Текст книги "Наркодрянь"

Автор книги: Сергей Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Эдвардсон снисходительно улыбнулся и пояснил, что дичь и врага замечают "на слух" или "на движение", а потому слух – это главное, а движение нужно научиться ощущать всем телом – и спиной в том числе. Кадеты усомнились и потребовали доказательств. Не говоря больше ни слова, Эдвардсон сорвал с плеча "винчестер", развернулся рывком и выпалил куда-то вверх – в густую крону бертолеции. Бедный красавец ара! Ну что стоило ему секундой раньше удержаться от крика?

Прошитое пулей тельце свалилось к ногам Эдвардсона – и последний скептик в их группе вынужден был признать непреложность факта.

Впрочем, Эдвардсон учил их охотиться не только на животных. Месяца три они посвятили изучению всевозможных ловушек, капканов и самострелов. Они плели сети из тонких лиан и тренировались, набрасывая их друг на друга с дерева. Они рыли "волчьи" ямы с заостренными кольями на дне и научились укрывать их с таким искусством, что сами потом не всегда могли их разыскать.

Оказалось, что даже тонкое деревце можно согнуть и закрепить лианой с таким расчетом, чтобы при малейшем прикосновении к лиане его ствол расправлялся и ударом ломал ребра неосторожному путнику. А гигантскую бертолецию можно подпилить так, чтобы от легкого толчка она валилась в нужном направлении.

Как-то раз Эдвардсон заметил в зарослях крохотные желтые цветочки и страшно обрадовался.

Цветочки украшали низкорослый кустарник. Он предложил курсантам хорошенько запомнить желтые цветочки.

– Это "Мата Колледо" – "Молчаливый Убийца". Если охапку веточек с этими цветочками подбросить, к примеру, нам в костер, то через пару минут вокруг костра будут остывать десять трупов.

– Это почему? – ужаснулся Мейсон. Он вспомнил, что по дороге сорвал такой желтый цветочек и понюхал.

– Дым, – пояснил Эдвардсон, – дым, образующийся при сгорании ветвей "Мата Колледо", убивает мгновенно и наверняка. Полезное растение. Один из моих бывших учеников уложил без единого выстрела взвод противника на привале.

Самое трудное было незаметно подбросить им в костер такой подарок, но парень оказался способным учеником.

– А нюхать их можно? – поинтересовался Мейсон.

– Можно, – успокоил его Эдвардсон, – даже пожевать можно. Убивает только дым.

...Прошло каких-нибудь два года, и Мейсон научился стрелять, не так, как майор Кеведиш, но, во всяком случае, лучше всех в группе. И перед Кеведишем у него теперь было важное преимущество: майор умел только стрелять и пить, хотя и непревзойденно. Зато Мейсон теперь умел многое. Как выглядят обещанные когда-то Лерошем девочки, он начисто забыл, но прекрасно знал, как выглядит разъяренный аллигатор. Он мог запросто одолеть десять миль в сутки, пробираясь сквозь заросли. Да и стрелять "на слух" он тоже научился, притом из любого положения и в падении. К затаившемуся в листве фазану он подбирался как индейский следопыт – ни веточка не хрустнет, ни листочек не колыхнется. А сам прятался – пройдешь мимо в шаге, наступишь на голову – все равно не заметишь. А "хождение" по деревьям? За ним бы и обезьяна не угналась.

Ему ничего не стоило выждать несколько часов в зловонной болотной жиже, выставив наружу тонкую тростинку. Пройти через трясину? Пожалуйста! Для этого есть легкая доска из пробкового дерева, нужно только уметь ею пользоваться, а уж он-то умел.

Сигналы? Он искусно подражал и пронзительному крику тукана, и "скрипению" фазана, и надсадному вою обезьяны-ревуна, и тихому "автогудку" рассерженной анаконды. Эти звуки служили им в джунглях сигналом опасности, опознавательным знаком и командой к атаке.

К этому времени инструктор Хартмен полностью закончил "полный курс рукопашного боя".

Но Боже мой! Что только не устраивал неистощимый Хартмен!

