Текст книги "Ночная незнакомка"

Автор книги: Серж Брюссоло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Серж Брюссоло
Ночная незнакомка

Что? Пощадить тебя – убийцу? Вспомни

Кровавых рек бурлящие потоки

И тех загубленных невинно, что ты не пощадил!

Корнель. Цинна

ГЛАВА 1

О забывчивых людях иногда говорят «дырявая память» или «дырявая голова». Она с полным правом могла сказать о себе и то и другое, потому что ничего не помнила и в ее голове действительно зияла дыра.

Самая настоящая дырка величиной с пятицентовую монету. Размеры ее на первый взгляд невелики, однако при определенных обстоятельствах могут показаться огромными. Отверстие-пропасть. Отверстие-бездна.

Прошло уже несколько минут, а она по-прежнему не понимала, почему до сих пор жива. Все началось с паутины, возникшей перед ее глазами в самом центре ветрового стекла. Гигантская паучья сеть, соткавшаяся из воздуха за долю секунды, заслонила горизонт и сдавила ей тело железными оковами. Минула целая вечность, прежде чем она сообразила, что причудливые, расходящиеся веером тонкие линии на стекле – результат проникновения летевшей с огромной скоростью пули, которая предназначалась для ее головы. Сначала вспыхнула радость: если она видит дырку, значит, в нее не попали! И только потом родилось странное ощущение, будто в ее черепной коробке оказалась банка с золотыми рыбками. В зажатом между ушами сосуде что-то плескалось: «плюх-плюх», словно голову заполнила вязкая жидкость, сотрясаемая обезумевшими, бьющими во все стороны плавниками рыбками.

Она не осмеливалась оторвать руки от руля и поднести их ко лбу или вискам, поскольку ей казалось, что пальцам откроется что-то ужасное. Точнее, она боялась нащупать отверстие. Воронку, которая засосет палец по вторую фалангу. Однако ей совсем не было больно, хотя тело налилось тяжестью, как при подъеме в скоростном лифте, который возносит на двадцатый этаж за несколько секунд.

Еще она чувствовала, как, огибая правое ухо, по шее стекает тонкий ручеек, устремляется вдоль позвоночника и теряется на бедрах, в том месте, где их перехватывает резинка трусиков.

– Я не умерла, – шептала она, – и даже не испытываю боли!

Ей захотелось опустить стекло, просунуть голову в окно и рассмеяться в лицо своему обидчику, но она сообразила, что даже не знает, кто в нее стрелял.

Единственным образом, проступившим в ее памяти, была постепенно приближающаяся пуля. Прежде чем вонзить ей в лоб свое жало, пуле пришлось бесконечно долго буравить себе путь в желеобразном воздухе. Так по крайней мере ей казалось. Она и сейчас видела перед собой неумолимо надвигающуюся на нее блестящую металлическую округлость.

Она с удивлением обнаружила, что на кончике крошечного снаряда отразилось ее лицо, искаженное кривизной, словно в зеркалах, которые устанавливают в «комнатах смеха» на ярмарках. Увидев свои черты, постепенно проявляющиеся на сверкающей поверхности, она едва не поддалась соблазну воспользоваться этим импровизированным зеркальцем для того, чтобы подправить макияж.

Круглый зеркальный осколок, с томной медлительностью перемещавшийся в пространстве.

Она вздрогнула. Конечно, образ приближающейся пули существовал лишь в ее воображении. Если бы полет действительно занял столько времени, она успела бы наклонить голову. Почему же она этого не сделала?

Однако, вопреки здравому смыслу, ее не покидала уверенность, что пуля продвигалась к ее лицу как сонная муха, с трудом преодолевая невидимую студенистую массу.

