Текст книги "Шесть записок о быстротечной жизни"

Автор книги: Шэнь Фу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Вторая глава книги названа «Приятное безделье». Праздное времяпрепровождение не подразумевает желания предаться удовольствиям жизни, само слово сянь значит еще и «отстраниться от службы», т. е. бросить служебную карьеру и заняться любимым делом. В то же время это слово предполагает и определенный душевный настрой, спокойную свободу и отсутствие честолюбивых стремлений.

Когда Шэнь Фу рассказывает о Сяошуанлоу, он фактически говорит об осуществлении в повседневной жизни традиционного идеала «праздности»: «В Сяошуанлоу мы строго блюли четыре запрета: не говорить о получении государственных должностей и продвижении по службе, не толковать о служебных делах и сплетнях, не обсуждать сочинения, поданные иа императорские экзамены, не играть в карты или кости... Мои друзья ценили в поведении непосредственность и простосердечие, скрытое очарование и изящество, несдержанность и порывистость без чванства, спокойствие и молчаливость».

Вторая глава книги – описание любимых занятий художника, именно непрофессиональных занятий – поэтому о живописи сказано вскользь. Это книга по декоративному камерному садоводству; в ней разбросаны интересные сведения о выращивании карликовых деревьев в горшках, сведения по декоративному садоводству и искусству составления букетов; рассказано, как и из чего можно составить цветочные композиции. Здесь же приведены интересные соображения художника о разбивке парков, им объяснены специальные термины декоративного садоводства, которые восходят к законам пространства китайской пейзажной живописи. Некоторые наставления Шэнь Фу отражают его эстетические принципы: «Выбери ветку на дереве, но прежде чем срезать, поверни ее и осмотри, снова водвори на место и опять осмотри, дабы мысленно представить себе, как она будет выглядеть в вазе. Обрежь наиболее пышно цветущие побеги, а те, что высохли или имеют вид старых и причудливых, оставь – они-то и красивы».

Шэнь Фу стремится в вещи передать сущность, передать в композиции ощущение свободного мгновения. Поэтому он против симметричной застылости форм, когда советует, как расставить вазы с цветами, против искусственной четкости композиции, когда говорит, что даже эффектная старая ветвь, поставленная в вазу вертикально, испортит замысел, ибо только ассиметрия может дать впечатление свободы от искусственности и передать ощущение природы.

Шэнь Фу пытался реализовать свои эстетические воззрения и в быту. Похоже, что ощущение индивидуальной значимости вещи, ее сущности, было главной особенностью восприятия Шэнь Фу. Он пишет, к примеру: «Я много раз видел, как люди держали в руках и мугуа, и фошоу, и судя по тому, как держали, было ясно, что они не постигли искусства пользования этими плодами».

Художественные воззрения Шэнь Фу проявляются в его стремлении эстетизировать быт. «Возжечь ароматные курения в жилой комнате,– пишет он,– одно из пленительных удовольствий праздного духа». Он думает о том, как смастерить подвижные цветочные ширмы, заслоняющие от палящего зноя солнца, как изысканно расставить посуду на подносе, как воссоздать на блюде пейзаж.

В плане идейного замысла автора вторая часть «Записок» повествует о попытках осуществления на практике некоторых художественных воззрений и перенесения их в быт.

Третья глава – «Скорбь утраты», пожалуй, самая интересная часть семейной хроники Шэнь Фу, ибо она приоткрывает читателю ту завесу принятой благопристойности и почитания, которой окутывала себя «большая семья». Это рассказ о трагическом периоде в жизни Шэнь Фу. Шэнь Фу теряет жену, сына, у него умирает отец – хронологически третья глава охватывает в основном зрелые годы жизни автора. Шэнь Фу сознает, что в невзгодах, обрушившихся на его семью, повинен не он. Так что же привело к разрушению счастливого начала жизни? Одна из причин – отсутствие средств. «Без денег нет счастья в семье»,– пишет он. Хотя Шэнь Фу родился в богатой семье, конфликт с родителями привел к тому, что он был изгнан из семьи и лишен средств. Ему приходится тайно бежать из дому. С этого момента начались скитания Шэнь Фу и Юнь. В результате всех бед болезнь Юнь обострилась, а в 1803 г. она умерла. Потом последовала смерть отца и смерть сына. Шэнь Фу потерял почти всех близких, дорогих ему людей. К нему пришло состояние опустошенности, уныния и скорби. Видимо, в этот период изменилось отношение Шэнь Фу к окружающему миру. Шэнь Фу только объективно констатирует в «Записках» то, что видит, не привнося в запись свою восторженную эмоциональность. Он будто пал духом. Его путешествие с Ши Чжо-таном в Западные районы Китая проникнуто настроением отрешенности. Он бегло описывает пейзаж, перечисляет достопримечательности города, но в его наблюдениях утрачены характерные черты и приметы объекта. Для себя он словно выполнил буддийскую заповедь «освобождения»: отказался от всей системы жизненных ценностей как от иллюзии, освободился от боли страдания, потому что уже не существовали на свете те, кого он любил. Но Шэнь Фу не обрел буддийского рая в душе, не нашел он его и в странствиях. Заключительная строка третьей главы: «Я опять в круговороте тревог и не знаю, когда наступит пора прозрения» – показывает, что для Шэнь Фу очевидна несостоятельность прежних упований, идеалов и надежд.

