Текст книги "Шесть записок о быстротечной жизни"

Автор книги: Шэнь Фу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Имя дочери лодочника было Су-юнь. Я усадил ее рядом с Юнь и скрепил с ней дружбу чаркой вина, ибо она показалась мне незаурядной девушкой. Мы не стали зажигать фонарь, подождали, чтоб вышла луна, и я, как всегда, затеял игру в штрафные чарки. Су-юнь с сияющими глазами долго слушала мои объяснения, а потом созналась:

– Во всяких застольных играх искушена, но об этой никогда не слыхала. Разъясните ее мне.

Юнь еще раз рассказала ей правила игры, прибегая к разнообразным сравнениям, но все было напрасно. Тогда я со смехом заметил:

– Может быть, наставница приостановит свои рассуждения! Я знаю одно сравнение, и Су-юнь сразу уразумеет, в чем суть игры.

– Что же это за сравнение? – спросила Юнь. Я сказал им так:

– Журавль хорошо танцует, но не может пахать, бык умеет пахать, но не танцует. Такова природа вещей. Ты, наставляя ее, хочешь невозможного, к чему же зря стараться?

Су-юнь толкнула меня в плечо и весело сказала: – Так вот как вы отзываетесь обо мне! Юнь сердито приказала:

– Раскрывайте рты, но не давайте волю рукам. Тот, кто нарушит это правило, наказывается большой чаркой.

Су-юнь была молодцом, она нацедила полную чашку вина и выпила до последней капли. Я сказал Юнь:

– Можно пускать в ход руки, чтоб приласкать, но не разрешается бить.

Юнь, смеясь, толкнула Су-юнь ко мне на грудь и сказала:

– Господин может ласкать ее сколько угодно. Я возразил:

– До чего ты непонятлива. Удовольствие от ласки в ненамеренности, только неотесанная деревенщина может грубо тискать женщину.

Аромат жасмина, приколотого к волосам женщин, смешался с запахом вина, пудры и масла для волос и резко бил в нос. Я в шутку заметил:

– О, это простонародье! От него вонью за версту разит. Просто невмоготу.

Су-юнь, не сдержавшись, бросилась на меня с кулаками:

– Это от чьей же вони вам сделалось дурно? Юнь тут же вынесла приговор:

Она нарушила правило и наказывается двумя большими чашками!

Но он оскорбил меня, почему же я не могу поколотить его? – возразила Су-юнь.

Юнь разъяснила:

– Он сказал: «О, это простонародье». Я выбраню его за шутку и разъясню тебе, почему он так сказал.

Су-юнь пришлось выпить еще две чашки вина. Юнь пересказала ей нашу беседу о жасмине.

– Ладно, – согласилась Су-юнь. – Наказывайте меня.

И она выпила третью чашку.

– Говорят, что ты хорошо поешь. Может, споешь что-нибудь? – предложила Юнь.

И Су-юнь запела, отбивая по тарелочке ритм заколкой из слоновой кости. Юнь пришла в восхищение. Она весело пила вино, не заботясь, что пьянеет. Потом она села в паланкин и отправилась домой. Я еще поболтал с Су-юнь и домой воротился при свете луны.

В тот год мы жили в доме моего друга, Лу Бань-фана, в Сяошуанлоу. Через несколько дней супруга господина Лу от кого-то прослышала об этой истории. Она тайком сказала Юнь:

– Вы знаете, несколько дней назад ваш муж пьянствовал с двумя певичками у моста Десяти тысяч лет.

– Да, верно, – ответила Юнь.– Одна из певичек – я.

И она рассказала историю своего путешествия. Супруга господина Лу долго смеялась и ушла от Юнь успокоенная.

В седьмую луну года цзя-инь[63]63
  1794 г.


[Закрыть] при правлении государя Цянь-луна я возвратился домой из Восточного Гуандуна; со мной был двоюродный брат Сюй Сю-фын, который привез из тех мест наложницу. Сю-фын всем расписывал ее красоту и даже пригласил Юнь поглядеть на нее. На другой день Юнь сказала Сю-фыну:

– Красива-то красива, но никакого обаяния. Сю-фын возразил:

– Что ж, когда твой муж возьмет наложницу, она должна быть и красива, и обаятельна?

– Конечно, – ответила Юнь.

