Текст книги "Пальцы женщины"

Автор книги: Шепард Ривкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Я почувствовал под своей рукой что-то жирное. Я посмотрел на это. Это была бумажная салфетка, замазанная маслом и смазкой.

Я взял правую руку герцогини и рассматривал ее. Я обнаружил смазку под ее ногтями и на коже. Я бросил эту руку и взял другую. То же самое. Я выпрямился и снова отправился за руль.

Она медленно поднялась с места и села на свое место. Потом она протянула мне правую руку, ладонью кверху.

– Я знаю, вы хотите мне сказать что-то скверное. – Я задумчиво посмотрел на нее. – Я вижу по выражению вашего лица, что вы уже сделали самые неблагоприятные для меня выводы, – проговорила она.

– Откуда появилась эта смазка?

– Я играла в механика, пока вы забавлялись с этой мышкой и назначали ей свидание.

Я включил мотор, включил фары и выехал на автостраду. Она села поближе ко мне и положила свою голову мне на плечо.

– Это вы испортили мою машину, ведь так?

– Давай после этого сигары этому человеку!

– Вы следили за мной?

– Начиная с 74 улицы, мой дружок. Вы даже не заметили, что за вами следят.

Она старалась говорить как какая-нибудь курочка гангстера, но у нее это получалось так, как говорят в плохих фильмах. Я, может быть, действительно не заметил слежки, но мне не хотелось, чтобы она продолжала разговор в таком роде.

– И вы стали ждать, когда я зашел к Бруно, это так?

– Это так.

– И вы оборвали все провода?

– Я опять заговорю о сигарах!

– Но как это получилось, что тот парень, сидящий у входа на стоянку, ничего не заметил?

– Он слушал радио и открытым ртом и закрытыми глазами.

– А к чему светила подобная выходка?

– Я подумала, что может быть я окажусь, случайно проезжая мимо этого места в тот момент, когда вы не сможете тронуться с места и смогу отвезти вас куда вам будет нужно.

– Почему же вы этого не сделали?

– Почему? Почему? Честное слово, вы просто идиот! Как я могла предложить вам подвезти вас куда вам нужно, когда эта негодяйка сунула вам в руку любовную записку? Я заметила ваш загоревшийся взгляд и вам оставалось лишь топать пешком на свое место свидания. А когда вы сели в такси, я последовла за вами.

– Тогда, почему вы поднялись наверх?

– Я видела как вы выходили в первый раз, чтобы купить что-нибудь выпить. Мне следовало пойти за вами следом и разбить бутылку моим домкратом. А потом, когда вы вышли во второй раз, я поняла зачем вы отправились теперь.

– Что же я пошел искать?

– Вы сами это отлично знаете.

– Нет, я не знаю.

– Нет, вы прекрасно знаете!

Ее смесь правды и выдумки были очень забавны.

– В таком случае, скажите мне!

– Она спросила вас, есть ли у вас презервативы, когда вы оба достаточно нагрузились, и вы ответили, что нет. Тогда она отправила вас за ними. Она хочет убедить вас в том, что она чистая молодая девушка, которая никогда не делает подобных вещей, но я уверена, чтио она поглощает пилюли в таком количестве, как будто это конфеты.

– О! Как меня все это забавляет! – сказал я.

Я рассказал ей всю историю с содой, про бюллетень колледжа, про стульчак, который я испортил, про мой телефонный звонок главной телефонистке, о моем предложении пойти купить ей сигареты и способ, при помощи которого я обнаружил помещение Хенли.

Ни слова не говоря, она взяла мою руку и хлопнула ею себя по щеке.

– Но так как вы испортили мою машину, – сказал я, – могу я воспользоваться вашей?

Она немедленно одобрила это.

Через несколько кварталов, на Квентин бульваре, я заметил полицейскую машину. Так как мы вышли из квартала, где находился дом, в котором жила Форзич, я остановил машину около полицейских и показал им свое удостоверение. Я попросил их сопровождать меня как эскорт, до тоннеля Линкольна.

24

При выезде из тоннеля нас ожидал полицейский.