Четвертая глава книги – «Радость странствий». Жанр путешествий чрезвычайно популярен в китайской сюжетной прозе, а описания пейзажа – знаменитой горы, озера, холма или источника – частая тема в эссеистской литературе Китая. Шэнь Фу вел жизнь достаточно беспокойную и кочевую. В молодые годы он много разъезжает с отцом, потом странствует сам по торговым делам, сопровождает Ши Чжо-тана. Тридцать лет скитания по разным направлениям и дорогам – водным и сухопутным, дали ему массу впечатлений. Китай богат памятниками старины. Во времена Шэнь Фу сохранялись ныне утраченные творения больших мастеров – архитекторов, скульпторов, художников садового искусства. Шэнь Фу описал многие достопримечательности, посетил известные места. Но и здесь он самостоятелен, как в выборе объекта, так и в его оценке. Самые знаменитые достопримечательности Шэнь Фу, как правило, не описывает. Например, тематически к книге Шэнь Фу близко «Обширное обозрение прогулок по озеру Сиху» («Сиху ю гуан лу»), составленное в минское время Цянь Жу-чэном. В его книге упомянуты и описаны те же, что и у Шэнь Фу, места: «От Оборванного мостика прямо по западной дороге попадешь на середину озера, осмотришь по дороге Беседку посреди озера, Гору-сироту, Зал одаренных мужей, могилу Линь Бу, Беседку выпущенного журавля, Янтарный обрыв, Храм шаншу Юя, книжную палату „У горы”, Источник старца по прозванию Один из шести, а к северу будет мост Силиицяо». Про каждое из названных мест автор рассказывает подробно, откуда пошло название, что сказал о нем знаменитый поэт, к какому времени относится постройка. Это хороший путеводитель, живо рассказывающий историю и описывающий красоту места. Собственно, такова традиция описания и ассоциативная память китайца. Шэнь Фу эту традицию нарушает, он лишь упоминает знаменитые и известные славой места, часто высказывая к ним свое отрицательное отношение,– это Агатовый храм на Лиановом хребте, мост в Янчжоу, парк камней Шицзылинь. Прошло более ста пятидесяти лет, изменился облик городов, исчезли некоторые описанные Шэнь Фу сады и парки. Поэтому «Записки» Шэнь Фу представляют и определенный исторический интерес и ценны как свидетельства очевидца.

Художественный метод Шэнь Фу можно охарактеризовать как сочетание принятого традицией литературного канона с субъективным настроением. Специфичность его метода прежде всего обнаруживается в композиции книги. В бицзи сложились довольно однообразные приемы расположения материала – по временному принципу или тематическому признаку. В последнем случае сочинение состояло из отдельных озаглавленных рассказов. Шэнь Фу соединил эти две возможности. Его «Записки» – это четыре больших рассказа, в которых материал расположен во временной последовательности. Хотя тематически все четыре главы разные, они охватывают приблизительно один период жизни автора, отсюда и неизбежные повторы. Рассказ о семье, к примеру, переходит из одной главы книги в другую, причем ясно, что каждый раз, касаясь этой темы, он имеет в виду и то, что уже говорилось, и то, что будет сказано в дальнейшем.

На первый взгляд композиция книги Шэнь Фу может показаться читателю странной. В ней есть что-то от «записной книжки» или повседневных записей. Однако чувствуется, что автор следует какому-то определенному плану, а частый переход от одной темы к другой и некоторые повторения воспринимаются как характерная манера писателя. Манера эта соответствует его восприятию жизни. Ведь цель Шэнь Фу – выразить в книге свое ощущение жизни. Постоянное возвращение к основным темам, одним и тем же событиям и людям сделало книгу Шэнь Фу многогранной. Восприняв традицию, идущую от литературы бицзи, Шэнь Фу претворил ее как художник-живописец и философ.