С этого момента она вбила себе в голову мысль о наложнице, и только недостаток в средствах останавливал ее.

В те времена в Чжэцзяне пользовалась известностью одна певица, по имени Вэнь Лэн-сян, жила она тогда в Сучжоу. Лэн-сян сочинила четыре поэмы под названием «Летит ивовый пух», списки стихов ходили по городу, и многие любители поэзии пытались подражать им. Мой друг Чжан Сянь-хань, из Уцзяна, был старинным приятелем Лэн-сян, как-то он принес мне ее поэму и попросил что-нибудь написать в ответ. Я решил показать свое искусство и в ответ написал стихи. Были там такие строки:

 
Коснулась меня весенняя грусть
и заворожила.
Еще крепче разлуки нити
опутали меня.
 

Они особенно нравились Юнь.

На следующий год осенью, как раз на пятый день восьмой луны, моя матушка собралась вместе с Юнь посетить Тигровый холм. В тот день нежданно-негаданно пришел Чжан Сянь-хань и сказал мне:

– Я ведь тоже отправляюсь на Тигровый холм. Приглашаю вас в одну компанию в качестве третьего избранника[64]64
  Так называли третьего по счету кандидата, получившего степень на экзаменах.


[Закрыть].

Я попросил матушку ехать первой, условившись встретиться с ней у Баньтана, что подле Тигрового холма. Мой друг потащил меня на лодку к Лэн-сян. Я увидел женщину уже в возрасте. При ней находилась ее юная дочь, по имени Хань-юань, как говорится, «еще невзрезанная тыковка», для нее еще не настал седьмой день седьмой луны[65]65
  День свадьбы.


[Закрыть]. Она казалась одинокой яшмой, поистине про нее была строка: «В прозрачной осенней воде отражается холод людской».

Поговорив с ней, я узнал, что Хань-юань умеет писать и читать. У нее была сестра Вэнь-юань, совсем дитя.

В те времена мне была чужда всякая мысль о певичках, я сознавал, что бедному ученому нечего делать в их обществе. И на этот раз сердце мое билось от волнения, но, сделав над собой усилие, я включился в разговор.

Я тихонько шепнул Сянь-ханю:

– Я ведь бедный человек, а ты, видно, собираешься разыграть меня?

Сянь-хань рассмеялся:

–Да нет. Просто один человек пригласил меня и Хань-юань отобедать. Но случилось так, что ему самому пришлось идти к какому-то важному господину.

Я замещаю его в качестве хозяина, а тебя пригласил вместо гостя. Так что не беспокойся! У меня полегчало на душе.

В Баньтане я нашел лодку матушки. Я попросил Хань-юань пойти к матушке и оказать ей знаки почтения. Юнь и Хань-юань встретились как старые друзья. Юнь взяла ее за руку и повела осматривать достопримечательности. Юнь особенно нравилось место под названием Тысяча цинов[66]66
  Цин – мера земли, равная 100 му.


[Закрыть] облаков, она долго восхищалась открывшимся видом. Поднявшись по реке, мы доплыли до Ефанбина, где стали на якорь и устроили веселую пирушку.

Перед тем как снова тронуться в путь, Юнь попросила меня:

– Может быть, ты составишь компанию господину Чжану, а Хань-юань будет путешествовать в моей лодке?

Я согласился. Лишь у Дунтинского моста я попрощался с Хань-юань и Чжан Сянь-ханем. Домой мы добрались только к третьей страже.

– Вот и нашла я, наконец, красавицу, полную обаяния, – сказала мне Юнь. – Я уже условилась с Хань-юань, что она завтра навестит нас, и мне следует приготовиться к этой встрече.

Я был удивлен:

У нас ведь не золотые хоромы, нам не на что содержать подобных девиц, мы и так во многом себе отказываем. Это бред безумного! К тому же мы оба так счастливы, зачем тебе кого-то подыскивать?

Она мне нравится, – с улыбкой сказала Юнь. – Отдай ее мне в услужение.

На следующий день в полдень пришла Хань-юань. Юнь радушно и ласково встретила ее, устроила небольшое угощение и игру в загадки – проигрывающий выпивал штрафную чашечку вина. До самого конца обеда о сговоре не было ни слова. Хань-юань ушла домой, и Юнь сказала мне:

– Я условилась с Хань-юань, что она приедет к нам на восемнадцатый день этой луны, и мы станем названными сестрами. Тебе бы следовало все приготовить для полагающегося жертвоприношения.

