Текст книги "Наследник имения Редклиф. Том первый"

Автор книги: Шарлотта Мэри Йондж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

Лора не умѣла отвѣчать на такія шутки и потому промолчала. Мысленно она утѣшалась сознаніемъ, что не одна красота ея привлекла къ ней Филиппа.

Для мистриссъ Эдмонстонъ оставалось одно затрудненіе, какъ объявить Эвелинѣ о предложеніи Гэя. Она давно замѣтила, что Эва сильно съ нимъ кокетничаетъ, а потому ей не хотѣлось задѣть ея самолюбія, сказавъ, что скромная ея дочь произвела на Гэя гораздо болѣе сильное впечатлѣніе, чѣмъ свѣтская, бойкая лэди.

Къ счастію, дѣло вышло совсѣмъ иначе. Вмѣсто того. чтобы оскорбиться, Эвелина пришла въ восторгъ и, прыгая по комнатѣ, кричала, что это будетъ прелестная парочка.

– Давно бы имъ образумиться, – говорила она весело. – А то ходятъ себѣ, повѣся носъ; хорошо, что я помогла имъ объясниться; вы, тетушка, должны быть мнѣ за это обязаны.

Мистриссъ Эдмонстонъ мысленно находила, что хвастать своими выходками Эва не имѣла никакой надобности, но смолчала, зная, что она чувствовала себя очень виноватой передъ Гэемъ за прошедшій вечеръ, и теперь искренно радуется, потому что дѣло приняло такой прекрасный оборотъ.

– Неужели вы не цѣните моей заслуги, тетя! продолжала болтать лэди Килькоранъ. – Вѣдь не завари я этой каши вчера, Эмми и Гэй продолжали бы изнывать отъ любви молча. Они должны быть по гробъ мнѣ благодарны!

– Если бы я навѣрно знала, Эва, – возразила серьезнымъ тономъ тетка:– что ты устроила съ умысломъ вчерашнюю сцену, я тебѣ бы этого никогда не простила, да и самое предложеніе Гэя не могло бы быть принято нами, потому что оно тогда было бы вынужденное. Успокой меня, Бога-ради, скажи: пошалила ли ты, какъ всегда, по вѣтренности или дѣйствовала по разсчету?

– Боже мой! воображаю, какую головомойку перенесла бѣдная Шарлотта, если вы меня такъ распекаете! воскликнула Эва съ видомъ притворнаго отчаянія.

Мистриссъ Эдмонстонъ расхохоталась невольно и призналась, что она даже забыла побранить Шарлотту.

– Ну, такъ и не браните ее. Забудьте все прошлое, – вскричала Эвелина. – Она, бѣдняжка, ни въ чемъ не виновата, она меня послушалась, вотъ и все. А у меня никакого злаго умысла не было, увѣряю васъ. Будьте же такъ добры, не взыскивайте съ дѣвочки, милая тетя! Если вы меня поблагодарить за услуги не хотите, дѣлать нечего; на мѣстѣ вашемъ каждая матушка разсыпалась бы въ благодарности, – но вы, по крайней мѣрѣ, на свадьбу-то меня пригласите, Ахъ! что это за прелесть будетъ! Я пѣшкомъ приду изъ Килькорана. Вы вѣрно балъ сдѣлаете?

– О свадьбѣ еще рѣчи нѣтъ. Будь умница и держи языкъ за зубами, – сказала мистриссъ Эдмонстонъ. – Матери все разскажи, а другимъ – ни гу-гу. Морицу ни полслова не говори. У меня есть важныя причины на это. Это еще не помолвка, и мы Гэя не хотимѣ ничѣмъ связывать.

Эва обѣщала строго выполнить приказаніе тетки, которая успокоилась, зная, что молодая дѣвушка честно сдерживаетъ данное слово.

ГЛАВА XIV

Площадь Атенея. С.-Мильдредъ

4-го августа.