Каждая глава «Записок» выделяется тематически и имеет особый эмоциональный настрой. Эта особенность подчеркивается в заголовках. Если перевести заглавия буквально, то они должны бы звучать так: «Записки о радостях брачных покоев», «Записки об удовольствии безделья», «Записки о печалях невзгод», «Записки о веселье странствий», «Записки о проведенном времени в области Чжуншань», «Записки о том, как воспитать в себе нравственный путь». Таким образом, можно выделить шесть слов, определяющих состояние человека: радость (лэ), удовольствие (цюй), печаль (чоу), веселье (куай), опыт (ли), путь (дао). Но почему все же книга Шэнь Фу – это «шесть записок», а не пять или, скажем, восемь? Нет ли в цифре «шесть» какого-то скрытого значения, которое разъяснило бы нам смысл книги и ее композицию? Если принять во внимание возможное влияние буддизма на Шэнь Фу, а следы буддизма обнаруживаются во многих рассуждениях автора, то оказывается, что цифра «шесть» вызывает определенные ассоциации.

Согласно теории познания буддизма, у человека шесть органов восприятия: глаза, уши, язык, нос, тело и разум, которые и есть соответственно источники шести ощущений: цвета, звука, запаха, вкуса, общих контактов с феноменальным миром и мысли. В этой системе взглядов познание предмета есть не что иное, как проекция органов чувств, и целиком зависит от органов чувств, а вся жизнь осознается как непрерывный поток, запечатлеваемая в памяти серия мгновений. Последняя мысль отражена и в заголовке книги – «Фушэн лю цзи», где слово фушэн значит «быстротечный поток жизни». Этот поток – жизнь – мы воспринимаем на уровне ощущений, которые могут дать шесть органов чувств. В книге Шэнь Фу должно было бы быть шесть глав, каждая из которых представляет нам разные стороны претворения человеческого опыта, шесть граней его – шесть аспектов жизни.

Действительно, каждая глава «Записок» открывается небольшим вступлением, рассказывающем о замысле автора. Вот ввод к первой тетради – «Счастье брачных покоев»: «Я родился зимой двадцать второго дня одиннадцатой луны года гуй-вэй при правлении государя Цяньлуна – то было время мира и благоденствия. Моя семья принадлежала к ученому сословию, жила в Сучжоу подле Цанланского павильона – поистине, небо ко мне благоволило. Су Ши однажды сказал: „Житейские дела словно сон весной, уходят бесследно”. Если не возьмусь за кисть и не опишу свою жизнь – содею грех пред вечным небом. „Книга песен” открывается „Встречей невесты”, потому я начну с истории о супругах, а об остальном расскажу после. Стыжусь, что в молодости бросил учение, нет у меня и малых познаний. Здесь я постараюсь правдиво и честно рассказать о своих настроениях и делах. Пытаться судить о блеске моего слога – все равно что пожелать увидеть ясное изображение в потускневшем зеркале». Ввод к третьей тетради – «Скорбь утраты»: «Откуда берутся невзгоды, выпадающие нам в жизни? Чаще всего они ниспосылаются в наказание, но в моем злосчастии повинен не я. Я был расположен к дружбе и свято чтил данное слово, но мое простосердечие и неумение сдерживать чувства обрекало меня на многие неприятности». Ввод к четвертой тетради – «Радость странствий»: «Я склонен обо всем судить сам, и мне в тягость повторять других. Подчас, говоря о поэзии и достоинствах живописного свитка, я отрину то, что для иных „жемчужина”, и приму творение, которое отвергли; так и с примечательными и известными славой местами, ибо они дороги настроением, коим их наделило сердце: бывает знаменито место, а не чувствуешь его красоты, а другое, безвестное, восхитит. Я напишу здесь о том, что сам повидал».

Думается, что «Записки» правомерно определить не только как художественное произведение, в определенной мере это философское сочинение со строгим разграничением тем и стройной композицией. По всей видимости, Шэнь Фу предполагал написать сочинение из шести глав, в которых намеревался высказать свое понимание жизни.