Затем, с улыбкой посмотрев на малахитовый браслет, что был у нее на руке, сказала:

– Если увидишь этот обруч на руке у Хань-юань, знай, что дело устроилось. Я намекнула ей о деле, но что из этого получится, не знаю.

Я решил во всем положиться на жену. Восемнадцатого дня шел проливной дождь. Тем не менее Хань-юань навестила нас. Она довольно долго пробыла в спальне Юнь, а потом обе женщины вышли, держась за руки. Хань-юань посмотрела на меня и застыдилась – малахитовый браслет был на ее руке. После того как курительные свечи были зажжены и союз заключен, мы решили продолжить пиршество. Но Хань-юань спешила на прогулку по озеру Шиху, она простилась с нами и уехала.

Юнь радостно сообщила мне:

– Вот и нашла я для господина красавицу, а как он собирается отблагодарить свою сваху?

Я попросил ее рассказать все подробно. Юнь рассказала:

– Я заговорила с ней издалека, боясь, что, может, у нее кто-то есть на примете. А когда поняла, что никого нет, то сказала: «Понимаешь ли ты смысл сегодняшней встречи?» Хань-юань мне ответила: «Я удостоилась высокой почести, как говорится, „полынь нашла опору в яшмовом дереве”. Однако моя матушка возлагает на меня большие надежды, и я не могу поступать по своей воле. Давайте подождем и узнаем, каковы ее намерения». Когда я надевала ей свой браслет, то опять сказала ей: «Яшма отличается твердостью, а смысл круга – постоянство. Прошу тебя принять браслет в знак нашего сговора». Хань-юань ответила, что все зависит от меня. Кажется, она согласна. Вся сложность, конечно, в ее матушке. Посмотрим, как обернется дело.

Я рассмеялся:

– Уж не собираешься ли ты сыграть в жизни пьесу «Любовь в благовонном окружении»[67]67
  «Любовь в благовонном окружении» («Лянь сян бань») – пьеса Ли Юя (1611—1679?), в ней рассказывается, как одна замужняя женщина, у которой была подруга-поэтесса, захотела, чтобы та жила под одним кровом с нею и ее мужем. Поэтесса вошла в ее семью, став второй женой.


[Закрыть]?

Юнь ответила:

– Да, да, собираюсь.

С того дня мы не говорили больше о Хань-юань. Вскоре она была просватана за одного влиятельного человека, и затея Юнь кончилась ничем. Узнав эту новость, Юнь едва не умерла от огорчения.

Тетрадь вторая
ПРИЯТНОЕ БЕЗДЕЛЬЕ

Помнится, ребенком я мог подолгу смотреть на солнце не мигая, мог отчетливо различать тончайшие линии и видеть самые мелкие предметы, подмечая их формы и узоры, я ощущал их неизъяснимую прелесть. Летом воздух звенит от комаров. Эти тучи комаров в моем воображении были кружащейся в воздухе стаей журавлей – сотней или даже тысячей самых настоящих журавлей. Задрав голову, я наблюдал за ними, пока не начинала ныть шея. Когда комары забивались ко мне под полог, я выпускал на них струйку дыма, заставляя пищать и кружиться в дымном воздухе, – они походили на белых птиц среди синих облаков, ведь и в самом деле журавли курлычат под облаками у края неба. Радости моей не было границ.

Иной раз, устроившись возле щербатой глинобитной стены или на террасе с цветочными горшками, а то и среди травы, я садился на корточки и замирал, внимательно вглядываясь в травы; тонкие стебельки становились для меня деревьями, букашки и муравьи – дикими зверями, земляные комья и камешки – горами, а ямки превращались в долины; и мой дух вольно странствовал среди них. Этот мир доставлял мне истинное счастье.

Однажды я увидел в траве двух яростно дерущихся насекомых; я был поглощен их борьбой и не заметил, как появилось какое-то жирное раздувающееся существо, вмиг обрушившее мои горы и вытоптавшее леса,– то была жаба. Одно движение языка – и она слизнула моих бойцов. От неожиданности я невольно вскрикнул. Потом, придя в себя, я поймал жабу, исхлестал ее прутом и выбросил в чужой двор. Вспоминая этот эпизод в зрелые годы, я понял, что схватка двух насекомых была борьбой за самку. Древняя пословица гласит: «Прелюбодеяние – на шаг от убийства». Не так ли и у насекомых?

