Текст книги "Пальцы женщины"

Автор книги: Шепард Ривкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Ривкин Шепард
Пальцы женщины

Шепард РИВКИН

ПАЛЬЦЫ ЖЕНЩИНЫ

1

Когда я приехал в лабораторию полиции с четырьмя килограммами героина, меня ожидало распоряжение: "Инспектор Санчес, отправляйтесь немедленно к инспектору-шефу".

Я только что провел восемнадцать часов без сна. Я выполнил тяжелую работу, над которой трудился в течение трех месяцев и произвел аресты: Томми Ло Скалцо, главного босса по доставке героина в Восточном Гарлеме. На моей левой ладони были наложены шестнадцать швов, после удара ножа, которым меня угостил его телохранитель, но мне все же удалось надеть браслеты на руки Скалцо и его парней. Все, что меня интересовало в настоящий момент, это поспать двадцать четыре часа подряд.

Но слово "немедленно" на языке полиции не означает через десять минут или пять минут, или даже через минуту. Это означает "немедленно".

Итак, я проехал через центр, в моем костюме из итальянского шелка, в ботинках из итальянской пестрой кожи: лицо мое украшали длинные бакенбарды. У меня был такой вид, что если бы я женился на вашей дочери, вам захотелось перерезать мне горло. Но я был великолепен для роли типа, который может себе позволить заплатить круглую сумму за героин. Кроме героина я захватил и фрик. Общая сумма в двенадцать тысяч долларов пойдет в фонд полиции, где очень щепетильны на этот счет. Тот факт, что меня зовут Пабло Санчес и что я бегло говорю по-испански, тоже отлично помогает мне.

Мне было немного трудно держать руль моего старого Олдса, пятилетней давности одной рукой, но мне все же удалось это делать не прибегая к помощи другого автомобилиста.

Я поднялся по широкой лестнице, украшенной бронзовыми дощечками с написанными на них именами погибших на своем посту фликов. Мне было необходимо побриться и разные чины в холле весьма неодобрительно смотрели мне вслед. Но мне необходимо было немедленно явиться к инспектору-шефу.

Инспектор-шеф имел ранг на два чина ниже главного комиссара. Его начальством был генеральный инспектор, а его должность называлась: помощник генерального инспектора. Его звали Ханрахан. Когда я вошел в его кабинет, он не пожелал мне доброго дня, а только бросил:

– Садитесь.

Я сел, в то время как он продолжал что-то просматривать. Шесть лет назад меня перевели в Специальную бригаду. Я тогда еще был новичком, учился в Полицейской Академии и мне удалось обнаружить рекэт с вином в одном из номеров Восточного Нарлема. Кого я поймал? Племянника Ханрахана, флика в штатском из "Бригады нравов". Его выгнали из полиции, а меня выдвинули на новую должность. Но это сделал не Ханрахан.

Три месяца спустя, во время нашего патрулирования, я задержал двух хулиганов, которые выбежали из одной закусочной. Они только что убили хозяйку заведения. Я убил одного, ранил другого, сам получил пулю в ногу, после чего меня представили к чину инспектора третьего класса. Меня также наградили. Я прошел определенные учения и стал инспектором второго класса к концу второго года. А теперь, еще четыре года спустя, я был инспектором первого класса и сидел напротив Ханрахана: моя рука начинала невыносимо болеть, а поблизости нигде не было таблеток с аспирином.

Когда Ханрахан решил, что он достаточно уже понервировал меня, он отстранил бумаги, которыми занимался и закурил сигару.

– Мне звонили из лаборатории, – сказал он. У него был мечтательный вид и я сразу сделал для себя вывод. – Они проделали определенный анализ.

– Я уверен, что захватил их, – сказал я.

– В определенном смысле, да. Эти четыре килограмма героина, которые вы купили... – Он снова зажег сигару. Он всегда покупал дешевые сигары в итальянских лавочках на Ваксер стрит, и они часто сами потухали. Он доставлял себе удовольствие, заставлять меня ждать. Я оперся локтями об ручку кресла, держа руку вверх. – Этот героин, просто оказался сахаром.

