Текст книги "Платон едет в Китай"
Автор книги: Шади Бартш
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
I. Фукидид предупреждает запад
В феврале 2012 года в газете The New York Times появилась публицистическая статья с интересными высказываниями насчет будущего Соединенных Штатов. Автор – китайский сторонник идеологии национальной исключительности и венчурный капиталист Эрик Ли утверждал, что американскому правительству следовало бы внимательно присмотреться к классическим Афинам и судьбе их демократии, прежде чем трубить об универсальной ценности американской демократии10. Проводя прямую параллель между Афинами и современной Америкой, Ли утверждал, что:
История управления человеческим обществом, насчитывающая тысячи лет, знает два крупных демократических эксперимента. Первый – это древние Афины, продержавшиеся полтора века, а второй – современный запад. Если определять демократию как «один гражданин – один голос», то американской демократии всего 92 года. На практике же ей всего 47 лет, если начинать отсчет после принятия Закона об избирательных правах 1965 года, и это гораздо более мимолетный период, чем почти любая китайская династия. Почему же столь многие смело заявляют, что они открыли идеальную политическую систему для всего человечества и что ее успех гарантирован навечно?11
Конечно, сделанное Ли сравнение может показаться странным. Почему, критикуя американскую демократию, Ли упомянул античные Афины (подобно энтузиастам, предлагавшим реформы в прошлом веке), хотя лишь немногие из их институтов имеют отношение к современной американской демократии? В отличие от Китая и США, Афины были прямой демократией, в которой чиновники (кроме военных и финансовых лидеров) выбирались по жребию. После принятия Периклом Закона о гражданстве в 451 году до н. э. оба родителя-гражданина должны были быть афинянами, что сделало афинскую политическую систему закрытой с доступом по праву крови, а это далеко от нашего понимания демократии. Классические Афины в период своего расцвета насчитывали 30 000 граждан, в то время как в США проживает 330 миллионов – афинское прямое демократическое голосование совсем не подходит для масштабирования. Афинские женщины не были гражданами; суд присяжных мог состоять из 501 человека; а глава городских властей – архонт-эпоним – занимал свой пост один год и нес ответственность, когда уходил в отставку12.
Так зачем же сравнивать США с Афинами? Можно утверждать, что Афины, будучи первой демократией, как отмечал Ли, способны нанести сильный идеологический удар, в отличие от сомнений отцов-основателей по поводу афинского прецедента. Но ответ, похоже, заключается в том, что Ли решил использовать критические к афинской демократии материалы, которые в античности уже имелись в изобилии. Он сделал это по тем же причинам, по которым Аристотеля превратили в сторонника демократии во время движения «Четвертое мая», – чтобы опереться на авторитет этих текстов как (а) древних и (б) как предполагаемого источника современной западной цивилизации. Возможно, Ли исходил из подразумеваемой Платоном критики невежественных масс и откровенной оценки Фукидидом проблем Афин в «Истории Пелопоннесской войны», чтобы подкрепить свое обличение демократии, которое так же старо, как и сами демократические Афины. Даже те американцы, которые идеализируют античные Афины, делают это вопреки некоторым критическим замечаниям древности:
Современное желание обращаться к Афинам за наставлением или поощрением современной философии, правительства или общественного устройства неизбежно наталкивается на этот странный парадокс: люди, породившие и практиковавшие античную демократию, не оставили нам почти ничего, кроме критики этой формы правления (на философском или теоретическом уровне). Более того, реальная история Афин в период их демократического правления отмечена многочисленными неудачами, ошибками и проступками – наиболее печально известна казнь Сократа, – которые, казалось бы, должны дискредитировать повсеместно распространенную современную идею о том, что демократия ведет к благоприятному правлению13.
Современные китайские интеллектуалы, такие как профессор Пань Вэй из Пекинского университета и Пань Юэ из Центрального института социализма в Пекине (Чжунъян шэхуэй чжуи сюэюань, 中央社会主义学院, согласились бы с этим: критика Фукидида и утрированная картина идеального полиса в «Государстве» Платона являются реакциями именно на «неудачи, ошибки и проступки» афинской демократии14.
