Текст книги "Стрела Аримана. Антология российской фантастики"

Автор книги: Сергей Михайлов

Соавторы: Александр Мазуркин,Геннадий Прашкевич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

Теперь, когда я убедился в невиновности сидевшего передо мной человека, на меня легла ответственность за его судьбу. Как доказать невиновность Мокроносова? Да, мне не симпатичен этот алкаш, но установить истину я обязан.

– Ну как вам нравится этот типчик? – спросил майор Пронин, кивая на Мокроносова.

– Товарищ майор, я согласился помочь вам, прибегнув к способу, известному одному лишь мне. Не требуйте ни фактов, ни улик, ни доказательств моей правоты, – официальным тоном заявил я. – Этот человек к убийству Паукова не имеет никакого отношения.

– Вот как? – Следователь вскинул брови. – Вы уверены?

«Зря я с ним связался! – прочел я его мысли. – Эх, зря! Так все гладко шло. Теперь выкручивайся…»

– Абсолютно уверен, – подтвердил я.

Мокроносов уставился на меня с удивлением.

– Вы правду говорите? – спросил он, и в глазах его вспыхнула надежда. – А может, комедию разыгрываете, как вот этот… майор?

– Молчать! – гаркнул Пронин, багровея.

Нет, тезка легендарного сыщика все больше мне не нравился.

С большим трудом он взял себя в руки. Ему было неловко передо мной.

– Вы, гражданин Мокроносов, что же думаете, ваши оскорбительные слова останутся безнаказанными? Это я – то здесь комедию разыгрываю?! – Он неприязненно посмотрел на меня и ледяным тоном произнес: – Если ваше мнение, товарищ Нерусский, окончательное, дальнейшее присутствие здесь подследственного не обязательно. И нежелательно У вас есть к нему вопросы?

– Нет.

Следователь взялся за телефон.

Когда Мокроносова увели и мы остались одни, майор долго мерил шагами мрачный кабинет, кидая на меня колючие взгляды. Наконец он остановился и заговорил:

– Вы допустили ошибку. Даже две. Во-первых, вы объявили подследственному, что он невиновен. Этого говорить нельзя было никак. Такой вывод вправе делать только суд. Во-вторых, вы вообще неправы. Виновен он, я в этом уверен. Прямых доказательств у меня пока нет, но они будут, ручаюсь. Повторяю, он виновен. Он должен быть виновен!

Последние слова окончательно рассеяли всяческие иллюзии по поводу моральных устоев майора. Он был предубежден против этого невезучего забулдыги. Почему? Недобросовестность? Тупость? Или злой умысел? Впечатление разумного, вдумчивого человека Пронин не производил, добросовестностью тоже, по-моему, не отличался. Что же касается злого умысла, то что общего может быть между следователем по особо опасным делам и хроническим алкоголиком? Я решил «прощупать» следователя. Мне не пришлось долго ворошить весь хлам, скопившийся в его голове: та мысль лежала на самой поверхности и, видимо, давно не давала покоя майору. Все оказалось до смешного просто: через три дня, в понедельник, наш бравый майор Пронин должен был отчитаться перед начальством по делу Паукова, так как в понедельник по плану следствие надо было закончить. Если убийца будет найден – а чем Мокроносов не убийца?! – светила премия, если нет – взбучка. Стоит ли копать глубже, раз кандидат в преступники уже в КПЗ?

Я понял, что за птица следователь Пронин. Однако, коли влип в эту историю, отстаивать справедливость я обязан не столько ради Мокроносова, сколько ради самого себя. И дернул меня черт поддаться на уговоры майора! Шел бы себе марками любоваться – и горя бы не знал. Да уж не проверка ли это? Вроде не похоже, а вот предостережение от необдуманных действий мне, кажется, сделано было, и не одно. Я вспомнил типа в морковном свитере, его чувствительные пинки, попытки покончить с собой под колесами желтого «Москвича». А эти дурацкие верблюды?… Ясно, следившие за мной инопланетные экспериментаторы предупреждали: я вплотную подошел к запретной черте.

Я очнулся от своих размышлений. Круглолицый майор с любопытством смотрел на меня из-под пухлых век, почти лишенных ресниц.

– Мне очень жаль, – произнес он слащавым голосом, – что я втянул вас в наше нелегкое дело. Извините великодушно. Будем считать, что я вас ни о чем не просил…

– Нет, – перебил его я, – так не пойдет! Буду копать До конца, пока справедливость не восторжествует!

