Текст книги "Письмоносец"
Автор книги: Шарлотте Вайце
Жанры:
Прочая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Каспар просыпается бодрым как огурчик, садится на кровати и открывает окно. В дом врывается холодный воздух, напоенный талой водой, и у него по рукам бегут мурашки. Трава за одну ночь позеленела, снег в горах тает и бежит длинными ручьями к поселку. Он пытается снова закрыть окно, но оно больше не входит в раму.
В гостиной ужасный сквозняк – словно сюда влетели тучи. Все двери и окна нараспашку, а София бегает по комнате и пытается закрыть их. Каспар ходит по гостиной босиком и видит, что узоры на резном деревянном полу меняют очертания, по мере того как древесина сжимается. За окном летают птицы с веточками для гнезд.
София садится за стол, не снимая шубы. Каспар дрожит в своей униформе.
– В горах весна наступает внезапно, – говорит София, – ночью я слышала камнепад. Талая вода стаскивает за собой большие куски скал.
Они завтракают при открытых окнах, салфетки трепещут на ветру.
– Сегодня я ухожу домой, – говорит Каспар.
– Но ты каждый день возвращаешься, – улыбается она.
После завтрака София быстро убирает со стола и разогревает кастрюлю с воском, который намазывает себе на верхнюю губу. Она быстро отрывает тоненькие усы.
– Сегодня выпускают овец, – говорит она, – это всегда делают в последний день Пасхи.
Каспар чистит свои ботинки, мажет лицо солнцезащитным кремом, надевает шляпу и темные очки. Он смотрится в зеркало, криво улыбается и считает, что он, в общем, неплохо выглядит.
У весны густой аромат, ростки пробиваются под башмаками, а трава на крыше у Софии тянется к небесам. Тысячи и тысячи семян раскрываются со щелчком. София и Каспар шагают через длинный ручей, ноги вязнут, они вытягивают их с чавканьем. Цвет неба изменился, у облаков пропала ослепительная зимняя белизна, теперь это легкие, бодро бегущие пятнышки цвета дыма. Сквозь облака ярко светит солнце, в какой-то момент его луч падает на спину Каспара, как удар меча.
Работник, его жена и Лэрке уже ждут у загона. На Лэрке – розовый костюм пастушки. Маленькие башмачки увязли в грязи, но Лэрке это нипочем. Она приставляет флейту ко рту, играет бодрый менуэт и посылает Каспару улыбку, согревающую ноги.
И вот София открывает загон. Овцы уже давно нетерпеливо переминались с ноги на ногу, они некоторое время беспокойно бегают возле калитки, как будто не до конца понимают, что они на свободе. Лэрке начинает играть мелодию на два тона выше, и смотрите: черные комочки шерсти вырываются из загона, пару раз обегают вокруг домов и блеют так, что приходится затыкать уши. Лэрке издает несколько трелей, от которых овцы скачут как малые ягнята. Работник смеется до слез. Овцы убегают в горы, и вскоре они уже стоят далеко-далеко на склонах и едят траву.
В загоне остается одна овцематка. София входит и толкает ее. Она делает Лэрке знак идти перед ней с флейтой. Это действует. Когда овца выходит, она принюхивается, словно ошущает в воздухе знакомый запах. Она взбегает на склон – дальше, мимо стада, и убегает дальше на вершину горы.
София смотрит на свое стадо, нервно потирает руки и молится о том, чтоб длинная изгородь не обрушилась. Потом она поворачивается к своим людям, улыбается улыбкой профессионала и благодарит всех за работу в ушедшем году. Теперь овцы сами позаботятся о своем питании и моционе. А большую часть музыкального развлечения им предоставят птицы в горах, так что рабочий день у Лэрке становится неполным. София завершает свою речь приглашением на небольшой фуршет.
Дома София повязывает фартук и подает к столу канапе. Каспара послали в подвал за шампанским, она дает ему фонарь и открывает деревянную крышку небольшого люка в полу. Каспар спускается в темноту один.