Они дрались и с закованными в колодки ногами, и со связанными руками, и "в паре". Это когда на обоих противников надевают кожаные пояса, жестко соединенные четырехфутовой палкой. Таким образом расстояние между ними жестко определялось четырьмя футами. А как тут драться? Попробуйте сами узнаете.

Реакция Мейсона развилась до такой невероятной остроты, что атакующее движение противника он видел, словно тот двигался в замедленной съемке. А мышцы Мейсона от постоянных грубых воздействий и тренировок достигли твердости дерева. Даже мощнейший удар вызывал у Мейсона лишь болезненное ощущение, а просто сильные удары он воспринимал как легкое поглаживание.

И вот в один прекрасный день Хартмен явился на занятие с торжественной и грустной миной на лице и объявил, что больше он ничему не может научить.

– Следует ли это понимать так, что мы уже достигли совершенства? осторожно осведомился Сэм

– А вот сейчас посмотрим.

– А как? – живо заинтересовался Мак-Гейв.

– Ну... если продержитесь против меня пять минут – значит, почти достигли.

– Ясно, – деловито подытожил Мейсон. – Кто будет первым?

– Сразу все.

– Не понял, – брови Мейсона удивленно поползли вверх.

– А что тут понимать? – осклабился Хартмен. – Выходим на полянку и затеваем драку. Десять против одного. Лерош хронометрирует. Продержитесь пять минут – будем считать, что экзамен сдан. Ясно?

И Хартмен, не вдаваясь в дальнейшие объяснения, стянул через голову рубашку, обнажив жилистый торс, и разулся. Они последовали его примеру.

– Перчатки надевать?

– Не стоит.

Хартмен стал прямо в центре полянки и широко расставил ноги, согнув их в коленях. Большие пальцы ног, словно крючья, вцепились в траву.

Руки обвисли вдоль тела. В этой позе он застыл.

Лерош извлек из кармана секундомер и демонстративно тиснул кнопку.

Им казалось, что в самом начале этого странного поединка они сомнут Хартмена, словно травинку, и... лишний раз убедились, что инструктор стоит своего полумиллиона в год. Многое повидал в своей жизни Джеймс Мейсон, но искусство Хартмена так и осталось для него непостижимой загадкой.

Они продержались тогда не пять, а целых шесть с половиной минут и тем снискали себе лавры непобедимых героев. История "Белой рыси"

доселе не знала аналогов.

Но вначале Хартмен разметал их, как котят, – Одним движением, когда они дружно набросились на него. Потом он сам ринулся в атаку. Мейсон с его сверхъестественной реакцией и сообразить толком ничего не успел, когда перед ним выросла долговязая фигура. Он заметил только, как босая правая ступня Хартмена оторвалась от земли и...

Мейсону показалось, что в левом ухе у него разорвалась граната. Он сразу осел и очумело уставился немигающими глазами в пространство. Правда, секунд через пятнадцать в голове малость прояснилось, и он смог сполна насладиться видом трепки, которую задал Хартмен своим подчиненным.

Хартмен люто гонял по утоптанному газону курсантов, быстро потерявших бравый вид. О достойных поединках никто уже не помышлял.

Удержаться бы пять минут в приличном отдалении от конечностей Хартмена – и ладно. Однако и это оказалось непосильной задачей.

Расстояние в двенадцать футов инструктор покрывал одним махом. Казалось, его подбрасывает в воздух невидимый реактивный моторчик. Прыжок – и-он уже рядом с противником. Даже наблюдая со стороны, Мейсон не мог понять, что происходит в том месте, куда приземлился Хартмен. Вот он вроде легонько прикоснулся к животу Гийома – и Гийом отлетел, согнувшись, в сторону. Поворот головы, еще прыжок – теперь назад с разворотом. В воздухе мелькает босая пятка и опускается прямо на голову Мак-Гейва. А рядом с МакГейвом пятился Хариш, и он почему-то быстробыстро замахал руками, словно пытаясь удержать равновесие. Нет... не получилось. Хартмен стремительно пронесся мимо и, казалось, даже не зацепил Хариша, но тот вдруг крутнулся волчком и завалился на спину.

