Текст книги "День мертвеца"
Автор книги: Шарлин Харрис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)
– Позвони-ка на всякий случай своему дружку полицейскому, – сказал он. – Думаю, нам лучше пока не выходить.
Он включил свет в салоне.
– Я не могу рассчитывать, что он тут же примчится на зов, – возразила я, но все же набрала номер домашнего телефона Холлиса на тот случай, если тот сидит в тепле и уюте своего маленького дома.
Ответа не было. Я позвонила в офис шерифа. Ответила женщина-диспетчер. Голос у нее был встревоженный. Слышно было, как в глубине комнаты работает радио.
– Холлис на дежурстве? – спросила я.
– Нет. Он поехал на вызов. На окружной дороге двести двенадцать упало дерево, – огрызнулась она. – А на Марли-стрит столкнулись три автомобиля.
Я поняла, что личный вызов занятого офицера не будет значиться в числе срочных.
– Попросите его как можно быстрей приехать в дом Титов, – попросила я. – Скажите, что это очень важно. Кажется, здесь совершено преступление.
– Кто-нибудь приедет, как только разберется со случаями, которые произошли наверняка, – ответила она и повесила трубку.
– Что ж, нас предоставили самим себе, – вздохнула я.
Толливер выключил свет, и мы остались на темном островке сухого тепла. Холодный дождь хлестал по лужайке и поливал машину. Молнии вспыхивали не так уж часто. Я могу это выдержать, сказала я себе. Мы припарковались в конце дорожки, ведущей прямо к центральному входу. Гараж, дверь которого открывалась в кухню, был слева от нас, на западной стороне дома.
– Я войду в главную дверь, а ты – со стороны гаража, – сказала я.
В свете отдаленных уличных фонарей я заметила, что Толливер открыл рот, собираясь запротестовать, и тут же его закрыл.
– Ладно, – сказал он. – На счет «три». Раз, два, три!
Мы выпрыгнули из машины и побежали к дому. Я добралась быстрее. Никто на меня не кинулся, только дерево забросало меня листьями и веточками, сорванными сильным ветром.
Дверь оказалась не заперта. Впрочем, это ничего не значило. В Сарне двери запирали только с наступлением ночи. Однако по коже моей пробежали мурашки, когда я осторожно приоткрыла дверь.
Она вела в просторную темную гостиную. По большому окну колотил дождь, в проникавшем сюда свете уличных фонарей казалось, что комната находится под водой. Прежде чем толкнуть дверь, я скорчилась и прокатилась по полу. Надо мной прогремел выстрел. Я спряталась за большим креслом. Я ни разу не держала в руках оружия и сейчас пожалела, что не овладела этим искусством.
В огромном доме кто-то застонал.
Где Толливер? Он наверняка слышал выстрел. Ему надо быть осторожней.
В течение невыносимо долгой минуты ничего не происходило. Интересно, сколько людей прячется в этих комнатах и успею ли я выяснить это, прежде чем погибну.
Постепенно глаза мои привыкли к слабому, водянистому свету. Хотя занавески были полузакрыты, можно было различить очертания мебели.
Напротив главного входа я разглядела еще одну дверь – стреляли наверняка оттуда. Глубоко вдохнув, я перекатилась от кресла к кофейному столику, а затем – к дивану. Так я окажусь в нескольких футах от второй двери. Только через нее можно попасть в остальные помещения дома, если я правильно запомнила план комнат.
– Нелл! – заорала я, надеясь своим криком отвлечь внимание стрелка от Толливера, где бы ни находился брат. – Сибил!
На втором этаже кто-то завопил. Я не знала, кто кричит, не знала, сколько людей находится в доме, но была уверена, что все они живы, потому что не слышала знакомого шума в голове.
