Текст книги "Наследник имения Редклиф. Том первый"

Автор книги: Шарлотта Мэри Йондж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

– Рэдклифскій нравъ, – отвѣчалъ онъ холодно, и нижная губа его слегка дрогнула.

– Что-жъ это ты съ нимъ сдѣлалъ? спросилъ Чарльзъ.

– Ничего. Мы говорили объ оксфордскомъ университетѣ; я ему совѣтовалъ приготовиться къ нему какъ слвдуетъ, говоря, что его воспитаніе, до сихъ поръ, была одна игрушка. Развѣ это называется ученіемъ, ходить два раза въ недѣлю къ какому то Потсу, доморощенному генію, который есть ничто иное, какъ искусный калиграфъ въ коммерческой школѣ Мурорта? Правда, это вина не Гэя, но все-таки онъ очень отсталъ въ наукахъ отъ своихъ сверстниковъ, и ему много мужно учиться, чтобы не провалиться на экзаменѣ. Все это я сказалъ ему весьма осторожно, зная хорошо, съ кѣмъ я имѣю дѣло; однако вы видите, какія вышли послѣдствія.

– А что онъ тебѣ отвѣтилъ? спросилъ Чарльзъ.

– Ровно ничего, надо отдать ему честь; но за то онъ самымъ свирѣпымъ образомъ шагалъ послѣднюю половину мили, и теперешняя его выходка есть финалъ исторіи. Жаль мнѣ бѣднаго малаго, однако я васъ прошу не обращать на эту сцену вниманія. Чарли, хочешь опереться на мою руку?

– Не нужно, спасибо, – отвѣчалъ тотъ, надувшись.

– Право, обопрись, Эмми тяжело тебя вести – настаивалъ Филиппъ, дѣлая движеніе впередъ, чтобы насильно заставить его повиноваться.

– Чтобы ты уронилъ меня, какъ камелію, – ѣдко замѣтилъ больной и, взявъ костыль изъ рукъ Шарлотты, медленно началъ взбираться на ступени, какъ бы торжествуя надъ тѣмъ, что онъ сзади задерживаетъ Филиппа. Чарльзъ чрезвычайно любилъ дразнить его, хотя тотъ никогда не выказывалъ ни малѣйшаго признака неудовольствія. Четверть часа спустя, кто-то постучалъ въ дверь уборной.

– Войдите! сказала мистриссъ Эдмонстонъ, сидѣвшая за своимъ маленькимъ столомъ. Появился Гэй съ очень взволнованнымъ лицомъ.

– Извините, если я вамъ помѣшаю, – сказалъ онъ кротко:– но мнѣ нужно вамъ признаться, я вышелъ изъ себя потому, что Филиппъ вздумалъ мнѣ давать совѣты, а теперь мнѣ стало очень совѣстно.

– Что это у васъ съ губой? воскликнула мистриссъ Эдмонстонъ. Онъ приложилъ платокъ ко рту.

– А развѣ еще идетъ кровь? спросилъ онъ. – Это у меня дурная привычка кусать губы, когда я злюсь. За дѣло! вотъ мнѣ и клеймо за вспыльчивый характеръ.

Мистриссъ Эдмонстонъ потребовала полной исповѣди отъ Гэя, и тотъ откровенно передалъ ей, что его оскорбило страшно выраженіе Филиппа, будто его воспитаніе было ничто иное, какъ игрушка. – Это онъ дѣдушку задѣлъ! дрожащимъ голосомъ повторялъ Гэй, – и надъ мистеромъ Потсомъ насмѣхался. Какое онъ имѣлъ право. Кто его просилъ учить меня? Я самъ понимаю, что мнѣ нужно серьезно готовиться къ университету. Брани онъ меня, какъ хочетъ, но дѣдушку не смѣй трогать! Не смѣй онъ насмѣхаться надъ моими наставниками. – Однако, чтожъ это? я опять горячусь! съ отчаяніемъ сказалъ онъ.

– Полноте, успокойтесь! – утѣшала его мистриссъ Эдмонстонъ. – Филиппъ желалъ вамъ добра, самъ онъ воспитывался въ общественномъ заведеніи, не мудрено, если онъ настаиваетъ, чтобы и вы получили правильное, серьезное направленіе.

– Знаю, очень знаю, вотъ отчего мнѣ и совѣстно. Опять я разгорячился, опять вышелъ изъ себя. Я одинъ во всемъ виноватъ, право одинъ!

– Ваше раскаяніе есть ужъ первый шагъ къ исправленію; чѣмъ болѣе вы будете бороться съ собою, тѣмъ легче вамъ достанется побѣда.

– Богъ знаетъ, побѣдой ли это кончится! задумчиво сказалъ Гэй, прислонившись къ камину.

– Непремѣнно! ищущіе правды всегда достигаютъ своей цѣли, – кротко замѣтила она, и Гэй повеселѣлъ. Въ эту минуту мистриссъ Эдмонстонъ вызвали изъ комнаты. Раздался вдругъ голосъ Чарльза:

– Гэй! вы здѣсь? Дайте мнѣ вашу руку.

