Текст книги "Мастера детектива. Выпуск 12"

Автор книги: Шарль Эксбрайя

Соавторы: Гэвин Лайл,Роберт Пайк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 37 страниц)

Глава 18

– Чтобы убить человека, никто не станет стрелять один раз – всегда дважды, – прошептал я Жинетт. – Если убили Харви, в живых остался Маганхард, а если убили Маганхарда, значит, Харви цел. Скажи, что я прав, да побыстрей.

Она припала к земле рядом со мной возле лавров у края лужайки. Старые рефлексы живучи.

– Это твой пьяный приятель Харви расстреливает бутылки в салуне на Диком Западе.

Такая мысль мне тоже пришла в голову, но не слишком согрела. А вдруг он не ограничится бутылками? И вдобавок ко всему при мне не было «маузера».

Я неохотно поднялся и двинулся по гравию к парадному входу. Дверь была широко распахнута, словно врата в пустыню.

Внутри, в холле, стояли трое – неподвижные, будто восковые фигуры. Харви прислонился к стене справа от меня, ствол его револьвера был направлен вниз, на его же собственные ноги, однако от этого не казался менее опасным. Морис прислонился к противоположной стене, не сводя с Харви пристального взгляда, столь же дружелюбного, как у голодного стервятника. Мисс Джармен просто стояла. Телефонная трубка была сорвана с крючка и валялась на полу.

Едва я вошел, как ствол револьвера дернулся в мою сторону.

– Уберите эту чертову штуковину, – сказал я. – Что здесь произошло?

– Да просто мне не нравится, когда мужчины нападают на женщин, вы ведь знаете, – отозвался Харви. Голос его звучал как–то вяло, апатично, чуточку невнятно, словно ему приходилось подбирать каждое слово. Вполне возможно, к тому времени так оно и было.

– Ладно, теперь все позади. Возвращайтесь к своей бутылке. – Я повернулся к Морису. – Pourquoi…

– Я услышал ее крики, – осторожно заметил Харви, – ну, и вышел, а этот тип с ней боролся и…

Тут вмешалась мисс Джармен:

– Я всего лишь хотела позвонить, когда…

– Кому?

Она устремила на меня невинный взгляд широко раскрытых глаз.

– Э–э… подруге. Я подумала…

В пару прыжков я очутился возле телефона и схватил валявшуюся на полу трубку.

– Qui est… [59]59
  Кто… (фр.)


[Закрыть] – Но на том конце уже отключились, и я отшвырнул трубку в сторону. – В целях безопасности я наложил запрет на пользование этим телефоном, – прорычал я. – Морис всего лишь выполнял мои указания. Назовем это недоразумением. Ну да ладно… Итак, кому же вы звонили?

– Подруге. – Подбородок ее был гордо вздернут вверх, на лице застыло выражение, подобающее воспитаннице закрытого пансиона. Уж она–то не скажет, кто подложил лягушек в постель училке латыни.

– Ладно, – повторил я. – Но если вы собираетесь нас заложить, не забывайте об их методах: шанс схлопотать пулю у вас не хуже, чем у любого другого из нас. Может, даже и лучше, если первым выстрелом они не уложат меня.

Харви выпрямился и оторвался от стены.

– Что за чертовщину вы тут несете?

Я резко обернулся. Я уже был сыт по горло им самим, его тягой к выпивке и склонностью наставлять свою пушку не на тех, на кого следует. Возможно, он не успеет прицелиться, до того как я сломаю ему запястье… Жинетт подала голос:

– Отдайте Луи револьвер или я вас убью.

Мы одновременно посмотрели в ее сторону. Она стояла в полумраке в глубине холла, прислонившись к стене, и прямо перед собой обеими руками держала «маузер».

– Он установлен на автоматическую стрельбу, мистер Ловелл, – добавила она.

– Вы не станете стрелять из этой штуковины здесь, – медленно произнес Харви. Он смерил ее внимательным, изучающим взглядом; по тому, как она держала «маузер», было видно: она знает, что у нее в руках, – и он это понял.

– Что ж, в таком случае можете поспорить на свою жизнь, – презрительно заметила она.