Конечно, это посттяньаньмэньская трактовка Фукидида. До событий 1989 года этот историк, похоже, был известен разве что ученым, видевшим в его работах красноречивые предпосылки к материальному социализму, а не предупреждения об опасностях демократии. Ли Чанлинь (李长林) полагает, что:
Наивно-материалистический взгляд на общий исторический фон [в «Истории Пелопоннесской войны»] в целом выражается в трех аспектах: стремлении отделить человеческую историю от состояния единства Бога и человека, сосредоточении на обсуждении причинно-следственных связей между историческими событиями и попытке объяснить причины исторического развития в терминах экономических отношений15.
Чжан Гуанчжи (张广智) превозносил Фукидида в контексте восхваления «блестящей мудрости выдающихся людей» Древней Греции IV века. Фукидид был «знаменитым представителем историографии того времени, чья “История Пелопоннесской войны” опиралась на простой материализм и реализм. Что касается наивного материалистического взгляда на историю в работах Фукидида, то в нашей истории, кажется, вообще нет ни одной историографии»16. Другие авторы до 1989 года хвалили Фукидида за его внимание к экономике или сравнивали его с древнекитайским историком Сыма Цянем. Китайскому правительству до 1989 года Фукидид, видимо, не был особенно полезен.
В отличие от него, Ли практически цитировал Фукидида, утверждая, что сегодня Америка страдает от недугов, характерных для ее политических и интеллектуальных предков. Как говорил Ли о современных США, «избранные представители не руководствуются собственным разумом и лишь реагируют на прихоти общественного мнения, заботясь о переизбрании»17. Эта критика подробно изложена в «Истории Пелопоннесской войны», где Фукидид, задолго до Ли, утверждал, что одним из факторов упадка афинской демократии была фатальная неспособность граждан делать мудрый выбор в руководстве из-за необходимости льстить или угождать массам18. По мнению Фукидида, только дальновидный и волевой полководец Перикл был способен контролировать массы, поскольку не знал ни корысти, ни страха.
Перикл, благодаря своему статусу, способностям и известной честности, имел возможность осуществлять независимый контроль над толпой, то есть вести, а не быть ведомым; поскольку он никогда не стремился к власти нечестным путем, он не был вынужден льстить им, а, напротив, имел столь высокую репутацию, что мог позволить себе разгневать их спорным решением19.
Однако после смерти Перикла афинский народ выбирал одного демагога за другим, доверяясь любому политику, обещавшему ему личную выгоду, и не желая идти на жертвы или ограничения, которые позволили бы Афинам остаться победителями в Пелопоннесской войне 20.
Ли сделал радикальное предположение о том, что, судя по продолжительности жизни афинской демократии, «история не сулит Америке ничего хорошего на ее пути. В самом деле, ее основанное на вере идеологическое высокомерие может в скором времени столкнуть демократию в пропасть»21. Американцы, как и граждане афинского полиса (и как полководец Перикл в знаменитой похоронной речи о погибших воинах), возвели демократию в ранг абсолютного блага, даже своего рода религии. По словам Ли, «современный запад рассматривает демократию и права человека как вершину развития человечества. Это убеждение, основанное на абсолютной вере»22. Подобно тому, как Афины считали себя образцом для других государств, большинство американцев полагают, что их политическая система может стать (по выражению Перикла) «школой Эллады»23. Это самовозвеличивание лишает американских избирателей способности сделать выбор, который не был бы обусловлен их «религиозной верой» в то, что демократия – лучшая форма правления24.
Критика Ли американской демократии с опорой на классические тексты является примером интеллектуальной деятельности многих политических комментаторов по всему Китаю. Линь Цифу и Дун Цуньшэн с факультета политологии Цзилиньского университета утверждают в «Вестнике партийной школы комитета провинции Фуцзянь», что изучение ограничений афинской демократии может дать представление о проблемах «современной демократической политики», поскольку древнегреческий полис «подобен» нынешней западной демократии25. Эти авторы считают вероятным, что, поскольку жители древних Афин объединили взгляды Платона на мораль и Формы с комментариями Аристотеля о гражданстве и этике, им промыли мозги и убедили в том, что их долг – постоянно стремиться к высшим и самым трансцендентным формам морального совершенства. Таким образом, демократия фактически ограничивала свободу граждан, лишая их независимого мышления. Более того, общая убежденность в том, что полис главенствует над отдельным человеком, ограничивала разнообразие и индивидуализм, придавая чрезмерное значение консенсусу:
Граждане не являются независимыми в индивидуальном смысле, поскольку человек – лишь часть сообщества города-государства ‹…›. Основа «человечности» – проявление качеств и добродетелей гражданского общества полиса. Люди здесь упрощены и сведены к символу однородности групп граждан. Мерилом служит то, в какой степени они способны удовлетворять интересы города-государства и служить общему благу26.