В автобиографической прозе основным стержнем, организующим материал, чаще всего бывает время, собственно, это совпадает и с задачей автора – показать события своей жизни за какой-то отрезок времени. Особенность книги Шэнь Фу в том, что события одного года в ней могут быть размещены в разных местах. Например, в 1790 г. Шэнь Фу оставляет службу и занимается делами в Сучжоу, об этом он пишет в четвертой тетради; а в третью часть попадает рассказ о размолвке Юнь со свекровью из-за наложницы для отца. Это событие того же года. О жизни в Сяошуанлоу Шэнь Фу упоминает во всех четырех частях книги, но основные рассказы об этом периоде помещены во вторую тетрадь (встречи с друзьями, «игра в экзамены», пикник у Южных ворот) и в первую (эпизод путешествия с Юнь по озеру Тайху и пирушка с участием Юнь и дочери лодочника). О поездке в Кантон Шэнь Фу повествует в первой и четвертой части – рассказы о наложнице Сю-фэна и любовном приключении самого Шэнь Фу, а ведь это тоже происшествие одного года. Также искусственно поделены другие эпизоды книги – о том, что Шэнь Фу едет к родственнику занимать деньги (1801 г.), рассказано в третьей тетради, а посещение им гор Юйшань на обратном пути попадает в четвертую тетрадь; о пребывании Юнь в Янчжоу рассказано в третьей главе, а о том, как Юнь устроила дом в Янчжоу,– во второй, события 1804 г.– смерть отца, окончательный разрыв с семьей – помещены в третью часть, а о поездке к Восточному морю рассказано в четвертой, хотя Шэнь Фу совершил ее в тот же год.

Встает вопрос, как писались «Записки». Если по главам, то тогда автору приходилось бы заранее распределять материал, где о чем рассказать, где поместить грустное воспоминание, где веселое; трудно представить; чтобы повторы и дробность материала в «Записках» были изначальными. Написать подобный текст было бы чрезвычайно трудно, если вообще возможно. Естественно поставить другой вопрос – что, если «Запискам» была придана их нынешняя «странная» композиция потом, после того, когда они уже были написаны в обычной манере бицзи – т. е. по годам, эпизод за эпизодом, в соответствии с тем, как эти события свершались в жизни Шэнь Фу.

Хронологически «Записки» охватывают события с 1763 по 1807 г. Каждая глава имеет следующие временные отрезки: первая – с 1763 по 1800 г.; вторая – с 1792 по 1800 г.; третья – с 1785 по 1805 г.; четвертая – с 1777 по 1807 г. Последнее упоминание времени в «Записках» – 1807 г. Шэнь Фу начал писать их, когда ему было сорок пять лет, т. е. в 1808 г. Неизвестно, сколько лет он писал книгу, неизвестен и год смерти писателя.

Распределение материала в «Записках», дублируемость эпизодов, повторы, наличие «висящих», как бы случайных эпизодов, дают возможность высказать предположение, что «Записки» создавались по крайней мере в два этапа. Вначале был написан основной текст, погодный перечень событий. Косвенным доказательством в пользу этого предположения может быть следующий факт. Начала трех глав (первой, второй и четвертой) посвящены детским и юношеским впечатлениям Шэнь Фу. Первый абзац из первой тетради цитировался выше. К нему легко могут быть подключены первые абзацы второй тетради и начальные эпизоды четвертой. Временные границы этих рассказов – 1763—1780 гг., до женитьбы на Юнь, в тот год Шэнь Фу исполнилось семнадцать лет.

Можно предположить далее, что на каком-то этапе работы, когда основная часть книги была уже написана, Шэнь Фу почувствовал дробность своего сочинения, слабую связь между эпизодами, отсутствие художественной цельности – это ведь характерный недостаток сочинений типа бицзи, где основной стержень организации материала – реальное, историческое время. И он решил изменить композицию книги, чтобы придать ей цельность, эстетическую завершенность. Он выделил главы, отобрал из написанного материал к каждой главе, дописал небольшие введения к каждой из них, придумал названия. Теперь он был не только литератором, он был художником, он «лепил» картину своей жизни, прожитой то счастливо, то горько. Последняя глава должна бы быть эпилогом, размышлением над смыслом прожитого.

Две последние главы – «Записки о проведенном времени в области Чжуншань» (путешествие на острова Рюкю) и «Как воспитать в себе нравственный путь» – считались утерянными. То, что в книге должно быть шесть глав, мы знаем из заголовка и оглавления. Но были ли эти две части написаны вообще? Ведь если исходить из расположения материала «Записок», распределения его по тетрадям, то мы наверняка могли бы что-то знать о том, что могло быть рассказано в пятой и шестой части, ведь Шэнь Фу непрестанно повторяется, и неизбежно какой-то материал из пятой и шестой части должен бы попасть в начальные главы. Но этого не случилось. В книге Шэнь Фу нет ни специальных философских размышлений, ни сведений о его путешествии на Рюкю. Может быть, логично предположить, что этих двух глав не было, может быть, Шэнь Фу не успел их написать, не сумел исполнить свой замысел целиком. И слово «шесть» в заголовке лишь намек на этот замысел? Пока что это только догадки, пока что все издания книги Шэнь Фу состоят из четырех частей. Эти четыре главы и представлены в настоящем переводе.

К. И. Голыгина

Тетрадь первая
СЧАСТЬЕ БРАЧНЫХ ПОКОЕВ

Я родился зимой двадцать второго дня одиннадцатой луны[1]1
  26 декабря.