«Дорогой Филиппъ! Благодарю тебя за книги, которыя я получила въ цѣлости, черезъ сэръ Гэя. Мнѣ очень жаль, что ты не нашелъ ихъ достойными вниманія. Неужели ты, человѣкъ, съ такимь здравымъ смысломъ, не убѣжденъ еще до сихъ поръ, что лучшимъ средствомъ противъ наклонности къ мечтательности и идеализму, которыя развиваютъ суевѣріе и пустоту, – извѣстныя въ настоящую эпоху подъ именемъ вѣры и поэзіи, – что лучшимъ средствомъ противъ этой болѣзни служитъ изученіе простыхъ фактовъ, основанныхъ на положительныхъ доказательствахъ. Любопытно наблюдать, какъ эти шаткія теоріи, прилагаемыя къ практикѣ, оказываются несостоятельными. Примѣръ у меня на глазахъ. У насъ въ С.-Мильдредѣ живутъ двѣ сестры Уэльвудъ, дочери капитана, убитаго на дуэли старикомъ сэръ Гэемъ Морвиль; эти двѣ барышни, повидимому, съ намѣреніемъ вооружаютъ все общество противъ себя; онѣ, напримѣръ, берутъ къ себѣ въ домъ нищихъ дѣтей; даютъ имъ воспитаніе несогласное съ ихъ положеніемъ; держатъ ихъ по правиламъ какого-то строгаго, монастырскаго устава; затѣмъ, сами ходятъ по больницамъ, гдѣ проповѣдываютъ что то больнымъ, утомляя ихъ до полусмерти, и, наконецъ, навѣщаютъ бѣдныхъ въ самое непозволительное время – ночью. Мужъ мой нашелъ одну изъ нихъ, недавно, въ полночь, въ какой-то лачугѣ, населенной всякимъ отребьемъ человѣческаго рода. Обѣ сестры еще довольно молоды; матери и даже руководителя онѣ никакого не имѣютъ, идутъ по совершенно ложной дорогѣ, и, не смотря на это, приверженцы новой церкви не перестаютъ ими восторгаться. Однако, я уклонилась отъ главнаго предмета своего письма, юнаго баронета сэръ Гэя. Ты описалъ мнѣ его очень вѣрно. Но, признаюсь, я ожидала, что, по наружности, потомокъ Морвилей изъ Рэдклифа будетъ больше смахивать на героя романа или трагедіи, чѣмъ на простаго смертнаго; онъ далеко ниже своего отца по красотѣ и выразительности лица. Молодой сэръ Гэй смотритъ, впрочемъ, настоящимъ джентльмэномъ; онъ очень любезенъ и остеръ. Мнѣ онъ показался умнымъ человѣкомъ, но нѣсколько поверхностнаго образованія; какъ страстный музыкантъ, онъ едва ли можетъ быть способенъ на что-нибудь дѣльное; родовой Рэдклифскій характеръ сильно въ немъ вкоренился; при малѣйшемъ противорѣчіи сэръ Гэй готовъ уже вспылить; когда я разговариваю съ нимъ, мнѣ всегда кажется, что я стою на кратерѣ вулкана. Правда, онъ сильно сдерживается; раза два подмѣтила, что онъ крѣпко кусаетъ себѣ губы во время спора съ кѣмъ-нибудь изъ насъ:– вотъ тебѣ доказательство, какая тонкая кора прикрываетъ его внутренній огонь. Сознаюсь, впрочемъ, что со мною онъ крайне вѣжливъ и внимателенъ, а o тебѣ говорить съ полною признательностью. Нужно стараться не вбивать ему въ голову мысли, что онъ, будучи наслѣдникомъ такого огромнаго состоянія, имѣетъ въ обществѣ не малое значеніе; наша милая тетушка, кажется, успѣла уже надуть ему въ уши, что онъ важная особа. Мы окажемъ ему съ своей стороны всевозможное вниманіе и доставимъ ему случай познакомиться съ образованными людьми, составляющими нашъ кругъ знакомства. Его письма адресуются на наше имя, такъ какъ ферма Соутъ-Муръ въ сторонѣ отъ почтовой станціи. Наши изъ Гольуэля частенько-таки съ нимъ переписываются. Письма отъ опекуна, къ великому моему удивленію, вызываютъ каждый разъ яркій румянецъ на щекѣ молодаго Гэя. Это что-то не даромъ! Недавно, онъ былъ съ визитомъ въ Стэйльгурстѣ; очень жаль, что капитанъ Гарвудъ, въ настоящую минуту, дома; общество его сыновей далеко не полезно для такого юноши, какъ сэръ Гэй. Послѣ веселыхъ анекдотовъ и разсказовъ о скачкахъ въ С.-Мильдредѣ, которыми Эдуардъ и Томъ Гарвудъ угощаютъ его, я сомнѣваюсь, чтобы серьезное направленіе моего общества пришлось ему по вкусу. Я стороною слышала, что Томъ опять накуралесилъ что-то въ Кэмбриджѣ.

Любящая тебя сестра,

«Маргарита Гэнлей.»

Площадь Атенея. С.-Мильдредъ.

6-го сентября.

