? – обеспокоенно спросил он: может быть, надо что-то делать, только вот что? – Ты не хочешь попить?..

Малышка попробовала пососать его палец. Дэнни засмеялся, когда все ее личико сморщилось, словно ей в рот брызнули лимоном.

– Похоже, ты уже хочешь обедать, а? – Дэнни подобрал ее пластмассовое кольцо и с любопытством посмотрел на младенца. – Послушай, малышка, а может, ты скажешь мне, как тебя зовут? Знаю, у нас первое свидание и все такое, но при этом обычно представляются друг другу. – Он снова зачарованно провел пальцем ей по щечке, потом по прядке волос и поразился, какие они шелковистые. – Так как, говоришь, тебя зовут?

Он взглянул на нее в ожидании ответа. Большие синие глаза смотрели прямо на него, но ответ что-то задерживался.

– Стесняешься, да? – Дэнни потер небритый подбородок, собирая разбегавшиеся мысли. – Ну, а меня зовут Дэнни. Дэнни Салливан. – Он легонько потряс крохотный кулачок, и малышка снова загукала и заулыбалась. – Приятно с тобой познакомиться. Чувствую, что на обед мне придется раскошелиться, но прежде неплохо было бы узнать, кто ты и чья.

И, что еще важнее, почему ее подкинули к нему в машину.

В нем начинал закипать его крутой ирландский нрав. Что, черт побери, творится с людьми? Как можно было оставить беззащитную малышку совсем одну в чьей-то машине?

Дэнни посмотрел в боковое стекло: неужели никто ничего не видел?

Машина, как всегда, стояла прямо перед полицейским участком, и жизнь вокруг кипела ключом.

Открыли гидрант, и вода хлынула на улицу, где местные ребятишки проносились сквозь струю, чтобы охладиться. Их крики и смех разносились в теплом воздухе.

Отдежурившие полицейские и те, кто только заступал, стояли, прислонившись к машинам, обменивались свежими сплетнями или просто докуривали по последней сигарете.

Женщины с усталыми лицами торопились домой, нагруженные пакетами и сумками.

На углу остановился автобус, и его двери со вздохом открылись, выпуская длинную череду спешащих пассажиров.

Вокруг было полно людей, занятых своими делами.

Похоже, никто не хватился пропавшего ребенка.

Дэнни снова посмотрел на малышку и вздохнул. По закону, брошенных детей надлежало передавать в Отдел по делам детей и семьи, больше известный как ОДДС.

Он работал в полиции достаточно долго, чтобы знать, как эта система работает.

И как она не работает.

Мысль о том, чтобы сдать бедную малышку в ОДДС или какую-то другую государственную организацию, заставила его содрогнуться. Конечно, они будут кормить ее и одевать, будут делать все, что требуется для поддержания жизни, но кто обнимет и утешит ее? Кто будет лелеять и любить?

Кто даст ей ту стабильность и защищенность, в которой нуждается и которую должен иметь каждый ребенок?

Он знал ответ до того, как задал вопрос.

Никто.

Все еще не сводя с него доверчивых синих глазенок, девочка крепко сжимала игрушку в маленьком кулачке. Этот взгляд коснулся одного давно пустующего места в сердце Дэнни, и внезапно его охватило поднявшееся неведомо откуда неистовое чувство любви и нежности.

И тогда он ясно понял, что ни за что не отдаст этот бесценный сверток ни в ОДДС, ни еще куда бы то ни было.

Ни за что на свете.

Он узнает, чей это ребенок, и вернет его родителям, но прежде отчитает их так, что они вовек не забудут его лекции. А до тех пор позаботится, чтобы за ним нормально присматривали – даже если придется делать это самому.

Ведь он – Салливан. А это значит, что он воспитан в духе социальной ответственности. Полицейские в третьем поколении, он и двое его братьев очень рано поняли, что надо считать ценностью. Долг, честь и ответственность перед семьей, друзьями и обществом – это для Салливанов не просто слова, а образ жизни.

Его покойный отец Джок Салливан успел внушить их троице эти вечные ценности задолго до своей безвременной гибели при исполнении служебного долга. Поэтому Дэнни просто не мог оставить кого-то в беде – особенно совсем беззащитного маленького ребенка.