Значит, три месяца я работал ни за что и все что я заработал, это рану в ладони и насмешки инспектора.

– Отлично для кофе, – сказал я.

– Я подумал, что вам будет приятно первому узнать об этом, – добавил Ханрахан.

– Очень вам благодарен, – сказал я.

Он открыл какой-то ящик и вынул два мешка из пластика. В одном находилась маленькая коробка, очень аккуратная, такая в каких помещаются часы-браслеты. Она была завернута в бумагу и перевязана веревкой. В другом мешочке также находилась коробка, но открытая. Там же лежала оберточная бумага, веревка и грязная вата. Ханрахан встал.

– Пошли, – сказал он.

Я последовал за ним по коридору до кабинета главного комиссара. Там я еще никогда не был. У меня даже не было времени подумать о том, по какому делу меня могут вести туда, так как кабинет этот находился в восьми метрах от кабинета Ханрахана.

Мы прошли через приемную и вошли в зал заседаний. В ней стоял гигантских размеров красного дерева стол и огромный портрет Теодора Рузвельта, единственного комиссара полиции, который стал президентом. Больше такого не случалось.

Ханрахан постучал в следующую дверь. В высшей степени вежливый голос пригласил нас войти.

Главный комиссар, Хакеч Вилсон происходил из очень хорошей старинной фамилии Нью-Йорка. Я происхожу из менее старинной фамилии Нью-Йорка и у меня нет никаких нужных связей. У Вилсона были большие связи в политическом мире и он любил, чтобы окна у него широко раскрыты даже в прохладную погоду. Он был членом гольф клуба и был отличным администратором. В настоящий момент он играл в настольный гольф и Ханрахан был достаточно хорошим политиком, чтобы подождать, пока тот не закончит свой удар. Мы смотрели, как шар прокатился четыре с половиной метра, поднялся на возвышение и упал в ямку.

– Инспектор Санчес, сэр, – сказал Ханрахан.

Я бы, без сомнения, заговорил бы между двумя ударами. Ханрахан положил оба пластиковых мешочка на письменный стол. Комиссар сделал еще один удар и отправил еще один шар в ямку.

Он положил свое приспособление для игры и пригласил нас, Ханрахана и меня садиться. Он тотчас же открыл один из пластиковых мешочков и вытряхнул его содержимое на стол. Коробку, кусок оберточной бумаги, веревку и кусок запачканной ваты.

– Маленькая коробка прибыла вчера с курьером, – сказал он. – Если бы я знал, что в ней содержится, я открыл бы ее с большими предосторожностями. Например, я развязываю узлы веревки, так как не выношу когда разрезают веревку или шпагат. Несмотря на то, что я их сразу же бросаю, я не могу решиться разрезать их. А иногда я, я откладываю в сторону хороший кусок веревки.

Итак, когда я открыл коробку, я нашел внутри нее отрезанный палец женщины. Я уведомил о этом инспектора Ханрахана. Он подумал, что это, вероятно, была шутка студента медика.

– Но почему же он послал его вам? – спросил я.

– Да, конечно я задал себе этот вопрос. А палец казался таким ухоженным, таким хорошо наманикюренным. Это не мог быть палец бедной женщины, умершей в приюте для бедных. Так что я не представляю себе, каким образом какой-нибудь студент мог бы воспользоваться им. – Он сделал паузу. – А сегодня, как вы можете сами убедиться, я получил другую коробку и решил не дотрагиваться до нее. Я позвонил инспектору Ханрахану, а он посоветовал передать это дело вам.

Большое спасибо!

– А где же палец? – поинтересовался я.

– Мы отправили его в морг.

Главный комиссар открыл один из ящиков письменного стола и вынул оттуда пару тонких, резиновых перчаток.

– Я посылал за ними, – сказал он.

Я надел их и стал рассматривать лежащие передо мной предметы.

Мы втроем стали стали рассматривать коробку. Я дорого бы дал, чтобы оказаться в настоящий момент на факультете Права и заниматься просто наукой.

Ханрахан откашлялся и заявил, не скрывая своей радости.

– Теперь вам играть.

