Текст книги "Шерли"

Автор книги: Шарлотта Бронте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 42 страниц)

ГЛАВА XIX
Летняя ночь

Спустились сумерки. Звезды рано зажглись в прозрачном небе.

– Пока светло, как раз успею дойти до дома, – сказала мисс Килдар, прощаясь с Каролиной у калитки сада.

– Не ходи одна, Шерли, Фанни тебя проводит.

– Зачем? Чего мне бояться в своем приходе? Да я могу в любую ясную ночь пройти от Филдхеда до церкви, только чтобы полюбоваться на звезды, а может быть, и поглядеть на эльфов.

– Подожди хотя бы, пока народ разойдется.

– Пожалуй. Вот шествуют пять мисс Армитедж, вон коляска миссис Сайкс, за ней – карета мистера Уинна, а вон коляска миссис Бертвисл. Мне вовсе не хочется со всеми раскланиваться! Войдем-ка в сад да лучше переждем минуту среди вашего золотого дождя.

Из церкви показались священники со своими помощниками и церковными старостами. Началась обычная суматоха прощания: рукопожатия, поздравления по случаю удачной проповеди, советы остерегаться ночной сырости и прочее. Постепенно толпа рассеялась, экипажи разъехались. Мисс Килдар покинула наконец свое цветущее убежище, но тут в сад вошел мистер Хелстоун.

– А, вот вы где! – произнес он, направляясь к ней. – А я вас искал, боялся, что вы уже ушли. Каролина, иди сюда!

Каролина подошла к дяде. Она так же, как Шерли, ожидала выговора за то, что их не было в церкви, однако священник думал совсем о другом.

– Сегодня я не ночую дома, – сказал он. – Только что встретил одного старого друга и обещал его проводить. Вернусь завтра, – наверное, около полудня. К сожалению, мой причетник Томас тоже занят и не сможет переночевать у нас, как обычно, когда меня не бывает. Поэтому…

– Поэтому, – прервала его Шерли, – вы хотите, чтобы на время вашего отсутствия я, как джентльмен, точнее – как первый джентльмен в Брайерфилде, заменила вас и взяла на себя роль хозяина дома и защитника вашей племянницы и ваших служанок, не правда ли?

– Вот именно, капитан! Я думаю, эта роль вам подойдет. Надеюсь, вы окажете Каролине эту любезность и останетесь у нас. Вы согласны переночевать здесь?

– А как же миссис Прайор? Она ведь меня ждет.

– Я пошлю кого-нибудь ее предупредить. Ну, соглашайтесь же. Время уже позднее, выпала роса, а здесь вам с Каролиной будет не скучно, я уверен.

– В таком случае я остаюсь, – согласилась Шерли. – Мы последуем вашему совету и не будем скучать. Идите к вашему другу и ни о чем не беспокойтесь.

– А что вы будете делать, капитан, если ночью что-нибудь случится? Ну, скажем, если вы услышите чьи-то шаги в доме или подозрительный шум, словно взламывают замок или вырезают оконное стекло? Я знаю, в вашей девичьей груди бьется мужественное сердце, и вам я могу сказать откровенно: подобные неприятности сейчас более чем возможны. Что же вы предпримете?

– Не знаю… Наверное, упаду с перепугу в обморок, придется меня поднимать, приводить в чувство. Но, кроме шуток, если уж вы мне доверяете столь почетный пост, ваше преподобие, вы должны дать мне оружие. Что у вас есть в вашем арсенале?

– Вы справитесь со шпагой?

– Знаете, столовый нож мне как-то привычней.

– Поищите, в буфете есть то, что вам нужно: дамский нож, удобный, легкий и заостренный, как настоящий кинжал.

– Он больше подойдет Каролине, а мне лучше дайте пару пистолетов; я знаю, они у вас есть.

– У меня две пары; одну могу оставить вам. Пистолеты висят в чехлах над камином в моем кабинете.

– Они заряжены?

– Да, только курки не взведены. Взведите их, когда будете ложиться спать. Оставляя мои пистолеты, я оказываю вам честь, капитан: необученному новобранцу я бы их не доверил.

– Постараюсь обращаться с ними осторожно. А теперь идите, мистер Хелстоун, не задерживайтесь!