«Идиотизм, – подумала она. – Теперь из-за этой дурацкой дырки в голову будет лезть всякая чушь. Придется привыкать. Пуля не может тащиться, как…»

Женщина закусила губу, не в состоянии произнести слово, которое готово было сорваться у нее с языка. Она изо всех сил старалась вспомнить, как именовалось маленькое, покрытое слизью животное с втягивающимися рожками и собственным домиком на спине. При перемещении оно оставляло за собой поблескивающую слизистую дорожку… Черт! Какое же у него название? Французы едят его с чесночным маслом… Мерзость!

Внезапно она осознала, что все ее усилия ни к чему не приведут. Пуля, проникшая в мозг, выдавила оттуда имя животного, и оно разбилось вдребезги, словно стеклянный шар, соскользнувший с ветки новогодней елки. Уничтожено… стерто. Возможно, та же судьба постигла и другие слова, но она узнает об этом, лишь когда в них возникнет нужда. Какая досада! Особенно если это произойдет на людях.

Ее захлестнула жаркая волна ненависти к остренькому кусочку металла, в котором она успела разглядеть свое изуродованное лицо, похожее на вытянутую лисью мордочку. Несколько секунд стальная головка пули находилась так близко, что молодая женщина сумела не только различить наметившиеся в уголках глаз морщинки, но и вспомнить, что к тридцати годам большинство ее приятельниц успели уже дважды сделать себе подтяжку.

За мгновение до этого была вспышка, взрыв. Из дымного облака вылетел маленький хищный снаряд, а еще раньше (она хотела сказать: до выстрела)… перед машиной возле капота внезапно выросла чья-то фигура. Больше она ничего не помнила. Ни своего имени, ни адреса, ни рода занятий.

Обрывки мыслей ускользали от нее подобно маленьким юрким рыбкам, барахтающимся в лужице посреди осколков аквариума. Их невозможно поймать, они бьются в руках, не понимая, что им пытаются спасти жизнь. Так и воспоминания, отвратительно скользкие, просачивались между пальцами, и она не могла удержать их в голове, которая опустошалась с каждой минутой.

Нужно было что-то делать, но что? Заткнуть зияющую во лбу дыру пробкой? У нее не хватило бы на это мужества.

Она выключила зажигание. Руки, которыми она уже не управляла, механически выполнили свою работу. Машина остановилась на огибающей холм узкой пыльной дороге. Открыв дверь, женщина бросила взгляд в зеркало заднего вида. Ей было трудно узнать себя. Из зеркала смотрело жалкое создание: очень бледное, со слипшимися от крови волосами, для которого самым разумным сейчас было поскорее обратиться за помощью и за чью жизнь никто не дал бы и ломаного гроша.

Отвернувшись в растерянности, молодая женщина напряженно соображала. Это не она, нет… Тогда кто? Незнакомка? Та, в которую недавно стреляли? Неприлично так ее разглядывать, нехорошо. Нездоровое любопытство. Несчастная девица с продырявленной башкой. Кто теперь о ней позаботится?

Пошатываясь, она ступила на землю. Боли по-прежнему не было. Мелькнула мысль: «Если рана не причиняет страданий, значит, ничего серьезного». Она подняла голову, пытаясь определить, где находится. На вершине холма возвышались огромные белые буквы из бетона или металла – она не поняла. Установленные с легким наклоном, они складывались в слово «Голливуд». Молодая женщина невольно задала себе вопрос: что бы это значило? Она готова была поклясться, что прежде никогда его не слышала. Голливуд… Порывшись в памяти, а вернее, в треснувшей банке с золотыми рыбками, которая отныне заменяла ей мозг, она так ничего и не нашла.

Прикосновение пальцев к дверце автомобиля не вызвало никаких ощущений: ни холодно, ни горячо. Ничего. Механическое препятствие. Тупое сопротивление. Все впечатления об окружающих ее предметах стирались, пропадали бесследно, словно кто-то поворачивал один за другим переключатели, находившиеся в ее голове.

Она представила, как невидимая рука опускает рычаги, управляющие освещением в театре. Сначала в сумерках исчез зрительный зал, потом колосники, сцена. Только из-за кулис еще пробивался слабый луч, освещая рабочему выход из здания. Молодая женщина еле удержалась, чтобы не попросить его немного подождать. Ночной мрак всегда вызывал у нее ужас.