«Дорогой Филиппъ! Никто не имѣетъ такого отвращенія къ сплетнямъ и злословію, какъ я, и потому даю тебѣ полное право судить, какъ хочешь, слѣдующіе факты, дошедшіе до моего свѣдѣнія. Сэръ Гэй Морвиль нѣсколько уже разъ ѣздилъ съ Томомъ Гарвудомъ, а потомъ съ какими-то странными, подозрительными личностями въ С.-Мильдредъ. На дняхъ, горничная моя встрѣтила его въ одной изъ отдаленныхъ улицъ города: онъ выходилъ изъ дома, въ которомъ, повидимому, ему не было никакой надобности быть. Это, впрочемъ, могло случиться и нечаянно, и я никогда не обратила бы твоего вниманія на такое пустое обстоятельство, если бы сегодня утромъ не произошло слѣдующее. Мнѣ нужно было зайдти къ банкиру Грэй; разговариваю съ нимъ, вдругъ вижу – входитъ личность, извѣстная въ городѣ за отьявленнаго игрока, предъявляетъ чэкъ и проситъ его промѣнять. Бумага лежала на конторкѣ, я нечаянно взглянула на подпись, гляжу – рука дядюшки. Я еще разъ взглянула, такъ и есть, его рука. Это было требованіе на 30 ф. стерл., отъ 12-го августа, на имя сэръ Гэя Морвиля, подписано „Ч. Эдмонстонъ,“ передача сдѣлана рукою сэръ Гэя на имя Джона Уайта. Рѣшившись не осуждать понапрасну бѣднаго юношу, я остановила этого человѣка и спросила его имя. Мистеръ Грэй подтвердилъ, что это Джонъ Уайтъ, родъ шулера, который является на всѣхъ скачкать въ городѣ и живетъ разными пари и карточной игрой.

«И такъ, любезный брагъ, дѣйствуй, какъ знаешь, хотя я мало надѣюсь, чтобы можно было спасти бѣднаго юношу отъ наслѣдственныхъ его нороковъ. Видно они ужъ вошли ему въ плоть и кровь, если даже строгое воспитаніе, которое онъ, по твоимъ словамъ, получилъ, не могло искоренить ихъ. Полагаюсь вполнѣ на тебя, зная, какъ ты благоразуменъ. Надѣюсь, что мое имя не будетъ впутано въ эту исторію. Очень жалѣю, что мнѣ пришлось первой сообщить такія непріятныя вещи, которыя, вѣроятно, сильно встревожатъ нашихъ въ Гольуэлѣ.

Любящая тобя сестра,

«Маргарита Гэнлей.»

Капитанъ Морвиль былъ совершенно одинъ, когда онъ получилъ второе письмо отъ сестры. Онъ насмѣшливо и вмѣстѣ горько улыбнулся, читая первыя строки письма, гдѣ говорилось о нелюбви ея къ сплетнямъ, а между тѣмъ передавалась одна изъ нихъ. Но, когда онъ дошелъ до конца письма, въ глазахъ его сверкнуло чувство самодовольства, что онъ не ошибся въ Гэѣ, говоря, что ему довѣрять нельзя. Лицо его приняло строгое, холодное, точно стальное выраженіе; перечитавъ письмо съ большимъ вниманіемъ вторично, онъ сложилъ его, положилъ въ боковой карманъ и отправился по своимъ дѣламъ, какъ ни въ чемъ не бывало. Цѣлый день онъ былъ мраченъ и молчаливъ. На другое утро онъ взялъ суточный билетъ на желѣзную дорогу въ Броадстонъ; тамъ происходили судебныя засѣданія, и онъ былъ убѣжденъ, что встрѣтится на нихъ съ мистеромъ Эдмонстономъ; пріѣхавъ туда, онъ пошелъ пѣшкомъ по главной улицѣ, и первое лицо, которое онъ встрѣтилъ, былъ его дядя; онъ стоялъ на крылыдѣ почтоваго дома и распечатывалъ только что полученное имъ письмо.

– А-а, Филиппъ! закричалъ онъ, увидавъ племянника. – Ты какъ сюда попалъ? Мнѣ, братъ, тебято и нужно. Къ намъ, что ли ты ѣдешь?

– Нѣтъ, извините, не могу; я долженъ быть назадъ сегодня же, – отвѣчалъ Филиппъ и, говоря это, онъ замѣтилъ, что дядя, кончивъ письмо, писанное рукою Гэя, скомкалъ его съ какимъ-то нетерпѣливымъ движеніемъ руки и сунулъ въ карманъ.