В последнюю жертву разошедшемуся инструктору судьба уготовила самого скромного и неприметного курсанта – Кэла Гаркесса. Но в тот самый кульминационный момент, когда бедняга Кэл, взвизгнув, полетел через голову инструктора Мейсон услышал голос совести и зов своего мужественного сердца. Он заставил себя подняться и на негнущихся ногах, низко склонив голову, двинулся на Хартмена. В глазах Мейсона читалась неумолимая решимость и .. полная обреченность Но Хартмен бой не принял! Хартмен упал на задницу и... Мейсон впервые увидел, как инструктор смеется. Да, смеется! Из широко распахнувшейся лягушачьей пасти инструктора вырвался потрясающий рев. Тело Хартмена задергалось, словно в конвульсиях, а из глаз щедро хлынули слезы. Инструктор перевернулся на живот и прополз так футов восемь. Наконец он уселся и выдавил, тяжело дыша:

– Зрелище богов! Гора пошла на Магомета или забастовка докеров в Сан-Франциско! Такие рожи были у самураев перед харакири.

Хартмен легко вскочил и стряхнул рукой травинки со штанов.

– А в общем, молодцы! Теперь вам можно и на полигон "S"...

...Что такое полигон "S", они узнали скоро.

Эдвардсон уверял, что эта "забава" обошлась Пентагону дороже, чем парочка атомных подводных лодок. Пожалуй, он не слишком преувеличивал.

Мейсон к тому времени привык уже ничему не удивляться, но полигон "S" синтез новейшей электронной техники, инженерного мышления и причудливой выдумки фантаста – поразил даже его воображение. Наверняка в мире не существоничего подобного.

А с виду – просто большой участок джунглей, обнесенный колючей проволокой. Но этот участок до последнего квадратного фута был буквально нафарширован аппаратурой. Видеокамеры и микрофоны, мишени и ловушки, датчики и имитаторы, натыканные где только возможно и тщательно замаскированные.

Кадет двигался по заданному маршруту – таких маршрутов разной категории сложности насчитывалось десятка два. Ориентировались по карте, каждый шаг кадета, каждое движение фиксировалось камерами и передавалось на центральный пульт управления и контроля. Здесь за его продвижением следили десятка два операторов, управляющих мишенями, и два инструктора.

Центральный пульт разместился в бетонированном подземном бункере. Кроме операторов и инструкторов, здесь работали еще с полсотни солдат из службы технического обеспечения и несколько классных инженеров-электронщиков.

Вся работа мониторов, мишеней, само продвижение курсанта по маршруту контролировались компьютером. Этот компьютер и ставил курсанту итоговую оценку в баллах. Учитывалось все:

время, количество пораженных мишеней и даже качество их поражения.

На каждом шагу были натыканы всевозможные ловушки и "минные поля". Угодил в яму, наступил на "мину" – и маршрут не засчитан. Кроме того, на маршрутах средней и высшей сложности все мишени относились к разряду "активных". Если не заметил ты такую мишень или промахнулся, то мишень издавала легкий хлопок – имитировала выстрел, и... ты считаешься "убитым", а маршрут, соответственно, не засчитанным.

На полигоне "S" они усердно практиковались еще полтора года. Собственно, это и были практические занятия по тактике. Параллельно они изучали еще и радио, и саперное дело, и фортификацию, приспособленную, естественно, к условиям джунглей, и даже психологию. Каждый совершил не меньше двадцати прыжков с парашютом – с приземлением не на учебное поле, а куда попало.

А Хартмен теперь учил их "пляске святого Витта". Как это выглядело? А вот как: кадет надевал пуленепробиваемый жилет и закрытый шлем.

Затем он становился напротив Хартмена, шагах в сорока. Хартмен вооружался специальным автоматом или пистолетом. Оружие это стреляло мягкими пластиковыми пулями, а скорость полета такой пули уменьшалась почти вчетверо – за счет уменьшения порохового заряда. И потеха начиналась...

Задача курсантов состояла в том, чтобы приблизиться к Хартмену вплотную. А чтобы избежать попадания, курсант двигался скачками, все время лавируя корпусом, и ориентировался при этом на движение ствола автомата в руках инструктора. Это Хартмен и называл "пляской святого Витта". Что и говорить – задача дьявольски трудная, особенно если учесть, что удар пластиковой пули хотя и не причинял вреда, но был весьма ощутимым, и синяки после него оставались ого какие!

