Текст книги "Пальцы женщины"

Автор книги: Шепард Ривкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Нет, мисс, – ответил я.

Я взял ее руку, опертую о дверь и твердо оттолкнул ее, но она круто повернулась и умудрилась проскочить мимо меня и очутилась в холле: она немного шаталась. Пьяная или нет, но она полностью контролировала свои движения. Я даже почувствовал к ней уважение.

– Пойдите причешитесь, – сказала она. – На вас противно смотреть также, как и на ваше помещение.

Она посмотрела на мою раненую руку, которую я по-прежнему держал поднятой вверх, по глупости воображая, что боль таким образом уменьшится.

– Вы до сих пор не перевязали ее?

Края раны немного затянулись. Я сонным взглядом посмотрел на герцогиню. Она прошла впереди меня и стала шарить в ванной комнате, откуда принесла баночку с йодом, спарадрап и несколько бинтов.

Я протянул руку. Когда она щедро полила мою руку йодом, я сделал гримасу, но потом она наложила тампон и сделала перевязку.

– Благодарю, – проворчал я.

Я так и не двинулся с места из прихожей.

Она села и скрестила ноги. Я стал рассматривать их. Она проследила за моим взглядом и очень довольная провела рукой в перчатке по столу, показывая на покрывавшую ее пыль.

– Вы никогда не вытираете пыль?

– Время от времени приходит женщина и делает уборку, – объяснил я.

Я вошел в ванную комнату, причесался и вышел оттуда.

– Я не хочу немедленно выбрасывать вас наружу, – сказал я. Ведь вы перевязали мне руку.

Она сняла свою шляпу и перчатки и рассматривала фотографии, стоящие на полке камина.

– Ваша жена и дети?

– Моя сестра и племянники.

– Отлично, – сказала она, – по крайней мере не будет адильтера. А что если вы мне предложите кофе? Судя по вашему виду, мне необходимо протрезветь.

Она снова села, перекинула ногу за ногу и стала болтать ногой. Ее туфля соскочила с ноги и осталась висеть на кончиках пальцев. Я посмотрел на нее. Это придавало ей достаточно вызывающий вид и она это знала.

– Хотелось бы знать, дошло ли дело до ее пальцев ног, – проговорила она. Я направлялся на кухню, но при этих словах замер на месте.

Я повернулся к ней. Она сняла обе свои туфли и подошла к проигрывателю. Среди пластинок она отыскала одну с арабской мелодией и поставила ее. Потом не шевеля ногами стала танцевать.

Ее бедра колыхались в такт музыке, руки волнообразно извивались. Ее глаза были закрыты сильно насиненными веками. Потом она широко раскрыла их и пристально посмотрела на меня.

– Как это так, разве дошло уже до пальцев ее ног?

– О! Я, кажется, что-то слышала.

Она снова закрыла глаза. Ее живот выполнял отличный танец. Она подошла ко мне.

– Почему вы не делаете со мной любовь, черт возьми?

– Я педераст, – ответил я.

Я вошел на кухню и поставил кипятить воду. Я стоял около нее в ожидании пока она закипит. Так будет вернее. Герцогиня продолжала танцевать. Время от времени, она проводила рукой по своей груди. Я просил бога помочь мне. Я принес две чашки кипящей воды и баночку сгущенного кофе.

– Мне отвратительно это, – сказала она прищурив глаза. – Я люблю свеже смолотый кофе.

– Не пейте его и сматывайтесь.

– Это вам никогда не надоедает, этот номер?

– А вам?

За все это время она не переставала танцевать.

– Я не понимаю, почему вы прохлаждаетесь тут у себя дома, нежничая со мной, вместо того, чтобы, чтобы отправиться на поиски этой несчастной женщины, – сказала она с закрытыми глазами.

Я посмотрел на часы. Они показывали десять часов тридцать минут.

– Знаете, это отличная идея! – проговорил я. Я вошел в ванную комнату, снял рубашку и стал бриться. У меня не было ни малейшего намерения отправиться на поиски людей, я просто хотел убедить герцогиню, что я отправляюсь на поиски бедной женщины. Она это поймет и отправится к себе. Она появилась в дверях и оперлась о косяк двери.