– Во всякомъ случаѣ, хорошо, что ты здѣсь, – продолжалъ мистеръ Эдмонстонъ. – Со мной случилась престранная вещь. Не понимаю, что сталось съ Гэемъ: вотъ его письмо. Вообрази, что онъ пишетъ! Требуетъ, чтобы я ему выслалъ тысячу фунтовъ.

– Гмъ! – выразительно сказалъ Филиппъ:– и онъ вамъ ничего не объясняетъ, на что ему деньги?

– Ни слова. На, читай самъ, увидишь, что онъ пишетъ. Однако, нѣтъ, погоди!

И мистеръ Эдмонстонъ мелькомъ взглянулъ на послѣднія строчки письма, какъ бы желая не давать читать всего, что было написано, но послѣ минутнаго колебанія онъ подалъ Филиппу бумагу, говоря:

– Ничего, можешь читать все.

Соутъ-Муръ.

7-го сентября.

«Дорогой мистеръ Эдмонстонъ!» писалъ Гэй. – Я знаю напередъ, что вы удивитесь, прочитавъ мое письмо, въ которомъ я, не смотря на данное вамъ слово, прошу увеличить мою ежегодную пенсію. Но я прошу денегъ не для себя и обѣщаю заранѣе, что что эта первая и послѣдняя моя просьба. Вы меня чрезвычайно обяжете, если пришлете немедленно 1, 000 ф. стерл. на мое имя. Я не имѣю права открыть вамъ секретъ, на что мнѣ нужны деньги, но я увѣренъ, что вы мнѣ въ нихъ не откажете. Скажите Чарльзу, что дня черезъ два я къ нему напишу. Уроки и ходьба въ С.-Мильдредъ за письмами (что мы дѣлаемъ ежедневно) отвлекаютъ у насъ почти цѣлый день, намъ просто некогда писать. Подождемъ еще мѣсяцъ, дѣлать нечего, а тамъ и закутимъ! Передайте Эмми, что восходъ солнца изъ-за горъ здѣсь великолѣпенъ; жаль, что она не можетъ видѣть этой картины, она стоитъ моря. Сентъ-Мильдредъ очень оживился по милости скачекъ; мы невольно трунимъ надъ Уэльвудомъ, увѣрявшимъ насъ, что мы попадемъ въ глушь. Въ жизнь свою не имѣлъ я столько развлеченій, какъ здѣсь.

Искренно преданный вамъ

«Гэй Морвиль.»

– Каково? Что бы ты сдѣлалъ на моемъ мѣстѣ? Ну, куда ему такая сумма денегъ? – приставалъ къ Филиппу мистеръ Эдмонстонъ, щелкая хлыстомъ и внимательно изучая серьезное лицо племянника, пока тотъ, не поднимая головы, перечитывалъ по нѣскольку разъ каждую строку. – Каковъ Гэй-то! Ты мнѣ скажи вотъ что, Филиппъ, что это онъ пишетъ? – повторялъ съ горячностью дядя.

– Тутъ не мѣсто разсуждать, – отвѣчалъ Филиппъ спокойно, возвращая дядѣ письмо. – Пойдемъ-те въ читальную залу. Въ этотъ часъ мы никого тамъ не встрѣтимъ. Это недалеко отсюда.

– Ну, ну, ну, хорошо! хорошо! продолжалъ мистеръ Эдмонстонъ пыхтя и краснѣя; хладнокровіе Филиппа довело его до послѣдней степени нетерпѣнія. Придя въ залу библіотеки, дядя и племянникъ усѣлись рядомъ, въ самомъ отдаленномъ углу комнаты.

– Ты мнѣ все-таки скажи, что ты объ этомъ думаешь? началъ снова мистеръ Эдмонстонъ:– не можетъ быть, чтобы Гэй прокутился – малый не таковъ; притомъ теперь, когда онъ – тьфу! что это я болтаю! Нѣтъ, ты мнѣ скажи лучше, что ты объ этомъ думаешь? повторялъ онъ въ десятый разъ.

– Мнѣ сдается, что его письмо подтверждаетъ очень ясно доносъ, полученный мною вчера.

– Вѣрно отъ сестры? Значитъ, и она слышала что-нибудь.