– Я буду эскортировать до заставы, – сказал полицейский. – Не может быть и речи, чтобы здесь ехать со скоростью в сто пятьдесят. Когда вы окажетесь на автостраде, можете делать все, что хотите.

Он выключил сирену и отъехал. При скорости в пятнадцать километров в час, каждый водитель обязан следовать за впереди идущей машиной на расстоянии в шесть метров. Я дал ему отъехать на сорок пять метров вперед, потом уж настроил Мазерати на соответствующую скорость, равную его.

Мои обе руки крепко держали руль. Она посмотрела на них.

– Вы очень осторожный водитель, – сказала она. – Ой-ой-ой!

В ее голосе звучала презрительная ирония.

– Да, – согласился я. Я повернулся к ней. У нее был вид, как будто она лениво растянулась в гамаке, в прекрасный воскресный день.

– Я лично, упиваюсь большой скоростью, – сказала она.

– Вы себя тогда лучше чувствуете, как будто вы по-настоящему живете, а?

– Безусловно.

Она положила голову на мое плечо.

– Тогда попробуйте парашютный спорт.

– Вы против быстрой езды?

– Нет. Но моя работа доставляет мне достаточно много эмоций, что бы я старался их создавать себе, по примеру Хэмингуэя.

Она улыбнулась и тряхнув ступнями гог, сбросила туфельки. Опершись о меня, она пальцами ног спустила окно дверцы до отказа. Потом она снова надела туфли и высунула ноги через окно. При первом же толчке, ее обе туфли улетели прочь.

Около заставы, полицейский остановил свою машину в стороне и сделал нам знак проезжать мимо. Я пустил Мазерати со скоростью сто пятьдесят километров в час. В райви Герцогиня спросила:

– Вы знаете, почему я сношу все ваши грубости?

– Нет.

– Потому что у меня есть такое ощущение, что вы нуждаетесь во мне.

– Я НУЖДАЮСЬ В ВАС?

– Ваша старая машина сейчас бы только с большим трудом проезжала бы Джерси Сити.

Я должен был признаться, что она права.

– Она посеяла кусочки своих деталей по всему тоннелю Линкольн.

– У каждой машины ограниченное количество деталей и она не может их разбрасывать, а особенно в тоннелях.

– Все тоннели одинаковы. А что это меняет? Я не ответил на эту реплику.

– А кто испоганил мою машину, черт возьми? – спросил я.

Этот вопрос показался ей совершенно не относящимся к делу.

– Вы ничего не говорите мне о деле, – проговорила она. – Вы что-нибудь обнаружили, связанное с этими пальцами?

– Да.

– Вы хотите сказать, что знаете, кому они принадлежат?

– Да.

Ее голос стал нежней, в нем чувстовалась теплота и сочувствие.

– Эта бедная замученная женщина... – начала она, но я немедленно прервал ее.

– Это бедная замученная женщина! Эта бедная замученная женщина фальсифицировала свои медицинские заключения, настаивала на операциях совершенно ненужных, отправляла своих запуганных пациентов к хирургу без совести, который безжалостно резал их, которая чтобы утешиться вышла замуж за другого врача, а когда получила приказ, убила своего мужа и сфальсифицировала медицинское заключение.

– Она любила его.

Мой опыт говорил мне, что никогда не надо спорить с женщинами на подобные темы: женщины считают, что любовь – это своего разрешение на охоту, которое разрешает действовать любыми способами.

– Я не в состоянии ничего доказать из того, что я вам сказал, проговорил я. Мне очень трудно будет предъявить им какие-либо обвинения, потому что они оба очень умны и хорошо знают закон. Я знаю лишь одно: я постараюсь зацепить его под каким бы то ни было предлогом, например обвинение в увечье. Я могу зацапать его под этим предлогом, а также и потому, что он воспользовался почтой для отправки своих ужасных пакетов. Если она согласится свидетельствовать против него, его адвокат будет настаивать, что она все это выдумала, потому что ревновала к его любовным приключениям.

Она удивленно посмотрела на меня.

