Текст книги "Бунтарка. Берег страсти"
Автор книги: Шерил Сойер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
– Эта затея с наемниками вызывает у меня гнев. Люди, вооруженные одними мушкетами для охоты, скрываются в лесах вокруг Нью-Йорка и вынуждены сражаться за свои права против вооруженных до зубов войск, являющихся лишь игрушкой в руках далекого немецкого князя! После этого у английского министерства иностранных дел нет никакого повода для недовольства, если один француз встает на сторону несчастного, преследуемого ими врага.
Довольная визитом и ободренная предстоящим свиданием с Виктором, Вивиан уехала от герцогини д’Айен в весьма приподнятом настроении. Однако ее немного расстроили ответы Луизы, когда Онорина де Шерси поинтересовалась ее впечатлениями.
– О, такой роскошный дом! Никогда подобного не видела. Вся гостиная обита темно-красным дамастом и украшена позолотой.
– Герцогиня и дочери хорошо встретили вас?
– Очень хорошо. Я сразу поняла, почему их зовут «гнездом голубок»! Они все носились со мной, пока Вивиан развлекала маркиза.
Чтобы не дать тете возможности спросить, о чем они разговаривали, Вивиан тут же поспешила сказать:
– Похоже, ты поладила с мадам де Лафайет.
– Да, она была очень услужлива, а я в ответ проявила вежливость. Но если честно, я не представляю, что ты в ней нашла – она самое домашнее маленькое существо, какое мне когда-либо доводилось встречать, и, похоже, годится лишь для производства детей. Она говорит о своем муже с такой любовью, что меня бросает в дрожь. Она боится, как бы он и в самом деле не отплыл в Америку, вопреки опасениям всей семьи. Должна признаться, мне ее очень жаль.
– Мне тоже, – вставила Онорина де Шерси. – Месье де Лафайет поступил бы лучше, если бы уделял внимание жене и ребенку, а не вынашивал эти смехотворные планы. Понять не могу, почему разумный юный француз должен забивать свою голову проблемами Америки? И чем скорее ты перестанешь носиться с этой шайкой иностранцев, моя дорогая племянница, тем больше я буду довольна.
– Мадам, боюсь, что я не считаю их столь незначительными, как вы. Если откровенно, то я решила продолжить изучение их языка. Я познакомилась с миссис Мэтьюз, женой одного английского торговца в Париже, и она предложила давать мне уроки.
Онорина с ужасом посмотрела на нее:
– Право, Вивиан, ты действительно тратишь свое время на самые странные занятия. Зачем тебе надо говорить по-английски?
– Чтобы можно было общаться с Бенджамином Франклином, когда он приедет в Париж.
Онорина де Шерси рассмеялась, полагая, что племянница шутит, и решительно заявила:
– Если этот человек явится сюда с протянутой рукой просить милостыню у правительства и каждого встречного, то он по меньшей мере сможет выучить французский язык. Прошу, не будем больше говорить на эту тему, она крайне раздражает меня.
В этот момент они как раз проезжали мимо старого городского особняка Шерси на Рю Дофин, и Вивиан с тоской посмотрела в окно кареты:
– Тетя, у нас найдется время зайти и осмотреть его? Я не была здесь с того дня, как приехала в Париж. Сторожа откроют нам его.
– Моя дорогая, думаю, времени у нас не найдется. Будь спокойна, особняк в хорошем состоянии. Но он слишком большой, чтобы кто-либо мог им воспользоваться. Не удивлюсь, если твой дядя продаст его.
– Продать его! Наш прекрасный старый дом? Какая чудовищная мысль. Даже он не мог бы решиться на подобную глупость – все его детские воспоминания о Париже, должно быть, связаны с этим домом. – Она помолчала. – Но я забыла, он ведь не из рода Шерси.
– Жюль жил здесь вместе с твоим отцом, когда поступил в военное училище, – сказала Онорина де Шерси. – Однако он говорит, что этот дом слишком мрачен, чтобы разгуливать по нему одному. Он поищет себе другое жилище, если приедет сюда.