– Я обожаю смотреть, как мужчины бреются, – сказала она. – Это наполняет меня нежностью.

Она смотрела на меня до тех пор, пока я не кончил бриться. Я стряхнул бритву, вытер лицо, прошел мимо нее, чтобы достать чистую рубашку.

– Для чего это нужна, чистая рубашка? – спросила она.

– У меня свидание.

Она уже забыла о том, что мне нужно было найти исчезнувшую женщину. Она резко повернула ручку проигрывателя, так что чуть не вырвала его и швырнула мне в голову туфлю.

Я легко избегнул туфли, но не смог спасти ручку проигрывателя. Это будет мне стоить не меньше тридцати долларов, если механик меня не обворовывает. Я открыл сумочку герцогини. Она стала меня бить кулаками, но я так сильно толкнул ее к кушетке, что она упала на нее. Прежде, чем она успела снова встать на ноги, я взял три билета по десять долларов из массы скомканных билетов. Они были смешаны вместе со шпильками, которые я считал вышедшими из моды. В сумочке у нее лежал также тяжелый, золотой браслет и монеты, похожие на египетские. Там же лежала пара ножниц в форме лебедя: длинные лезвия служили клювом. Мне это показалось очень интересным.

Мои размышления были прерваны возмущенным возгласом:

– Что вы там роетесь, черт вас возьми?

Я приказал ей заткнуться и одеть свои туфли. Она повернулась, чтобы сесть и одела туфли. Потом сухим тоном потребовала, чтобы я сказал, что я делал в ее сумочке.

– Вы сломали ручку от моего аппарата, – ответил я. – И это было не случайно, значит вы должны оплатить это. Понятно.

"А было бы так приятно раздеться, – подумал я, – полежать в ванной и попросить ее растереть меня, потом лечь в постель вместе с герцогиней".

Когда ее муж начнет понимать, что происходит, так как опыты производились множество раз, и конечно будут еще много раз повторяться, учитывая темперамент герцогини и мою любовь к горизонтальному вальсу, у меня будет перед ним преимущество. Так как у меня уже будет соответствующее разрешение и у меня будет работа в детективном бюро.

Это было очень легко и приятно, но существует одно "но". Все это одни лишь мечты и у меня нет никакого дела на примете. Я даже не пытался сделать что-нибудь и я располагал лишь 79 долларами на моем текущем счету в банке. Я всегда питался вне дома и оплачивал дорогое помещение.

Я бросил ее перчатки в ее шляпу, отдал ей все и, вздыхая запах ее тела, вытолкал ее наружу, запер дверь и молча спустился с ней по лестнице.

Мой сосед по площадке внимательно посмотрел на нас, когда мы с ним встретились при выходе из дома. Я свирепо посмотрел на него и он отвел взгляд. Мы вышли на улицу. Это была приятная улица, окаймленная деревьями и спокойная ночью. Никто не бросался пустыми бутылками во фликов. Кроме того, никто не бросал пустые винные бутылки из окна, чтобы избавиться от труда, относить их на помойку или спускать их в мусоропровод. Это была очень хорошая улица, расположенная очень далеко от 103 улицы.

Я свистнул такси и влез в него.

– Она красива? – спросила герцогиня.

– Я утвердительно кивнул головой. Она держала дверцу такси.

– Я надеюсь, что вы проведете чудесный вечер, – произнесла она очень отчетливо, с отличной дикцией, которую услышишь на 203 улице, потом она хлопнула дверцей.

– Эта дама умеет хлопать дверью, – проговорил шофер такси с гримасой.

Я откинулся на сидение и закрыл лицо обеими руками на всякий случай, если в меня полетят осколки стекол после такого хлопка дверью.

– Да, это я знаю, – проворчал я.

– А куда мы едем, старина?

– На угол 76 и Мадисон.

– Но это в двух кварталах отсюда!

Я ответил ему, что это действительно так. Он стал жаловаться, что он тогда взял другого пассажира с более длинным путем. Я призвал его к молчанию, заметив ему, что раз он видел даму, способную с такой силой хлопать дверью, он должен был понять, что мне необходимо было убежать от нее. Он успокоился и довез меня туда, куда я его просил. Я вышел из машины, расплатился с ним и отправился пешком в обратный путь.