«Тебе осталось совсем мало времени, – подумала она. – Сделай все необходимое, пока не погрузишься в полную темноту».

Она просунула руку в дверцу машины, намереваясь достать большой чемодан из пластмассы с противогнилостной обработкой, который лежал справа от сиденья водителя, но вдруг обнаружила, что он исчез! А ведь она помнила, что брала его с собой. За время пути несколько раз проверяла, на месте ли ее багаж. Но вот вспомнить, легкий или тяжелый был чемодан и что она с ним сделала, ей не удалось. Может, она закопала его где-нибудь? Бросила в водосточный люк?

С трудом она вытащила руку обратно. Омертвевшие мышцы не слушались. Сделав несколько шагов, она с изумлением почувствовала, что подошвы ее туфель не – касаются почвы. Когда же откинула голову назад, пытаясь в очередной раз расшифровать взгромоздившееся на холм загадочное слово, кровь застыла у нее в жилах: она разучилась читать! Буквы, стоящие перед глазами, превратились в загадочные символы, смысл которых отныне был ей недоступен.

Бросив автомобиль прямо посреди дороги, женщина устремилась под деревья, которыми были обсажены склоны, увлекаемая странной силой, заставлявшей ее двигаться вперед. Звериный инстинкт?

«Наверное, я превращаюсь в животное», – думала она, пробираясь между кустами. Ей показалось, что она умирает. Так вот какая она, смерть… Покидая тело и устремляясь в небо, душа освобождается от балласта. Воспоминания – не более чем мешки с песком: если хочешь набрать высоту, нужно выбросить их за борт. Так и человеческий мозг постепенно лишается всего наносного – это естественно. И тогда девственно-чистая, как новенькая магнитофонная пленка, душа внедрится в другое тело, положив начало очередному жизненному циклу.

Она в последний раз напряглась, силясь хоть что-то припомнить о своем прежнем существовании, и пришла к выводу, что даже не знает наверняка, была она женщиной или мужчиной. Земные понятия с каждым шагом, что еще делали ее ноги, становились все более расплывчатыми.

Ледяная немота окончательно воцарилась в ее душе. В течение четверти часа молодая женщина продолжала двигаться как сомнамбула, затем, бессильно опустив руки, добралась до вершины, увенчанной короной мистических символов. Она остановилась у подножия гигантской Н, буквы, на которую несколько лет назад взобралась одна начинающая актриса, чтобы свести счеты с жизнью, бросившись в пустоту. И тогда, словно достигнув цели своего путешествия, измученная молодая женщина, обратив взор к небу, лишилась чувств.

Через три часа ее обнаружили возвращавшиеся с экскурсии японские туристы, которым вооруженный мегафоном гид рассказывал о достопримечательностях холма.

С этого все и началось.

Так таинственная молодая женщина с простреленной головой обрела свое место в истории медицины… и криминалистики.

ГЛАВА 2

Шесть месяцев спустя

В самом темном углу читального зала больничной библиотеки сидела молодая женщина. После нескольких минут наблюдения за ней можно было прийти к выводу, что она старается держать в тени правую половину лица, чтобы не так бросался в глаза уродующий ее лоб свежий шрам. При свете на лбу становилась заметной впадина, которую так и не удалось замаскировать с помощью вделанной в череп стальной пластины, закрывающей отверстие, оставленное пулей.

Эта особенность внешности, полагала она – и тогда ее губы трогала грустная улыбка, – надежно защищала от назойливого внимания представителей сильного пола. Но избегали ее не только мужчины. Для нее не было секретом, что многие посмеивались, награждая ее именами героинь знаменитых фильмов ужасов. Сначала это забавляло, и она пыталась обезоруживать людскую злобу с помощью юмора, однако упорная недоброжелательность соседок по палате в конце концов вызвала у нее обиду, и мало-помалу она замкнулась в раковину кажущейся холодности, благодаря которой к ней прочно приклеилась репутация несимпатичной больной.

