Текст книги "Заклятие немоты"

Автор книги: Сесилия Дарт-Торнтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

— Моя брошь!

«Какая брошь?» – спросила Этлин.

– Та, золотая, которую дядя Медведь дал мне за умение метко стрелять. Она так и осталась там, в тайнике за стенной обивкой.

«Забудь о ней! – сверкнула глазами мать. – Будет с тебя сокровищ. Сианад и так озолотил нас».

– Но эта брошь особая! Это моя награда за меткость, как ты не понимаешь! И дар дяди. Да я отдала бы всю свою долю, лишь бы вернуть ее!

«Я запрещаю тебе ходить в наш дом. Это слишком опасно».

Муирна побледнела и замкнулась в себе – как будто с грохотом захлопнула ставни.

Вот и просторный приветливый дом Ройзин. Приветствуя ночных гостей, приглушенно светят фонари. Телегу быстро освободили от вещей, возничий хлестнул коня и скрылся из виду.

– На ваших плечах лежит бремя усталости и печали, – вполголоса заметила седовласая хозяйка. – Вам нужно прийти в себя. Подкрепите силы парным молоком и медом, прежде чем ваши головы опустятся на подушки. Я слышала какой-то шум: вероятно, ваш домовой выбрался из багажа. Что ж, пусть остается, здесь ему не придется скучать. До сих пор в этом доме жила одна хозяйка – конечно, если не считать рысей, моих ненаглядных питомцев, – а слуги сбивались с ног. Велю служанкам, чтобы не тревожили вашего явного друга и не вздумали подглядывать, а то еще обидится и уйдет. Эт, дорогая, ты можешь посадить свою Палочку в саду. Я приготовила ей место рядом с розовым кустом.

Ночью, когда все уснули, Имриен услышала какой-то шум в комнате Муирны. Девушка зажгла свечу и скользнула в коридор бледным призраком старого дома. Племянница Сианада спускалась по ступеням, по-уличному одетая в платье изумрудного бархата. В правой руке беглянки качался фонарь, левая покоилась на перилах. Глубокие тени превратили лицо в траурную маску. Муирна подскочила на месте и виновато зашептала:

– Иди спать!

Имриен укрепила свечу в гнезде светильника. «Ты собралась за брошью. Не ходи. Лучше днем».

– Да не могу я днем! Люди увидят. А вдруг я приведу сюда погоню? – И она решительно двинулась дальше.

Назойливая гостья схватила девушку за локоть:

«Подожди. Я с тобой».

Муирна помедлила и кивнула. Имриен метнулась в комнату. Рыжеволосая беглянка не смогла скрыть облегченного вздоха, когда девушка появилась в своем платье из багровой парчи и плаще цвета вечерней океанской волны. Юные леди молча вышли из лома, пересекли опрятный палисадник, открыли ворота и растворились во мраке улицы.

В ночи город казался совершенно иным. Косые крыши кренились и раскачивались черными силуэтами на фоне дымчатой вуали, окутавшей луну. Девушки прикрывали ладонями фонари и крались чуть ли не на цыпочках, держась чернильных лужиц тени у самых стен. Ветер гнал по улице клочки соломы. Пробежала чья-то ручная рысь. В отдалении кто-то вскрикнул, потом забрехала собака. На каждой двери висел амулет из рябины, хотя нежить в город почти не наведывалась. Какие-нибудь домовые и подобные им существа обычно селились в человеческих жилищах и уж больше их не покидали.

Впереди показалась подвыпившая компания. Загулявшие кутилы свернули в переулок, откуда долго еще доносилось обрывочное эхо бессвязной болтовни и песен. В эту часть Тарва ночные сторожа не заглядывали. По крайней мере некому осветить фонарем лица ночных бродяжек и задать ненужные вопросы.

Бергамотовая улица казалась совсем безлюдной. Не заметив ничего подозрительного, Муирна отперла дверь осиротевшего дома. На сей раз докучливый колокольчик промолчал – его сняли перед отъездом. Вокруг было тихо. Чересчур тихо, на взгляд Имриен: она не могла припомнить такого мертвого безмолвия на этой улице. Даже в ночи кто-то беспрестанно кашлял наверху, в доме слева тоненько плакал младенец, шелестели чьи-нибудь голоса. Имриен поежилась, чувствуя себя, как перед шальной бурей, и еще раз чутко вслушалась. Ни единого шага, ни звука. Жесткая, деревянная тишина. Уши оглохли, будто их набили ватой.