Я шел медленно. Ее нигде не было видно. Ничего кругом не было видно, кроме мусора. Я поднялся к себе в квартиру и сделал себе двойной скотч. Потом бросился на кровать. Неожиданно усталость и дремота полностью овладели мной. Я снял ботинки, поставил будильник, растянулся на постели и заснул. Я спал, как сурок, пока на следующее утро меня не разбудил звон будильника.

14

Бог был добрым, под моим стеклом не было бумажки со штрафом.

Я отправился к Центральной школе и приехал туда на полчаса раньше. Я повернул кнопку микрофона и он показал отличное звучание. Я был очень доволен. У меня был клиент. Сидя в последнем ряду стульев, он курил сигарету.

Двухстворчатая дверь в глубине открылась и вошли три медика. Они открыли поток входящих. Через двадцать минут половина аудитории была полна. Темп приходящих снизился. Когда он совсем остановился, я встал и включил микрофон.

– Господа, начал я. – Меня зовут Санчес. Я инспектор первого класса. Мне поручено заняться одним человеком-убийцей. Это может быть случайным убийством, а может быть делом нарочитым изуродованием. Я еще не знаю точно, что это такое.

Теперь они все внимательно меня слушали.

– Три дня тому назад, главный комиссар открыл маленькую коробочку, которую он получил по почте. Он нашел в ней палец женщины. Указательный палец. Больше ничего. На следующий день, вторая коробочка. Эта содержала безымянный палец с обручальным кольцом. Мы думаем...

– И это для того вы и заставили нас тащиться сюда?

Высокий человек со своего места поднялся. Он почти дрожал от ярости.

– Сэр, – начал я, – мы...

– Я приехал из Нью-Йорка, потому что думал, что это необходимо. У меня была назначена серьезная операция на сегодняшнее утро. Я думал, что у вас к нам есть серьезные вопросы!

– Сэр.

– И что я вижу? Вы позволили себя поймать на шутку какого-то мерзавца. – Он проложил себе дорогу, дошел до угла, потом подошел к кафедре, вынул из кармана кусок бумаги, нацарапал на ней несколько строчек и бросил ее на кафедру. – Вот мой счет, – сказал он. – И очень прошу, оплатить это мне ранее четырех месяцев.

Я нагнулся, чтобы взять бумаги и вежливо ответил:

– Я очень огорчен, что вы это так принимаете, сэр. Я прослежу, чтобы ваш счет был оплачен своевременно.

Какая глупейшая выдумка!

Он вышел твердым шагом. Я молча следил за ним. Многие другие последовали его примеру, положили свои счета на кафедру. Я подобрал их.

Другие были расположены остаться. Я продолжил свой рассказ. Он был короток. Я пояснил, что мы рассчитываем на то, что женщина эта еще жива. Я закончил все в четыре минуты. Я просил всех в случае, если кто-нибудь из них будет иметь возможность общения с медиком и женщиной, способными объяснить татуировку и последовательную ампутацию позвонить по телефону мне. Я повернулся и на доске написал свой номер телефона.

– У кого-нибудь есть ко мне вопросы?

Нет, вопросов ко мне не было. Большинство из оставшихся в зале не утруждали себя предъявлением счета и уходили. Я выключил микрофон, потом направился к распределительному щиту и выключил все лампочки в аудитории. Я сел за письменный стол, на котором горела настольная лампа и стал перелистывать листки счетов. Их было около пятидесяти.

В глубине темной аудитории раздался голос:

– У меня есть к вам вопрос, старина.

Я не поднял даже головы. Ханрахан.

– Да, сэр.

– А каким образом вы расплатитесь со всеми этими счетами?

Эта мысль меня ужаснула. По всей вероятности, это все останется на моих плечах.

– Государство оплатит, – сказал я.

– А оно разве имеет разве малейшее влияние на "Феср Национал Труст?"

Это был мой банк. Я ничего не ответил.