В другой раз, когда я с жадностью наблюдал жизнь вокруг себя, ко мне в «гнездышко» (у нас, в Сучжоу, мужскую принадлежность называют «гнездо») забрался земляной червь. Все у меня распухло, и я не мог мочиться. Тогда поймали гусака – считалось, что его слюна губительна для насекомых. Гусь открыл клюв и уже был готов склевать червя, но служанка почему-то выпустила его из рук, и гусь, угрожающе вытянув шею, пошел прямо на меня. Я испугался и заревел. Так рассказывали эту историю, когда хотели посмеяться надо мной. Таковы первые впечатления моего детства.

Повзрослев, я до самозабвения полюбил цветы, особенно карликовые деревца в горшках. От Чжан Лань-по я узнал способы подрезания веток и выращивания коленец, постиг искусство сочетания цветов и расположения камней. За благоухание и скромное очарование среди цветов превыше всего ценится орхидея, но мне не удавалось достать действительно редкие и ценные, согласно каталогам, растения. Незадолго до смерти Чжан Лань-по подарил мне горшок с весенней орхидеей, ее лепестки походили на лотосовые, а сердечко было совершенно белым; цветоножка прикреплялась к стеблю точно горизонтально. Цветок был с широко раскрытой сердцевиной, изящество его подчеркивала простота стебля – поистине, моя орхидея отвечала самым строгим требованиям. Цветы и листья ее были на редкость пышны. Я лелеял ее, словно то была старинная яшма с высеченными драконами. Когда мне случалось отлучиться из дому, орхидею поливала Юнь. Но не прошло и двух лет, как она в один день увяла. Я вытащил корни и осмотрел – они не были повреждены, но стали белые, будто яшма. Я ничего не мог понять, решил, что такова, видно, моя судьба. Повздыхал и на этом успокоился. Уже позднее я вспомнил, как один человек просил у меня отводок, я же не позволил делить корень, должно быть, он убил мою орхидею, плеснув на нее крутым кипятком. С того дня я поклялся не выращивать орхидей.

После орхидеи предпочтение я отдавал азалии. Она лишена аромата, но ее цветы долго радуют глаз, к тому же азалии легко переносят обрезку. Юнь до того любила цветок и жалела, что не позволяла мне делать частую обрезку, так что мне ни разу не удалось вырастить из куста деревце. Кстати, я не смог это сделать и с другими горшочными цветами.

С наступлением осени я со страстью увлекался хризантемами, – цветком, что некогда «вырос у восточной ограды в саду»[68]68
  Намек на строку стихотворения Тао Юань-мина (365—427): «Хризантему сорвал под восточной оградой в саду, и мой взор в вышине встретил склоны Южной горы» (см.: Л. Эйдлин. Тао Юань-мин и его стихотворения. М., 1967, с. 287).


[Закрыть]. Я люблю срезанные хризантемы, расставленные в вазах, и не люблю их в горшках.

Нельзя сказать, чтобы я вообще не любил хризантем, растущих в горшках, но у моей семьи не было своего сада и я не мог их сам выращивать, а те хризантемы, что продают на базаре, были ординарны. Они мне не нравились.

Расставляя хризантемы в вазе, бери нечетное число цветов, причем только одного тона. Для хризантем более подходит ваза с широким просторным горлом, а не узким, ибо красиво, когда цветы располагаются свободно. Словно исполненные достоинства, цветы должны гордо возвышаться прямо из горловины вазы, они могут и раскинуться в разные стороны, будто в танце или полете, однако надо избегать впечатления, что цветы понатыканы в вазе как попало; между ними следует оставлять пространство, а сам букет хорошо дополнить бутонами. Листья букета не должны производить впечатление прихотливой случайности, равно как стебли не должны торчать вертикально. Пользуясь иглами для поддержки цветов, длинные непременно обрезай, дабы они не вылезали наружу. Нельзя цветы собирать в кучу, но нельзя и слишком разбрасывать их: искусство композиции как раз в том, чтобы цветы не лежали на горловине, а располагались в соответствии с четырьмя правилами пространства живописного свитка. Правило гласит: «Горловина вазы требует безупречной четкости в расположении стеблей».