Гэй только теперь замѣтилъ, что дверь, ведущая къ больному, во все время ихъ разговора стояла растворенная настежъ.

Чарльзу объясненіе Гэя съ матерью показалось чистой комедіей; его радовало только то, что есть еще человѣкъ въ домѣ, который ссорится съ Филиппомъ, и потому, забывъ о странныхъ послѣдствіяхъ, могущихъ произойти отъ его словъ, онъ началъ поддразнивать Гэя.

– Эге! на свѣтѣ то, кажется, больше трусовъ, чѣмъ я предполагалъ. Нашему мудрому кузену, къ великому моему удивленію, не дали даже порядочнаго щелчка за то, что онъ суется съ своими совѣтами туда, куда его не спрашиваютъ.

– Напротивъ, онъ даетъ совѣты именно тому, кому они необходимо нужны, – отвѣчалъ Гэй очень серьезно. Чарльзъ хотѣлъ было что-то возразить, но раздавшійся звонокъ къ обѣду прекратилъ ихъ разговоръ. Больному стало досадно. Ему очень хотѣлось заставить Гэя высказаться при себѣ на счетъ Филиппа, но въ то утро его приступъ оказался совершенно неудаченъ. Гэй объявиль, что онъ не расположенъ откровенничать, и убѣжалъ одѣваться.

Чарльзъ утѣшался мыслію, что Гэй не вышелъ еще изъ-подъ нравственной опеки, въ которой его держали дома, и потому старается вести себя какъ умный ребенокъ; но взрывы его вспыльчивости ясно говорили, что характеръ у него далеко не дѣтскій.

– Рано или поздно, а онъ намъ кашу заваритъ, потирая руки, говорилъ больной самому себѣ.

Еслибы Чарльзъ зналъ, какой драматическій исходъ можетъ произойти отъ распри между Гэемъ и Филиппомъ, единственнымъ человѣкомъ въ семьѣ, совѣты котораго приносили истинную пользу молодому Морвилю, онъ не дерзнулъ бы разжигать вражду между обоими молодыми людьми. Но праздный умъ его искалъ всюду развлеченія. Онъ готовъ былъ пуститься на всевозможныя интриги, чтобы только увеличить оппозицію противъ Филиппа и произвести въ домѣ волненіе по поводу Гэя, который нравился ему все болѣе и болѣе, особенно послѣ того, какъ Чарльзъ открылъ, что тотъ далеко не пуританинъ по натурѣ.

За столомъ Гэй упорно молчалъ. Толковали о политикѣ; Филиппъ проводиль идею объ употребленіи съ пользою для страны громадныхъ средствъ, находящихся въ рукахъ землевладѣльцевъ. Какъ бы желая привлечь вниманіе Гэя, онъ нарочно распространился о значеніи власти представителя дома Морвиль въ Рэдклифѣ, разсказалъ, сколько надеждъ возлагаетъ на него лордъ Торндаль, ожидая, что онъ своимъ вліяніемъ будетъ поддерживать правую сторону дѣла. Но онъ даромъ терялъ слова. Молодой наслѣдникъ бросилъ ему въ отвѣтъ нѣсколько фразъ, чрезвычайно холоднымъ, равнодушнымъ тономъ, точно дѣло шло объ Мароккской имперіи, и Филиппъ поневолѣ обратился къ Лорѣ съ другимъ своимъ разговоромъ.

Какъ только дамы вышли изъ столовой, Гэй ободрился и заговорилъ первый съ своимъ опекуномъ о томъ, что онъ чувствуетъ въ себѣ недостатокъ классическаго образованія; что онъ находитъ нужнымъ хорошенько обучиться, пока не вступитъ въ оксфордскій университетъ, и кончилъ тѣмъ, что просилъ указать ему по сосѣдству какого-нибудь наставника, къ которому бы онъ могъ обратиться за уроками. Мисстеръ Эдмонстонъ вытаращилъ глаза и какъ будто испугался, точно Гэй просилъ его рекомендовать лучшаго палача, чтобы отрубить ему голову. Филиппа это также сильно удивило, но онъ смолчалъ, подумавъ однако, что Гэй очень ловко поставилъ вопросъ. Когда мистеръ Эдмонстонъ опомнился отъ сдѣланнаго ему сюрприза, началась переборка всѣхъ духовныхъ лицъ въ околодкѣ, и наконецъ по совѣту Филиппа, избранъ былъ мистеръ Лазсель, священникъ въ Броадстонѣ, старый школьный товарищъ Филиппа, и затѣмъ рѣшили, что онъ будетъ занималься съ Гэемъ нѣсколько разъ въ недѣлю.