Так незаметно они подошли к выпускным экзаменам. Три с половиной года минули, оставив по себе неувядающую память в виде шрамов и выбитых зубов. Впрочем, мозги их за это время тоже значительно изменились.

Экзамены включали в себя четыре дисциплины: теоретический курс тактики, практический курс тактики – одиночное и групповое прохождение полигона "S" по маршруту наивысшей сложности, практический курс "адаптации и выживания" и марш-бросок с выходом на цель и уничтожением условного объекта.

Начали с полигона "S".

Мейсон до мельчайших подробностей запомнил этот свой последний учебный маршрут. На ознакомление с ним ему дали всего десять минут – по карте. Расчетное время – один час тридцать минут. За это время он должен выйти к заданной точке. Ранец за спиной – сорок футов, винтовка "М-16", к ней четыре обоймы, две гранаты, и... время пошло.

Первые полторы мили Мейсон пробивался в совершенно невообразимых зарослях. Неподготовленный человек не ступил бы тут и шагу.

А Мейсону понадобилось каких-нибудь двадцать минут. Жалко, что на этом участке кинокамер не было – Мейсоном стоило полюбоваться со стороны.

Он извивался, словно змея, ввинчиваясь в стену тесно переплетенных лиан. Он полз, отталкиваясь только ногами, а руками раздвигал колючий кустарник. Когда путь ему преграждали завалы из бурелома, он карабкался на них, словно альпинист. Он, как мартышка, скакал по деревьям, цепляясь за ветви и лианы. Правда, один раз он переоценил крепость "канатов" и слетел в колючие объятия кустарника.

И что только не сыпалось в это время на голову! Настоящий дождь из сухой коры, листьев, веток и всякой живности. Жирные, мохнатые пауки, юркие сороконожки, ядреные жуки, ярко раскрашенные древесные лягушки.

Иногда изумрудная змейка, извиваясь, проскальзывала под руками или длинноногий геккон ловко пробегал где-то между лопатками. И каждый раз Мейсон мысленно благодарил создателя за свой защитный комбинезон. Ткань его не могли пробить ни жало осы, ни змеиные зубы, ни паучьи челюсти. Правда, воздух она тоже не пропускала, но для вентиляции в комбинезоне имелись специальные прорези и карманы. Эти прорези фильтровали воздух через тончайшую гибкую металлическую сеточку, вшитую в ткань. Ячейки сеточки – миниатюрнейшее ажурное переплетение – пропускали только воздух и воду. Ни одно, даже микроскопическое, насекомое не могло пролезть сквозь них. А стоило закрыть прорези застежками-"молниями", и комбинезон становился водонепроницаемым. Правда, тело тогда быстро перегревалось.

Голову прикрывал капюшон с козырьком и противомоскитной сеткой, а руки защищали толстые кожаные перчатки, пришитые к рукавам с тыльной стороны кисти. На ладонной поверхности перчатки – прорезь, в которую и просовывалась рука. Прорезь эта, как и все остальное, застегивалась "молнией". В общем, комбинезон обеспечивал полную герметичность и мало чем отличался от легкого скафандра. И пусть он причинял некоторые неудобства, но без него в джунгли лучше не соваться.

Итак, Мейсон успешно выбрался из зарослей.

Теперь предстояло преодолеть участок редколесья. Тут можно прибавить темп, но и бдительность удвоить. Точно! Легкое движение и шорох слева.

Поворот... выстрел... Так! Первая мишень готова.

Мейсон поздравил себя с "почином". Впрочем, движущиеся мишени ерунда главное, не пропустить неподвижную. Эти мишени куда опасней – их маскировали так, что опытный взгляд, конечно, заметит, но... попробуй-ка на ходу.

Обычно все "засадные" мишени выполнялись в виде головы условного врага, а рядом с головой – фотоэлемент. Подошел на критическое расстояние – пиши пропало. Раздается выстрел, и невнимательный курсант условно убит. Остается плюнуть с досады и возвращаться на исходную позицию – маршрут не засчитан.

