Текст книги "Мастера детектива. Выпуск 12"

Автор книги: Шарль Эксбрайя

Соавторы: Гэвин Лайл,Роберт Пайк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)

Мастера детектива. Выпуск 12

Гэвин Лайл
Успеть к полуночи

Глава 1

В Париже был апрель, поэтому дождь казался не таким холодным, как месяц назад. Но я все же решил, что на улице слишком прохладно и совсем не обязательно тащиться в такую погоду пешком только для того, чтобы успеть к началу демонстрации мод. Пока идет дождь, такси ловить бесполезно, а когда он кончится, то и вовсе глупо – мне останется пройти несколько сотен ярдов. Impasse. [1]1
  Безвыходное положение (фр.) – Здесь и далее примеч. перев.


[Закрыть]

Именно по этой причине я продолжал сидеть в «Двух макаках» за бокалом вина, слушая, как на бульваре Сен–Жермен ревет моторами вечерний поток машин; от светофоров водители стартовали так, словно эти были гонки на Гран–При.

Хотя кафе претендовало на то, чтобы служить местом Rendesz–vous de l'elite intellectuelte, [2]2
  Встреч интеллектуальной элиты (фр.)


[Закрыть]сейчас здесь было тихо. Наверное, представители элиты отправились обедать, продолжая размахивать руками и важничать друг перед другом. Единственным посетителем, которого я мог видеть, не поворачивая головы, был молодой человек в зеленом вельветовом костюме и рубашке из денима, но он явно не принадлежал к числу интеллектуалов, поскольку читал континентальный выпуск «Дэйли мейл». Заголовки на первой странице сообщали о начале очередного расследования, связанного с утечкой информации из британских секретных служб. Меня это нисколько не волновало: все это означало, что еще полдюжины отставных чиновников и судей соберутся, чтобы выслушать новую порцию государственных тайн, которых они бы никогда не узнали из других источников.

В этот момент громкоговоритель на стене неожиданно произнес:

– Месье Канетон, месье Канетон, Telephone, s'il vous plaît. [3]3
  Вас просят к телефону (фр)


[Закрыть]

Спросите меня, какой кличкой я пользовался во время войны, и мне понадобится целая секунда, чтобы вспомнить. Но стоит передать ее по громкоговорителю в парижском кафе, и я немедленно пойму, кого имеют в виду. По шее пробежал холодок, как будто кто–то ткнул меня в затылок дулом пистолета.

Отхлебнув пастиса из наполовину опустевшего бокала, я начал лихорадочно соображать, что делать, и в конце концов принял единственно возможное решение: пошел к телефону. Кто бы это ни был, он знал, что я здесь; вряд ли этот человек стал бы начиная с 1944 года названивать в «Две макаки» по нескольку раз в день, надеясь случайно меня застать.

Телефоны находились внизу, рядом с туалетами, в двух деревянных кабинах с маленькими узкими окошечками. В одной из них я заметил чью–то спину. Войдя в соседнюю, я снял трубку.

– Алло?

– Месье Канетон? – спросил кто–то по–французски.

– Нет, – ответил я на том же языке. – Я не знаю никакого Канетона.

Если он хотел играть по старым правилам, то теперь было самое время их вспомнить. Никогда не признавайся, что знаешь кого–то, не говоря уже обо всем остальном.

Мой собеседник отчетливо хихикнул и сказал по–английски:

– Это его старый друг. Если увидите месье Канетона, передайте ему, пожалуйста, что с ним хотел бы поговорить Анри–Адвокат.

– И где он найдет этого Анри–Адвоката?

– В соседней телефонной будке.

Я швырнул трубку на рычаг, вышел из кабины и рывком распахнул дверь соседней. Там он и сидел, расплывшись в злорадной улыбочке.

– Подонок, – буркнул я и вытер пот со лба. – Садистская сволочь.

Улыбка стала еще шире. Она принадлежала толстому румяному коротышке с курчавыми седыми волосами в безупречном белом дождевике. Яркие серые глазки хитро поблескивали за стеклами очков без оправы. Тонкая ниточка усов выглядела так, будто он забыл побриться.

Анри Мерлен, парижский адвокат; когда–то – казначей Сопротивления.

Мы обменялись рукопожатиями на французский манер – крест–накрест, используя для этого все четыре руки. После войны мы встречались редко и в последний раз виделись лет десять назад. Он заметно постарел – ему уже перевалило за пятьдесят, но по–прежнему оставался таким же цветущим и элегантным.

– Ничего не забыли, – похвалил он. – Даже произношение не слишком ужасное.

– С произношением у меня все в порядке.

Я знал французский достаточно хорошо, чтобы остаться в живых, проведя три года во Франции, оккупированной немцами, уж, во всяком случае, лучше, чем Мерлен – английский. Но мне сразу же пришло в голову, что его английский стал каким–то напыщенным и неестественно театральным. Что ж, наверное, не один американский или английский бизнесмен расслаблялся и терял бдительность, стоило ему увидеть в Мерлене знакомый по музыкальным комедиям типаж веселого, легкомысленного гуляки, забывая при этом, что лучшие парижские адвокаты на работе такие же веселые и легкомысленные, как люди, которые гранят алмазы, чтобы заработать на жизнь.

Тут я вспомнил, что зарабатывать на жизнь приходится и мне.

– Анри, боюсь, что сейчас не смогу задержаться. Нельзя ли встретиться попозже?

Он ткнул своей толстой рукой в сторону лестницы и усмехнулся.

– Я пойду вместе с вами. Ведь мы теперь враги.

– Вы что, тоже занимаетесь этим делом?

– Naturellement. [4]4
  Естественно (фр.)


[Закрыть]Знайте, что на этот раз «Ле Мэтр» настроен очень решительно. Задействован весь цвет парижской юриспруденции, и на этот раз мы докажем, что ваш Мерседес Меллони ворует у «Ле Мэтр»… modeles, – подыскивая нужное слово, он подобрал полы дождевика как юбку, – в вашем английском даже нет такого понятия… э… фасоны платьев. Мы это докажем, и он заплатит нам миллион франков. А потом мы с вами пообедаем, и я расскажу о работе, которую хочу вам предложить.

– Суд разберется, – сказал я, но Мерлен уже поднимался по лестнице.

Остановившись на полдороге, он посмотрел на меня сверху вниз.

– А может быть, вы уже больше не Канетон? И не работаете в разведке?

– Нет, не Канетон, просто Льюис Кейн.

– Луи, – сразу поправил он. – Все эти годы я так и не знал вашего настоящего имени… Ну ладно, пойдемте посмотрим на эти ужасные костюмы от Мерседеса Меллони. – И он заторопился наверх.

Глава 2

Насколько мне было известно, человека по имени Мерседес Меллони не существовало, что меня, впрочем, ничуть не удивляло и не огорчало. Просто однажды Рона Хопкинса осенило, что под этим именем будет гораздо легче продавать одежду его производства. Кроме того, у него возникла еще одна идея получше, и именно поэтому ему потребовались мои советы в делах, на которых я когда–то специализировался.

Разумеется, на первый взгляд это выглядело полным идиотизмом устраивать в Париже демонстрацию платьев и женских костюмов английского производства, но Рон не потащил бы через Ла–Манш целый самолет тряпок и манекенщиц за здорово живешь. По его словам, француженки предпочитают либо «от кутюр» от ведущих домов моделей, либо вещи, сшитые на заказ «в ателье за углом», и это предоставляло широкие возможности человеку, выпускавшему дешевую массовую продукцию повседневного спроса. Начав заниматься этим три года назад, он, на мой взгляд, оказался прав, если, конечно, учитывать кое–какие маленькие хитрости.

Демонстрация была организована в гостиной большого отеля на Монпарнасе скорее всего потому, что Париж на левом берегу Сены Рон считал «более парижским». Это была длинная узкая комната в белых и золотистых тонах с длинными алыми портьерами, прекрасно воссоздававшими обстановку времен первой мировой войны, когда отеля еще не было и в помине, что в известном смысле оправдывало наличие маленьких жестких стульев, предназначенных для зрителей.

Едва мы с Мерленом вошли, Рон бросился к нам с таким видом, словно мы были членами французского кабинета министров или законодателями моды, но, увидев меня, резко произнес:

– Ты опоздал!

– Как и оппозиция. – Я представил ему Мерлена. – Анри Мерлен, месье Рон Хопкинс. À vrai dire, c'est Mercedes Melloney. [5]5
  По правде говоря, это Мерседес Меллони (фр.)


[Закрыть]

– Enchante, [6]6
  Очень приятно (фр.)


[Закрыть]– вежливо улыбнулся Мерлен. Рон был в темно–зеленом смокинге со светло–зелеными лацканами и розовой орхидеей в петлице, что должно было отражать гомосексуальные настроения, царившие, по его мнению, во всей французской индустрии моды. Однако и в этом костюме он выглядел английским, как ростбиф и гомосексуальным не более чем дворовый кот.