Когда дѣло уладилось, Гэй нѣсколько успокоился; но въ продолженіи цѣлаго вечера онъ все-таки былъ самъ не свой и просидѣлъ все время въ любимой нишѣ у окна, съ книгою какого-то очень серьезнаго содержанія въ рукахъ. Пѣніе, разговоръ и даже романъ «Тяжба», не интересовали его болѣе. Шарлотта была какъ на горячихъ угольяхъ. Она не сводила глазъ съ Гэя и Филиппа, открывала было ротъ, какъ бы желая что-то сказать, и затѣмъ снова притихала, а если вмѣшивалась въ разговоръ старшихъ, то очень не кстати. Передъ самымъ сномъ, когда уже мистриссъ Эдмонстонъ готовилась разливать чай, Лора занялась чтеніемъ, Эмми убирала столъ Чарльза, а Филиппъ провѣрялъ съ дядей счеты плута прикащика. Въ это время дѣвочка очутилась подлѣ Гэя и шепотомъ проговорила подъ самымъ его ухомъ: Гэй! простите, пожалуйста, если я васъ спрошу… А мнѣ очень хочется знать – сердиты вы на Филиппа или нѣтъ? Неужели вы поднимете старую вражду съ нимъ?

– Какая тутъ вражда? спросилъ онъ, не понимая, о чемъ она толкуетъ. Напротивъ, я очень обязанъ Филиппу.

– То-то же, – сказала дѣвочка, умильно наклоняя голову, – а я думала, онъ васъ побранилъ.

Гэй невольно засмѣялся.

– Такъ онъ васъ не бранилъ? повторила Шарлотта. – Конечно вы большой, этого нельзя съ вами дѣлать; но онъ, кажется, приставалъ все къ вамъ, чтобы вы учились.

– Да, это правда; я на него за это разсердился, но теперь одумался и послѣдую его совѣту.

Шарлотта потерялась, но тутъ мистриссъ Эдмонстонъ вызвала Гэя изъ его убѣжища, и совѣщаніе кончилось.

Филиппу нужно было вернуться на слѣдующій день въ Броадстонъ; тетка его собиралась за покупками въ городъ. Чарльзу нельзя было съ ней прокатиться, потому что ей пришлось бы, можетъ быть, запоздать, а больному трудно было сидѣть долго въ экипажѣ. Рѣшили такъ: Филиппъ повезетъ тетку въ фаэтонѣ самъ, Гэй поѣдетъ вслѣдъ за ними, отдастъ нѣсколько визитовъ въ городѣ, завернетъ на квартиру Филиппа, чтобы полюбоваться на его гравюру Сикстинской Мадонны, представится мистеру Лазсель, пока мистриссъ Эдмонстонъ будетъ ходить по магазинамъ, и затѣмъ сядетъ править въ фаэтонѣ, вмѣсто Филиппа, и отвезетъ тетку домой. Пріѣхавъ въ городъ и покончивъ всѣ свои дѣла, мистриссъ Эдмонстонъ повезла Гэя съ визитомъ къ полковницѣ Дэнъ. Въ семьѣ Эдмонстоновъ обыкновенно увѣряли, что когда мама и полковница Дэнъ сойдутся, то у нихъ только и толку что о достоинствахъ мистера Филиппа; сегодняшній вечеръ доказалъ, что домашніе говорили правду. Мистриссъ Дэнъ была добродушная, привѣтливая старушка, до страсти любившая Филиппа Морвиль и гордившаяся тѣмъ, что онъ служитъ въ полку ея мужа; она не могла удержаться, чтобы не разсказать гостямъ нѣсколько случаевъ его доброты, ума и умѣнья вести себя съ товарищами. Мистриссъ Эдмонстонъ слушала ее съ удовольствіемъ, а лицо Гэя выражало самое живѣйшее сочувствіе. Не успѣли они усѣсться въ фаэтонъ, чтобы ѣхать домой, какъ мистриссъ Эдмонстонъ тотчасъ спросила, познакомился ли Гэй съ будущимъ своимъ учителемъ.

– Да, – отвѣчалъ Гэй:– мы начнемъ уроки съ завтрашняго дня, и я буду ѣздить къ мистеру Лазсель по понедѣльникамъ и четвергамъ.

– Это что-то скоро!

– Некогда мнѣ терять время, я у васъ веду слишкомъ разсѣянную жизнь. Пора мнѣ опомниться. Эхъ! будетъ работа! сказалъ онъ, щелкнувъ со всего розмаху бичемъ.

– Неужели наша домашняя жизнь кажется вамъ разсѣянной? спросила мистриссъ Эдмонстонъ, едва удерживаясь отъ улыбки.

– Конечно! сказалъ онъ:– вы еще моего характера не знаете; я страшно впечатлителенъ. Когда мнѣ случается уйдти въ свою комнату послѣ веселаго вечера, у меня голова кругомъ идетъ. Заняться ничѣмъ не могу. А вѣдь нельзя же мнѣ сидѣть взаперти цѣлый день.

– Еще бы! – возразила, улыбаясь, мистриссъ Эдмонстонъ:– мы хоть вамъ и родные, но у васъ все-таки есть общественныя обязанности въ отношеніи къ намъ. Что дѣлать, видно мы ужъ такой опасный народъ.

– Нѣтъ, пожалуйста, не перетолковывайте моихъ словъ. Вы тутъ совсѣмъ не виноваты. Я такой разсѣянный, что на меня дѣйствуетъ малѣйшее развлеченіе.

– Вся бѣда въ томъ, что вы дома вели затворническую жизнь; вамъ нужна перемѣна; не избѣгайте ни развлеченій, ни общества: это два необходимыхъ условія для развитія человѣка. Если же вы находите, что такого рода жизнь дѣйствуетъ слишкомъ сильно на ваше воображеніе, работайте надъ собой: тогда вреда никакого не будетъ.

