Текст книги "Как живете, дети?"

Автор книги: Шалва Амонашвили

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Тут подоспеют и коварные месяцы – март, апрель, май, они принесут всем весеннее настроение. Дети меняются, как сама природа, и их все сильнее тянет на улицу, в парк, во двор.

Да, я уверен:

Психология детей, родителей и учителей отчасти зависит и от солнечного или пасмурного дня, и от времени года, и от первой и второй половин учебного года, она зависит даже от того, который час дня.

И надо все это учитывать. Приведу пример.

Зимой детям трудно рано вставать, и потому они часто опаздывают в школу. Родители порой приводят их не совсем проснувшихся. Это период, когда многие учителя ведут нескончаемые, каждодневные беседы, что опаздывать нельзя, что надо рано вставать, кого-то наказывают, кого-то не допускают на урок и требуют привести родителей.

Но многие учителя, по опыту зная, как меняются дети в зависимости от того или иного временного периода, по всей вероятности, поступают так же, как я. Чувствуя приближение этих перемен, я заблаговременно созываю родителей, объясняю им влияние наступающего времени года на психику детей, с помощью конкретных примеров показываю, какие могут быть нежелательные последствия этого, даю советы, как поступать, чтобы предупреждать их. Говорю родителям и о том, что зимой дети легко простуживаются, затем долго болеют и пропускают школу, значит, необходимо оберегать детей от простуды, от гриппа.

Первая половина учебного года у меня пока заканчивается нормально. Заболела только Елена, пропустив три дня, а к началу урока редко кто опаздывает.

Физзарядка

Школьный день мы начинаем с физзарядки. Это веселое и хорошее зрелище.

За 5 минут до звонка наши маленькие колокольчики призывают всех построиться в коридоре, включаем веселую ритмическую музыку, и Лери или Нато, Вахтанг или Тея начинают командовать. А эта группа детей умеет командовать. Мы их специально послали к главному физруку школы, чтобы они прошли курс проведения физзарядки. Скоро к ним присоединятся еще две группы в составе 10 ребятишек. Все они – наши «инспектора» физического здоровья.

– Первое упражнение: руки вверх – в сторону! На-чали! Раз-и... Два-и!..

Сегодня, по-моему, дежурит Лери. Он и будет командовать нами. Дает команды четко и выразительно, с нужными паузами. Показывает новое упражнение так красиво, серьезно, да еще с объяснением того, что оно развивает в каждом из нас, что поневоле увлекаешься занятиями физической культурой, да, культурой, когда знаешь, как и зачем нужно тренировать свое тело. Я стою в последнем ряду. Не вмешиваюсь в дела «инспектора», каждый может оглянуться и увидеть, как я старательно выполняю все команды.

– Следующее упражнение... На-чали! Раз-и... Два-и!..

Кто-то в это время стоит у проигрывателя, своевременно включая и выключая музыку. А мы сгибаемся – вправо, влево, вперед, назад, медленно опускаемся на корточки и так же медленно выпрямляемся, хлопаем в ладоши. Окна в коридоре открыты, пусть ветер, пусть холод – ничего.

Все заканчивается тем, что мы начинаем ходить на месте под песенку «Дважды два четыре», подпевая ей. С ней дети входят в класс, занимают места у своих парт.

– Группа, стой! Раз-два!

Эта команда раздается перед последними тактами веселой песенки. Я вхожу в класс последним, и Лери докладывает мне громко и весело:

– Уважаемый Шалва Александрович! Мы с нетерпением ждем начала занятий. Правда, ребята? – обращается он к классу.

– Да! – гудит класс.

Сонливость прогнана, у всех бодрое настроение. А там, за окнами, которые, кстати, мы уже закрыли, моросит дождь, холодно, скучно.

– Спасибо, инспектор! – говорю я Лери и жму руку. – Здравствуйте, дети! – обращаюсь ко всем. – Садитесь! У нас сегодня много дел. Давайте начнем, не теряя ни минуты! Только скажите, какой сегодня день? Какое число? Какой месяц? Какое время года? Какой год? И наконец, который час?