2

Коробочка имела десять сантиметров в длину, пять в ширину и три толщиной. Слова "Главный комиссар", были вырезаны из одного крупного заголовка "Нью-Йорк Таймс". Пакет был отправлен накануне, в пять часов вечера с Главного почтамта.

Он был обернут в самую обычную оберточную бумагу, завязан белой веревкой. Я внимательно стал рассматривать узел.

– Комиссару больше ничего и делать, – проговорил Ханрахан. – Что вы там имеете?

– Адрес отправителя, – ответил я.

– Если инспектор Санчес занимается этим делом, – сказал комиссар, то я считаю, что надо предоставить ему возможность действовать, как он найдет нужным.

Я почувствовал себя лучше.

– Сэр, – спросил я, – что, тот узел на другой коробке был похож на этот?

Комиссар был не слишком уверен в этом. Он прибавил, что вообще плохо разбирается в узлах.

Бывают узлы, которые чем больше тянешь, чем сильнее они затягиваются и их трудно развязывать. Другой сорт узлов – сразу развязываются при малейшем усилии, но усилие это должно быть квалифицированным. Я развязал этот узел очень легким встряхиванием.

Я положил веревку отдельно. Пакет был сделан очень тщательно. Края бумаги были аккуратно обрезаны и сложены, как полагается. Ее было как раз столько, сколько требовалось для обертки коробки. Никакой морщинки: все было выполнено на высоком уровне.

Персона, которая запаковывала пакет, была очень аккуратная по природе.

Я глубоко вздохнул и поднял крышку коробки. На куске ваты, выпачканной в крови, лежал безымянный женский палец. Широкое золотое кольцо охватывало его основание.

– Исус, Мария! – воскликнул Ханрахан.

Главный комиссар немного побледнел. Он отвернул голову, чтобы посмотреть в окно, и предоставлял мне разглядывать это.

– Я не хочу, чтобы газеты опять стали говорить об этом, – сказал комиссар. – Вы по-прежнему думаете, что это шутка?

– Нет, – ответил Ханрахан.

– Инспектор Санчес?

– Да, сэр?

– Я предполагаю, что женщина эта жива. Я предполагаю, что каждый день, у нее будут отрезать по пальцу и... посылать мне. Я предполагаю, что вы найдете ее, базируясь на те сведения, которые инспектор Ханрахан мне сообщил о вас. Желаю удачи.

– Я ухожу, сэр, – сказал Ханрахан, направляясь к двери и шаря в кармане сигару.

Я задержался, чтобы подобрать свои сокровища. Указательный палец находился в морге. Смерть в Нью-Йорке очень хорошо организована. Скажем, вы потеряли на улице палец. Если кто-нибудь найдет его, он отнесет его в морг.

Морг – это огромное сооружение, как раз около Бельвю. Много стекла, много растений из пластика, очень много красивых фотографий, цветов за скамейками, на которых плачут бедные женщины, ожидая опознания покойного.

Я вошел в бюро "пропавших". Эта маленькая комната, расположенная около главного входа. Оттуда открывается очень красивый вид на Психиатрическую службу Бельвю.

Тилли взял отпечатки с указательного пальца, сделал снимки и проделал все необходимые процедуры. Я отдал ему вторую коробку с ее содержимым, чтобы он проделал все нужное с этим пальцем и сказал ему, что приду за результатом после того, как увижусь с доктором Алтманом.

Я спустился в подвальный этаж. Алтман занимался закуриванием сигары и с безразличным видом смотрел, как служащий запирал ящики с трупами, как будто то были ящики с копченым беконом и один из них не содержал молодой девушки, которая проглотила тридцать "сонных" порошков, чтобы разрешить свои проблемы.

– Я давно вас не видел, – сказал Алтман.

Он держал сигару между своими одетыми в окровавленные резиновые перчатки пальцами. Я случайно заметил очаровательное лицо молодой девушки и невольно кивнул ей головой. Алтман пожал плечами.

Она, ней в Бельвю основательно промыли желудок, – сказал он откинув назад голову и пуская густые клубы дыма. – Слишком поздно. Я сделал вскрытие, чтобы убедиться, что это были порошки и ничего больше.

Было время, когда я с ужасом отворачивался от его окровавленных перчаток, но я уже забыл, когда это было.