– Я сильно борюсь, а между тѣмъ чувствую, что вредъ есть, потому что самая борьба ослабляетъ мои силы и отнимаетъ у меня возможность всецѣло посвятить себя наукѣ.

– Вы ошибаетесь, милый Гэй, для нравственной борьбы человѣка нѣтъ опредѣленнаго времени. Вся жизнь наша есть рядъ искушеній. Таковъ ужъ общественный законъ. Борьба необходима; вы не можете отклоняться отъ трудныхъ обязанностей, ради своего спокойствія. Если скромная наша домашняя среда заключаетъ въ себѣ предметы, раздражающіе ваше воображеніе, повторяю опять – боритесь сами съ собой. Не забудьте, что ваше положеніе въ свѣтѣ потребуетъ сильной воли надъ собой; соблазны, предстоящіе вамъ въ будущемъ, такъ велики, что вамъ съ этихъ же поръ необходимо пріучать себя быть твердымъ и готовымъ на всякую борьбу.

– Да, – отвѣчалъ Гэй:– мнѣ давно слѣдовало бы объ этомъ подумать и серьезно заняться своимъ образованіемъ, вмѣсто того, чтобы бить баклуши цѣлый мѣсяцъ. Будь у меня потверже характеръ, ничего бы этого не случилось. Я надѣюсь, по крайней мѣрѣ, что теперь у меня будетъ довольно работы.

– Вы, кажется, не очень жалуете древніе языки?

– О! нѣтъ! я обожаю Гомера и считаю Георгики Виргилія безподобной поэзіей. Но меня мучитъ то, что меня заставятъ долбить грамматику и засадятъ за изученіе греческихъ корней, просто бѣда!

Онъ тяжело вздохнулъ, какъ будто бы уже сидѣлъ за книгами.

– Кто прежде училъ васъ? спросила мистриссъ Эдмонстонъ.

– Мистеръ Потсъ, – отвѣчалъ Гэй:– очень умный человѣкъ; онъ воспитывался въ простой школѣ, правда, но потомъ крѣпко учился и очень былъ радъ получить мѣсто профессора въ Коммерческой академіи въ Мурортѣ, гдѣ воспитывались племянники Мэркгама. Это была славная голова; терпѣливый до нельзя; немудрено, онъ былъ вышколенъ трудовой жизнью и при этомъ страшный охотникъ до чтенія. Когда мнѣ минуло девять лѣтъ, я ѣздилъ къ нему въ Мурортъ три раза въ недѣлю. Онъ сдѣлалъ изъ меня все, что могъ; мы съ нимъ многое прочли, и онъ съ наслажденіемъ занимался мною. Еслибы Филиппъ зналъ, что перенесъ этотъ человѣкъ, какой у него безподобный характеръ, у него языкъ не повернулся бы говорить объ немъ съ неуваженіемъ.

– Я вамъ тогда же сказала, что Филиппъ сомнѣвается въ одномъ, чтобы наставникъ, не учившійся самъ въ высшемъ учебномъ заведеніи, былъ въ состояніи подготовить васъ къ тому общественному положенію, къ которому вы предназначены.

– Ахъ! воскликнулъ Гэй:– дорого бы я далъ, чтобы мистеръ Потсъ присутствовалъ при преніяхъ Филиппа съ мистеромъ Лэзсель, на счетъ какого-нибудь лексикона, или чтобы онъ послушалъ, какъ они толкуютъ о корняхъ словъ или декламируютъ выдержки изъ древнихъ греческихъ писателей. Стоитъ закрыть глаза, сейчасъ представятся два старые, ученые мужа въ очкахъ и длиннополыхъ сюртукахъ табачнаго цвѣта.

– Воображаю Филиппа, онъ въ своей сферѣ во время такихъ преній, – смѣясь, замѣтила мистриссъ Эдмонстонъ.

– Право, – сказалъ Гэй:– чѣмъ я ближе вглядываюсь въ Филиппа, чѣмъ чаще вижу его, тѣмъ болѣе удивляюсь ему. Что у него за библіотека! почти все наградныя книги, какіе богатые переплеты!

– Да, это его слабость. Онъ каждую хорошую книгу покупаетъ не иначе, какъ въ дорогомъ переплетѣ. А гравюру его видѣли?

– Мадонну Рафаэля? Видѣлъ. Прелесть, что такое. Я не могу забыть выраженія лицъ двухъ ангеловъ. Чистая невинность; одно размышляющее, другое восторженное.

– Знаете ли что, – замѣтила мистриссъ Эдмонетонъ:– у васъ иногда бываетъ точно такое выраженіе, какъ у ангела, который постарше.

– Не думаю, – возразилъ Гэй, и затѣмъ, понизивъ голосъ, прибавилъ:– мой настоящій портретъ – это портретъ дѣдушки, что виситъ дома. Однако, очемъ это мы съ вами говорили? Да, о Филиппѣ. Какъ его любитъ мистриссъ Дэнъ!

– Да, онъ ея любимецъ.