– Что же вы будете делать?

– Задерживать его.

– А если он не хочет, чтобы его задерживали?

– Тогда я использую необходимую силу, чтобы добиться своего.

– Он производит на меня впечатление человека очень сильного физически.

Я тоже так думал.

– Вы считаете, что он сможет пойти на все?

– Возможно.

– Что же вы будете делать?

Такого рода вопросы нервировали меня. Я совсем не нуждался в этих вопросах, но хотел остаться вежливым.

– Я не знаю.

– Нет, честно?

– Хорошо. Так вот, я поскольку сзади него когда он не будет смотреть в мою сторону и постараюсь хорошенько оглушить его, а потом связать ему руки и ноги. Это самый верный способ.

– Вы нервничаете?

– Да закройтесь же!

– Знаете, – задумчивым тоном продолжала она, – я только сейчас отдала себе отчет в том, что вы рискуете быть сегодня вечером убитым. А я вам еще затуркиваю голову. Вы должны сердиться на меня.

Это было не совсем так.

Я почувствовал ее дыхание на своей щеке.

– Вам совершенно необходимо побриться, – сказала она. – Вам всегда нужно бриться.

Она тихонько укусила меня за кончик уха. Она сказала мне, что мое ухо не нуждалось в бритье. Она просунула свою руку под мою коленку. Очень медленно. Она вонзила мне в кожу свои ногти и сделала мне больно. Ее ногти медленно поднимались вверх по моему бедру. Мне было очень трудно сосредоточить свое внимание на дорогу, а движение по ней было очень оживленным и висело много предупредительных и запрещающих знаков. Она опять укусила меня за ухо, потом поцеловала его. Она поцеловала меня сзади уха. Она поцеловала меня в шею. Я снял руку с переключателя скоростей, ее нормального места и положил ее на ее колено.

– Ах, наконец-то! – бросила она.

Как по обыкновению, она не носила чулок. Я скользил по ее колену рукой и погладил под коленкой, потом стал гладить ее бронзовое от загара бедро.

Она всунула язык в мое ухо.

– Вы пахнете очень хорошо, – прошептала она. – Что это такое?

– Это называется мылом.

– Нет, это не мыло, это скорее ваш запах. Если вы когда-нибудь будете пользоваться одеколоном или лосьоном, я вас убью.

Слово было неудачно выдумано. Я подпрыгнул на месте.

– Я очень огорчена, – сказала она. – Мы займемся этим позднее.

– Согласен, отложим на более позднее время. Я снова положил свою руку на коробку скоростей, ее нормальное положение при скорости в сто пятьдесят километров в час. Она скрестила свои руки на коленях. Их место было там, где они находились только что, но было благоразумнее оставить все эти упражнения на более позднее время.

Через несколько секунд мы достигли Ламбервиля. Я замедлил ход, чтобы соблюсти дозволенную в этих местах скорость. Мы проехали через маленький уснувший город. Когда мы доехали до моста, который проходит через Делавар, я снизил скорость до двадцати пяти в час.

Впредь, я всегда буду ехать так, когда буду заниматься любовью.

Медленно, очень медленно.

25

Под ногами я видел темную массу Делавар, которая текла по направлению к морю. Поток был чистым. Фонари на мосту, освещали воду, зеленую и прозрачную, без всякого мусора. Приближаясь к Пенсильвании она становилась грязной, но здесь она была чистой и на нее было приятно смотреть.

После моста я сразу же повернул направо. Клены росли так часто, на таком близком расстоянии друг от друга, что составляли сплошную стену поверх дороги. Вокруг фонарей летало множество мошек и все сильно жужжали – единственный признак жизни. В городе Нью-Хопе рано ложится спать. Может быть, несколькими километрами дальше, ситуация изменится.

Через несколько кварталов, я начал ощущать сырой запах канала. Я знал, что за верхушками деревьев, которые восточный ветер усиленно колыхал и приносил свежий, насыщенный влагой воздух, поток несет свои воды к морю.