Луиза удивилась:
– Граф приедет в Париж? Вивиан, ты мне об этом ничего не говорила.
– Я получила его письмо только сегодня утром, – ровным голосом сказала Онорина. Вивиан, пораженная этой новостью, поняла, что ее тетя предпочла сказать об этом при других, чтобы избежать ее возражений. – Дела в Мирандоле идут хорошо, весь урожай собран, и мне кажется, что ему наскучило сельское общество и хочется перемен. Я с нетерпением жду его приезда; он остановится у меня, пока не найдет в городе новое жилье.
– Мадам, когда же он удостоит нас своим приездом? – спросила Вивиан спокойным голосом, сдерживая взрыв беспомощного гнева.
– Я жду его в пятницу через две недели. Мы подготовим все для его встречи.
Дядя должен был приехать именно в тот день, когда они с Виктором договорились о новом свидании. Он снова мешал ей жить, еще не переступив порог их дома.
Когда граф де Мирандола, как ожидалось, прибыл на Рю Жакоб, Вивиан увидела, что он посвежел, оживился и полон решимости быть обходительным. Онорина тепло встретила его, и, пока его слуги заносили вещи, он сидел в гостиной вместе с дамами и отвечал на вопросы о Мирандоле.
Едва улыбнувшись, он сказал Вивиан:
– Должен поблагодарить вас за последнее письмо. Я получил его в тот день, когда Фере руководил последним сбором фруктов, и, полагаясь на его авторитетное мнение, могу сказать, что яблоки будут лишь «так себе», но мы собрали их на три бушеля больше, чем в прошлом году. У Фере и остальных довольно сносные отношения с новым управляющим, а на фермах все идет гладко.
– Значит, все было спокойно, с тех пор как мы уехали? – спросила Онорина.
– Да. Если не считать сбора урожая, то ничего достойного упоминания не случилось. У нас возникли неприятности, когда лиса начала беспокоить индюков, но мы нашли лучший выход, пригласив соседей и дав возможность им вместе с собаками разобраться в этом. Все отлично провели время, кроме бедного Ренара, конечно. Он начисто застрял в покрытой галькой излучине реки на дальнем конце имения.
– А гости были?
– Да. Мы устроили в Мирандоле ужин после охоты, слуги великолепно справились с этим. – Он снова обратился к Вивиан: – Я обрадовался, когда вы написали, что довольны Парижем. Я рассказал домочадцам, что дела у вас идут великолепно, ибо все спрашивали о вас.
– Как долго вы пробудете в Париже?
– Трудно сказать. – Он взглянул на Онорину. – Конечно, я не буду злоупотреблять вашим гостеприимством больше, чем требуют приличия. Завтра я займусь поисками жилья.
– Мадам де Биянкур слышала о маленьком домике на Рю Ришелье, который может прийтись тете по вкусу. Когда-то он служил резиденцией для эмиссаров из Рима. Она узнала о нем через монсеньора архиепископа Парижского. Папский престол жаждет продать его.
Не успел он ответить, как Вивиан спросила:
– Меня удивляет, почему вы не хотите поселиться в особняке Шерси?
Жюль повернулся к ней:
– Правда? Я думал, мадам де Шерси рассказала вам о моих планах. Для старого особняка я нашел покупателя и использую часть выручки за него, чтобы купить другой, более подходящий для меня.
– А как же я?
– Хотите сказать, что вам самой хотелось бы там жить? – Он взглянул на нее, приподняв брови, и, поскольку она молчала, ответил за нее: – Нет, благодаря доброте тетушки вам живется у нее очень хорошо. Особняк Шерси огромен – вам потребовалась бы целая армия слуг, тогда как здесь у вас всего один слуга. И как бы щедра ни была Онорина, мы вряд ли можем просить, чтобы она в угоду вам снова покинула свой дом. Уверен, вы видите все трудности столь же отчетливо, что и я.
– Спасибо, месье, я прекрасно знаю, что у меня нет средств для содержания этого дома. Но он является частью владений Шерси и поэтому не должен быть отчужден от нас. Будущие поколения могут не простить нам этого.