Это гражданин Аристотеля, но поставленный с ног на голову. Именно потому, что город-государство стоит выше гражданина как самая ключевая единица демократии, гражданин подвергается цензуре в своем поведении и убеждениях, что не может отвечать его интересам как индивида, но отвечает интересам города-государства. Это ограничение сдерживает появление новых идей, и в любом случае превосходство того или иного рода воспринимается как угроза для более крупного целого. Отсюда и существование остракизма – афинского института изгнания выдающихся граждан. В качестве перевернутого отголоска взглядов Лян Цичао на китайских граждан мы читаем: «Свободные граждане у Аристотеля вовсе не свободны; напротив, они – рабы»27.
Как и другие, Линь и Дун обращались к трудам Фукидида для дальнейшей критики запада. По их мнению, сама среда демократической политики способствует развращению личности, поскольку демократические лидеры прибегают к риторике, софистике и эмоциям как к средствам манипулирования общественной дискуссией. Как показано в повествовании Фукидида о митиленских дебатах, граждане голосуют коллективно в момент страсти и порыва и жалеют о своем решении уже на следующий день, то есть «сила слова в период расцвета афинской демократии часто используется уже не для поддержания общей нравственности, а как средство достижения людьми узких или личных практических целей. А сами люди могут и не подозревать о разложении города-государства»28. Если судить по тому, как древние Афины характеризуют Линь и Дун, в них царила жажда наживы и власти, нравственные ценности исчезли, корыстные интересы вышли из-под контроля, проигравшие во фракционной борьбе были изгнаны, а власть принадлежала бездумной массе. Наконец, поскольку коллегии присяжные состояли из 201–501 граждан, то массы, в сущности, контролировали и ограничивали самих себя, что является порочным кругом. Не все из этого имеет параллели с современной демократией, но в их статье все наблюдения Фукидида используются для ее осуждения.
Вдобавок к этим проблемам, пишут Линь и Дун, афинская демократия «поощряла коллективное суждение» и тем самым «ограничивала и подтачивала личное мышление, независимость слова и творческий потенциал». Это противоположно обычному мнению о том, что сообразительность, необходимая для подкрепления своих аргументов, обычно развивает критическое мышление. Но авторы утверждают, что активное использование в Афинах риторики также было посягательством на благо государства и индивида:
Личности должны быть готовы и способны отвечать за свои поступки. Существует ли такая личность в афинской демократии? ‹…› Складывается впечатление, что лишь четкий и стабильный консенсус по вопросам справедливости может заставить афинскую демократию принять ответственность. Но, к сожалению, афинское представление о справедливости не имеет четкой и стабильной природы. ‹…› Для ответственности здесь не хватает внешних ограничений, а для принципов справедливости – понятных ориентиров, и афинские граждане в совокупности считают, что могут делать все, что угодно. ‹…› Их больше беспокоит то, как применять риторику в споре, чтобы софистикой и другими способами выражения эмоций заставить других принять их мнение. ‹…› Эмоции обычно преобладают над разумом ‹…›. Граждан провоцируют действовать ради удовлетворения внешних материальных интересов29.
Демократия превращает индивидуальную свободу в культ, однако она несвободна в той мере, в какой она требует участия каждого гражданина в политической жизни.