Салливаны так не поступают.

Разве не его собственные родители взяли к себе Кэти, когда она осиротела в пять лет, и воспитали как свою дочь?

Дэнни улыбнулся, вспомнив тот давний день, когда Кэти Вагнер появилась на пороге их дома. Цепляясь одной рукой за его мать, а в другой сжимая потрепанного одноглазого медведя, она как будто состояла из одних тоненьких рук и исцарапанных ног; впрочем, была еще копна непослушных рыжих волос и большие, серьезные карие глаза, которые глянули ему прямо в душу. Они казались огромными на маленьком личике; печальнее этих глаз он ничего не видел.

С той минуты он и его братья, Майкл и Патрик, приняли Кэти как родную. Она стала их младшей сестренкой. Они ее любили, защищали и мучили, как это могут делать только старшие братья. Она сразу же сделалась частью клана Салливанов.

И никогда не стояло вопроса о том, чтобы отдать Кэти в какое-либо учреждение. Она им была так же нужна, как и они ей.

Дэнни взглянул на малышку с розовым шелковым бантиком.

Так же, как сейчас он нужен ей. Выбора у него не было.

Дэнни знал, как должен поступить, но он давно уже понял: даже у полицейского должное не всегда совпадает с тем, что приходится делать. Этим, наверно, и объясняются три временных отстранения в его послужном списке, подумал он, хмурясь.

Но он твердо верил, что особые ситуации требуют особых мер.

А сейчас он находился в самой что ни на есть особой ситуации.

Он улыбнулся малышке.

– Ну, цыпленок, похоже, мы с тобой должны сами позаботиться о себе.

Дэнни поднял ее соскочивший носочек и попробовал надеть на ножку, но малышка все время поджимала пальчики и смеялась.

– Щекотно? – Он медленно покачал головой. – А знаешь, мышонок, я всегда западал на женщин, боящихся щекотки. И на рыженьких, – добавил он, подмигнув ей и отказываясь от попытки надеть носочек. Запихнув его в корзинку, Дэнни вдруг нахмурился. – Тебе ведь не нужны сегодня носки, а? – спросил он, словно она могла ему ответить, и для большей верности потрогал ножки.

Они были теплыми.

Облегченно вздохнув, Дэнни запустил пятерню в свои густые черные волосы, раздумывая, как быть. Потом снова потер небритую щеку.

– Ну, малышка, нам, видно, придется заняться кое-какой сыскной работой. И в этом смысле тебе повезло. Я – самый лучший детектив на Шекспировском участке. – Наклонившись ближе, он понизил голос до шепота. – Только не говори этого моим братьям, а то Майкл и Патрик будут завидовать.

Малышка засмеялась, снова потянулась к его руке и крепко ухватилась за палец.

Первым делом надо найти надежное место, где можно подержать ребенка, пока не выяснится, кто она и чья. Пары часов на это ему должно хватить.

В их районе все знали всех и кто чем занимается, так что вычислить будет не трудно.

Но пока-то что делать с этим неожиданным подарком?

Можно отвезти ребенка домой, к матери; но пытаться прятать ребенка у них в квартале – это все равно, что пытаться незаметно провести слона на стадион Янки. Нет, домой нельзя – вся округа сразу узнает, и он получит еще одно временное отстранение за нарушение правил.

Зачем волновать всех – и особенно капитана, – если он уверен, что очень скоро вернет ребенка законным родителям?

Постукивая пальцами по баранке, Дэнни сосредоточился на решении задачи: ему нужен кто-то, кто любит детей, кто знает, что иногда он действует… не по шаблону, и кто умеет держать язык за зубами.

Дэнни думал несколько секунд, а потом улыбнулся счастливой улыбкой.

Такой человек есть.

– Ну-ка, малышка, – сказал он, прикидывая, как бы закрепить корзинку страховочным ремнем. На это потребовалось несколько минут и произнесенных вполголоса ругательств. – У нас с тобой сегодня счастливый день. – Он не удержался и легонько коснулся губами детской головки, удивившись приятному младенческому запаху. – Точно, точно – счастливый.