Быстрым взглядом окинув Мерлена с головы до ног, он показал на демонстрационную дорожку в центре комнаты.

– Места для тебя и твоего приятеля в первом ряду. И не вздумай теперь уйти в сторону.

Я сердито посмотрел на него, и мы, наступая на ноги, начали проталкиваться к нашим местам. В основном аудитория состояла из женщин того типа, которые либо стареют не толстея, либо толстеют не старея. Пара фанфаристов в медных шлемах с плюмажами протрубили сигнал, означавший начало просмотра очередной коллекции, и из арки, увитой розами, выплыло полдюжины манекенщиц. Где–то по дороге Мерлену удалось обзавестись программкой.

– Номер тридцать семь, – прочитал он вслух. – Называется «Printemps de la Vie», «Весна жизни». Какое великолепное название! Когда «Ле Мэтр» впервые создал эту модель, ее назвали просто «Весна». Ваш Хопкинс отлично разбирается в том, какая одежда может привлечь внимание стареющих женщин. Если под этим названием я обнаружу ту же самую модель, это обойдется ему в миллион франков.

– Она не будет точно такой же, – заверил я его.

Мерлен снова уткнулся в программку.

– А эти страшилища… предполагается, что это платья для коктейлей?

Манекенщица в черном облегающем платье легкой походкой прошлась по дорожке и остановилась, скользнув безразличным взглядом над нашими головами.

Мерлен посмотрел на нее и проворчал:

– Какого пола это создание?

Лицо девушки окаменело.

Я поморщился. Она была худощавой, но в меру.

– Очень сексуально, – громко и отчетливо произнес я. – Лично я готов изнасиловать ее прямо здесь. – Похоже, это заявление не вызвало у нее восторга.

Мерлен пожал своими толстыми плечами.

– У этих англичан один секс на уме. Запомните, секс и мода не связаны между собой, но вы в вашей Англии считаете, что если женщину изнасиловали, то это только из–за того, что на ней было модное платье. Канетон, вы забыли все, что знали о Франции. – Он искоса посмотрел на меня.

Я почувствовал этот взгляд, даже не поворачивая головы.

– Подождите до окончания суда. Кстати, что за работу вы хотели мне предложить?

Быстро и тихо Мерлен произнес:

– Клиент хочет добраться из Бретани до Лихтенштейна. Кое–кто этого очень не хочет. Возможно, Придется пострелять. Не возьметесь помочь?

Я закурил сигарету и выпустил струю дыма прямо под ноги манекенщице.

– И как же он собирается туда добираться? Самолетом? Поездом? И сколько за это платят?

– Скажем, двенадцать тысяч франков – почти тысячу фунтов. Я бы посоветовал ехать на машине, так гораздо проще и… оставляет больше возможностей. Ведь вам придется пересекать границы. Или вы забыли, где находится Лихтенштейн?

– Между Швейцарией и Австрией. А что этот тип делает в Бретани, если он должен быть в Лихтенштейне?

Снова протрубили фанфары, и манекенщицы скрылись в арке. Следующая сцена: платья в стиле «sportif». [7]7
  Спортивный


[Закрыть]

– Сейчас он не в Бретани, – сказал Анри. – Пока что он на яхте в Атлантическом океане. Завтра к вечеру он будет у берегов Европы, и ближайшее место, которого он сможет достичь, это Бретань. C'est tres simple. [8]8
  Это очень просто (фр.)


[Закрыть]Оттуда вы доставите его в Лихтенштейн. Основная проблема заключается в том, что есть люди, которые знают, где он и что ему необходимо как можно скорее оказаться в Лихтенштейне.

На мой взгляд, это была не единственная проблема; во всяком случае, не из тех, за которые платят двенадцать тысяч.

– Мне известны только две веские причины, по которым стоит ехать в Лихтенштейн, – сказал я. – Первая – пополнить свою коллекцию марок за счет нового ежегодного выпуска. Вторая – зарегистрировать там свою фирму, чтобы не платить больших налогов. Судя по всему, ваш клиент не очень–то похож на коллекционера.

Мерлен тихо засмеялся.

– Его фамилия Маганхард.

– Я что–то про него слышал, но не могу вспомнить, как он выглядит.

– Его никто не знает в лицо. Есть только фотография для паспорта, всего одна, снятая восемь лет назад. И не во Франции.