Ей было не больше тридцати лет, но длительное пребывание в больнице успело наложить на нее отпечаток. Следовавшие одна за другой операции вынуждали ее постоянно брить голову, и теперь волосы едва-едва начали отрастать, покрывая череп короткой жесткой щетиной, придававшей ей вид монахини, избавившейся от своего покрова. Если раньше она была высокой, стройной и гибкой, то сейчас к ней лучше всего подошло бы определение «тощая». От природы изящные запястья теперь из-за чрезмерной худобы делали ее руки неестественно длинными. Обликом она напоминала хрупкую птицу, угловатую и непокорную, которую не так-то легко приручить, – грациозную и голенастую, вздрагивающую от малейшего шороха.

Женщина редко улыбалась, выражение ее лица постоянно было хмурым из-за какого-нибудь пустяка: хлопнувшей двери или упавшей на пол книги. В прежней жизни она наверняка считалась привлекательной, теперь же изможденное лицо было слишком нервным и напряженным, чтобы на нем хотелось задержать взгляд.

Она читала, точнее, сидела за столом с раскрытой книгой в руках. За последние месяцы ее пребывания в больнице она успела проглотить их несметное количество, взявшись за чтение после первой же операции, когда ей еще не удавалось произносить многие слова. Женщина получила необидное прозвище Чудом спасенная, и медсестры со смешком говорили между собой, что не грех бы ей уступить немного везения Джону Кеннеди в тот роковой день, когда он проехал в своем автомобиле мимо склада школьных учебников в Далласе. Не так уж часто людям удается выжить после пулевого ранения в голову да еще и выйти из подобной истории практически невредимой!

Оперировали ее трижды. Первое время больная не могла говорить, ходить, то есть не умела ничего. Она мочилась в постель и издавала жалобные звуки, как младенец. Ей предстояло научиться всему, начав с нуля. Однако постепенно все встало на свои места. Часами просиживая в библиотеке и не выпуская из рук энциклопедии, она очень быстро наверстала упущенное.

«Для бабенки, у которой не все извилины, она что-то уж больно быстро глотает книги, – однажды отпустила замечание в ее адрес Милдред Бенц, попавшая в больницу после неудачного выкидыша, который она попыталась вызвать с помощью спринцовки с мыльным раствором. – На что уж я – совершенно нормальная, и то не могу читать с такой скоростью».

Время от времени молодая женщина страдала от ужасных мигреней, но врачам не жаловалась из страха, что ей запретят посещать читальный зал. Любой ценой она должна была подготовить себя к ответственному экзамену, который ждал ее в будущем. Скоро ей предстоит покинуть больницу и дальше идти по жизни самостоятельно.

Нередко, стоя перед зеркалом туалетной комнаты, женщина рассматривала себя обнаженную со странным ощущением, что перед ней незнакомка. Ее тело, лишенное собственной истории, не могло ей рассказать ни о чем. Высокая, худая, с впалым животом и выпирающими ребрами. «Мешок с костями», – приходило ей на ум нелестное сравнение.

– Ерунда! – грубовато утешала ее старшая медсестра. – Через полгодика обрастете жирком. Дорого бы я дала, чтобы иметь вашу фигуру!

Первое время она долго разглядывала это ставшее чужим лицо, почти прислонив нос к своему отражению и пытаясь с помощью маленького зеркальца увидеть свой профиль. Перед ней возникала головка Нефертити с матовой кожей, длинной шеей и полными губами. Плоская грудь, узкие бедра, длинные ноги спортсменки. Конечно, все это могло стать результатом перенесенных страданий. До того как попасть сюда, она вполне могла быть полной, а то и попросту толстой, с волосами, падающими до середины спины, и симпатичной складочкой жира ниже линии пупка. Возможно, не всегда был у нее вид заключенной, сбежавшей из лагеря смерти!

Очень темные волосы и матовая кожа наводили на мысль о латинском происхождении. Не текла ли в ее жилах итальянская кровь… или испанская? Или пуэрториканская? От частого хирургического вмешательства на ее висках появились первые серебристые нити. Она вырывала эти преждевременные знаки старости с яростью, граничившей со сверхъестественным ужасом.

Иногда ночью женщина касалась своего обнаженного тела и спрашивала себя, любил ли ее когда-нибудь мужчина, ласкал ли, доставляя ей наслаждение. Странно, что она ничего об этом не помнила. Память могла бы обойтись с ней менее безжалостно и сохранить столь интимную информацию.

Но не стоило уж совсем предаваться унынию, теперь по крайней мере у нее было имя. Не бог весть какое оригинальное, но все-таки: Джейн Доу. Ее лечащий врач, доктор Найджел Крук, объяснил, что это полиция всегда так называет женщин, чье имя неизвестно или не оглашается по каким-либо причинам, а также неопознанные трупы. Джон Доу – мужчины, и Джейн Доу – женщины. Итак, отныне она носила имя Джейн Доу. Иногда она задавала себе вопрос, как ей следует представляться после выхода из больницы, ведь носить такое имя все равно, что называться Полой Франкенштейн или Мэрилин Дракулой.

– Если уж быть совсем точным, – прибавил доктор Крук, – вас зовут Джейн Доу, под этим именем вы значитесь в списках службы криминалистического учета. Ваше дело не закрыто, но мы не можем и дальше удерживать вас здесь. Вы должны начать все сначала, рано или поздно вам предстоит включиться в нормальную жизнь.

Рано или поздно! Чем позже, тем лучше. В больнице ей было хорошо, и у нее не было ни малейшего желания уходить отсюда.

Она вздрогнула, с трудом освобождаясь от невеселых размышлений. Кто-то только что опустился на стул напротив нее. Ну конечно же, это доктор Крук. Подошел так тихо, что она не обратила на него внимания. Теперь она часто бывала рассеянной и совсем не замечала, как течет время. Часами могла сидеть на одном месте в полном бездействии и ни о чем не думать. Крук говорил что-то, но женщина его не слышала, только видела, как беззвучно шевелятся его губы. Ей пришлось сделать усилие, чтобы вернуться в нормальное состояние.

– По результатам обследования и проведенных анализов можно прийти к выводу, что вам около тридцати лет плюс-минус пять в ту или другую сторону, – произнес врач. – У вас никогда не было детей, и вы не сделали ни одного аборта. До несчастного случая, который привел вас сюда, вы ни разу не оперировались. Полость рта в отличном состоянии, у вас нет ни врожденных, ни хронических болезней. Серьезные шрамы или какие-либо другие особые приметы на теле отсутствуют. Отпечатки пальцев в картотеке ФБР не фигурируют. Демонстрация ваших фотографий по телевидению ни к чему не привела – никто вас не опознал, но это свидетельствует лишь о том, что, возможно, у вас мало друзей или они находились в соседней комнате во время телепередачи.

– Скажите, доктор, у меня амнезия? – уже в который раз с тревогой спросила Джейн.

На физиономии врача появилась раздраженная гримаса, которую он тут же попытался спрятать под маской слегка покровительственной доброжелательности. Внешность доктора Крука вряд ли могла кого-нибудь заинтересовать. Еще молодой, но уже с изрядным брюшком и почти совсем лысый. Круглая голова Найджела блестела под неоновыми лампами больничных коридоров, как шлем хоккеиста.