– Если вы не хотите ответить на этот вопрос, – продолжал Ханрахан, у меня есть к вам этот лист от моего имени. И вы тут заявили, что имели мое разрешение на использование аудитории. Это было не глупо. И совсем не умно, но я очень доволен. Вы при последнем издыхании, не правда ли?

Я не возражал.

– Я хотел вас только поблагодарить. Мне нужен этот лист с вашим заявлением и подписью, и заявление от конторы, заявляющие, что вы солгали, заявляя, что я уполномочил вас на использование аудитории. Ведь это так?

– Я сделал бы то же самое на вашем месте.

– Да, – сказал Ханрахан. – Это составит отличную переписку к вашему досье. Может быть, я даже заставлю вставить его в рамочку, чтобы украсить стены моего кабинета. Людям, которые придут ко мне, я буду говорить:

– Хотите посмотреть на отличный экземпляр того, как человек может сам себе свернуть голову? Тогда посмотрите на картину.

Он вздохнул и встал. Потом слегка зевая направился к выходу.

Я смотрел, как он выходил. Дверь с тяжелыми полотнами захлопнулась за ним.

Если они думали, что в зале находилось триста человек, то мне еще не на что было жаловаться, у меня было на руках только пятьдесят счетов. Большинство медиков оказались бескорыстными, но некоторые хотели получить все свои деньги.

Большинство предъявленных счетов касались оплаты такси или поезда. Тот врач, который выразил свой протест, не постеснялся запросить 80 долларов за расход по транспорту. Он заявил, что потерял четыре часа времени, в течение которых мог заниматься своей клиентурой по 35 долларов в час.

Может быть, я что-нибудь и выиграл бы подав в суд на столь чрезмерную претензию. Но самым простым, было заплатить самому. Но этот выход также и не был простым, так как если бы банк и располагал большим количеством денег, то очень малое количество из них принадлежало мне. Если подсчитать все мои ресурсы, то я располагал тремястами семьюдесятью четырьмя долларами.

Бывают моменты, когда мне не следовало выходить без уздечки.

15

В четверть двенадцатого позвонил телефон. Это был Ханрахан.

– Да, сэр, – сказал я.

– Главный администратор подал жалобу комиссару, – сказал он.

Он издавал какие-то звуки, похожие на то, какие издает лошадь жующая сено. Через секунду я уже понял, что это он кусает свою сигару.

– Да, сэр.

– И у нас есть еще одна жалоба.

– Да, сэр. Я поставил свою машину в неположенном месте.

Я все равно ничего не выиграл, показывая себя почтительным.

– Вы сделали, что?

Нет никакого смысла шутить с людьми, которые не понимают шуток. Я постарался смолчать и ничего не ответил. Ханрахан так любит сообщать мне плохие новости, что это подавляло в нем все остальные чувства.

– Вторая жалоба исходит от инспектора Ханрахана. Он предупредил главного комиссара, что вы то тут, то там сделали фальшивые заявления. Теперь догадайтесь, что он ответил.

– Я доставлю вам удовольствие сообщить мне об этом.

– Вы должны выяснить все это дело в течение тридцати шести часов. В противном случае, берегитесь!

Я не знал, какого ответа от меня требовали и предпочел промолчать.

– И держите меня в курсе дела по телефону. Вы даже можете вызывать меня по PSV. Я буду счастлив заплатить за это. Я жду от вас новостей, инспектор.

Он повесил трубку.

Я повесил трубку в свою очередь. Прощай хорошая жизнь. Прощай полиция Нью-Йорка. Прощай мое жалование и небольшая, хорошая пенсия. Прощайте мои путешествия в Порт-Рика и отличные обеды в хороших ресторанах.

Я пил кофе чашку за чашкой. Я не мог себя заставить выйти, чтобы купить газету.

Я влил себе двойного скотча в кипящий чай. Я поднес это пойло к губам и тут мне пришла в голову мысль, что пока я буду спать, может быть зазвонит телефон. У меня будет мутная голова и я рискую не все понять. Я вылил содержимое чашки в умывальник и налил себе немного молока. Я сделал глоток, поставил чашку около телефона и ненадолго растянулся на кушетке, прежде, чем раздеться и лечь в постель. Я погрузился в дремоту, как тяжелый камень на дно болота.