Зато при попадании в "голову" раздавался забавный крякающий звук.

Итак... Мейсон быстро пересекал полосу редколесья. Стоп! Полянка! командовал сам себе.

Залечь, осмотреться. Так и есть! Вон... между корнями "голова", а в футах тридцати справа в кустарнике – другая.

Два выстрела: "Кряк! Кряк!" Класс. Еще раз осмотрелся... вперед... Ах, черт! Наверху, в кроне цедры, еще "голова". Едва не просмотрел.

Мейсон вскинул винтовку на ходу – "кряк!".

За полянкой снова густые заросли. Ого! Тропинка... утоптанная... наверняка есть штуки три противопехотных "хлопушек", а может, и "волчья яма". Вперед! Осторожненько! Так... бугорок... не дай Бог наступить... Ха... Вот и проволочка, а вот еще одна – на уровне груди... Сволочи! Шорох сзади... Разворот, выстрел! "Кряк!" Так... аккуратно пролезть между проволочками. А это что такое?! Так и есть – "волчья яма". Полный набор!

Трижды сволочи! Что делать? Обойти? Время...

Чертовы лианы... Обошел... Вперед... Снова редколесье... За деревом мишень в полный рост...

Хреново спрятали! Огонь! Класс! Ха... Туг и пулеметное гнездо. Гранатой, сволочей. О... болота тут явно не хватало... Попробовать вброд?

Прямо у ног Мейсона в траве величественно прошелестела семифутовая сурукуку [Сурукуку – ядовитая змея, отличающаяся особо свирепым нравом, нападает всегда первой (авт )].

– Что это она? – удивился Мейсон – Обожралась и на горшок торопится? Могли и побеседовать... вот бы треснул по башке... Впрочем, что это я? Вырезать шест... так... сойдет... Эх... досточку бы сюда – вмиг пролетел... Какая-то возня сзади слева. Разворот... выстрел. Тьфу!

Мейсон едва в сердцах не бросил винтовку.

Откуда взялся этот злополучный пекари? [Пекари – крупный грызун, водосвинка (авт.)] – Ну ничего, – утешился Мейсон, – ребята подберут на ужин. – Ух ты! Глубоко! Придется вплавь... Интересно, как насчет небольшого крокодильчика? В придачу к пекари... Слабо? Вообще... виварий, а не полигон. Фух! Болото позади. Стоп! – Мейсон облился холодным потом. А ведь болота на карте вроде не было... Сбился с маршрута? Да нет! Вот ориентир – обгорелая сейба, в которую попала молния. Ха... В дупле видеокамера. Влепить, что ли? Крику не оберешься, да еще платить заставят. Так... явно минное поле – грубая работа... Опять полянка. Ага! Блиндаж. Неплохо спрятали... поползем... Так... еще футов сорок... – Мейсон достал вторую гранату. – Получай! – Граната влетела точно в амбразуру. Теперь вперед! Смотри под ноги! Осталась миля – не больше...

Мейсон на бегу накрыл еще две "головы", вылетел на финишную прямую и тяжело спрыгнул в бетонированный окоп, где его уже поджидал капитан Райт с секундомером в руке.

– Сколько? – выдохнул Мейсон и с наслаждением привалился к холодной бетонке окопа.

– Отлично! Сто девяносто баллов из двухсот, – обрадовал его Райт. Но Мейсон недовольно сморщился:

– Где десять баллов потерял?

– На болоте – минута задержки и неоправданные действия.

– А... чертов пекари...

– Но ты молодчина, – Райт одобрительно хлопнул Мейсона по спине, – если хочешь знать, на этом маршруте еще никто не получил больше ста семидесяти – на моей памяти. Ты первый...

3

Ровно через неделю после визита в контору Фрэнки Мейсон, как всегда, решил наведаться в Лос-Анджелес.

План обычный: уладить кое-какие денежные дела, пообедать в ресторане "Меркурий", побродить по набережной. В общем-то, можно было и не ехать, но у Мейсона были собственные соображения. Атмосфера города-гиганта его будоражила.

Мейсону никогда не приходилось жить в больших городах, а потому общение с Лос-Анджелесом действовало на него как допинг.

