Текст книги "Письмоносец"
Автор книги: Шарлотте Вайце
Жанры:
Прочая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Шарлотте Вайце
Письмоносец
Холодное сердце,
непогоде подставлено тело,
ветер сквозь меня
Автобус кружит по перевалам и долинам. Время: половина восьмого утра, и до Форехайма еще неблизко. Другие пассажиры дремлют, задернув шторы, чтобы не мешал сквозняк, а Каспар не спит. Он сидит впереди, наискосок от водителя, и не спускает глаз с узкой полосы дороги в свете фар.
Когда Каспар в половине второго ночи вошел в автобус, водитель подумал, что этот пассажир перепил и его стошнит в салоне: так он был бледен. Но выпитое за ужином шампанское уже давно испарилось через кожу. Каспар отмечал Новый год у друзей, а когда пробило двенадцать, пошел к матери – попрощаться. Он в который раз рассказал ей, что переезжает на север, в городок под названием Форехайм, где он получил место сельского почтальона.
Белая разделительная черта на дороге проносится мимо, быстрее, чем глаз успевает заметить ее. Она колеблется из стороны в сторону, как в мультфильме, и похожа на белые крылья в полете. В какой-то момент она совсем исчезает, все черно. У Каспара перехватывает дыхание, ему кажется, что автобус летит в пропасть.
Он переводит дух, прижимает руки к лицу и смотрит на пейзаж за окном. На небе мерцают звезды. За кромкой деревьев видны тучи, хлюпает снег. Автобус переваливает через хребет, а после дорога резко идет под уклон. Затем – множество крутых виражей, потом автобус проезжает мимо фабрики, над водопадом, минует школу, особняки, аптеку, парикмахерскую, закусочную и супермаркет.
– Форехайм! – кричит водитель.
Пассажиры просыпаются и начинают собираться. Каспар крепко держит свои спортивные сумки.
– С Новым годом, – говорит он, выходя из автобуса.
Водитель глядит ему вслед, а другие пассажиры бросают косые взгляды и расходятся по разным маленьким тропам.
Почта – роскошное кирпичное строение – расположена как раз напротив автобусной остановки. Там резная деревянная дверь и окошки кассы по сторонам. Каспар осматривается: похоже, почта – самое высокое здание в городке. Он обходит его – ни людей, ни света, только везде валяются обгоревшие петарды. Он дрожит.
С задней стороны дома дверь. Там на ящике для писем табличка: «Почтмейстер Райнар Руск». Ручки спортивных сумок врезаются в ладони, он ставит их на землю и звонит. Звонок не работает. Каспар стучит в дверь, сперва робко, а потом все громче и громче. В почтовом ведомстве обещали, что Райнар Руск встретит его. Каспар нажимает на ручку: дверь открыта.
Он протискивается по узкой лестнице вверх и кричит: «Ау!» Пахнет потом, кухней, спиртом, полными пепельницами и хлевом. В помещении, которое можно считать прихожей, он находит выключатель. Через миг его ослепляет свет.
Стены прихожей отделаны коричневым деревом. Налево – захламленная кухня, прямо – закрытая дверь, а направо – дверь, на ручке которой болтается розовый бюстгальтер. Из этой комнаты доносятся вздохи, и слава богу, что Каспар оказался предупрежден. Бюстгальтер на дверной ручке у сельских почтальонов – старый знак, означающий, что в гостях дама.
Каспар открывает дверь в конце коридора. Скорее всего, жить он будет здесь. Оттуда пахнет хлевом, что-то возится в темноте, и его ног касается мягкое. Какое-то существо фыркает, Каспар зажигает свет – на полу стоит белый ягненок и смотрит на него. У него странные глаза: один ласковый, как у ребенка, а другой – змеиный. Больше в комнате ничего нет, только рукомойник, окно, стол, зеркало и шкаф. Высоко над кроватью висят в ряд фотографии прежних почтальонов в золотых рамках. Под глазами у них черные круги, и все они сфотографированы на фоне одной и той же горы. В правой руке у каждого по листу бумаги. Что на них написано, отсюда не видно, для этого Каспару пришлось бы взобраться на лестницу.
