Текст книги "Шерли"

Автор книги: Шарлотта Бронте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 42 страниц)

Луи Мур приближался к беседке. Не подозревая, что в ней кто-то есть, он подошел и сел на ступеньку. Варвар, сделавшийся за последнее время его постоянным спутником, тоже приблизился и растянулся у его ног.

– Что, старина! – обратился к псу Луи Мур, теребя его рыжее ухо, вернее, несчастный огрызок, оставшийся от уха после бесчисленных драк. Видишь, осеннее солнце светит нам так же ласково, как самым красивым и самым богатым на этой земле. Этот сад не наш, но и мы наслаждаемся его зеленью и ароматом, не правда ли?

Он помолчал, продолжая ласкать пса, который вздыхал и ворчал от избытка нежных чувств. На соседних деревьях послышался тихий щебет, что-то слетело вниз, чуть слышно зашелестев, как опадающая листва: маленькие птички спорхнули на газон и суетились в траве на безопасном расстоянии, словно чего-то ожидая.

– А, маленькие коричневые эльфы! – снова заговорил Луи Мур. Вспомнили, должно быть, как я кормил вас вчера. Что, хотите еще печенья? Увы, сегодня забыл вам оставить. Бедные пичуги, у меня для вас нет ни крошки.

Он опустил руку в карман, вынул ее и показал, что она пуста.

– Этому горю легко помочь, – прошептала мисс Килдар, которая все слышала.

Из сумочки, где всегда хранился какой-нибудь гостинец для цыплят, утят и воробьев, она достала кусочек кекса, искрошила его и, перегнувшись через плечо Луи Мура, высыпала крошки на его раскрытую ладонь.

– Вот, – сказала она, – судьба заботится о беззаботных!

– Какой славный день для сентября! – проговорил Луи Мур без всякого смущения, спокойно разбрасывая крошки по газону.

– А для вас?

– Для меня он не хуже, чем для любого монарха.

– Вы словно торжествуете, угрюмо и одиноко наслаждаясь стихиями, неодушевленной природой и обществом низших тварей!

– Одиноко – может быть, но не угрюмо. Среди животных я чувствую себя сыном Адама, наследником того, кому дарована власть над «всеми живыми тварями на земле». Ваш пес любит меня и всюду ходит за мной; ваши голуби слетают с голубятни, когда я выхожу во двор, и толпятся у моих ног; ваша лошадь знает меня так же, как вас, а слушается еще больше…

– И мои розы благоухают для вас, и мои деревья осеняют вас своей листвой…

– …И ничей каприз не может отнять у меня этих радостей, – продолжал Луи Мур. – Они мои!

Он встал и удалился; Варвар последовал за ним, словно привязанный к нему любовью и долгом. Шерли осталась на ступенях беседки, провожая глазами сурового воспитателя. Когда Каролина взглянула на нее, лицо Шерли было бледно, словно ее гордой душе нанесли глубокую рану.

– Видишь ли, – заметила Каролина извиняющимся тоном, – его чувства так часто оскорбляют, что он поневоле ожесточился.

– Видишь ли, – гневно ответила Шерли, – если мы будем часто говорить о нем, мы с тобой наверняка поссоримся, так что оставим эту тему раз и навсегда!

«Должно быть, это у них не первая такая стычка, – подумала Каролина. Потому-то Шерли и держится с ним так холодно. Но почему она не хочет понять характер человека и обстоятельств, в которых он оказался? Почему его всегдашняя скромность, мужество и природная прямота ей не нравятся? Не понимаю. Редко я ее видела такой несговорчивой и такой раздражительной!»

* * *

Зато другие двое друзей Каролины весьма лестно отозвались о ее кузене, подтвердив, что она в нем не ошиблась.

Вильям Фаррен, в дом которого Луи Мур как-то зашел вместе с мистером Холлом, объявил воспитателя «истинным джентльменом». «Второго такого во всем Брайерфилде не сыскать», – утверждал он, добавляя, что готов за него хоть в воду.

– Гляди, как к нему ребятишки льнут! – говорил он. – А жена, та сразу его полюбила. Но главное – мелюзга! В первый раз, как вошел он в дом, так на нем и повисли, а ведь детишки разбираются в людях куда лучше взрослых!

Мистер Холл в свою очередь на вопрос мисс Хелстоун, что он думает о Луи Муре, живо ответил, что никого лучше его не встречал с самой своей юности.