Я была настроена очень решительно, но гроза усилилась. Дождь изо всех сил захлестал по стеклу, ворвался в дом через открытую дверь, намочил ковер. Гром почти не прекращался, после каждого раската сверкала молния. Мне казалось, что я, словно бабочка, наколота на карту и молния видит меня, следует за мной, подбирается ко мне все ближе и ближе, хочет снова меня ударить. Тогда я потеряю все. Невообразимая боль пронзит меня, и я ослепну, потеряю память, забуду, как двигать ногой, либо произойдет еще что-нибудь непоправимое. Я застонала от страха, прикрыла ладонью глаза, а когда отвела руку, увидела стоящего надо мной мужчину с пистолетом в руке.
В отчаянной попытке спастись я бросилась на него, схватила за колени и повалила на пол. Оружие выстрелило: человек держал пальцы на спусковом крючке. О господи, господи! Но если он в меня и попал, я этого еще не почувствовала. Он направил оружие мне в голову, а я обеими руками вцепилась в его запястье.
Возможно, страх придал мне сил, потому что я не отпустила его, даже когда он ударил меня свободной рукой и попытался меня стряхнуть. Но он не сумел в меня выстрелить, а когда мы покатились по полу, я улучила мгновение и вонзила зубы в его ладонь. Он завопил от боли и выпустил пистолет. Мне бы хотелось сказать, что я нарочно его укусила, но нет, за меня все решило подсознание.
В комнате вдруг зажегся свет, ослепивший меня, и человек, который показался мне Толливером, прыгнул вперед. Теперь мы втроем катались по полу, наталкиваясь на столы, и тяжелые лампы падали на светлый ковер.
– Стоп! – закричал кто-то. – Буду стрелять!
Все мы замерли. Я так и не разжала зубов на руке мужчины, а Толливер занес тяжелое стеклянное украшение в форме яблока, чтобы размозжить противнику голову.
Наконец я разжала зубы и впервые посмотрела в лицо своего врага. Это был Пол Эдвардс. Сейчас он не имел ничего общего с обходительным адвокатом, с которым я познакомилась в кабинете шерифа. На нем была фланелевая рубашка, брюки хаки, кроссовки. Эдвардс тяжело дышал, волосы его были взлохмачены, из руки текла кровь. Но самым поразительным мне показалось отсутствие спокойной уверенности в том, что он управляет своим маленьким мирком. Он был похож на загнанного енота: оскаленные зубы, бегающие глаза, вырывающееся изо рта шипение…
– О господи, Пол, – сказала Сибил.
Пистолет дрожал в ее руке. Проклятье, почему все здесь вооружены? Пистолет Сибил был поменьше, чем у Эдвардса, но выглядел не менее опасным.
– О господи! – Сибил была поражена преображением Эдвардса не меньше меня, а может быть, и больше. – Как можно было так поступить?
Я надеялась, вопрос адресован ему, а не нам. По крайней мере, когда зажегся свет, страх меня чуть– чуть отпустил. Толливер осторожно поставил стеклянное яблоко на стол у кухонной двери.
– Сибил, я не мог позволить, чтобы они узнали.
Эдвардс пытался говорить рассудительно и веско, но его слова прозвучали нерешительно.
– Ты уже говорил это, когда заставил меня им позвонить. И все-таки я не понимаю.
Они разговаривали так, словно нас с Толливером не было в комнате.
Впервые я заметила, что рука Сибил перевязана шарфом, а на другом запястье отпечаталась красная полоса. Стало быть, он ее привязал.
– Где Нелл? – прохрипела я.
Никто мне не ответил. Они сосредоточились друг на друге, мы для них как будто находились на другой планете. Я увидела, как Толливер молча нагнулся и подобрал пистолет Пола, лежавший возле панели. В дорогой, типично женской комнате оружие выглядело ужасно смертоносным. Впрочем, теперь в этой комнате царил хаос. Толливер сунул пистолет под оборку дивана. Правильно.
– Сибил, мы были вместе так долго, – сказал Пол. – Так долго. А ты с ним так и не развелась. Ты даже никогда не соглашалась перестать с ним спать.
– Но ведь он был моим мужем, Христа ради! – резко воскликнула Сибил.
– А когда Хелен развелась с ублюдком Джеем, она… – Пол посмотрел на ковер, словно тот хранил тайну, которую ему необходимо было узнать. – Мы с ней стали близки.