В прихожей слышен вопль девушки:
– Дурак ты, Руск, я-то думала, что могу на тебя рассчитывать! До свидания!
– Но я думал, ты сама хочешь.
Каспар оборачивается и видит нечто; скорее всего, это волосатая задница Руска. Он ищет взглядом девушку, но она уже бежит вниз по лестнице. Грохот от этого как от обвала в горах, а Каспар успевает увидеть только махающую руку.
– Подожди! – кричит Руск. – Лэрке, прости!
Он бросает взгляд в свою комнату.
– Одежду свою возьми! – ревет он, возвращается с огромной розовой охапкой, выбегает в кухню, открывает окно и выбрасывает одежду.
– Куда ты? Замерзнешь!
Каспар подходит к окну и выглядывает. Маленькая голая фигурка быстро сгребает одежду в охапку и убегает по главной улице. Каспар выходит к Руску, ягненок за ним, они останавливаются среди пробок от шампанского, недопитых стаканов, конфетти и бумажных колпаков. Каспар протягивает Руску руку:
– Меня зовут Каспар. Я новый почтальон.
– Катись! – кричит тот. – И ягненка забери!
Лицо Руска можно было бы назвать худым, если б не пышная борода. Он недовольно смотрит на Каспара:
– Ты что, хлоркой волосы мыл?
– Не-е, – отвечает Каспар.
– Через гору маршрут очень тяжелый. С чего это почтовое ведомство прислало такую бледную спирохету, как ты? У тебя мускулы вообще есть?
– Почтовое ведомство мне устроило хед-хант.
– Хед-хант?
Руск фыркает и вытирает у себя в паху тряпкой. Английского он явно не знает.
– А эта Лэрке тоже здесь работает? – спрашивает Каспар.
– Иди к себе и возьми ягненка. Его Лэрке принесла, я обещал за ним присмотреть. И только попробуй у меня кому-нибудь разболтать, что он здесь.
Глаза Руска слезятся, голос срывается. Каспар уходит к себе, а почтмейстер принимается ходить взад-вперед.
Вот сквозь шторы забрезжил дневной свет, Каспар раздвигает занавески и открывает окно. В такой зимний день, когда снег лежит высокими белыми сугробами, свет солнца так же ярок, как летом. Каспар достает темные очки. Отсюда открывается замечательный вид на маленький Форехайм, затихший после бурной новогодней ночи; горы со всех сторон окружили городок, они большие и синие.
Каспар расстегивает одну из своих спортивных сумок и достает плотную штору для затенения. Он выдвигает кровать таким образом, чтоб она встала в комнате наискось, и между кроватью и стеной получается маленький закуток. Каспар заталкивает туда ягненка и идет на кухню, чтобы взять то, что потребуется ему для уборки. Руск смотрит в пустоту и указывает на шкаф, где хранятся ведро и швабра.
Каспар отмывает все. Простыня, по-видимому, осталась от предыдущего почтальона, потому что, когда он пытается снять ее, ткань рвется на длинные лоскуты. Матрас сырой, плохо пахнет, он ставит его вертикально – сушиться, а подушку и одеяло вывешивает на окно. Он расстегивает вторую спортивную сумку и кладет свои вещи в шкаф. На нижней полке обнаруживается стопка старых глянцевых журналов. Он просматривает их, но там мало что изменилось: как всегда, немного о знаменитостях, немного о королевской семье, анекдоты, страничка для детей, кулинарные рецепты, интервью с инвалидом и еще много всего прочего из повседневной жизни.
Каспар кладет на полку под зеркалом свой солнцезащитный крем, витамин Д, зубную щетку и бритву. Шляпа от солнца будет висеть на крючке рядом с полотенцем. Некоторое время он рассматривает свое лицо в зеркале: белая кожа, белесые волосы и чувствительные глаза. Существует много стадий альбинизма, у Каспара еще не самая страшная. Но люди все равно пялятся на него, и он знает, что они пытаются сообразить, что у него не так. Увидев его кожу, они считают, что увидели его душу. Они думают, что у него, как у крабов, омаров и других ракообразных, изнанка снаружи. Но кто он на самом деле, они не видят. Для них он всего лишь Каспар-Альбинос.