Опустевший дом выглядел безнадежно чужим. Он внушал суеверный ужас, словно заброшенный печальный корабль, кочующий без команды по бескрайним волнам океана. Ощущая себя почти на вражеской земле, незваные гостьи прикрыли свои фонари и поднялись по скрипучим ступеням. Голые стены верхней комнаты еще хранили аромат лаванды и чего-то неизъяснимого, теперь уже утраченного. Племянница Сианада пошарила под обивкой из дерюги.

– Вот она!

И Муирна успокоено приколола брошь к платью, закрыв ее складками плаща.

Девушки начали осторожно спускаться. Одинокое окно кухни вперилось в них пустой глазницей. Тени бежали по лестнице, опережая шаги.

На улице гнетущие предчувствия Имриен только обострились. Опасность! – кричало ее сердце. Скорее бы Муирна закрывала дверь! Но та все мешкала, никак не могла попасть в замок.

И тут что-то со звоном упало на мостовую, будто проснулся дверной колокольчик. Железный ключ лег на холодные камни, и никто не наклонился поднять его.

Похитители набросились на девушек сзади, зажали им рты ладонями, заломили руки за спины и оттащили к карете, ожидавшей за углом. Жертвы отчаянно, но безуспешно сопротивлялись. Дважды щелкнул звонкий хлыст, и экипаж с лязгом укатил.

Ключ остался плавать в лужице тьмы на мостовой.

Обветшалое строение приросло к речному берегу, как бледная поганка. Здесь среди выцветших облупившихся фасадов грязь в лужах блестела, как масло, а в воздухе пахло сыростью и плесенью. Пленницы не успели осмотреться как следует: в считанные минуты их грубо втолкнули в здание и, сорвав драгоценные украшения, заперли обеих в тесной унылой каморке.

Муирна зарыдала и долго не могла остановиться. Имриен тем временем изучила комнату, куда они обе попали. На полу валялись соломенный матрас и пара грубых шерстяных одеял. В углу стояли два ведра – одно пустое, другое с водой. Света, чтобы разглядеть все должным образом, было недостаточно: единственное тусклое сияние исходило от лунных лучей, пробивающихся сквозь решетку окна под самым потолком. Снаружи плескались речные волны. Вдруг музыку воды заглушил едва внятный скрежет и попискивание. Имриен завладел безотчетный ужас. Она безумно боялась крыс, еще со времен обитания в казематах Башни Исс. Эта боязнь не поддавалась разумному объяснению, ведь длиннохвостые грызуны почти никогда не нападали на девушку.

Впрочем, крысы пока что не показывались. Имриен свернулась калачиком на соломенной подстилке и забылась тяжелым сном.

Когда она проснулась, все тело затекло и ныло от холода. Муирна лежала рядом, уставившись в потолок покрасневшими глазами. Сквозь решетчатое окно в каморку жидкой овсяной кашицей сочился дневной свет.

– Ты! Как ты могла! – гневно воскликнула Муирна, поднимая залитое слезами лицо. – Дрыхнет, как будто ничего не случилось! Ты хоть понимаешь, что с нами будет?

Имриен покачала головой. Как раз об этом она и размышляла перед тем, как заснуть. Очевидно, верные слуги Шакала решили привести свою угрозу в исполнение. Но тогда почему узницы заперты в комнате, а не лежат с камнями на шеях где-нибудь на дне реки? И почему Коргут столько выжидал, а не напал сразу? И как ему пришло в голову в ночной час караулить девушек у пустого дома? Какой-то бред, сплошная нелепица.

А Муирна продолжала причитать:

– Гнусные приспешники мага искали тебя, а по ошибке взяли меня! Я слышала, как они говорили: «Которую из них?» – «Не знаю, хватай обеих». Теперь будем вместе страдать: вот увидишь, нас отправят в Намарру и продадут на рынке рабов! О, моя бедная мамочка! – И она снова залилась слезами.

Тут залязгал ключ в замке, дверь распахнулась и ударила о стену. На пороге стоял дородный силач с рябым лицом. Человек в красновато-коричневой одежде слуги внес в каморку и швырнул на пол еще одну подстилку, грязные одеяла и засохшую буханку хлеба. Третьим появился мужчина в желтом купеческом одеянии; лица было не видно под колючими зарослями каштановой бороды и усов.