Он сделал глубокий вдох. Бравый стрелок считает, что его невозможно победить, но когда с ним такое случается, он чертовски хорошо это понимает. Она держала «маузер» низко, выбить его было невозможно. Что бы он теперь ни сделал, стоит ей нажать на спусковой крючок, и он превратится в дуршлаг.

Он бросил мне свой револьвер.

– Благодарю вас, – сказала Жинетт. – И, пожалуйста, не забывайте, что в своем доме я обладаю эксклюзивными правами на стрельбу. Куда угодила та пуля, Морис?

Тот показал на дырку в стене рядом с телефоном. Жинетт подошла к нам и протянула мне «маузер». Я покачал головой.

– Теперь уже все кончено. Пойду уложу его в постель. – Револьвер Харви я засунул в карман.

Харви ждал меня с каким–то отсутствующим видом, уголки его рта слегка искривились в циничной ухмылке.

– А ведь я бы мог справиться с вами и без пушки, – с вызовом изрек он.

Я пожал плечами.

– Вполне возможно. Мы ведь оба прошли школу рукопашного боя. Так что это ни к чему бы не привело.

Он кивнул и направился к лестнице. Я на ходу бросил мисс Джармен:

– Принесите бутылку, из которой он пил.

– А вам не кажется, что с него уже хватит? – нахмурилась она.

Я устало покачал головой.

– Не имеет значения, что вам или мне кажется. Просто принесите бутылку.

Вслед за Харви я поднялся по лестнице на второй этаж. Наверху мы повстречали Маганхарда. Харви торопливо прошмыгнул мимо, сделав вид, что не заметил его. Маганхард окинул его суровым взглядом, в котором тотчас же засквозило подозрение. Затем он повернулся ко мне и вроде бы собрался что–то сказать – но я тоже поспешно прошел мимо.

Очутившись в своей спальне, Харви рывком сдернул с кровати шелковое покрывало и бросился на постель лицом вниз. Немного погодя он перевернулся на спину, причем с заметным усилием.

– Наверное, я устал. – В голосе его прозвучало легкое удивление.

За моей спиной в комнату вошла мисс Джармен с бутылкой виски «Королева Анна» и стаканом. Я взял у нее бутылку; судя по весу, Харви изрядно над ней потрудился.

– И что вы собираетесь делать? – поинтересовалась она.

– Подготовить его к завтрашнему дню. – Я плеснул немного виски в стакан.

– С помощью этого?

– Обычно он делает это именно так. – Я передал ему стакан. Она внимательно посмотрела на Харви, затем на меня.

– А ведь вам, по сути, наплевать, не так ли?

– Кому вы звонили?

Она бросила на меня испепеляющий взгляд.

– Возможно, когда–нибудь вы это узнаете. – И вышла, со стуком захлопнув за собой дверь. Харви приподнял свой стакан и отхлебнул.

– Вы серьезно считаете, что она нас закладывает?

– Кто–то нас определенно закладывает.

– Все–таки надеюсь, что не она, – задумчиво заметил Харви.. – Она такая милая девочка.

– Ваша симпатия взаимна. Она горит желанием вас вылечить.

– Я заметил. – Он снова отхлебнул. – А вам и впрямь наплевать? – Он смотрел на меня со своей неизменной легкой циничной ухмылкой.

– Мое дело – сторона. После завтрашнего дня мы с вами больше не встретимся. Да вы и сами это знаете.

– Знаю. – Он осушил стакан.

Я протянул за ним руку:

– Еще?

Лежа на подушке, Харви пожал плечами.

– Да, пожалуй.

Я вновь вернулся к бутылке, стоявшей на журнальном столике:

– А если я буду пай–мальчиком, то получу назад свою пушку? – спросил Харви.

– Ах да, простите, я и забыл. – Честно говоря, я просто надеялся, что он сам мне напомнит. Вытащив из кармана его маленький револьвер, я раскрыл барабан и извлек оттуда стреляную гильзу. – Еще патроны есть?

– В пиджаке – целый карман.

Пиджак висел на стуле. Я повернулся к Харви спиной и принялся рыться в обоих боковых карманах. Одной рукой я извлек патрон, а другой – пузырек со снотворными таблетками, который очень надеялся найти. Патрон я вставил в барабан, закрыл его и бросил револьвер в изножие кровати.