– Не даромъ же его всѣ такъ обожаютъ. Чѣмъ больше его знаешь, тѣмъ болѣе къ нему привязываешься. Не смѣйтесь надо мною, я не увлекаюсь, я просто отъ него въ восторгѣ, – сказалъ Гэй, замѣтивъ, что мистриссъ Эдмонстонъ улыбается.

– Я не смѣюсь, – возразила та ласково:– но меня удивляетъ восторженность вашихъ чувствъ. Вы не повѣрите, какъ мнѣ пріятно слышать, что моего племянника такъ хвалятъ.

– Немудрено, – продолжалъ Гэй: – онъ истинный герой по самоотверженію; вашъ мужъ разсказывалъ мнѣ, какъ много онъ пожертвовалъ своимъ сестрамъ, думая составить ихъ благосостояніе.

– Онъ особенно думалъ о счастьѣ Маргариты, старшей своей сестры. Это была всегда его любимица. Она красавица собой, умница, очень на него похожа и была примѣрной сестрой для Филиппа. Послѣ смерти матери, она сама занялась его воспитаніемъ, и онъ привязался къ ней всей душой. Я полагаю, что впослѣдствіи, Филиппъ не только не придавалъ никакой важности своей жертвѣ, но, напротивъ, радовался, что можетъ хотя нѣсколько вознаградить заботы сестры о себѣ. Отказавшись отъ всего наслѣдства въ пользу обѣихъ сестеръ, онъ былъ въ восторгѣ, что онѣ не выѣдутъ изъ Стэйльгурста, и что это облегчитъ нѣсколько ихъ сиротство. Но тутъ Фанни заболѣла и умерла, и затѣмъ Маргарита вышла замужъ за доктора Гэнлей, лечившаго сестру. Съ матерьяльной точки зрѣнія это замужество могло считаться, пожалуй, и выгоднымъ. Докторъ былъ человѣкъ почтенный, съ большой практикой и очень богатый; но онъ гораздо старше жены, далеко ниже ея по уму и образованію и, какъ кажется, человѣкъ невѣрующій. Однимъ словомъ, Маргаритѣ Морвиль очень можно было бы обойтись безъ подобнаго замужества, потому что, по милости брата, она и безъ того была совершенно обезпечена.

– Отчего жъ Филиппъ не препятствовалъ ея браку?

– Онъ страшно возсталъ противъ него, но гдѣ же было 19-тилѣтнему брату сладить съ 27-милѣтней сестрой? По всему видно, что ея упорство задѣло его за живое. Бѣднаго малаго сильно перевернуло, какъ отъ этого обстоятельства, такъ и отъ смерти Фанни, которую онъ нѣжно любилъ. Кроткая была дѣвушка. Онъ точно разомъ потерялъ обѣихъ сестеръ и домашній уголъ.

– Но вѣдь Филиппъ, кажется, теперь только что возвратился отъ мистриссъ Гэнлей. Значитъ, онъ ѣздитъ къ ней.

– Да, братъ и сестра попрежнему дружны. Она въ немъ души не слышитъ и очень имъ гордится. Они въ постоянной перепискѣ, и Филиппъ часто гоститъ у нея. Но доктора онъ не любитъ, и тонъ ихъ дома вообще ему не нравится; онъ всегда возвращается отъ нихъ мрачный и грустный. Мы всячески стараемся заставитъ его забыть родной Стэйльгурстъ и считать своимъ домомъ Гольуэль.

– Какъ онъ васъ долженъ любить!

– Кто? Филиппъ? Нѣтъ, онъ со всѣми сдержанъ, кромѣ Маргариты. Со времени ея замужества онъ сдѣлался положительно замкнутъ. Вотъ отчего онъ такъ строгъ къ другимъ и недовѣрчивъ. Это всегдашнее слѣдствіе разочарованія въ любви и въ дружбѣ. А Маргарита своимъ замужествомъ нанесла сильный ударъ его молодому сердцу.

– Благодарю васъ за все, что вы мнѣ объ немъ разсказали, сказалъ Гэй. – Я теперь лучше понимаю характеръ Филиппа и буду смотрѣть на него совсѣмъ иначе. Должно быть, страшная вещь обмануться въ любимомъ человѣкѣ. Воображаю, что онъ перенесъ.

Мистриссъ Эдмонстонъ очень была рада, что ей удалось, повидимому, расположить Гэя въ пользу Филиппа, и съ этого дня она еще болѣе полюбила Гэя.

ГЛАВА V

Мистриссъ Эдмонстонъ съ нетерпѣніемъ ожидала, что скажетъ мистеръ Лазсель о своемъ новомъ воспитанникѣ, и наконецъ узнала отъ него, что Гэй Морвиль одаренъ блестящими способностями, свѣдѣній имѣетъ много, но въ классическомъ образованіи отсталъ и по части математики слабъ. Его пріучили къ мысли, что очень достаточно перевезти прозой или стихами какого-нибудь классика, если притомъ англійскій переводъ будетъ гладокъ и изященъ, а между тѣмъ онъ забывалъ о точности перевода и нерѣдко искажалъ смыслъ подлинника. Трудиться онъ не привыкъ, такъ какъ понимается трудъ, и потому далеко отсталъ отъ своихъ сверстниковъ, гораздо менѣе его развитыхъ, но получившихъ правильное образованіе въ какомъ-нибудь общественномъ заведеніи. Все это мистеръ Лазсель передалъ Гэю лично, послѣ перваго испытанія; но такъ какъ тотъ не могъ вынести, чтобы кто-нибудь осмѣлился осудить его дѣда или прежняго учителя, то замѣчаніе его пропало даромъ, и Гэй ограничился только вопросомъ, по скольку часовъ въ день ему прикажутъ заниматься.