Он тихо бродит по подвалу, а свет фонарика скользит по полкам с кувшинами и консервными банками. С потолка свисают пучки трав и колбасы. Посередине стоят четыре внушительных морозильника. Гости ходят наверху по скрипящим половицам, а здесь холод каменного пола проникает сквозь носки. На одной полке лежат две бутылки шампанского под слоем пыли, Каспар берет их под мышку и обводит помещение лучом фонаря еще раз.
Под тем местом, где наверху находится входная дверь и камень с рельефом, по краям дыры в стене торчат разломанные доски. Он светит фонарем между досками. Там по сторонам маленького засохшего букетика стоят восковые свечки. Каспар становится на цыпочки; там только оторванные пряди белой шерсти, а ягненка никакого нет. Могила пуста. Мертвый ягненок покинул свою нишу.
Он с содроганием отшатывается и задом поднимается по лестнице, неся холодные бутылки.
Они чокаются шампанским, Лэрке улыбается Каспару и окунает нос прямо в пузырьки. Ни двери, ни окна до сих пор невозможно закрыть, поэтому все стоят в верхней одежде, а весенний ветер играет в их волосах.
Когда гости разошлись и Каспар уже успел постоять и помахать Лэрке, он садится вместе с Софией и допивает остаток.
– А вот белый ягненок, который пропал, – спрашивает он, – ему вы какое хокку читали?
София приносит свою папку.
Холодное сердце,
непогоде подставлено тело,
ветер сквозь меня,
– читает она.
– Не понимаю, – говорит Каспар.
София дает папку Каспару, он рассматривает фотографию ягненка и болтает ногами. Ему пора домой.
В дверь вошел Руск, который тотчас же наследил на полу. Он сминает свою фуражку и вытирает ею лицо.
– Сегодня… очень жарко… – говорит он.
– Руск, ты что, забыл: сегодня Пасха, – говорит София, – у тебя выходной!
– Ну, мы пошли, – говорит Каспар, берет Руска под руку, а лыжи Фрица-Маркина, которые были прислонены к стене дома Софии, взваливает на спину.
– До свидания, – улыбается София, пока Каспар стоит перед зеркалом и намазывает солнцезащитный крем на лицо, за ушами и в ноздри. Руск спотыкается о порог, некоторое время стоит и смотрит на дом Лэрке. Он роняет слезу, и всю дорогу в гору Каспар держит его за руку.
На вершине горы Руск выпускает его руку, выпивает свою флягу до дна и долго отдыхает. Потом он быстро встает, указывает на ледник, читает показания компаса и записывает на бумажку какие-то цифры. Гору не узнать, снег сошел, лиловые цветы вот-вот расцветут, запах здесь приятный и пряный. Посреди всего этого великолепия лежат овцы и жуют.
Каспар – паломник без цели и без дома. У него нет ни порфиры, ни короны, но есть красная униформа с блестящими пуговицами. Каспар идет за звездами, хотя их и не видно из-за туч и еще потому, что сейчас день. Он идет тем путем, каким подобает идти письмоносцу, и кладет на каждую веху еще по камешку. Чтобы никто не ошибся и не забрел на овечью тропу. Животные могут бродить над такими обрывами, где человек не удержит равновесие.
За каждым камнем бьет родник, грязь стекает со склонов, и тропа становится скользкой от слякоти. Тропу преграждает оползень, и Каспар думает, что когда-нибудь мокрые следы дождя уничтожат все, горы смоет, они превратятся в ровные поля. Больше никто не сможет прятаться в глубоких долинах.
Он смотрит по сторонам в поисках зверей. Через некоторое время от очертаний горы что-то отделяется. Показывается заяц, лемминг и какие-то птицы. Они больше не белые, а бурые, как камни и земля. Они встревоженно скачут, но не подходят близко.
Руск не знает, что делать. Он пытается идти по расползающимся камням оползня, потому что тропа под ними. Каспар быстро хватает почтальона и тащит его в обход. Тот идет боком, как краб, и в глазах у него мутно, хотя он и напрягает их до отказа. Лишь когда они опять выходят на тропу, ноги опять идут как надо, и старик спокойно бредет дальше.