Телефонный звонок быстро вывел меня из этого состояния.

– Инспектор Санчес? – Голос был слабым и, казалось, исходил издалека. – Я один из врачей, которые сегодня утром были в Центральной школе.

– Да, я слушаю.

– Вы можете позвать мне к телефону инспектора Санчеса, пожалуйста.

– Он сам у телефона.

– Вы можете меня соединить с инспектором?

Я с трудом сдержал свое нетерпение.

– Я думаю, что соединение...

– Вы не можете говорить яснее, прошу вас?

– Я полагаю, что соединение очень плохое, – ответил я. – Если вы мне дадите свой номер телефона...

Все звуки прекратились. Я внимательно посмотрел на трубку, которую держал в руке. Я посмотрел на часы. Один час дня. Некоторое время я ругался. Испанский язык вне всякого сомнения лучший для этого язык. Там очень много этих "р". Я знал очень много отвратительных слов. Я упражнялся таким образом в течение одиннадцати секунд. Телефон снова зазвонил.

Я с такой быстротой поднял трубку, что опрокинул чашку с молоком, которое разлилось на мои брюки. Но наплевать. Это был тот же голос.

– Инспектор Санчес?

– Да.

– Я пытался некоторое время тому назад соединиться с вами, но была очень плохая слышимость. Мое имя Морисон. Я один из врачей, с которыми вы говорили сегодня утром.

– Да, доктор?

– Я думал над тем, что вы говорили... Я... ну вы ведь не думаете, что я зря отнимаю у вас время?

– Нет. Нет. Я вас слушаю.

Я старался говорить спокойным, твердым голосом. Очень хороший способ, чтобы успокоить нервных врачей.

– Хорошо. Вы знаете, эти обрывки сведений могут оказаться полезными.

– Да, доктор?

– Но не слишком, конечно. Я хочу сказать, что это случайность. Но если я ошибаюсь, то буду очень огорчен, что заставил вас потерять ваше время.

Этот человек тихонько трепался по аппарату. Может быть, это пескарь, а может быть и большая рыба. Невозможно убедиться в этом, пока я не увижу его. Но если я слишком сильно нажму на него, я рискую потерять его. И даже, если у меня было огромное желание стукнуть его телефонным аппаратом, я должен сдержать себя и любезничать с ним.

Я что-то пробормотал.

– Вы понимаете, это довольно сложно. И кстати. Да, одну секунду мисс! Простите меня, я обслуживаю неотложные случаи и санитарная карета только-что подъехала. Я работаю здесь анестезистом.

– Я приеду в госпиталь.

– Если вы не считаете, что это потеря времени. Видите ли, я знаю одного врача и одну врачиху, которые могли бы сообщить кое-что по тому поводу, о котором мы говорили. Но я знаю, что вам звонит бесчисленное количество людей. Итак...

– Я сейчас же приеду.

– Ну что ж, если вас это не затруднит слишком...

– Совсем напротив. Это моя работа.

– Очень хорошо. Тогда, до скорого свидания.

– Подождите! Какой госпиталь?

Но он уже повесил трубку.

Я несколько раз глубоко вздохнул. Я стал усиленно размышлять. Я откинул все неприятное. Я думал о том, что бог и жизнь должны мне были дать малейшую удачу. Я заслужил все, что получилось. Я вел жизнь рыбака. Я спал с женщинами, которые были замужем. Я отправлял их домой в такси. И я не был привязан ни к одной более года. Я был...

Позвонил телефон. Я стремительно бросился к телефону и снял трубку.

– Да?

– Алло, инспектор Санчес? Я думаю, что я кажется забыл сказать вам название госпиталя. Это – "Генеральный Грир". В Форест Хилс.

Я ответил, что знаю, где это находится и повесил трубку.

Потом я спустился и сел в свою машину. Сирену я включил и она оставалась включенной всю дорогу. Мое нетерпение было слишком большим.

16

Я поставил машину в парк госпиталя и направился к красной неоновой вывеске, заявляющей: "Скорая помощь". Я поднялся по ступенькам и толкнул тяжелую дверь, поцарапанную носилками, которые стояли вдоль стен. Я спросил у больничной служащей, сидящей за письменным столом позади двери, где находится доктор Морисон.