– Я тебя теперь редко вижу, – повторил он.

– Я теперь не так уж много спускаю парней, – ответил я.

Это было правдой. Если мне удается подойти к ним, я предпочитаю оглушить их ударом рукоятки по затылку.

– Приходи почаще, – настаивал Алтман. Я никогда не понимал этого лабораторного юмора.

– И-е, – промямлил я. – А ты выдел палец, который вам прислали вчера?

Он кивнул головой.

– Она была жива, когда его отрезали у нее.

Он вынул его из холодильника.

– Я не могу тебе этого сказать. Это невозможно узнать. – Он поднял палец и стал поворачивать его слева направо, как будто то была отличная сигара, которую он мечтал выкурить.

– Он не пахнет формалином, – сказал он. – Это говорит за то, что он появился не из медицинского института. Но что касается того, чтобы сказать тебе, была ли она жива или мертва во время операции, этого я не в силах сделать.

Я спросил его была ли у женщины общая анестезия или местная в момент ампутации пальца и Алтман сказал, что этого он тоже не может сказать. Что он может сделать, это сделать соответствующее исследование или на общую анестезию, или на местную.

– Два совершенно разных исследования, – сказал он. – И я могу произвести лишь один анализ.

– До меня не доходит.

– У меня нет достаточного количества мяса, чтобы я мог проделать два анализа, для каждого мне необходимо подробное исследование. Другими словами, я должен изрубить палец.

– Изрубить?

– Да. Только тогда я смогу определить, была ли сделана общая анестезия. Но пальца может хватить лишь на один анализ, так что ты уж выбирай сам, какой тебе нужно.

– Делай на общую анестезию.

– Очень хорошо, – сказал он.

Он взял палец и направился к машине, которая очень напоминала мясорубку.

– Я подожду результата внизу, – сказал я. Я спустился вниз и сел за письменный стол Тилли, чтобы почитать "Дейли нью". Я как то спросил его, почему он не читает "Таймс", на что он мне ответил: "А разве они публикуют фотографии фликов?"

Через две минуты позвонил телефон. Это был Алтман. Он объявил мне, что это день моей удачи – она получила хорошую порцию новокаина.

Действительно день моей удачи? Прежде всего, я предположил, что она в момент ампутации была жива и теперь у меня было подтверждение этой гипотезы. В противном случае, зачем же новокаин? Теперь уже не было вопросов о шутке студента медика. Шутка принимала довольно жуткий характер.

Мне было достаточно найти злобного сумасшедшего, живущего достаточно близко от главного почтамта, чтобы отправить оттуда пакет. Он жил в Нью-Йорке или в маленьком городке, в котором в почтовом отделении легко было бы обнаружить его следы. Вряд ли почтовый служащий не запомнил бы человека, который два дня подряд отправлял два маленьких пакета: явление достаточно редкое в маленьком городке. И этот парень должен был жить невдалеке от Нью-Йорка, чтобы отправление пакетов не вызывало бы у него затруднений.

Предположим, что он живет в районе восьми-десяти километров вокруг Нью-Йорка. Другими словами говоря, мне будет достаточно найти моего сумасшедшего среди тринадцати миллионов жителей. Действительно, проклятая удача.

Я взял в руки фотографии с отпечатками ее пальцев.

– Никакой возможности обнаружить владелицу этих отпечатков? – спросил я у Тилли.

– Никакой, если не найдутся другие отпечатки.

– А не стоит рискнуть?

– Предположим, что ты хочешь найти эту женщину по отпечаткам ее пальцев, – ответил Тилли. – Тогда эти отпечатки отправляются в Вашингтон в ФБР и мы говорим им, что будем очень благодарны, если они найдут эту добрую женщину. Ты знаешь, что они ответят? Они ответят, что поставят на эту работу весь свой персонал и что они будут работать всю неделю, двадцать четыре часа... в продолжении... слушай хорошенько, в продолжении... тридцати лет. И тогда они ее найдут. Если отпечатки ее пальцев фигурируют в книгах, так существует множество людей, у которых никогда не снимали отпечатки пальцев.