Аристотелю тоже досталось в этих дискуссиях. Можно вспомнить, с каким благоговением к нему относились Лян Цичао и другие интеллектуалы, оказавшие влияние на движение «Четвертое мая». В 1980-е годы Аристотель сохранял статус основоположника западной политической философии, сделавшего гражданство условием полноценного человеческого бытия. Хотя Аристотель уже не считался той путеводной звездой, какой он был в постцинский период, он все еще привлекал внимание ученых своим влиянием на запад и своей новаторской философий. На закате «культурной революции» ученые с осторожностью относились к его взглядам, но к середине 1980-х годов У Шучэнь мог смело утверждать, что теория правового государства Аристотеля – это сияющая вершина западной политической и правовой мысли30. В 1981 году Сюй Датун утверждал, что «Политика» Аристотеля задала курс политической науке на западе, а в 1982 году Ван Цзюньлинь назвал античного философа достойным похвалы за то, что он считал республику самой правильной, устойчивой и победоносной системой правления31.
Слава Аристотеля действительно померкла. Там, где раньше мыслители-реформаторы видели путеводные огни слова «демократия», им теперь мерещатся мрачные силуэты рабства и эксклюзионизма32. Значительная часть критики направлена против сделанного в «Политике» утверждения Аристотеля о том, что рабство – это естественное состояние (пожалуй, это слишком грубый взгляд на сложность Аристотеля). На самом деле, справедливо говорят китайские ученые, рабство – это грязная изнанка процветающей демократии33. Тот факт, что Аристотель называет негреков варварами, подчеркивается как пример ограниченности (что несколько странно, учитывая старую китайскую традицию считать варварами всех чужеземцев[10]10
Китайцы отделяли жителей империи от «внешних», некитайцев, причем было множество категорий тех, кого принято переводить как «варвары» (южные, северные, северо-западные и др.), а жители Северного Китая в Средневековье считали китайских южан «варварами». То есть само это слово не несло культурно-оскорбительного оттенка. – Прим. науч. ред.
[Закрыть]). Лю Чэньгуан (刘晨光, в настоящее время профессор Шанхайского педагогического университета) в одном из своих «Четырех трактатов о Греции» (Сила сы лунь, 希腊四论) утверждает, что Аристотель просто неактуален для китайскоязычного мира. Поскольку Аристотель размышлял об управлении в контексте конкретного времени и места, то не следует считать, что он говорит от имени разных культур и народов (даже если он упоминал разные конституции). Более того, если Аристотель старался оправдать институт рабства и считал негреческие культуры варварскими, то зачем вообще универсализировать его философию? Даже его пассажи об истинно добродетельном человеке весьма запутаны; Лю указывает на расхождения между «Этикой» и «Политикой» как на примеры того, что Аристотель был не таким уж великим философом34. Он якобы демонстрировал ту же слабость, что и большинство представителей западной политической мысли: все они совершают фундаментальную ошибку шаблонного подхода, и эта западная слепота давно раздражает современных китайцев35. Словом, Аристотель – непоследовательный ограниченно мыслящий расист, и нет никаких причин читать труды этого уроженца Стагиры.
II. Образцовая демократия Китая
Линь и Дун не слишком заметны на фоне наиболее известных посттяньаньмэньских интеллектуалов, и можно было бы возразить, что подобной риторики об античной демократии и ее пороках требует любая публикация в партийном журнале. Однако есть и другие ученые, гораздо более известные – Пань Вэй, Бай Тундун, Гань Ян, Лю Сяофэн, Цуй Чжиюань, Ван Хуэй и другие, – которые, хотя и придерживаются несколько иных взглядов, развивали схожие аргументы, обращенные к классической древности (как китайской, так и западной), в поддержку идеи о том, что китайская форма правления лучше демократии западного образца36. Кроме того, существуют журналы с более широкой читательской аудиторией, чем «Вестник партийной школы комитета провинции Фуцзянь». В 2017 году одно из таких изданий – «Цюши» («Искать правду»), партийный теоретический журнал КПК, – опубликовало редакционную статью, в которой излагался иной подход к демократии. Осуждая античную афинскую демократию за нарушение прав человека, редакция «Цюши» связала эти нарушения с институтом рабства в США. Признание общих недостатков обеих групп, утверждали авторы, демонстрирует, что Китай является самой большой демократической страной в мире37. К сожалению, сетовали они, запад не желает делиться термином «демократия», а жадно прижимает его к своей метафорической груди и следит за тем, чтобы другие страны не шли своим путем:
Запад не имеет права монополизировать стандарт «демократического государства». Суть современного западного политического дискурса заключается в стремлении утвердить западную демократию как единственную «легитимную» форму демократии. Западники сознательно отказываются применять демократическую форму к современному Китаю, несмотря на его демократический плюрализм. ‹…› Социалистическая демократия с китайской спецификой – это самая широкая, самая истинная и самая эффективная демократия, отстаивающая фундаментальные интересы народа и постоянно доказывающая свою истинность, эффективность и превосходство38.