К тому времени, когда он потянулся за револьвером, еще раз все проверил, как я и предполагал, – так поступит любой профессиональный стрелок, после того как его оружие побывало в чужих руках, – на дне его стакана уже лежали три таблетки. Я понятия не имел, что это за таблетки и в каких дозах их следует принимать; в то же время мне было доподлинно известно, что смешивать два таких депрессанта, как алкоголь и барбитураты, – затея не слишком удачная. Однако риск был все же меньшим, нежели тот, с которым ему пришлось бы столкнуться завтра, прикончи он за ночь эту бутылку.

Я плеснул на таблетки сверху виски, выждал несколько мгновений, чтобы они растворились, а сам в это время делал вид, что ищу для себя стакан возле умывальника. Легкая мутность будет незаметна сквозь грани стакана, а вкуса он теперь наверняка уже не чувствует.

Я налил выпить и себе, а ему отдал его стакан.

– Чуткий вы, однако же, ублюдок, – медленно изрек Харви. – А может, вы просто обыкновенный ублюдок. Проявляя к кому–нибудь чуткость и понимание, вы оказываете ему медвежью услугу. – Он с трудом повернул голову и поднял на меня глаза. Итак, вы – профессор, а я… вот он я, перед вами на кушетке. Желаете, чтобы я рассказал вам свои сны?

Я присел на стул, на спинке которого висел его пиджак.

– А я смог бы выдержать подобное испытание?

– Возможно. Веселого в них мало, но к ним как–то привыкаешь.

– А к своему самочувствию по утрам вы тоже привыкли?

– Нет. Но не вечно же помнишь, как было хреново. Однако же, знай вы, что завтрашний день будет столь же значительным, как сегодняшний, вы ведь не стали бы… напиваться, правда?

– Слишком вы все упрощаете, – возразил я. – Вам нравится думать, что своим мировоззрением вы в корне отличаетесь от всех остальных. Ничего подобного. Вы просто пьете больше – вот и все.

К тому моменту пузырек с таблетками уже снова находился в кармане его пиджака.

Харви улыбнулся.

– Чудесное промывание мозгов, профессор. Но знаете, что самое поганое? То, что перестаешь ощущать вкус спиртного. Вот и все. Просто не чувствуешь вкуса. – Он снова отхлебнул виски, затем поднял стакан к свету и стал пристально его разглядывать. – Помню, как–то раз отправился я в одно местечко в Париже, где умеют готовить настоящий мартини. Туда лучше закатиться где–нибудь около полудня, пока еще не нахлынут посетители, чтоб им хватило времени как следует его приготовить. Им это по душе – приятно, когда приходит парень, знающий толк в напитках, вот они и стараются для него. Смешивают тщательно, неторопливо, а потом ты таким же манером его выпиваешь. И это им тоже нравится. Их даже не заботит, собираешься ли ты заказать еще один. Им просто приятно хотя бы иногда приветить клиента, который подрядит их на настоящую работу и потом оценит их труд по достоинству. До чего же грустные люди, эти бармены.

Харви залпом допил виски и вновь уставился в потолок. Говорил он медленно и тихо, да и обращался не ко мне и скорее всего не к самому себе, а к двери, которая захлопнулась перед ним давным–давно.

– И коктейль должен быть достаточно холодным, чтобы бокал запотел, – тихо продолжал он. – Не ледяной, нет; чему угодно можно придать приятный вкус, если как следует заморозить. Вот вам секрет управления Америкой, если интересуетесь, Кейн. И никаких там дурацких маслин, никакого лука – просто легкий аромат лета. – Он шевельнул головой на подушке. – Тысячу лет не пил мартини. Просто не чувствуешь вкуса. Теперь… теперь единственное, о чем думаешь, – это о следующей порции. Черт, до чего же я устал.

Он протянул руку, чтобы поставить стакан на тумбочку возле кровати, но промахнулся, стакан глухо стукнулся о ковер, и из него брызнуло несколько капель.

Я поднялся. Харви лежал с закрытыми глазами. Поставив на тумбочку свой стакан и стараясь ступать как можно тише, я двинулся к двери и уже взялся за ручку, когда он сказал:

– Прошу прощения, Кейн. Я–то думал, что смогу продержаться.