– Дорога проходила мимо одной фермы, расположенной у большого пруда. Все огни были погашены. Странно, как замечаешь всякие незначительные детали в такие моменты как сейчас. Может быть это было потому, что я подсознательно чувствовал, что может быть никогда больше не увижу вот такой фермы погруженной в темноту, в которой все спят.

На улицах не было машин. С левой стороны показалось небольшое озеро, окруженное купой деревьев, потом опять пошли ряды высоких деревьев. Потом появился большой щит: "ОПАСНЫЙ ПОВОРОТ, ЗАМЕДЛЯТЬ". Дорога уходила влево под прямым углом. Я поехал направо, как мне объяснил сержант по телефону.

Я медленно проехал через маленький мост. Проехав его, я выключил фары. С другой стороны, дорога ответвлялась вправо и немного спускалась вниз. При свете луны я заметил крышу одного дома, сложенного из камней, который выступал из-за деревьев.

– Начиная с этого места, – проговорил я, – мы будем говорить только шепотом.

Она сжала мою руку. Я подумал, что это еще более забавно, чем прыгать с парашюта. Я выключил контакт. Мазерати была так хорошо отрегулирована, что я не услышал ни малейшено звука, когда на свободной передаче мы спускались с моста на пустую дорогу, молчаливые как ночная бабочка. Машина остановилась в десяти метрах от дома. На последнем этаже узкие полоски света слегка пробивались сквозь деревянные ставни окон... Все остальные окна дома были погружены в темноту. Я вышел из машины и закрыл дверцу так осторожно, что никто не мог бы расслышать малейший стук. Напрягая нервы я молча стоял.

– Что происходит? – прошептала она, выходя в свою очередь из машины и становясь около меня.

– Собака? – ответил я тоже шепотом.

Мы напрягли слух. Она откинула назад голову, чтобы лучше слышать. Я посмотрел на ее шею. Она была длинной и очень красивой формы. Никакой собаки. Я решил, что если я все же выйду невредимым из этой истории, то пошлю к черту свою карьеру. Нужно получать от жизни и удовольствия, к черту все остальное.

Я нагнулся и снял ботинки. Когда я выпрямился, она смотрела на меня.

Мы с таким порывом бросились к друг другу, что в поцелуе столкнулись зубами. Это был первый поцелуй, когда у обоих партнеров в один и то же момент возникла потребность в нем и они одновременно устремились друг к другу. Это случается очень редко. Я считал, что со мной это произшло в первый раз в жизни.

Она крепко прижимала свои губы к моим, в то время как ее руки подымались и опускались по моей спине. Она вонзала ногти в мою кожу. Она исполосует всю мою спину, когда мы будем с ней заниматься любовью, но меня это мало беспокоило. Она прижала мою голову к своей груди. Я никак не мог понять, как это я польстился на ту, медицинску сестру с ее холодным взглядом, когда существовала эта женщина, состоящая из порыва и огня.

Герцогиня могла заставить потерять голову любого мужчину. У меня было сильное желание бросить все, сесть в машину и поскорей вернуться в Нью-Йорк, чтобы положить ее в мою постель.

– Мне нужно идти делать свою работу, – прошептал я. – В мое отсутствие, пожалуйста, не шумите.

– Я буду сидеть тихо, как мышка, – пробормотала она. – Она понемногу дотронулась до всех мест моего тела... – Верните все это мне в целости и в полном порядке. У меня есть намерения на каждую часть вашего тела. Мы расстались.

26

Массивная входная дверь была украшена медным молотком в форме пистолета времен Революции. С правой стороны двери находилась большая подставка для цветов. Самыми ближайшими к двери были тигровые лилии. Это было самым простым делом, нарвать большой букет этих лилий перед тем, как ехать в город. Потом поставить их в серебряную вазу, стоящую на охотничьем столике и рассказать незадачливому детективу, что эти лилии куплены в цветочном магазине.

Я обошел кругом дома. Благодарение богу, у меня были надеты толстые носки. Я наступил на цветы ноготоков и пионов. Я очень любил их острый аромат и он был очень силен, так как невольно я раздавил несколько из них. Мне было их очень жаль.