Этот последний вопрос я задаю детям перед началом каждого урока, а также во время уроков. Стенные часы (подарок родителей), красивые, круглые, с ярким циферблатом, висят у нас над доской.

– Восемь часов тридцать минут! – отвечают мне дети, и все они уже заряжены не только физически, но и психологически, морально. Они готовы к походу в мир знаний, до начала физзарядки они успели посмотреть, что у меня записано на доске. Но вдруг кто-то приоткрывает дверь:

– Извините, опоздал! – говорит.

Было всего несколько случаев опоздания на урок, и ни разу не пришлось мне читать опоздавшему нотацию. Детское единодушное – «Ооой!», полное возмущения, по силе воздействия превосходит мои педагогические меры, припрятанные для таких случаев.

Углубление и усовершенствование

Вся первая половина учебного года шла у нас медленно и основательно. Мне представляется, есть существенное различие между подготовительным классом и остальными начальными классами. Оно заключается в том, что все три года последующего обучения ведется углубление, расширение, раскрытие, распознавание того, к чему прикоснулись дети в подготовительном классе.

Подготовительный класс можно сравнить с дворцом: вот вошли ребята в удивительно красивый дворец и вдруг увидели множество интересных вещей. Им дали возможность потрогать все, ответили на их вопрос: «Что это?» Они узнали названия этих вещей. Им объяснили, как брать в руки тот или иной предмет. А далее, в течение трех лет, им подробно рассказывали, что собой представляет каждый из этих предметов, кто их создал, для чего, чем один предмет отличается от другого, учили практическим навыкам пользования этими предметами, умениям разобрать и собрать тот или иной предмет. Дети заглядывают уже во внутрь сложного механизма предмета и ищут ответы на сложные вопросы: «Почему это так? А если бы было иначе? От чего это зависит?» и т. д и т.п. И если вначале ребенок с широко раскрытыми от удивления и восхищения глазами просто рассматривал все, то теперь он вникает в сущность, содержание увиденного.

Чему научился ребенок в подготовительном классе?

Научился читать и писать. Но только на самом элементарном уровне.

Был решен вопрос уметь (да еще и не в полной мере) читать и писать.

Но хотеть читать и писать – более высокий уровень, чем уметь читать и писать.

Для его достижения надо учить детей владеть универсальными способами познавательной деятельности.

Надо углубляться. Углубление в знания требует гораздо более сложного познавательного напряжения, чем знакомство с ними. Каждая школьная ступень, по моему убеждению, должна вести детей в глубь знаний.

Углубляться в знания, совершенствовать навыки и, самое главное, возбуждать в детях совершенно иного рода хотение. Да, иного рода! Дети и в подготовительном классе хотели научиться читать, писать, считать. Но в действительности их влекли не сами знания, а процесс, в котором происходило усвоение знаний. Конечно, этот процесс и впредь должен сохранять и усиливать твою притягательную силу, но прежнее хотение должно быть заменено хотением и пристрастием познавать, овладевать, уметь.

С первого же дня нашей встречи я прямо сказал детям:

– В подготовительном классе вы научились читать. Но читать нужно вот так!

И один из второклассников, которого я пригласил из соседнего класса, прочел сказку из детского журнала – плавно, эмоционально, выразительно. А потом тут же пересказал прочитанное.

– В подготовительном классе вы научились писать, – сказал я потом детям, – но писать нужно вот так!

И тот же второклассник быстро и красиво написал на доске: «Поздравляю вас с началом учебного года, первоклассники!»

Второклассник ушел. И мы сразу же приступили к упражнениям в чтении и письме.

Упражнения в чтении были разные, но разработаны по одному и тому же принципу: чтение входило в них как способ разрешения познавательной задачи.

На доске я вешал карту Грузии (ее готовили родители): на ней были обозначены города, линии железных и шоссейных дорог. Вопросы чтения карты решались разнообразно.

– Письмо от Нато я получил из Тианети. Скажите, пожалуйста: через какие города оно должно было дойти до Тбилиси?