Мейсон вывел свой "Лендровер" на старое шоссе – из принципиальных соображений – и взял курс на столицу Кялифорнии.

Его джип бегал не ахти как, но Мейсона машина полностью устраивала. Может, потому, что в армии ему редко приходилось обращаться с другими марками, а потому и в гражданском обиходе он избрал "Лендровер" – так спокойней.

Настроение у отставного полковника полностью соответствовало прекрасной погоде. Сознание не отмечало ни одного тревожного признака.

Полковник даже не смог бы сказать, почему вопреки традициям он приказал Району вывести "Лендровер" из гаража и поставить перед входом.

И почему прислушивался к привычным звукам движения – фырчанию мотора, слитным шлепкам шипованных протекторов по сухому гудрону, свисту ветра на закраинах прямоугольного лобового стекла, поскрипыванию металлических сочленений неприхотливой машинки.

Может быть, дело в том, что утром он совершил опрометчивый поступок: прикончил целых шесть банок превосходного австрийского пива.

И теперь последствия сказывались как никогда.

Нет, Мейсон вовсе не захмелел от такой дозы, но – но нечто в его поведении изменилось, да и почки, его здоровые почки, знали свое дело. И миль через десять Мейсон почувствовал, что пора остановиться и сбегать в ближайшие кустики.

Старое шоссе не радовало глаз прежним оживлением. Пока Мейсон не встретил ни одной машины. Тогда он притормозил и, не заглушив двигателя, отбежал в сторонку. Больше по собачьей привычке, чем по необходимости, спрятался за рекламный щит и с удовольствием облегчился. Потом неторопливо застегнул "молнию" и направился к машине. Но едва Мейсон вышел из-за щита, как "Лендровер" с оглушительным взрывом лопнул.

Впечатление было таким, словно Мейсон разъезжал на бочке с порохом. Крыша автомобиля взлетела на высоту футов пятьдесят.

Когда куски разорванного металла выбили на асфальте и рекламном щите последнюю барабанную дробь, Мейсон добрым словом помянул пиво.

Стоит ежедневно выпивать натощак шесть банок.

И непременно австрийского. Верный шанс дожить до ста лет...

Жаркое дыхание динамитного и бензинового пламени растворилось в пространстве. Каменистая пустошь Южной Калифорнии вновь ожила, застрекотала голосами цикад. Полковник замер, невидящим взглядом рассматривая кучу раскаленного металла и пять чадных островков догорающей резины.

Выследили.

От никому не известного мистера Стивенсона до полковника в отставке Мейсона добирались неделю.

Бомба с дистанционным управлением – не захотели осквернять покой чинного Кармела.

Команда на взрыв прошла откуда-то не издалека. Следовательно, надо ждать гостей – в том, что работа выполнена, положено удостовериться.

И тут же, словно подтверждая правоту Мейсона, послышался гул мощного двигателя. По шоссе приближался большой черный "Крайслер".

Мейсона словно ветром сдуло с обочины.

В заднем кармане брюк он всегда носил плоский никелированный "браунинг". Не бог весть какое оружие, но в умелых руках – грозная сила. Уроки майора Кеведиша не пройдут впустую...

..."Огневой подготовкой" курсанты занимались вечером, после ужина.

Инструктор майор Кеведиш оказался антиподом Хартмена.

Забавный человечек: низкорослый крепыш с изумительно красной рожей и багрово-лиловым мясистым носом. Одного взгляда хватало, чтобы понять, что не холодные ветры севера и не соленые морские бури обработали кожу майора и придали ей оттенок сургуча. Завод, поставляющий для физиономии Кеведиша первосортную краску, находился в утробе майора, и сырьем для него служило очищенное пшеничное виски. Кеведиш обеспечивал бесперебойную работу своего заводика, четырежды в день поставляя сырье.

А еще на лице майора колосились полуседые старомодные баки.

Кеведиш любил прихвастнуть своими способностями, но делал это с неподражаемым шармом.

Собственно, их знакомство и началось с небольшого фарса, в котором майор сыграл главную и единственную роль. Действие развернулось в центре большой поляны, оборудованной под стрелковый полигон.