– Весьма любезно, что он одолжил мне свои пистолеты, заметила Шерли, когда священник вышел за калитку. – Пойдем-ка, Лина, в дом и поужинаем, продолжала она. – Соседство мистера Сэма Уинна за чаем лишило меня всякого аппетита, и теперь я по-настоящему голодна.

Войдя в дом, обе девушки прошли в темную столовую. Сквозь открытые окна из сада проникал вечерний воздух, напоенный запахом цветов; с дороги доносились звуки отдаленных шагов и какой-то мягкий смутный ропот. Заслышав его, Каролина, стоявшая у окна, сказала:

– Знаешь, что это, Шерли? Ручей в лощине.

Потом она позвонила и велела служанке принести свечу, а заодно хлеба и молока, – обычный их с Шерли ужин. Фанни поставила перед ними поднос и хотела закрыть окна и ставни, однако ее попросили повременить: сумерки были слишком тихи и благоуханны, чтобы изгонять их так скоро.

Ужинали в молчании. Один раз Каролина поднялась, чтобы переставить вазу с цветами с буфета на подоконник: аромат их был чересчур силен для душной комнаты. Возвращаясь к столу, Каролина приоткрыла ящик буфета и вынула что-то, сверкнувшее в ее руке ясным острым блеском.

– Ты это предназначила для меня, Шерли? Смотри, как блестит! Отточенный, остроконечный – страшное оружие. Не представляю, как можно направить такой нож против человека! Наверное, для этого нужны какие-то особые обстоятельства, особые чувства, каких я еще не испытывала.

– Да, это, должно быть, ужасно, – отозвалась Шерли. – Но я бы, наверное, смогла это сделать, если бы понадобилось.

И мисс Килдар спокойно допила свой стакан парного молока. Она была слегка задумчива и бледна; впрочем, пожалуй, не бледнее обычного – Шерли никогда не отличалась яркими красками лица.

Когда молоко было выпито и хлеб доеден, Каролина позвала Фанни и посоветовала ей с Элизой лечь спать. Уговаривать служанок не пришлось, за день они достаточно намаялись – то булочки режь, то чай заваривай, то чай кипяти, подай то, прими это и бегай с утра до вечера взад-вперед с подносами. Вскоре Каролина услышала, как дверь в комнату служанок захлопнулась. Тогда она взяла свечу и неторопливо обошла весь дом, проверяя каждую задвижку на окнах и каждый засов на дверях. Заглянув под конец даже в темную комнатушку за кухней и в сводчатый погреб, Каролина вернулась в столовую.

– В доме, кроме своих, ни души, – сказала она. – Сейчас уже около одиннадцати, давно пора ложиться, но я еще посижу, если ты не против. Вот, Шерли, – продолжала она, – я принесла из дядиного кабинета пистолеты. Можешь их проверить на досуге.

Каролина положила пистолеты перед подругой.

– А почему ты не хочешь лечь? – спросила Шерли. Она взяла пистолеты, осмотрела их и положила обратно.

– У меня какое-то странное предчувствие, я очень волнуюсь.

– И я тоже.

– Откуда такая бессонница и тревога? Может быть, воздух чем-то наэлектризован?

– Нет, небо чистое и все в звездах. Ночь сегодня ясная.

– Но слишком тихая. Я слышу даже, как ручей журчит на своем каменном ложе, словно он бежит не в лощине, а здесь, у церковной ограды.

– А я рада, что ночь так тиха: вой ветра или шум дождя сейчас вывели бы меня из себя.

– Почему, Шерли?

– Потому что они мешали бы мне слушать.

– Ты прислушиваешься к тому, что делается в лощине?

– Да, сейчас это единственное место, откуда могут доноситься какие-либо звуки.

– Да, ты права, Шерли.

Обе девушки оперлись локтями о подоконник и высунулись в открытое окно. Сияние звезд и тот скупой сумеречный свет июньской ночи, который не угасает на западе до тех пор, пока на востоке не займется заря, позволяли им различать лица друг друга.

– Мистер Хелстоун думает, что мы ничего не знаем, – негромко сказала Шерли, – ни куда он отправился, ни для чего, ни о всех его приготовлениях, но я о многом догадываюсь. А ты?

– Кое о чем.