– Да поймите же, – горячился майор, – я обратился к вам исключительно за тем, чтобы вы помогли найти веские доказательства вины Мокроносова. Кто знал, что вы выкинете такой фортель! Я веду следствие, отвечаю перед руководством, перед своей совестью…

– Да нет у вас совести! Вам бы только премию получить за раскрытое преступление.

Лицо следователя посерело.

– Да как вы смеете! – прошипел он, брызгая слюной. – Да за такие слова…

– Не стращайте, не поможет! Я хочу только одного – справедливости. Совершенно уверен в непричастности Мокроносова к убийству Паукова. Даже не уверен – знаю.

– А доказательства у вас есть?

Я пожал плечами.

– По-моему, не я должен доказывать его невиновность, а вы – его вину.

– Вот-вот, его вину мы докажем, в этом не сомневайтесь. А вы его невиновность доказать не сможете!

Я понял: этот тип загнал меня в угол. Действительно, голословное утверждение доказательством не является. Мне-то все было ясно, как наверняка и ему. Суду нужны факты. Ими я не располагал.

– Ну что, будут доказательства? – ехидно спросил Пронин.

– Будут! – ответил я, с отвращением глядя в его свинячьи глазки.

– Вот как? Я рассчитывал, что вы все-таки одумаетесь. Ну что же, старайтесь, ищите. Если что найдете, буду только рад. Правда, адресок я вам дать не могу – служебная тайна.

– Адрес мне известен. Знаю я кое-что такое, о чем вы и не подозреваете.

– Вот как? – повторил майор, ерзая от беспокойства в кресле.

– Именно так, – сказал я, направляясь к двери. – До скорой встречи. Очень хотел бы надеяться, что одумаетесь все-таки вы.

Я вышел, демонстративно хлопнув дверью, и решил тут же, не откладывая, ехать на Мурановскую, тридцать три, где жили подследственный и потерпевший. «Служебную тайну» я выудил из памяти майора. Не блефовал я, впрочем, и говоря о чем-то, что ему и в голову не приходит; в этой самой его голове я отыскал нечто, что могло в дальнейшем сыграть для меня неплохую службу. Но пока что об этом ни звука.

По дороге я позвонил домой и предупредил Машу, что немного задержусь. Вместо раздраженного ворчания я услышал кое-что весьма музыкальное: не иначе, подарок Арнольда продолжал облагораживать атмосферу нашей квартиры.

Мурановская оказалась у черта на рогах. Обогнув кинотеатр «Будапешт», автобус наконец выплюнул меня на тротуар на первой же остановке. Дом я нашел быстро.

План у меня был следующий. Преступление было совершено средь бела дня, значит, убийца не мог проникнуть в дом незамеченным. Наверняка кто-то его видел, хоть краем глаза. Именно на это я и рассчитывал. «Прощупав» соседей, я надеялся получить нужную информацию – портрет преступника.

У подъезда коротали время бабульки. Они перемывали косточки всем жильцам дома. Разумеется, речь шла и о недавнем убийстве. Я занял позицию напротив подъезда, подперев плечом трансформаторную будку.

Прав был Арнольд: приходится попотеть, прежде чем извлечешь из груды никчемных, пустых, сорных мыслей ту единственную, которая тебе нужна.

«Потеть» мне пришлось около полутора часов. И какого только хлама не держали женщины в убеленных сединами головах! Мой кропотливый труд был вознагражден: постепенно, штрих за штрихом, перед моим мысленным взором стал вырисовываться портрет человека, побывавшего здесь около двух часов в день убийства Паукова. Молодой мужчина лет двадцати восьми – тридцати, длинноволосый, в легком подпитии. Джинсы, тельняшка, сумка в руке. Уверенно вошел в подъезд. Когда и как вышел, никто не видел.

Потоптавшись у трансформаторной будки еще минут десять и заметив, что бабули начали кидать в мою сторону беспокойные взгляды, я решил покинуть свой пост.

– Гражданин, предъявите документы! – раздался у меня за спиной требовательный голос.

Глава 7

Я обернулся. Передо мной стоял немолодой уже милиционер с погонами сержанта. Цепким, подозрительным взглядом он ощупывал мою фигуру.

– Ваши документы!