Ее лицо застыло.

– Он находится в операционном зале.

Судя по выражению ее лица, у нее было собственное мнение на этот счет, которое она не считала нужным обнародовать.

Я сел.

– Он там надолго, – продолжала она. – Один из наших врачей приступил к неотложной операции.

– Доктор просил меня приехать.

– Ваша фамилия Санчес?

– Меня зовут Санчес, мистер Санчес.

– Бесполезно повышать голос! После всего!

Я почувствовал желание поспорить.

– После чего?

Я попал на ослицу.

– Если вы так себя ведете, то вам лучше покинуть госпиталь.

Ей было лет пятьдесят и у нее не было обручального кольца. Я собирался сказать ей, что буду жаловаться на ее грубость, но во время спохватился. Если я начну заниматься исправлением всех плохо воспитанных людей Нью-Йорка, я не продвинусь в своем расследовании. Я вынул удостоверение.

Она приняла его с недоверием.

– Почему вы сразу не сказали мне, что вы из полиции, что вы сыщик?

– Для вас это неважно.

Она хотела со мной поспорить на эту тему, но я остановил ее. Я сказал ей, что у меня очень срочное дело и что я не могу дожидаться конца операции. Она сказала мне подняться на пятнадцатый этаж, в котором находится блок операционных. Когда я добрался, то убедился, что она предупредила тамошнюю служащую о моем появлении. Эта последняя молчаливая и серьезная, помогла мне надеть зеленую стерильную блузу и марлевую маску. Она пояснила мне, что он сидит у изголовья пациента на высоком стуле и на ушах у него стетоскоп. На случай, если вокруг стола будет много врачей, так как дело шло об очень серьезной операции, я должен отыскать человека, находящегося у стола с инструментами или столба.

Я вошел. Я не увидел ничего похожего на столб. Мне казалось достаточно нелепым располагать столб в операционном зале, но им было виднее. Я увидел высокого человека, сидящего у изголовья больного на стуле с очень высокой спинкой. Рядом с ним торчал небольшой металлический столбик с поперечным бруском. На одном конце бруска был прикреплен мешок из пластика, наполненный светлой жидкостью. Глюкоза, – подумал я, – из мешка к запястью пациента шла металлическая трубка.

Служащая вошла и нетерпеливо проговорила:

– Он там, около столба.

– Какого столба?

– Столба И.В.

– Что это означает?

– Для внутреннего вливания. Это находится там, где прикреплена бутылка с глюкозой.

Я подошел к столбику. Врач, сидевший у его основания, прижал свой стетоскоп к груди пациента. Я не хотел отвлекать его. Хирурги вполголоса отдавали распоряжения медицинским сестрам... различные инструменты или тампоны и прочее... больше не произносилось не слова... Хирург молча протягивал руку, а сестра также молча подавала ему то, что ему было нужно. Я понял, почему этот госпиталь пользовался хорошей репутацией. Врач наконец обнаружил мое присутствие. Он отнял один из наушников стетоскопа от уха и посмотрел на меня.

– Полиция, – сказал я. – Я подожду.

– Нет, не беспокойтесь. Я отлично слышу с одним открытым ухом и одним наушником стетоскопа. Во всяком случае, больной чувствует себя хорошо. Вы стерильны?

– Благодарению Бога, – ответил я: такого вопроса мне еще никогда не задавали.

Он вероятно слышал эту шутку много раз. Он вежливо улыбнулся.

– Хорошо. Я позвонил вам потому, что сомнения, которые у меня появились, как бы ничтожны они ни были, могут быть вам полезны. Но не слишком. Ничего нельзя сказать заранее. Вас вероятно часто беспокоят зря.

– Совершенно точно.

Я начинал думать, что раздражение, которое меня охватило во время разговора с врачом, имело основание.

– Возможно, что эта попытка обречена на неудачу, мистер Санчес.

– Я выясню это, доктор.