– Да, сестра писала ко мнѣ, но бы не желалъ я передавать содержаніе ея письма, тѣмъ болѣе, что она просила, чтобы ея имени не упоминать. Я пріѣхалъ сюда для того, чтобы на мѣстѣ разузнать, давно ли вы съ Гэемъ видѣлись, и стоитъ ли сообщать вамъ слухи, дошедшіе до меня черезъ сестру. Теперь я убѣжденъ, что слухи эти вѣрны, и передамъ вамъ ихъ слово въ слово, но съ условіемъ, чтобы вы никому не говорили, даже тетушкѣ, что сестра первая мнѣ ихъ сообщила.

– Хорошо, хорошо, никому ни слова не скажу. Разсказывай скорѣе.

– Гэй, по милости меньшаго Гарвуда, попалъ, говорятъ, въ очень дурное общество. Нечего сомнѣваться, что онъ проигрался, и для этого проситъ у васъ денегъ.

Филиппъ никакъ не ожидалъ дѣйствія, которое его слова произвели на дядю. Мистеръ Эдмонстонъ вскочилъ съ мѣста.

– Какъ? Гэй проигрался! закричалъ онъ. – Никогда не повѣрю! Это подлая сплетня! Не вѣрю ей, и никому не позволю клеветать на него!

Онъ задыхался отъ негодованія, и началъ шагать по комнатѣ. Взрывъ продолжался недолго; Филиппъ ждалъ его окончанія съ невозмутимымъ хладнокровіемъ. Мало-по-малу, дядя утихъ, сѣлъ опять подлѣ него и гораздо уже спокойнѣе заговорилъ.

– Это положительно невозможно! Ты вспомни телько то, что онъ связанъ клятвою, никогда не дотрогиваться до бильярднаго кія.

– Да, нарушить клятву было бы невозможно для человѣка съ твердыми нравственными правилами, – замѣтилъ Филиппъ.

– Твердыя нравственныя правила! Да у кого ихъ больше, какъ не у Гэя? закричалъ мистеръ Эдмонстонъ. – Ты самъ это двадцать разъ находилъ, да и тетка и Чарльзъ, всѣ они были твоего мнѣнія. Я скорѣе себя бы заподозрилъ, чѣмъ его!

Онъ снова началъ горячиться, но хладнокровіе Филиппа осаждало его порывы.

– Говори, чѣмъ ты докажешь, что слухи о немъ справедливы? сказалъ онъ минуту спустя. – Помни – мнѣ нужны факты, а не предположенія. Я такъ въ немъ увѣренъ, что своимъ глазамъ бы не вдругъ повѣрилъ!

– Очень жаль, если вы такъ неумѣстно довѣрчивы, дядя, – заговорилъ, наконецъ, Филиппъ. – Я бы самъ отъ души желалъ, чтобы слухи оказались ложными, но, къ несчастію, письмо Гэя совершенно совпадаетъ съ содержаніемъ писемъ сестры;

– Прочитай же мнѣ еа письмо вслухъ! слабымъ голосомъ произнесъ мистеръ Эдмонстонъ, совершенно упавъ духомъ.

Филиппъ вынулъ оба конверта изъ кармана и, не желая подвергать сестру осужденію за ея сплетни и наушничество, онъ передалъ нѣкоторыя фразы своими словами, такъ что томъ ихъ и значеніе сгладились. Этого было достаточно для мистера Эдмонстона. Точность въ подробностяхъ ошеломила его, онъ долго сидѣлъ молча, наконецъ, глубоко вздохнувъ, сказалъ:

– Ну, кто бы это подумалъ? Бѣдная наша Эмми!

– Эмми! повторилъ Филиппъ.

– Ну, да. Я тутъ ни при чемъ; они сами между собой все поладили, – говорилъ дядя, совсѣмъ сконфуженный отъ пристальнаго взгляда племянника и внутренно сознавая, что онъ сдѣлалъ страшную неосторожность.

– Меня все это время дома не было; пріѣзжаю, а у нихъ все ужъ кончено; нельзя же мнѣ было отказать Гэю.

– Такъ, значитъ, Эмми и Гэй помолвлены? спросилъ Филиппъ.

– То есть, какъ помолвлены? не совсѣмъ, они только сговорены; мы отложили дѣло надолго, хотимъ подвергнуть его испытанію. Бѣдная малютка, она очень въ него влюблена, но теперь кончено, свадьбѣ не бывать!

– Какое счастіе, что мы открыли всѣ его продѣлки заранѣе, – сказалъ Филиппъ. – Не нужно жалѣть Эмми, нужно радоваться за нее!

– Конечно, конечно, – задумчиво отвѣчалъ дядя. – А все-таки этого нельзя было ожидать отъ Гэя!