Пристегнувшись ремнем, Дэнни включил зажигание, горячо надеясь, что у Кэти не пропало чувство юмора.

– Мисс Кэти? – Четырехлетний Джулио потянул ее за юбку. Он уже полгода ходил в ее детский садик, считал себя ее заместителем и все время следил, нет ли какого нарушения правил – пусть даже самого незначительного, – о котором он мог бы ей доложить. – Мисс Кэти? – Джулио опять дернул ее за юбку.

– Что, Джулио? – отозвалась Кэти, не поднимая головы. Стоя на коленях на полу, она перевязывала ободранную коленку трехлетней ангелоподобной девчушке. Сегодня Анжелина первый день в садике, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, как ей страшно. Почти семь месяцев назад Кэти открыла «Кошкин дом», свой детский садик для местных ребятишек, которым еще рано было в школу, и хорошо знала, как важны мягкое обращение и индивидуальный подход. А эта девчушка с ангельским личиком и большими серьезными глазами определенно нуждалась и в том, и в другом.

Джулио еще два раза дернул ее за юбку.

– Мисс Кэти? – Он с некоторой опаской ждал ее реакции, пока не увидел, что она улыбается.

– Что случилось, дружок? – Мягким движением руки она откинула у него со лба прядь черных, как вороново крыло, волос. Его лицо просияло.

– Пити собирается дать Барту и Гомеру кукурузных хлопьев. – Бартом и Гомером звали живущих в аквариуме золотых рыбок.

Кэти улыбнулась.

– Джулио, скажи Пити, что Барт и Гомер не любят кукурузных хлопьев.

– Да, мэм. – Джулио вихрем понесся через игровую комнату.

Справившись с этой проблемой, Кэти вернулась к коленке. Закончив, она нежно приподняла личико девочки за подбородок.

– Ну как, Анжелина, голубушка? Теперь лучше?

Девчушка без улыбки кивнула. Она не произнесла ни слова с тех пор, как утром ее привели сюда. По опыту Кэти знала, как травмируют некоторых детишек первые несколько дней в садике. Пока они не освоились с ней и с окружающей обстановкой, она старалась проявлять к ним как можно больше внимания и любви. Через неделю Анжелина будет носиться по комнате и играть с другими детьми, совершенно позабыв эти страшные первые дни.

– Мисс Кэти? – Вернувшийся Джулио опять потянул ее за юбку. – Мисс Кэти? – Он запыхался, и его почти черные глаза округлились, а лицо порозовело от волнения. – Пити сказал, что спустит мои туфли в туалет, чтобы я не ябедничал.

Кэти подавила улыбку и повернулась к Джулио, который с нетерпением ждал ее распоряжений.

– Скажи Пити, что туфлям не место в туалете.

– Туфлям не место в туалете, – повторил Джулио для верности и улыбнулся во весь рот. – О'кей.

Он снова умчался, а Кэти посмотрела в другой конец комнаты: там Пити уже держал в руках сильно поношенные кроссовки Джулио, явно собираясь нашкодить. Слова были не нужны. Пити знал правила. Кэти медленно покачала головой, и он кивнул в знак того, что понял.

Шестилетний Пити был самым старшим у нее в садике и единственным ребенком школьного возраста. Его мать проходила процедуру исключительно трудного развода и не смогла записать сына в школу, поэтому Кэти слегка нарушила правила и позволила Пити остаться у нее.

Кэти не в первый раз нарушала строгие правила. «Кошкин дом» был ее мечтой с незапамятных времен, но она и не предполагала, что потребуется такая масса бумаг и бюрократической волокиты, чтобы получить лицензию и открыть детский сад.

Она прошла собеседование, ее сфотографировали, у нее сняли отпечатки пальцев. Проверили всю ее прежнюю жизнь, запросили полицию и ФБР, чтобы убедиться в отсутствии у нее уголовного прошлого в штате Иллинойс или в каком-либо другом штате.

Потребовалось шесть долгих хлопотных месяцев для оформления лицензии. И, честно говоря, все эти проверки не вызывали у нее раздражения, так как она знала, что их ввели исключительно ради защиты детей.