Онорина ожидала, что это замечание вызовет у Жюля раздражение, но он улыбнулся ей и после некоторой паузы сказал Вивиан:
– Мадемуазель, вы вынуждаете меня объяснить причины, по которым я хочу приобрести другой дом. Конечно, вы не разделите мое мнение, но после жизни на бивуаках я нахожу такие огромные дома бесполезными. Это относится и к Мирандоле, если вам угодно знать, но я не буду там что-либо менять. Однако этот парижский дом – совсем другое дело. Вам известно, что он не является старинной собственностью семьи – ваш дедушка купил его в 1750 году. Что же до будущих поколений, то я не собираюсь жениться. А вы им сейчас не пользуетесь и не воспользуетесь, если выйдете замуж, так что нет смысла, чтобы он пустовал лишь из-за каких-то сантиментов.
Вивиан уже хотела возразить, но передумала. Лучше сначала все обсудить с Виктором: вечером он приглашен к ним на ужин вместе с семейством Биянкур и другими гостями. Она стойко сдерживала свои эмоции, и когда покинула комнату, дядя, казалось, был весьма доволен ею. И совершенно напрасно.
Когда Вивиан ушла, Жюль сказал Онорине:
– Как мило с твоей стороны, что ты позволила ей гостить здесь так долго. Надеюсь, она не стала для тебя обузой?
– Нисколько. Благодаря тебе мне на нее даже не приходится тратиться. Позволь, я скажу ей, что ты оплачиваешь ее служанку. Она была так благодарна за нее, что я даже смутилась.
– Думаешь, она обрадуется, что обязана этим мне? Весьма сомневаюсь. Оставим все как есть. Должен признаться, либо ты, либо служанка, либо вы обе сотворили с нею чудеса.
– О, проводить время в Париже – для Вивиан одно удовольствие. А Париж в восторге от нее. В Мирандоле все привыкли к ней и не замечают, как она прелестна. Однако здесь, в нарядах и украшениях, которыми ей хочется выделить себя, она стала сенсацией. Она и дочь моей подруги, мадемуазель де Биянкур, вместе представляют великолепную картину. Луиза хрупкая, светловолосая и совсем не похожа на Вивиан. Обе красавицы, но, на мой взгляд, твоя племянница впечатляет больше – у нее правильные черты лица, розовые щеки, которые все время напоминают мне… мою мать. Она лишена тщеславия и с такой же радостью беседует в салоне Лафайета, где больше предпочитают идеи, нежели моду, как и в других домах, где ею восторгаются.
– А когда появляется Виктор де Луни?
– Ничего необычного. Должна сказать, Вивиан обращается с этим молодым человеком совершенно естественно и, видно, не знает уловок кокетства. Боюсь, с ее подругой дело обстоит совсем иначе и мои намеки мадам де Биянкур напрасны – дочь вертит ею как хочет. Эта юная особа тоже оказывает на твою племянницу определенное влияние, но Вивиан умнее ее, что устанавливает между ними равновесие. Обе весьма добродушные создания, и глаз радуется, когда видишь их вместе.
В целом все получилось так, как того ожидала Вивиан. Она сомневалась, что ее опекун способен за один вечер превратиться из дикаря в светского льва, и званый ужин подтвердил, что придворного из него не получится. Но гости вряд ли ожидали от него изысканных манер: они заранее были ослеплены его репутацией смелого человека. Звучная фраза «герой Тикондероги», видно, повсюду опережала его вместе с тем фактом, что он был одним из командиров, когда американцы искусно захватили этот форт на озере Шамплейн во время продвижения к Канаде. Его слава нисколько не убавилась после объяснения, что это нападение было лишь одним из многих и что кампания закончилась поражением на подступах к Квебеку. Они также не слушали, когда он отдал заслугу за взятие Тикондероги людям, которым она, по его мнению, принадлежала, – Этану Алену и знаменитым «Ребятам с зеленых гор». Однако сегодня вечером он вполне достойно справился с положением; ужин прошел в приятной обстановке и Шерси на сей раз явили собой картину семейного единства.