Издалека Каспар видит, как лучи солнца падают сквозь дыры в облаках и, словно прожектора, светят на зеленые горы. Лучи прожекторов движутся, словно обшаривают местность. Каспар приседает и некоторое время лежит за большим камнем в позе эмбриона, когда по его телу скользит луч. Он пытается вычислить, куда луч упадет в следующий раз, и рассчитывает свою скорость так, чтоб не попасть под него. Но это непросто. Ему приходится быстро прятаться за кусты, прикрывать свой белый затылок рукой в варежке и ждать, пока луч не пропадет. Попутно он замечает, как лиловые цветы, распускающийся тальник и кукушкин лен поворачивают к свету свои ветви и листья, словно робкие руки. И тут Каспар тоже не может удержаться. Из убежища темных очков он смотрит на конусы света. В смешении дымки и облаков в горах лучи солнца превращаются в густые водопады золота. Каспара застает врасплох луч, который светит сзади, и он не успевает закрыть глаза. Какое-то время перед сетчаткой пляшут «белые фигуры ангелов. Светящиеся создания улыбаются и протягивают к нему руки, – пока не набегает свинцовая дождевая туча и не сметает ангелов за кулисы. Каспар моргает и быстро идет вперед, чтобы нагнать Руска. Звери, кажется, незаметно следуют за ним.
Возле спуска с горы между скалами лежит овцематка и жует траву. Каспар замечает, что из-под ее черной шерсти виднеется что-то белое, он спихивает овцу с места ногой. Она громко блеет, а он разгребает кости и белый мех. Это все, что осталось от белого ягненка.
– Почему ты не присматривал как следует за Лэркиным ягненком? Что она теперь подумает? – сердится Каспар.
Но Руск только пожимает плечами и идет дальше. Каспар свирепеет, топает ногой о землю и кричит, что теперь он должен собраться, выпрямиться и изволить кое-что вспомнить.
Каспар поворачивается кругом. Испуганные звери и птицы – все врассыпную. Они скрываются из виду высоко на горе, сверкая желтыми глазами. Остается только ветер, он шелестит в траве. Сопя и сгорая от стыда, Каспар покрывает ягненка мхом и цветами, а овцематка стоит рядом и кусает его штанину. Он зол на себя и бьет себя по лбу. «Ведь это самое малое, что я мог сделать для Лэрке, – думает он, – мне надо было дать Руску подробные указания, я мог предупредить ее!»
Руск стоит у калитки и копается с замком. Каспар отталкивает его и набирает код. Почтмейстер смотрит на него и вскрикивает:
– Ты не знаешь код, его я знаю, я, я, Я!
Ехать в одной машине с Руском опасно, но не пустить старика за руль – все равно что кастрировать его. Вместо этого Каспар скромно держится за ручной тормоз и быстро тянет его на себя, когда машина задевает камни на краю обрыва.
По пути к квартире Каспар вынимает почту из ящика. Там письмо от старого друга. Имя Каспар помнит, а вот лицо изгладилось из памяти. Друг спрашивает, почему он не пишет. Каспар рвет письмо.
В квартире неладно. Уже на лестнице запах подозрительный. Вся кухня заставлена мешками с мусором, на столе лежат отсыревшие сушеные рыбины, молоко не убрано в холодильник. Каспар не верит глазам своим, когда ягненок легонько толкает дверь и выходит к нему. Его шерсть так отросла, что волочится за ним по полу на целый метр. Но животное не выросло ни в длину, ни в ширину.
– А я думал, ты умер, – шепчет Каспар и чешет в голове.
Каспар глядит в глаза животного: один змеиный, другой детский, – быстро хватает его тельце, притягивает к себе и зарывается пальцами в шерсть. Под белым мехом пустота: ни костей, ни крови, ни мяса, ни кожи. Только шерсть – от мира сего. Перед глазами у него все кружится, он хватается за табуретку и едва успевает сесть, пока не упал в обморок. Теперь ягненка целых два, вернее, три. Тот, который сейчас стоит и смотрит на него, тот, который вышел из могилы под порогом Софии, и мертвый ягненок, которого он сегодня нашел в горах. Наверно, Лэрке ошиблась: она думала, что спасает новорожденного ягненка, а вместо него забрала ягненка-призрака. Новорожденный ягненок, наверное, сам вылез из загона и обрел свой конец в снегу на горе.
У Каспара по коже мурашки, он выпускает ягненка, но ему становится дурно от ватного звука, с которым он волочит свою шерсть по полу. Он достает из ящика на кухне ножницы и размашистыми движениями состригает с ягненка шерсть в трех сантиметрах от кожи, которой нет. Если не знать, можно подумать, что это совсем обычный ягненок. Каспар глубоко вздыхает, его руки успокаиваются.
Каспар пытается вымыть в квартире пол, но Руск ходит прямо по мокрому. Его лицо бледно и напоминает о горах. Каспар готовит горячий обед, но почтмейстер просто запихивает тефтели в рот и уходит, обсасывая пальцы. Потом он идет в туалет и справляет большую нужду при открытых дверях.
Когда Каспар уже собирается лечь спать, Руск вдруг останавливается, подмигивает ему и роется в стопке реклам на кухонном столе, находит запечатанный конверт, очевидно, рассылку из книжного клуба. Руск включает электрочайник, и когда вода закипает и из него начинает валить пар, пинцетом подносит к нему конверт. Конверт разворачивается, и Руск выуживает оттуда письмо. Он долго стоит, делая вид, что читает его, идет за клеем и аккуратно заклеивает конверт снова.
Руск подбирает ноги, передает конверт Каспару и кивает. Каспар осматривает конверт: да, никто и не заметит, что его уже открывали. Затем Руск приносит свою почтовую сумку, копошится там в потемках, словно хочет что-то показать Каспару, но Каспар качает головой:
– Нет, Руск, сейчас тебе пора спать, нам завтра рано вставать.
Руск топает ногой, начинает плакать, показывает в темные недра сумки внизу, а Каспару ничего там не видно.
– Спокойной ночи, – говорит Каспар.
Затем Руск рисует на бумажке солнце и корону.
– Ну королевский штемпель, – устало говорит Каспар.
Руск огорошенно кивает и рисует в воздухе зубцы над головой.
– Это значит, что королю пришло письмо, мне София рассказывала.
– София, – кричит тот, – дура! Почтальон здесь я, я, я, Я!
Каспару приходится силком оттащить Руска в постель. Он слаб, как кукла. Авось он наплачется вдоволь и заснет.
Каспар идет к себе, сбрасывает кальсоны и принимает витамин Д. Заметно, что он давно их не принимал. Кожа стала более нездоровой и бледной, чем всегда. Ягненок вскакивает на кровать и ложится в ногах. Каспар пытается вытолкнуть его, но он остается лежать, слегка причмокивает и светится белым в темноте.
Руск в униформе стоит перед кроватью Каспара и издает губами звуки. Каспар встает, торопится собрать ему сушеной трески в дорогу и наполнить флягу: половина шнапса, половина воды, – этого Руск, наверное, не заметит. Почтальоны спускаются разбирать письма.
Ханс и Анна-Грета радуются при виде Каспара. Анна-Грета прижимает его к себе и шепотом говорит, что с Руском неладно.
– Я несколько раз приносила еду, но он не открывает.
Она подмигивает.
– А ты был в белом дворце?
Каспар мотает головой.
– Расскажи нам все, – говорит она, – приходи к нам как-нибудь вечерком.
В Форехайме тоже выпустили скотину. Овцы бродят по улицам и переулками и едят траву, пробивающуюся из-под асфальта. Они всех возможных расцветок и блеют так, что, пожалуй, и половины было бы слишком много. Овцы бродят, где им вздумается. Некоторые вообще спят посреди дороги, когда почтальоны выезжают в горы.
Птицы сидят на гнезде с яйцами в крапинку, но взлетают при звуке их шагов. Заяц и горностай жмутся к скалам, а лемминги вовсе затаиваются. Каспар протягивает руку и пытается позвать зверей. Но они убегают и теряются среди поросли.
– Что я такого сделал? – шепчет Каспар.
Он высовывает язык и пробует на вкус каплю весеннего дождя. На вершине горы Руск достает свой компас и золотую рамку. Он держит рамку перед собой на вытянутой руке и смотрит на ледник вдали.