[Закрыть] года гуй-вэй при правлении государя Цянь-луна – то было время мира и благоденствия. Моя семья принадлежала к ученому сословию, жила в Сучжоу[2]2
  Сучжоу – город в провинции Цзянсу к западу от Шанхая и к югу от Янцзы, знаменит своей красотой.


[Закрыть] подле Цанланского павильона, – поистине, небо ко мне благоволило. Су Ши[3]3
  Су Ши – китайский поэт (1036—1101), одно время служил правителем Ханчжоу и построил дамбу на озере Сиху.


[Закрыть] однажды сказал: «Житейские дела словно сон весной – уходят бесследно». Если не возьмусь за кисть и не опишу свою жизнь – содею грех пред вечным небом. «Книга песен» открывается «Встречей невесты»[4]4
  «Встреча невесты.» – первая песня «Шицзина» («Книги песен») – древнейшего свода китайской народной и ритуальной поэзии (XI—IX вв. до н. э.). Согласно древним толкованиям, в песне «Встреча невесты» выражается мечта о благонравной жене.


[Закрыть], потому я начну с истории о супругах, а об остальном расскажу после. Стыжусь, что в молодости бросил учение, нет у меня и малых познаний. Здесь я постараюсь правдиво и честно рассказать о своих настроениях и делах. Пытаться судить о блеске моего слова все равно что пожелать увидеть ясное изображение в потускневшем зеркале.

Еще в ранние годы я был объявлен женихом девицы из рода Юй из Цзиньша, но она умерла, имея всего восемь лет от роду. Я женился на дочери моего дяди с материнской стороны, урожденной Чэнь. Имя ее было Юнь[5]5
  Имя (мин) – собственное и официальное имя, которое дается родителями и которым подписываются; прозвание (цзы) – вежливое обращение, которое выбирается в годы отрочества или дается учителем, друзьями и которым пользуются, обращаясь к этому человеку. В Китае считается неприличным спросить имя – так обращались к слугам. Обычно спрашивают не имя, а осведомляются о «благородной фамилии» и «уважаемом прозвании».


[Закрыть], прозвание Су-чжэнь. С малых лет Юнь была понятлива и смышлена, еще будучи малым ребенком, она помнила наизусть всю «Песню о пипе» Бо Цзюй-и[6]6
  Бо Цзюй-и – знаменитый китайский поэт (772—846); пипа – щипковый музыкальный инструмент.


[Закрыть]. В четыре года Юнь потеряла отца, и в ее доме, где она жила с матерью, урожденной Цзинь, и младшим братом Кэ-чаном, остались только голые стены. Когда Юнь выросла и научилась рукоделию, она своим трудом добывала пропитание для всей семьи, платила учителю и за обучение, и за содержание брата. Как-то случилось ей в корзине с книгами найти «Песню о пипе», она стала разбирать иероглифы и мало-помалу научилась читать. Больше всего она любила эти строки:

 
С наступлением осени тени редеют,
Иней окропил хризантемы – цветы пышней.
 

Мне было тринадцать[7]7
  На самом деле автору было двенадцать лет. Китайцы исчисляют возраст со времени зачатия, а не рождения ребенка.


[Закрыть], когда матушка впервые привезла меня к своим родным. В тот раз я увидел Юнь. Мы были еще детьми, и нам не чинили препятствий видеться[8]8
  Правило общения, идущее с древности. Согласно сочинению Гэ Хуна «Бао Пу-цзы» (IV в.) «Свод обрядов» («Лицзи») предписывает, чтобы мужчины и женщины виделись не иаче как при посреднике – устроителе брака, не сидели вместе, не вели разговоров, не хранили вместе одежды, не брали ничего непосредственно из рук друг друга.


[Закрыть]. Я был пленен ее изяществом и восхищен ее талантами, но уже тогда предчувствовал, что судьба не будет к Юнь благосклонна. В тот раз я сказал матери:

– Если когда-либо вы будете выбирать для меня жену, то знайте, никого не возьму, кроме сестрицы Су.

Матушке пришлась по душе мягкость и покладистость Юнь, и она сняла с пальца золотое кольцо и дала его девушке в знак свадебного сговора – это случилось на шестнадцатый день седьмой луны года и-вэй[9]9
  1775 г.


[Закрыть] правления государя Цяньлуна[10]10
  Цяньлун – четвертый император маньчжурской династии Цин (1736—1796)


[Закрыть].

Юнь была всего на десять месяцев старше меня, но с малолетства мы привыкли звать друг друга «старшая сестрица» и «младший братец», я же чаще всего называл ее «сестрица Су».