– Я слышал, что он связан с компанией «Каспар АГ».

– О таком человеке ничего нельзя толком узнать. – Мерлен потянулся. – Как вы понимаете, я не могу много вам рассказать. Возможно, он сам расскажет больше, но поверьте, он очень много потеряет, если быстро не попадет в Лихтенштейн.

– Тайна клиента? Давайте–ка определимся четко: я встречаю Маганхарда в Бретани и на машине везу его в Лихтенштейн, убирая с дороги всех, кто мешает. Все очень просто, да? Тогда почему бы ему не отправиться туда самолетом или поездом, попросив защиты у французской полиции?

– О да, конечно, – кивнул Мерлен, взглянув на меня с печальной усмешкой. – Есть еще одна проблема – его разыскивает французская полиция.

– Да что вы говорите? – Я вскинул брови в притворном удивлении. – И за что же?

– Его обвиняют в изнасиловании, которое якобы имело место прошлым летом на Лазурном Берегу.

– Там до сих пор обращают внимание на такие пустяки?

Мерлен снова усмехнулся.

– К счастью, Маганхард покинул Францию до того, как женщина обратилась в полицию. Я посоветовал ему не возвращаться.

– В газетах про это не писали. Во всяком случае, мне ничего не попадалось.

– Как вы верно заметили, – он пожал плечами, – летом на Лазурном Берегу изнасилование – это не более чем вариация на тему, но оно до сих пор незаконно.

– Возможно, я не буду лезть из кожи вон, помогая насильнику избежать правосудия.

– Что ж, возможно. Но полиция опасности не представляет, поскольку не знает, что он во Франции. Лишь его конкуренты в курсе, что он должен попасть в Лихтенштейн.

– С другой стороны, обвинение в изнасиловании – это лучший способ подставить человека.

– Ax! – Он с удовольствием рассматривал манекенщиц. – Я надеялся, что великий месье Канетон не забыл всего, что когда–то знал.

Мимо нас прошествовала манекенщица, высоко подняв голову и покачивая бедрами, словно она репетировала роль Горбуна с крыши собора Нотр–Дам. Она была в халате из клетчатой шотландки, на котором вовсю шла битва между Кемпбеллами и Макдональдами. [9]9
  Имеется в виду глубочайший раскол в шотландском обществе, суть которого состояла в различном понимании путей развития Шотландии. Сторонники клана Макдональдов выступали за национальную независимость Шотландии. Кемпбеллы ориентировались на политический союз с Англией. В наиболее острой форме эта борьба протекала в годы Великой английской революции (1641–1648).


[Закрыть]

– Ну хорошо. Почему вы не хотите нанять для него частный самолет? Тогда ему не придется иметь дела с пограничниками.

Он тяжело вздохнул.

– Дорогой мой Канетон, в наше время все аэродромы находятся под тщательным наблюдением, а для того, чтобы долететь из Бретани до Лихтенштейна, маленький самолет не годится. К тому же все хорошие пилоты, как правило, до отвращения честные, а что касается плохих, – тут Мерлен снова пожал плечами, – то такие люди, как Маганхард, с плохими не летают.

Что и говорить, аргументы у него были убедительные. Я кивнул.

– Где я смогу забрать машину? Только не взятую напрокат и не краденую.

– Полиция не конфисковала парижские машины Маганхарда. Они даже не знают, что у меня есть ключи. Что вы предпочитаете – «фиат–президент» или «ситроен–DC»?

– «Ситроен», если только он не яркого цвета.

– Черный. На такой никто не обратит внимания.

Я вновь кивнул.

– Вы поедете с нами?

– Нет, но я встречу вас в Лихтенштейне. – Он улыбнулся девушке в халате с изображением Резни при Гленко [10]10
  Массовое убийство и практически полное уничтожение клана Макайенов, сторонников Макдональдов, совершенное Кемпбеллами в долине Гленко 13 февраля 1692 г. Формальным поводом для расправы послужило нарушение главой Макайенов указа Вильгельма II о присяге на верность английской короне. В резне было убито более 50 мужчин, женщин и детей. Около 400 человек ушли в горы и тоже погибли.


[Закрыть]и краем рта спросил: – Вам понадобится телохранитель?

– Если не исключена вероятность перестрелок, то да: я не профессионал. Я слышал, что Ален и Бернар по–прежнему лучшие в этом деле, а сразу после них идет американец Ловелл. Могу я рассчитывать на кого–нибудь из них?

– Вы знаете этих людей? – Судя по всему, он никак не ожидал, что я назову имена трех лучших телохранителей Европы.

– Анри, не забывайте, что у меня тоже есть клиенты, и кое–кому из них вовсе не улыбается получить пулю в спину. – Разумеется, я немного преувеличивал, но у меня и в самом деле были клиенты, которых вполне могли подстрелить, хотя большинство из них – и не без оснований – не ценили свою жизнь во столько, во сколько обходится хороший телохранитель. Тем не менее надо всегда стараться быть в курсе.

– Я совсем забыл, – кивнул он. – Надо полагать, вы познакомились с Аденом и Бернаром во время войны?

Так оно и было. В частях Сопротивления, действовавших на юге Франции, оба считались отличными бойцами и после окончания войны не захотели расстаться с оружием. Я слышал, что они всегда работают вместе и порой занимаются куда более серьезными делами, чем охрана клиентов. Но если бы Ален и Бернар выступили на моей стороне, я был бы готов опустить моральную сторону этого вопроса.

– Боюсь, что я не смогу на них выйти, – сказал Мерлен. – Но могу нанять Ловелла. Вы его знаете?

– Лично мы никогда не встречались. Кажется, он работал на американскую службу безопасности?

Надо сказать, что в Америке понятие «служба безопасности» не означает того же, что под этим подразумевается в Европе. В Штатах эти ребята специализируются на охране президентов и их семей. Все это говорило о том, что Ловелл был профессионалом, но тогда почему он ушел в отставку? Что ж, не исключено, что некоторые не любят работать на организацию.

– Я договорюсь, чтобы он встретился с вами в Кемпере, – сказал Мерлен.

– Если мы начинаем оттуда. Кстати, вы не могли бы устроить так, чтобы и машину подогнали туда же? Я могу доехать до Лихтенштейна за сутки, но за день до этого не хочу садиться за руль.

– Устрою.

Фанфаристы затрубили вновь, созывая манекенщиц под арку.

Мерлен с любопытством посмотрел на меня.

– Канетон, похоже, вы беретесь за эту работу, – с довольным видом заметил он. – Знаете, почему?

– Из–за двенадцати тысяч франков, вот почему, – ворчливо ответил я и, поймал себя на том, что произнес это быстрее, чем следовало, продолжил уже чуть медленнее: – При условии, что восемь тысяч я получу авансом и вдвое больше, если попаду за решетку.

Мерлен согласно кивнул.

– И еще. Вы адвокат Маганхарда. Дайте мне слово, что он никого не изнасиловал и едет в Лихтенштейн, чтобы спасти свои деньги, а не прикарманить чьи–то еще.

Он улыбнулся ленивой кошачьей улыбкой.

– Стало быть, Канетон моралист и теперь хочет выступать только на стороне закона и справедливости, да?

– Мне кажется, – резко сказал я, – что, когда вы познакомились со мной на войне, я сражался за правое дело!

– С точки зрения морали война – штука простая… Но я даю слово, что Маганхард не насильник и не пытается украсть чужие деньги. Когда вы с ним познакомитесь, то сами в этом убедитесь.

Фанфаристы протрубили какую–то сложную тему. Из арки потоком хлынули манекенщицы в вечерних туалетах, включая и злополучный номер 37.

Мерлен заерзал, пытаясь поудобнее устроиться на маленьком жестком сиденье.

– Позже я позвоню вам в отель. А сейчас мы снова враги. Voici. [11]11
  Вот так–то (фр.).


[Закрыть]

И он указал на номер 37.

На мой неискушенный взгляд, модель № 37 – «Prin–temps de la Vie» представляла собой обыкновенный кусок бутылочно–зеленого шелка, обернутый вокруг манекенщицы с таким расчетом, что получалось множество горизонтальных складок наверху и вертикальных – внизу, плюс короткий шлейф сзади. Тем не менее я понял, что имел в виду Анри, говоря о возрасте женщин, которым бы понравилось такое платье, – под этими пышными складками можно было скрыть любые недостатки фигуры. Единственная мысль, которая возникала при виде этой модели, – достаточно ли вы богаты, чтобы позволить себе столько шелка?

Наклонившись к Мерлену, я прошептал:

– Гораздо лучше, чем все, что мог придумать «Ле Мэтр».

– La mode n'existe qu'a Paris, [12]12
  Мода существует только в Париже (фр.)


[Закрыть] – твердо заявил он. – Если модель хороша, значит, она украдена. – В руке он держал фотографию, то и дело сравнивая ее с платьем на манекенщице.