– Мы уже обсуждали это тысячу раз, – ответил Крук, стараясь оставаться любезным. – Повторяю: выкиньте из головы то, что вы почерпнули из книг или телепередач об амнезии. Все это романтические бредни. В действительности в подавляющем числе случаев, к людям, утратившим память в результате шока, она возвращается через довольно короткое время, чаще на второй-третий день. Все восстанавливается очень быстро. Вот что такое на самом деле эта пресловутая ретроградная амнезия, о которой нам прожужжали все уши: некий отдельный эпизод спутанности сознания временного характера, длящийся сутки – максимум трое. Если же за этот период память не возвращается, значит, мы имеем дело с так называемой реакцией бегства. Девочка, изнасилованная собственным отцом, предпочтет об этом «забыть» и будет страдать от невроза всю оставшуюся жизнь. Ни первый, ни второй случай не имеют к вам никакого отношения. Вы не страдаете потерей памяти, дело в другом: пуля, вошедшая в черепную коробку, уничтожила часть мозговых клеток. Она прорыла туннель в сером веществе, разрушив все, что стояло у нее на пути. Представьте, что в помещение, где хранятся архивы, попала зажигательная бомба. Большая часть документов сгорела. Кое-что уцелело, но очень немногое. Остальное превратилось в пепел, и сколько ни погружай в него пальцы, не извлечешь никакой информации.

Джейн кивнула. Доводы Крука она выучила наизусть, но не хотела лишать себя удовольствия выслушать их еще раз, как это бывает с детьми, которые требуют, чтобы им рассказали на ночь любимую сказку. Слова доктора завораживали ее, словно в них содержался какой-то магический смысл.

– Вам крупно повезло, – заметил он. – К счастью, пуля при проникновении в черепную коробку не проделала веретенообразную полость.

– Какую полость?

– Веретенообразную. Термин, относящийся к раневой баллистике. Иногда, проникая в цель, головная часть пули сминается, значительно увеличивая свой диаметр и нанося тяжелую рану. Сплющиваясь, пуля способна поразить гораздо больший объем живой ткани.

Обычно такие пули, называющиеся разворачивающимися, или экспансивными, пройдя около пяти сантиметров внутри цели, начинают вибрировать вокруг своей оси, что увеличивает их убойную силу. С этой садистской целью они и создаются: их задача – как можно быстрее отдать энергию, произведя наибольшее разрушение. Такую расширенную зону поражения и называют веретенообразной полостью. В вашем же случае пуля проделала обычный канал – прямолинейный, аккуратный и не слишком глубокий. И в этом смысле вы действительно Чудом спасенная, так как прохождение через ветровое стекло могло вызвать деформацию пули, что сделало бы ее несравнимо более опасной. Самое страшное, когда тебя заденет такая вот дрянь, прошедшая через какое-нибудь препятствие. Раздавленная, плоская, она крутится волчком и крошит человеческие ткани с упорством овощерезки.

Джейн снова кивнула, чтобы показать доктору, что разговор ее занимает, хотя на самом деле не испытывала к нему ни малейшего интереса. Она уже в который раз подумала о том, что только мужчины могут иметь пристрастие к такого рода исследованиям.

– Нельзя забывать, что кости черепа чрезвычайно прочны, – продолжил он. – Вот почему я не рекомендовал бы самоубийцам решать свои проблемы таким способом. Мне лично пришлось оперировать парня, который влепил себе в голову пулю из револьвера «магнум» триста пятьдесят седьмого калибра. И хотите верьте, хотите нет, она расплющилась на височной кости, так и не пробив ее! Обычная физика – сопротивление материалов. Вам приходилось слышать о защитных свойствах яичной скорлупы? Говорят, если поставить ногу точно на «экваториальную» линию свежего яйца, то можно давить на него сколько хочешь, и оно не разобьется. То же самое и с черепом.

Он улыбнулся, довольный к месту рассказанной историей. Доктор Крук принадлежал к людям, у которых, стоит им открыть рот, на лице вместо улыбки появляется гримаса. Мягкие, слегка отвислые губы, раздвинувшись, безжалостно обнажили скверные зубы. Джейн подумала, что эта деталь выдает с головой его происхождение из низов: в небогатой семье скорее всего не было средств, чтобы вовремя отправить ребенка к ортодонту.