К счастью, после ужина дядя не стал просить Вивиан сыграть гостям, и она без труда поговорила с глазу на глаз с Виктором в одном из уголков салона. Тихим страстным голосом она рассказывала о городском особняке Шерси:
– Мой дядя оправдывает его продажу тем, что не собирается жениться и поэтому ищет более скромное жилище. Виктор, продать этот особняк все равно что убить мои воспоминания. Конечно, его воспоминания тут ни при чем, ведь он стал одним из Шерси, лишь когда ему исполнилось десять лет. Бог знает, где он обитал до того, как дедушка усыновил его. Скорее всего, в какой-нибудь дыре в стене, которую он хочет снова найти в Париже, пока будет тратить деньги от продажи нашего красивого дома. Вот что я имела в виду, когда говорила о его первых шагах в имении, – ему нужны наличные, а не недвижимое имущество, и он намерен раздобыть их.
Виктор внимательно слушал Вивиан, понимая ее чувства.
– Ты говорила об этом с мадам де Шерси?
– Да, но она лишь отвечает, что он имеет право продавать, если такова его воля. Я решила посоветоваться с адвокатом. Будь так добр, найди мне такого и устрой встречу, чтобы я могла придумать план наступления. Мне все равно, сколько это будет стоить, – у меня остались почти все карманные деньги и еще есть небольшая коллекция драгоценностей, оставшихся от матери, которыми я могу распорядиться по своему усмотрению. Не сомневаюсь, она поддержала бы меня, если бы знала, что я веду борьбу с человеком, который решил окончательно уничтожить мое наследство.
– Как ты сможешь сделать это тайком от тети или дяди?
– Только устрой мне встречу с адвокатом, и я схожу туда под предлогом, что мне надо сделать кое-какие покупки. Мадемуазель де Биянкур поедет со мной, но подождет в экипаже, – тетя иногда разрешает нам выезжать вместе со служанками. Она не сопровождает нас, когда мы отлучаемся не более чем на час.
Его взгляд остановился на Луизе, которая сидела вместе с матерью и мадам де Шерси в другой части салона. Луиза поймала его взгляд и таинственно улыбнулась. Он сказал:
– Мадемуазель де Биянкур прекрасная союзница. Поздравляю, ты со вкусом выбираешь подруг.
Вивиан нерешительно продолжила:
– Я хочу спросить тебя еще кое о чем. Понимаешь, я делаю это не ради себя, так что не ревнуй. Я это делаю ради… третьего лица. Думаю, есть все причины не доверять барону де Ронсею, но не нашлось ни одной женщины, которая честно высказала бы свое мнение о нем. Все лишь говорят, что он красив, богат и его везде принимают. Скажи, а каково о нем мнение мужчин? Тогда я смогу передать эту информацию дальше, разумеется, в приличествующих выражениях, если к тому… обяжет дружба.
Виктор удивился, затем задумался: эта просьба неприятно задела его. Но Вивиан была настойчива, и он решил сказать правду.
– Все считают, что в Париже без Ронсея не может обойтись ни одна компания. У него обширные владения в Божоле, он не успевает присматривать за ними, а его доход позволяет вести расточительный образ жизни. Но мне он не нравится. Это самый праздный человек – не занимается ни одним видом спорта, даже охотой не увлекается. Он чересчур пристально смотрит на тебя, если ты говоришь о чем-то таком, что требует больше усилий, чем безмятежная прогулка. Что же касается его привлекательности, то его безупречное лицо без единой морщинки выглядит так, будто его камердинер каждое утро разглаживает его утюгом. Если же отбросить это… – Он выдержал паузу и продолжил: – Если ты хочешь знать правду, то этот человек – животное, он похваляется своими победами над женщинами. Он любит говорить, что никогда не женится, затем добавляет, что если это все же произойдет, то в брачную ночь у него под рукой найдется обворожительный малый, знающий его повадки, который сможет поставить его жену на подобающее ей место. – Он тут же пожалел о последнем откровении, покраснел и спросил: – Ты хочешь узнать больше? Мне неприятно говорить об этом, а тебе не следует слышать подобные вещи, особенно от того, кто в тебе души не чает.
