Текст книги "Эмма Браун"

Автор книги: Шарлотта Бронте

Соавторы: Клер Бойлен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Сразу перейду к делу, – сказала я. – Дело в том, что у меня много свободного времени и я бы очень хотела найти себе достойное занятие. В молодости я работала гувернанткой, и, как вы знаете, я хорошая портниха. Может быть, я могла бы обучать ваших девочек?

Юных леди! – поправила меня она и быстро добавила: – Нам не нужны учителя. У нас есть один педагог и две мои сестры, а я вполне справляюсь со всеми остальными обязанностями. Мы уже уволили учительницу швейного дела.

– Конечно же, я не очень надеялась, что вы согласитесь принять мою помощь, – сказала я, сделав вид, что спокойно восприняла ее отказ, но продолжала стоять на своем. – Я буду вам очень благодарна, если вы примете мое предложение – вернее, оба предложения.

Но вы пока сделали мне только одно, – любезно заметила мисс Вилкокс.

Мое второе предложение я вам уже высказывала раньше, – сказала я и протянула ей небольшой пакет, который она сразу же развернула. Когда она увидела его содержимое – деньги, которые я предлагала, чтобы компенсировать затраты на обучение Матильды Фитцгиббон (причем сумма была больше той, которую требовалось заплатить), – вся ее напускная холодность моментально улетучилась. Она опустилась в кресло, и мне даже показалось, что на ее глазах выступили слезы.

– Эта зима была не из легких, – пробормотала она.

Как же мне не хотелось, чтобы эта грозная директриса, расчувствовавшись, начала жаловаться на свою тяжелую жизнь.

– Для меня это время тоже было тяжелым. Хотя мы с вами никогда не питали взаимной симпатии, но, тем не менее, могли бы быть полезны друг другу, – сказала я.

Чему еще, кроме шитья, вы могли бы обучать? – спросила она, и я увидела, что ее глаза удивительным образом опять стали сухими.

Поэзии, – сказала я. – Я очень люблю стихи и думаю, что у меня это получится. И еще я довольно хорошо рисую.

К моему большому удивлению, мне очень понравилось новое занятие. Мистер Эллин должен был быть невероятно доволен, потому что этому джентльмену удалось, образно говоря, одним выстрелом убить сразу нескольких зайцев. Он обеспечил мне доступ в дом, где раньше жила Эмма, помог увеличить количество учителей в Фашиа Лодж (причем расходы на содержание школы при этом не увеличились) и, что самое главное (как я теперь понимаю, это и было его основной целью), я перестала чувствовать себя одинокой и никому не нужной.

Итак, я стала преподавать в этой маленькой школе. Моей первоначальной целью было найти хоть что-нибудь, что подтверждало бы существование Эммы. Однако я прекрасно понимала, что должна приложить все усилия для того, чтобы оправдать свое присутствие в Фашиа Лодж. Но, как выяснилось, для этого мне даже не понадобилось предпринимать что-то особенное. Детям было так интересно все то, что я им рассказывала, что они впитывали информацию, словно губки.

Я приходила в школу три раза в неделю и обучала девочек всем трем своим предметам. Иногда я по утрам пекла что-нибудь, а потом несла свои изделия в школу. Их с удовольствием ели не только дети, но и хозяйки школы. Дома я готовилась к урокам, стараясь сделать их как можно интереснее. Я обнаружила, что, хотя сестры Вилкокс пагубно влияли на девочек, насаждая им мнимые ценности, они все-таки еще не успели испортить своих воспитанниц. Однако надо признать, что по основным предметам ученицы были подготовлены хорошо. Должна еще сказать, что мой покойный супруг был бы сейчас чрезвычайно доволен моей новой работой, потому что здесь, как нигде более, нужно было уметь создавать видимость.