Видя, что дядя уже поколебался въ своемъ хорошемъ мнѣніи о Гэѣ, Филиппъ рѣшился дѣйствовать сильнѣе, считая своимъ долгомъ спасти Эмми отъ такого неудачнаго брака.

– Мнѣ кажется, – говорилъ онъ:– что Гэй давно уже запутался въ долгахъ; не можетъ быть, чтобы онъ въ одинъ мѣсяцъ проигралъ тысячу ф. стерл. въ С.-Мильдредѣ. Какъ ни непріятно сдѣланное нами открытіе, но мы должны благодарить судьбу, что успѣли сдѣлать его во время. Вы, дядя, какъ сказали? Гэй никогда не просилъ у васъ денегъ?

– Ни фартинга лишнихъ, кромѣ несчастныхъ 30 ф., которые ему понадобились недавно на наемъ квартиры и учителя. Такъ онъ, по крайней мѣрѣ, мнѣ отозвался, когда я спросилъ, на что ему эти деньги.

– Но вѣдь вы помните, дмдя, что у него постоянно не было ни гроша въ карманѣ; онъ не смѣлъ даже себѣ позволить ни малѣйшей прихоти. Вы замѣтили это ему какъ-то сами. Вспомните теперь, какъ онъ настойчиво отстаивалъ свой планъ поѣздки въ Лондонъ; какъ онъ тамъ зажился, не смотря на общія наши предостереженія. Вѣрно милый дядюшка еще тогда сбилъ его съ толку, а здѣшнія скачки, при помощи Тома Гарвуда, довершили начатое.

– Зачѣмъ я его только отпустилъ сюда! говорилъ съ отчаяніемъ мистеръ Эдмонстонъ.

– Напротивъ, все къ лучшему. Онъ продолжалъ бы скрывать отъ васъ свое положеніе и кончилъ бы очень скверно. Вы видите, онъ и теперь требуетъ денегъ немедленно, вовсе не заботясь о томъ, будете вы довольны его просьбою или нѣтъ.

– Да, да, онъ обо мнѣ ничего не упоминаетъ,

– Знаете ли что, – замѣтилъ Филиппъ:– дѣло-то теперь выходитъ даже хуже, чѣмъ я предполагалъ. Можно быть скрытнымъ, вѣтреннымъ, это такъ; но увлекать молодую дѣвушку, какъ онъ сдѣлалъ съ Эмми, увлекать ее – зная, положеніе своихъ дѣлъ – непростительно со стороны Гэя!

– Конечно, конечно, – кричалъ мистеръ Эдмонстонъ, выходя опять изъ себя: – вотъ что ужасно! Онъ вообразилъ, что я отдамъ свою бѣдную Эмми игроку! Какъ же, дожидайся! Вотъ я ему докажу, какъ дороги мнѣ его богатства, имѣнія, титулы…. все… я ему докажу!

– Я былъ увѣренъ, что вы иначе и не поступите съ нимъ, – сказалъ Филиппъ.

– Еще бы! Я его проучу. А-а! сэръ Гэй, вы думали, что у васъ опекунъ старый дуракъ; что вы ему можете глаза завязать; увидимъ, увидимъ, кто еще кого проучитъ!

– Начните дѣло осторожнѣе, дядюшка. Незабывайте, какой у него несчастный характеръ; напишите къ нему похладкокровнѣе.

– Похладнокровнѣе! тебѣ хорошо толковать. У меня вся кровь кипитъ, при одномъ восноминаніи о немъ. Еще онъ смѣетъ дѣлать разныя порученія Эмми, въ томъ же самомъ письмѣ, гдѣ меня обманываетъ! Да я равнодушно этой дерзости перенести не въ состояніи!

– Я желалъ бы одного, – сказалъ Филиппъ:– дать ему возможность лично съ вами объясниться. Можетъ, у него есть законное оправданіе.

– Ни, ни, ни! объясненій никакихъ не принимаю! Какъ! выдавать себя за образчикъ скромности; смѣть думать о бракѣ съ моей дочерью, и изподтишка кутить? Я ненавижу лицемѣріе! Не нужно мнѣ его объясненій! Не смѣй онъ теперь и думать объ Эмми. Сегодня же все это ему пропишу, даже не сегодня, а сейчасъ, на этомъ самомъ мѣстѣ. Бѣдная моя Эмми, въ самомъ дѣлѣ!…

Филиппъ не мѣшалъ дядѣ. Онъ зналъ, что гнѣвъ у него проходитъ очень быстро, весь пылъ сердца улетучивается въ восклицаніяхъ. Если бы онъ имѣлъ возможность вернуться домой, не написавъ письма, дѣло было бы проиграно. Доброта сердца, слабость къ Гэю, состраданіе къ слезамъ дочери, а главное – вліяніе жены, имѣвшей слѣпое довѣріе къ молодому преступнику. – все это ослабило бы его намѣреніе принять строгія мѣры, и Гэя не было бы возможности спасти.