– Все эти джентльмены, не исключая твоего кузена Мура, полагают, что мы сейчас спим в своих постелях и ни о чем не подозреваем…

– Не думаем о них, не надеемся и не тревожимся, – прибавила Каролина.

С полчаса они хранили молчание, и ночь молчала вместе с ними; только часы на колокольне отмечали ход времени, отбивая четверти. Посвежело. Обменявшись по этому поводу несколькими словами, девушки завернулись поплотнее в шали, надели снятые было шляпки и снова приникли к окну.

Около полуночи их безмолвное бдение прервал тревожный, настойчивый лай запертого на кухне пса Каролина встала и бесшумно прошла туда через темные комнаты, чтобы успокоить собаку. С помощью куска хлеба это ей удалось. Вернувшись в столовую, она увидела, что здесь тоже темно: Шерли погасила свечу и ее склоненный силуэт четко вырисовывался на фоне открытого окна. Ни о чем не спрашивая, мисс Хелстоун встала рядом с ней. Собака снова яростно залаяла, потом вдруг смолкла, словно прислушиваясь. Девушки в столовой тоже вслушивались, но уже не в журчанье ручья у фабрики; гораздо ближе, на дороге у церковной ограды, возникли новые, пока еще неясные звуки, похожие на мерные глухие удары, – тяжелый топот множества ног.

Шаги приближались. Тем, кто в них вслушивался, постепенно становилось ясно, – там шло не двое и не десятеро, а несколько сотен человек. Девушки ничего не видели: высокие кусты в саду заслоняли дорогу. А на слух они могли только догадываться, что отряд уже достиг дома мистера Хелстоуна и теперь проходит мимо. Но только слышать им было мало, и они это почувствовали, когда человеческий голос, – хотя он и произнес всего одно слово, – разорвал ночную тишину.

– Стой!

Все смолкло; идущие остановились. Затем на дороге начали о чем-то совещаться, но так тихо, что девушки не могли разобрать ни слова.

– Мы должны знать, о чем они говорят! – шепнула Шерли.

Она обернулась, взяла со стола пистолеты и бесшумно вышла в сад через большую застекленную дверь. Скользнув по дорожке, Шерли остановилась у садовой ограды под кустом сирени.

Будь Каролина одна, она ни за что не вышла бы из дому, но вместе с Шерли она готова была идти куда угодно. Сначала она тоже бросила взгляд на свое оружие, но не взяла его и поспешила присоединиться к подруге. Заглянуть через ограду девушки не решались, боясь, как бы их не заметили; притаившись рядышком за изгородью, они стояли и слушали.

– Дом какой-то старый, нескладный. Кто здесь еще живет, кроме проклятого попа?

– Только три женщины: его племянница и две служанки.

– Ты знаешь, где они спят?

– Девчонки в задних комнатах, племянница в передней спальне.

– А Хелстоун?

– Вон в той комнате. Обычно у него горит свет, но сейчас там темно.

– Как ты туда проберешься?

– Если меня пошлют, – а он того стоит, – попробую влезть в то высокое окно: оно ведет в столовую. Оттуда проберусь наверх, где его комната, дорогу я знаю.

– А что ты будешь делать с женщинами?

– Их я не трону, лишь бы не орали. А заорут – я их быстро успокою. Хорошо коли бы старик спал. Если он проснется, дело может обернуться худо.

– У него есть оружие?

– Есть пистолеты, и всегда заряженные.

– В таком случае ты просто дурак. Зачем ты нас остановил здесь? Один выстрел поднимет всех на ноги; мы и ахнуть не успеем, как Мур обрушится на нас. Тогда провалится самое главное!

– Вот я и говорю, идите дальше. С Хелстоуном я справлюсь один.

Наступило молчание. Кто-то выронил из рук оружие, и оно, звеня, покатилось по камням. Тотчас снова яростно, взахлеб залаял пес в доме.

– Все пропало! – послышался голос. – Сейчас он проснется: такой шум и мертвого поднимет. Почему ты не сказал, что у него есть собака? А чтоб тебе!.. Вперед!

И они снова двинулись – затопали, зашагали, зашаркали, – пока их медлительная тяжелая поступь не затихла вдали.

Шерли выпрямилась и поглядела на дорогу.

– Ушли, – сказала она. – Ни души не осталось.

Она стояла и думала.

– Слава Богу! – сказала она наконец.