Хотя КПК называет китайский режим меритократией, согласно официальной точке зрения неотъемлемой частью этой меритократии является демократия – отчасти благодаря принятому в 1988 году решению разрешить гражданам голосовать за местных чиновников39. На местах проводятся всеобщие выборы в собрания народных представителей низших ступеней, каждое из которых избирает депутатов во Всекитайское собрание народных представителей, собирающееся раз в месяц, чтобы формально утвердить («проштамповать») решения партийного руководства. Так, Фан Нин, научный сотрудник Института политологии Китайской академии общественных наук, пишет, что система Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП) – это воплощение китайской демократической политики, которая отличается от западного варианта и адаптирована к китайским условиям. По его словам, «демократия – это цель всех людей, но разные народы идут разными путями демократического развития и принимают разные формы демократии. Та или иная система демократии выбирается людьми исходя из объективных исторических условий»40. На партийном уровне также звучат призывы к США отказаться от своего сомнительного права определять, что такое демократия. «Не существует общепринятой и неизменной модели демократии; она принимает многие формы», – утверждает Госсовет Китая в меморандуме от 2021 года под названием «Китай: демократия, которая работает»41. В речах, статьях и на государственном телевидении партийные чиновники восхваляют демократию китайского образца, особенно ее эффективность в кризисных ситуациях (когда, по их словам, демократия американского образца буксует)42.
Авторы статьи в «Цюши» отвергают западную демократию как непродолжительный политический успех.
История и реальность доказывают, что западная демократия – это лишь временная историческая форма демократии в нынешних исторических условиях, и что она была в значительной степени отчуждена как политика денег и популизма. Она не подходит для других культурных традиций и условий исторического развития в незападных странах43.
При таком понимании связь демократии с классическими Афинами из похвального факта превращается в позорное наследие: афинская демократия опиралась на рабский труд, не давала женщинам права голоса и дегуманизировала неграждан. И яблоко от яблони недалеко упало: в США рабство отменили только в 1865 году, а женщины не могли голосовать там до 1920 года. В настоящее время американцы скатываются к аристократии или плутократии: Кеннеди, Буши и Клинтоны являются видными (политическими) семьями; кандидат в президенты может получить большинство голосов избирателей, но при этом проиграть выборы; лоббисты имеют слишком большую власть; и, как говорят авторы, «современная западная демократия – это лишь поэтапная эволюция капиталистической политической системы в экономических и технологических условиях XXI века. Ее суть по-прежнему заключается в защите интересов буржуазии и монопольного капитала». Таким образом, авторы умудряются усидеть на двух стульях, осуждая демократию и одновременно заявляя, что Китай на самом деле является самой демократической страной в мире – но не с порочной афинской моделью44.
Слова о другом варианте «китайской демократии» намекают на то, что греческий город-государство был не специфической для определенных времени и места политической формацией, а универсальным этапом в развитии любой цивилизации. Это утверждение трудно оценить, поскольку конкретное содержание определения «города-государства» (на китайском языке чэнбан, 城邦, букв. «государство, [окруженное] стеной»), может варьироваться от простого наличия старых городских стен (в археологическом смысле) до трехчастного деления на граждан, старейшин и лидеров. Хотя Гу Чжун в посмертной работе о древнегреческом полисе утверждал, что на Древнем Востоке подобной системы не существовало, западные ученые подвергаются критике за то, что они называют город-государство уникальным явлением классической античности, а Китаю и другим странам Древнего Востока приписывают «восточный деспотизм». На самом деле (продолжают авторы) Китай, Месопотамия, Египет и многие другие древние цивилизации имели в своей основе город-государство. Это утверждение больше всего ассоциируется с историком Линь Чжичунем (林志纯, также известен как Жи Чжи 日知), который в 1989 году опубликовал объемный труд под названием «Исследование истории древних городов-государств» (Гудай чэнбанши яньцзю, 古代城 邦史研究). Первые четыре главы книги посвящены построению теории города-государства, а последующие – частным примерам в Северной Африке, Индии, Западной Азии и Америках. В книге делается вывод о том, что политическая форма города-государства прошла четыре стадии, начавшись как примитивная демократия и в итоге трансформировавшись в империю. В этой схеме западная демократия рассматривается как своего рода возвращение к менее развитой форме правления. Ряд китайских историков пошли по стопам Лин Чжичуня, утверждая, что города-государства существовали в Китае вплоть до периода Сражающихся царств (475–221 до н. э.)45. Как отмечает Синь Фань, смысл аргументации Линь Чжичуня и его коллег заключается в том, что «античная демократия не была монополией западной цивилизации и что цивилизации Востока и Запада имели одинаковую природу и схожие траектории исторического развития»46.