Сержант Лерош выстроил их – как и полагалось, а сам ненадолго исчез: майора Кеведиша необходимо было разыскать где-нибудь в зарослях неподалеку, разбудить, вытащить из походного гамачка и привести в божеский вид. Опытный Лерош быстро справился с этой задачей, и майор предстал перед курсантами во всей красе.

Шмыгнув носом, он скосил в сторону маленькие серые глазки и тяжко вздохнул:

– Свинство, конечно...

Судя по всему, реплика предназначалась сержанту Лерошу, но Лерош и глазом не моргнул.

– Ладно! И... и... ик! – примирился со своей участью майор. – Вы думаете, что умеете стрелять? А? И... и... ик!

По рядам курсантов прошелестел легкий смешок. Судя по всему, майор успел где-то надраться вдрызг.

– Ага! – грозно рявкнул Кеведиш и качнулся на ногах. – Умеете?! И...ик! Жопами вы умеете стрелять! Жопами... после обеда!

– Гляди из своей с натуги не бахни, – тихо, но внятно отозвался из строя Сэм. Выходка Сэма майору понравилась – он обожал соленый солдатский юмор.

– Если бахну, то тебя унесет, – не без доли преувеличения заверил Сэма Кеведиш.

– Так заткни ее от греха, – посоветовал Сэм.

– А заодно и рот, а то сквознячком геморрой надует, – добавил Спенсер, верно уловивший тон беседы.

– Га-га-га! – заржал в ответ Кеведиш. – Мне Райт говорил, что вы продувные бестии, но мне такие парни нравятся. Ну, так как?!

– Что "как"? – осведомился Сэм.

– Говоришь, стрелять умеешь?

Сэм пожал плечами в ответ.

– Выдай им пушки, – коротко скомандовал Кеведиш Лерошу.

– Какие? – уточнил Лерош.

– Карманные.

"Карманной пушкой" Кеведиш, как оказалось, именовал "кольт-375".

В руках десяти курсантов оказались новенькие, пахнущие смазкой револьверы. Затем сержант проставил номера "кольтов" в специальном журнале напротив фамилии получателя и предупредил, что теперь это оружие закреплено за ними до окончания учебы. Выполнив формальности, Лерош направился было к пульту управления мишенями, но Кеведиш остановил его:

– Э! Сержант! Они же умеют стрелять.

– Так что? – не понял егекЛерош.

– Табельные мишени для них слишком большие, – с явной издевкой пояснил Кеведиш и с трудом наклонился. Порывшись в траве, он подбросил на ладони три старые винтовочные гильзы.

– Вот! – торжественно объявил Кеведиш. – Это в самый раз.

Шагах в сорока, в стороне, из травы торчал полусгнивший пенек. К нему Кеведиш и направился, старательно обходя по дороге малейшие выбоины и бугорки. Присев возле пенька, Кеведиш долго и старательно устанавливал на нем гильзы.

– Прошу вас, г...спода, – широким жестом указал Кеведиш направление стрельбы, а сам сложил руки на груди и застыл в известной позе французского императора.

Палили они наугад, целясь в пенек. Ржавые гильзы с такого расстояния разглядеть на фоне бурого пенька мог разве что глаз куперовского героя.

Труха летела из пенька во все стороны, но все три гильзы – к великому позору стрелков – остались на месте.

– Так, – констатировал Кеведиш, – языками вы орудуете куда лучше. Теперь я попробую.

Он смачно высморкался, неторопливо извлек из кобуры старый, обшарпанный "смит-вессон".

– Если есть смельчаки, то могут стать возле пенька и посмотреть, напоследок предложил Кеведиш, взводя курок.

– Я стану, – неожиданно для себя вышел вперед Мейсон.

– Ты часом не перегрелся? – схватил его за руку Сэм. Мейсон выдернул руку и решительно зашагал к пеньку.

– Э, сержант, – ринулся к Лерошу Хариш, – останови этого придурка!

Однако Лерош повел себя странно. Он хмыкнул, пожал плечами и безразлично махнул рукой:

– А... пускай...

Мейсон встал в трех шагах от злополучного пенька и пялил глаза на гильзы-мишени. Самое странное – он в тот момент совершенно не чувствовал страха, только любопытство.