– Встаньте, я хочу вас рассмотреть, – приказал он. Пленницы повиновались. Мужчина грязно выругался.

– В какой сточной канаве ты их нашел, Проныра? Королева рыжей хны и обесцвеченная гарпия! Ну и ну! – присвистнул он, оглядывая Имриен с ног до головы. – Впервые встречаю такое: по шею – идеал любого мужика, выше – самый страшный из его кошмаров.

Имриен вся сжалась. Ей было знакомо это зловоние. Преступник пах точно так же, как Мортье.

– Я вами доволен, парни. Это даже лучше, чем мы надеялись. Две курочки по цене одной. Представление удастся на славу! Смотри, Проныра, не забывай кормить наших маленьких актрис – им еще придется поплясать!

Великан у входа заржал так, точно услышал самую остроумную шутку в своей жизни.

– Будет сделано, Скальцо, – пробурчал слуга.

Бородач вышел вон; Проныра последовал за ним. Дверь грохнула так сильно, что оконные решетки задребезжали. Руки Имриен страстно взметнулись вверх: «Мы живы. Есть надежда». Муирна отвернулась к стене.

Подобно попавшим в клетку зверям, девушки расхаживали по каморке взад и вперед. Семь коротких шагов туда и обратно. Это узницы усвоили хорошо. Пройденные шаги стали мерой пережитых секунд, минут, дней. Раз в сутки Проныра приносил еду. Разнообразием та не отличалась: хлеб и вяленая рыба, иногда яблоки. Глаза стражника без всякого выражения смотрели на подопечных; в разговоры Проныра не вступал – дружелюбие и даже простое сочувствие были ему неведомы. Каждое утро Имриен царапала камешком штрих на стене, ведя подсчет безрадостным дням заточения. По мере того как ряд черточек удлинялся, Муирна становилась все словоохотливей: ее неприязнь к подруге по несчастью мало-помалу таяла.

Чтобы убить время, девушки играли в Камень-Ножницы-Бумагу, загадывали друг другу загадки и шарады, даже рассуждали о различных способах побега. Имриен усвоила много новых слов, а взамен поведала Муирне об их с Сианадом приключениях. Правда, когда племянница Большого Медведя пожелала узнать, что же они делали в горах, рассказчица уклонилась от прямого ответа: она обещала товарищу не выдавать тайну сокровищ. В любом случае ей удалось заинтересовать эртийку, а вскоре из любопытства проклюнулись ростки настоящей дружбы.

Время тянулось медленно и до тошноты однообразно. Развлекали разве что легкие порывы шанга, когда в пыли зажигались яркие радуги.

– Зачем держать нас так долго? – размышляла Муирна. – Хотя конечно: пока еще в Тарв придет следующее невольничье судно до Намарры!.. Эх, упустили мы свой караван. Теперь он уже в пути. Да что это я? Нашла о чем горевать. Какой-то там караван! Остаться бы живыми – и то хвала Звезде!

На четырнадцатый день из-за двери раздалась сердитая перебранка.

– А я говорю, хватит ждать! Бросаем это дело, нас могут раскрыть!

– Уже совсем скоро! Может, даже сегодня. Кто же отказывается от того, что в руках?

– Мы и так слишком долго откладывали.

– Чего ты боишься? Сморщенных старушонок? Бедняжка Проныра, поди, в штаны наложил от страха!

– Говорю тебе, пора от них избавляться.

– Ни за что. Нынче подует славный бродячий ветер, нутром чую. Голоса спорщиков затихли в конце коридора.

– О нет! – слабо простонала Муирна. – Какая дикость. Нас никуда не продадут, Имриен. Все гораздо хуже. Это неприкрытый дом, и мы скоро станем гилфами.

«Что ты имеешь в виду?»

– Гилфы – это актеры шальной бури. Те, кто нарочно не надевает капюшона во время шанга и оставляет живые картинки. Потом, в следующую бурю их показывают людям за плату. Вот такие представления играют в неприкрытых домах. Это незаконно, зато бессердечные скирдас получают приличные барыши. Хозяева не любят терять постоянных посетителей, вот и рыщут по городу в поисках новых гилфов. И кроме того, вечно придумывают свежие трюки позанятнее.