Я расписался в получении женского пальца и унес его с собой в свинцовой коробочке. Выйдя на улицу я глубоко вздохнул. Как всегда, атмосфера была наполнена выхлопными газами, пылью и дымом, но так как я был в состоянии ощущать эти запахи, следовательно, я был еще живой. Этот рефлекс получается у меня автоматически, когда я попадаю в это место.

Я посмотрел на свою машину, потом подумал о своем состоянии. Рука у меня чертовски болела, я хотел спать, а мозги были в таком состоянии, в котором бывает мотор после того, как он долго крутился без смазки. Мне казалось, что машина моя сморщилась. Если я сяду за руль, то вероятнее всего с моим Олдсом случиться неприятность.

Я быстро нашел такси, в этом преимущества квартала морга. Всегда находится женщина, плачущая около погибшего, которая вышла из такси. Такси привезло меня к лаборатории полиции.

Кесли находился в одной из комнат. Он кипятил что-то старательно в каком-то сосуде, внимательно следя за ним: жидкость по аромату напоминала чай.

Я положил все свое снаряжение на стол. Коробки, оберточную бумагу, веревку, палец, золотое кольцо, к которому была привязана этикетка, вату, запачканную кровью.

– Я предлагаю тебе настоящую тайну, – сказал я.

– В роде Шерлока Холмса?

Келси был до такой степени захвачен медициной, что его иногда силой заставляли выходить из лаборатории. Он даже поставил себе здесь койку на случай, если будет срочная работа и ему придется провести в лаборатории несколько дней подряд. Я коротко рассказал ему про это дело и обрисовал ситуацию.

Его глаза округлились.

– Я отправлюсь домой всхрапнуть, – сказал я. – Я вернусь через шесть часов.

– Четыре.

– Согласен, четыре.

Я больше не мог держать глаза открытыми. Я сел в такси и немедленно заснул. Когда я приехал к своему жилищу, около Левингтона, шофер осторожно разбудил меня. Он, видимо, обнаружил мой .38 на перевязке. Существуют некоторые преимущества быть фликом.

3

Я бросил свои рабочие одежды в один угол, сбрил свои бакенбарды и держал руку вытянутой вверх, пока принимал душ. Потом проглотил четыре аспирина, выпил двойной скотч и завалился на кровать.

Двадцать минут спустя, боль настолько утихла, что я смог заснуть.

Я не слышал, как звонил будильник. Меня разбудил телефон. Это был Келси: я сказал ему, что приеду немедленно. На этот раз я оделся, как следует: серый твидовый костюм и коричневая пара ботинок на каучуке. Когда находишься на ногах большую часть дня, необходимо иметь удобную обувь и моя обувь может быть не такая роскошная, как у главного комиссара, но тем не менее, я заплатил за свои ботинки тридцать пять долларов.

Кто-то однажды заявил, что у меня вид профессора англичанина в привилегированном коттедже. Я решил принять это выражение за комплимент. Ханрахан, со своей обычной деликатностью уверял, что у меня вид тетки. Я не считаю, что я похож на тетку. Я вешу восемьдесят пять кило, а рост у меня метр восемьдесят два сантиметра. У меня голубые глаза. Это удивляет тех, кто знает, что моя фамилия Санчес. Моя семья происходит из северной Испании, где очень много людей с голубыми глазами и блондинов. Я темноволос, у меня крепкие мускулы и я не ношу браслетов. Я также и не душусь. Моя походка медленная и определенная. Раз в неделю я хожу в тир стрелять из пистолета, но мог бы ходить и чаще. Я одинаково стреляю обеими руками. С другой стороны ведь я сам должен оплачивать этот расход. По этой причине, многие флики не любят ходить туда, но я наивен, мне кажется, что чем больше я буду ходить туда, тем скорее я смогу выделиться и продвинуться по службе.

Минут десять я потерял на поиски своей машины, потом вспомнил, что оставил ее у морга. Я поехал за ней на такси и конечно нашел штраф в пятнадцать долларов за неположенную стоянку в виде квитанции, которая была приклеена к стеклу. Между тем, я оставил достаточно на виду табличку с надписью полиция. Я разорвал квитанцию: пусть ищут меня, если им это светит.