Вивиан опустила глаза и решила, что услышала о порочных страстях барона более чем достаточно. Виктор продолжил уже с большей теплотой в голосе:
– Я не единственный, кто обожает тебя. Лафайет благоговеет перед твоей красотой и умом в такой степени, что мне следовало бы ревновать, если бы он не любил свою жену. Она считает, что ты прекрасна. Я рад, что она тебе тоже нравится, ибо однажды ей потребуются друзья. Лафайет делает все возможное, чтобы отправиться в Америку, и теперь я не сомневаюсь, что так оно и случится. Только об этом никому ни слова, и не говори ему, что я тебе это сказал. Конечно, я тебе доверяю во всем, но Лафайет живет совсем с иной женщиной и не считает ее такой же сильной, как я тебя.
– Я слышала, что у короля в Версале в запертом ящике хранится подписанное и запечатанное тайное письмо, которое он пустит в ход, если маркиз попытается осуществить свое намерение.
– Верно. Однако наш друг достаточно осторожен, чтобы открыто выступить против его величества, он часто бывает в Версале.
Вивиан присоединилась к обществу до того, как опекун успел упрекнуть ее в том, что она шепчется по углам. Вскоре к ней подошла Луиза и предложила посекретничать. Разговор состоялся под прикрытием вееров по соседству с другими гостями, но вдалеке от того места, где находился граф де Мирандола.
Луиза игриво зашептала:
– При всем твоем нытье об опекуне почему ты не сказала, как он красив? Я ожидала, что в комнату войдет самое настоящее чудовище, и, когда его представили, совсем растерялась. Слава богу, что он ничего не заметил, потому что очень старался быть вежливым. Ты мне также не сказала, что он хорошо воспитан! Я не нашла в нем ни одного из тех ужасных недостатков, которые ты месяцами перечисляешь. – Она поймала гневный взгляд Вивиан и поторопилась сказать: – Конечно, он тот самый дьявол, о котором ты говоришь, потому что я тебе всегда верю, но он похож на ангела.
Луиза заметила, что ее хитрая улыбка не умаслила Вивиан, поэтому продолжила:
– Не сердись на меня, мне все же кое-что в нем не нравится. Он очень холоден, поэтому легко может прибегнуть к хитрости и обману. К тому же он с трудом выносит дураков, ибо весьма скупо отвечал месье Фабру, который трещал весь ужин. Обещаю, что найду в нем еще массу неприятных черт. Ты должна все время приводить его к нам в гости, тогда я буду наблюдать за ним и постараюсь привить себе неприязнь к нему.
Вивиан невольно улыбнулась:
– Дорогая Луиза, ты не обязана испытывать к нему неприязнь, а лишь понять, почему я испытываю это чувство к нему. Давай не будем говорить о нем. Я знаю, у тебя есть кое-что поинтереснее для меня. Я видела, с кем ты разговаривала вчера у маркиза де Лавуаля.
– О, с месье де Р., конечно! Надеюсь, ты заметила, как строго я следую твоему совету. Барон сам рассказал мне о своей дурной репутации и, когда я спросила, не стесняется ли он этого, сказал, что начал стесняться только с того дня, как встретил меня и увидел, как мое хорошенькое личико нахмурилось. Я ответила ему, что он неисправим. Барон рассмеялся и оставил меня в покое, так что сомневаюсь, что он вздумает еще приставать ко мне. Пока ты играла на фортепиано, он уже собирался подойти ко мне, но твой друг сел рядом со мной с видом хозяина, и де Р. стушевался. Так ему и надо.
Они с Вивиан невольно посмотрели в сторону Виктора, который увлекся беседой с графом де Мирандолой.
– Мне действительно нравится твой В. де Л., он всегда так очаровательно ухаживает за мной. Конечно, я знаю, ради кого он так старается, но от этого нравится мне еще больше. И в самом деле, вчера он так долго говорил со мной, что пришлось сделать ему выговор за то, что он не слушает, как ты играешь, но он ответил, что все время слушает тебя и знает, что ты классная исполнительница, и продолжал болтать со мной. Надеюсь, де Р. к концу вечера потерпел совершенное фиаско.