Майор не торопился. Он медленно поднял руку с револьвером и направил ствол в сторону мишени. Все, затаив дыхание, следили за его указательным пальцем, лежащим на курке. Однако выстрел так и не прозвучал. Кеведиш, казалось, передумал стрелять. Он опустил руку, постоял секунду в раздумье и быстро сунул револьвер под мышку. Затем отстегнул от пояса заветную фляжку, отвинтил крышку и жадно припал к горлышку губами.

Он стоял спиной к курсантам и правым боком к мишени, а поэтому они видели только высоко запрокинутую голову Кеведиша. Когда же он вытащил из-под мышки "смит-вессон", не заметил никто. Три выстрела хлопнули коротко и неожиданно. Мейсон тоже не уловил движение Кеведиша и вздрогнул, когда гильзы, почти одновременно, со звоном разлетелись в разные стороны.

Что и говорить – такого фокуса не увидишь ни в каком цирке. Кеведиш сразу и навсегда заработал себе прочный авторитет.

– Интересно... – почесывая затылок, вопросил Сэм. – А во сколько обходится государству содержание этого гениального алкоголика?

– Ну что, сопляки?чА, умеет майор Кеведиш стрелять? То-то! Но все этЬдер... р... рь... мо! Стрелять надо на слух. Да! Ик! Ваш начальник Э... Э...

Эдварсн... он... мжт... Я научил... И Лрш тоже мжет... Всех я научил, кажется, майора окончательно развезло. Тут-то, как всегда вовремя, вмешался Лерош. Он бережно подхватил под мышки Кеведиша, амплитуда колебаний которого приняла угрожающие размеры, и дипломатично осведомился:

– Сэр! А вам не пора вздремнуть часок-другой?

– Пра! – тотчас согласился майор. – Мне дано пра... Веди мня.

Лерош поволок "гениального алкоголика" к гамаку, а Мейсон все стоял над злополучным пеньком...

... – Ты видел? – спросил Паоло напарника и, не дожидаясь ответа, сбросил газ.

"Крайслер" покатил по инерции и бесшумно замер в десяти шагах от пожарища.

Джанкарло, худой, будто высушенный субтропическим солнцем пустоглазый ганфайтер, коротко бросил по-итальянски: "Черт ему помогает" и, выставив в окно ствол безотказного "ингрэма", хлестанул очередью по невысоким сопкам, топорщащимся у места, где только что дематериализовался полковник.

В ответ прозвучал только один выстрел – едва слышный хлопок. Но Джанкарло дернулся, проелозил по сиденью и, выронив автомат, схватился за простреленное плечо. Правая рука, умелая и спорая десница ганфайтера, повисла как плеть.

– Porkko! – прошипел Джанкарло и приказал: – Гони!

...Стрелять вдогонку "Крайслеру" полковник не стал. Так даже лучше, если машина с подранком доберется до... Фрэнки, кого же еще. Но и торчать на пустом шоссе возле кострища, дожидаясь полицейского патруля, Мейсон не собирался.

До новой бензоколонки Тома – три мили по пустыне, негусто поросшей высокими агавами. Одежда для марш-броска неподходящая, но выбирать не приходится.

Мейсон подхватил с обочины свернутый пропеллером номерной знак с "Лендровера" и рванул по едва заметным тропинкам на юго-запад.

Каменистая пустошь. Где в подобном месте приходилось бегать? В Чаде... С полной выкладкой и полуторагаллонной канистрой воды. В спину не стреляли – им удалось оторваться скрытно, – однако на ходу все время прислушивались, чтобы успеть замаскироваться до появления угандийских вертолетов. Принимать бой было нельзя: в магазине тяжеленного гранатомета "карл густав", который тащил сержант Доули, оставалось только два заряда. Вертолетчики, конечно, французы, и совсем не зря получали, сволочи, свои франки от угандийского правительства...

С пригорка хорошо просматривался фривей – широкая сине-серая лента с редкими росчерками тормозных следов, машин немного – до вечера, когда хлынет поток возвращающихся из Лос-Анджелеса служащих, еще далеко. У бруксоновской заправки только две машины: