Текст книги "Сальери"

Автор книги: Сергей Нечаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

ЗАВИСТЬ МОЦАРТА-2

В 1788 году Антонио Сальери, написавший к тому времени огромное количество опер и известный во всей Европе, получил в Вене пост первого капельмейстера императорского двора. Не слишком уверенные попытки Моцарта и его сторонников интриговать против «итальяшек», давя на мозоль национальной гордости, особого успеха не имели.

Музыковед Леопольд Кантнер отмечает: «Что Сальери завидовал гению Моцарта – это взгляд романтизма XIX века. Композиторы тех времен естественно соперничали друг с другом, но каждый из них признавал другого, их интересовал не труд и не качество труда своих коллег – они соревновались за свое положение. Конечно же Сальери сознавал, что Моцарт был гением. С ним он вел себя всегда по-дружески» ^{151} .

Франсуа Жозеф Фетис в своей «Универсальной биографии музыкантов» пишет: «Человек любезный, доброжелательный, веселый, остроумный, оригинальный, Сальери имел много друзей среди артистов и в свете» ^{152} .

Понятное дело, Моцарту Сальери виделся совершенно в ином свете.

Мы помним жалобы Моцарта на то, что он «потерял всё доброе расположение императора к себе», что «для того существует только Сальери». Создается впечатление, что Сальери втерся в доверие к наивному Иосифу II и оттеснил беднягу Моцарта. Но это совсем не так. Всё обстояло, как говорится, с точностью до наоборот. Это Моцарт пытался оттеснить Сальери, но у него ничего не получалось. В связи с этим Моцарт был уверен, что его проблема заключалась в интригах «итальяшек».

В письме от 18 апреля 1786 года Моцарт писал: «Кто знает, как выйдет с постановкой “Свадьбы Фигаро” – у меня есть сведения, что готовится большая интрига. Сальери и его сообщники из кожи вон лезут» ^{153} .

Право, это уже похоже на какую-то манию преследования! Кстати, «образ врага» Моцарту внушил его отец – это он всегда всё валил на «итальяшек», которые «понаехали тут». Действительно, влияние итальянцев в Вене было очень велико, но это стало вовсе не результатом каких-то интриг. Просто таковы на тот момент были вкусы, такова была мода…

Эта мода, кстати, возникла еще в XV веке, когда культура Италии начала оказывать весьма заметное влияние на европейскую жизнь. «Возрождение наук естественным образом должно было возбудить удивление к стране, которой выпала на долю завидная роль служить посредницей между античной цивилизацией и остальным человечеством» ^{154} .

В XVI веке Италия играла ту же роль: «Она была безапелляционным судьей в деле моды и вкуса и идеалом всех европейских государств. Государи Франции и Англии считали за особенную честь оказывать гостеприимство итальянским художникам и ученым, которым почему бы то ни было приходилось покинуть родину» ^{155} .

Ну а во второй половине XVIII века итальянская музыка находилась в самом апогее своей славы. Еще живы были предания старины, живы те замечательные деятели, которые достойно шли по классической дороге своих предшественников, жила старая школа роскошно-цветистого пения, и Фаринелли (настоящее имя – Карло Броски), Фаустина Бордо-ни, Франческа Куццони и многие другие еще очаровывали слушателей своими соловьиными трелями.

Ни один уважающий себя двор Европы не мог обойтись без превосходной итальянской труппы, без какой-нибудь знаменитости в должности придворного композитора. Даже в далекой и холодной России, несмотря на то, что императрица Екатерина II не давала почетного места музыке, называя ее наукой, на которую «много времени теряется без иной пользы, кроме забавы» ^{156} , служили Джованни Паизиелло, Бальдассаре Галуппи по прозвищу Буранелло, Джузеппе Сарти и др.

Что же касается немцев, то их тяга к музыке общеизвестна, и уже в XVI веке в Германии можно было найти отличных музыкантов. При соборных церквях были учреждены певческие школы. Появившийся чуть позже танец вальс наложил отпечаток на всю эпоху. И это не говоря о маршах, с высокой торжественностью воплотивших воинственный дух германцев.