– Из Тбилиси я послал письмо Эке в Пицунду. Через какие города оно шло к Эке?

– Элла прислала мне письмо в Тбилиси из Кутаиси. Как это письмо могло дойти до меня?

– Какие города можно проехать по железной дороге из Ахалцихе до Батуми?

– Какие города проходит поезд, следуя из Гагры до Тбилиси?

Детям понравились упражнения с картой. Скоро мы перешли на карту СССР. Там было еще больше возможностей «путешествовать» по всей стране...

Писал я на доске пословицы и говорил детям:

– В них допущены ошибки, надо быстро найти и исправить их!

Порой не было в них никаких ошибок, но надо же было детям удостовериться в этом.

Чаще всего я пользовался следующими двумя приемами.

Первый прием заключался в том, что из старых детских журналов вырезал маленькие рассказы, стишки и наклеивал их на листы плотной бумаги. Таких раздаточных дидактических материалов у меня оказалось свыше ста. Я раздавал их детям и поручал прочесть их за 2—3 минуты. После этого просил закрыть глаза и шепотом восстановить прочитанное. В это время я мог подойти к какому-либо ребенку и послушать (приблизив ухо), как он воспроизводит прочитанное.

При втором приеме текст для чтения (обычно это был текст из учебника) я писал на доске и предлагал детям прочесть его, следуя движениям указки по строчкам. Этим я регулировал скорость чтения. После первой попытки закрывал доску занавеской, и мы восстанавливали прочитанное по памяти. Затем я повторял чтение с доски, ускоряя движение указки, и мы опять приступали к воспроизведению содержания текста.

Дети любили и следующего рода задания. Я раздавал всем записанную на листке бумаги одинаковую словесную инструкцию по выполнению того или иного задания. Игра заключалась в том, чтобы трое или четверо вызванных ребятишек вместе с остальными одновременно начинали знакомиться с инструкцией, затем эти вызванные приступали к выполнению инструкции, остальные же следили, насколько правильно они действовали. Выполнить задание надо было быстро и без ошибок.

Выполняй быстро и правильно!

1. Напиши сверху на доске слово: бодрый.

2. Припиши рядом любые три слова.

3. В данном слове поменяй местами первые две согласные.

4. Под первым словом напиши полученное слово.

5. Рядом припиши любые три слова.

6. Проверь выполненное задание.

После того как дети научились выполнять письменно заданные инструкции, я начал пользоваться этим способом на уроках математики и труда: по записанной на доске инструкции дети выполняли разные задания.

Порой предлагал детям измерять скорость, определять сознательность чтения. Этим они очень заинтересовались. Некоторые чуть ли не два раза в день просили проверить, как они читают. Эти опыты я проводил и на уроке, и в любое другое свободное время. Давал ребенку, желающему проверить свое чтение, незнакомый текст. Он начинал читать по моему указанию, а я включал секундомер. Через 30 секунд чтение прекращалось, я давал ребенку лист бумаги, и он должен был написать, о чем говорилось в тексте. Затем мы вместе считали количество прочитанных слов, умножали его на два, и ребенок знал: читает со скоростью 50 слов в минуту и может понимать прочитанное. А как радовались дети, обнаруживая, что читают все лучше и лучше, быстрее и сознательнее! Так я углублял, шлифовал навык чтения.

Ну, а желание читать? И вообще, как оно возникает у ребенка? Чтение – такое дело, что ребенок обязательно должен хотеть читать. Без этого ему трудно будет шагать в мире познания, скудной станет его духовная жизнь.

Есть педагоги, от которых можно услышать: «Не хочет ребенок читать, не хочет – и все!» И дело с концом. Но у меня своя мерка, по которой я хочу определить свое мастерство. Я ежедневно внушаю самому себе:

Если большинство твоих учеников не хочет читать, то ты плохой учитель; если большинство твоих учеников увлечено чтением, то ты хороший учитель; а если в твоем классе все ребята любят читать, пристрастились к чтению, то ты не только хороший учитель, ты хороший воспитатель.