– Ваша память не потеряна, – повторил врач. – Она стерта. И не надейтесь вновь обрести то, что утрачено навсегда. Ваш личный архив уничтожен, тут ничего не поделаешь. Во всем должна быть полная ясность. По мановению волшебной палочки прошлое к вам не вернется: ни обрывками, ни целиком в результате внезапного озарения. Мало ли что напридумывают голливудские сценаристы, чья нога никогда не ступала в больницы и которые уверены, что на свете не существует ничего другого, кроме их излюбленной ретроградной амнезии. К несчастью, вы не принадлежите к этой категории больных. Ваша память стерлась, как магнитная лента под воздействием мощного электромагнита. Запись пропала. Навсегда. Смешно ее оплакивать или пытаться все-таки прочесть. Вы не услышите ничего, кроме шумового фона, а если и донесутся отголоски какой-то музыки, то все равно вы не многое почерпнете. Я кажусь вам жестоким? Но у меня вполне определенная цель – уберечь вас от соблазна. Врачам хорошо известно, что происходит в подобных случаях. Мне часто приходилось сталкиваться с пациентами, погруженными в хроническую мифоманию только потому, что им не удалось правильно оценить свое состояние.

– Значит, я потеряла все? – спросила Джейн.

– Абсолютно. Убедите себя в том, что водитель грузовика, перевозившего вашу мебель, не справился с управлением при повороте на Малхолланд, машина свалилась в овраг и сгорела. Считайте, что от прежней жизни у вас ничего не осталось, и если в ближайшие недели не появится тот, кто посвятит вас в тайну прошлого, вам предстоит начинать с нуля.

– Почему же тогда, – заметила она, – у меня часто возникают образы, отдельные картины? Во время сна, например.

Крук, поморщившись, покачал головой.

– Не цепляйтесь за миражи, которые ровным счетом ничего не значат, – произнес он, чеканя каждое слово. – Сознанию неуютно в пустой квартире, в которую превратилась ваша память, и оно старается меблировать ее с помощью ложных воспоминаний. Люди, подобные вам, часто становятся жертвой компенсаторного механизма психики. Все, что вы «вспоминаете», – обман, ловушка, пустое обольщение, собираемое по крупицам вашим бессознательным. Ваша новая «мебель» состряпана из обрывков некогда прочитанных вами книг, увиденных телепередач или журнальных картинок, на которые вы случайно бросили взгляд. Ничего заслуживающего внимания. Ваше бессознательное не переносит пустоты, впадает в панику и начинает выдумывать. Оно лжет себе, изобретая фантастические истории, не имеющие никакого отношения к реальности. Не попадитесь в расставленные сети. Ваш мозг, не сомневайтесь, пустит в ход все средства: фальшивые воспоминания, впечатления, что вы уже видели либо слышали нечто подобное, внезапное «узнавание» вещи или человека. Помните, что вы балансируете над пропастью: стоит поддаться пению сирен, и вы станете шизофреничкой, помешанной на своем суррогатном прошлом, в котором правды не больше, чем в сентиментальном романе для домохозяек, купленном в одной из лавчонок Алабамы. Сопротивляйтесь, если не хотите превратиться в героиню мыльной оперы, для которой ваше бессознательное каждую ночь будет создавать очередную серию.

– Понятно, – тихо произнесла Джейн. – Итак, меня не существует?

– Я этого не говорил, – усмехнулся Найджел Крук. – Все куда более интересно.

– С чьей точки зрения? – грустно улыбнулась она. – С вашей или моей?

– Будьте оптимисткой, – подбодрил ее врач. – Не вздумайте хныкать и бесконечно прикладывать ухо к собственной груди. Судьба подарила вам неслыханный шанс начать все с нуля, а это, поверьте, большая редкость. Никаких угрызений совести, сожалений, пережитых страданий, которые, словно путы, вяжут человека по рукам и ногам. Если вы прошли через развод, попортивший вам много крови, или ваш дружок занимался рукоприкладством – считайте, что вы забыли об этом навсегда, если не ладили с родителями – все ссоры остались позади.