А в XVIII веке немецкая (в частности, австрийская) музыка явилась во всей своей оригинальности и стала в значительной степени независимой от музыки итальянской. «Глубина без педантства, – говорил Кристиан Фридрих Шубарт в своем трактате «Идеи к эстетике музыкального искусства» (1784), – колорит постоянно свежий, великая простота в духовых инструментах – вот характер венской школы» ^{157} . При Марии Терезии, у которой капельмейстером был знаменитый Георг Кристоф Вагензейль (1715—1777), «музыка достигла высшей степени совершенства: таким образом, в Австрии был приготовлен блестящий период немецкой музыки, который гораздо позднее с такой славой продолжали Глюк, Моцарт и Гайдн» ^{158} .

Тем не менее в Вене постоянно работало множество итальянских композиторов, певцов, инструменталистов, балетмейстеров и либреттистов. И именно они привносили в немецкую музыку страстность и лиричность, свойственные итальянской музыке.

Музыковед Леопольд Кантнер в связи с этим отмечает: «О Сальери никогда не говорят как об интригане, о нем говорят как о человеке доброжелательном, самоотверженном учителе, всегда готовом делиться своими знаниями с учениками» ^{159} .

Главная же проблема Моцарта заключалась не в «итальяшках», а в том, что, будучи шестью годами младше Сальери, он завидовал ему и страстно желал побыстрее выдвинуться вперед.

В связи с этим доктор филологии И.З. Сурат пишет: «Австрийский композитор итальянского происхождения, педагог и дирижер Антонио Сальери <…> был одним из самых знаменитых музыкантов своего времени. <…> Он сделал головокружительную карьеру <…> имел огромный успех, был выдающимся педагогом. <…> Отношения Сальери с Моцартом были неровными, но скорее Моцарт смотрел на Сальери как на своего успешного конкурента, чем наоборот» ^{160} .

Точнее, главная проблема Моцарта была в другом. Ее очень четко и деликатно выразил хорошо знавший композитора Франц Ксавер Нимечек: «Исследователя человеческой натуры не смутит факт, что этот редкостный художник не был столь великим человеком в иных жизненных обстоятельствах» ^{161} .

Исследователя, может быть, и не смутит, а вот окружавших Моцарта людей смущали (и порой очень сильно) его легкомыслие, расточительность, злоязычие и многие другие вещи, не имевшие отношения к его гениальной музыке. Ну и конечно же большой проблемой Моцарта-сына был завистливый и скандальный Моцарт-отец.

В Сальери же, напротив, никто и никогда не замечал зависти. Да и могла ли она возникнуть у него? Тем более – к Моцарту? У преуспевающего Сальери была такая слава, о которой Моцарт мог только мечтать. Сальери всегда помогал собратьям по профессии. Кстати, именно он помог Моцарту возобновить в 1779 году постановку «Свадьбы Фигаро», получить новые заказы…

И что, были ли у него хоть какие-нибудь основания завидовать человеку, который жил в жестокой нужде, не имея практически ничего?

Да, по всей вероятности, большой дружбы между Сальери и Моцартом не существовало, но это было как раз из-за чрезмерной подозрительности последнего – ведь именно он относился к Сальери неприязненно, постоянно и без особых причин обвиняя его в коварстве и интригах.

В очерке Л. В. Кириллиной «Пасынок истории» читаем:

«Сальери можно охарактеризовать как человека, для которого слова “долг”, “благодарность”, “порядочность”, “профессиональная солидарность” и “помощь нуждающимся” вовсе не были пустыми понятиями. Свои интересы он умел защищать, но, как правило, не нанося преднамеренного вреда другим.

Злобность, деспотизм, эгоцентризм, корыстолюбие и прочие пороки, способные подтолкнуть человека к преступлению, были ему не свойственны. Иногда его можно было бы упрекнуть в суетной мелочности, но не более того. Манией величия он явно не страдал. Зависть?.. Аргумент внешне сильный, однако все же не имеющий под собой достаточных психологических оснований. Ведь всякий творец, наделенный даже самым скромным дарованием, не говоря уже о тщеславном графомане, внутренне гордится своими детищами и абсолютно убежден в их высочайших художественных достоинствах. Это – драгоценное, собственное, выстраданное; автор способен видеть и слышать в своем произведении такие красоты и глубины, каких не различит в них холодный взор и слух постороннего. Ни один композитор, поэт или художник, сравнивая свое творчество с творчеством коллеги, не признает себя бездарностью даже наедине с самим с собой – скорее, он будет недооценивать достижения соперника и не находить в них “ничего особенного”. А Сальери, во-первых, отнюдь не был бесталанным ремесленником; во-вторых, пользовался прочным успехом, льстившим его самолюбию; в-третьих <…> никогда не зацикливался на собственном “я”. Ничто не говорит о том, что он когда-либо испытывал комплекс творческой неполноценности» ^{162} .

Отметим, что известный сейчас всем образ Моцарта (сверходаренный вундеркинд, самородок, фейерверк вдохновения и т. д.) возник в результате весьма вольного прочтения его частных писем. Но они, скорее, отображают мир фантазий композитора, но никак не его поведение в обществе. В реальности характер Моцарта был не из легких. Например, Александр Дратвицки в своей книге «Моцарт» пишет, что он был «тривиальным персонажем с грубым юмором и злобной речью» ^{163} . Это не могло не настраивать людей против него. Известный тенор и композитор Майкл Келли (кстати, друг Моцарта) в своих воспоминаниях говорит о том, что «в обиде Моцарт был взрывчат, как порох» ^{164} .

Сальери, напротив, был весьма любезным и обходительным человеком и пользовался огромным уважением в венском обществе. Кстати говоря, и сам Моцарт «дорожил высоким мнением Сальери о своих произведениях» ^{165} .

Кроме того, уроженец Зальцбурга постоянно болел, а это значило, что он срывал заказы и подводил веривших в него людей. Никто, за исключением Сальери, не получал от императора такого количества заказов, как Моцарт. Но в условиях, когда новые оперы готовились, как правило, к определенным датам, на него нельзя было положиться. Все видели это, и дело тут не в «заговоре» итальянцев.

Говорят, что Сальери в свое время начал работать над оперой «Так поступают все женщины, или Школа влюбленных» (Cosifan tutte, ossia La scuola degli amanti)по либретто Лоренцо да Понте. Он якобы даже написал кое-какие мелодии, но потом бросил, а позднее это произведение легло в основу оперы Моцарта. На этом основании делается вывод, что Моцарт, создав произведение на основе либретто, отвергнутого Сальери, вызвал его неприязнь. Возможно, это и так, но, на наш взгляд, было бы слишком смело возводить на таком шатком основании целую теорию о злобе и зависти (не говоря уже об убийстве). К тому же вышеназванная опера Моцарта, премьера которой состоялась 26 января 1790 года, была принята публикой холодно и прошла всего десять раз…

РЕВОЛЮЦИЯ ВО ФРАНЦИИ

Главным событием 1789 года стала конечно же Великая французская революция. Но это было не стихийное восстание против «тирании» старого порядка и не искренний порыв к новым идеям свободы, равенства и братства, как принято считать. Это был кровавый спектакль, задуманный, организованный и приведенный в исполнение заговорщиками, не последнее место среди которых занимали масоны.

Людовик XVI взошел на трон, когда ему не исполнилось и двадцати лет, и он был полон надежд осчастливить Францию, а сюринтендант (министр) финансов Тюрго задумал провести в стране целый ряд реформ. Но они не были положительно восприняты французским народом. В стране начал углубляться кризис, и новый министр Жак Неккер уже ничего не мог сделать…

Тринадцатого июля в 11 часов утра заговорщики собрались в церкви Сент-Антуан. В тот же день вооруженной толпой были разграблены Арсенал, Дом инвалидов и городская ратуша. На следующий день после недолгого сопротивления пала Бастилия, после чего со старой Францией было покончено. Писатель Франсуа Рене Шатобриан весьма красноречиво описывает то, что происходило в Париже: «Покорители Бастилии, счастливые пьяницы, кабацкие герои, разъезжали в фиакрах; проститутки и санкюлоты, дорвавшиеся до власти, составляли их свиту, а прохожие с боязливым почтением снимали шляпы перед этими триумфаторами, иные из которых падали с ног от усталости, не в силах снести свалившийся на них почет» ^{166} .

Дальше – больше. Кровопролитие пошло уже по всей стране.