У Софии, наверно, никогда не было таких огромных пирогов. Руск жует свой кусок и все никак не может прожевать. София болтает себе, как будто его уже все забыли и похоронили. На ней платье в цветочек, от нее пахнет духами. Когда Каспару удается прорваться сквозь ее болтовню, он извиняется и говорит, что они нашли в горах останки ягненка. София опускается на стул и отводит взгляд. Когда она вновь поворачивается к ним, она очень бледна, а глаза смотрят дико.
– Да, именно так, – шепчет она.
Руск все еще чавкает, а Каспар уже помогает ему встать и выйти. Лэрке стоит на некотором расстоянии от дома и смотрит на них, а Руск смотрит в другую сторону. Лэрке убегает домой. София и Каспар некоторое время глядят друг на друга. Ее лицо складывается в осторожную улыбку, а их тела раскачиваются взад-вперед.
На то, чтобы прибрать свинарник в квартире, уходит много вечеров. Теперь Руск только и знает, что лежать под одеялом, и совсем не глядит на зеленую весну. Если он не в постели, то он стоит в кухне, отпаривает наугад взятые письма, делает вид, что читает их, и снова заклеивает конверты. Каждый день он тащит с собой на гору много килограммов всяких приборов, бинокли, компасы, фотоаппарат, угломеры. Потом он стоит на вершине и до одури щелкает фотоаппаратом.
От Руска пахнет плесенью, лицо у него желто-серое, а борода длинная и спутанная. Каспар пробует побрить его, ведь почтальон должен выглядеть солидно. Руск отпихивает Каспара, как будто тот собрался зарезать его опасной бритвой.
– Тут ничего не попишешь, – говорит София, она переживает за Каспара, – почтальона, который всю жизнь ходил на эту гору, не отправляют в дом престарелых. В один прекрасный день он просто исчезает.
– Руск еще не настолько старый, – сердито говорит Каспар.
Каждый вечер Каспар подстригает ягненка, чтобы он был похож на обыкновенного. Он опускает плечи и почти забывает, что животное пусто внутри. Ягненок моргает глазами и скачет у ног Каспара. Он слышит, как блеют овцы в городке, и ему хочется к ним.
Когда Руск постепенно отходит на задний план, Лэрке начинает обращать больше внимания на Каспара. Он каждый день машет ей рукой, и они обмениваются общими фразами. Хотя Лэрке чуть бледна, ей, наверное, хорошо. Во всяком случае, она потолстела. В воображении Каспара она играет бодрые менуэты, так что он забывает все горести и хорошо спит по ночам. Он занимается с ней любовью, покуда весна набирает силу и становится все неистовее. Им никто не мешает, они вдвоем – только Каспар и Лэрке.
Руск заходит в его комнату со стремянкой под мышкой. Он взбирается по ней, снимает портреты прежних почтальонов и раскладывает по порядку на письменном столе. Вечер за вечером он сидит и смотрит на них.
Как-то Каспар сидит на крыльце у Софии и пьет послеобеденный кофе. Из-за туч выглядывает солнце, и София развернула летний зонтик – ради Каспара. Руск сидит чуть поодаль и смотрит на гору. Вдруг он резко встает и уходит. София качает головой и продолжает себе болтать. Не проходит и пары минут – Руск уже превратился в красную точку на склоне горы. Каспар роняет чашку, она разбивается о каменные ступеньки вдребезги. Он бежит, свистит и кричит, а София остается.
На вершине горы Руска нет. Каспар бежит дальше по тропинке и кидает камнями в птиц за то, что они так сладко поют. Руска нигде нет, – он и не смог бы зайти так далеко. Он взбегает обратно на вершину: может, оттуда он заметит его?
Фотоаппарат Руска блестит в траве, оттуда следы уводят по направлению к леднику, который мерцает, как мертвый холодный алмаз. Каспар идет по следам Руска в неизвестность, но они становятся все менее и менее отчетливыми, хотя грязь и густеет. Ему приходится повернуть назад.
София до сих пор сидит на крыльце и судорожно сжимает свою чашку.
– Руск пропал, помоги… ты же знаешь гору.
– Он ушел. Почтальоны, когда им настает время умереть, идут к леднику, так всегда было.
У нее на глаза наворачиваются слезы.