– А что будет, когда кто-нибудь из этих людей найдет меня? – спросила Джейн с сомнением. – Как я должна себя с ними вести?

– Буду с вами откровенен, – вздохнул врач. – Самое лучшее, если бы они никогда больше с вами не встречались. Это избавило бы их от многих разочарований.

– Разочарований? Только потому, что я ничего о них не помню?

– Дело в другом. Можно предположить с изрядной долей уверенности, что вы уже никогда не станете прежней, той, которую они знали. Речь идет не только о памяти – я имею в виду вашу личность, вкусы, манеру поведения.

– Не совсем ясно.

– Трудно объяснить это неспециалисту, но я попробую. У многих людей после тяжелых черепных травм происходит радикальное изменение личности, что не раз подтверждалось клиническими исследованиями. Один из моих пациентов – бухгалтер, примерный отец семейства, увлекающийся филателией, после того как во время автомобильной аварии через его голову прошел стальной прут, пристрастился к тяжелому року, начал пить и все ночи проводить в баре в Сансет-Бич. Близкие перестали его узнавать. В конце концов бывший счетовод бросил жену, детей и связался с бандой рокеров. С тех пор о нем нет никаких известий. Может быть, благодаря моему рассказу вы лучше поймете, что проникающие ранения головы могут повлечь за собой полную реорганизацию мозга и как ее следствие – формирование новой личности. На свет рождается новое существо, не имеющее никаких точек соприкосновения с прежним: ему нравится другая пища, другие цвета, другая одежда. Незнакомец.

– Вы хотите сказать, что меня ждет та же судьба?

– Ждет? Да скорее всего это уже случилось, просто вы пока этого не осознаете. Разрыв с прежней личностью произошел независимо от вашей воли. Не исключено, что это новое «я» и не пожелало бы иметь ничего общего со своим предшественником. Скажем, у вас появилась возможность взглянуть со стороны на себя прежнюю, и вы нашли эту женщину малоинтересной, забитой, занудой, закомплексованной, не идущей в ногу со временем.

Джейн закусила нижнюю губу.

– А изменения происходят всегда только в худшую сторону? – робко спросила она.

Найджел Крук отвел взгляд, выдавая свое смущение.

– Не хотелось бы выносить оценочное суждение, – сухо бросил он. – Однако в большинстве случаев психологический облик пациента становится более своевольным и… неуправляемым. Словно в результате несчастного случая обрушивается стена, за которой теснятся дурные свойства личности. Такой больной раздражается по любому поводу, не терпит критики и не любит прикладывать к чему-либо серьезных усилий. Он импульсивен, и его действия часто зависят от сиюминутной прихоти. Для завершения гипотетического портрета такого больного добавлю, что живет он преимущественно сегодняшним днем и имеет склонность к немедленному удовлетворению своих потребностей.

– Как ребенок?

– Или старик. Разумеется, созданный мною образ грешит множеством чисто юношеских черт, даже инфантильностью, но я взял крайний случай, и не стоит рассматривать его в качестве общего правила.

Только сейчас Джейн заметила, что ее пальцы нервно двигаются, теребя книжные страницы. Усилием воли она заставила их остановиться и оперлась ладонями о поверхность стола.

– Значит, я стала кем-то другим? – подвела она итог. – Новой женщиной?

– Такое не просто возможно, но я бы сказал – очень вероятно, если исходить из больничной статистики. Вы должны отказаться от мысли, что ваши воспоминания благоразумно ждут своего часа где-нибудь в бюро находок. Но даже если, предположим, вы и обрели бы их вновь, слишком велик риск, что они отныне принадлежат совсем другому человеку. Незнакомой девушке, с которой у вас нет взаимной симпатии, или кому-то, с кем вряд ли вы сможете подружиться. Главное, отдавать себе в этом отчет.

– Почему же объявление о розыске, которое транслировалось по телевидению, не дало результатов? – спросила Джейн, беспокойство которой все возрастало. – Не до такой же степени я обезображена, чтобы меня нельзя было узнать?