– Вы и держались. Просто наша работа затянулась.

Несколько мгновений спустя он отозвался:

– Может быть… и, может, если бы меня не ранили… Хотя, возможно, и нет. – Тут он повернул голову и посмотрел на меня. – Вы тут говорили, что я, по существу, не отличаюсь от других. Я убиваю людей, профессор.

– Вы могли бы завязать с этим.

Он улыбнулся, вяло и утомленно.

– Но не раньше завтрашнего дня – ведь так?

Немного погодя я вышел. Чувствовал я себя столь же благородным и полезным, как мутные капли пролитого виски на ковре.

* * *

Маганхард и Жинетт стояли на верхней площадке лестницы с таким видом, будто усиленно пытались сказать друг другу что–нибудь любезное, но не находили слов. Едва я появился, как Маганхард круто развернулся и напрочь забыл о вежливости.

– Вы не сказали мне, что мистер Ловелл – алкоголик.

– Я и сам узнал об этом уже после того, как мы выехали. – Я прислонился к перилам и потянулся за сигаретой.

– В таком случае придется серьезно поговорить с Мерленом. Меня могли убить только потому, что…

– Да заткнитесь вы, Маганхард, – устало отозвался я. – Мы пережили и вчерашний день, и сегодняшний, и если вы не считаете это достижением, значит, просто не поняли, что происходит. Ни с кем другим нам бы это не удалось. А теперь отправляйтесь спать.

– Я еще не поужинал, – надменно возразил он. Да, в нем определенно текла австрийская кровь.

– Морис очень скоро вас обслужит, герр Маганхард, – примирительно заметила Жинетт. – А сейчас, если желаете, он принесет вам что–нибудь выпить.

Маганхард одарил меня взглядом, который явно приберегал в глубине морозильной камеры, затем, гордо приосанившись, прошествовал вниз.

Я же остался стоять, прислонившись к перилам; отыскав спички, закурил.

– А я и забыл об ужине. Мне показалось, что сегодняшний день и так чересчур долго тянется.

– Таким манером агентство Кейна обычно обращается со своими клиентами?

– Частенько. Я же говорил тебе, что вовсе не обязан их любить.

– Думаю, тебе лучше заняться работой здесь – и побыстрей.

Я посмотрел на нее, но она, не поднимая головы, оперлась на перила рядом со мной и только тут, казалось, заметила, что по–прежнему держит в руке «маузер». Она внимательно его оглядела.

– Помнишь, Луи, что когда–то значили для нас эти вещи? Освобождение… свобода… и тому подобные слова?

– Помню.

– Возможно, с тех пор все изменилось. – Она небрежно прицелилась вниз, машинально скользнув большим пальцем по предохранителю и переключателю с одиночного огня на автоматический. В «маузерах» она знала толк.

– Пистолеты не изменились.

– А ты считаешь, суть Сопротивления состояла лишь в пистолетах, а не в словах?

– Суть никогда не состоит только лишь в пистолетах; люди не гибнут по вине оружия как такового. За пушками всегда стоят слова, направляющие их, убеждающие в том, что их дело – правое.

Она метнула на меня быстрый взгляд. Может, слова мои прозвучали несколько кисло; может, я и впрямь слегка скис, размышляя о том, что в полночь предстоит гнать на север, а также о том, в каком состоянии к тому времени будет пребывать Харви. И, вполне возможно, сожалея, что все это ради того, чтобы спасти такого типа, как Маганхард, от смерти и помочь ему сэкономить на налогах.

А может, я просто почувствовал себя старым и усталым.

– Во время войны, – задумчиво произнесла Жинетт, – мы никогда не задавались вопросом, правы мы или нет. Ответ был слишком прост. Но… возможно, порой мы ошибались. Мы помогали людям вроде Маганхарда и Алена. – Она опустила «маузер». – Ты считаешь, что раз твой Маганхард прав, значит, прав и ты?

Я осторожно заметил:

– Что–то в этом роде.

Она кивнула, погруженная в свои мысли, и немного погодя сказала:

– Но, может статься, твои следующий Маганхард окажется неправ – а ты уже не сможешь отойти в сторону.

Мысль была не нова – это тот самый давний и привычный призрак, обитающий в глубине моего подсознания, о котором я вспоминаю, лишь когда чувствую себя усталым и подавленным. В те ночи, когда вижу во сне лица знакомых людей, которые ныне мертвы.

Насчет Маганхарда я был прав. Я доверял Мерлену, самому Маганхарду, да и своему собственному умению разбираться в людях – и не ошибся. Но однажды я могу ошибиться. В один прекрасный день мне может достаться клиент с душой, кривой, как горная дорога, а люди, выпрыгнувшие из засады, окажутся переодетыми в штатское полицейскими…

Любой адвокат может заявить, что клиент обманул его. Но я–то буду стоять там с дымящимся «маузером» в руке.

Я устало покачал головой.

– Может, и так, Жинетт. Но только не в этот раз. А следующий раз – это уже следующий раз.

– Значит, следующий раз все–таки будет? – Она в упор смотрела на меня печальными глазами, а ее каштановые волосы переливались в свете лампы, словно старое отполированное дерево.

– Жинетт… прошло пятнадцать лет. Ты ведь уже не любишь меня.

– Не знаю; – просто ответила она. – Все, что я могу, – это помнить и ждать… и, возможно, удостовериться, что тебя не убили.

– Я и не собираюсь допускать, чтобы меня… – Едва эти слова сорвались у меня с языка, как я понял, что говорить их не стоило.

– Нет–нет, – запротестовала она, – скажи мне, что этого не случится, Что такого просто не может случиться, только не с тобой, не с Канетоном.

Ее битва была закончена. И если я не собирался останавливаться, то ей хотелось верить, что со мной никогда не случится самого худшего, и если уж мне суждено сражаться с драконами, то при этом я никогда не повстречаю своего последнего дракона. Ей вновь хотелось рассуждать так, как рассуждает профессиональный стрелок. И забыть о том, что однажды она уже поверила в это – и ошиблась.

Я поморщился, словно от боли. Мне никогда не следовало сюда возвращаться. Пятнадцать лет я провел вдали от этого тихого дома, где она изо всех сил старалась приблизить конец своей войны. А когда я вернулся, оказалось – это всего лишь потому, что моя война все еще продолжается.

– В этом ты не можешь быть уверена, – медленно проговорил я. – В конце концов это зависит только от меня.

– Знаю. – Она кивнула и кротко улыбнулась. – Я помню.

На лестнице послышались шаги. Морис осторожно поднимался, держа в руках поднос, уставленный всевозможными яствами, включая оплетенную бутылку.

– Харви ничего не нужно, – сказал я. – Он скорее всего уже спит.

Жинетт выпрямилась, двигаясь с ленивой грацией кошки.

– Я сказала Морису, что мы с тобой поужинаем у меня в комнате.

Я тупо уставился на нее, потом раскрыл рот. Она покачала головой.

– Спор закончен, Луи. Ты собираешься и дальше идти своей дорогой, я понимаю. Вот и все.

На это можно было найти тысячу возражений, только я вдруг почему–то не сумел припомнить ни одного. Помнил лишь, как долго не был здесь.

– Я вернусь, – хрипло произнес я.

Она грустно улыбнулась.

– Ничего не обещай, Луи. Я не прошу никаких обещаний.

Она двинулась по коридору за Морисом. Спустя мгновение я последовал за ней.

Глава 19

Мы ехали на север по шоссе № 92, все в том же автофургоне марки «ситроен», и мы с Жинетт сменяли друг друга за рулем. Задняя часть кузова была загромождена множеством ящиков с бутылками, чтобы скрыть от постороннего взгляда трех других пассажиров, если вдруг откроют задние дверцы.

Харви нам пришлось практически загрузить в фургон, как мешок. Тогда он пребывал в глубоком наркотическом сне – да и сейчас скорее всего тоже: мы забросили туда пару старых матрасов и несколько одеял. Однако Маганхард, как я догадывался, не спал; и точно – вскоре его металлический голос послышался из окошка у меня за спиной.

– И как же мы попадем в Швейцарию, мистер Кейн?

– Доедем до местечка под названием Джекс, что всего в нескольких милях к северо–западу от Женевы. Там высадимся и просто перейдем границу неподалеку от аэропорта.

Он обдумал мои слова и, как я и предполагал, не особенно вдохновился.

– Насколько я понимаю, вы намереваетесь прибыть в какой–нибудь крупный город и взять напрокат машину. А почему бы нам не отправиться в Эвиан и не перебраться на лодке через Женевское озеро в Лозанну?

– Потому что подобного фокуса от нас как раз и ждут. Нет, нам нужно переходить границу а районе Женевы – охранять ее там практически невозможно. На этом участке границу пересекает более двадцати различных дорог и она в основном проходит по сельской местности. Мы просто перейдем ее – и все.

– Во время войны ее наверняка охраняли, – возразил он.

– Само собой, но и тогда нарушителей было столько, что вы бы удивились. Швейцарцы построили там лагерь для интернированных – специально для перебежчиков.

– Мистер Кейн, – холодно заметил Маганхард, – если в итоге мы очутимся в швейцарской тюрьме, это будет ничуть не лучше, нежели оказаться во французской тюрьме.

– Ну что вы, там наверняка гораздо чище. Но надеюсь, швейцарская полиция не станет нас искать: они ничего не смогут сделать, пока французы не попросят их об этом, – а французам, возможно, не захочется признавать, что они нас упустили. Во всяком случае, пока.

В душе я лелеял тайную надежду, что нам, возможно, удастся улизнуть. Если мы сумеем пересечь границу незамеченными, оставив жандармерию в уверенности, что мы все еще находимся во Франции, то нам это удается. Многое зависело от того, установили они уже или нет, что разбитый «ситроен–DC» принадлежит Маганхарду. Я был абсолютно уверен, что теперь они уже нашли его, а уж стрельба и разбитый «рено» наверняка побудили их прочесать район более тщательно, нежели я поначалу рассчитывал.

С одной стороны, я надеялся, что они–таки это установили. Это отвело бы подозрения от северной трассы, ведущей от Парижа, однако также могло бы убедить их, что мы где–нибудь притаились, лишившись транспорта. Я не боялся, что это натолкнет их на мысль о старой «крысиной тропе» или же о Пинеле: до этого они не додумаются, пока не узнают, что в деле участвую я, – а я все еще рассчитывал, что насчет меня им ничего не известно.

Если только Харви не схалтурил, протирая машину, и у полиции нет полного набора моих отпечатков пальцев. Но они ведь не узнают, что отпечатки мои – во Франции меня ни разу не задерживали. А вдруг Второе отделение потрудилось раздобыть мои отпечатки, когда я «служил при посольстве»? Разумеется, они знали, какого рода работу я там выполнял. А если им и сейчас известно о моем участии в этой истории, то не исключено, что они вспомнят о существовавших в годы Сопротивления маршрутах перехода границы вблизи Женевы…

Я покачал головой. Когда имеешь дело с полицейскими, никогда не скажешь заранее, где найдешь, где потеряешь. Можно тщательно все рассчитать, прикинуть, что раз им стало известно о пункте «икс» – а вы об этом позаботились, – следовательно, они снимут наблюдение с пункта «игрек». А когда вы заявляетесь в пункт «игрек», то попадаете прямиком в их нежные объятия, и все потому, что рапорт о пункте «икс» три часа пролежал на столе суперинтенданта, а ему забыли об этом сообщить.

Все равно, что разрабатывать различные системы в рулетке – колесо–то о них и слыхом не слыхивало. Я принял решение переходить границу под Женевой. Я по–прежнему ставил на этот номер.

* * *

Машина с монотонным гудением неслась в ночи. Сидя рядом со мной, Жинетт крутила большой, расположенный почти горизонтально руль с мастерством заправского гонщика; отраженный свет фар то и дело выхватывал из темноты ее лицо. Закурив сигарету, я наблюдал за ней, такой спокойной и уравновешенной, а фургончик между тем, урча, взбирался по становившейся все круче дороге, углубляясь в департамент Савойя.

– А если тебя остановят, – спросил я, – что ты им скажешь?

– Мне все равно надо доставить несколько ящиков вина в Женеву – два тамошних ресторана берут «Пинель». Кроме того, в Джексе есть один приличный ресторанчик. Так что сначала попытаюсь продать вино им.