– Надо что-то делать, – кричит Каспар, – может, он просто заблудился. Руску одному не выбраться.
– Когда почтальон уходит, он уже не возвращается.
– Но тогда надо хотя бы похоронить его по-человечески!
– Он уже похоронен, – говорит София. – Это место называется «Кладбище почтальонов».
Она раскидывает руки для объятия, и Каспар прижимается к ней.
– Не ходи туда, – говорит она, – ни один почтальон еще не возвращался оттуда живым.
Он пытается высвободиться из ее объятий, но она крепко держит его.
– Каспар, я бы так хотела называть тебя каким-нибудь прозвищем. Ну, все равно как «Пер-Апостол» или «Фриц-Маркин» и другие.
Каспар в раздумье. Далеко не каждому выпадает удача самим выбрать себе прозвище. Он думает о трех волхвах, царях, которые шли за звездами. Царь Каспар тоже шел с ними, хоть он был черен как ночь.
– Зови меня Каспар-Король, – шепотом говорит он.
– Обычно почтальоны не придумывают себе прозвищ сами. А вот это, что ты придумал, – это, прямо сказать, с претензией, – сопит София и утирает глаза.
Дома Каспар швыряет фотоаппарат на кухонный стол и тяжело опускается на стул. Ягненок нюхает его руку. Когда-то слова «пожизненная должность» звучали прекрасно, а теперь Каспару кажется, что везде только несчастье и смерть.
Каспар собирается с духом и стучится в дверь, прежде чем войти в комнату Руска. Здесь до сих пор повсюду стоит запах почтмейстера. Из корзины с грязным бельем идет таинственный пар, а постель сырая. На письменном столе лежат фотографии предыдущих почтальонов. Хорошо бы сюда еще и фотографию Руска, думает Каспар, вынимает из фотоаппарата пленку и бросает в почтовый ящик, чтоб ее отправили в проявку.
Ягненок спит в постели Каспара, он утыкается мордой ему в грудь и пахнет так, как должен пахнуть ягненок. Каспар показывает ему язык и старается не замечать пустое тело. Хорошо, если в постели у тебя кто-нибудь есть, и если ягненок и странный, то ради бога, пусть будет таким. Каспар шепчет ягненку хокку перед сном:
Холодное сердце,
непогоде подставлено тело,
ветер сквозь меня.
Каспар легко засыпает, и ему снится Лэрке и ее нежность. Она приходит к нему, хотя она и живет далеко за каменной стеной горы.
Многие фотографии оказываются не в резкости. Они сняты с автоматическим фокусом, и иногда на них виден тот утес, на который Руск положил свой фотоаппарат. Но одна фотография удачная. Руск выглядит усталым, но, в общем, похож на себя. В тот момент, когда сделан снимок, в глазах у него нет ничего старческого. Он держит в одной руке листок бумаги и указывает на ледник над собой. Прежде чем принести лестницу и повесить портреты Руска и других почтальонов обратно на стену, Каспар внимательно рассматривает бумажки, которые они держат перед собой. Руск держит фотографию Пера-Апостола, который держит фотографию Фрица-Маркина. Фриц-Маркин держит фотографию Почтаря-Поэта. И так далее, и так далее.
Ханс и Анна-Грета оставляют Каспара в покое и сортируют письма быстрее. Каспару хочется что-нибудь сделать для Руска. На том месте, где исчез Руск, он поставил камень и положил несколько тюльпанов, но у него нет ощущения, что он отблагодарил его. Каспар вновь и вновь видит его перед собой. Руск открывает над паром конверты и пытается что-то объяснить.
Но решающим оказывается не это. Однажды Лэрке приглашает Каспара к себе в дом.
– Только никому не говори, – шепчет она за закрытыми ставнями, – в новогоднюю ночь Руск сделал мне ребенка. В тот вечер, когда вы спасли меня, когда я замерзала в снегу, я думала, у меня будет выкидыш. Но так, как я надеялась, не вышло. Теперь, когда он умер, я так хотела бы, чтобы я тогда успела сказать ему, что он станет отцом. Я так скучаю по нему, а у него нет даже могилы, где я могла бы кричать, чтоб меня услышали.