На столике лучше выставлять не менее трех ваз. Однако помни, когда ваз много, глаз перестанет различать цветы – это похоже на цветочный прилавок на базаре. Подставки для ваз бери разной высоты, от трех-четырех цуней до четырех-пяти, но не более – таким образом достигается гармоничное сочетание ваз и создается целостность композиции. Если же поставить высокую вазу в центре, а две поменьше – по бокам, или же низкую вазу поставить перед высокой, или расположить их симметрично, то получится, как говорится в народе, «горсть золы на парче». Поставишь ли ты вазы на расстоянии или же близко друг к другу, отодвинешь назад или, напротив, подвинешь вперед – композиция удастся лишь в том случае, если ты владеешь секретами живописи.

Можно также расположить цветы в чаше или широком блюде, способ поддержки цветов в таком случае следующий: надо смешать деготь и смолу с корой вяза, посыпать эту смесь мукой, полить растительным маслом и подогревать на огне до тех пор, пока смесь не станет клейкой, – вот этим клеем обмажь шляпки гвоздиков и прикрепи их к бронзовой пластинке. Затем прогрей пластинку и положи ее на дно чаши или блюда. Когда она остынет, обвяжи проволокой букетики цветов и наколи цветы на гвоздики. Цветы должны располагаться по краям блюда, а не торчать из середины; важно также, чтобы стебли не собирались в кучу, а листья не теснили друг друга. После этого налей в чашу воды, добавь чистого песка, чтобы казалось, будто цветы растут из глубины чаши.

Собираясь поставить в вазу цветущую ветвь, прежде всего помни секрет ее срезки, ибо не стоит несколько раз ходить за одной веткой в сад, а если поручить кому-то срезать ветку, так ведь она также может оказаться негодной. Выбери ветку на дереве, но прежде чем срезать, поверни ее и осмотри, снова водвори на место и опять осмотри, дабы мысленно представить себе, как она будет выглядеть в вазе. Обрежь наиболее пышно цветущие побеги, а те, что высохли или имеют вид старых и причудливых, оставь – они-то и красивы. Подумай и о том, как поставить ветку в вазу: войдет ли она в горловину изломом или скрючиваясь, притом избегай, чтобы листья и цветы оказались сбоку или сзади ствола. Например, тебе попалась старая ветка, у которой ствол торчит почти вертикально. Если ее так и поставить в вазу, то ветви смешаются с цветами, цветы окажутся сбоку, а листья – позади ствола – считай, что композиция не удалась, ибо в ней потеряны и гармония, и очарование. Способ же подрезания ствола и придания ветви изогнутости таков: надпили половину ствола и вставь на место излома камешек или кусочек кирпича – прямая ветвь искривится. Если же опасаешься, что ветвь надломится, вбей в нее одну-две шпильки, чтобы получить твердый остов. Этим способом и лист клена, и ветвь бамбука, и даже трава и чертополох могут быть включены в композицию. К примеру, коленце молодого побега бамбука сочетается с ягодами краснотала, а несколько тонких травинок – с двумя веточками чертополоха; от такой композиции повеет особенным, пленительным очарованием.

Если задумаешь посадить в горшок цветущее деревце, пусть не смущает тебя ни ствол, растущий вкривь, ни листья, висящие сбоку, – пройдет год, и ветви, и листья сами поднимутся кверху. Кроме того, если ствол деревца сразу посадить прямо, то позднее будет трудно придать ему желаемый вид.

Что же до секретов выращивания карликового деревца в горшке и его обрезки, то выбирай только те экземпляры, чьи корни выходят наружу наподобие куриной лапы. Обрежь с обеих сторон корни так, чтобы стало их три, и после оставь один побег для роста. От одной ветки у карликового деревца должен отходить только один побег, всего же у него может быть семь-девять ветвей. Плохо, когда побег на ветке растет внутрь, наподобие сгиба в локте, или когда молодые веточки сидят на стволе точно наросты на ноге журавля. Чаще поворачивай горшок: если освещать растение только справа или слева, то, как говорится, и «грудь и спина будут голыми». Точно так же нельзя, чтобы веточки росли только спереди или сзади. Такие экземпляры карликовых деревьев называют «с двумя стволами» или «с тремя стволами» – у него от одного корня отходят два, а то и три ствола. Если корни не располагаются наподобие куриной лапы, а, напротив, идут прямо и походят на ствол, такое дерево не бери.