Я заметил высокую медицинскую сестру около операционного стола. Она подняла свои зеленые глаза и уставилась на меня. Холодным взглядом она осмотрела меня с головы до ног. Я ответил ей тем же. Потом он перешел на доктора Морисона, потом опять на меня, после чего она опустила свои темно-рыжие ресницы с таким видом, как будто хотела сказать: "Я знаю, что это ненормальный человек и все скоро убедятся в этом". Несколько ярко рыжих волос выбились из под ее повязки и она пальцем засунула их обратно. Этот жест заставил подняться ее правую грудь. Ее грудь имела самые соблазнительные формы и мой взгляд задержался на ней. Она это заметила и опустила глаза. Они очень блестели под ее маской.

Окровавленные резиновые перчатки хирурга, то погружались, то появлялись из раны. Я слегка отвернулся, чтобы не видеть этого. У меня не было никакого резона испытывать выдержку.

– Вот уже около четырех лет, – заявил доктор Морисон, – как я появился в "Генеральном Грине" и тут работал один врач по имени Чарльз Хенли с дипломом Говарда. Замечательный хирург. Вскоре после моего появления здесь, он открыл роскошный кабинет на Парк Авени. Он...

– Мисс!

Один из хирургов позвал замеченную мной сестру. Она должна была держать ему какой-то инструмент. Даже через грубую ткань ее зеленой блузы, я различал две окружности ее твердой, выпуклой груди. Только сильный и решительный человек мог овладеть этим крепким мускулистым телом и, может быть, мне это удалось бы, если бы я попробовал.

Я перенес мое внимание на врача.

– Хенли оперировал клиентов здесь, – продолжал Морисон. – В среде наших врачей находилась одна докторша. – Я стал слушать внимательней. Доктор Анна Лион. Педиатр и хирург. У нее была превосходная репутация в нашем районе. Когда Хенли появился здесь, ей было около тридцати трех лет. Не очень красивая, но не уродина, – понимаете сами. – Его взгляд не покидал больного. – Он нуждается в переливании крови. Простите меня. Мисс Форзич.

Теперь я знал ее имя.

– Доктор?

– Пожалуйста, сделайте переливание крови. Она быстро направилась к какому-то алькову и принесла оттуда пластиковый мешок, наполненный кровью. Она прикрепила его на другой стороне столба и открыла маленький краник в пластиковый трубке, которая проводила глюкозу в руку больного, который лежал неподвижно. Я видел, как кровь потекла в его вену.

– Пациент выпил пять стаканов в течение получаса в одном из баров на нашей стороне. Он влез в свой Рено и устроил гонки с одним Кадиллаком, чтобы первым попасть на перекресток. Но к счастью, у него превосходное сердце и два отличных легких.

– Ну так вот, для доктора Лион появление Хенли было равносильно удару грома. Весь госпиталь сплетничал об этом. Она всюду бегала за ним, как маленькая собачка. Когда он улыбался, она была в восторге, когда он хмурил брови, она заливалась слезами.

Мисс Форзич, как заколдованная стояла на одном месте.

– Этого достаточно, – сказал он.

Она адресовала ему неприязненный взгляд и отошла к хирургам.

– Вы только послушайте, как бьется его сердце!

Я послушал. И подумал, что этому парню очень повезло, что у него такое сердце и что именно эта бригада врачей занимается им в этом госпитале. Если бы этот несчастный случай произошел на другом перекрестке, его сердце каким бы оно ни было хорошим, вряд ли сумели бы спасти его. Его могли направить в госпиталь третьего ранга и он мог попасть в руки менее опытных хирургов.

– А потом, – продолжал Морисон, – Хенли купил яхту. Она стояла на якоре где-то в Конектикуте.

– Где это?

– Я полагаю, это в Райантоне. В восьмидесяти километрах отсюда. Он назвал свое судно "Веселый". – Он вздохнул. – Вы знаете, сколько стоит содержание судна, даже маленького? А похоже на то, что "Веселый" имеет длину шестнадцать метров.

Я покачал головой. Я не знал, сколько может стоить содержание судна, да и не хотел этого знать. Я начинаю интересоваться проблемами богатых только тогда, когда они начинают покупать героин и бывает очень редко, чтобы богатый наркоман имел неприятности. А почему они могли бы у него быть? Ему не надо красть, чтобы купить наркотики, а богатая женщина не нуждается в промысле. Я думал об этих вещах, пока доктор распространялся о судах. Он был из тех людей, которым нужно набрасывать на шею петлю, чтобы избежать их пространных рассуждений. Он продолжал говорить на тему о страшной дороговизне изделий из кожи, картин, на морской транспорт. Короче, Хенли приобрел судно и машину, он также нанял роскошное помещение около помещения "Объединенных Наций".

– Все это стоило очень дорого, – продолжал Морисон, – и я спрашивал себя, откуда он мог взять эти деньги. Потом я заметил, что он очень много оперировал пациентов, посланных доктором Лион. Огромное количество. Гораздо больше обычного. В таких случаях обычно делают операций, скажем шесть или семь раз в год, а он их делал десять или двенадцать. И все они были очень дорогостоящие операции. Поставкой их занималась доктор Лион. И все это производилось здесь, в этом зале.

Я начинал находить все это странным.

– И тут доктор Лион обнаружила, что у Хенли есть другая связь, возможно и не одна. Матери детей, которых он оперировал. Медицинская сестра, одна анестезистка. Об этом все очень много говорили. Доктор Лион потребовала от него объяснений. Произошла ужасная сцена. Она была немного пьяна и ударила его.

– Откуда вы это знаете?

– В нашем районе есть один клуб, он называется "У Бруно". Это место, в которое ходят, когда не хотят ездить в Манхеттен. Кто-то был свидетелем этой сцены, а госпиталь, это как большая семья. Невозможно иметь секреты. Два дня спустя, он отправился на своем судне в Карибское море. Кажется, он превосходный моряк.

Узел, завязанный на пакетах посылок!

Я спросил небрежным тоном:

– И это было концом их идиллии?

– Нет. Я очень боюсь, что нет. Месяц спустя после его отъезда, она вышла замуж за психиатра, с которым познакомилась здесь на вечере, данного в честь нового пополнения врачей. За доктора Фалконе.

Вот что совсем уже не вязалось с моей теорией.

– А потом?

– Этот брак по любви продолжался два месяца.

– Они развелись?

– Он неожиданно умер.

– Как так?

Он несколько секунд смотрел на меня, потом пожал плечами.

– Медицинское свидетельство о смерти гласило, что это произошло от закупорки сосудов.

– Кто подписал свидетельство?

Он некоторое время смотрел на часы, потом поднял глаза и ответил:

– Она.

– А было вскрытие?

– Нет. Не было никакого основания не верить ее словам. Ничего подозрительного.

– Но вы заподозрили ее?

– Да.

– Почему?

– Хенли как раз вернулся с Караибов.

– Она убила Фалконе, чтобы иметь возможность вернуться жить к Хенли?

– Может быть.

– Но почему бы им не развестись, как это делает любой цивилизованный человек?

– Фалконе был яркий католик. К тому же он любил ее. Я видел это совершенно ясно по выражению его лица. И кроме всего этого, он был еще к тому же страшно ревнив.

– Вы кажетесь очень в курсе всего этого капкана.

– Да, – ответил он. – Я ее очень любил до того времени, пока эти оба не познакомились с ней.

Глупые и скучные люди приобретают достоинство, когда их самих коснется трагедия. Неровность речи, которая вас раздражает и заставляет сжимать зубы, чтобы не сказать лишнего, сразу пропадает без всякого следа. У таких людей, как Морисон, это похоже на мертвые ветки, которые порыв ветра отрывает от дерева. Морисон в течение нескольких секунд стал для меня человеком, достойным уважения.

У меня не было времени, чтобы сделать маленькую паузу. Я спросил:

– Каким образом она убила его?

– Существуют многие возможности.

– Я могу потребовать вскрытия трупа на предмет расследования.

– Для чего? Чтобы найти арсеник? Она не глупа. Если она воспользовалась ядом, она выбрала такой, который не оставляет следов. Потом она могла дать ему сонный порошок, а потом пустить ему в вену пузырек воздуха. А сонный порошок, не мог вызвать смерть. А как найти пузырек воздуха?