Ягненок затих, но ему не мешало бы дать молока. Каспар выходит в кухню; Руск надел кальсоны, сидит за столом и читает журнал. Молоко стоит в холодильнике, но оно прокисло и начало створаживаться. Но Каспар все равно подогревает его, выливает в миску и ставит ягненку. Каспар садится на голые доски кровати и разворачивает сверток с едой, который дала ему мать. В нем хлеб, колбаса, сыр и кусочек пирога.
В новогодний вечер мать сидела одна и смотрела телевизор. Так уж ей хотелось. Каспар зашел попрощаться в четверть первого. Мать вышла в прихожую, когда услышала, как он открывает дверь. Ее жидкие волосы были взъерошены, глаза мутные, как у лунатика. Она пожелала ему доброго утра.
– Сейчас вечер, – ответил Каспар. – Новогодний.
Он взял ее холодные руки; она заметила на полу спортивные сумки.
– Я вижу, у тебя с собой белье, – сказала она, – давай-ка я им займусь. Есть хочешь?
– Я собрал вещи; у меня автобус в половине второго, с Центрального вокзала.
– Так ты уезжаешь?
– Я же говорил, – вздохнул он, – я стал деревенским почтальоном в Форехайме, на работу выхожу второго января.
Он прошел за ней в гостиную. Телевизор что-то шептал, на диване были в беспорядке разбросаны подушки, а на столе лежало несколько раскрытых журналов. Лампа у окна – единственный источник света.
– Я приготовлю поесть, – сказала она.
– Я только что съел целый новогодний ужин.
Мать стояла, повернувшись спиной к Каспару; она ударила рукой об стол с такой силой, которой Каспар у нее больше не подозревал. В какой-то момент она едва не переломилась, но затем спокойно села на диван, потирая трясущуюся руку.
– Никуда ты не поедешь, – отрезала она и начала плакать, я думала, тебя устраивало – сортировать почту по ночам.
– Прятаться было, в общем, тоже неплохо, – упрямо ответил он. – Все заняты сортировкой писем и ничего вокруг себя не видят. А многие еще слушают плеер, и мы почти не разговариваем.
– Но ведь тебе вредно работать под открытым небом.
– В почтовом ведомстве сказали, что на том маршруте, по которому я буду ходить, в среднем не более семи солнечных дней в году.
– А вдруг солнце возьмет и выглянет из-за туч, хотя сна чала все предвещало пасмурный день, – и застанет тебя врасплох.
– Мама, эта работа – моя заветная мечта, другого такого шанса у меня уже не будет. Пусть это даже сократит мою жизнь на пару лет, мне абсолютно все равно.
– Ты имеешь все шансы прожить гораздо дольше, чем большинство людей с альбинизмом. Тебя с детства мазали кремом от солнца, тебе удалили родинки, ты носишь темные очки, а когда светит солнце, не показываешься из дому.
– Вольному воля, – сказал Каспар.
Так всегда говорила мать. Хотя человек и не совсем здоров, это не значит, что его надо носить на руках и сдувать с него пылинки. Наверное, поэтому остальные считали, что Каспар достоин восхищения.
Она прижалась к нему – или это он прижался к ней.
– Тебя ничего не пугает, потому что ты молодой. Двадцать восемь лет. У меня большая половина жизни уже позади, а я все равно боюсь умереть.
Он отпустил ее. Мать такая худая, совсем не похожа на себя. Когда Каспар приходил к ней, он удивлялся, что у нее больше нет румянца на щеках и глаза не сияют. И сейчас она сидит сгорбившись в своей удобной модной одежде среди старинной мебели и больших картин.