– Слава Богу, – повторила Каролина дрожащим голосом; она и сама вся дрожала, сердце ее колотилось, лицо похолодело и лоб был влажен.

– С нами-то слава Богу, – снова сказала она, – но что будет с другими? Они прошли мимо нас потому, что надеются расправиться с остальными.

– И хорошо, что прошли, – рассудительно заметила Шерли. – Другие за себя постоят, – у них есть силы, и они готовы к отпору, – а что было бы с нами? Я держала палец на курке. Я была готова оказать этому негодяю такой прием, какой вряд ли входил в его расчеты; но за ним последовало бы еще триста человек, а у меня не триста рук и не триста пистолетов. Мне не удалось бы защитить ни тебя, ни себя, ни двух бедных женщин, спящих в этом доме. Поэтому я еще раз от души благодарю Бога за то, что он избавил нас от смертельной опасности.

Помолчав, она продолжала:

– Что же теперь делать? Что подскажет мне моя совесть и разум? Во всяком случае, здесь стоять нечего, это мне ясно. Надо бежать на фабрику!

– На фабрику? Что ты, Шерли!

– Да! Ты пойдешь со мной?

– Туда, куда направились эти люди?

– Они пошли по дороге, но нам с ними встречаться нельзя; тропинка через поля безопасна, тиха и безлюдна, – по ней мы пролетим как по воздуху! Ты идешь?

– Да.

Ответ этот вырвался у Каролины совершенно непроизвольно и вовсе не потому, что она действительно того хотела или так думала, – на самом деле она содрогалась при мысли, что ей придется сейчас туда идти, но отпустить Шерли одну она просто не могла.

– Тогда надо закрыть окна и все запереть покрепче, чтобы после нашего ухода дом был в безопасности. Ты знаешь, зачем мы туда идем, Кэри?

– Да… то есть… нет… Потому что ты этого хочешь.

– И все? Неужели ты готова исполнить любой мой каприз? Из тебя выйдет на диво покорная жена, настоящее сокровище для грозного мужа! Твое лицо сейчас бледнее луны, пальцы дрожат, как листья осины, и все-таки, растерянная и перепуганная, покорная и преданная, ты хочешь следовать за мной в самую гущу серьезной опасности! Ну, что ж, Кэри, я открою тебе причину твоей решимости: мы пойдем туда ради Мура, чтобы помочь ему, если сможем, и предупредить, если успеем.

– Ну конечно! Я просто слепая дурочка. Шерли, как ты все сразу понимаешь, как ты умна! Я пойду с тобой, я с радостью пойду!

– Я в этом не сомневалась. Ради меня ты готова умереть слепо и покорно, но ради Мура ты умрешь сознательно и с радостью. Впрочем, в эту ночь о смерти не может быть и речи, мы ничем не рискуем.

Каролина торопливо закрывала окна.

– Не бойся, Шерли, я, наверное, смогу бежать так же быстро, как ты. Дай мне руку, и побежим прямо через поле.

– Но ты же не сможешь перелезать через ограды!

– Теперь смогу.

– А ты не побоишься живых изгородей и ручья? Нам их не обойти.

– Не побоюсь.

И они побежали. Многочисленные ограды вокруг полей не могли их остановить. Шерли была подвижна, легконога и, когда хотела, могла прыгать, как лань. Более робкая и менее ловкая Каролина раза два-три падала и ушибалась, но тут же вскакивала на ноги, говоря, что ей не больно. Крайнее поле отделяла живая изгородь из колючего боярышника. Здесь они задержались, отыскивая лазейку, а когда нашли ее, оказалось, что она слишком узка. Тем не менее они пролезли сквозь нее, не жалея своих длинных волос, нежной кожи, муслина и шелка платьев; единственное, о чем они сожалели, это о потерянном времени. На другом краю поля глубоко внизу по дну овражка бежал ручей. Мостком через него служила узкая доска. Шерли спокойно и бесстрашно переходила по ней уже много раз, но Каролина никогда не решалась на такой подвиг.

– Я перенесу тебя, – сказала мисс Килдар. – Ты легкая, а я достаточно сильна. Давай попробуем.