Я заметил боковую дверь под вьющимся виноградом. Ягоды его были еще очень маленькими и зелеными и им нужно было еще не менее двух месяцев, чтобы созреть. Я обошел платформу с цветами и прошел в гараж, который находился позади дома. Дверь в него была открыта и я увидел новый "Триумф", но у которого уже были помяты крылья. Этот врач, как и большинство из них, был вероятно плохим водителем машины.

Внутри машины находились три полных чемодана. Несмотря на побитые крылья, мне было бы жаль бросать такую машину, как "Триумф" в аэропорте. Но разумеется, если бы меня ожидала красивая жинщина за морем, не говоря уж о выгодной работе, я тоже нашел бы более благоразумным бросить машину, а не продавать ее, зная, что меня разыскивают флики.

На одной из сторон гаража, было наложено много предметов садового хозяйства и оборудования. Я вышел из гаража и пошел по восточной стороне дома, то есть вдоль канала. В этом направлении не было цветов: деревья здесь росли так часто, что солнце никогда не проникало сюда. Я поднял голову и не увидел даже луны.

В центре восточной стены находилось окно из подвального этажа. Я стал на колени, вытащил свой перочинный нож и стал отковыривать засохшую замазку, которая закрывала щели между рамами. Отраженный свет луны достаточно освещал мне окно, чтобы я мог действовать. Я различал достаточно ясно маленькие металлические шарниры, которые прикрепляли оконную раму. Дерево было старым и сырым. Я легко вытащил болты. Я всунул свой нож в щель форточки и с силой нажал на него. Форточка немного открылась внутрь помещения. Я просунул внутрь руку и открыл изнутри засов. Но сырость так насытила дерево, что оно набухло и окно отказывалось повернуться.

Я просунул свой нож между наличником окна и рамой и хотел воспользоваться им как рычагом, но как только я с силой нажал на него, лезвие сломалось. Я молча выругался.

Может быть, это было для меня указанием: может быть, я должен был поднять с постели судью этого края, показать ему ситуацию со всеми подробностями, спросить у него мандат на обыск и арест и вернуться к двери доктора на час или два позднее, в сопровождении нескольких фликов.

Это была хорошая мысль, как это можно сказать об удавшейся операции, хотя больной и мертв.

А если предположить, что время, необходимое мне для получения мандата, будет достаточным для Хенли, чтобы отрезать у нее еще один палец, или убить ее? Я знал, что он собирался на следующее утро удрать отсюда. А может быть, у него даже есть желание вернуться в Нью-Йорк на несколько часов, поспать там немного или даже позабавиться со своей медицинской сестрой, прежде чем отправиться в аэропорт? Все это было весьма возможным. Нет, я не мог себе позволить пойти на такой риск. К дьяволу разрешение на арест. Я при всех обстоятельствах находился в грязной луже... Но я не мог отогнать от себя мысль о том, как было бы благополучно вернуться сюда в сопровождении крепких парней со слезоточивыми газовыми бомбами. У Хенли тогда был бы выбор между несколькими людьми и способами борьбы, тогда как сейчас перед ним был единственный человек в образе инспектора из Нью-Йорка, и у меня было очень мало шансов остаться живым до завтрашнего утра. А мысль быть убитым до того времени, как я смогу поближе познакомиться с герцогиней, делала меня больным.

Я чувствовал как сырость с земли пропитала под коленями мои брюки. Может быть, я все-таки отправился бы за этим мандатом, если бы мне неожиданно не пришла в голову мысль, что шум включенного мотора и отъезжающей машины может дать ему сигнал тревоги. Он может тогда приготовиться к нашей встрече.

Он сможет поклясться, что он выбрал это уединенное место лишь для того, чтобы проводить время вдвоем, вдали от людей. Чтобы ему никто не мешал. И при всех обстоятельствах он должен будет очень быстро реагировать на всякие непредвиденные возможности. А может быть, это заставит его поскорей покончить с ней, без дальнейших ампутаций и быстро, быстро смотаться отсюда. По правде говоря, я не мог предугадать его реакции. Этот парень не действовал по шаблонным методам. Он был загадочным человеком, а загадочные люди делали меня нервным. Все вместе взятое мне очень не нравилось.