Зимой того же года одна из моих двоюродных сестер выходила замуж, и я опять поехал сопровождать матушку в ее родительский дом. Гостей собралось много, все в нарядных платьях, только на Юнь был простой и неяркий наряд, правда, она была в новых туфельках. Я отметил, что вышивка па них выполнена со вкусом, и догадался, что это ее собственная работа. Таланты Юнь не исчерпывались умением читать и писать.

Ее фигура с поникшими плечами и длинной шеей была не лишена изящества, она выглядела худой, но не костлявой, у нее были изогнутые брови и красивые живые глаза, только передние зубы у Юнь несколько выдавались, что вроде бы не считалось знаком счастливой судьбы. Было в ее облике какое-то внутреннее обаяние, и, глядя на нее, на душе становилось отрадно и спокойно.

Однажды я выпросил у нее тетрадь со стихами, оказалось, все они не окончены: одна парная надпись и несколько стихов в три-четыре строчки. Я спросил, почему так мало стихов. Она улыбнулась:

– Нет у меня наставника, учителя-друга, он бы наверняка заставил дописать стихи.

В шутку я придумал название к ее стихам: «Прелестные строки из вышитого кошеля». Я не мог знать тогда, что в этом сокрыта причина ее недолгой жизни[11]11
  Напряженная работа вышивальщицы оказалась не по силам Юнь, и она рано умерла.


[Закрыть].

В ту ночь я провожал невесту в дом жениха. Дом был за городской стеной, воротился я уже после третьей стражи[12]12
  С наступлением сумерек в Китае на городских башнях отбивали начало каждой из пяти двухчасовых ночных страж (с семи часов вечера до пяти утра).


[Закрыть], в животе у меня было пусто, и я искал, что бы перехватить. Служанка предложила сушеных фиников, но мне не хотелось сладкого. Юнь потихоньку потянула меня за рукав и увела в свою комнату, она припрятала для меня чжоу[13]13
  Чжоу – рисовая кашица


[Закрыть] и немного овощей. С воодушевлением я взялся за палочки, но нежданно-негаданно старший брат Юнь, по имени Юй-хэн, позвал ее:

– Сестрица Су, иди сюда скорее.

Юнь торопливо прикрыла дверь и сказала: – Я устала, собираюсь лечь.

Между тем Юй-хэн уже протиснулся в дверь и вошел в комнату. Увидев меня, он расхохотался. Искоса поглядев на Юнь, он сказал ей:

– Когда я просил чжоу, ты сказала: «кончилась», а выходит припрятала для своего женишка.

Юнь смутилась и выбежала из комнаты. Все в доме, от мала до велика, долго потешались над нами. В наисквернейшем настроении я покинул дом вместе со слугой. После этого случая я не раз приезжал к Юнь, и всякий раз она убегала и пряталась, я понял: она боится, что надо мной опять будут смеяться.

В канун нашей свадьбы, то было двадцать второго дня[14]14
  26 февраля 1780 г. Шэнь Фу было тогда семнадцать лет.


[Закрыть] первой луны в год гэн-цзы правления государя Цяньлуна, я, наконец, увидал свою невесту, она была все такая же худенькая и тоненькая. Юнь приподняла головное покрывало, и мы улыбнулись друг другу. После церемонии обмена чашами[15]15
  Новобрачные обмениваются чашами, сделанными из тыквы, расколотой пополам.


[Закрыть] мы сели вместе за вечернюю трапезу, я потихоньку нашел под столом ее локоток – он был такой теплый, острый и нежный, что невольно сердце мое пылко затрепетало. Я предложил ей откушать, но она отказалась, сказав, что уже не один год соблюдает пост. Прикинув, с какой поры она постится, я догадался, что обет был принят во исцеление ее жениха от оспы. Я улыбнулся:

– Мое лицо давно сияет чистотой, может быть, с этого дня сестрица оставит свой обет?

Юнь улыбнулась мне одними глазами и кивнула в знак согласия.

На двадцать четвертое была назначена свадьба моей сестры. Поскольку тот день объявили днем траура и нельзя было пригласить музыкантов, мы устроили свадебное угощение в ночь на двадцать второе. Юнь все время была среди гостей. В спальне я затеял с подружками невесты игру в пальцы на штрафную чарку вина[16]16
  Застольная игра; суть ее в том, что двое играющих мгновенно раскрывают кулак и показывают пальцы. Выигрывает тот, кто верно назовет количество выставленных пальцев. Наиболее распространенная в Китае водка – шаосинская, ее называют еще «желтым вином» (хуан цзю). Изготовляется из риса, крепость около 15°, подается в чайниках, разливается теплой в маленькие чашечки. Виноградного вина в Китае тогда не было.