– А зачем тебе понадобилось приезжать сюда так рано?

– Потому что, месье жандарм, сразу после ленча у меня назначена встреча в Пинеле.

– А она действительно назначена?

– Я велела Морису договориться об одной встрече – совершенно безобидной.

– И ты по–прежнему считаешь, что тебе нужен управляющий?

Она едва заметно улыбнулась.

– Мне нужен кто–нибудь, кто присматривал бы за вином, пока я присматриваю за старыми друзьями по Сопротивлению, оказавшимися здесь проездом.

– Touche. [60]60
  Весьма польщен (фр.).


[Закрыть]

Вскоре я заснул, а когда проснулся, мы уже въехали в zone tranche [61]61
  Свободная зона (фр.).


[Закрыть]и двинулись в объезд, чтобы подобраться к Женеве с северо–запада; граница находилась всего в километре–двух справа от нас.

Жинетт следовало разбудить меня раньше: я должен был сменить ее за рулем и проспал. Однако выражать недовольство было бы чистейшей воды лицемерием. До Лихтенштейна оставалось почти четыреста километров, и впереди нас ждал долгий день.

– Луи, по–моему, мы совсем близко, – сказала Жинетт.

Не доезжая нескольких километров до Джекса, она свернула направо и теперь подъезжала к Ферней–Вольтеру, расположенному у самой границы.

– Слишком близко не подъезжай, – предупредил я. Легавые скорее всего рыскают на подступах к границе, а не на ней самой. К тому же мне не хотелось, чтобы их внимание привлек автофургон, который подъехал бы близко к границе, остановился, а затем уехал обратно.

– Тогда здесь, – отозвалась она, не выключая мотора. Я спрыгнул вниз, обежал фургончик и распахнул задние дверцы, кто–то принялся выгружать на обочину ящики с вином. Вылез Маганхард, за ним девушка и, наконец, Харви.

Выглядел он так, словно его извлекли из–под развалин здания, в которое угодила бомба. Едва держась на ногах и шатаясь, он сделал несколько шагов мотнул головой и тотчас же явно пожалел об этом. Что же до его боевой готовности, то с виду он годился лишь на то, чтобы поймать основательно уставшего котенка.

Я тихо захлопнул дверцы и вернулся к кабине.

– Спасибо, Жинетт. Счастливого пути.

Она протянула мне руку через окно.

– Береги себя, Луи… пожалуйста.

– Я дам тебе знать. Возможно, сегодня вечером.

– Я буду ждать.

Наши руки соприкоснулись, а затем фургончик, взревев мотором, скрылся в ночи. Я махнул рукой в сторону обочины.

– Идите туда, в поле, да поживей.

«Поживей» было весьма оптимистичным пожеланием для этой компании. Нам потребовалась целая минута, чтобы продраться сквозь живую изгородь, утопая по колено в высокой росистой траве. Единственное, на что можно безусловно рассчитывать при такой работе, – так это на то, что каждые двенадцать часов вам придется выливать воду из ботинок.

По моему настоянию весь багаж, за исключением моего бриф–кейса, оставили в Пинеле – да и его я захватил только из–за «маузера» и карт. Взяв его в одну руку, а другой крепко ухватив Харви за предплечье, я двинулся вдоль изгороди.

Шум мотора фургончика замер вдали. Ночь выдалась холодная и темная на небе ни звездочки. Погода, с которой мы расстались в Бретани, вновь настигла нас, но по крайней мере, кажется, успела израсходовать все свои запасы дождя. Впереди мелькали какие–то огни, зеленые вспышки чередовались с белыми, отражаясь в низко нависших облаках. Сигнальный маяк женевского аэропорта Куантрен. Я направился в его сторону.

Часы показывали без четверти пять – до рассвета оставалось три четверти часа.

Некоторое время все молчали. Шли мы не слишком тихо, но ведь невозможно научить людей не производить шума, всего лишь приказав им не шуметь. Здесь нужна практика. Оставалось надеяться на то, что в густом сыром воздухе звуки далеко не разносятся.

– Что это? – вдруг тихо спросила мисс Джармен. Я моментально огляделся по сторонам, но «это» оказалось всего лишь крупной постройкой, темнеющей на Горизонте в нескольких сотнях ярдов от нас; к дому вела аллея, обсаженная деревьями.