«Как мы будем играть?»

– Не знаю. Боюсь даже подумать. Взрослые иногда шушукались о таких вещах, когда считали, что я не слышу… Одни гилфы, например, борются друг с другом, иные дерутся с дикими зверями, или прыгают в горящие кольца, или ходят босиком по углям. Словом, делают что-нибудь такое, чтобы стало страшно. От ужаса их отпечатки ярче светятся.

«Счастье тоже светится».

– Ну да, только этим злодеям проще внушить ужас. И не обычный человеческий страх, от которого похолодеешь и не двинешься с места. Нет, это будет совершенный кошмар, чтобы потянуло на разные подвиги. Зрители любят пощекотать нервишки. Когда подует следующий шанг… Да смилуется над нами Сеиллеин! Есть вещи страшнее смерти.

В эту ночь бродячий ветер так и не подул, и город даже на миг не превратился в шкатулку с самоцветами. Зато Проныра напился в стельку и вломился к пленницам. Неожиданно в нем пробудилось желание излить перед кем-нибудь душу.

– Раньше это был самый известный притон в городе, – жаловался слуга. – Мы загребали такие деньжищи! А потом все дело пошло прахом. Как-то ночью идет обычное представление, от народу, как всегда, отбою нет, и вдруг раздается громовой голос: «Где мое золотое око?» Тут из камина высовывается здоровенная волосатая Рука – а может, Нога, кто его разберет – и давай шарить по всему залу. Зрители – врассыпную, спектакль сорван. И с тех пор ни одного представления по-человечески провести не можем. Стоит подуть шангу, опять этот голос: «Где мое золотое око?», и Рука шарит, ищет чего-то. Вот и растеряли посетителей. Пришлось прикрывать лавочку. Как наш Скальцо ни ухищрялся, Тварь-из-Камина не пропадает. Мы даже специально завели сторожевого змея, чтобы ползал в зрительном зале – мало ли, вдруг Тварь надумает спуститься сюда, пока мы дрыхнем! Да только я все равно не сплю. Разве это жизнь – хуже, чем в трюме невольничьего судна. И с вами еще канитель!.. Какая удача – у вас у обеих есть глаза! Случаем, не золотые, нет?

– Мансската! – прошипела Муирна.

– Теперь вы – наша надежда. Вот подует бродячий ветер, запрем обеих в зрительном зале. Если явится Рука-из-Камина и потребует свое око, пусть забирает ваши глазки. Это ничего, что у тебя, бесцветная, они как крыжовник, а у той рыжей – как яйца дрозда. Может статься, Оно и не заметит разницы. А может, ему все равно, чем на свет пялиться. Лишь бы убралось и нас оставило в покое. Надеюсь, одну из вас Тварь не покалечит, а то нечего будет продать в Намарру.

Муирна не промолвила ни слова. Она побледнела как смерть и с такой силой сжала кулаки, что ногти вонзились в плоть. Проныра внезапно пришел в себя, то есть замолчал и с каменным выражением лица покинул каморку, не забыв запереть дверь.

Настал день, когда Имриен процарапала на стене двадцать восьмую отметку. И тут по ее телу побежали мурашки. Где-то недалеко разрастается крупная шальная буря, поняла она. Шло время; предчувствие не исчезало, а, напротив, усиливалось. Когда сгустились ночные сумерки, Муирна тоже пробудилась от напрасных надежд:

– Имриен, шанг! Бродячая буря идет сюда!

Подруги схватились за руки. За стенами, на воле раздались безудержные скорбные рыдания.

Муирна содрогнулась и погрузилась в молчание. Узницы прислушались. Еще один протяжный скорбный вопль. И еще. И в третий раз. Громкие стенания разрывали душу на части. Наконец судорожные всхлипы затихли с порывом бриза.

Плакальщицы Тарва обитали на этой реке задолго до того, как на берегах возникли первые постройки. Печальные существа испокон веков селились в реках. Мало кто из смертных видел Плакальщиц собственными глазами. Это случалось, наверное, раз в столетие, не чаще. Тоскующие вестницы сидели обычно у самой кромки воды и полоскали окровавленные одежды будущих мертвецов. Как горожане, так и сельские жители с одинаковым трепетом вслушивались в мрачные прорицания Плакальщиц. И те никогда не лгали.