Вивиан забеспокоилась, видя, что граф и Виктор говорят о чем-то серьезном, и ответила Луизе невпопад:
– Теперь, когда сезон в полном разгаре, думаю, нас ждут разнообразные развлечения.
– Да, Париж с наступлением холодов оживляется, все возвращаются в город, устраиваются балы. Я была у портнихи и выбирала ткани. Тебе тоже следует этим заняться, иначе окажется, что каждая вторая дама в Париже уже заказала манто и платья, а все белошвейки будут заняты заказами клиенток до конца декабря. Не знаю, что вы там делаете на Луаре, но декабрь в Париже изматывает. Дай мне знать, когда соберешься покупать шубки и муфты, я тоже поеду с тобой. В этом году мне хочется быть похожей на русских красавиц Лопухину или Гагарину… Согласись, светлые волосы, белая кожа великолепно сочетаются с черными соболями. По крайней мере, кто-то недавно шептал мне об этом. Давай завтра заглянем в магазины. Я убедила папу, что мой зимний гардероб давно пора обновлять.
Дуэлянты
Вивиан находилась в гостях у герцога и герцогини де Бриссак а Иль Сен-Луи и играла в карты в одной из просторных верхних комнат. С потолка на нее взирал ярко нарисованный хор ангелов, которые лучезарно улыбались со свойственной итальянцам благосклонностью, взирая на довольно беспорядочную сцену внизу. Молодежь увлеклась безобидными играми, а по углам изысканно позолоченной и обитой панелями комнаты стояли столики, за которыми пожилые аристократы с сосредоточенным видом склонились над ломберными столиками и почти не разговаривали, ведь ставки делались нешуточные.
Партнером Вивиан был симпатичный молодой человек, шевалье дю Бюиссон, которого она встретила сразу по приезде в Париж, поскольку тот входил в кружок Лафайета. Он отличался учтивыми манерами, очаровательно улыбался, и в его обществе всегда было весело. Сегодня вечером им сопутствовала полоса везения, но, поскольку никто из них не был заядлым игроком, разговор часто отвлекал их от карт, что давало двум молодым дамам, сидевшим напротив, надежду в конце концов отыграться. Ставки были невысоки, так что удачи и неудачи в игре не влияли на их легкое настроение.
Шевалье снова придвинул карты к себе, и его серые глаза загорелись озорством.
– Наши соболезнования, милые дамы. Мне прискорбно снова лишить вас скромных ставок. Как жаль, что моей партнерши не было со мной, когда я на прошлой неделе играл в прихожей у королевы. Мои таланты никогда не давали мне права сесть за большой столик, но кто знает, на что я способен, если в союзниках у меня окажется мадемуазель де Шерси.
– О, шевалье, вам гораздо больше везет, когда вы сидите дальше от большого столика, – с улыбкой сказала Вивиан. – Столик Марии-Антуанетты как раз то место в королевстве, где вас могут ободрать как липку, – только в прошлом месяце она выиграла у своей лучшей подруги австрийское шато.
Хорошенькая юная особа, сидевшая напротив шевалье, сказала с хитрой улыбкой:
– Можно ли удивляться, что они держат такого республиканца, как вы, на расстоянии? Вам не кажется, что ваши шансы попасть туда весьма незначительны, кто бы ни был вашим партнером?
– Тем более у них есть все основания пригласить меня, – беспечно ответил шевалье.
– И состязаться в остроумии с мадемуазель де Шерси, – раздался позади них чей-то голос, – ибо ее взгляды столь же возмутительны, что и ваши.
Вивиан чуть повернулась и встретилась взглядом с Иниго Мэтьюзом, торговцем, жена которого согласилась обучать ее английскому языку. Она редко встречалась с ним, ибо он был весьма занят, поскольку начал свое дело в Париже более двух лет назад. Она так и не знала, как воспринимать то, что он говорит, ибо торговец иногда отпускал ей комплименты и она часто видела, как расширяются его зрачки, когда его взгляд останавливается на ней с неожиданным и невольным интересом. Если бы такое случилось, когда рядом находилась его жена, то ситуация была бы не из приятных, но он был предан миссис Мэтьюз по-джентльменски, и никто не говорил, что он увлекается другими женщинами.