– Имение Вольтера. – Я пожалел, что сам о нем не вспомнил, – это был удобный ориентир.

Девушка подняла ногу и потрясла ею, разбрызгивая во все стороны капли воды.

– Как насчет какой–нибудь пространной цитатки из произведений великого мастера? – тихо, но с ехидцей изрекла она. – Ну, например: «Что ни делается – все к лучшему в этом лучшем из миров»?

– Или, скажем: Dieu est toujours pour les gros bataillons. [62]62
  «Господь всегда на стороне крупных батальонов» (фр).


[Закрыть]

– Как ни странно, я не нахожу это чересчур вдохновляющим.

– Боже, – хрипло произнес Харви, – мы на автобусной экскурсии по литературным местам или бесшумно переходим границу?

– Вы хотите сказать, что видите разницу? – поинтересовался я и двинулся дальше.

В тот момент Харви был для меня отнюдь не лучшим другом. Будь он начеку и не страдай от похмелья, он смог бы позаботиться о Маганхарде говорить ему, когда идти, а когда замереть неподвижно, оставив на мое попечение только мисс Джармен. А так мне приходилось присматривать за всеми тремя – в особенности за Харви, не зная, какова будет его реакция на могущие неожиданно возникнуть проблемы. Ибо, насколько я себе представлял, он пребывал в столь одурманенном состоянии, что запросто мог выхватить револьвер и открыть стрельбу по жандармам.

То, что я издалека принял за живую изгородь, при ближайшем рассмотрении оказалось фруктовым садом, в котором росли маленькие аккуратные яблоньки, чуть выше человеческого роста. Сад был окружен проволочной оградой. Листики еще не распустились – мы ведь снова очутились в поздней северной весне, – но ветви были подрезаны таким образом, что тесно переплетались, да и сами деревья были посажены довольно плотно, чтобы с максимальной отдачей использовать землю. В темноте они представляли собой прекрасное укрытие от постороннего взгляда.

Однако это была палка о двух концах. На месте командира погранзаставы я бы разместил группу солдат в этом саду. Расставил бы их на некотором расстоянии друг от друга, приказал бы им затаиться, и мы бы оказались у них в руках, даже не успев сообразить, что к чему.

А командуй я настоящим отрядом, перебегающим границу, – ни за что не повел бы своих людей ни через какой сад. Мы бы обошли его стороной и пересекли бы границу ползком. В действительности же я командовал – если это можно было так назвать – бизнесменом средних лет, девицей в котиковой шубке и профессиональным убийцей, пребывающим в состоянии тяжелого похмелья. Я аж содрогнулся от ужаса, когда вынужден был приказать этому котиковому манто припасть к земле и ползти по грязи.

Мы приблизились к саду.

Повернувшись к девушке, я тихо спросил:

– Вы когда–нибудь были капитаном школьной команды?

– Нет, – раздался в ответ удивленный шепот. – Я не проявляла особых способностей ни к хоккею, ни к чему–либо другому.

– Примите мои поздравления. Что ж, теперь вы капитан команды, состоящей из этой парочки. Удерживайте их ярдах в десяти позади меня и не выпускайте меня из виду. Когда я остановлюсь, останавливайтесь и вы. Если я сверну в сторону, поворачивайте и вы, причем немедленно, не приближаясь к тому месту, откуда я повернул. Уяснили?

– Д–да. Но не следовало бы этим заняться Харви?..

– Безусловно, следовало бы, – мрачно отозвался я, – однако при нынешнем положении вещей я бы предпочел, чтобы этим занялись вы. Идет?

Она кивнула. Я наступил на одну проволоку, приподнял другую, и они перебрались через ограду, производя при этом не многим меньше шума, чем при столкновении автомобилей. Я занял свое место во главе колонны и двинулся сквозь аккуратные ряды деревьев.

Вот уже позади осталось двадцать ярдов, затем тридцать, сорок… Среди деревьев оказалось светлее, чем я предполагал. А оглянувшись, понял, что девушка воспользовалась светом, да и своей головой, и удерживала Харви и Маганхарда позади на расстоянии, большем установленных мной десяти ярдов.