– А ты уверена, что отец – не король?
– Вот в этом-то вся и проблема. Король не был здесь с осени, но скоро он приедет ко мне. Летом у него не так много официальных обязанностей. Король хочет, чтоб у него был принц, который бы стал его преемником. Вся страна хочет принца. Хотя у короля в голове не все в порядке, он же может вычислить, что отец не он. А еще вот что, – шепчет она, – когда-нибудь он переедет сюда навсегда. Он уже заказал себе пластическую операцию, которая сотрет черты его лица, так что он сможет до конца дней жить здесь спокойно.
Каспар больше не слушает. Он думает про все те разы, когда они ласкали друг друга во сне. Эти сны настолько реальны, что я почти мог бы быть отцом ребенка, думает он.
Лэрке вздыхает:
– Если б я только могла передать Руску привет.
– Напиши письмо, – говорит Каспар хриплым голосом, – и тогда я посмотрю, что можно сделать.
На следующий день Каспар быстро относит почту Софии и торопится обратно на вершину горы. У него с собой фотография Руска, и он выбрал то направление, в котором показывает почтмейстер на фотографии. Каспар сходит с тропы и идет к леднику. Через каждые десять шагов он наклеивает на камни и скалы марку за двадцать пять эре. Горы везде одинаковые, тальник, овсяница и лиловые цветы. Плоскость наклонно уходит вверх, вскоре он видит на каменистом поле обломки скал в человеческий рост, которые пролежали там тысячи лет с тех пор, как язык льда втянулся в голубой рот ледника. Камни растрескались от мороза и напоминают руины времен войны, здесь умудрился вырасти только желтый лишайник. Ледниковые лютики, которые зацветают на седьмой год, здесь – всего лишь тоненькие листочки. Ни птиц, ни овец. Толстые сверкающие росинки катятся с униформы, и Каспар дрожит в этом мрачном краю, следуя за улиткиными извивами ледника, и на его пути попадается все больше и больше островков снега.
Как Руск нашел дорогу, может, он услышал зов прежних почтальонов? Ведь они тоже прокладывали себе путь через гору, как веющий ветер. Пара форменных ботинок почтальона держится полгода, потом они снашиваются. Подошвы у Каспара тонкие и скользкие, от хождения по горам кожа стерлась в порошок. Когда-то утесы были кипящей лавой, которая поднималась над землей. Теперь земля мало-помалу превращается в пыль, однажды она рассыплется, и пылинки полетят в космическом пространстве без всякой связи друг с другом.
Каспар-Король задевает головой облака, и влага струится по его лицу, как слезы. Временами слышится холодное дыхание ледника. Теперь он подошел так близко, что ледник больше не ориентир.
И тут он замечает изгородь Софии. В одном месте между ним и изгородью в облаках дыра, из нее солнце ярко светит, лучи отвесно падают вниз. Каспар останавливается, намазывается солнцезащитным кремом, поправляет темные очки и входит в полосу света.
Кладбище почтальонов окружено зарослями пушицы. Это большая куча вылинявших старых униформ, коричневых сумок и черных фуражек. Размякшие тряпки трепещут на ветру, серебряные пуговицы и железные части сумок гремят. Почтальоны похожи на сгрудившихся вместе зверенышей. То тут, то там виднеются белесые кости, поросшие лишайником. Пахнет известью. Каспар некоторое время роется в куче ногой, смотрит на солнце и видит, как танцуют ангелы. Затем он прикрывает глаза рукой, наклоняет голову и ищет Руска.
Он лежит у края кучи. Лицо устремлено в землю, но фуражка еще сидит на белом затылке. Его почтовая сумка закинута на тела других. Каспар трогает сумку. Если он и хотел бы что-то унаследовать после Руска, то именно ее.