– У тебя был с нею роман. – Сибил была совершенно ошеломлена. – Ты связался с плебейкой, с пьянчужкой, с проституткой. И отрицал это, глядя мне в глаза! Харви был прав.
Я рискнула взглянуть на Толливера. Брат тоже посмотрел на меня.
– Я знал, что Делл был моим сыном, – сказал Пол. – Но и Тини была моя.
– Нет, – мотала головой Сибил. – Нет!
– Да, – сказал он.
Его глаза время от времени останавливались на пистолете. Теперь Сибил держала его крепко. Мы с Толливером отодвинулись от Пола, не желая попасть на линию огня, но я размышляла, не зря ли мы выпустили Эдвардса. И хорошо бы Толливер все-таки приложил его стеклянным яблоком, просто на всякий случай. Адвокат быстро приходил в себя, видя, что Сибил разговаривает с ним, но не стреляет.
– Ты мог бы просто сказать им. Мог бы просто сказать!
– Я и сказал. В тот день, когда они погибли. Я все им рассказал.
Его голос дрожал точно так же, как голос Сибил.
– Ты убил их? Почему ты убил своего сына, нашего сына?
По ее щекам текли слезы, но она не собиралась биться в истерике. Я была права, когда решила, что Сибил – железная женщина.
– Да потому что Тини была беременна, ты, глупая корова! – ответил Эдварде. Злость сейчас была самым удобным для него чувством. – Тини была беременна и не хотела делать аборт. Сказала, что это неправильно. А твой сын, наш сын, не стал бы ее заставлять.
– Беременна! О боже! Как ты узнал?
– От меня.
Растрепанная Нелл стояла на пороге, сжимая в руке нож для открывания писем. На ее запястьях виднелись такие же красные метки, как у матери.
– Я самый глупый человек на свете, мама. Когда Делл рассказал мне о беременности Тини, я так беспокоилась, что попросила Пола поговорить с ней, посоветовать отдать ребенка в приемную семью. Делл был слишком молод для женитьбы, и я не хотела, чтобы Тини стала моей родственницей. Поэтому они и погибли! Он убил их, мама, и в этом виновата я!
– Даже не думай, Мэри Нелл. Это его вина, – указала пистолетом Сибил на своего давнишнего любовника.
Мне показалось, что тут есть и вина Сибил, но я оставила свое мнение при себе, потому что Сибил держала пистолет. На меня сейчас не обращали внимания, и я подалась к дальнему концу дивана, желая находиться подальше от Пола Эдвардса. По другую руку от Эдвардса Толливер придвинулся как можно ближе к женщинам, но при этом позаботился о том, чтобы оставаться подальше от возможной линии огня.
– Да, это моя вина, – пробормотал Эдвардс.
Он исподтишка обшаривал глазами пол: искал свой пистолет. Списывать Эдвардса со счетов было опасно.
– Надо его связать, – предложил Толливер. – И позвонить в полицию.
Нелл попятилась – должно быть, чтобы пойти в кухню и вызвать полицию, но Пол дернулся, и она застыла.
– Не звони, – сказал он. – Мэри Нелл, я ведь и твой отец. Не сдавай меня.
Бедная Нелл не пришла бы в такой ужас, если бы услышала от него предложение руки и сердца.
– Нет, – прошипела Сибил. – Не слушай его, Мэри Нелл. Это неправда.
– Сибил права, – сказала я очень тихо.
Но никто не обратил внимания на мои слова. Мы с братом оказались в роли зрителей, невинных свидетелей. Все знают, что случается с невинными свидетелями.
– Это ты убил моего отца? – спросила Нелл Эдвардса. – Моего настоящего отца?
– Нет, – вмешалась я. – Твой отец, Нелл, умер от сердечного приступа. На самом деле.
Я не видела необходимости добавлять подробности.
– Ты… ты… засранец, – сказала Нелл Полу Эдвардсу.
Мать открыла было рот, чтобы сделать Нелл замечание, но у нее хватило здравого смысла передумать.