Для выращивания карликового деревца требуется лет тридцать, а то и сорок. Я знавал только одного человека, который за жизнь вырастил несколько деревьев. Это старый Вань, по прозванию Цай-чжан, он был моим земляком. Однажды в Янчжоу у одного купца мне довелось увидеть два карликовых деревца – самшит и кипарис, их подарил ему приятель из Юйшаня.

Увы! То были Две светлые жемчужины, отданные невежественным людям. Никогда в жизни я не встречал таких интересных экземпляров.

Не позволяй ветвям расти словно крыша пагоды и не давай им скрючиваться наподобие земляных червей, такое деревце испорчено, это не произведение искусства, а топорное ремесло.

Располагай камни и цветы так, чтобы малая композиция походила на картину, в большом же плане умей передать ритм. Замечу, что очарование пейзажа подобно прелести чая: душистая влага одарит тебя своим ароматом и ты словно погружаешься в него душой – это ощущение сродни радости, которую может дать творчество в уединении.

Однажды я выращивал нарциссы, и у меня не нашлось для композиции камней из Линби[69]69
  Линби – местность в провинции Аньхой.


[Закрыть], так я решил заменить их кусками древесного угля. Я взял бобовые ростки, пять-семь веточек разной длины (белизна их сродни снежно-белой яшме), и посадил их в песок, насыпанный на широкий глиняный поднос. Чтоб оттенить белое и черное, я дополнил композицию куском древесного угля. Получилось чрезвычайно интересно.

Трудно описать всевозможные варианты композиций, но стоит только начать составлять и занятие доставит тебе бесконечное наслаждение. Например, набери в рот семян аира благовонного и глотни немного холодного рисового отвара. Как хорошенько смочишь их, выплюнь на кусок древесного угля. Оставь уголь во влажном и темном месте, и через какое-то время семена прорастут. На любом блюде или плошке такой кусок угля создаст впечатление горы, поросшей мхом. Можно сделать и по-другому. Возьми уже подсохшее семечко лотоса, немного смочи его и помести в пустую яичную скорлупу. Затем вместе с другими обычными яйцами подложи под наседку. Когда цыплята вылупятся, вынь эту скорлупку из гнезда, достань из нее лотосовое семечко и посади его. Возьми землю, остатки ласточкина гнезда и почву из-под спаржи, коей должно быть не более двух десятых от общей доли. Эту землю с семенем помести в небольшой сосуд, залей свежей речной водой и выставь на солнце. Когда лотос зацветет, его венчик будет как раз с винную чашечку, а листья – не более пиалы – и сколь нежен будет вид у этого крошечного цветка, одиноко поднятого над листьями!

Разбивая сады с павильонами, башенками, галереями и летними домиками, создавая насыпные каменные горки или выращивая цветущие деревья, держись следующих правил: в большом умей видеть малое, в малом – большое, в нереальности – действительность, в действительности – вымысел. Стремишься ли ты передать в пейзаже впечатление уединения или, напротив, бескрайнего простора, секрет разбивки сада не в том, чтобы остроумно запутать дорожки, насыпать как можно больше камней и земли или истратить огромные средства. Здесь принципы иные.

Если на ровном ландшафте хочешь передать впечатление горы, насыпь земли и сделай горку, посреди нее положи камни, а между них рассади травы и цветы. Для изгороди подойдут живые ветви цветущей сливы мэйхуа, а у стены хорошо высадить ползучие лианы. Там, где большое и открытое пространство, лучше сажать быстрорастущий бамбук и сливу мэйхуа, ее тонкие ветви дополняют резкую стройность бамбука. Подобный прием зовется «в большом увидеть малое».

Когда двор мал и хочешь создать впечатление простора, то окружающая его стена не должна быть ровной, лучше, если у нее будут впадины и возвышения. Каменную ограду закрой ползучими лианами, а сверху положи на нее большой камень с надписью, как на стелах. Тогда из окна увидишь стену, вид которой пробудит в тебе ощущение бескрайности. Вот это и значит «в малом увидеть большое».