– Но ведь он такой сумрачный, такой серьезный! – возразила Каролина.

– Сумрачный? Да он интереснейший собеседник на свете! В нем столько юмора, причем необычного, спокойного, неповторимого. Когда я ходил с ним к Озерам, это была самая приятная прогулка в моей жизни. У него живой ум, превосходный вкус, и побыть с ним – настоящее удовольствие! Что касается его души и характера, то я бы назвал их возвышенными.

– В Филдхеде он держится таким нелюдимом, что все уверены, будто он просто человеконенавистник.

– О, наверное, он чувствует себя там не на своем месте, в каком-то ложном положении. Симпсоны, конечно, люди достойные уважения, но им его не понять. Они придают слишком много значения всяким формальностям и церемониям, а Луи этого не признает.

– Кажется, мисс Килдар тоже его не жалует.

– Она его просто не знает, совсем не знает. Иначе она, с ее умом и вкусом, по справедливости оценила бы его достоинства.

«Что ж, возможно, она его и не знает, – подумала Каролина. – Как же еще объяснить ее необъяснимое поведение?»

Но недолго пришлось ей тешиться столь простым решением задачи: вскоре она вынуждена была от него отказаться, и неприязнь мисс Килдар к Луи Муру так и осталась необъясненной.

Однажды Каролина встретилась в классной комнате с Генри Симпсоном, который давно уже завоевал ее расположение своим любезным и кротким нравом. Мальчик трудился над каким-то механическим приспособлением: из-за своей хромоты он предпочитал играм сидячие занятия. Ему что-то понадобилось кусок воска или бечевка, – и он открыл стол учителя. Луи в это время куда-то вышел, – потом оказалось, что мистер Холл позвал его с собой прогуляться. Генри никак не мог отыскать нужную вещь: он обшаривал ящик за ящиком, пока наконец не добрался до самого дальнего. Но вместо куска воска или клубка бечевки в нем оказалась тоненькая, перевязанная тесьмой, пачка небольших тетрадей в глянцевитых крапчатых обложках. Генри с удивлением на них взглянул.

– Что за мусор держит мистер Мур у себя в столе! – проговорил он. Надеюсь, мои упражнения он не станет хранить так заботливо.

– Что это? – спросила Каролина.

– Старые тетрадки.

Он бросил пачку Каролине. Вид у тетрадок был такой чистенький, что ей захотелось в них заглянуть.

– Если это обыкновенные ученические тетради, я думаю, их можно полистать?

– Конечно, сколько угодно! Мистер Мур отвел мне половину стола, – я храню тут всякие вещи, – так что я разрешаю.

В тетрадках оказались сочинения, написанные по-французски своеобразным, мелким, но удивительно аккуратным и четким почерком. Распознать его было легко, – для этого Каролине даже не пришлось заглядывать в конец сочинений, где стояло имя, она и так его знала. И все же подпись удивила ее: «Шерли Килдар, Симпсон-Гроув, такое-то графство», – одно из южных. Дата свидетельствовала, что эти сочинения написаны четыре года назад.

Каролина снова связала тетради, но не выпустила пачку из рук, раздумывая, что бы это могло означать. Она смутно догадывалась, что, заглянув в них, приоткрыла чью-то тайну.

– Видите, это тетрадки Шерли, – беззаботно заметил Генри.

– Это ты их дал мистеру Муру? Наверное, она писала сочинения с миссис Прайор?

– Да нет же, она их писала в моей классной комнате в Симпсон-Гроуве, еще когда жила у нас. Мистер Мур тогда учил ее французскому языку: ведь это его родной язык.

– Я знаю… А что, Генри, она была прилежной ученицей?

– Она-то? Такая озорница, хохотушка! Зато с ней всегда было весело и уроки проходили незаметно. Она все схватывала так быстро, что даже не поймешь, как она успевает. Французский был для нее легче легкого, – ох, и бойко же она говорила – быстро-быстро, не хуже самого мистера Мура!

– Она слушалась учителя? Наверное, проказничала?

– О, с нею хлопот хватало! Ужасная была вертушка, но мне она нравилась. Я от Шерли просто без ума!

– «Просто без ума»! Ах ты глупый! Ты сам не знаешь, что говоришь.

– Я действительно от нее без ума; она свет моих очей, – вчера вечером я так и сказал мистеру Муру.

– Наверное, он отчитал тебя за такие преувеличения.