Воспитание у детей любви к чтению – дело педагогической чести! Вот как надо ставить вопрос. Разве можно говорить, что ребенок не хочет читать! Одно дело, когда, в силу обстоятельств, он еще не в состоянии овладеть свободным чтением, ему трудно читать. Но даже в таком случае свою задачу я вижу в том, чтобы зажечь в нем естественное желание брать книгу, внимательно ее рассматривать, читать.

Так, не хотел читать у меня Вахтанг. Мать жаловалась, что мальчик книгу даже в руки не берет. А я просто не поверил этому. Да разве он знает, что такое книга? Он же только-только научился читать! Мыслимо ли утверждать, что ребенок, который только что сказал первое слово, не хочет общаться с окружающими, не хочет с ними говорить? Также ребенок, научившись читать первые слова, не может не хотеть читать книги, потому что с этого момента начинается его второе языковое рождение, его высшее человеческое общение. И если сами книги по своей сложности и содержанию не напугают его, он обязательно захочет их «проглотить». Особенно, если педагог даст ему почувствовать, как обогащается его жизнь, когда через книгу он начинает общаться со всем остальным миром. Ребенок обязательно полюбит книгу. Все дело в том, как выполняет педагог свою посредническую роль между ребенком и книгой.

– Вахтанг, у меня к тебе дело! – и после занятий мы сидим в классе одни. Я рассказываю ему о книге сказок, которую хочу ему дать прочитать.

– Вот эта сказка о девяти братьях очень забавна и поучительна. Я хочу, чтобы ты сегодня прочел ее и завтра рассказал детям. Ты умеешь хорошо рассказывать.

На другой день на перемене я запираюсь вместе с Вахтангом в классе, он мне рассказывает сказку, я его поправляю, показываю, как надо выразительно рассказывать. Я успеваю шепнуть Майе, Илико, Дато на уроке математики, что, когда Вахтанг расскажет сказку, хорошо бы похвалить его, отметить, как им понравилась сказка и как образно Вахтанг рассказывал ее; пусть выразят желание, чтобы Вахтанг прочитал еще несколько сказок и рассказал им завтра, послезавтра.

Все так и происходит. Вахтанг, воодушевленный добрыми отзывами одноклассников, читает сказки и пересказывает их товарищам. Даю ему другие книги. Он рассказывает их содержание уже не на уроке, а в коридоре, во время перемен или на продленке. И перед ним вдруг открывается мир книги. Мать перестает жаловаться. «Ребенок преобразился!» – радуется она.

А Бондо трудно читать. Ему трудно понять прочитанное. При чтении он поглощен только узнаванием отдельных букв. У меня с ним двойная работа. Я учу мальчика, как читать по слогам и как переключать внимание на смысл прочитанного. Ой, какая нужна тут кропотливая работа! Но я все время доброжелателен, осторожно поправляю, замечаю каждый малейший успех мальчика и вселяю в него веру, что он научится читать хорошо. И детей тоже настраиваю, чтобы они были чутки и внимательны к Бондо. Вся эта терпеливая, осторожная работа с Бондо по формированию навыка чтения продолжится, по всей вероятности, еще несколько месяцев. А тем временем мне еще нужно развить у мальчика желание к чтению, интерес к чтению. Иначе может получиться так, что в конце концов Бондо овладеет навыком чтения, однако само чтение для него не будет иметь никакой притягательной силы. Каждый день, вслед за слоговым чтением, я читаю мальчику какую-нибудь сказку, стишки, отрывок из детской книжки. Бондо охотно остается после занятий и заранее обязательно спрашивает: «А потом вы прочтете мне сказку?» У меня есть еще один секрет: я порой рассказываю и пересказываю ему содержание маленьких книжек, которые позже я дам ему читать. Это усилит его стремление к чтению, потому что облегчит понимание прочитанного.

Чтобы дети полюбили читать, им еще нужно говорить о книге, как о человеке, добром, умном, мудром человеке, умеющем дружить, помогать, радовать. Нужно еще, чтобы дети видели, что их педагог тоже читает, книга сопровождает его постоянно.