– По три, – сказалъ сначала мистеръ Лазсель; но, сообразивъ количество предметовъ, необходимыхъ для точнаго изученія, прибавилъ, – нужно бы, правду сказать, по четыре часа работать, если это возможно.

– Такъ я четыре часа и назначу, – отвѣчалъ Гэй:– а можетъ быть, и пять займусь.

Онъ усердно принялся работать и, не поднимая головы, трудился до завтрака, за часъ передъ которымъ онъ и Чарльзъ имѣли обыкновеніе читать что-нибудь по латыни вмѣстѣ. Во время этихъ уроковъ Чарльзъ рѣшительно забывалъ товарищество и обращался съ Гэемъ очень строго. Гэю же, привыкшему жить на волѣ и проводить цѣлые дни на воздухѣ, было очень трудно приниматься снова за сухой, мертвый языкъ классиковъ; ему пришлось горы ворочать, доискиваясь коренныхъ формъ и изучая трудные виды глаголовъ, и такая работа дотого его изнуряла, что къ полудню онъ былъ на себя не похожъ. Тутъ бы, кажется, и отдохнуть ему въ прохладной, покойной гостиной, тѣмъ болѣе, что Чарльзу было все равно, какой бы часъ для чтенія ни выбрать; но онъ, какъ нарочно, назначилъ полдень для уроковъ Гэя, вовсе не замѣчая, что лишаетъ своего пріятеля единственнаго часа для развлеченія. По временамъ Гэй зѣвалъ во весь ротъ и, получивъ однажды названіе дурака за это, рѣшился попросить Чарльза перемѣнить часъ урока; но тотъ не согласился, и Гэй скромно подчинился волѣ домашняго деспота. Изучать характеръ Гэя было самымъ пріятнымъ развлеченіемъ для больнаго; онъ, напримѣръ, очень радовался однажды, что ему предстоитъ услышать отъ Гэя описаніе перваго обѣда, на который его пригласили. Семейство Браунлоу прислало просить мистера и мистриссъ Эдмонстонъ, вмѣстѣ съ дочерью и молодымъ сэръ Морвилемъ, къ себѣ на обѣдъ. Гэю не очень хотѣлось ѣхать, не смотря на увѣщанія Лоры, соблазнявшей его тѣмъ, что они услышатъ за столомъ отличную музыку; да и мистеръ Эдмонстонъ подговаривалъ его, радуясь заранѣе перспективѣ дружескаго обѣда. Но Гэй что то отнѣкивался, пока наконецъ Чарльзъ не настоялъ, чтобы онъ ѣхалъ, хоть ради того, чтобы на слѣдующее утро передать ему изустное описаніе обѣда.

Такъ и случилось. На другой день за завтракомъ Чарльзъ не преминулъ спросить, весело ли было Гэю.

– Ахъ! пресмѣшно было! отвѣчалъ тотъ.

– Особенно смѣшнаго ничего не было, – прибавила Лора:– обыкновенный характеръ обѣдовъ Браунлоу извѣстенъ.

– Однако, разскажите все по порядку, – началъ снова Чарльзъ. – Лора, тебя кто велъ къ столу? Гэю вѣрно навязали хозяйку дома?

– Нѣтъ, – отвѣчала Лора, – хозяйку и меня вели лорды.

– А не Филиппъ?

– Нѣтъ, – сказалъ Гэй:– вѣрный Аматъ былъ безъ благочестиваго Энея.

– Ай да, Гэй, люблю за это! крикнулъ Чарльзъ, расхохотавшись.

– Мнѣ эта мысль невольно пришла въ голову, – сказалъ Гэй, какъ бы извиняясь за насмѣшку. – Я наблюдалъ все время за молодымъ Торнтолемъ, это пародія на Филиппа, а безъ него онъ еще смѣшнѣе, чѣмъ при немъ. Неужели онъ самъ этого не замѣчаетъ?

– Да, къ нему эти манеры вовсе не идутъ, – вмѣшалась мистриссъ Эдмонстонъ: – у него нѣтъ врожденнаго достоинства Филиппа.

– Видно, нужно быть непремѣнно шести футовъ росту, чтобы обладать этими величественными, спокойными и вмистѣ граціозными манерами, которыми отличается Филиппъ, – сказалъ Гэй.

– Лора, кто былъ твоимъ сосѣдомъ? заговорила Эмми.

– Докторъ Майэрнъ. Я осталась очень довольна, иначе на меня навязался бы кто-нибудь изъ пріятелей мистера Браунлоу. Тѣ ни о чемъ другомъ не говорятъ, какъ о скачкахъ, да о балахъ.