– Вовсе нет! Он никогда меня не отчитывает и не ворчит, как всякие там гувернантки. Он читал книгу и только улыбнулся, не поднимая глаз, а потом сказал, что если мисс Килдар всего лишь свет моих очей, значит, она не та, за кого он ее принимает. Это, должно быть, потому, что я всего лишь близорукий маленький калека и глаза у меня тусклые. Какой я несчастный, мисс Каролина! Я ведь калека…

– Это ничего не значит, Генри, все равно ты очень милый мальчик, и если Бог не дал тебе здоровья и силы, он наградил тебя хорошим нравом, добрым сердцем и ясным умом.

– Меня всегда будут презирать. Иногда мне кажется, что даже вы с Шерли меня презираете.

– Послушай, Генри, мне вообще не нравятся мальчишки: я их просто боюсь. Мне кажется, что все они настоящие маленькие разбойники, которым доставляет какое-то особое удовольствие убивать и мучить птиц, насекомых, котят, всех, кто слабее их самих. Но ты совсем на них не похож, и ты мне очень нравишься. Ты рассудителен, как взрослый мужчина. «Видит Бог, даже рассудительнее многих взрослых», – добавила она про себя. – Ты любишь книги и разумно говоришь о том, что прочитал.

– Да, я люблю читать. Это правда, я многое чувствую и многое понимаю.

В этот момент в комнату вошла мисс Килдар.

– Генри, – сказала она, – я принесла твой завтрак. Сейчас я тебе все приготовлю.

Шерли поставила на стол стакан парного молока, тарелку с чем-то весьма похожим на жареную подошву и положила рядом вилку, вроде тех, на которых поджаривают хлеб.

– Что вы тут делаете вдвоем? – спросила она. – Грабите стол мистера Мура?

– Смотрим твои старые тетради, – ответила Каролина.

– Мои тетради?

– Тетради с французскими упражнениями. Взгляни, как заботливо их сохраняют: видно, они кому-то дороги.

Каролина показала ей тетради. Шерли живо схватила всю пачку.

– Вот предполагала, что хоть одна из них уцелеет! – проговорила она. Я думала, что все они давно уже пошли на растопку плиты или на папильотки служанкам в Симпсон-Гроув. Генри, зачем ты их бережешь?

– Я тут ни при чем. Я о них и не думал. Мне бы и в голову не пришло, что кому-то нужны старые тетрадки. Это мистер Мур спрятал их в дальнем ящике стола да, наверное, и забыл о них.

– C'est cela,[118]118
  Конечно (франц.).


[Закрыть] он просто о них позабыл, – подхватила Шерли. – Смотрите, как красиво написано, – добавила она не без гордости.

– Ох, какой ты была озорницей в то время! Я-то тебя хорошо помню: высокая, но такая тоненькая и легкая, что даже я мог тебя поднять. Как сейчас вижу твои длинные густые локоны и твой пояс, – концы его всегда развевались у тебя за спиной. Сначала, мне помнится, ты всегда забавляла мистера Мура, а потом каждый раз ужасно его огорчала.

Шерли перелистнула густо исписанную страницу, но ничего не ответила.

– Это я писала однажды зимой, – проговорила она. – Описание зимы.

– Я помню, – сказал Генри. – Мистер Мур прочел и воскликнул: «Voilà le Francais gagné!»[119]119
  Ну вот, французский язык покорен! (франц.)


[Закрыть]

Он тебя тогда похвалил. А потом ты упросила его нарисовать сепией тот пейзаж, который описала.

– Значит, ты все помнишь, Генри?

– Помню. Нам в тот день всем попало за то, что мы не сошли к чаю, когда нас позвали. Как сейчас помню: наш учитель сидит за мольбертом, а ты стоишь за его спиной, держишь свечу и смотришь, как он рисует заснеженный утес, сосну, оленя, который лежит под ней, и полумесяц на небе.

– Генри, ты знаешь, где его рисунки? Надо их показать Каролине.

– У него в портфеле, только он заперт, а ключ у мистера Мура.

– Спроси у него ключ, когда он придет.

– Ты должна сама у него спросить, Шерли, а то последнее время ты с ним неласкова, – я это заметил. Сделалась взрослой леди и загордилась.

– Ты для меня настоящая загадка, Шерли, – прошептала ей на ухо Каролина. – Я теперь каждый день делаю открытия одно страннее другого. А я-то думала, что ты мне доверяешь! Непонятное ты существо. Даже этот мальчик тебя осуждает.