Глава 25

Эмма проснулась. Она не могла дышать, и ей хотелось пить. Она попыталась закричать, но не смогла произнести ни звука. Здесь чем-то очень сильно пахло, причем так сильно, что этот запах вызвал у нее приступ удушья. Но что же это за запах? Пахло щелоком и еще чем-то. Это был кислый запах болезни, плотный, как туман. Постепенно приходя в себя, она услышала шум, похожий на шум неисправных фабричных станков. Что-то постоянно скрежетало, дрожало жуткой дрожью, и прерывисто завывал какой-то механизм. Она с трудом подняла голову, чтобы посмотреть, что же это такое, и увидела длинную темную комнату. Голубые стропила крыши украшали надписи на религиозные темы. «Бог – это истина, Бог священен, Бог справедлив», – процитировала она. Откуда она это знает, ведь она не успела прочитать надписи? В комнате в два ряда, одна возле другой, стояли кровати. Она лежала на одной из этих узких коек. На других кроватях тоже находились какие-то люди. Кто-то из них лежал совершенно неподвижно, а кто-то неистово поднимал вверх исхудавшие руки, как будто прося о помощи. Теперь она поняла, что это был за звук. Это были бессвязные стоны людей.

«Почему у меня пересохло во рту и почему моя сорочка мокрая от пота?» – удивлялась Эмма. Потом она снова заснула.

Ей снилось, что она находится в саду с какой-то красивой женщиной, которая держит ее за руки. Она очень маленькая и только учится ходить. Она смеется, делая шаг за шагом, и эта женщина тоже смеется. Когда она проснулась, ее лицо было мокрым от слез. Однако от сухости в горле она не могла произнести ни звука.

Эмма начала различать звуки – стоны, тяжелое неровное дыхание, лихорадочную дрожь и непрерывный кашель несчастных обитателей этой комнаты. Словно в каком-то хороводе эти звуки неслись по комнате – то резкие и хриплые, как лай собаки, то низкие и глухие, словно мычание, то слабые и дрожащие, напоминавшие блеяние.

Лежавшая на соседней кровати мужеподобная женщина сказала ей, что ее осудили на четырнадцать лет ссылки за какой-то жалкий кусочек тряпочки.

– Знаешь, что это такое? – спросила женщина.

Эмма отрицательно покачала головой, потому что не могла говорить. Рассказчица собралась еще что-то сказать, но у нее начался приступ кашля. Она кашляла так сильно, что все ее могучее тело билось словно в конвульсиях. Она потерла большой палец об указательный, показывая, что имеет в виду подделку денег. Когда приступ прошел, она сказала:

– После того как меня сослали, я как-то украла чашку муки, и меня наказали плетьми. Мне всыпали пятьдесят ударов. Любой мужик после такого сразу бы коньки отбросил, но только не я! Я потерлась спиной о стену, чтобы у меня открылись раны. Потом я им все это показала. Теперь меня никакой кашель не сведет в могилу!

Она засыпала, потом снова просыпалась. Возле соседней кровати происходило какое-то тихое движение. Женщину, которая лежала на этой кровати, завернули в ее же грязные простыни, и двое сильных мужчин куда-то ее унесли. «Она мертва, – поняла Эмма. – Значит, вот почему я здесь. Меня принесли сюда умирать. Впрочем, какая разница, где умереть», – подумала она и снова заснула.

Еще через некоторое время Эмма пошевелилась. Ей показалось, что она слышит музыку. Где я? – быстро спросила она. Ей по-прежнему было трудно говорить – ее язык почти присох к небу. – Воды, дайте мне немного воды! – громко крикнула она. Умница! – произнес кто-то.

Она открыла глаза. Эмме показалось, что она бредит, потому что перед ее взором предстал маленький человек, одетый в больничные одежды, который играл на флейте. Его лицо показалось ей очень знакомым.

– Артур! – произнесла она и села. – Артур Каррен! – повторила она. Это действительно был тот чудаковатый ирландец, которого она встретила в поезде. – Что вы здесь делаете?

Ангелы-хранители, дорогой читатель, обычно принимают различные обличья и всегда появляются неожиданно, однако этот ангел подробно рассказал ей, как очутился здесь.