Для мест, бедных водой и с равнинным рельефом, следует применять способы крайне неожиданного перехода от одного вида к другому – равно как дверца, наподобие той, что ведет в отхожее место, вдруг откроет тебе выход в сад. Это значит «в нереальном увидеть действительность». Сотвори эту воображаемую садовую калитку, замаскируй мнимый вход в сад бамбуковыми деревьями и камнями – так слегка наметишь то, чего вообще-то и нет. Это и значит «в действительности увидеть вымысел».

Поставь низенькие перильца по верху стены, они воскресят иллюзию, будто за стеной – терраса для любования луной. Вот здесь сочетаешь и действительность, и вымысел.

Бедные ученые обычно живут в переполненном доме. Рекомендую им перенять способ, к которому прибегал один мой земляк – лодочник. Он остроумно расширил место на корме, устроив подобие многоярусных возвышений. Их он использовал как ложа. В одной маленькой каюте у него разместились три постели – между ними он поставил деревянные перегородки, обклеенные бумагой. Так благодаря описанному способу раздвинулись границы пространства. Когда я и моя жена жили в Янчжоу, мы применили этот же способ. Наш дом был небольшой, всего на две потолочные балки, но в нем разместились две спальни, кухня и небольшая гостиная, все комнаты были устроены по тому же принципу постепенного возвышения, и у нас даже оставалось немного свободного места. Юнь часто шутила:

– Хотя расположение комнат удачно, дому почему-то недостает впечатления богатства и роскоши.

Однажды я отправился обмести могилы предков и в горах подобрал несколько оригинальных камней с забавным рисунком. Возвратясь, я показал их Юнь, и она сказала:

– Я слыхала, что на камни из Сюаньчжоу наносили шпаклевку из масла и золы и клали на каменное белое блюдо, дабы выявить контраст цветов. Камни с нашей горы желтые, и хотя они имеют вид древних и просты по очертаниям, желтое и белое не контрастирует. Даже если вымазать их золой, пропитанной маслом, все равно будут выступать незакрашенные изломы. Не знаю, что нам с ними делать.

И далее Юнь предложила:

– Давай выберем острые камни, раздробим их и смешаем с золой – так замажем изломы, а когда камни обсохнут, может быть, они будут одного цвета.

Мы так и сделали. Потом взяли прямоугольное блюдо из исинской глины[70]70
  Исин – город в провинции Цзянсу недалеко от Сучжоу, славится керамикой красно-коричневого оттенка.


[Закрыть] и на нем соорудили гору, которая уступами сходила в низину с правой стороны. На тыльной стороне горы мы нанесли пересекающиеся квадратные линии в стиле мастера Ни Юнь-линя[71]71
  Ни Юнь-линь – художник-пейзажист (1593—1644).


[Закрыть], казалось, будто гора нависает над рекой. В одном углу блюда мы оставили пустое место, заполнили его доверху речным илом и посадили болотную ряску – растение с обильными мелкими листочками, а на самом камне высадили кустик повилики – получилось подобие пейзажа «сосны в горах». На все это потребовалось буквально несколько дней. Когда же наступила пора поздней осени, повилика (точно то была глициния, свисающая с каменной стены) разрослась, покрыла всю нашу гору и густо зацвела ярко-красными цветочками. Из самой глубины воды широко раскинулась ряска. Этот мир из красного и белого на миг пробуждал в нас ощущение, что мы на волшебной горе Пэнлай[72]72
  Согласно даосским легендам, в море будто бы плавают три священные горы: Пэнлай, Фанчжан и Инчжоу, на которых живут бессмертные.


[Закрыть]. Наш пейзаж мы поставили под стрехой крыши. Мы с Юнь подолгу обсуждали его детали: где у нас будет крытый павильон над водой, где поставим увитую зеленью беседку, где выберем место для стелы с надписью: «Здесь опадают цветы, и поток уносит лепестки». Мы обозначали место, где поставим дом, где будем ловить рыбу, спорили, откуда открывается лучший обзор. Мы словно поселились в этом мире из долин и холмов. Но однажды ночью на крыше подрались две кошки, видно, не поделили какой-то кусок, они свалились со стропил и угодили прямо на наше блюдо с пейзажем и, конечно, разбили его вдребезги. Я вздохнул и сказал:

– Видно, даже столь малым деянием мы вызвали зависть создателя.

При этом оба мы не могли сдержать слез.