Здесь, в остром свете солнца, он пытается открыть сумку, но она рвется под руками. Там лежит альбом с марками, несколько измерительных приборов, небольшой блокнот, старая сушеная треска и фляга. Затем сумка совсем разваливается, и оттуда вылетает пара писем. Сперва Каспар думает, что они завалились за подкладку, но когда осматривает сумку внимательнее, обнаруживает, что в ней было дополнительное отделение. Это все письма Софии, а отправитель – ее сестра Мира. Самый старый штемпель – тридцатилетней давности, самое новое письмо отправлено с пару месяцев назад. Каспар открывает и свою сумку, осматривает все, что в ней есть, и обнаруживает такое же потайное отделение у себя. Это, наверное, такая стандартная экипировка. Он кладет письма к Софии в свое потайное отделение. Им ни к чему гнить здесь.
Каспар снимает форменную фуражку, подставляет голову палящему солнцу и говорит Руску что-то неслышное другим. Он некоторое время плачет, хлопает его по твердой спине, вынимает письмо Лэрке и сует его в костлявую руку. Каспар покидает кладбище почтальонов и Райнара Руска.
Ледник дышит ему в затылок, а он находит путь по своим маркам в двадцать пять эре, которые виднеются на камнях как красные звездочки. Чем дальше он спускается к тропе, тем больше они отклеиваются. Марки отваливаются, и гора замыкается сама на себе. Камни и лишайники одного цвета, здесь нет ощущения пространства и времени.
Все же Каспар выходит на хорошо знакомую тропу, и солнце уже вот-вот зайдет. Вокруг него растут скалы, ветер свистит: не бодро, а визгливо, фальшиво. Скалы превращаются в почтальонов-призраков, которые сердито топают на него длинными ногами. Их униформы красны, как кровь, черты лиц стерты. Они кидаются камнями, и земля скользит.
– Я ухожу! – кричит Каспар.
Его визит в мир мертвых – очевидно, исключение, которому не дано повториться. Может быть, почтальоны позволили ему это, потому что он слишком рано остался один. Руск не успел рассказать ему все. Каспар бежит со всех ног, пока тропу не завалил камнепад. Свою горящую голову он покрывает фуражкой.
Много вечеров Каспар сидит с письмами Софии в руках и размышляет. Затем он делает уборку и перебирает одежду Руска. Кое-что он выбрасывает, остальное складывает на полки. Каспар приводит комнату Руска в порядок, чтобы ее смог занять новый почтальон, который когда-нибудь придет сюда. Он перекладывает утварь в ящиках на кухне, теперь ножи и вилки лежат там, где ему удобнее. Звонит телефон, но он знает, что это Ханс и Анна-Грета, и выдергивает вилку из розетки.
«От Миры, – написано на конвертах, – «Солнце Мира», ул. Дальсгатен, 2». Это недалеко от того места, где живет мать Каспара.
И вот настает день, когда он больше не может удержаться. Каспар знает, что его никто не увидит, потому что почта – самое высокое здание в Форехайме, но он все же задергивает все шторы. В этот вечер весной пахнет даже в городе, а у ягненка влажная шерстка. Вскоре вода в чайнике закипает, и он держит над ним письма своим пинцетом. Конверт разворачивается, он надевает перчатки и вытаскивает письмо, которое было отправлено тридцать лет назад.
Дорогая София!
Почему ты молчишь? Я скучаю по тебе и надеюсь, что ты сможешь простить. Ты, наверно, слышала, что я ушла от Райнара. Однажды я уехала в большой город, и тогда до меня дошло, как в мире много мужчин. Выбирай – не хочу! Я не понимаю, как мы раньше думали, что Райнар Андерссон – единственный.
Как твои овцы? Пожалуйста, береги себя и не работай на износ, ведь для женщины важно всегда оставаться молодой и красивой. Помнишь, какие у мамы стали большие руки от тяжелого труда? С тобой такого быть не должно.
Я часто думаю о том времени, когда мы с тобой лежали рядом, смотрели в небо и знали, что хотим чего-то другого, чем наши родители. Но я знаю, горы широкие, через них не докричаться.
На прошлой неделе я съездила в отпуск, это называется «чартерный тур». Я полетела на Средиземное море и жила там в отеле. Люди там веселее, чем у нас. Солнце светит круглый год, можно купаться в море, а растения, которые у нашей мамы стояли на подоконнике в горшках, вымахивают в человеческий рост. Наверно, это рай. Ты помнишь, в каком диком восторге мы были от всего пары-тройки солнечных дней в году в нашем поселке?