– У меня сильный кашель, – сказал он и потер ладонью свою узкую грудь. – Но скоро я буду здоровым как лошадь! Знаете ли вы, юная леди, что вас буквально вытащили с того света?

В этот момент в больничную палату вошел высокий человек в белом халате. Он строгим голосом приказал Артуру окинуть женскую палату и сел возле Эммы.

– Кто вы? – спросила она.

– Я тот самый врач, который вытащил тебя с того света, – сказал этот человек и протянул ей стакан. Она с жадностью выпила воду. – Хотя, по правде говоря, я всего лишь помог тебе. Похоже, тебе совершенно не хотелось умирать.

– А я думала, что умру, – призналась она.

– По всем признакам ты должна была умереть, никто не надеялся, что тебе удастся выжить. Но ты оказалась крепким орешком. Мне еще никогда не доводилось видеть, чтобы человек так отчаянно сражался со смертью.

– А что с моим другом мистером Карреном?

С этим ирландцем? Он, похоже, вообразил себя бессмертным, потому что решил, будто бы можно вообще не отдыхать. Если он и дальше будет так себя вести, то вскоре действительно отправится на тот свет.

Ему, наверное, очень одиноко, ведь он так далеко от своего дома, – задумчиво произнесла она.

Совсем наоборот. Он привез сюда половину своих соотечественников. Дело в том, что в Ирландии голод. Те люди, которые выжили и имели хоть какие-нибудь средства, сели на корабли и отправились в другие страны. Все наши работные дома переполнены иммигрантами. Эти люди не ропщут на судьбу и благодарны за все, что им дают.

– Как долго я здесь нахожусь? – спросила она.

– Восемь недель.

– Так долго? Мне казалось, что всего несколько дней. Какой сейчас месяц? – Уже март.

– Значит, на улице стало теплее?

– Да, но по ночам все еще холодно. Куда ты собираешься пойти? У тебя есть родственники?

Ей очень захотелось рассказать о том, что с ней приключилось, этому хорошему человеку, но она все-таки решила этого не делать.

– Я думаю, что, как и у всех остальных людей, у меня должны быть мать и отец, – ответила она.

Итак, одним туманным мартовским днем она, все еще очень слабая, снова оказалась на улице. Доктор дал ей шесть пенсов для того, чтобы она купила себе что-нибудь поесть. Теперь, когда судьба дала ей еще один шанс, она решила, что не станет больше попусту тратить ни времени, ни денег. Она купила две полезные вещи – путеводитель с раскладной картой города, чтобы не заблудиться, и чашку горячего кофе, чтобы согреться и взбодриться. После этих покупок у нее осталось только два пенса. Она решила, что будет неразумно потратить оставшиеся деньги на еду. Однако к полудню Эмма так проголодалась, что ноги сами привели ее к прилавку с горячей и ароматной печеной картошкой. На этот раз она ничего не просила у продавца. Она просто стояла и ждала, пока покупатель заплатит полпенса и отойдет от прилавка. Затем она пошла за ним, даже не пытаясь прятаться. Через некоторое время этот прилично одетый джентльмен повернулся и спросил у нее, что все это значит.

– Я иду за вами, сэр.

– Но с какой целью? – поинтересовался он.

– Я жду, когда картошка, которой вы греете руки, совсем остынет. Тогда она уже не будет вам нужна, и вы отдадите ее мне.

– Черт тебя подери! – сказал он и пошел дальше. Она молча последовала за ним. Так они прошли еще с полкилометра. – Картошка сослужила свою службу и больше мне не нужна, – сказал он, швырнув ей картошку, которую она ловко поймала.

У нее уже имелся небольшой опыт, и она поняла, что законы городских улиц сродни законам джунглей. В городе, как и в джунглях, выживает тот, кто хитрее, проворнее и выносливее других.