– Что это за книга у Вас на столе? – то и дело спрашивают меня дети.

– Восьмой том сочинений Ушинского!

– А кто был Ушинский?

И я охотно пускаюсь в объяснения.

– Ушинский – великий педагог! Я читаю его сочинения, чтобы знать, как вас лучше учить и воспитывать!

– А Вы разве не знаете, как нас воспитывать?

– Вот прочту эту книгу и буду знать лучше!

Все хотят потрогать восьмой том Ушинского, полистать – там у меня заметки на полях, вкладыши...

Вот что я имею в виду, думая об углублении знаний детей, об усовершенствовании навыков...

Писал ли Гогебашвили стихи?

Парк, по которому я иду в школу, кончился.

– Шалва Александрович! – кричит мне Ния, которая хочет догнать меня и не замечает, что брызги от грязи пачкают ей сапожки и пальто.

– Почему так рано, Ния?

– Я хочу поговорить с Вами. Хочу что-то сказать! – и, подбежав ко мне, без приветствия, без передышки девочка начинает объяснять. – Знаете, что я нашла?.. Я знаю, кто автор стихотворения «Яблоко и Шакара»! А вы знаете?

– Нет, а кто?

– Только никому не говорите!

– Нет, конечно, если ты этого хочешь!

И, хотя на улице, кроме нас, никого нет, девочка поднимается на цыпочки, я наклоняюсь к ней, и она шепчет: «Акакий Церетели!»

– Неужели?! – удивляюсь я. – А я думал, что его написал Яков Гогебашвили!

– Вот видите! Все так думают! Пусть и сегодня поспорят, хорошо? А потом я покажу им книжку Акакия Церетели!..

Ния возбуждена. Видимо, девочка плохо спала ночью, так ей хотелось скорее поделиться со мной и с товарищами своим «открытием». А почему я ставлю это слово в скобки? Да, с открытием! Ведь в самом деле тут есть какое-то открытие, во всяком случае, ключик к открытию?

Вот уже почти месяц, как дети пытаются разобраться в запутанном деле, которое сами же обнаружили: кто же автор стихотворения «Яблоко и Шакара»? Сказать откровенно, мои дети могут иметь патент в сфере литературоведения сразу за два открытия: одно – наличие самой путаницы, а другое, о котором говорит мне Ния, – устранение этой путаницы.

А все началось совершенно случайно.

В конце сентября Нато преподнесла мне в подарок комплект учебников Якова Семеновича Гогебашвили. Он был издан в честь 100-летия «Дэда эна» («Родной язык»), В него входили самое первое (1876 г.) и последнее (1912 г.) при жизни великого педагога издания «Дэда эна». Подарок меня обрадовал. Я тут же начал листать книги, читать вслух некоторые стишки и рассказы и восхищаться ими. Дети заинтересовались.

– Нельзя ли выучить их на уроке? – подали они идею.

Правда, почему нельзя посвятить несколько уроков Якову Семеновичу Гогебашвили и выучить по этим книгам несколько произведений? Они небольшие, очень содержательные и эмоциональные. Только вот язык немного устаревший.

– Но книг-то нет у вас?

На другой день книги были почти у всех: у некоторых – первое издание, у других – последнее. Правда, их содержание резко отличалось друг от друга, но многие произведения были и тут, и там. Я выбрал несколько рассказов и стихов, и мы провели первый Гогебашвилевский урок. Я предложил им сравнить друг с другом один и тот же рассказ, помещенный в учебниках первого и последнего изданий в разной редакционной обработке.

Вот переводы обоих вариантов.

«– Вано, иди в школу.

– Живот болит!

– Вано, иди поешь мацони.

– Где моя большая ложка?»

Это из учебника 1876 года издания.

«– Вано, иди в школу.

– Ужасно ноги болят.

– Вано, потанцуй лезгинку!

– А ну-ка, хорошенько похлопайте!»

А это из последнего издания.