Роскошная квартира матери расположена на цокольном этаже с собственным выходом в сад, в самом центре города, позади концертного зала. Она архитектор-консультант по интерьеру, и в свое время была очень востребована. Но сейчас она раньше срока вышла на пенсию и заперлась в четырех стенах.
Мать хотела еще раз стукнуть по столу, но бессильно опустила руку. Ее глаза были сухи, в какой-то момент в них появилась пустота.
– Давай я постираю твои вещи, – сказала она. – Это займет от силы час.
– Это было бы замечательно, – ответил он, надеясь, что мать не заметила, что все недавно выстирано. – Я возьму еды из холодильника.
Мать поволокла спортивные сумки за собой в ванную. Через полуоткрытую дверь Каспар видел вещи, которые теперь навсегда будут для него чужими. Пластмассовые корзинки с лекарствами и бинтами, в душевой кабине – перила, на случай если он потеряет равновесие.
Мать включила стиральную машину и улеглась на диван, накрывшись пледом. Каспар стоял на кухне один и смотрел, как на небе распускаются цветы фейерверков. Мать завела будильник, через час включила сушилку и вскоре вышла из ванной с упакованными спортивными сумками. Она быстро улыбнулась, вынула из холодильника продукты и собрала для Каспара еду в дорогу.
– Я буду тебе писать, если случится что-нибудь важное… если будут какие-то изменения. А так я не буду мешать. И звонить не буду, я сама не люблю телефонных звонков, – сказала мать.
– На Пасху я приеду к тебе в гости, – пообещал Каспар.
Мать посмотрела на него и улыбнулась маленькой кривой улыбкой. В какой-то момент Каспар вновь ощутил ее, под мутнотой глаз. Он ощутил синее-синее море с фиалками на дне. Ее теплая рука провела по его лицу.
– Вольному воля, – прошептала она.
Каспар кивнул.
– Крем от солнца не забудь.
Это было последнее, что она сказала. Когда Каспар вышел на улицу, он плакал.
Никакой определенности не было. Мать последние семь лет ходила по врачам, у нее стали выпадать волосы, груди ампутировали. Иногда ей становилось получше, иногда похуже. В последние шесть лет Каспар жил отдельно, но ездить к матери было недалеко – от силы десять минут автобусом.
Каспар открывает дверцу шкафа и утыкается носом в одежду. Она все еще пахнет его собственным стиральным порошком и лежит теми же неровными стопками. Мать включала пустую стиральную машину.
Они условились не звонить друг другу, но Каспар решил подготовить сюрприз. Он договорился с цветочником, что тот будет каждую неделю приносить ей букет.
Сейчас пасмурно. Там, высоко в горах, лежит его маршрут. Через гору, вниз, в долину, где, скрытый от глаз, расположился маленький поселок. В нем живет всего пятеро или четверо, но им тоже нужна почта. Несмотря на то что всю страну мало-помалу изрыли туннелями, власти амта считают, что этот поселок слишком мал и собственное шоссе для него – слишком большая роскошь. Да и сами жители, судя по всему, не настаивали.
Ягненок заснул, так и не попив молока. Веки мигают, он легонько лягает копытами.
Осенью Каспар попал на первую страницу самого большого в стране глянцевого журнала. В журнале печатались рассказы о людях, которые были не похожи на других: карлики, гиганты, гермафродиты, монголы, безрукие – и наконец, альбиносы. Позвонить в журнал Каспару предложил один его друг. Каспар так и сделал, потому что рассудил, что если люди узнают что-то об альбинизме, они не будут так глазеть на него.
Фотографу пришлось попотеть, он все не мог найти для Каспара подходящего фона. В приглушенном освещении его лицо светилось как луна, а в ярком свете почти пропадало. На большинстве своих детских фотографий Каспар похож на смазанное белое пятно, напоминающее те снимки, про которые люди утверждают, что они засняли привидение.