– Видишь ли, Генри, старое мною забыто, – сказала мисс Килдар, обращаясь к юному Симпсону и словно не замечая Каролины.

– Это очень плохо. Если у тебя такая короткая память, ты недостойна быть утренней звездой человека.

– «Утренней звездой человека», – подумать только! Кого же ты подразумеваешь под «человеком»? Уж не свою ли собственную персону? Иди лучше сюда, пей молоко, пока оно теплое.

Маленький калека встал и заковылял к камину: он оставил там свой костыль.

– Бедный, милый мой хромоножка, – ласково пробормотала Шерли, поддерживая его.

– Скажи, Шерли, кто тебе больше по душе: я или Сэм Уинн? – спросил мальчик, когда она усадила его в кресло.

– Ох, Генри, этого Сэма Уинна я терпеть не могу, а ты – мой любимец.

– А кто тебе милее: я или мистер Мелоун?

– Ты и тысячу раз ты!

– Но ведь они такие видные, статные мужчины, оба с бакенбардами, и в каждом шесть футов росту.

– Да, а ты так и останешься маленьким бедным хромушей.

– Я и сам знаю.

– И все же тебе нечего печалиться. Я ведь тебе не раз говорила о человеке, который был таким же маленьким, хилым страдальцем, но это не помешало ему стать могучим, как великан, и храбрым, как лев. Помнишь, кто это?

– Адмирал Горацио?

– Да, адмирал Горацио, виконт Нельсон, он же герцог Бронти. У него была душа титана, доблесть рыцаря и мужество паладина старых времен. Ему была вручена вся мощь Англии, ему подчинялись все ее корабли, по его воле гром пушек раскатывался над морями и океанами.

– Конечно, он великий человек, но ведь я, Шерли, совсем не воинственен, и все же душа у меня беспокойная. Я так и горю днем и ночью, к чему-то рвусь, чего-то хочу, а чего – сам не знаю… действовать… жить… может быть, даже страдать…

– Генри, это твой разум не дает тебе покоя! Он сильнее и старше твоего тела, он томится в нем, как в тюрьме, плоть стесняет его, как оковы. Но он еще вырвется на волю! Прилежно учись, но не только по книгам, – изучай жизнь. Ты любишь природу, – люби же ее без страха! Будь терпелив, твое время еще придет. Ты не станешь солдатом или моряком, но, если будешь жив, ты станешь писателем, а может быть, и поэтом, Генри, – это я тебе предсказываю.

– Писателем? О, луч, луч света во тьме! Я буду, я буду писателем. Я напишу книгу и посвящу ее тебе.

– Ты напишешь ее, чтобы свободно излить свою душу. Но, Боже мой, я говорю о том, чего сама почти не понимаю! Так можно договориться Бог знает до чего. Лучше ешь, Генри, вот тебе поджаренная овсяная лепешка.

– С удовольствием! – послышался голос за окном. – Узнаю знакомый запах! Мисс Килдар, можно мне войти и принять участие в трапезе?

– Мистер Холл?

Действительно, это оказался мистер Холл и с ним Луи Мур, – оба только что вернулись с прогулки.

– В столовой приготовлен порядочный завтрак для порядочных людей, ступайте туда и садитесь за стол со всеми. Но если у вас дурной вкус и вы предпочитаете дурное общество – идите сюда и присоединяйтесь к нам.

– Мне нравится запах, а потому я вверяю себя своему носу, пусть он меня ведет! – ответил мистер Холл, входя вместе с Луи Муром в комнату. Последний тотчас заметил выдвинутые ящики.

– Разбойники! – воскликнул он. – Генри, за такие дела угощают линейкой по пальцам.

– Вот и угостите Шерли и Каролину, это их работа! – возразил мальчик, не очень-то заботясь об истине: его занимало, что теперь ответит учитель.

– Предатель! Лгунишка! – дружно воскликнули девушки. – Мы ничего не трогали! Разве только из похвальной любознательности…

– Вот именно, – проговорил Луи, улыбаясь, что с ним случалось не часто. – И что же вам открыла «похвальная любознательность»?

Тут он увидел, что внутренний ящик конторки пуст.

– Вы нашли… – начал он. – Кто взял их?

– Вот, вот они! – поспешила сказать Каролина, возвращая на прежнее место пачку тетрадей. Луи Мур задвинул ящик и запер его маленьким ключиком, висевшим у него на часовой цепочке. Потом он уложил остальные бумаги, задвинул все ящики и сел, не говоря ни слова.