Обсуждение получилось бурным. Там у Вано «болит» живот, когда ему говорят, что пора идти в школу; а когда приглашают поесть мацони, он забывает о своем животе и ищет большую ложку. А в новом издании у него «болят» ноги, но танцевать он не прочь.

Шла речь и о языке, а также пунктуации, вносились поправки.

Особое внимание было обращено на самое главное: почему Яков Гогебашвили сочинил для детей такой рассказ? Родилась мысль самим написать новые варианты этого рассказа и создать коллективную книжку о лентяях. Договорились, что рассказы начнутся, как у Гогебашвили и они будут такими же маленькими и лаконичными. Книжка эта сейчас лежит у нас на классной выставке. Она открывается первым и вторым вариантами рассказа Якова Гогебашвили о Вано, а далее следует тридцать вариантов, написанных детьми.

– Вано, иди в школу!

– Глаза болят!

– Вано, по телевидению мультфильмы показывают!

– Включите поскорее телевизор! (Нато.)

– Вано, иди в школу!

– Голова болит!

– Вано, иди играть в футбол!

– Сию минуту! Я лучше всех умею бить головой! (Сандро.)

– Вано, иди в школу!

– Сердце болит!

– Вано, поднимись на дерево, поешь черешни!

– Пожалуйста! (Ираклий.)

– Вано, иди в школу!

– Холодно мне!

– Вано, пойдем кататься на санках!

– Где мои санки? (Ия.)

– Вано, иди в школу!

– Лень вставать с постели!

– Вано, пойдешь в цирк?

– С радостью! (Тека.)

Спустя некоторое время мы провели второй урок по гогебашвилевским учебникам. Тут и обнаружили дети упомянутую путаницу.

– Вот стихотворение, которое мы уже учили! – обрадовалась Лали. – «Яблоко и Шакара»!

И девочка начала его читать выразительно, громко.

Тем временем другие тоже начали разыскивать в книгах это стихотворение. И вдруг раздался изумленный голос Нико:

– Смотрите, что это такое... На 84-й странице... То же самое стихотворение...

У Нико было первое издание учебника.

– Здесь оно называется «Яблоко»... Здесь совсем по-другому!

Он подбежал ко мне с раскрытой книгой.

Стихотворение «Яблоко и Шакара» дети уже учили по действующему учебнику. Это было еще в середине сентября.

– Давайте прочтем оба стихотворения и сравним их друг с другом!

Детям не понравилось стихотворение в старой редакции. «Безвкусица какая-то!» – говорили они. Но зато они восхищались музыкальностью, ритмичностью последнего варианта стихотворения.

Сказать откровенно, для меня это было неожиданностью.

Дети начали искать автора в оглавлении.

– Имя автора стихотворения нигде не написано!

Кто-то достал из портфеля действующий учебник и обнаружил, что там автором стихотворения является Яков Гогебашвили.

– А он писал стихи? – спросила меня Магда.

И я им откровенно сказал:

– Ребята, правда, я сам ничего не могу понять! У Гогебашвили есть множество чудесных рассказов для вас, но, что он и стихи писал, этого я не знал!

Нато, которая увлекается стихами и знает, по всей вероятности, более ста стихотворений разных авторов, выдвигает свою гипотезу:

– Если бы Гогебашвили писал стихи, то он с самого начала написал бы хорошее стихотворение!

А Гига стремится тут же разрушить эту гипотезу:

– Сказано же в нашем учебнике, что автор стихотворения – Яков Гогебашвили! Значит, не верить этому?

– А может быть, там ошибка? – не отступает Нато.

– Выходит, права ты, а не тот, кто написал учебник?

Нато в растерянности.

– Разве не может быть так: Гогебашвили написал стихотворение, потом оно ему не понравилось, и он написал его заново!

– А у Гогебашвили есть стихи?

– Ведь Шалва Александрович сказал, что не знает, есть ли у него стихи! – напоминает Зурико всем мое откровение.

Нато опять развивает свою гипотезу.

– Шалва Александрович знает все. Если он не помнит стихотворений Гогебашвили, значит, тот не писал стихов!