Десятого августа 1792 года пала 1300-летняя французская монархия. Людовик XVI и королева Мария Антуанетта были заключены под стражу, а 22 сентября в стране была провозглашена республика.

Волна якобинских репрессий прокатилась по всей Франции. По приказам Робеспьера и Дантона тюрьмы заполнились священниками, родственниками эмигрантов и просто подозрительными лицами, на которых были получены доносы. Жертвам рубили головы усовершенствованным «гуманным способом» – на гильотине. 21 января 1793 года был гильотинирован несчастный Людовик XVI, а 16 октября вслед за ним последовала и его супруга Мария Антуанетта, младшая дочь императора Франца I и Марии Терезии.

В Вене всё это произвело на людей кошмарное впечатление. Как пишет Марсель Брион, венцы испытали настоящий ужас, ибо «они питали отвращение к любому грубому свержению власти, ко всякому беспорядку, который мог иметь тяжелые последствия для жизни горожан» ^{167} . Вообще жители Вены вписывались в рамки строгих структур монархии и были «несколько похожи на детей, которые верят в своих родителей, из естественной непоседливости с легкостью высмеивают своих учителей, но никогда не доходят до того, чтобы поставить под сомнение законность их власти» ^{168} .

Точно таким же человеком в этом смысле был и Антонио Сальери. Далекий от политики, он принял события Великой французской революции близко к сердцу исключительно из-за того, что они нарушили установленный порядок, который он так любил, и нанесли вред несчастной королеве, которую еще совсем недавно видели «играющей в аллеях Шёнбрунна и мило танцующей роли ангелов и амуров в придворных балетных спектаклях» ^{169} .

Император Леопольд II, брат Марии Антуанетты, еще в 1791 году договорился с королем Пруссии Фридрихом Вильгельмом о том, чтобы силой оружия поддержать целостность империи и права французского короля, но в 1792 году он неожиданно умер. Его место на троне занял старший сын Франц II, подтвердивший договор отца с Пруссией. В ответ Национальное собрание Франции объявило войну Австрии, а Пруссия объявила войну Франции.

Так немцам и австрийцам временно стало не до музыки. Впрочем, французам и многим другим европейцам тоже.

Конечно же Сальери испугался. В тот год испугались все, и это было неудивительно, ведь Великая французская революция была кровавой и страшной, и в ней таилась угроза полного разрушения того иерархического начала, на котором покоились государственный строй и цивилизация вообще. Это был заговор против христианства, против власти, против собственности. Это был разгул низких страстей, властолюбия и презрения к людям… Но, в отличие от многих, главной темой разговоров у Сальери продолжала оставаться музыка: он много работал сам и давал оценки произведениям своих коллег, а когда был неправ, всегда признавал это. И конечно же он никогда намеренно не вредил карьере Моцарта.

А вот о Моцарте сказать то же самое трудно. Например, в мае 1790 года он написал следующее письмо эрцгерцогу, будущему императору Францу II: «Моя любовь к труду и сознание своего умения позволяют мне обратиться к вам с просьбой о предоставлении мне положения второго капельмейстера, тем более что Сальери, хотя и опытнейший капельмейстер, никогда не занимался церковной музыкой» ^{170} .

Что это, как не попытка «подсидеть» конкурента?

Сальери же в тот момент было, по большому счету, не до Моцарта, ведь в 1789 году вышли в свет еще две его работы: трагикомическая драма «Верный пастор» ( Il Pastorfido)на либретто Лоренцо да Понте и опера-буффа «Цифра» (La Cifra)по либретто того же да Понте. В том же 1789 году, кстати сказать, опера «Тарар» была успешно поставлена в Санкт-Петербурге.

Со своей стороны Моцарт, будучи масоном, воспринял французскую революцию несколько иначе. Дело в том, что в Вене тоже имелись свои «якобинцы». Это были либералы-идеалисты, желавшие возврата к реформам Иосифа II. Нет сомнений и в том, что они хотели пойти дальше – по пути, указанному «людьми 1789 года». Конечно, они не были так опасны, как их французские «братья», но среди них «было несколько франкмасонов типа Шиканедера, Моцарта, Гизеке и Игнаца фон Борна» ^{171} .