– Ты убил моего сына, – вместо этого сказала Сибил. – Ты убил моего сына. Ты убил его ребенка. Ты убил его девушку. Ты убил… Кого ты еще убил? Думаю, Хелен. Мать своей дочери.
– Вини за это себя, – ответил Эдвардс. – Это ты наняла ее на работу, из-за тебя Делл и Тини начали встречаться.
– А в придачу я дала тебе шанс снова видеться с Хелен, – очень мерзким голосом проговорила Сибил. – Кого еще ты убил, Пол?
– Салли Бокслейтнер? – предположила я.
Эдвардс уставился на меня так, словно у меня выросла еще одна голова.
– С чего вы?… – начал было он и растерянно замолчал.
– Она обо всем узнала, так ведь? – спросила я. – Она вам позвонила?
– Позвонила, – признался он. – Она сказала, она…
– Что вам сказала моя жена? – спросил Холлис из открытой передней двери.
Я подумала, не можем ли мы теперь с Толливером проскользнуть на кухню и уйти. Вернуться в мотель, взять наши вещи и навсегда покинуть этот город. Я взглянула на брата и показала ему на дверь. Он слегка покачал головой. Мы были просто зрителями развязки в Окей Корал[24]24
Окей Корал (OK Coral) – место в городе Тумстоун на Диком Западе, где в 1881 году разыграла финальная перестрелка между представителями закона и бандитами. В современном понимании слова – неблагополучная часть города, где преступники часто пускают в ход огнестрельное оружие.
[Закрыть], но в результате какого-нибудь необдуманного движения все еще могли погибнуть под перекрестным огнем.
Холлис сейчас не походил на того стоического копа, каким я впервые увидела его, явившись в Сарн, не походил и на любовника, каким он был в моей постели. Я ясно видела белки его глаз, лицо его было мокрым от дождя, с длинного блестящего плаща на ковер стекала вода, поверх тяжелых офицерских ботинок он носил резиновые сапоги. В левой руке Холлис держал перчатку, в правой, обнаженной, – пистолет.
«Интересно, нет ли и у Мэри Нелл в кармане пистолета», – подумала я.
– Я ее не убивал, – возразил Пол. – Она позвонила мне, сказала, что у нее появились вопросы относительно групп крови. Я согласился с ней встретиться, хотя и не знал, о чем она толкует.
– Ты убил Делла, – заявила Мэри Нелл. – Ты убил Тини и ее ребенка и мисс Хелен. Разве мы можем поверить в то, что ты не убивал Салли?
– Сибил, – прошептала я.
Меня расслышал только Толливер. Его глаза широко распахнулись.
– Этого вы мне не припишете, – сказал Пол Эдвардс и начал подниматься на колени.
Мне подумалось: как странно, что после всего содеянного обвинение в еще одном преступлении возмутило его настолько, что подтолкнуло к сопротивлению.
– Думаю, вы понимаете, почему я не хотел, чтобы Тини родила ребенка с такой родословной. – Его гримаса была пародией на рассудительное выражение лица. – Но Салли я и пальцем не тронул. Салли была хорошей девушкой. И уж точно не моей дочерью, конечно.
– Хорошо, – прорычал Холлис.
– Но, знаете, поскольку я считал, что она случайно утонула в ванне, ведь так сказал коронер, я никогда даже не задумывался о причине ее смерти. Сибил, я говорил тебе, что Салли мне позвонила и сказала, что хочет потолковать о смерти Дика. Я думал, она собралась что-то выудить из меня, а потом шантажировать. Но после ее смерти это уже не имело значения. Сибил, а ты говорила с Салли?
Мэри Нелл подавила смешок.
– Уже не хочешь ли ты, убийца, перевести стрелки на нее? Мама, скажи ему… – Она замолчала, увидев лицо матери. – Мама?
Девушка совсем растерялась.
Она сказала, что видела группы крови и поняла, что Делл на самом деле не Тиг, – пробормотала Сибил. – Она хотела, чтобы Харви подал в отставку, а его место занял Холлис. Она боялась, что иначе Холлис станет беспокойным, боялась, что ему не очень нравится наскребать на жизнь в таком маленьком городишке.