Подул сильный ветер, и начался дождь. Она решила, что ей нужно найти какое-нибудь убежище, пока не промокла ее одежда, так как переодеться ей было не во что. На той удивительной карте, которую она купила, кроме всех прочих достопримечательностей, были отмечены все городские церкви, и она быстро нашла месторасположение ближайшей из них. Эта церковь представляла собой грандиозное сооружение с витиеватой башней и причудливой внутренней отделкой. В такие места обычно не пускают бедняков с улицы, но у Эммы на этот счет имелся свой план. Она быстро помолилась за здоровье Артура Каррена и вошла внутрь. Ей нужно было найти дом приходского священника.

Эмма увидела строение, похожее и на паука, и на паутину одновременно. Узкая черная ограда охраняла вход в это небольшое серое здание, а на окнах имелись длинные черные решетки. Возле него росло одно-единственное дерево, его ветки трепетали на ветру, словно легкая паутинка. Интересно, кто же хозяин этого паукообразного дворца? На тусклой медной дощечке было написано: «Его преподобие Клемент Хиббл». Она смело позвонила в дверь. Раздался громкий звук, который постепенно затих в мрачных глубинах дома. Появился мужчина, одетый во все черное. Его землисто-серое лицо и плотно сжатые губы свидетельствовали о том, что у него были проблемы с желудком. Увидев на пороге своего дома маленькую, дрожащую от холода девочку, он ничем не выказал своего удивления.

– Мистер Хиббл? – спросила Эмма, призвав на помощь все свое мужество.

Слегка опустив голову, он внимательно посмотрел на нее, но так ничего и не сказал в ответ.

У вас есть экономка? – спросила она.

По какому делу вы пришли? – отозвался он. – Вы прервали мою молитву. Говорите, что же вас ко мне привело?

Тогда возьмите меня, – сказала она. Он долго ничего не отвечал, и она решила, что его молчание означает отказ.

– Я не возьму вас, – наконец произнес он. – Что я буду с вами делать?

– Я грешница, ищущая избавления от грехов. Вы можете спасти мою душу, сэр. Ведь в этом и состоит ваша миссия.

Ты еще совсем ребенок, – сказал он.

Мне уже почти пятнадцать, – уточнила Эмма. Не зная точно, сколько же ей на самом деде лет, она решила, что названная цифра увеличит ее шансы получить работу.

Священник несколько оживился:

В нашем приходе есть специальное заведение, где таких, как вы, могут накормить.

Едой удовлетворяются лишь разные выродки и дегенераты. Хорошо известно, что молодые женщины, которые водят знакомство с подобными людьми, губят свои души.

Он беспокойно оглядывался по сторонам, будто бы хотел позвать на помощь полицейского.

Неужели же вы без посторонней помощи не можете побороть искушение?

Исходя из того, что мне известно о моем прошлом, я, скорее всего, не смогу этого сделать. Прошу вас, сэр, разрешите мне войти, чтобы мы смогли продолжить нашу беседу. Я разведу огонь и приготовлю вам обед.

Мистер Хиббл недавно уволил свою экономку. Сделал он это потому, что ему не хотелось нести лишние расходы (хотя на это имелась и другая причина). Он побеседовал с несколькими женщинами, претендовавшими на эту должность, и выяснилось, что все они были еще более корыстные, чем его прежняя экономка, да к тому же еще и весьма преклонного возраста. В настоящее время он не разжигал очаг и довольствовался холодной едой. Он сказал Эмме, что она получит кусок хлеба с маслом, если разожжет камин и приготовит ему обед.

Так она снова попала в дом – дом, лишенный уюта, – где все напоминало ей о том, что сейчас больше всего занимало ее мысли, – о быстротечности человеческой жизни и о тяжелом бремени грехов. Она разожгла очаг, помыла посуду и начала искать съестные припасы. Ей удалось найти мясо, которое еще не успело до конца испортиться, остатки холодной запеканки и кусочек сыра. Готовя из всех этих припасов обед, она не осмелилась положить в рот ни крошки. Она отчетливо понимала, что этого не следует делать.

Мистер Хиббл не сразу принялся за еду. Сначала он – при этом на его лице застыло страдальческое выражение – внимательно проверил содержимое своего буфета, аккуратно открывая каждый кувшин, заглядывая в каждую миску и разворачивая каждый сверток. Затем он молча намазал кусок хлеба тоненьким слоем масла и подал его Эмме.