Самый верный способ... или вернее возножно верный спсоб, если я хочу, чтобы доктор Лион пережила эту ночь, был неожиданно напасть на Хенли...

Если я найду способ войти в дом, то только через это окно. Я вспомнил, что в дальнем углу гаража лежит много железных предметов, рассчитанных для уборки сада. Я вернулся в гараж и подобрал для себя подходящую штуку. Потом я нашел бидон со смазочным маслом для машины и захватил также и его. Потом я подобрал еще острый нож и со всем этим, крадучись вернулся к окну.

Я полил маслом петли окна с обеих сторон и пропитал их маслом. Потом я опять просунул в щель между обвязками окна и рамой лезвие садового ножа, а также еще и долото и нажал на них.

Окно открылось с такой легкостью, что показалось мне хорошим признаком и я поверил, что немного позднее буду иметь возможность погладить с такой же легкостью бедро герцогини. Никакого треска. Я положил свои приспособления на землю, потом повернулся и проскользнул в окно подвала. Я стал осторожно шарить кончиками ног что-нибудь похожее на ящик или стул.

Это был ящик и он был крепким. Я спустился и подождал пять минут, чтобы мои глаза привыкли к темноте.

Наконец я стал различать предметы и обнаружил в другом конце подвала лестницу. Я стал подыматься по ней, осторожно ощупывая каждую ступеньку. Ни одна не треснула. Наверху лестницы была дверь. Я нагнулся, чтобы посмотреть в замочную скважину. Сюда доходил свет, который, видимо, шел от входа в холл дома. Где-то тихо наигрывало радио. Он вероятно пользовался музыкой, чтобы заглушить, когда надо крики. Радио играло мелодии из "Моя прекрасная леди". С тысячью предосторожностями я открыл дверь. Она не скрипнула.

Я оказался на кухне. Здесь было светлее. Лунный свет наполнял комнату. Я направился к гостиной. Огромный камин занимал середину стены. Два огромных кресла. Это был прекрасный дом. В течение нескольких секунд я смотрел на все окружающее и думал, что не прочь бы иметь подобное помещение. Никто бы не нашел здесь Герцогиню, если бы она бросила свою Мазерати и путешествовала бы на моем Ольдсе. Ей также надо было захватить с собой чемодан. Это была единственная возможность ускользнуть от взоров толпы. Странные мысли мне приходили в голову, но было бы лучше заострить свое внимание на том, что я собирался сейчас делать. Это должно быть для меня весьма необходимым.

Слева от камина поднималась лестница. На ее верху была закрыта дверь, а за ней горел свет, который просачивался через замочную скважину и через щели порога. Парень по радио пел, что готов танцевать со мной всю ночь.

Я стал подыматься с невероятной медленностью и с самой большой осторожностью. Я дошел до половины лестницы и вытянул свой 38. Я был очень доволен, что мне пришла в голову мысль снять ботинки. Я поднялся на последние ступеньки и услышал свист от разрезаемого воздуха.

Мой мозг зафиксировал несколько вещей: первое, что Хенли был умен, гораздо умней и хитрее меня. Второе: предмет, который рассекал воздух, держал он. Третье: это была рукоятка пистолета или деревянная палка. Я надеялся, что эта палка из дерева и хорошо бы из сапана. Сапан мягче остальных пород дерева. Наконец, деталь уже не имел никакого значения, потому что удар обрушился на мой череп, и это произошло так быстро, что я не успел даже повернуться, чтобы выстрелить. Я был совершенно прав в своих предположениях.

27

– Очень любезно с вашей стороны отдать мне визит, м-р Санчес, проговорил Хенли.

Он поставил на стол бутылку с нашатырным спиртом, которую он совал мне под нос. Я перестал задыхаться и начал дышать нормально. Кончиками пальцев он исследовал мой череп, который был обвязан тряпкой, пахнувшей алкоголем.