Она прекрасно понимала, что он делает, и, проходя мимо нас, замедлила шаг, пытаясь нашарить у талии карман или пояс, куда можно было засунуть руки. Не знаю, зачем манекенщицы так делают: если в жизни девушка засовывает руки за пояс, ее запросто можно принять за шлюху.

– Это платье от «Ле Мэтр»! – взорвался Мерлен. – Это… c'est un vol! Votre Hopkins, il est un larron, un espion… [13]13
  Это воровство! Этот ваш Хопкинс, он мошенник, шпион…(фр.)


[Закрыть]

Я перестал слушать, поскольку теперь знал, чем все это кончится.

Когда он наконец выговорился, я тихо сказал:

– Согласен, кое–какое сходство есть. Но есть и различия. – Честно говоря, я бы затруднился определить, какие именно, но только не Мерлен.

– Очень незначительные! Это платье от «Ле Мэтр». Ваш Хопкинс занимается этим уже много лет подряд, но сегодня Анри Мерлен схватил его за руку!

– Не думаю, что Хопкинс сдастся без борьбы, – задумчиво сказал я.

– Тогда мы будем бороться. – Он встал и решительно зашагал вдоль ряда. Манекенщица повернулась и засеменила по дорожке, держась на одном уровне с ним. Я подмигнул ей, она – мне. Девушка оставила попытки найти пояс или карман и просто положила руку себе на бедро, отчего не перестала выглядеть шлюхой, только теперь более дешевой.

Хопкинс и Мерлен стояли в дверях, делая вид, что не замечают друг друга.

Я улыбнулся обоим и повернулся к Мерлену:

– Прошу прощенья, Анри, я должен дать совет моему клиенту.

– Посоветуйте ему разбогатеть к завтрашнему утру или этой же ночью перерезать себе горло. Я вам позвоню. – И, улыбнувшись на прощание, он быстро вышел.

– Ну что, парень, – обратился ко мне Хопкинс, – он считает, что из этого можно состряпать дело?

– Нет. Он начал злиться и ругаться по–французски. Если бы ему светило дело в суде, он сказал бы мне об этом по–английски. Но я вел себя достаточно обеспокоенно, так что на этом он не остановится. – Я посмотрел на часы. – Скорее всего к сегодняшнему вечеру он скормит эту историю газетчикам. Времени у него предостаточно.

– Замечательно. – Рон похлопал меня по плечу и холодно улыбнулся.

– Рон, когда–нибудь ты и в самом деле зайдешь слишком далеко и тебя возьмут за шкирку.

– Черт побери, да я просто обязан зайти слишком далеко! Не могу же я и дальше проворачивать одни и те же трюки: иначе они привыкнут и перестанут поднимать шумиху в газетах. И что тогда?

– Тогда никто в Париже не будет покупать твои товары.

– Ты чертовски прав, парень! Если они решат, что я не ворую идеи у парижских модельеров, то я конченый человек.

– La mode n'existe qu'a Paris.

– Что?

– Это сказал Мерлен. В приблизительном переводе это означает: «Не существует иной моды, кроме парижской».

– Тоже верно. – Рон помрачнел. – Стоит шлепнуть на этикетку «Париж», и шмотки можно продавать хоть в мешках из–под конского навоза. Пойми меня правильно, я не против. Но все эти разговоры о том, как хороши местные тряпки, – чушь собачья! Да им и не надо быть хорошими! У большинства этих старых коров вкуса не больше, чем у гамбургера за шесть пенсов. Вот почему мало быть просто хорошим модельером. – Он помахал проходившим мимо манекенщицам. Я пожал плечами.

– Тогда почему бы тебе не сменить фамилию? Например, назовись Рон Париж. И ты спокойно сможешь лепить этикетки с надписью «Mode de Paris». [14]14
  Парижская мода (фр.).


[Закрыть]

Он потрясенно уставился на меня.

– Парень, ты просто чудо! Я знал, что поступил правильно, наняв тебя вместо какого–нибудь дурацкого адвокатишки. У них в черепушках слишком много законов.

Я слабо улыбнулся.

– Рон, я позвоню через несколько дней.

Он стиснул мою руку в своей жесткой ладони, совсем не подходившей к его вальяжному облику.

– А чем собираешься заняться?

– Придется уехать на несколько дней. Может быть, даже немного пострелять.

– Пострелять? В апреле? Да в такое время стрелять просто не в кого.

– Мне обещали, что кто–нибудь да найдется.