Она сидела на кухне, поглощая свой обед, а священник трапезничал в гостиной. Закончив есть, он пришел на кухню и внимательно осмотрел Эмму с головы до пят.

– Теперь я могу уйти, сэр? – спросила она.

– Только из милости я дам тебе приют в своем доме, – сказал он. – Убирая дом сверху донизу, ты отпугнешь от него нечистого.

Прежде чем принять такую несказанную милость, она из соображений предосторожности осмотрела свою будущую комнату. В комнате, в которой до нее жила прежняя экономка, не было ни окон, ни камина, но она была сухой и чистой. Она заявила, что ей нужна рабочая одежда, чтобы не пачкать свою. Он передал ей темную робу, которая принадлежала высокой и непомерно толстой женщине. Она потребовала ножницы и нитки, для того чтобы подогнать это одеяние под свой размер.

Эмма готовила ему еду, убирала дом, стирала и штопала его одежду. Опять же из милости он разрешил ей молиться вместе с ним.

При первой встрече ей показалось, что у него больной желудок. Однако она довольно быстро поняла, что это не так. Он регулярно ел три раза в день и не ощущал после этого никаких болезненных признаков. У него был другой недуг – он постоянно всем был недоволен. Его серые глаза осуждающе смотрели на Эмму, если она отрезала слишком много хлеба на обед, а в другой раз упрекал ее, что хлеба мало. Он был постоянно недоволен тем, сколько угля Эмма сжигала в камине. Ни днем ни ночью он не оставлял ее в покое, постоянно засыпая упреками. Единственное, чего он не доверял Эмме, так это делать покупки. Он взял эту обязанность на себя, объясняя тем, что на городских улицах таится множество различных искушений. Мистер Хиббл считал себя знатоком по части всевозможных искушений. Каждый раз, когда у Эммы выпадала свободная минутка, он сразу же принимался читать ей лекцию по этому вопросу. Он поведал ей, что женщины – слабые существа, а все мужчины делятся на две категории – тех, кто вводит женщин в искушение, и тех, кто спасает их от подобной напасти.

Эмма же понимала, что истинная причина, по которой мистер Хиббл сам делал все необходимые для дома покупки, заключалась в том, что он хотел быть уверенным в том, что она не расходует слишком много денег и не крадет их, а еще в том, чтобы за пределами дома она не смогла завести себе друзей. Ее жизнь в этом доме была скучной и безотрадной. Гости в дом не приходили, а библиотека священника состояла из одних только скучных религиозных памфлетов. Он разрешал ей по воскресеньям ходить с ним в церковь, но там он сразу же вручал ее заботам добродетельной вдовы миссис Воган. Эта женщина, одетая во все черное, была чрезвычайно набожной, и ее высохшие губы постоянно шептали молитвы. Она только один раз соизволила заговорить со своей подопечной, и то только для того, чтобы гордо поведать ей о том, что семья ее покойного супруга ведет свой род от средневековой христианки миссис Абигайль Воган. Эта дама заставила четырех своих детей целый год служить церкви и сжигать на кострах еретиков.

Выглядывая из узкого окошка своей комнаты, она видела широкую величественную улицу, и ее забавляло то, что всего в нескольких минутах ходьбы от всего этого великолепия ходят полуголые, отчаянные и неунывающие люди, жизнь которых проходит на улицах города. Хотя у них нет ни одежды, ни обуви, а зачастую даже куска хлеба, их умы и души намного богаче, чем душа этого высохшего холостяка, который считал себя слугой божьим. Однако во всех его проповедях имелся один интересный момент. Он считал себя настоящим знатоком того, какое пагубное влияние имеют грехи человеческие. По его убеждению, все пьяницы, воры и падшие женщины собираются в определенных районах города и образуют целые очаги заразы, которая потом поражает все население города.