Кому-то суждено погибнуть этой ночью. Кому же?

Звезды за холодными решетками превратились в тлеющие угли. Дверь раскрылась с металлическим скрипом. В проеме стояли мужчины с факелами. В каморку вошел коротышка с гнойными язвочками у рта.

– Представление начинается! – объявил он, сорвал с пленниц капюшоны и протолкнул девушек в коридор. Охрана расступилась и вновь сомкнула ряды за их спинами.

Поднявшись на четыре лестничных пролета, мужчина откинул засов с массивной двери и открыл ее мощным пинком. Двое других просунули яркие факелы внутрь, осветив грандиозную залу.

– Назад! Убирайся! – заорали они на кого-то, притаившегося у двери, и затыкали в него факелами. Мерцающий свет залил вскоре все углы помещения. Узниц затолкали внутрь.

Из горла Муирны вырвался визг – пронзительный, точно удар плети. Девушки смотрели вверх, не в силах оторвать взгляда.

Над ними покачивалась сплющенная, узкая гигантская голова, вырастая из тугих, толстых, как человеческая талия, колец. Змей казался самой радугой, что великий маг сорвал с небес и закрутил спиралью. Тело усеивали дрожащие капли воды, в которых переливались сияющие отражения факелов. Перламутровая кожа напоминала внутреннюю поверхность жемчужной раковины.

Сторожевой змей издал громкое шипение, словно выпустил пар. Меж огромных челюстей быстро высунулся раздвоенный язык. Многогранные глаза существа сверкали непостижимым огнем. По извилинам колец скользили неуловимые вспышки оттенков: цирконий, рубин, алмаз, бриллиант и сапфир.

Грубо орудуя факелами, люди загнали существо в дальний угол. Змей заполз туда и грациозно свернулся плавными витками блесток.

Зрительная зала – комната гилфов – занимала почти весь верхний этаж. Слева зияла прокопченная беззубая пасть камина с высоким каменным дымоходом, справа громоздился большой сундук с откинутой крышкой. Некогда здесь располагалось множество маленьких комнат, о чем свидетельствовали торчащие останки разрушенных стен. Всю залу от пола до потолка покрывали красочные любительские фрески с аляповатыми изображениями кровавых побоищ и сцен магии. Цельность настенной живописи не нарушали даже косо висящие ставни окон – картинки накладывались прямо на них.

Один из людей Скальцо прокричал:

– Убирайте змея, шанг уже близко!

Раздалось громкое нестройное позвякивание, словно миллионы крохотных колокольчиков закачались одновременно. Волосы Имриен поднялись дыбом, как солнечные лучи на детском рисунке, и стали потрескивать, словно лед под ногами. Она испытывала и страх, и ликование разом. Муирна вцепилась в ее локоть железной хваткой. Гилфов накрепко привязали к черному столбу посреди залы.

– Только не вздумайте вырваться, не то хуже будет, – заявил коротышка. – Не хочу, чтобы какие-то девчонки бегали по зале, перемешивались с другими отпечатками и портили весь вид. На вашем нынешнем месте была одна бледная, недоделанная какая-то картинка, вот мы ее аккуратненько и заменим. Вы у меня поинтереснее будете, верно, Златоглазки?

Он щелкнул бичом и отступил назад. Жертвы затрепетали.

Сторожевой змей бросился на факельщиков. Языки пламени извивались между зеркальных колец гигантского питона. Существо двигалось резкими, судорожными толчками, будто боролось со смертельной опасностью. Шипение зубастой пасти походило на звук множества раскаленных добела мечей, опущенных в прохладную воду. Спинные плавники, до этого покоившиеся по всей длине хребта, теперь ощетинились острыми гребнями, веерами переливчатого шелка, горящие перепонки которых вспыхивали всеми цветами, от грозного карминного до неистового лилового. Люди, что попали в бешено вращающуюся западню, заметались, едва уворачиваясь от ударов тяжелого хвоста. Змей ринулся к выходу. Коротышка полоснул бичом по шее существа, у основания плавников.

– Живо в сундук, мерзавец, в порошок сотру! Давай-давай, брысь отсюда, гадюка!