– А какъ держала себя сама хозяйка? спросилъ Чарльзъ.

– Она престранная, съ невозмутимымъ спокойствіемъ, замѣтила мистриссъ Эдмонстонъ, а Гэй, сдѣлавъ преуморительную физіономію, добавилъ: да, такихъ барынь мало на бѣломъ свѣтѣ! Благородная ли она?

– Филиппъ иначе не зоветъ ее, какъ: эта женщина, – сказалъ Чарльзъ. – Она его разъ вечеромъ чуть не уморила со смѣху, увѣряя, будто она во всю свою жизнь видѣла только троихъ примѣрныхъ молодыхъ людей; его, меня, да еще своего сына.

– Ну, ужъ о Морицѣ она этого не скажетъ, – замѣтила Лора, когда взрывъ хохота умолкъ.

– Я слышала, какъ она старалась обойдти одну молодую даму, увѣряя ее, что Морицъ старшій въ родѣ, – сказала съ улыбкой мистриссь Эдмонстонъ.

– Неужели, мама, она не знала, что говоритъ неправду? спросила Эмми.

– Да, я ей намекнула, что лордъ де-Курси еще живъ, но она нисколько не сконфузилась и прибавила: ахъ! да, я совсѣмъ забыла; ну, да это все равно; значитъ, онъ второй сынъ, слѣдующій послѣ перваго…

– Послушали бы вы анекдоты, которые она и Морицъ другъ другу разсказывали, – воскликнулъ Гэй. – Право, онъ ее дурачилъ, потому что на каждый ея разсказъ у него слѣдовалъ анекдотъ еще болѣе неправдоподобный. Неужели она благородная?

– По рожденію да, – сказала мистриссъ Эдмонстонъ:– но ея бойкость и глупость дѣлаютъ изъ нея просто неприличную женщину.

– Какъ она кричитъ! замѣтила Лора. – Что она тамъ толковала о лошадяхъ, Гэй?

– Она разсказывала, будто ей пришлось какъ-то править парой такихъ бѣшеныхъ лошадей, что всѣ грумы струсили, и что ей захотѣлось взять съ собой маленькаго сына, но мужъ будто бы сказалъ: «ты, душа моя, можешь ломать себѣ шею сколько тебѣ угодно, а ужъ сына я тебѣ не дамъ!» На это Морицъ замѣтилъ, что онъ самъ видѣлъ, какъ одна лэди правила не парой, а четверней въ рядъ, и прибавилъ еще какую-то несообразность.

– Дорого бы я дала, чтобы послушать ихъ! воскликнула Лора.

– А знаете ли, – сказалъ Гэй:– что мистриссъ Браунлоу куритъ сигары?

Крики ужаса и смѣхъ покрыли его голосъ.

– Право, Морицъ при мнѣ ей разсказывалъ, что и онъ зналъ какую-то лэди, у которой постоянно висѣла на поясѣ сигарочница на цѣпочкѣ, и будто она на балѣ, въ срединѣ танцевъ, всегда курила.

Въ эту минуту доложили, что лошадь Гэя осѣдлана, и онъ уѣхалъ на урокъ. Вернувшись оттуда, онъ прибѣжалъ прямо въ гостиную, гдѣ мистриссъ Эдмонстонъ читала что-то вслухъ Чарльзу, и отрывисто произнесъ:

– Я вамъ намедни солгалъ: мистриссъ Браунлоу не такъ сказала, – она всего разъ въ жизни выкурила сигару. Простите, что помѣшалъ! и, сказавъ это, онъ исчезъ.

На слѣдующій день, Гэй дома катался на конькахъ совершенно одинъ, и когда онъ пришелъ въ гостиную, то замѣтилъ Чарльза, занимавшаго миссъ Гарнеръ исторіей о сигарахъ мистриссъ Браунлоу. Онъ весь вспыхнулъ. Чарльзъ, вѣдь я говорилъ вамъ, что она одинъ разъ въ жизни выкурила сигару! воскликнулъ онъ.

– Ну да, я такъ и говорю, – прервалъ его Чарльзъ:– она начала съ одной, а потомъ и пошла катать. Я слышалъ, что она послала цѣлый заказъ въ Гаванну,

– Да вѣдь я вамъ вчера сказалъ, что ошибся, передавая ея слова.

Больному стало досадно, что Гэй портитъ ему дѣло; онъ снова началъ насмѣхаться надъ мистриссъ Браунлоу.

– Отъ нея всего можно ожидать, – сказала одна изъ барышенъ.

– Не вѣрьте ему, увмѣшался кротко Гэй:– я неточно передалъ чужія слова, я не желалъ бы дѣлать сплетни.

Чарльзъ надулся, Гэй сконфузился, а Лора съ Эмми насилу дождались, чтобы гости уѣхали.

– Вотъ несносный, то! – ворчалъ про себя больной когда миссъ Гарперъ скрылись за дверью.

– Простите, что я испортилъ вашъ анекдотъ, – сказалъ Гэй – но вѣдь я виноватъ въ неточной передачѣ факта, и потому это мой долгъ исправить свою ошибку.