– Пусть мои взгляды возмутительны, но их разделяет Конгресс в Пенсильвании, а мне пока не приходилось стыдиться мнения этого учреждения, – спокойно ответила Вивиан.
– Разве Конгресс является истинным голосом этого грубого скопления, которое нас уговаривают называть Соединенными Штатами? Он ведь узурпировал власть законных ассамблей.
– Это вынужденная мера, поскольку английское правительство открыто заявило, что собирается эксплуатировать колонии. Союз штатов был неизбежен – республиканцам пришлось держаться вместе.
– Иначе, как заметил Бенджамин Франклин, они, скорее всего, повисли бы каждый по отдельности, – сказал Мэтьюз, вызвав смех у гостей за обоими столиками. Игра приостановилась, ибо все наслаждались разгоревшейся словесной дуэлью.
– Никто не вел себя столь мирно, обращаясь к королю Георгу, как Бенджамин Франклин, – парировала Вивиан. – Вспомните годы, проведенные им в вашей стране, мистер Мэтьюз, и все его убедительные петиции от собственного имени. Он так и не удостоился ответа.
– Ну, если нам суждено перейти на личности, я не уверен, что слишком высоко ценю вашего Франклина. Еще в шестидесятых годах, когда колонии бранили закон о гербовом сборе, он назначил одного из своих ближайших друзей взимать в Филадельфии гербовый сбор!
– Но он ведь согласился приостановить закон при условии, что другие штаты поддержат его.
– Неужели этот закон столь отвратителен? – недоуменно спросила одна из молодых дам.
Вивиан улыбнулась и опустила палец на кучку блестевших новых карт, которые лежали перед ней:
– Вам хочется, чтобы во Франции существовал налог на производство каждой из этих карт?
– Конечно, нет!
– А в действительности дело обстоит именно так, – ответил дю Бюиссон. – В колониях нельзя напечатать ничего – ни рекламный листок, ни газету, ни юридический документ, ни игральную карту, если для этого не используется бумага с официальной печатью. Стоит ли удивляться, что они ни за что не хотят допустить ввоз бумаги в эту страну?
– Кажется, жители Бостона так же относились к чаю, – сухо заметила вторая молодая особа. – Но ведь нельзя же все швырять за борт только потому, что это облагается налогом! Почему американцы должны стать исключением?
Мэтьюз воскликнул:
– Браво! Вы попали в самую точку. Дело в том, что они не хотят платить казне, ибо у них нет желания рассчитываться за американские расходы американскими деньгами.
– Что это за расходы? – тут же заинтересовался шевалье.
– За войну в Канаде и индейские войны. Тогда они звали британцев на помощь, и при этом им хватает наглости возражать против присутствия гарнизонов, которые расположены там ради их же собственной безопасности.
Вивиан с вызовом улыбнулась Мэтьюзу:
– То были войны, которые англичанам не терпелось выиграть, – они велись против французов. А теперь вам не кажется, что американцы предпочитают нас англичанам? И ради чего использовались эти гарнизоны в красных мундирах в Бостоне, Лексингтоне и Конкорде? Чтобы укреплять таможни и стрелять в граждан. Чтобы навязать право оружия народу, который им было положено защищать.
– Это не имеет никакого отношения к «народу», мадемуазель, хотя, уверен, он был бы потрясен, видя, как сверкают ваши глаза, когда вы говорите о нем. Америка управляется доморощенными торговцами, которые страшно разбогатели и хотят стать еще богаче, изменив торговый баланс с Англией целиком в свою пользу.
Вивиан покачала головой:
– Как можно говорить о «балансе», если в настоящее время Штаты обязаны вести торговлю только с Англией? Им запрещено ввозить товары из какой бы то ни было другой страны – из Голландии, Франции, Африки. На все фактически наложено эмбарго.