Я доехал до лаборатории. Когда я выходил из машины, то заметил, что мои руки дрожат. Результат десяти аспиринов и четырех часов сна. Я зашел в закусочную напротив лаборатории, проглотил сандвич с ростбифом и стал думать, как мне унять эту дрожь. Рядом со мной за столик сел инспектор третьего класса из бригады бродяжничества, Шнедер.

Он сразу напал на меня. Он обожает свистопляску.

– Похоже на то, что Ханрахан сунул тебе палец в небо, – сказал он.

– Ты даже не представляешь себе, как верно сказал, – ответил я. Передай-ка мне горчицу.

– Ну что ты, Пабло, не нервничай. Они передают тебе то и другое и, вероятно, собираются отметить тебя.

– Безусловно.

Он посмотрел на мою руку, потом протянул руку, чтобы взять мои маслины и проглотил их не спрашивая моего разрешения.

– Возьми же маслины, – сказал я.

Он не понял моего сарказма.

– Да, спасибо. Это, как в Министерстве Внутренних дел. Один год там, один год здесь. Это хорошо для карьеры.

– Ну да. Они собираются предложить мне пост консула в Исландии.

Я встал и сказал ему, что он может съесть мой огурец. Этот прохвост станет всюду рассказывать, что я стал нервным. Это дойдет до ушей Ханрахана и он будет в восторге. Неделя, которая меня ожидала будет не из лучших, но одна вещь была несомненной, я должен выиграть во что бы то не стало, даже если мне придется истратить мой последний цент!

4

Когда я вошел в лабораторию, кольцо лежало на мраморном столике. Келси внимательно рассматривал веревку, которой была привязана этикетка с идентификацией кольца.

Он поднял ее и понюхал. Он направил на кольцо сильный свет и снова посмотрел в лупу и подошел к окну, после чего стал барабанить пальцами по столу.

Я спросил у него не могу ли я тоже посмотреть. Он протянул мне лупу. Я ничего особенного не увидел за исключением небольшого желтоватого пятна приблизительно в восемь миллиметров длиной.

– Каким образом здесь появилось это пятно? – спросил я.

– Я не знаю.

Он захотел узнать, не капнул ли я на него лимонным соком. Я ответил, что нет. Он задал мне потом еще вопрос деликатного свойства, на который я ответил ему, что не занимался подобного рода делами с той поры, как сменил короткие штанишки на брюки.

– Не считая людей, которые сделали это, кто-нибудь не трогал кольца чем-нибудь желтым?

– Я этого не думаю.

Я взял кольцо. Внутри было выбито: "22 С". Другой марки не было. Я сунул его в карман.

– Куда ты с этим пойдешь?

– На 47-ю улицу.

Между Пятой и Шестой авеню, на 47 улице находились большие ювелирные предприятия.

– В сущности ведь это твои ноги будут уставать. Я лично считаю, что ты зря теряешь свое время.

– А что я могу сделать еще? Болтаться здесь и смотреть на то, как ты тут строишь догадки?

Келси ничего не ответил на это. Он держал веревку около носа так, как будто хотел вздохнуть ее через ноздри.

– Ты можешь немного вздремнуть на моей походной койке, – сказал он. У меня создалось впечатление, что ты нуждаешься в этом.

Я ответил ему, что рискую разорвать своими зубами его наволочку.

– Хорошо, – сказал он. – Приходи через три или четыре часа, я может быть что-нибудь найду. – Зазвонил телефон. Он снял трубку и бросил на меня иронический взгляд. – Скажите ему, что его здесь нет, – заявил он и повесил трубку.

– Ханрахан? – спросил я.

– Да. У тебя вероятно нет желания разговаривать с людьми?

– Ты настоящий психолог.

5

Когда я заглянул в забегаловку, то увидел Мак-Картни, сидящего за столом. Он сразу же сделал мне знак, присоединиться к нему. У него была круглая красная рожа, похожая на карнавальную маску и коротко остриженные рыжие волосы.

Вид у него был не слишком умный, но это был один из знающих людей из Бригады краж и грабежей.

Я выпил чашку кофе и смотрел, как он уничтожал галеты, сыр и крем.