– Нужно при себѣ его заставить написать письмо, – думалъ Филиппъ. – Оно будетъ сдержаннѣе и потому болѣе подѣйствуетъ на Гэя!

Онъ не ошибся. Мистеръ Эдмонстонъ спросилъ себѣ бумаги, перо и чернилъ, усѣлся съ очень важнымъ видомъ за столъ, и написалъ слѣдующеи начало:

«Любезный Гэй! Я никакъ не ожидалъ, чтобы ты могъ обратиться ко мнѣ съ просьбой о присылкѣ денегъ.»

Филиппъ, стоя сзади дяди, громко прочелъ эту фразу.

– Не годится, дядюшка, – сказалъ онъ:– начните съизнова.

«Я очень удивился, прочитавъ твою просьбу о присылкѣ денегъ, – продолжалъ писать дядя:– она подтверждаетъ мнѣ невыгодные слухи, которые…»

– Кто говоритъ о слухахъ! возразилъ Филиппъ. – Слухи ничего не значатъ. Каждый на его мѣстѣ не счелъ бы себя обязаннымъ оправдаться въ слухахъ.

– Да, гмъ! какъ же сказать? невыгодные слухи, которые мнѣ сообщила… Ахъ, да! вѣдь не нужно упоминать о мистриссъ Гэнлей.

– Бога ради, ни слова о сестрѣ!

– Ну, такъ какъ же сказать-то половчѣе? она подтверждаетъ, подтверждаетъ… – бѣдный мистеръ Эдмонстонъ, весь въ поту отъ волненія, теръ себѣ лобъ рукою, не находя словъ для продолженія письма.

– Да вы не пишите въ томъ смыслѣ, какъ будто бы опираетесь на одни слухи. Говорите о фактахъ, приводите доказательства самыя неопровержимыя доказательства, и тогда ужъ онъ будетъ у васъ въ рукахъ, ему не вывернуться ни за что, – сказалъ Филиппъ.

Мистеръ Эдмонстонъ разорвалъ первыя два письма, началъ третье, гдѣ говорилъ, что просьба Гэя подтверждается неопровержимыми доказательствами; но тутъ снова спутался, расхохотался и началъ просить Филиппа помочь ему сочинить отвѣтъ Гэю. Филиппъ продиктовалъ ему слѣдующее:

«Письмо ваше, полученное мною сегодня утромъ, поразило меня болѣе, чѣмъ я могъ этого ожидать; оно, по несчастію, подтверждаетъ тѣ свѣдѣнія, которыя у меня уже подъ рукою. Мнѣ извѣстно, что, вслѣдствіе недостатка характера, вы подпали подъ вліяніе неблагонамѣренныхъ людей, которые втянули васъ въ разорительную и унижающую благороднаго человѣка страсть – игру. Вотъ какимъ образомъ вы запутались и дошли до необходимости обратиться ко мнѣ съ просьбою о высылкѣ вамъ денегъ. Меня крайне огорчаетъ, что ни правила, въ которыхъ вы до сихъ поръ росли; ни обѣщанія, считавшіяся вами за святыню; ни даже чувства привязанности, высказанныя вами такъ недавно къ одному члену моего семейства, что, словомъ, ничто не могло удержать васъ отъ искушенія, которое, по моему мнѣнію, не должно даже было существовать для человѣка, серьезно занятаго своимъ образованіемъ.»

– Неужели мнѣ больше ничего не нужно говорить ему объ Эмми, – воскликнулъ мистеръ Эдмонстонъ. – Вѣдь негодяй почти обезчестилъ ее своимъ поведеніемть!

– Вѣдь вы сами сказали, что она еще не помолвлена съ Гэемъ? Какое же основаыіе имѣете вы на то, чтобы оффиціально объявлять разрывъ помолвки несуществующей? Притомъ, не нужно давать ему возможности играть роль жертвы. онъ сейчасъ скажетъ, что съ нымъ жестоко обращаются. Спросите его прямо, можетъ ли онъ оправдаться передъ вами; если нѣтъ, тогда ужъ кончайте дѣло. А теперь, погодите, – погодите, сэръ, – и онъ остановилъ перо дяди, уже задвигавшееся по бумагѣ. – Вѣдь вы еще ему не объяснили, въ чемъ именно вы его обвиняете.