Факельщики попытались загнать животное в тесный сундук, оказавшийся его тюрьмой. В это самое мгновение шальной ветер подул в полную силу, и театр ужасов ожил. Имриен сосредоточила все внимание на змее, стараясь не замечать кошмарных сцен, что разыгрывались по всей зрительной зале. Муирна дрожала как осиновый лист, лицо девушки превратилось в застывшую гримасу отчаяния. Где-то гулко забил барабан. Хотя нет, это было сердце несчастной. Имриен, напротив, окатила волна безумного счастья; в душе девушки просто не осталось места для страха.

И вот из дымохода камина раздался рев, сотрясающий стены:

– Где мое золотое око?

Что это был за Голос!.. Беспощадный, угрожающий, горький, как полынь, и древний, как сама Смерть. Визг Муирны потонул в воплях мужчин.

Зал переполняли золотистые отпечатки несчастных, изворотливый змей сыпал искрами, а тем временем за спинами орущих мучителей тихонько растворились перекошенные ставни, и в залу через окно запрыгнули двое мужчин. Сначала Имриен приняла их за участников очередной жуткой сцены, но тут они накинулись на людей Скальцо. Те не ожидали атаки. Факелы упали и зашипели в расползающейся кровавой луже. Лавируя в толпе призраков, нападающие захватили врасплох еще двоих. Короткие мечи били без промаха. Преступники повалились на пол, не успев вскрикнуть. Лишь тогда их товарищи осознали, что происходит, и выхватили из ножен сверкающие клинки. Нежданных противников встретил яростный отпор. Позабытый всеми сторожевой змей оказался на свободе: кольца пламени больше не существовало. Существо рывками петляло вдоль стен, словно живая молния. Трое факельщиков ринулись к выходу и сгинули во мраке коридора. Незапертая дверь закачалась на ржавых петлях. Глаза змея вспыхнули мстительным огнем, и создание устремилось в погоню за своими тюремщиками. Один из людей Скальцо обезумел от страха и выпрыгнул в окно.

И вот на камин упала тень: в трубе шевелилось нечто огромное. Темный силуэт больше всего походил на омерзительную когтистую лапу – или гигантского паука. Из дымохода посыпались ошметки сажи.

Недобрый Голос прогрохотал гораздо свирепее:

– Где мое золотое око?

— Муирна! – закричал таинственный спаситель.

Изрыгая жуткие проклятия, Лиам и еще один эрт вынырнули из гущи видений. Клинки со свистом рассекли веревки, что связывали пленниц.

На полу лежали раненые и мертвецы, над ними сплетались и вихрем разворачивались отпечатки грозного змея. Слуги Скальцо утратили остатки разума и бессмысленно метались по зале, превратившейся в роковую западню. За дверью – озлобленное чудовище, внутри – еще большая опасность. Все вокруг кишело призраками. Даже под потолком летали отпечатки несчастных гилфов: хозяева притона использовали когда-то силдроновые пояса.

Закопченный дымоход затрясся от мощных ударов изнутри; на пол посыпались куски облицовочной плитки и сухой извести. И вот в очаг проникло Нечто, напоминающее ногу невообразимо громадного цыпленка, в которую попала молния.

– ГДЕ МОЕ ЗОЛОТОЕ ОКО?

– Да заткнись ты со своим оком! – истерично завопил кто-то из умирающих.

По зале прошумел зловещий ветер. Втянувшись в трубу, он как будто забрал весь воздух с собой. Коротышка с бичом стоя заскользил к камину, точно катился по льду. С невероятной скоростью мужчину засосало в очаг. Краткий вскрик – и бедняги не стало. Будто пальцы Твари сжали его голову и со всей силой дернули кверху. Тело заболталось в воздухе безвольной тряпичной куклой. Скальцо полетел в дымоход, как летит наружу пробка, которую выбивает перебродивший эль. Все произошло мгновенно. Только что человек с перекошенным лицом упирался в каминную полку – и вот уже ничего не осталось. Только бич на полуда горстка сажи, что осыпалась из трубы.

– Бежим отсюда! – закричал кто-то.

Жуткий ветер задул снова. Пустота грозила вырвать барабанные перепонки из ушей тех, кто находился в зале. Вот заскользил еще один.