Император Франц II безумно боялся «революционной заразы» и жил в постоянном страхе перед ней. И чем больше он ненавидел якобинцев, внешних и внутренних, тем больше страха нагонял на свой народ. Сам перепуганный, он стремился насмерть запугать своих подчиненных, видя в этом единственную возможность усидеть на троне.

Как известно, у страха глаза велики. Потому Франц II и обрушил всю силу своей государственной машины на искоренение малейших зачатков мятежа и крамолы. В результате участники якобинского «заговора» были арестованы, а одного из них, Франца фон Хебенштрейта, автора философской поэмы «Человек – людям», даже повесили. Остальные 17 подсудимых (все они оказались членами тайных масонских обществ) были пожизненно отправлены в тюрьму.

Марсель Брион пишет:

«Нужно было плохо знать венцев, чтобы считать, что они поддадутся франкофильской и революционной пропаганде в тот момент, когда французская революция только что обезглавила венскую принцессу. Огромное большинство венцев было всем сердцем на стороне волонтеров, отправлявшихся сражаться против армии Республики, и даже обычно вовсе не воинственное простонародье с энтузиазмом маршировало вместе с ними. Те, кто почему-либо не имел возможности непосредственно участвовать в войне, помогали, чем могли. По примеру императора, отдавшего в переплавку свою золотую посуду, аристократия и буржуазия жертвовали столовое серебро. Даже цеховые корпорации несли в переплавку свои старинные регалии и чеканные кубки, многие из которых бережно хранились со времен Средневековья. Во всех классах общества царило единодушие, и каждый грош ребенка, рабочего или мелкого ремесленника служил наращиванию военной казны империи» ^{172} .

А вот что писал 2 августа 1794 года своему другу Николаусу Зимроку молодой Бетховен: «Здесь взяты под стражу различные видные люди, и ходят слухи, будто должна была вспыхнуть революция. Но я полагаю, что, покуда австриец располагает темным пивом и сосисками, он на восстание не поднимется» ^{173} .

* * *

Как уже говорилось, Моцарт был масоном. Был он им с ноября 1784 года. В одной из его биографий сказано: «Моцарт не занимался политикой, и хотя вступил в масонскую ложу “Коронованная надежда” и даже задумал основать новую ложу под названием “Грот”, устав которой сам написал, был движим скорее гуманизмом и человеколюбием, а вовсе не идеей потрясти существовавший порядок» ^{174} . Александр Дратвицки с этим категорически не согласен, утверждая, что Моцарт «был воинствующим франкмасоном» (il fut un franc-maçon militant) ^{175} .

Императрица Мария Терезия, женщина с энергичным и властным характером, ненавидела масонов, а Леопольд II и Франц II унаследовали от нее эту ненависть и подозрительность к «вольным каменщикам».

Марсель Брион в связи с этим пишет: «Французская революция 1789 года встревожила абсолютных монархов и вызвала огонь критики на франкмасонство, которое считалось ответственным за жестокости и беспорядки, царившие в залитой кровью Франции, тогда как само франкмасонство стало первой жертвой революции уже потому, что оказалось неспособным ей помешать. Леопольд II воспользовался этим предлогом, чтобы лишить австрийских франкмасонов той неявной поддержки, которую им оказывал его брат. Он даже запретил эту опасную “секту”, что было наилучшим способом сделать ее действительно опасной для монархии, бросив в объятия оппозиции. Из-за принадлежности к франкмасонству Моцарт подпал под эти меры и оказался удаленным от двора, как если бы представлял опасность для трона» ^{176} .

А вот был ли масоном Сальери? Это, как говорится, вопрос, и однозначного ответа на него нет. Во всяком случае, историки тут высказывают диаметрально противоположные мнения. Например, Робер Арно утверждает, что «в Вене имелись известные франкмасоны, в частности, знаменитые медики ван Свиттены, отец и сын, а также великие музыканты, такие как Сальери и Гайдн» ^{177} . С другой стороны, Ольга Вормсер пишет: «Моцарт не получил места преподавателя музыки у Елизаветы Вюртембергской, жены племянника Иосифа. Тот предпочел для этого Сальери <…> который не был масоном» ^{178} . Аналогичные мнения высказывают также Брижитт Массен («даже Сальери, который не был франкмасоном, оказался втянут в эту клевету» ^{179} ) и другие авторы.