– Похоже на то, что ты напал на кость, – проговорил он.

Я рассказал ему о деле. Мне было необходимо дружеское внимание.

– Покажи-ка мне кольцо, – сказал он.

Он стал вертеть его в руке.

– Ты собираешься произвести розыски при помощи кольца? – спросил он.

Я ответил утвердительно.

– Брось это, – посоветовал он. – У меня, вероятно, был недовольный вид, потому что он стал настаивать. – Ты имеешь представление о том количестве колец, которые продаются в нашем секторе? К тому же тебе придется посетить всех ювелиров, которые продают кольца. И когда ты покончишь с этим кварталом, тебе нужно будет отправиться в центр, в квартал бриллиантовщиков. Ты подумал об этом, а?

– Боже мой, нет.

– Еще дня два или три. А у меня нет уверенности в том, что ты располагаешь таким количеством времени, мой бедный Пабло. Особенно, когда Ханрахан ищет предлога свернуть тебе шею. Не давай себя запугать.

– Ну конечно! Я не дам себя запугать. Я протянул руку, Мак-Картни положил на нее кольцо, потом из телефонной кабины я позвонил Келси.

– Ханрахан не перестает звонить, – сказал Келси. – Как только ты появишься здесь или позвонишь по телефону, тебе велено передать, что бы ты немедленно отправлялся в комиссариат.

Я недовольно заворчал.

– И когда ты покончишь с ним, приходи сюда. Я кое-что нашел.

Я повернулся, чтобы рукой приветствовать Мак Картни.

– Подожди минутку, – сказал он.

Я остановился.

– Я обожаю лук вот с этим, а есть парни, которые не выносят лука. Они не знают, что они теряют. – Он посмотрел на меня. – Успокойся, Пабло. Ты слышал последнюю новость?

– Нет.

– Главный комиссар уходит в отставку в конце июня. – Я пристально посмотрел на него. Мак-Картни решил, что я ему не поверил. – Держу пари, что он больше не может выдерживать все эти возмущения, ни эти вставания в три часа утра, чтобы идти в Бедфорд-Стейвезант поддерживать мэра. У него прошлым летом уже был маленький удар и ему, видимо, не хочется, чтобы в это лето было тоже самое.

– Откуда ты знаешь, что он уходит в отставку?

Мак-Картни положил свою галету. В его глазах был упрек.

– Это не трепотня, Пабло, я уверяю тебя. Мне это сказа один паренек из конторы инспектора шефа.

– До свидания, Мак.

– Салют.

Теперь это имело смысл. Почему Ханрахан рекомендовал меня? Главный комиссар только шесть недель будет еще выполнять свои обязанности. Если рекомендация Ханрахана окажется неоправданной, на руках окажется таинственное дело мертвой женщины, которую смогут объявить неизвестной и пропавшей. Ничего более. Это недостаточно для того, чтобы осудить инспектора шефа, в остальных делах весьма компетентного.

И если главный комиссар будет считать, что предположения Ханрахана лишены смысла, он тоже не станет печалиться об этом. А почему бы ему делать это? Главный комиссар скоро сможет спать спокойно, не рискуя быть разбуженным в экстренных случаях. Мое уважение к Ханрахану еще больше увеличилось.

6

Войдя в зал ожидания, я увидел Тилли. Он сидел на старой кушетке из красной кожи, где люди в чине лейтенантов и капитанов обычно сидели перед тем, как им предлагали подать в отставку или объявляли им выговор с дисциплинарным взысканием. Тилли нервно постукивал себя по колену. Его галстук съехал в сторону.

– Что тут такое происходит? – спросил я.

– Разве я знаю, боже мой!

Я подождал немного, вскоре Ханрахан вышел из своего кабинета. Он пошел прямо на меня.

– Вы говорили об этом деле с репортерами?

– Нет, сэр.

– Они не перестают атаковать комиссара. Мы с ним спорили: он уверен, что слух пошел от вас.

– Так вот, это не верно.

– А как идут дела?

– Грандиозно.

– Я меньшего и не ожидал от вас. Я совершенно уверен, что вы будете в силах разрешить эту тайну.