– Глупости какія! произнесъ насмѣшливо Чарльзъ. – Кому какое дѣло, одну ли она сигару выкурила или двадцать? Она останется все той же мистриссъ Браунлоу.

Брови Гэя сильно наморщились, видно было по всему, что онъ сдерживается.

– Полноте, Гэй, – весело сказала Лора-.– не обращайте вниманія на брата, мы всѣ должны васъ уважать за правдивость.

– Совѣтую тебѣ представить его за отличіе Филиппу:– злобно проворчалъ Чарльзъ.

Долго не могъ онъ забыть нанесенной ему обиды: такъ онъ называлъ противорѣчіе, сдѣланное ему Гэемъ, и послѣ этого весь день нельзя было къ нему приступиться. Ѣдкія замѣчанія, ядовитыя колкости, подъ часъ даже грубыя, такъ и сыпались на голову бѣднаго Гэя, который переносилъ всѣ эти выходки съ невозмутимымъ спокойствіемъ, что положительно бѣсило Чарльза. Умоляющіе знаки, которые ему дѣлали мать и Лора, еще болѣе раздражали его желчь; но все-таки вечеромъ, когда пришлось идти спать, Чарльзъ, по привычкѣ, оперся на плечо Гэя, чтобы при его помощи взобраться на лѣстницу.

– Покойной ночи! сказалъ кротко Гэй, когда довелъ больнаго до постели.

– Прощайте! отвѣчалъ Чарльзъ. – Ну, я вижу, что мои старанія раздразнить сегодня львенка не удались. Жаль!

Между тѣмъ мысль, рано или поздно привести въ исполненіе этого рода планъ, т. е. раздразнить чѣмъ бы то ни было Гэя, не покидала Чарльза. Ему страстно хотѣлось быть свидѣтелемъ какого-нибудь взрыва его вспыльчивости, и онъ рѣшился не обращать вниманія на увѣщанія родителей и сестеръ.

Онъ доходилъ дотого, что говорилъ иногда противъ своихъ убѣжденій, противъ здраваго смысла, словомъ, говорилъ всѣмъ наперекоръ, лишь бы добиться своего. Гэй сначала не понималъ, въ чемъ дѣло и искренно удивлялся внезапной перемѣнѣ мыслей Чарльза; но онъ началъ замѣчать, что Лора дѣлаетъ ему какіе-то знаки, и когда они остались одни, молодая дѣвушка стала его просить не принимать за серьезное то, что ея больной братъ скажетъ въ припадкѣ раздражительности.

– Я увѣренъ, что онъ даже не думаетъ того, что говоритъ, но зачѣмъ онъ это дѣлаетъ? сказалъ Гэй.

– Ктожъ его знаетъ? намъ всѣмъ бываетъ очень неловко и непріятно во время этихъ сценъ; но такъ какъ онъ привыкъ постоянно исполнять всѣ свои капризы, намъ поневолѣ приходится извинять его бѣднаго: вѣдь ему не легко живется.

Съ этихъ поръ Гэй свободно вступалъ въ пренія съ Чарльзомъ, и тому ни разу ни пришлось его разсердить; какъ вдругъ, однажды, у нихъ зашелъ разговоръ о Карлѣ I, королѣ англійскомъ. Чарльзъ хватилъ его какой-то насмѣшкой.

Гэй поблѣднѣлъ; его темные глаза блеснули какъ у орла; онъ вскочилъ съ мѣста и воскликнулъ:

– Неужели вы серьезно говорите?

– А Страффорда [1]1
  Страффордъ, любимецъ Карла, котораго онъ вѣроломно выдалъ англичанамъ, и его казнили.


[Закрыть] забыли? холодно спросилъ Чарльзъ въ восторгѣ отъ того, что напалъ на больное мѣсто.

– Это нечестно, неблагородно, – сказалъ Гэй, весь дрожа отъ негодованія, – голосъ его почти упалъ – нечестно оскорблять его память тѣмъ, въ чемъ онъ самъ сильно раскаялся. Неужели испытанія, имъ перенесенныя, кровь, пролитая имъ…… И весь красный отъ волненія, Гэй вышелъ изъ комнаты.

– Ага! заговорилъ самъ съ собой Чарльзъ. – Попался таки! Страшенъ же онъ въ гнѣвѣ! Богъ знаетъ, чѣмъ бы все это кончилось, еслибы онъ не удержался. Наконецъ то мнѣ удалось полюбоваться на образецъ Морвильскаго взгляда: теперь довольно. Меня бѣситъ одно, зачѣмъ онъ обращается со мной, какъ будто я женщина или ребенокъ, и не даетъ полной воли своему гнѣву?

Минутъ черезъ десять спустя, Гэй пришелъ къ нему извиниться, говоря, что онъ увлекся.

– Да мнѣ и въ голову не могло придти, чтобы Карлъ I пользовался особеннымъ вашимъ благоволеніемъ – замѣтилъ Чарльзъ.

– Прошу васъ, разъ навсегда, не шутить болѣе на счетъ памяти Карла I.

Лицо Гэя было дотого серьезно и сосредоточенно, что капризный больной покорился поневолѣ и даже пересталъ дуться.