– Если я свалюсь, ты меня вытащишь, – ответила Каролина, благодарно сжимая руку подруги. Не останавливаясь, она прошла по зыбкой дощечке, словно та была продолжением твердой земли; сама Шерли, следовавшая за ней, не смогла бы это сделать смелее и увереннее. Обе были в таком возбужденном состоянии, цель, которая их вела, была так значительна, что сейчас их не испугал бы даже бурный пенящийся поток. В ту ночь над ними не были властны ни огонь, ни вода; загорись вся пустошь Стилбро, разлейся половодьем Калдер или Эйр, – в ту ночь, казалось, ничто не смогло бы их остановить.

И все же их остановил один звук. Едва они ступили на противоположный берег, как в воздухе разнесся раскат выстрела, – он долетел с севера. Через секунду такой же звук донесся с юга. В течение следующих трех минут выстрелы прозвучали на западе и на востоке.

– Я думала, что мы обе убиты первым же выстрелом, – заметила Шерли, переводя дыхание. – Мне показалось, что пуля попала мне в голову, а тебе, должно быть, – в сердце. Но повторные выстрелы все объяснили: это только сигналы, и скоро начнется нападение. Жаль, что у нас не было крыльев; наши ноги оказались недостаточно быстры.

Им оставалось только пересечь рощицу, и когда они вышли из нее, фабрика появилась внизу, прямо перед ними; они ясно видели все постройки, двор и дорогу. Шерли достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться в своей правоте: они опоздали. Короткая тропа через поля со всевозможными препятствиями отняла гораздо больше времени, чем они думали.

Большая дорога, которая ночью всегда казалась белой, сейчас была покрыта темной движущейся массой; бунтовщики столпились перед запертыми воротами, преграждавшими им вход во двор. На пустом дворе виднелась одинокая фигура; кто-то стоял там и, по-видимому, урезонивал толпу. Сама фабрика, темная и безмолвная, казалась вымершей: ни огонька, ни звука, ни единого движения нельзя было там различить.

– Я не ошиблась, – прошептала Шерли. – Но ведь Мур, наверное, подготовился в отпору, и, конечно, сам он не стал бы вот так один разговаривать с ними.

– Это он… Мы должны пойти туда. Я пойду к нему!

– Нет, не пойдешь.

– Тогда для чего же я здесь? Я пришла только ради него. Я хочу быть с ним.

– К счастью, от тебя это не зависит, во двор уже не пройти.

– Но там есть маленькая дверца сзади, напротив ворот; у нее потайной замок, я его знаю, я попробую!

– Только против моей воли.

Мисс Килдар обхватила Каролину обеими руками за талию и удержала на месте.

– Ни шагу вперед! – проговорила она повелительно. – Если Мур в такую минуту увидит тебя или меня, он будет раздосадован и в то же время стеснен. Перед лицом истинной опасности мужчины предпочитают, чтобы женщин рядом не было.

– Я не помешаю, я ему помогу! – умоляла Каролина.

– Чем? Может быть, ты вдохновишь его на подвиги? Чепуха! Рыцарские времена давно прошли, и мы с тобой не на турнире: здесь идет драка за деньги, за хлеб и за жизнь.

– Я должна быть рядом с ним.

– В качестве дамы его сердца? Да пойми ты, Кэри, фабрика – вот кто его возлюбленная! Когда у него за спиной все эти станки и машины, ему не нужно иной вдохновительницы. И копья он собирается ломать не во славу любви или красоты, а ради сукна и бухгалтерской книги. Не будь же сентиментальной; Роберту это чуждо.

– Я могу помочь ему, я хочу быть с ним!

– Ну, как знаешь… ступай ищи своего Мура. Ты его все равно не найдешь.

Шерли разжала руки. Каролина рванулась было вперед, как стрела, выпущенная из лука, но вслед ей прозвучал такой откровенно иронический смех, что она замерла.

– Взгляни получше, не ошибись! – крикнула Шерли.

Да, тут была какая-то ошибка. Каролина остановилась, всмотрелась; человек во дворе внезапно отступил от ворот и бегом бросился к фабрике.

– Беги, Лина, торопись! – продолжала Шерли. – А то ты не успеешь его догнать!

Каролина медленно вернулась к подруге.