Вот уже полтора месяца не стихают эти споры. Порой мне казалось, что дети забыли «Яблоко и Шакара» и все, что с ним связано. Но нет, после некоторого затишья они опять лезли во всю эту путаницу. А я решил дать им возможность вести исследований. Да, это был коллективный поиск истины. Какое, в конце концов, имело для них значение, кто автор стихотворения? Гогебашвили, значит, Гогебашвили! И я, конечно, мог разрешить эту проблему, сказав детям: «Оставим эту затею! Ученые разберутся лучше!»

Однако я поступил бы неправильно. Они ищут, они же развивают, обучают и воспитывают себя! И мое дело здесь – не дать угаснуть этой детской жилке поиска. Порадовал бы я своих детей, если бы на том же уроке или чуть позже принес им весть, какую несет сейчас Ния: «Дети, хватит вам спорить, стихотворение принадлежит Акакию Церетели, ясно!»? Нет, не порадовал бы я их. И Ния не провела бы бессонной ночи, Нато, Элла, Вова, Гига, Сандро не выдвигали бы гипотезы, не появились бы оппоненты в классе, а такими оказались Тамрико, Георгий, Майя, Елена. Дети не обратились бы с просьбой (не буду скрывать, это я им внушил) в редакцию «Норчи ленинели» («Юный ленинец», газета пионеров Грузии) разъяснить, кто автор стихотворения «Яблоко и Шакара».

Сколько они могли бы потерять при моем недальновидном вмешательстве! Как опасен недальновидный педагог! Он может нарушить естественную тенденцию детей к саморазвитию, самовоспитанию, самообучению. А затем тот же педагог будет жаловаться, что его воспитанники не проявляют самостоятельности, им все подавай в готовом виде. Но мои дети упорно доказывают, что им не нужно ничего готового, им нужно совершенно другое. Нужно, чтобы учитель умел спорить с ними так, чтобы их познавательные потребности не гасли от полного удовлетворения, а появлялась бы все более усиливающаяся жажда. Нужно еще, чтобы их педагог умел удивляться, восхищаться и увлекаться так же, как удивляются, восхищаются и увлекаются сами дети.

Кто же я среди моих ребятишек? Властелин? Нет! Я для них предводитель, умный, мудрый, который умеет советоваться с ними и который интересуется всем тем, что интересует их самих. Надо спешить к нему, чтобы сообщить о своих догадках, находках. Он, этот учитель, педагог, воспитатель, этот предводитель, есть человек, который не может жить без детей, и детям тоже будет немыслимо жить без него. Без детей школьный класс не существует, но и без предводителя тоже не существует школьного класса, пусть даже переполненного детьми.

Вот и встала утром рано Ния.

– Знаете, как эта книжка называется? – говорит она мне. Ей трудно поспевать за моими быстрыми и длинными шагами.

– Дай ручку! – и я тяну ее за собой.

– Она так и называется – «Яблоко и Шакара». Эту книжку подарили моей маме, когда она была маленькой... Она вся истрепанная...

– И ее дала тебе мама?

– Нет, я все роюсь в наших старых книгах. Вот и наткнулась!

Да, мне надо прямо сейчас, на улице, когда холодно и моросит дождь, проявить нетерпение, удивление и восхищение.

– Можно мне посмотреть эту книгу? Не верится как-то!

– Конечно, я Вам ее покажу...

– Нет, вот сейчас же! – и я останавливаюсь. – Неужели это в самом деле так?!

Девочка достает из портфеля завернутую в газету тонкую книжку с мягкой обложкой, изданную в тридцатые годы. Автор – Акакий Церетели. Название – «Яблоко и Шакара». Все верно!

– К какому же выводу ты пришла?

– Гогебашвили не писал стихов!

Загадка остается загадкой

На доске в коридоре я написал крупными буквами: «Кому принадлежит стихотворение „Яблоко и Шакара“? У Нии есть секрет. Она его вам откроет на четвертом уроке».