– Ссадина больше не кровоточит, из нее уже много вытекло крови и совершеннно бесполезно накладывать швы. – Он отступил на один шаг и внимательно посмотрел на меня. – Я ударил как следует, – продолжал он. – В нужное место.

– Я очень люблю, когда меня ударяют доктора, – сказал я. – Никаких лишних жестов.

Он издал небольшой смешок. Я попробовал ощупать свою рану, и он улыбнулся, увидев мое удивление, когда я обнаружил, что связан. Это было в первый раз в жизни, что меня связали и это мне совсем не понравилось.

Я был посажен в массивное кресло и мои обе руки были связаны позади его спинки. Около двери у стены стоял туалетный столик: на нем лежал мой автоматический 38.

Я бросил взгляд вокруг себя. Я находился как раз напротив большой двуспальной кровати, покрытой каучуковой простыней, а под простыней находилась дама, которую я разыскивал.

– М-р Санчес. Доктор Лион.

– Салют, – проговорил я.

Она внимательно смотрела в потолок.

– Я предпочитаю называть ее девичьим именем, – продолжал Хенли. Этот жест с моей стороны имеет определенное значение. Это избавляет ее от воспоминаний об ее дурацком замужестве.

Лежа на спине, совершенно безучастная к окружающему, она молчала и лицо ее было лишено какого-либо выражения. Правая кисть ее руки была крепко привязана к боковой металлической стойке кровати. Остатки левой кисти руки были перевязаны и лежали на маленьком столике, стоявшем около кровати, который он превратил в операционный стол. Кисть была привязана веревкой, которая шла вокруг стола и таким образом держала ее плашмя и неподвижной. На столике лежали также разные медикаменты, скальпель, шприц для инъекций и ампулы.

– Она усыплена, – пояснил он очень любезным тоном. – Это избавляет мои нервы от лишних беспокойств. Никаких криков. Первые два раза она кричала. Я вынужден был закрыть ей рот и она укусила меня за руку.

Я заметил небольшой шрам на его правой руке. Кожа была еще немного опухшей.

– Эта ведьма не умеет себя держать, – сказал я.

– А где ваши ботинки?

Он хотел переменить тему разговора. Может быть, мой жалкий мозг вызовет в нем снисхождение.

– Я привязал их на веревочке, чтобы избежать лишней оплаты за проезд в автобусе. Я надеюсь, лекарь, что вы хорошо объяснили ей, что она не должна забавляться тем, чтобы кусать людей.

– Вы не остроумны.

Я отлично знал, что совершенно не остроумно, но я начинал раздражать его. Раздражение часто переходит в ярость, а человек в ярости часто делает глупости. А его ярость меня бы устроила.

– Послушайте, лекарь, я думал, что вы это знаете, ведь вы все знаете.

Моя ирония ему не понравилась.

– Я действительно много чего знаю, – сказал он. – Когда вы переехали канал, я сразу же узнал об этом.

– Ну, что вы, лекарь, вы смешите меня!

Безусловно, ему не нравилось, что его называют лекарем.

– Как только вы пересекли канал, вы сразу же оборвали мой электрический сигнал.

– Гвозди!

– Система установлена на дереве, по обеим стороная дороги.

– Вот что значит жить в городе. Я живу в секторе, в котором мужчины занимаются лишь собственными квартирами.

– И вот я сел на верхушке лестницы в подвале, – сказал он, – и я видел как вы открывали окно. Вы принялись за это дело с отличным знанием дела, это надо признать. Я видел, как вы прошли в гараж за утилем. Это все было даже гораздо лучше, чем в театре. Вы орудовали с большим искусством садовыми предметами и смазочным маслом. Вы отлично использовали законы рычага и свойства масла. Сколько вы лет работаете детективом?

– Шесть лет.

– Шесть. – Он сжал все свои пальцы вместе. – И подумать только, что такие способности пропадут ни за что: кончить свое существование просто так, пфф! – закончил он, резко разжав свои пальцы.

Я был совершенно согласен с ним.