– А я-то надеялся, что вы этого так не оставите, – лукаво протянул Генри. – Они обе заслуживают наказания!

– Пусть их накажет собственная совесть.

– Совесть обвиняет их в предумышленном и обдуманном преступлении. Если бы не я, они поступили бы с вашим портфелем точно так же, как со столом, но я предупредил их, что портфель заперт.

– Хотите с нами позавтракать? – вмешалась Шерли, обращаясь к Луи Муру и явно стараясь изменить тему разговора.

– Охотно, если позволите.

– Но вам придется довольствоваться парным молоком и йоркширской овсяной лепешкой.

– Va – pour le lait frais,[120]120
  Парное молоко куда ни шло (франц.).


[Закрыть] – согласился Луи Мур. – А что касается овсяной лепешки… – Тут он сделал выразительную гримасу.

– Мистер Мур их не ест, – объяснил Генри. – Он считает, что это просто отруби на прокисших дрожжах.

– Так и быть, дадим ему в виде исключения сушек, но на большее пусть не рассчитывает.

Хозяйка дома позвонила и передала служанке скромный заказ, который был тотчас выполнен. Она сама разлила молоко и раздала лепешки гостям, собравшимся тесным кружком возле маленького камина, где ярко пылал огонь. Затем она взяла на себя роль «хлебодара» и, встав на колени на мохнатый коврик перед камином, принялась ловко поджаривать на вилке лепешки.

Мистер Холл, который обожал всякие, даже самые скромные новшества, казалось, был в превосходном настроении. Жесткая овсяная лепешка казалась ему манной небесной. Он заразительно смеялся и не переставая говорил то с Каролиной, которую усадил рядом с собой, то с Шерли, то с Луи Муром. Мур тоже развеселился. Правда, он смеялся лишь изредка, зато с самым важным видом изрезал забавнейшие вещи. Серьезные фразы с неожиданными оборотами и свежими, меткими образами легко слетали с его уст. Наконец-то он проявил себя, как говаривал мистер Холл, превосходным собеседником!

Каролина слушала и удивлялась не столько тому, что он говорит, сколько его полнейшему самообладанию и уверенности. Казалось, никто из присутствующих его не стеснял и не смущал, ничто не внушало ему опасения, что вот сейчас его одернут, оскорбят, обидят. А ведь мисс Килдар, холодная и надменная мисс Килдар, стояла перед камином на коленях почти у самых его ног!

Но Шерли тоже утратила всю свою холодность и надменность, по крайней мере на время. Казалось, она не замечала унизительности своей позы, а если и замечала, то, по-видимому, эта поза ей даже нравилась. Ее гордость ничуть не была уязвлена тем, что в кругу гостей, которым она добровольно прислуживала, находится учитель ее кузена; она не оскорблялась, когда, обнося молоком и лепешками всех присутствующих, ей приходилось подавать и гувернеру. И Мур принимал свою чашку из ее рук так же спокойно, как если бы он и Шерли были равны.

– Вы перегрелись у огня, – заметил он через некоторое время. Позвольте, я вас заменю.

Он уверенно и властно протянул руку за вилкой, и Шерли покорно отдала ее, не воспротивившись и не поблагодарив.

– Мне бы хотелось посмотреть ваши рисунки, Луи, – сказала Каролина, когда роскошный завтрак подошел к концу. – Хотите взглянуть на них, мистер Холл?

– Извольте, но только ради вас. Что же до меня лично, то я его художествами сыт по горло. Хватит с меня того, что было в Камберленде и Вестморленде. Сколько раз нам приходилось тогда мокнуть в горах только из-за того, что он не соглашался сложить свой походный стул и продолжал зарисовывать дождевые тучи, густеющий туман, лучи солнца, пробившиеся сквозь облака, и прочее, и тому подобное!

– Вот ваш портфель, – проговорил Генри, протягивая одной рукой портфель, а другой опираясь на костыль.

Луи Мур взял портфель, но не стал его открывать, словно ожидая еще чьей-то просьбы. Казалось, он хотел, чтобы гордая Шерли тоже проявила интерес к его рисункам.

– Он нарочно заставляет нас ждать, чтобы возбудить наше любопытство, наконец проговорила она.

– Вы умеете его открывать, – сказал тогда Луи Мур, протягивая ей ключик. – Однажды вы мне испортили замок, попробуйте еще раз!