– Это не Роберт, – сказала она. – Все другое: рост, фигура, походка…

– А я тебя только тогда и отпустила, когда увидела, что это не Роберт. И как ты могла принять его за Мура? Это какой-то хилый солдатик; они поставили его к воротам часовым. Он уже в безопасности; я увидела, как ему открыли дверь и он вбежал внутрь. И вообще теперь я спокойнее. Роберта не застали врасплох, так что наше предупреждение было бы лишним и, пожалуй, даже хорошо, что мы опоздали, – это избавило нас от глупой сцены. Представляешь, как бы мы вбежали toute éperdue[102]102
  Вне себя (франц.).


[Закрыть] в контору и увидели бы, что мистер Армитедж и мистер Рэмсден преспокойно покуривают, мистер Мелоун с важным видом расхаживает взад и вперед, мистер Сайкс попивает свою настойку, а сам Мур с его обычным хладнокровием дельца… О, я счастлива, что этого не случилось!

– Как ты думаешь, Шерли, их там много, на фабрике?

– Достаточно, чтобы ее отстоять. Солдаты, которых мы сегодня видели два раза, ехали, конечно, туда, и все те, кого мы заметили на лугу с твоим кузеном, сейчас тоже, наверное, на фабрике.

– Что делают эти люди, Шерли? Что это за шум?

– Высаживают ворота ломами и топорами. Ты боишься?

– Нет, только сердце бьется и ноги подкашиваются… Я лучше сяду. Неужели ты не волнуешься?

– Немного, пожалуй. Но все равно я рада, что мы пришли. Мы увидим все своими глазами, мы здесь, на месте, и никто этого не знает. Вместо того чтобы позабавить священника, суконщика и хлеботорговца эдаким романтическим выходом на сцену, мы здесь одни наедине с дружественной ночью, с ее молчаливыми звездами и с шепчущими деревьями, которые нас не выдадут нашим друзьям.

– Шерли, Шерли, ворота упали! Какой треск, словно валят огромные деревья. Смотри, они ворвались во двор. Они выломают двери фабрики, как сорвали ворота. Что может сделать Роберт? Ведь их там тьма! Господи, если бы я была рядом с ним, если бы могла слышать его, говорить с ним! Я так хочу помочь ему, – мое желание так велико, что я не была бы для него обузой, я бы на что-нибудь пригодилась…

– Они наступают! – воскликнула Шерли. – Смотри, как упрямо идут вперед! У них есть настойчивость, – не скажу чтобы мужество, потому что когда сто человек нападают на десятерых, это еще не храбрость, но… – Здесь Шерли понизила голос: – Но страданий и отчаяния у них хоть отбавляй, и это их подстегивает и толкает.

– Толкает против Роберта. О, как они его ненавидят! Шерли, неужели они победят?

– Поживем – увидим. Мур и Хелстоун не увальни и не трусы…

Треск, звон, лязг прервали их шепот. Град камней обрушился на весь широкий фасад фабрики, так что осколки стекла и куски свинцовых переплетов вылетели разом из всех оконных проемов. И тотчас вслед за этим прозвучал клич, боевой клич северной Англии, Йоркшира, Вест-Райдинга, – клич мятежных суконщиков Вест-Райдингского округа.

Ты, наверное, никогда не слыхал этого клича, мой читатель. Да оно и к лучшему для твоих ушей, а может быть, и для твоего сердца, ибо если он сотрясает воздух ненавистью к тебе, или к людям и делам, которые тебе дороги, или направлен против идей, которые ты одобряешь. Ярость пробуждается от этого вопля злобы, Лев рыкающий потрясает гривой от воя Гиены, Сословие гневно устремляется на Сословие и оскорбленный дух Среднего Класса беспощадно обрушивает свое презрение на изголодавшийся и разъяренный Трудящийся Класс. В такие мгновения трудно оставаться терпимым, трудно быть справедливым.

Каролина вскочила. Шерли обняла ее, и они обе замерли, как два стройных деревца. Клич звучал долго, и когда он смолк, ночь все еще была полна ропота и гула толпы.

«Что теперь будет?» – мысленно вопрошали девушки.

Но пока ничего не происходило. Фабрика оставалась безмолвной как гробница.

– Он не может там быть один! – прошептала Каролина.

– Готова поручиться всем, что у меня есть: он там не только не один, но и нисколько не встревожен, – отозвалась Шерли.