Между тем прошел месяц. Как-то раз в воскресенье Эмма с интересом узнала о том, что одну из проповедей, которые он читал ей в то время, когда она штопала его рясу, он решил прочитать публично. Она почти гордилась им. Еще бы, ведь такого вдохновения, такого всплеска эмоций ей ни разу не доводилось наблюдать у этого вялого и скучного человека. Проповедь касалась падших женщин. Мистер Хиббл называл определенные адреса, с негодованием стучал кулаками о паперть, называя их гнойными язвами, которые так быстро распространяются, что вскоре покроют всю столицу. В определенный момент святая вдова миссис Воган, сидевшая рядом с Эммой, глубоко вздохнула. Она беспокойно огляделась по сторонам и потом подозрительно скосила глаза на свою подопечную.

– Сегодня его преподобие просто в ударе. Я никогда еще не видела его таким! – произнесла она. – Должно быть, он попал под чье-то приятное влияние.

А его преподобие тем временем с горячностью говорил о том, что ни один мужчина, который не хочет подвергать опасности свою душу, не должен посещать эти районы, даже если у него имеется на то веская причина.

Возвращаясь с мистером Хибблом домой под проливным апрельским дождем, она почувствовала себя здоровой и сильной. Это и понятно – ведь она жила в теплом доме и регулярно питалась. В воздухе же, несмотря на сильный дождь, чувствовалось теплое дыхание весны, и ей, как и всем здоровым молодым существам, захотелось насладиться этой весной. Кроме того, ей не терпелось возобновить поиски, ради которых она и приехала в этот город. К тому же у нее теперь имелись кое-какие полезные сведения. Ей поведал их человек, от которого она меньше всего ожидала их услышать.

После того как мистер Хиббл съел приготовленный ею прекрасный обед – жаркое и яблоки, запеченные в тесте (себе же Эмма выделила очень маленькую порцию и ничего не взяла на десерт), она смиренно попросила разрешения обратиться к нему с просьбой. Прежде всего она поздравила его с тем, что он прочитал прекрасную проповедь, и от всей души поблагодарила за то, что он приютил ее.

Это был мой долг, – неприятно поежившись, сказал он и выразительно посмотрел на нее, как бы давая понять, что пора подавать кофе.

Надеюсь, что я свой долг тоже выполнила, – сказала она.

Более или менее, – признался он.

Однако мое положение в вашем доме все еще остается каким-то неопределенным, – настаивала она.

– Я думаю, что я вполне ясно определил его.

Нет, сэр. Если я ваша экономка, то я должна получать жалованье и иметь свободное время, как и все другие слуги.

Но ты не моя экономка, – раздраженно сказал он. – Ты слишком многое возомнила о себе. Мне не нужна экономка.

Если я не ваша экономка… – она замолчала и смущенно опустила глаза.

Ну же, я слушаю тебя.

Простите меня, сэр, однако люди сплетничают по поводу меня. Ведь я живу в доме холостяка.

Сомневаюсь, что кому-то придет в голову распространять подобные сплетни, – заявил он. – Ведь вы собой ничего не представляете.

Это правда, сэр. Я-то не обращаю на них внимания, однако… – Она рискнула посмотреть прямо ему в глаза. – Ваша репутация может пострадать, если возникнет хотя бы малейшее подозрение.

На его желтовато-сером лице отразилась целая гамма чувств: сначала оно стало ярко-красным от гнева на эту дерзкую девчонку, потом бледным от волнения и испуга. Он открыл рот, но так ничего и не сказал. Потом он посмотрел на Эмму. Эта маленькая и невзрачная девочка вдруг показалась ему похожей на Шехерезаду. Его охватила жуткая паника.

– Теперь я ясно понимаю, что мне следует уйти.

Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как она уходит, но не чувствовать этого он не мог.

Подожди! Я не отпускал тебя!

Мне не хотелось прерывать ваши раздумья, – сказала она.

Но я ни о чем не думал! Я молился, – гневно возразил он, вложив в последнее слово столько страсти, что весь задрожал. Вместо торжественного звучания, присущего речи священника, его голос сейчас больше напоминал резкий крик осла. – Господь смилостивился и ответил мне.