Возжечь ароматные курения в комнате – одно из пленительных удовольствий праздного духа. Юнь предпочитала аромат палочек из алойного дерева, иногда она брала палочки из другого дерева, но обязательно душистого. Прежде чем возжечь их, она пропаривала палочки в котле, потом выкладывала их на проволочную медную сетку над очагом, примерно на расстоянии полчи от огня, и таким образом просушивала. От палочек исходил удивительно тонкий запах, и они не дымили. В обращении с ароматными палочками нет никаких запретов. А вот цитрус фошоу, «Рука Будды», нельзя подносить к носу выпившему человеку, иначе плод протухнет. Древесную тыкву – мугуа[73]73
  Мугуа – папайя, дынное дерево.


[Закрыть] следует обмывать водой во избежание плесени. Всех способов использования фошоу и мугуа невозможно описать, я много раз видел, как люди держали в руках и мугуа, и фошоу – и, судя по тому, как держали, было ясно, что они не постигли искусства пользования этими плодами.

В моем доме на столике всегда стояла ваза с цветами. Юнь как-то сказала мне:

Расставляя цветы в вазе, ты можешь передать впечатление ветра, солнечного дня, дождя и росы; ты умеешь постичь пленительную сущность цветка. Я слышала, что есть картины в стиле «цветы и бабочки», не мог бы ты создать подобный вид в натуре?

Я не знаю, как поставить насекомое на ножки, и потому вряд ли у меня выйдет что-нибудь путное, – сказал я ей.

Есть один прием, правда, боюсь, он покажется тебе предосудительным.

Я попросил рассказать.

– Ты ведь знаешь, что насекомые не меняют окраску после гибели, – начала она. – Можно выбрать подходящего богомола, бабочку или цикаду, проткнуть булавкой, и после, когда насекомое умрет, надо тонкой проволочкой привязать его за шейку к цветку или стебельку травы, установить ножки как требуется, будто оно сидит на стебле или спряталось в листьях. Насекомое будет выглядеть как живое.

Мне понравилось ее предложение. Многие из тех, кто видел мои композиции с насекомыми среди цветов, приходили в восторг. Вряд ли найдется другая женщина, которая проявила бы такое понимание в подобных вещах, как моя супруга.

Когда я жил с ней в Ишани у господина Хуа, его жена просила Юнь обучить двух ее девочек чтению. У них был открытый солнцу двор, так что летом стоял нестерпимый зной. Юнь научила хозяев делать на редкость изящные цветочные ширмы. Каждая ширма состояла из четырех створок. Юнь взяла две небольшие палки, примерно в четыре-пять цуней, и положила их параллельно, а поперек прибила четыре перекладины, каждая около одного чи. Затем по углам образовавшегося квадрата сделала небольшие круглые дырки, в которые воткнула бамбуковые шесты, у нее получилась шпалера высотой шесть-семь чи. На дно шпалеры она поставила горшок с цветным горошком, который вскоре поднялся и покрыл опору. Все устройство можно было легко передвинуть даже вдвоем. Ширмы можно расставлять в любом месте – перед окнами или Дверьми; своей зеленой тенью они полностью закрывают окно, заслоняя вас от солнца и пропуская дуновение ветерка. Подобные заграждения могут быть сделаны в любой форме в соответствии со временем года и предназначенным для них местом. Они и называются «подвижные цветочные ширмы». Для них лучше всего подходят ползучие и душистые цветы. Поистине такие ширмы хороши для всякого загородного дома.

Имя моего друга Лу Бань-фана – Чжан, прозвание Чунь-шань (Весенняя гора); он искусно писал сосны, кипарисы, сливу и хризантемы, владел каллиграфическим стилем лишу[74]74
  Лишу – древний иероглифический почерк, окончательно оформившийся во времена императора Цинь Ши-хуана (246—209 гг. до н. э.), тогда взамен запутанного почерка «малая чжуань» был введен почерк лишу. Лишу – письмо официальных бумаг.


[Закрыть] и был отменным резчиком печатей. Нам случилось жить в его доме в Сяошуанлоу около полутора лет. Дом был обращен фасадом на восток. Я занимал три комнаты. Как в дождливую, так и ясную погоду из комнат открывался изумительный вид. Кроме нас в доме жил слуга и пожилая женщина, при которой была еще молоденькая дочка. Слуга умел шить, а старуха – прясть. Юнь занялась вышиванием, а старик стал шить на продажу платье, так мы добывали себе пропитание.