Лиам подсадил бывших узниц и своего друга в окно, и все четверо покатились вниз по черепичной кровле. С высоты беглецам открылся поразительный вид ночного города, охваченного шангом. Каждая крыша играла морозными блестками, кокетничая с просторами небесных лугов, на которых вместо кашки цвели крупные звезды. Мужчины помогли девушкам спрыгнуть на следующую кровлю.

Прибрежные строения возводились как попало, без всякого намека на планирование. Остроконечные крыши всевозможных форм и высоты, слепленные вместе, образовывали подобие сумасшедшей лестницы, беспорядочно утыканной пылающими вышками труб. Дружная четверка съезжала по наклонным кровлям и проворно перепрыгивала с одной на другую, пока наконец беглецы не оказались в узком проулке, где их ждали привязанные кони.

– Торопитесь, – выдохнул Лиам, распутывая поводья, – пока парни не вызвали подмогу.

Но было уже поздно. В конце проулка раздались крики, зацокали копыта, застучали кованые сапоги. Ночь озарили ярко-желтые вспышки факелов.

Муирна одним махом вскочила в седло. На другого жеребца запрыгнул молодой эрт и, наклонившись, принял из рук Лиама Имриен. Девушка неистово вцепилась в гриву, чтобы не упасть.

– Лиам! – отчаянно звала Муирна.

Конь под ней возбужденно затанцевал, переступая с ноги на ногу.

– Уходите! – прокричал ее брат. – Это я во всем виноват! Я задержу их, пока вы не уедете.

– Нет!

Но Лиам уже хлестнул обоих жеребцов, и те помчались, как ветер. По дороге извивался потолстевший, вывалянный в пыли сторожевой змей, направляясь к реке. Кони на полном скаку перемахнули чудовище и продолжили галоп.

Далеко позади раздались воинственные вопли. Преступники сгрудились вокруг одинокого бойца.

* * *

Скакуны летели без остановок по лабиринтам кривых переулков и тоннелям арочных перекрытий между ветхими домами, до тех пор, пока не достигли окраины прибрежной части города. Здесь, посреди площади у колодца с остроконечной крышей, беглецы остановили коней. Жеребцы тяжело дышали, от их вздымающихся боков исходил пар, струящийся в лунном свете. С карниза одного из домов слышалось чириканье потревоженных шумом воробьев.

– Я возвращаюсь к Лиаму. – Молодой эрт спрыгнул на мостовую. – А вы обе поедете к Ройзин. Муирна, от Грошового Колодца дорогу дальше ты найдешь.

– Я с тобой, Эочайд, – негромко всхлипнула девушка.

– Нет. Хочешь, чтобы вас опять схватили? Если он жив, мы вернемся вместе. Если нет, пусть его жертва не будет напрасной.

Тихим, ровным голосом Эочайд объяснил, как добраться до дома Ройзин, и бегом скрылся в соседнем переулке.

Многочисленные окна в домах начали открываться. Захлопали ставни. Кто-то враждебно окликнул:

– Кто там? Ты, что ли, Падрот?

– Едем, – сурово промолвила Муирна и легко поскакала прочь, придерживая за уздцы коня Имриен.

И вот девушки забарабанили в задние ворота дома Ройзин Туиллим. Хозяйка вместе с кучером Бриннегаром встретили беглянок и спешно проводили внутрь. То, что произошло дальше, случилось в одно мгновение.

Узнав, что Лиам в беде, Этлин с Палочкой в руке бросилась в конюшню, оседлала скакуна и пустила его галопом по улице.

Спасенные девушки остались в доме. Им перевязывали раны, а Ройзин то и дело заключала обеих любимиц в объятия. Муирна безнадежно пыталась прорваться сквозь лавину нетерпеливых вопросов и сама настойчиво спрашивала, как Лиам очутился в Тарве, если он уехал с дядей Медведем.

– Мы не видели твоего брата со дня отъезда, – заверила ее хозяйка.

Постепенно девушки узнали, какие отчаянные попытки предпринимались все это время для их поисков. Были опрошены все соседи, друзья и знакомые, на помощь позвали ведуний; Диармид за день сколотил команду из наемных солдат и обыскал город, но безуспешно. Караван ушел без него. Воин и слышать не хотел об отъезде, пока не найдется сестра.

Соседи с Бергамотовой улицы сообщили: вокруг дома ведуньи околачивались незнакомцы, допытывались, где сейчас его обитатели. Но те, кто знали Этлин, даже в мыслях не предали бы ее. Чужаки ушли ни с чем.