Холлис был похож на человека, которого кто-то ударил по голове. Рука его дрожала. Он не знал, кого ему хочется застрелить больше всего. Я понимала его чувства.
Сибил опустила руку с пистолетом.
– Я не могла этого допустить. Не могла вынести ее лжи. Я заставила себя поверить в то, что это ложь. Поэтому я пришла к ней днем. Она оставила дверь незапертой. Я вошла с этим пистолетом. Она лежала в ванне и пела.
Лицо Холлиса помертвело.
– Я вошла в ванную, схватила ее за пятки и потянула. Через минуту она перестала сопротивляться.
Сибил стояла перед нами, опустив руку с пистолетом.
Мэри Нелл в ужасе закричала. Пол Эдвардс подскочил к Сибил, собираясь выхватить у нее пистолет. Толливер толкнул меня за диван и обнял. Пуля, разумеется, прошла бы сквозь него, как сквозь масло, но, по крайней мере, мы с братом спрятались, как могли.
Прозвучал выстрел, послышались крики. Один голос точно принадлежал Мэри Нелл. Потом наступила пауза, и мы высунулись из-за дивана.
– Можете встать, – сказал Холлис очень усталым голосом.
Толливер поднялся первым и подал мне руку. Моя больная нога отказывалась разгибаться.
Пол Эдвардс стоял на коленях и держался за плечо. Позади него в стене зияла дыра, по ковру рассыпались осколки стекла. Мэри Нелл застыла на месте, как статуя. Сибил смотрела на дочь.
– Ты вывихнула мне плечо, – прошипел Пол. – Маленькая ведьма.
– Это сделала я, – по-детски пропищала Мэри Нелл. – Швырнула в него стеклянным яблоком.
– Ты пыталась попасть ему в голову? – спросил Холлис. – Надо было целиться выше.
Мэри Нелл рассмеялась. Смех звучал жутковато.
– Почему ты не застрелишь меня, Холлис? – спросила Сибил. – Давай, я же знаю, тебе этого хочется. Уж лучше так, здесь, сейчас. Мне не хочется, чтобы меня судили и посадили в тюрьму.
– Я всегда знал, что вы эгоистка, – бросил Холлис. – Я что, должен застрелить вас на глазах у дочери? Оставить ей на память еще один эпизод? Попробуйте хоть раз в жизни подумать о ком-нибудь другом. – Потом он продолжал уже слегка спокойнее: – Толливер, будь добр, позвони шерифу.
Брат похлопал себя по карманам. Не обнаружив мобильника, пошел на кухню. Слышно было, как он набирает номер и говорит. Гроза прекратилась. Падали последние капли.
Мне казалось, что я смотрю на все не в тот конец телескопа. Четверо людей. Маленькие, но четкие.
– Для вас все кончено, – сказала я Полу Эдвардсу.
Он взглянул на меня широко раскрытыми глазами.
– Мне вас не жаль. Мало того, что вы совершили эти ужасные злодеяния, вы еще чужими руками бросили моего брата в тюрьму. Стреляли в меня на кладбище. Это уже собственноручно. Теперь вашей жизни конец.
– Кем вы себя считаете? Ясновидящей? – горько спросила Сибил.– Зачем я только вас позвала? Лучше б мне не знать, что случилось с девушкой.
– Я рада, что вы успели мне заплатить.
Это был единственный ответ, который тогда пришел мне в голову. Сибил рассмеялась, хотя вряд ли мои слова развеселили ее. Дочь переводила взгляд с Сибил на Пола. С матери на ее любовника. Нелл выглядела юной, беззащитной и больной.
– Ты будешь отличной женщиной, – сказала я Мэри Нелл.
Она на меня не взглянула; вряд ли в тот момент она любила меня больше, чем мать и Пола.
Брат вернулся в комнату, и мы тотчас услышали вой сирен, за окном засверкали полицейские мигалки.