Со стороны мятежников затрещали выстрелы. Казалось, обороняющиеся только и ждали этого сигнала. До сих пор безжизненная, безмолвная фабрика пробудилась: черные оконные проемы изрыгнули огонь, и над лощиной прогремел дружный залп.

– Наконец-то Мур заговорил! – вырвалось у Шерли. – И похоже, у него есть, что сказать, это не одинокий голос.

– Однако он терпелив! – проговорила Каролина. – Никто не смог бы обвинить его в поспешности. Они начали первыми, они разбили его ворота и окна, они стреляли в его людей, и только тогда он ответил.

Что там происходило, в темноте трудно было разобрать, но на дворе фабрики творилось нечто ужасное, какая-то сумятица, свалка, отчаянные атаки и беспорядочные отступления. Весь двор и сама фабрика были охвачены этой битвой во мраке. Стрельба почти не прекращалась, а в коротких промежутках слышались крики, стоны, шум борьбы и топот. Нападающие явно стремились ворваться в здание фабрики, а обороняющиеся – отбросить их. Слышно было, как главарь мятежников крикнул:

– Заходи сзади, ребята!

В ответ прозвучал голос:

– Обходите, обходите, – мы вас встретим!

– К конторе! – раздался приказ.

– Добро пожаловать. Мы вас и там угостим!

И действительно, едва толпа осаждающих ринулась к конторе, как навстречу им грянули залпы еще яростнее и дружнее, чем прежде.

Голос, отвечавший мятежникам, был голосом самого Мура. По тону его можно было судить, что он весь охвачен пылом схватки. Разъяренный зверь пробудился в душах всех сражающихся и на время взял верх над разумным человеческим началом.

Девушки чувствовали, как пылают их лица и стучат сердца. Они понимали, что их вмешательство в общую свалку не привело бы ни к чему хорошему; им вовсе не улыбалось наносить и тем более получать удары. Однако Каролина и Шерли просто не могли ни убежать, ни упасть в обморок, ни оторвать глаз от клубов дыма, молний выстрелов и от всего этого смутного, жуткого зрелища.

Одна мысль билась в их разгоряченных головах: «Скоро ли это кончится? Кто победит? Неужели не наступит миг, когда мы сможем быть полезны?» Этого мига обе они ожидали с трепетом. Шерли, хоть и уверявшая Каролину, что они все равно ничем не могли бы помочь, даже если бы пришли вовремя, и обычно высмеивавшая излишнюю горячность и в себе и в других, сейчас готова была пожертвовать своей лучшей фермой, лишь бы им представилась возможность оказать услугу обороняющимся.

Но судьба им явно не благоприятствовала, и эта желанная возможность так и не представилась. Да и не удивительно. Мур ожидал нападения уже много дней, а может быть, и недель, и тщательно подготовился к отпору. Он укрепил фабрику, которая и сама по себе была достаточно прочным зданием, собрал людей и теперь оборонялся со всей несгибаемой твердостью человека мужественного и хладнокровного, вдохновляя и увлекая своим примером остальных защитников.

Бунтовщиков еще нигде так не встречали. На других фабриках им не оказывали сопротивления, и такая упорная, организованная оборона была для них полнейшей неожиданностью. Когда их главари увидели, что стрельба из фабрики не стихает, почувствовали твердость и решимость Мура, услышали его презрительный голос, обещавший им смерть, когда вокруг начинали падать их раненые сообщники, они поняли, что здесь им делать нечего. Спешно собрав своих людей, они отвели их подальше от здания и устроили перекличку, но не по именам, а по номерам, а затем рассеялись, разошлись через луга, оставляя за собой безмолвие и разрушение. Вся схватка, с начала и до конца, продолжалась менее часа.

Тем временем приближалось утро. На западе все было еще подернуто темной дымкой, зато на востоке небо начало светлеть. Девушки, с таким волнением следившие за схваткой, казалось, должны были теперь опрометью броситься к победителям, за которых болели душой, но вместо этого они очень осторожно приблизились к изуродованной фабрике, и когда из больших ворот на двор вдруг высыпала толпа ее защитников, поспешно спрятались в сарай, где обычно хранились бревна и старое железо. Отсюда они могли видеть все, оставаясь незамеченными.