Филиппъ подумалъ съ минуту и началъ снова диктовать.

«Я не считаю нужнымъ спрашивать, давно ли вы ведете такой безпутный образъ жизни; мнѣ легче думать, что вы испортились недавно; но ваше величественное требованіе, чтобы деньги были высланы немедленно, доказываетъ мнѣ, что вы быстро идете подъ гору. Мнѣ, какъ видно, нечего читать вамъ наставленія и предостерегать отъ перваго паденія. Теперь это ужъ поздно. Остается только умолять насъ, чтобы вы не увлекались и вспомнили, что отвратительная страсть къ игрѣ ведетъ всѣ свои жертвы къ униженію и бѣдности. Какъ опекунъ вашъ, я обязанъ употребить всѣ средства для уплаты тѣхъ долговъ, въ которые васъ втянулъ настоящій образъ жизки. Я все сдѣлаю, но съ условіемъ, чтобы вы имѣли ко мнѣ полное довѣріе; чтобы вы отдали мнѣ подробный отчетъ во всѣхъ своихъ дѣйствіяхъ; а главное, чтобы вы откровенно высказали мнѣ причину, заставившую васъ требовать отъ меня такую значительную сумму денегъ. Помните это, повторяю вамъ, что только чистосердечное раскаяніе и признаніе мнѣ во всемъ могутъ спасти васъ и возстановить въ моихъ глазахъ вашу репутацію, какъ честнаго человѣка.»

Строго обдумывая каждое выраженіе, Филиппъ диктовалъ очень медленно и часто останавливался; нетерпѣливый мистеръ Эдмонстонъ тотчасъ же вставлялъ свою мысль, попадавшую иначе совсимъ не кстати, портилъ все письмо, и его приходилось переписывать съизнова. Они провозились дотого, что на городскихъ часахъ пробило уже пятъ. Филиппъ вскочилъ, говоря, что если черезъ пять минутъ онъ не будетъ на станціи, поѣздъ уѣдетъ безъ него. Получивъ отъ дяди приглашеніе пріѣхать въ Гольуэль къ тому дню, какъ придетъ отвѣтъ отъ Гэя, Филиппъ поспѣшилъ проститься и уйдти. На счетъ письма онъ былъ спокоенъ. Почти два листа почтовой бумаги были исписаны, дядѣ оставалось подписаться, запечатать конвертъ и отправить его на почту. Проводивъ племянника, мистеръ Эдмонстонъ не выдержалъ, онъ съ какимъ-то чувствомъ наслажденія приписалъ въ концѣ письма слѣдующее:

«Отъ души желаю, чтобы вы могли оправдаться. Если бы десять человѣкъ присягнули мнѣ въ томь, что вы поступите съ нами такимъ образомъ, послѣ того какъ мы васъ приняли въ свою семью, какъ роднаго, и что вы осмѣлитесь посвататься за мою дочь, будучи уже на такой дурной дорогѣ, – я бы и тогда никому изъ нихъ не повѣрилъ. Даже теперь, если бы Филиппъ не доставилъ мнѣ ясныхъ доказательствъ, что всѣ слухи о васъ справедливы, я остался бы при своемъ мнѣніи, – что вы не виноваты. Филиппъ огорченъ не менѣе моего. Признайтесь мнѣ откровенно во всемъ, я даю вамъ слово, что выручу васъ изъ долговъ и ничего стараго не вспомню. Недаромъ же я вашъ опекунъ. Я не могу быть съ вами жестокъ.»

Онъ отправилъ письмо, взлѣзъ на свою длинноногую лошадь, и съ камнемъ на сердцѣ поѣхалъ домой. Выѣхавъ за городъ, онъ почувствовалъ, чтоего гнѣвъ на Гэя совершенно остылъ. Ему представилось веселое, счастливое личико дочери; бѣднаго отца взялъ ужасъ при мысли, какъ ей объявитъ, что Гэй недостоинъ ея руки.

– Не скажу ей ни слова, – сказалъ самъ себѣ добродушно мистеръ Эдмонстонъ: – пока не получу отъ Гэя отвъта.

Пріѣхавъ домой, онъ подѣлился своимъ горемъ съ одной женой, которая положительно утверждала, что Гэй такой же игрокъ, какъ Эмми; она ни на минуту не усомнилась въ его невинности, и посовѣтовала мужу молчать до времени.