Таким образом, начиная с 1990-х годов история Афин используется в самых разных целях. Есть древняя критика Афин как материал для современной критики США. Есть осуждение древних Афин как места, отмеченного отсутствием свободы из-за ограничений на право гражданства. Кроме того, есть порицание афинской политики как банальных риторических выступлений. Мы видим, как классические Афины и США обвиняются в обогащении за счет порабощения других людей. И, наконец, некоторые ученые, рассматривающие ценность города-государства как нечто скорее положительное, чем отрицательное, предполагают, что сначала он появился у китайцев. Но, пожалуй, самым удивительным посттяньаньмэньским явлением в области изучения западной античности стало массовое неприятие «западной цивилизации» учеными, утверждающими, что древние цивилизации запада построены в основном или даже полностью на чужих открытиях (а также страданиях). Эти ученые, позиция которых наводит на мысли о радикализованном Мартине Бернале на китайском языке, считают, что западная античность была великой именно благодаря тому, что она заимствовала у незападных культур.
В самой крайней форме это выразил консервативный проправительственный китайский автор Хэ Синь (何新), утверждающий в двух своих книгах, что ученые эпохи Возрождения подделали существование классических Греции и Рима и сами написали большинство известных нам классических текстов47. Даже археологические находки подделаны, настаивает он. Западная наука якобы намеренно создала эту ложную Грецию и ложную историю ее восприятия, чтобы завладеть интеллектуальным наследием азиатов. Как он пишет в своем блоге, «один из главных методов создания западными научными кругами ложной истории Греции, – это кража развитых древних цивилизаций и философий в Малой Азии и маскирование их под европейские цивилизации на греческом полуострове»48. Хэ Синь продолжает:
Разоблачение псевдоистории древних греков и римлян пробивает большую брешь в мифе о западной цивилизации. Я уверен, китайцы ‹…› в итоге обнаружат, что вся мировая история, к настоящему времени составленная западом, подделана, исходя из ценностей современного запада. Раскрытая мною ложная история Греции и Рима – лишь верхушка айсберга.
Это, мягко говоря, поразительное утверждение. Но с чего бы ученым эпохи Возрождения придумывать такую псевдоисторию?49 По мнению Хэ, их смущало отсутствие собственной выдающейся культурной генеалогии. Он признает, что некоторые античные фигуры действительно существовали, но сведения о них искажены. Аристотель действительно был древним мыслителем, но на самом деле мы читаем не Аристотеля, поскольку «аристотелевские» тексты – это «вероятно, самозванные фрагменты работ многих разных периодов и авторов древней Малой Азии. ‹…› Со времен Священной Римской империи западные представители белой расы всегда утверждали, что их предки – греки и римляне. Но, как говорил Вольтер, «эта империя не была ни Священной, ни Римской, ни империей»50.
Справедливости ради, Хэ Синь делал и более обоснованные наблюдения. Например, он утверждает, что так называемая «западная культура» ошибается, заявляя о своем происхождении от Древних Греции и Рима, поскольку история этих отношений гораздо сложнее. Гомер, например, был родом из Малой Азии, а Александр – из Македонии. Многие величайшие философы (за исключением Платона) не были афинянами. Цивилизации Крита и Микен были апроприированы как «греческие». Не все белые люди происходят от греков и римлян. Более того, Греция в тот период не была единой страной. Таким образом, онтологические претензии запада на «классическую культуру» спорны, и (подчеркивает он) это следует повторять чаще и в большем количестве контекстов. Главное отличие этой книги от трехтомника Мартина Бернала «Черная Афина: афроазиатские корни античной цивилизации» заключается в приписывании культуры античных греков только «азиатам», без учета влияния культур Древнего Египта и Северной Африки51.