Почему на четвертом, а не сразу? Потому что надо научиться, во-первых, хранить секрет, во-вторых, надо разжигать интерес детей. А они на всех переменах спорили и спорили, раскрывали гогебашвилевские учебники, искали там что-то. Лери, Гига, Котэ не раз приставали к Нии: «Открой секрет!», но Ния молчала.

Так начался четвертый урок.

Детей я учу некоторым формам логического суждения и всегда, когда они хотят что-то обосновать, требую от них быть логичными, опираться на факты или допущения. Способы логического суждения они применяют на всех уроках, ну и, конечно, на уроках математики. Отдельные способы анализа арифметических задач пригодились нам и на Гогебашвилевских уроках: выделение из задачи данных с их зависимостями, уяснение задачи, поиск способа решения. Оказались полезными и те приемы, которые дети усваивали при составлении задач по данным величинам, определении данных в зависимости от вопроса и т. д. Опираясь на них, дети строили гипотезу: писал ли Гогебашвили стихи для своих учебников или нет? Разумеется, во всем этом я играл немаловажную роль, сам вместе с ними разбирался в вопросе.

И мы все шли по такой логике.

Дети уже знали, что в учебниках много стихотворений без указаний на автора. Но знали также, что Яков Семенович Гогебашвили обязательно обозначал в учебниках, кому какое произведение принадлежит.

Отсюда многие делали вывод: значит, стихи, оставленные без указания автора, принадлежат Якову Семеновичу Гогебашвили, таким образом, он писал стихи для своих учебников.

Дети также знали, что автором четырех стихотворений, которые в первом издании остались без указания автора, в последних изданиях Яков Семенович Гогебашвили называл Акакия Церетели. Однако последние варианты резко превосходили первые своей поэтичностью, музыкальностью, образностью.

Отсюда некоторые заключали, что стихи без указания на автора принадлежат Акакию Церетели; по мере совершенствования стихов он подписался под ними. А Нато все твердила: Гогебашвили не писал стихов. Взрослые, к которым она обращалась, не могли назвать ни одного его стихотворения, а рассказов называли множество.

Стихотворение «Яблоко и Шакара» по-прежнему оставалось загадкой. Нато не верила, что его написал Яков Семенович Гогебашвили. «Здесь ошибка! – указывала она на действующий учебник. – Это стихотворение принадлежит другому!» «Как ошибка? – спорили с ней другие. – Значит, ученые ошибаются?» И Нато не знала, что ответить.

Что скажут дети на этом четвертом уроке, когда Ния откроет им свой секрет? Какие еще гипотезы они могут выдвинуть?

– А теперь относительно секрета Нии! Ния, поговори с ребятами сама!

Девочка выходит со своим завернутым в газету «секретом».

– Как вы думаете, кому принадлежит стихотворение «Яблоко и Шакара»?

– А ты знаешь? – спрашивают дети.

– Знаю! – говорит Ния.

– Так скажи сама, чего же ты мучаешь нас!

– Скажу, конечно, – говорит она, – но скажите сперва, кто считает, что его автором не является Яков Семенович Гогебашвили?

Первая поднимает руку Нато, к ней присоединяются еще пятеро. Ния приглашает к доске всех шестерых.

– Вот видите, – продолжает Ния, – все они оказались правы! Автором этого стихотворения является Акакий Церетели!

– Откуда ты знаешь?

– Не может быть!

– Я же говорил, что должен быть кто-то другой!

– Докажи!

Познавательный взрыв – только так я могу назвать то, что произошло в классе. Удивление, радость, озабоченность – вот о чем говорили лица и возгласы детей. Ния разворачивает газету и достает потрепанную книжечку. Рассказывает всем, как нашла ее дома, на какой странице напечатано это стихотворение. Она проходит между рядами, каждому показывает книжку, и каждый берет ее в руки, рассматривает обложку, читает первые строки стихотворения, то есть каждому хочется убедиться в достоверности сказанного Нией.

Сандро, Гига, Илико, Зурико о чем-то спорят, точнее, согласовывают между собой какую-то мысль. Затем Илико и Зурико подходят ко мне.