Он держал портфель; Шерли его открыла и, завладев рисунками, принялась первая рассматривать их один за другим. Она наслаждалась ими, – если только они доставляли ей наслаждение, – в полном молчании, не произнося ни слова. Луи стоял за ее стулом, заглядывая через плечо, а когда Шерли передала рисунки остальным, покинул свое место и принялся расхаживать по комнате.

За окном послышался стук колес, зазвонил колокольчик. Шерли вздрогнула.

– Должно быть, гости, – сказала она. – Надо сойти к ним. Ну и вид у меня! Как раз для приема гостей! Мы ведь с Генри почти все утро собирали в саду фрукты. О, как бы я хотела сейчас отдохнуть под сенью виноградника или в тени фиговой пальмы! От души завидую жене какого-нибудь индейского вождя: ей не приходится принимать гостей, она может мирно сидеть, плести циновки или нанизывать бусы и спокойно расчесывать свои прямые черные волосы в укромном уголке вигвама. Нет, я просто сбегу в Америку, в западные леса!

Луи Мур рассмеялся.

– Чтобы выйти замуж за Белое Облако или Большого Бизона? А после свадьбы посвятить себя изысканным занятиям вроде обработки маисового поля своего супруга и повелителя, который тем временем будет покуривать трубку или попивать огненную воду?

Шерли уже собиралась ответить, но тут дверь отворилась, и в комнату вошел мистер Симпсон. Увидев группу вокруг камина, он в изумлении остановился как вкопанный.

– Я полагал, что вы здесь одни, мисс Килдар, – проговорил он. – А здесь целая компания!

Видно было, что мистер Симпсон шокирован и возмущен, и не будь среди присутствующих священника, он бы наверняка тут же разразился обличительной речью по поводу странного поведения племянницы; удержало его лишь уважение к сану мистера Холла.

– Я, собственно, только хотел вам сообщить, – продолжал он холодно, что в гостиной вас ожидают гости из Уолден Холла, – супруги Уинн с дочерьми, а также мистер Сэм Уинн.

Проговорив это, мистер Симпсон поклонился и вышел.

– Гости из Уолден Холла! Хуже и не придумаешь, – пробормотала Шерли.

Она продолжала сидеть с упрямым и весьма недовольным видом. Подниматься ей явно не хотелось. Лицо ее разрумянилось от жара камина, темные волосы еще утром растрепались на ветру, а наряд ее состоял из легкого муслинового платья свободного покроя да шали, небрежно накинутой на плечи. Ленивая, своенравная, неповторимая и удивительно милая, она была чудо как хороша, гораздо лучше, нежели обычно, словно какое-то сокровенное душевное волнение, вызванное Бог знает чем, придало ее чертам новое необычное выражение.

– Шерли, Шерли, тебе надо идти к гостям! – прошептала Каролина.

– А если я не хочу?

Шерли подняла глаза и увидела в зеркале над камином, как серьезно смотрят на нее мистер Холл и Луи Мур.

Покорно улыбнувшись, она проговорила:

– Если большинство решит, что я должна из вежливости скучать с гостями из Уолден Холла, мне придется принести себя в жертву долгу. Кто за это, пусть поднимет руку!

В том же зеркале она увидела, что приговор утвержден единогласно.

– Надо идти, – сказал мистер Холл. – И надо быть вежливой хозяйкой. Общество требует от нас многого. Не всегда можно делать только то, что хочется.

Луи Мур поддержал его негромким «слушайте, слушайте!».

Каролина подошла к Шерли, поправила ее волнистые локоны, придала ее платью менее художественный, зато более приличный вид, и Шерли наконец выпроводили из комнаты, несмотря на недовольный вид и надутые губки.

– Какое в ней странное очарование, – заметил мистер Холл, когда Шерли вышла. – А теперь мне пора. Суитинг уехал повидаться с матерью, а у нас сегодня еще две панихиды.

– Генри, принеси свои книги, – сказал Луи Мур, садясь к столу. – Сейчас наш урок.

– И правда, какое в ней странное очарование! – проговорил мальчик, когда они остались с учителем вдвоем. – Ей-богу, она похожа на добрую фею! Правда?

– О ком ты говоришь, друг мой?

– О моей кузине Шерли.

– Не задавай лишних вопросов. Учи свой урок и молчи.

Луи Мур проговорил это сурово и угрюмо. Генри знал, что означает такой тон; он слышал его редко, но знал, что в таких случаях самое разумное повиноваться. Так он и сделал.