Садик был открыт и работал уже почти семь месяцев как официально зарегистрированное детское учреждение штата Иллинойс, лицензированное и утвержденное Отделом по делам детей и семьи, который тоже требовал от нее строгого следования инструкциям.

Нет, Пити был не первым, ради кого она нарушала правила, – она просто была не в силах отказать ребенку, нуждавшемуся в ее услугах. Может, из-за того, что сама когда-то была таким ребенком и знала, как трудно вдруг оказаться оторванной от дома, от семьи.

– Мне надо на горшочек. – Этот тихий, испуганный голосок принадлежал Анжелине, которая со страхом смотрела на Кэти снизу вверх.

Кэти улыбнулась и ласково провела рукой по чудесным длинным волосам девчушки.

– Хочешь, я отведу тебя, киска?

Анжелина серьезно кивнула, потом ухватилась за руку Кэти и позволила отвести себя в туалет.

Этот месяц почему-то оказался легким. Сейчас к ней в садик ходили только четверо: Джулио, Пити, Анжелина и Бобби, маленький, рыжий, невероятно обаятельный мальчуган.

Родители Бобби были профессиональными карманниками и начали приучать его к занятию своим ремеслом на людных центральных улицах Чикаго, едва он стал ходить.

Однажды какой-то полицейский заметил, как Бобби вытаскивает у туриста бумажник; после этого маленького воришку-стажера забрали у родителей и передали в ОДДС. К несчастью, в тот момент у ОДДС не нашлось ни одной лицензированной и утвержденной семьи, которая могла бы взять на воспитание ребенка, поэтому на день Бобби приводили в садик, а на ночь возвращали в приют.

– Мальчики, начинайте уборку, – распорядилась Кэти.

– Давайте-ка, давайте, ребятки, вы ведь слышали, что сказала миз Кэти. – Помощница Кэти, миссис Хеннипенни, стала ласково уговаривать Джулио и остальных убрать за собой игрушки.

Шестидесятилетняя миссис Хеннипенни обладала ангельским характером и была идеальной помощницей. Проработав двадцать пять лет школьной учительницей, она ушла на пенсию и смертельно скучала без работы. Муж ее давно умер, единственный сын с семьей переехал в другой штат, и она осталась совсем одна. Ей особенно не хватало шестерых внучат. И вот в тот день, когда Кэти открыла садик, миссис Хеннипенни заглянула к ней и предложила свою помощь.

Кэти с благодарностью приняла это предложение. Уже через несколько недель работы в садике оказалось так много, а миссис Хеннипенни так хорошо управлялась с детьми, что Кэти взяла ее на полную ставку. И теперь полюбила ее не меньше, чем детей, и просто не знала, что бы без нее делала.

– Мисс Кэти? – В дверь туалета громко и часто застучали детские кулачки.

Стараясь удержаться от улыбки, Кэти помогла Анжелине поправить одежду.

– Да, Джулио?

– А можно нам приносить сюда пистолеты?

– Нет, Джулио, – терпеливым тоном сказала она. – Приносить сюда пистолеты нельзя. Помнишь, как в первый день я объясняла правила?

Она строго придерживалась принципа: в садике никакого игрушечного оружия – ни пистолетов, ни ракет, ни луков со стрелами, ни рогаток. Ничего такого, чем можно было бы кого-то поранить, что побуждало бы к проявлению жестокости и насилия. Чему-чему, а насилию в «Кошкином доме» учить не будут.

– Я помню, – ответил из-за двери Джулио. – Никаких пистолетов, верно?

– Верно. – Неясные подозрения заставили Кэти нахмуриться. Она открыла дверь и выглянула. – Джулио, а почему ты спросил меня о пистолетах?

– Потому что.

– Потому что… Ну, а все-таки? – настаивала она. Похоже, он чем-то очень доволен. И это внушало ей опасения.

Совсем по-взрослому скрестив руки на груди, Джулио широко улыбнулся, показывая две дырки на месте передних верхних зубов и симпатичную ямочку на щеке.

– Потому что у задней двери стоит дядя и у него пистолет.