– Дела у них могли бы идти очень хорошо, если бы они не проявили эту высокомерную неблагодарность к своей родной стране.
– Да неужели? Мистер Мэтьюз, вам понравилось бы, если бы наш король Людовик запретил вам покупать кружева в Испании или тюки хлопчатобумажной ткани в Индии? Ваша жена показывала мне на прошлой неделе этот замечательный миланский шелк. Вы не стали бы громко возражать, если бы наш король приказал платить за него в два раза больше за право ввоза в Париж?
– Мадемуазель, вы преувеличиваете.
– Если речь идет о шелке, я никогда не преувеличиваю. Для меня это серьезная тема. Я могу заверить присутствующих, что никогда не видела более чудесного шелка. Меня просто повергло бы в отчаяние, если бы вы разорились только потому, что королю понадобились деньги и он вдруг по своей собственной воле объявил бы о введении таможенного сбора, чтобы собрать их.
– Вот видите, мистер Мэтьюз, – смеясь, сказала одна из юных особ, – если я верно понимаю, вы вынуждены прислушаться к нашей подруге, если только не хотите, чтобы вас объявили банкротом!
Все рассмеялись, и Мэтьюз одарил Вивиан насмешливой улыбкой:
– Если возникнет подобная угроза, я приглашу мадемуазель де Шерси в качестве своего адвоката. Не сомневаюсь, она сможет отвадить моих кредиторов одним красноречием. Что же касается того, чтобы скрестить шпаги со своим монархом, пусть она сама решит, насколько разумно идти на подобный шаг.
Остальные рассмеялись и снова принялись за игру, но Вивиан, взглянув на Мэтьюза, поняла, что его последние слова надо воспринимать почти серьезно. Улыбнувшись, она отвернулась от него и принялась раздавать карты.
Жюль быстро устроился в Париже. Осмотрев особняк на Рю Ришелье, он остался доволен, тут же уплатил задаток и договорился об аренде, чтобы можно было въехать в этот дом, пока шла продажа старого особняка Шерси. Он пробыл на Рю Жакоб ровно столько, чтобы возобновить хорошие отношения с Онориной, встретиться с кругом ее друзей и убедиться, что, хотя его юная подопечная все еще всей душой недолюбливала его, она была слишком исполнена достоинства, чтобы спорить с ним в присутствии гостей.
В Париже у него было много дел, но, набравшись сил в Мирандоле, Жюль энергично принялся за них. Он проводил много времени вместе с Сайласом Дином и узнал, чего тому удалось добиться, а чего нет. Серьезно беспокоила его подготовка и качество рекрутов, которых Дин считал возможным отправить в Соединенные Штаты. Из того, что о них говорили некоторые «специалисты», совсем недавно прикомандированные к Вашингтону, Жюль заподозрил, что они обладают даже более скудными знаниями военного дела, чем такие страстные молодые люди, как Луни и Куаньи, толпившиеся вокруг Лафайета. Он продолжал переписываться с маркизом, который уехал в Мец, и посетил кабаре «Лесная шпага», где заговорщики любили обсуждать свои планы. Здесь он встретился с бароном де Калбом, который как зрелый «американец» завидовал, что остальные с уважением слушают рассказы Жюля о войне. Хорошо подумав, он решил, что будет разумнее дать возможность Калбу побряцать оружием. Жюль предпочитал иметь дело с парижанами, которые лучше знали, что в самом деле происходит с французскими и испанскими секретными фондами и на задворках версальской дипломатии. После того, что удалось выяснить, ему еще больше не терпелось увидеть Бенджамина Франклина, приезд которого ожидался накануне Рождества.
Он часто посещал политический и интеллектуальный салон маркизы дю Дефан и обнаружил, что его приглашают во все дома, которые ему хотелось бы посетить. Он сопровождал Онорину де Шерси на французские оперы в Пале-Рояль, но не смог уговорить ее отправиться с ним в Итальянский театр. Однажды вечером он пошел туда один и поймал себя на мысли о том, не лучше ли было подольше посидеть в Мирандоле.