– Зачем вы на меня нападали? – спросила я Пола. – Не понимаю.
– Из-за ребенка, – ответил он. – Я не верил, что вы найдете Тини. Когда вы ее нашли, я решил, что вы знаете и о ребенке. Думал, что, если буду держать вас в страхе, вы не распутаете дело.
На самом деле от ребенка не осталось никаких следов. Если бы Пол оставил нас в покое, мы бы просто-напросто уехали из Сарна.
Мы покинули город только в три часа ночи. Пришлось рассказывать многим людям о том, что мы видели и что слышали. Мы вернулись в мотель такими взвинченными, что целый час не могли уснуть, а когда уснули, проспали до полудня.
Спустя час наши вещи были упакованы и сложены в машину. Мы пришли в контору, чтобы выписаться, и ненавистный Вернон чуть не сплясал макарену, убедившись, что мы наконец-то уезжаем.
Я чувствовала себя пустой, разбитой, но мне так хотелось уехать из Сарна, что я заставила себя проделать все положенные процедуры. Мы заправились и заехали в полицейское отделение, как нам было приказано.
Холлис уже находился там, а может, еще не уходил. В кабинете Харви Брэнскома никого не было, дверь стояла открытой настежь. Шериф наверняка провел ужасную ночь, а впереди его ждал не менее ужасный день, ведь его сестра обвинялась в убийстве.
Я внимательно посмотрела на Холлиса. Он казался моложе, словно, разобравшись в деле о смерти жены, стер с лица напряженные морщинки, а вместе с ними и несколько лет.
– Что, уезжаете? – спросил он.
– Да, – ответил Толливер.
– На всякий случай мы записали номер вашего телефона и адрес адвоката.
– Да-да, – кивнула я.
Я знала, что Холлис никогда мне не позвонит.
– Что ж, хорошо. Мы благодарны вам за помощь.
Он пытался говорить отрывисто и отчужденно, и я почувствовала, как Толливер ощетинился, обидевшись за меня. Я положила ладонь на руку брата.
– Все в порядке, – сказала я. – Все в порядке.
– Тогда ладно.
Мы оба кивнули Холлису, он ответил нам быстрым кивком, и мы вышли из вращающихся стеклянных дверей – как я отчаянно надеялась, в последний раз.
Толливер сел за руль, мы пристегнулись, включили радио и, миновав улицы Сарна, выехали на автостраду, ведущую на восток.
– Как думаешь, к ночи доберемся до Мемфиса? – спросила я.
– Конечно. Как тебе понравилось это прощание?
– Все нормально. К чему сентиментальное расставание?
Похоже, Толливер согласился со мной, слегка кивнув.
– Но он тебе нравился.
– Да, конечно. Но, знаешь, из этого все равно бы ничего не вышло.
– Когда-нибудь… – начал он и не договорил.
– Знаешь что, Толливер? Помнишь, как в школе мы штудировали «Ромео и Джульетту»? Мы с тобой проходили пьесу в разные годы, но школа всегда с религиозным почтением относилась к изучению этой вещи.
– Да. И что же?
– Помнишь слова, которые произносит Меркуцио, когда его убивают во время вражды Монтекки и Капулетти? Помнишь, что он говорит?
– Нет. Напомни.
– Он говорит: «Чума на оба ваших дома». И умирает.
– «Чума на оба ваших дома», – повторил Толливер. – В общем, отражает суть дела.
Я продолжала свою мысль:
– Конечно, Пол Эдвардс отметился и там, и там – и в доме Хопкинсов, и в доме Тигов.
– Как бы то ни было, выражение и вправду попало в точку.
Мы помолчали. Потом, когда Сарн остался позади и горы сменились низинами, я сказала:
– Я все думаю о Тини, о том, как она лежала одна в лесу. В любом случае я сделала доброе дело.
– Даже не сомневайся. Это было доброе дело.
Толливер поколебался.
– Как думаешь, они знают? Когда их находят?
– Конечно знают, – ответила я.
Перед нами лежал долгий путь в Мемфис.