Стилист хотел, чтоб Каспар был похож на свою мечту. На него надели пару красных трусов с опознавательным знаком национальной почты – желтым рожком, – почтовые носки, через плечо повесили сумку почтальона. Потом он должен был сложить губы трубочкой, как будто он, насвистывая, отправляется в путь. Стилист заранее спросил его, не возражает ли он против того, что будет на снимке полуголым. Каспар не возражал. Люди должны видеть все, иначе они так и будут глазеть на него.
Все непохожие на других люди должны были рассказать о своей заветной мечте. Оказалось, что все они мечтают о чем-то невозможном. Монгол хотел поступить в университет, великан мечтал быть шпионом, гермафродит пытался стать отцом семейства, карлик хотел заняться прыжками в высоту, а безрукая девушка – стать пианисткой. Каспар мечтал стать деревенским почтальоном, ему нравился свежий воздух и простор, но в жизни на открытом воздухе, к сожалению, слишком много солнечного света. Работа почтальона – пожалуй, самое значительное из того, чем может заняться человек, говорил Каспар. Разумеется, сортировать письма в зале по ночам тоже было хорошо, ведь даже там ты был важным кирпичиком в большой системе. Но этого все равно мало. Каспар был бы абсолютно счастлив, если бы ему разрешили разносить письма и встречать полные ожидания взгляды людей.
Каспар рассказал журналистам о своем детстве. Как он, притаившись, поджидал почтальона возле щели для писем. Как его сердце запрыгало, когда он услышал, как открывается входная дверь в подъезде и по лестнице раздаются бодрые шаги. Может, почтальон остановится у его дверей? Каспар затаил дыхание, и на мгновение увидел загорелые пальцы почтальона, опускающие конверты в щель для писем. Каспар перевернулся на спину и посмотрел наверх, а почтальон бросал письма как легкие пушинки. Некоторое время почтальон стоял на месте и переводил дух. Бывало, он мурлыкал песенку и уходил дальше, вверх по лестнице. Каспар поднимался и сортировал письма. Самая большая куча всегда была адресована матери, потому что у нее был офис на дому. Если кто-то писал самому Каспару, то чаще всего это были бабушка и дедушка – мамины родители. На конвертах было написано: «Нашему родному». Дедушка наклеивал на конверты множество красивых марок, а бабушка писала длинные письма.
Каспар рассказал журналистам, как одиноко ему было в детстве, ведь он все время сидел дома. Он рассказал, что друзьям всегда приходилось слушать прогноз погоды, прежде чем пригласить его выйти поиграть.
Когда глянцевый журнал свалился на пол сквозь почтовую щель, мать разом испугалась и рассердилась. Она сказала, что на ее сыне просто кто-то решил заработать.
– Не ходи больше по улице, – велела она, – и никому не давай свой адрес.
Каспар обиделся, и они не разговаривали целый месяц. Прежде такого никогда не бывало.
При виде фотографии испугалась, видимо, не только мать. Каспар, очевидно, был настолько шокирующе бел, что поднялась волна читательских протестов. Что, мол, у них там за паноптикум?
Каспар надеялся, что на него будут меньше глазеть, но этого не случилось. Ведь его фотография была в журнале, рядом со всеми кинозвездами и фотомоделями. Он стал почти знаменитым. Люди смотрели на его лицо, и он вдруг стал существовать с гораздо большей силой, чем прежде. Люди знали его лучше, чем он – их. Они отражались в его белом лице, одновременно испуганные и любопытные.
Но в этом были и хорошие стороны, которых Каспар не предвидел. Женщины останавливались посреди улицы, чтобы поговорить с ним. В супермаркете они подкладывали в его корзину маленькие конвертики, запихивали в его карманы записки или быстро кидали письма на поднос с картошкой фри, когда он обедал в закусочной. Женщины были и старые, и молодые, они назначали свидание в том или ином кафе или на такой-то скамейке над фьордом или в домике на горе. Необычное сочетание белой кожи и известности распаляло их. В их глазах был особый отблеск, а в их руках было что-то, что не хотело верить в эту феноменальную белизну. Женщины шептали, что он напоминает греческого мраморного атлета, жемчужину в раковине на дне моря, первый снег зимним утром, архангела Гавриила, свежевымытый пол, саму невинность, далекие облака или белого оленя, на которого охотится сказочная принцесса и который на самом деле – заколдованный принц.