[Закрыть], я все время проигрывал, сильно захмелел и лег.

В тот день родственники и друзья съезжались к нам в дом непрерывно. Засветили лампы, и началось веселье. Двадцать четвертого после полуночи я проводил свою сестру домой, воротился поздно, около трех часов ночи. Свадебная церемония кончилась, свечи едва горели, люди угомонились. Я на цыпочках вошел в комнату: служанка прикорнула на кровати, а Юнь еще не ложилась. Низко опустив голову, она читала, и дух ее витал где-то в чужом краю. Подле нее серебром светилась высокая свеча. Я коснулся рукой ее плеча и сказал:

– Эти дни у сестрицы были тяжелые, к чему так напрягаться и выбиваться из сил?

Юнь быстро повернула ко мне голову и встала:

– И правда, я ведь собиралась лечь, да вот открыла эту книгу и невольно увлеклась, забыв об усталости. Сколько раз доводилось слышать о «Западном флигеле»[17]17
  Пьеса Ван Ши-фу (первая половина XIV в.) «Западный флигель, где Цуй Ин-ин ожидала луну».


[Закрыть], поистине это сочинение гения, вот только стиль суховат.

Я рассмеялся:

– Только у талантливого писателя стиль может быть суховат.

Я велел служанке уйти и прикрыть за собою дверь. А сам сел подле Юнь, и мы начали весело болтать, будто старые друзья, нечаянно встретившиеся после разлуки. В шутку я запустил ей за пазуху руку и почувствовал, как Юнь затрепетала. Я наклонился и шепнул ей на ухо:

– Отчего это у вас так стучит сердце, сестрица?

Юнь взглянула на меня и чуть улыбнулась, я почувствовал, что нить чувства связала нас и всколыхнула души.

Мы вошли под полог обнявшись, не ведая, что день уже настал.

Став женой, Юнь поначалу была до чрезвычайности молчалива, она никогда не гневалась, говорила всегда с улыбкой. Со старшими Юнь была почтительна, с теми, кто ниже ее по положению, ровна; преисполненная чинности, она ни в чем не допускала промаха. Едва в окне забрезжит свет, она подымалась, быстро накидывала платье, словно бы ее кто торопил. Однажды я шутливо заметил:

– Уж не боишься ли ты, что, застав нас в постели, люди будут смеяться, как в тот раз, когда я ел чжоу?

Юнь ответила:

– Однажды я припрятала для вас чжоу и тем дала повод для разговоров, но сейчас не насмешек страшусь, опасаюсь, что ваши родители подумают, будто невестка ленива.

Мне хотелось, чтоб утром подольше она повалялась в постели, но я восторгался нравственной твердостью Юнь, и подымался одновременно с ней. Однажды мы дотронулись друг до друга висками, и я почувствовал, как мы близки друг другу – словно предмет и тень, невозможно подобрать слова, которые выразили бы силу моего чувства и влечения.

Быстро проходят радости, в мгновение ока минул месяц. Мой отец тогда служил в управе в Куйцзи[18]18
  Куйцзи – крупный город в провинции Чжэцзян, расположен к востоку от Ханчжоу, в городе жили многие выдающиеся китайские ученые.


[Закрыть], он пристроил меня в ученики к господину Чжао Шэн-чжаю из Улиня[19]19
  Улинь – другое название Ханчжоу, главного городя провинции Чжэцзян.


[Закрыть]. Вскоре за мной прислали нарочного, и я уехал. Наставник был человеком строгим, поощрял к добру, и то, что нынче я умею держать кисть – его заслуга.

Для завершения свадебного обряда я ненадолго вернулся домой. Было условлено, что после я возвращусь к наставнику. Наступил день отъезда, и меня охватило волнение – боялся, что на виду у всех Юнь не выдержит и зальется слезами. Но, к моему удивлению, Юнь, напротив, утешала и подбадривала меня, она собрала мои вещи и только вечером я заметил, что она и внешне, и по состоянию духа совсем не такая, как обычно. При расставании она мне шепнула:

– Некому будет присматривать за тобой, береги себя.

Я сел в лодку[20]20
  Сучжоу и Ханчжоу расположены на Большом канале.


[Закрыть], и мы поплыли, то как раз была пора, когда слива и персик соперничали в пышности цветения. Я же был в отчаянии, словно потерявшая стаю птица, – и небо, и земля утратили для меня свою красоту. Не успел я прибыть к отцу, как он тотчас отправился по реке в восточные области.