– Не стоит вам ухудшать свое положение, – сказал я. – Почему бы вам самому не признаться?

– Это то, что детектив называет мягким методом, не так ли? А если это не сгазует, каково будет дальнейшее. Вы будете вынуждены применить уже не мягкий, а жесткий метод. Ведь так?

Я вынужден был признаться, что он прав.

– Я уверен, что из меня бы вышел отличный детектив, – сказал он. Вы хотите доказательств? Ведь это так легко.

– Да.

– Честно говоря я бы очень хорошо вел бы расследования. Доказать вам это?

– Попробуйте, докажите.

– Очень хорошо. В сущности, я все время ожидал, что вы мне скажете, что дом окружен. Я был вынужден упасть плашмя на живот и просить пощады. Я вас развязываю, вы надеваете мне наручники, освобождаете даму, которая лежит на кровати и тогда с триумфом объявляете мне, что вы пришли один. Я схожу с ума от ярости, а вы отвозите меня в Нью-Йорк, даете интервью журналистам и конечно получаете первым номер "Дейли Нью" с вашей фотографией на первой странице. Это так?

Единственная неприятность во всем этом заключалась в том, что мне необходимо было бы оформить все это сначала в Пенсильвании, а уж потом его бы отправили в Нью-Йорк. Но я не стал разбирать с ним такую деталь. Я ничего не ответил.

– Итак, почему вы не заявили мне, что дом окружен? Я вам скажу, почему. Вы достаточно умны, чтобы понять, что если бы вы поступили подобным образом, я принял бы вас за дурака. А не хотите, чтобы я принимал вас за дурака.

– Во-первых, подъехала только одна машина. Вы знаете, что мне это известно.

– Во-вторых: мост настолько далеко удален от дома, что естественно, что все полицейские поедут по этой дороге. Было бы неразумно, если бы другая группа проследовала бы по каналу, или пересекла канал в этом месте.

В-третьих: полицейские не появляются один за одним в опасном секторе. Никакой генерал не отправит своих солдат по одиночке, чтобы их перебили одного за другим. Вы сделали вторжение сюда со всеми козырями, которыми располагаете. Может быть с одним или двумя людьми, чтобы прикрыть фланги и тыл.

В-четвертых: вы находитесь уже у меня в течение тридцати пяти минут. Если бы с вами были другие флики, вы сказали бы им взломать дверь, если вы не выйдете через десять минут, или, скажем даже, через полчаса. И я наблюдаю вас с величайшим вниманием уже в течение пяти минут. Вы не сделали ни малейшего жеста, ни малейшего знака, говорящего о том, что вы ожидаете своего компаньона или компаньонов: ни ваша голова, ни ваш взгляд совершенно не изменились.

Проклятый.

– Что же вы думаете о моем логическом мышлении детектива?

Его бы сделали инспектором первого класса в первый же год.

В течение некоторого времени я все же думал попробовать сыграть на том, что дом окружен. Но насколько я знал Хенли, он мог допустить, что в моих словах таится доля правды и захотел бы сам проверить это. Он выскользнул бы наружу, бесшумный и молчаливый. Я видел как он мог двигаться по своему помещению. Он прополз бы между кустами и бесшумно дополз бы до Мазерати. А Герцогиня все время сидит там внутри, нет... Мне нужно было найти что-нибудь другое.

– А если вернуться к вашему дурацкому замечанию: вы посоветовали мне не отягощать мою вину, то подумайте немного об этом: как я смогу подвергнуться больше одного заключения на всю жизнь?

Этот парень задавал очень разумные вопросы.

– Как же, в самом деле? – сказал я. – Ладно: представим себе, что вы никогда не сможете осободиться.

Я с интересом ждал его ответа. Одно в Хенли была бесспорно: что бы он не говорил, мне было не скучно слушать.

– Рассмотрим эту гипотезу поподробнее, – сказал он.

Он поднял левую руку доктора Лион и подложил под нее маленькую резиновую прокладку. Потом он взял скальпель и проверил его, хорошо ли он отточен.