Чего же, по его собственному мнению, Хэ Синь добивается, когда пишет о «поддельном прошлом» западной культуры? Как можно прочесть на его сайте, Хэ Синь работал исследователем в Литературном институте Китайской академии общественных наук, а затем перешел во Всекитайский комитет народного политического консультативного совета КНР. Он также перевел на китайский язык книгу швейцарского историка Якоба Буркхардта «Цивилизация эпохи Возрождения в Италии». Вряд ли его можно назвать сумасшедшим неучем. Его автобиографические комментарии наводят на мысль, что его стремление вычеркнуть классическую античность проистекает из желания заслужить одобрение нынешнего режима. Он утверждает, что является сторонником неоконсерватизма, а в конце 1980-х годов считался главным выразителем таких взглядов. В своем блоге Хэ Синь утверждает, что писал Дэн Сяопину, призывая его подавить «политическую ересь», и даже выступал за внешнюю политику с приоритетом национальных интересов. Таким образом, он пытается продемонстрировать свою поддержку курса Си Цзиньпина, противопоставляя его династическую славу (фальшивой) древней истории запада. Этим объясняется финальный пассаж в его комментариях:
Белые иностранцы не имеют собственной древней истории, которой они могли бы гордиться: они происходят от варваров52. Из чувства стыда они сделали своим прошлым фальшивую греко-римскую историю. Так называемое «Возрождение» в действительности представляло собой движение белых людей (латинян, германцев, англосаксов), систематически подделывавших западную цивилизацию. ‹…› Китайская цивилизация пришла в упадок за последние триста лет, став колонией Дунху (東胡, восточные варвары[11]11
Это неточный перевод. Дунху или Восточные ху – древнее название коневодческого народа Юго-Восточной Монголии и бассейна Ляо, который во времена династии Хань (206 г. до н. э. – 220 г. н. э.) занимал господствующее положение, затем были переподчинены 匈奴 Сюнну и династии Хань. – Прим. науч. ред.
[Закрыть]), Маньчжурии, династии Цин, но древняя цивилизация Великого Китая со времен династий Хань, Тан, Сун и Мин является исключительно выдающейся. Китайцы должны вновь обрести культурную уверенность в себе, чувство собственного достоинства и гордости!53
Если вернуться к некоторым моментам, изложенным во введении к этой книге, показательно, что китайский ученый считает защитой своей страны утверждение о поддельности греко-римской античности. Маловероятно, что американский ученый, как бы враждебно он ни относился к Китаю, стал бы утверждать, что славные моменты китайской цивилизации являются просто плодом воображения китайцев. Однако с китайской стороны взгляды Хэ Синя вызвали серьезную дискуссию – во всяком случае, на некоторое время 54.
Один авторитетный ученый, сделавший несколько шагов в направлении Хэ Синя, но избежавший провокационных заявлений о вымышленности Древней Греции, – это вышеупомянутый Пань Вэй (潘维), активно публикующийся профессор Пекинского университета. Помимо преподавания в Школе международных исследований Пекинского университета, Пань Вэй также является директором Центра изучения Китая и мира. Таким образом, его точка зрения может претендовать на глобальный охват – не говоря уже о том, что он получил степень доктора политических наук в Калифорнийском университете в Беркли. В 2003 году Пань Вэй опубликовал книгу «Верховенство закона и “суеверие демократии”», суть которой повторяется в очень длинной публикации под названием «Древняя Греция и демократия», размещенной в 2006 году на сайте Aisixiang 爱思想 – «Любовь к мудрствованиям» – своего рода онлайнового аналитического центра55. Из этой сетевой истории Греции взят эпиграф к данной главе: «Цель изложения здесь истории Древней Греции – ослабить популярные демократические предрассудки и отдать должное гению китайских классиков».