Так прожил я три луны, мне же казалось, что минули годы. Я отправил Юнь два письма, но получил один ответ, наполовину состоявший из наставлений, заканчивалось письмо общими словами; в душе я был недоволен. Всякий раз, когда во дворе ветер шелестел в бамбуке или луна подымалась над бананом у окна, меня охватывали мысли о Юнь и я погружался в мир мечтаний.

Учитель догадался о моем состоянии и тотчас написал отцу, а затем дал мне задание из десяти тем и на время отослал домой – я был счастлив, как солдат пограничного гарнизона, отпущенный, наконец, на волю. Я нанял лодку, и четверть часа показались мне годом. Прибыв домой, я сперва зашел к матери справиться о ее здоровье, а потом уже к себе. Юнь поднялась мне навстречу, мы взяли друг друга за руки и не проронили ни слова. Мы будто погрузились в сон: наши души улетели и рассеялись словно дым и туман. Когда я очнулся, у меня звенело в ушах, я не сразу сообразил, где я.

В шестую луну даже в помещении стоит удушливая жара. К счастью, мы поселились в Жилище обожания лотосов, как раз подле западной стены Цанланского павильона. Стропила нашего дома соприкасались со стволом старого дерева, своей густой тенью оно закрывало наше окно и окрашивало лица в зеленый цвет. Посередине мостика, что был переброшен через поток, возвышалась терраса, которая называлась «Как я захочу» – намек на известное изречение: «Когда чиста цанланская вода, я мою в ней кисти шляпы, когда грязна – мою ноги»[21]21
  Эти слова были будто бы произнесены Конфуцием.


[Закрыть].

На другом берегу потока обычно много гуляющих, вот это место мой отец и избрал для пирушек. Испросив разрешение у моей матери, я взял сюда Юнь, чтобы здесь провести вместе лето. Из-за летней жары она забросила свои вышивки, и целыми днями мы читали и говорили о древнем, рассуждали о луне или цветах. Иногда, хотя Юнь не любила вина, я затевал игру, когда провинившийся пьет штрафную чарку. Вряд ли человеку вообще доступно большее ощущение раскованности, чем мне в те дни. Как-то Юнь спросила меня:

– Кого можно считать величайшими мастерами древней словесности?

Я ответил:

– «Планы Сражающихся царств»[22]22
  «Планы Сражающихся царств» («Чжань го цэ») – историческое сочинение, составленное в I в. до н. э.


[Закрыть] и главы «Чжуан-цзы»[23]23
  «Чжуан-цзы» – сочинение философа Чжуан Чжоу (IV—III вв. до н. э.).


[Закрыть] выделяются зрелостью духа, Куан Хэн[24]24
  Куан Хэн – писатель и политический деятель I в. до н. э.


[Закрыть] и Лю Сян[25]25
  Лю Сян (77—6 гг. до н. э.) – писатель и ученый периода династии Хань.


[Закрыть] прославились изяществом стиля. Обширной учености следует учиться у Сыма Цяня[26]26
  Сыма Цянь (145?—87? гг. до и. э.)—автор «Записей историка».


[Закрыть] и Бань Гу[27]27
  Бань Гу (32—92) – автор «Истории Ханей».


[Закрыть], могучей мысли и остроте ее высказывания – у Хань Юя[28]28
  Хань Юй (768—824) – зачинатель школы классической прозы – гувэнь.


[Закрыть] и Лю Цзун-юаня[29]29
  Лю Цзун-юань (773—819) – писатель.


[Закрыть]. Оуян Сю[30]30
  Оуян Сю (1007—1072) – поэт.


[Закрыть] замечателен раскованностью, а все трое Су[31]31
  Су Сюнь (1009—1066) и его сыновья – поэты: Су Ши (1036—1101) и Су Чжэ (1039—1112).


[Закрыть] превосходно владели красноречием, кроме того, есть еще памфлеты Цзя И[32]32
  Цзя И (201—169 гг. до н. э.) – известный политический деятель и поэт, автор оды «Скорблю о Цюй Юане»


[Закрыть] и Дун Чжун-шу[33]33
  Дун Чжун-шу (179?—104?) – известный ученый конфуцианец


[Закрыть], есть сочинения, украшенные, как у Юй Синя и Сюй Лина[34]34.
  Юй Синь (513—583) и Сюй Лин (507—583)—поэты периода Шести династий


[Закрыть], или послания государю Лу Чжи[35]35.
  Лу Чжи (754—805) – государственный деятель и поэт.


[Закрыть]. Невозможно исчислить всех, чьи творения незаурядны, но постижение истинного смысла сочинения всегда заключено в читателе – его сердце и уме.

Древняя словесность исполнена высоких мыслей и гордого духа, – сказала Юнь, – женщине трудно постичь этот мир. Например, я могу понять только стихи.