Тогда благодарю и вас, и его, – сказала Эмма. – Меня бы удовлетворило небольшое жалованье и один выходной в неделю.

Его преподобие отец Клемент Хиббл нахмурил брови:

Но Господь дал мне другой ответ.

В таком случае я должна уйти.

Мистер Хиббл подошел к двери. У него даже слегка дрожали руки. Он прикрыл дверь – сам по себе его поступок был вполне понятен, если бы не один нюанс – он остался стоять возле двери, а потом и вовсе закрыл ее на замок. Эмму эту чрезвычайно встревожило.

– Если вы не хотите предложить мне должность в вашем доме, то мне следует уйти. Прошу вас, сэр, откройте дверь и позвольте мне выйти.

Но он только молча моргал глазами, чтобы пот, струившийся по лбу, не попал ему в глаза.

– Сядь, Эмма. Мне нужно с тобой поговорить. Ничего не бойся. Моими устами сейчас говорит Господь.

Она присела. Он же осторожно примостился на диване, который находился довольно далеко от того места, где сидела она, и это ее успокоило.

Ты простая женщина и хороший работник, – сказал он.

Все так и есть, – согласилась она, – кроме того, что я еще не женщина.

Тебе уже пятнадцать лет, – сказал он. – Через год исполнится шестнадцать.

Так оно и будет, – согласилась она.

Простая, не имеющая честолюбивых устремлений женщина может стать хорошей женой для священника. Ты работящая, скромная и непритязательная. Ты не будешь меня отвлекать, но и не станешь отлынивать от своих обязанностей.

Когда придет время, то я не стану возражать против брака со священником, если он будет ко мне хорошо относиться. Однако все это еще не скоро произойдет и не стоит пока над этим задумываться.

Почему бы и не подумать о твоем будущем прямо сейчас? – сказал он и присел поближе к ней. – Таким образом, мы сразу убьем двух зайцев. И твое будущее будет обеспечено, и ты сможешь навсегда изгнать нечистого из своей души.

Вот что я вам скажу, сэр. У меня нет подходящего мужчины, за которого я бы хотела выйти замуж.

Он снова пересел на другой стул, но все еще находился достаточно далеко от нее. Эмме очень хотелось вскочить и убежать, однако бежать было некуда.

– Ты меня не поняла. Я милостиво предлагаю тебе свою кандидатуру.

Его мрачное лицо оказалось вдруг почти рядом с ее лицом. В этот момент она увидела в его глазах лишь холодный огонек жестокости.

Мне это не нужно, сэр, – сказала она.

Что? – воскликнул он. – Ты считаешь, что я не слишком хорош для тебя?

– Думаю, что скорее наоборот. Это вы, сэр, считаете, что слишком хороши для меня. С самого первого дня, когда я переступила порог этого дома, вы пренебрегали мной и ни разу даже не похвалили за мою работу. Мы с вами так и не стали друзьями. Вы никогда не поинтересовались, хорошо ли мне, как я себя чувствую. Вам нужно было только, чтобы я добросовестно выполняла свою работу. Я думаю, сэр, что вам не нужна жена. Вы просто хотите, чтобы, став вашей женой, я бесплатно выполняла работу экономки.

Похоже, что ее слова окончательно добили этого человека, потому что он даже не попытался возразить ей.

– Ты еще совсем ребенок, – сказал он. – Да, ты слишком юна и не знаешь, что обязанности жены не ограничиваются только ведением домашнего хозяйства. Еще ни одной замужней женщине не платили за это.

Она немного помолчала, пытаясь осмыслить его слова. – Но ведь я вам совсем не нравлюсь, да и вы мне тоже, сэр. Может быть, вы мне просто дадите немного денег за мою работу и разрешите уйти?

Его скорбное лицо серо-белого цвета казалось совершенно безжизненным, и она подумала, что, наверное, неправильно поняла то, что он ей сказал.

– Нет, дитя мое. Я не могу этого сделать, – ответил он. – На тебе лежит печать греха, и я опасаюсь, что этот грех уже поразил твою душу.