– Теперь и за моим домом слежка, – поведала Ройзин. – стоит выйти на улицу, глядишь – какая-нибудь нахальная рожа таращится из-за угла или с крыши. Приспешники Коргута, это точно, охотятся за Сианадом. Мы их не очень-то пугаемся. Если честно, мы тут с кузиной надумали изловить одного и допросить хорошенько: он мог бы навести на ваш след.

– Но мы никого не видели, когда подъезжали к воротам, – нетерпеливо перебила родственницу Муирна.

– Если бы не Этлин, вы столкнулись бы с ними нос к носу. Кузина как раз водила ищеек по городу, устраивая для них разные хитроумные ловушки. Совсем заморочила парней, не скоро они теперь выпутаются. А тут появляетесь вы, хвала Владыке Орлов! Я отослала Бриннегара с весточкой к Диармиду: пусть знает, что вы целы и невредимы, а заодно пускай соберет товарищей похрабрее и скачет в прибрежный район, на подмогу к Лиаму и его другу. Да, Лиам… Откуда он в городе – для нас тайна. К тому же, без товарищей. Не нравится мне все это.

– Я не могу здесь оставаться! – Муирна вскочила, заламывая руки. – Я должна помочь брату, он там совсем один, против целой шайки головорезов!

– Можешь и останешься, – отвечала Ройзин. – Ты слишком взвинчена. Вот, выпей настойку: она поможет уснуть. Выпей, говорят тебе.

Девушка завозмущалась, но все же послушалась хозяйку. Служанка увела разгневанную девушку наверх.

– Побудь со мной, Имриен. Не хочу сидеть здесь одна. Ужасная ночка.

Ройзин посмотрела в окно, на тупые клинья крыш, купающиеся в свете звезд.

Минуты срывались и капали, понемногу разрушая ночь, подобно воде, которая точит мрамор старинного фонтана. Имриен сидела, обхватив голову руками.

* * *

Правда обрушилась на них в тот же миг, когда в конце улицы показалась медленная процессия. Из груди Ройзин вырвался стон. Впереди брела Этлин, указывая путь. Эта ночь превратила ведунью в сгорбленную, сломленную старуху, чьи космы свешивались на лицо, мешая смотреть. Палочка Этлин выросла и окрепла, обратившись узловатым посохом. За убитой горем матерью шагал Эочайд, неся на руках бездыханное тело Лиама. Следом шел Бриннегар и еще десяток-другой суровых, изможденных битвой мужчин.

Эочайд, побледневший и осунувшийся, с безграничной нежностью положил драгоценную ношу на стол, прикрыл тело плащом и обратился к своим товарищам:

– Пойдемте, друзья. Мы храбро сражались. Увидимся утром.

– Бриннегар, – заговорила Ройзин. – Умоляю, постой на страже, пока не рассветет.

Кучер молча удалился. В комнате остались четверо. Они стояли вокруг стола со склоненными головами. Эочайд произнес будничным, бесцветным голосом:

– Вот и Лиама нет. Отправился в могилу за Сианадом и братьями Сулибгаин.

Никто не шелохнулся.

А Эочайд хрипло продолжал:

– Лиам, друг мой, покойся с миром. Не сомневайся, твои убийцы заплатили сполна. Пятеро за одного. Мы рассчитались с ними.

Тут он повернулся к Этлин:

– Ваш сын прискакал ко мне нынче утром. Конь был в мыле, да и седок выглядел не лучше – весь израненный, в ссадинах. Поход за сокровищами окончился полным крахом. Лиам рассказал мне все. Уже на второй день пути экспедицию нагнали трое всадников из города – парни с восточного берега. Они окликнули Лиама и отозвали в сторонку на пару слов. Сперва ему показали золотую брошь в виде дракона, которая принадлежала Муирне. Потом объявили: «В последнее время ты стал слишком заметен, Лиам Бруадайр. С чего это вдруг такому голодранцу жить на широкую ногу? Клад, что ли, откопал? Мы знали, что ты готовишь вылазку в лес. Наш предводитель полагает, вы идете за остальной долей клада. Он хотел поделиться по-честному, но вы провели наших ребят и слиняли втихомолку. Наш предводитель очень зол.