Однако через пару недель все было забыто, и Каспар вновь стал просто странным незнакомцем на улице. Он снова начал разговаривать с матерью. Она спросила, не было ли к нему таинственных телефонных звонков или писем. Каспар ничего не стал рассказывать о женщинах. Мать облегченно вздохнула.
– Наверно, люди видят только твою белую кожу, – сказала она.
Каспар кивнул и спросил, почему она, в конце концов, так нервничает.
– Потому что я слышала, что когда на тебя слишком много смотрят – это вредно для здоровья. Есть предел тому, сколько пристальных взглядов человек может вытерпеть за день и не потерять свое лицо или жизнь. Это все равно что слишком много солнечного света.
Мать замолчала, а когда Каспар спросил, что она имеет в виду, ушла в кухню, приготовила обед из трех блюд и накрыла стол в саду. Каспар любит обедать на свежем воздухе, если позволит погода, а в тот день небо было затянуто тучами, только слишком холодно. Мать положили в больницу с воспалением легких, болезнь уже готова была ее доконать, и врачи ругали ее.
И так все семь лет, с той поры, как мать заболела. Она может выходить на улицу, только если тепло и светит солнце. А для Каспара необходима пасмурная погода и дождь.
Мать не знала, что у Каспара в тот же день состоялся разговор в почтовом ведомстве по поводу приема на работу. Когда внимание улеглось, он получил письмо, в котором его просили прийти на главный почтамт города.
Позднее утро купалось в ослепительном солнечном свете, сверкавшем на золотых деревьях в городе. Каспар надел темные очки, намазал лицо кремом и посильнее натянул шляпу. Контора располагалась на самом верхнем этаже за последней дверью в конце коридора. Каспар постучался и вошел. Помещение было ослепительно-белым, от света из двух окон во всю стену. Он снял темные очки, но ему пришлось закрыть глаза руками. На мгновение в комнате замахали крыльями ангелы.
– Можно я останусь в очках? – прошептал он.
Чиновник почтового ведомства сидел спиной к двери и не слышал, как Каспар постучался. Сейчас он повернулся на своем стуле и испуганно взглянул на него. Для него лицо Каспара, вероятно, было просто белым пятном. Он откашлялся.
– Ты Каспар?
Каспар кивнул.
– А я думал, они там в журнале как-нибудь обработали твою фотографию… Присаживайся!
Чиновник некоторое время смотрел на него, а потом дело пошло быстро.
– Я могу предложить тебе место деревенского почтальона, ты ведь об этом мечтаешь?
– Но мне вредно быть на солнце.
– На том маршруте, о котором я говорю, погода всегда плохая. Там темно, все время туман, пасмурно, дождь и ветер. А зимой солнце еле видно из-за гор.
Каспар ущипнул себя за руку.
– Вакансия скоро освободится. Старый почтмейстер, Райнар Руск, уходит, но до этого он должен успеть обучить нового почтальона.
Чиновник посмотрел в огромное окно.
– У Райнара Руска нет детей, даже нет племянников, которым бы хотелось продолжить его дело. Эта должность вообще-то передается по наследству, так надежнее, но сейчас молодежь так много требует, так высоко ценит свою свободу. А у этой должности вот какая особенность: она пожизненная, с сохранением профессиональной тайны. Ты не можешь уволиться, и мы не можем тебя уволить.
Он закрутил свою кудрявую бороду, смазанную воском. Каспар смотрел в потолок.
– Подумай хорошенько, – сказал он.
Было тихо, слышно только, как тикают часы на стене.
– Спасибо, – сказал Каспар.
Почтовый чиновник ответил тем же, и Каспар вышел с договором в рифленом конверте.
Большинство его друзей считали бы на его месте, что их заманили в ловушку. Но у него выбора не было. Сам Каспар считал себя счастливейшим человеком на свете. Все законы природы попраны, и назад пути нет.