Он протянул свою длинную, цепкую, покрытую черными волосами руку и положил ее Эмме на колено. И ей вдруг опять, как и тогда, когда она в первый раз увидела этот дом и самого мистера Хиббла, показалось, что он похож на паука. В ужасе она убрала эту ужасную конечность со своего колена.

– Я ничего плохого не сделала. Если из нас двоих кто-то и грешен, так это вы, – сказала она.

Он с упреком посмотрел на нее. Его глаза выражали скорбь. Потом он тяжело опустился на колени и начал громко молиться, чтобы Господь наставил на путь истинный этого несчастного испорченного ребенка. Похоже, Бог снова вознаградил его за такое пылкое проявление религиозного рвения, быстро дав нужный совет. Он встал с колен и, прежде чем снова сесть в кресло, быстро поправил свою рясу.

– Для того чтобы сохранить чистоту душ наших, мы должны вступить в брак. Завтра я сам обвенчаю нас, – провозгласил он. – Церемонию мы проведем без свидетелей. А для того чтобы пресечь нежелательные слухи, я официально объявлю, что нанял тебя в качестве экономки. Потом, через год, а может быть, даже через два, в зависимости от того, как сложатся обстоятельства, я объявлю всем, что ты – моя жена.

Прежде всего вам нужно спросить меня, хочу ли я этого, – сказала она. – Я не выйду за вас замуж, даже если передо мной появится ангел и попросит об этом.

Будь ты мне хоть женой, хоть служанкой, – сказал он, – но я жестоко накажу тебя за подобную дерзость. Так как ты всего лишь маленькая несчастная грешница, которую Господь предал моим заботам, то я буду охранять тебя до тех пор, пока ты не откроешь Богу свою душу, – сказал он, и на его лице появилось застенчиво-участливое выражение. Потом Клемент Хиббл вышел из комнаты и закрыл дверь на замок.

Теперь я понимаю, почему у вас не было экономки, – сердито закричала Эмма сквозь закрытую дверь. – Всем несчастным женщинам, которые работали здесь до меня, вы говорили то же самое, – выпалила она, но ей уже никто не ответил. За дверью было тихо. Похоже, он рассердился и ушел. «Интересно, – подумала она, – ее предшественницы покидали этот дом через дверь или, как она, через окно?»

Избавившись от его ненавистного присутствия, она сразу успокоилась. Хотя дверь была закрыта на замок, но комната находилась на первом этаже. Она жалела о том, что ее самое лучшее платье осталось в ее комнате, находившейся на верхнем этаже, но больше всего ее страшило то, что она снова окажется на улице, тем более что у нее опять не было ни гроша в кармане.

Совершенно не испытывая угрызений совести, Эмма обыскала комнату, пытаясь найти хоть какие-нибудь деньги. Она целый месяц работала не покладая рук и поэтому считала себя вправе взять все, что сможет найти. Она прекрасно понимала, что такой человек, как его преподобие отец Клемент Хиббл, не станет хранить деньги там, где их легко смогут найти другие люди. Тем не менее в одном из ящиков его стола она нашла коробку, в которой лежало пять шиллингов и записка «На покупку угля». Она взяла эти деньги и положила коробку обратно в стол.

«Еще три месяца назад, – подумала она, – я бы испугалась этого двуличного тирана, но сейчас я чувствую только… Что же я чувствую? Жалость? Отвращение? Скорее всего, и то и другое, и даже, как ни странно, некоторое сочувствие. Теперь я понимаю, что люди становятся несчастными, потому что не хотят признаваться себе, кем являются на самом деле». Сделав такое философское умозаключение, она с ужасом поняла, что и сама не является исключением. На том же самом столе она нашла несколько листов почтовой бумаги, взяла перо мистера Хиббла и обмакнула его в чернила. Теперь она сделает то, что собиралась сделать еще в тот день, когда приехала в Лондон. Она изложит на бумаге все, что знает о себе, и отошлет это свое признание тем, кому не безразлична ее судьба.