– Я тоже так думаю.

– Пока.

– Пока, сэр.

Он вернулся в свой кабинет.

– Что это его так дергает? – спросил Тилли.

– Амбиция, ненависть и нехватка денег, – ответил я. – Салют.

Он следил за мной взглядом, пока я не вышел из залы. Вероятно, у меня был вид человека, теряющего педали. Это объясняло почему у Ханрахана был такой довольный вид, когда он возвращался в свой кабинет. Я очень любил Тилли и, если бы я немного лучше себя чувствовал, я бы рассказал ему всю историю, чтобы развлечь его. Но у меня было собачье настроение.

Он дал мне уйти. Потом быстро догнал меня.

– Подожди, – сказал он. Он достал из своего пластикового бумажника рапорт об "исчезнувших" людях. – Я нашел одну женщину, которая отвечает твоему описанию. Богатая, между тридцатью и сорока годами. Я советую тебе побыстрее отыскать ее и жениться, и стать богатым. Тогда твое настроение может быть улучшится.

Я проворчал благодарность и посмотрел на этот рапорт. На верхней строчке было написано: НЕ СКЛАДЫВАЙТЕ ЭТОТ РАПОРТ. Я сложил его.

Я расправлю его немного позднее, когда у меня будет к тому настроение. Я всегда смогу позабавиться таким образом.

7

Катарина Сааведра и Карвайал, герцогиня де Бейар, 367 Восточная улица. Тридцать три года. Шестьдесят килограмм. Метр семьдесят. Зеленые глаза.

Будучи крестьянского происхождения, меня забавляла мысль о том, что я буду интервьюировать эту дорогую и нежную маркизу.

Прибыв в резиденцию Сааведра и Карвайал, я нажал на пуговку звонка. Она находилась снаружи кованной металлической решетки испанского стиля, перед тяжелой дверью из полированного стекла. На большой бронзовой доске было написано имя владелицы. Под именем красовался ее герб. Сверху него было написано: "я и король", а не "король и я". Может быть потому этот парень и находился в ссылке.

Прошло некоторое время. Я выкурил половину сигареты за это время и звонил четыре раза. Я повернулся и увидел, по крайней мере, трех женщин, одетых во все черное и которые носили простое жемчужное ожерелье, которое стоило года моего жалования. Потом я услышал стук каблучков по мраморному полу.

Вместо ожидаемого дворецкого или горничной дверь мне открыла женщина, одетая во все оранжевое. Ее длинные черные волосы были перекинуты на плечо и перевязаны лентой. На шее у нее было ожерелье из изумрудов, а в руке был "Таймс", открытая на странице финансовых объявлений. В другой руке, на которой все пальцы были целы, она держала большой стакан с апельсиновым соком. Она тщательно закрыла полированную решетку и холодно посмотрела на меня. На указательном пальце у нее было кольцо с изумрудом того же стиля, что и ожерелье.

– Здравствуйте, – сказал я.

Ее взгляд спустился до моих ботинок. Она поднесла свой стакан к губам. Потом ее взгляд очень медленно стал подыматься. У нее были длинные тонкие пальцы настоящей аристократки.

Слава богу, мои ботинки были начищены. Еще немного и я стал бы вытирать их своим обшлагом.

– Кто вы такой? – спросила она с совершенным спокойствием.

Она подняла свой стакан и сделала еще глоток. Выпила не спеша. Этот жест заставил колыхнуться ее грудь. Под ее оранжевым платьем ничего не было надето.

– Я нахожусь в резиденции мистера Сааведра и Карвайал?

Ее глаза на мгновение повернулись в сторону бронзовой пластинки над моей головой. Они выражали полнейшее презрение.

– По всей вероятности, – сказала она.

Я почувствовал, что краснею, и протянул свою бляху. Она покачала головой.

– Ваше удостоверение личности, – сказала она.

Я вытащил свою карточку и она посмотрела на фотографию. Она сделала мне знак пройти. Идя следом за ней, я вдыхал смесь запахов хорошо вымытой кожи и дорогих духов, которые можно вдыхать только между 60 и 90 улицами Юго-Востока 5-ой и Лексингтон авеню.