А зрелище было не из веселых; то, что предстало их взорам, казалось безобразным пятном на ясном челе этого летнего рассвета. Роща в лощине стояла вся в утренней дымке и росе; холмы вокруг зеленели, и только здесь, в самом центре тихой долины, слепая Вражда, выпущенная под покровом ночи на свободу, все взрыла и вытоптала своими копытами, оставив за собой опустошенную, оскверненную землю. Пустые окна фабрики зияли чернотой, двор был густо усыпан обломками кирпичей и камнями, а у самого фасада блестящими осколками выбитых стекол. Кое-где валялись мушкеты и другое оружие. Кровь стыла на камнях темно-красными пятнами; какой-то человек неподвижно лежал ничком у самых ворот, еще пять-шесть раненых стонали и корчились в пыли, истекая кровью.

При этом зрелище настроение мисс Килдар сразу переменилось; после опьянения битвой пришло похмелье, смерть и страдания погасили горячность и гнев; так на месте пылающего костра, когда угасает его пламя и остывает жар, остаются черные головешки.

– Вот это я и хотела предотвратить, – проговорила Шерли, и голос ее дрогнул, выдавая боль души.

Каролина пыталась ее успокоить:

– Это было не в твоей власти. Ты сделала все, что могла, – кто же виноват, что так получилось! Не надо, Шерли, не горюй.

– Мне жаль этих несчастных, – отозвалась та, и ее блестящие глаза сверкнули влагой. – Неужели там, на фабрике, тоже есть раненые? Посмотри, вон, кажется, идет твой дядя.

– Да, это он. С ним мистер Мелоун и – о Шерли! – это Роберт!

– Хорошо, хорошо. – К Шерли вернулся ее обычный тон. – Только не сжимай так мою руку. Я его вижу, ко чему ты удивляешься? Мы ведь знали, что уж кто-кто, а он здесь.

– Шерли, он идет к нам!

– Не к нам, а к колодцу, наверное, чтобы вымыть руки и обмыть лоб: кажется, у него ссадина.

– У него течет кровь, Шерли! Не держи меня, я пойду к нему!

– Ни шагу.

– Он ранен, Шерли!

– Пустяки!

– Я должна подойти к нему, я так хочу быть с ним рядом! Пусти меня, я больше не могу!

– А зачем это тебе?

– Поговорить, узнать, как он себя чувствует, не могу ли я помочь…

– Злить его и надоедать ему, устроить сцену, выставить себя и его на посмешище перед всеми этими солдатами, перед мистером Мелоуном, твоим дядюшкой и всеми прочими. Как по-твоему, понравится это ему или нет? И что ты сама будешь думать об этом через неделю?

– Ты всегда так и будешь меня поучать и одергивать? – спросила Каролина, теряя терпение.

– Да, ради него. А еще больше – ради тебя самой. Повторяю: если ты сейчас покажешься, не пройдет и часа, как ты об этом пожалеешь. И Роберт тоже.

– Ты думаешь, он рассердится?

– Куда больше, чем в тот раз, когда мы его остановили, чтобы пожелать ему доброй ночи. Помнишь, как ты тогда волновалась?

– Но ведь то была шутка, тогда ему ничто не грозило.

– А сейчас он занят серьезным делом и ему нельзя мешать.

– Я хочу быть с ним только потому, что он мой кузен, понимаешь? Только потому!

– Я все понимаю. Но лучше посмотри на него. Он ополоснул лоб, и кровь перестала сочиться. Я же тебе говорила: его рана – простая царапина, это видно даже отсюда. Ну вот, теперь он занялся ранеными.

И действительно, Мур и Хелстоун обходили двор, наклоняясь над простертыми на земле телами. По их знаку раненых поднимали и переносили в здание фабрики. Когда с этим было покончено, Мур приказал Джо Скотту оседлать ему и Хелстоуну коней, и вскоре они умчались галопом в разные стороны на поиски врача.

Каролина никак не могла успокоиться.

– Ах, Шерли, Шерли! Мне так хотелось обменяться с ним хоть словом, пока он не уехал! – пробормотала она, и слезы блеснули у нее на глазах.

– О чем ты плачешь, Лина? – довольно строго спросила мисс Килдар. Радоваться надо, а не горевать! Роберт отделался пустяковой царапиной, он победил, в бою он сохранял все свое мужество и хладнокровие, теперь он торжествует, – разве это причина для слез и разве теперь время плакать?