Документов у меня с собой не было. Прежде чем принять решение, я захотел узнать, чем же вызван интерес к моей персоне. Нужная мне информация лежала на поверхности:

«Стоеросов!»

«Я!»

«Слетай к дому номер тридцать три по Мурановской Оттуда только что сигнал поступил: какой-то подозрительный тип околачивается у пятого подъезда – ну, у того, где этого пьяницу пристукнули. Установи личность и доложи».

«Будет сделано, капитан!»

Коротко и ясно. Какая-то из старушек обратила на меня внимание и звякнула в отделение. Теперь доказывай, что ты не верблюд!

– Документов у меня с собой нет… – начал я.

– В таком случае придется пройти со мной, – бесстрастно произнес Стоеросов.

– А, собственно, зачем? – сделал я слабую попытку избежать объяснений в милиции.

– На предмет установления вашей личности, – так же бесстрастно ответил сержант.

– Ну что же, идемте, – пожал я плечами, поняв, что уговоры бесполезны.

Отделение милиции располагалось поблизости. Стоеросов привел меня в комнату дежурного и легонько подтолкнул навстречу сурового вида капитану, который отчаянно дымил «Примой».

– Вот он, голубчик. Документы предъявить отказался, – доложил сержант.

– Вот как? – сузил глаза капитан.

– Не отказался, просто у меня их нет.

– Вы что, бомж?

– Почему бомж? Я коренной москвич…

Я рассказал, кто я, где живу, чем занимаюсь. Капитан выплюнул окурок «Примы» на пол и принялся звонить куда-то. Долго что-то выяснял и наконец, слегка разочарованный, объявил:

– Мы установили вашу личность, товарищ Нерусский. Вы именно тот, за кого себя выдаете.

– Спасибо. Я в этом нисколько не сомневался. Рад услышать это лишний раз, тем более из ваших уст. Мне можно идти?

– Минуточку! – Капитан достал очередную, сигарету из лежащей на столе пачки. – Один вопрос. Что вы делали у пятого подъезда дома тридцать три по Мурановской улице?

Я пожал плечами.

– Ничего. Просто стоял. Ничего не делал.

– Просто стоял и ничего не делал, – повторил капитан. – Несколько странное времяпрепровождение, вы не находите?

– Надеюсь, уголовной ответственности за это я нести не обязан?

– За это – нет. – Капитан сделал ударение на первых словах. – Возможно, за вами есть кое-что еще.

– Бесспорно. Конечно, есть! Иначе и быть не может.

– Так рассказывайте. Сами рассказывайте!

– Рассказывать что? Обо всем, что со мной было со дня рождения?

Я знал: капитан поймет, что я над ним издеваюсь. И он понял. Не слишком рано, но и не чересчур поздно.

– Вы что, смеетесь надо мной?! Отвечайте, что вы делали у дома, где две недели назад произошло убийство?

– Послушайте, капитан, – я решил впредь говорить только серьезно, – если хотите получить информацию обо мне, позвоните следователю Пронину в МУР. Он вам все объяснит. Сергей Тимофеевич как раз ведет дело об убийстве Паукова.

– Знаю, – буркнул капитан, остывая. Он набрал номер Уголовного розыска.

– Следователь Пронин? Здравствуйте, товарищ майор. Это капитан Матерый из триста двадцатого. Да, да, того самого… У меня вот какое дело. Ко мне поступил один подозрительный субъект. Утверждает, что знаком с вами, мол, работает в контакте с органами… Некто Нерусский Николай Николаевич… Что? Первый раз слышите? – Губы капитана скривились в ухмылке. – Я, собственно, так и думал…

Ну и свинья же этот майор! Чего-чего, а такого я от него не ожидал.

Я подскочил к столу, выхватил у капитана трубку и крикнул:

– Послушайте, вы, слуга закона! Или вы перестанете валять дурака, или я доведу дело до конца сам, без вашего участия! Я сумею это сделать, вы знаете. Кое-что я уже раскопал.

Через несколько секунд в трубке раздался чуть ли не радостный голос этого хамелеона:

– Ах, это вы, коллега? Рад вас слышать! Я, знаете ли, не сразу понял… Слышимость никудышная. Извините. Так вы, Николай Николаевич, говорите, что напали на след убийцы? Я не ослышался?

– Нет, не ослышались. Поищите в картотеке. Этому человеку лет двадцать восемь – тридцать. Длинные темные волосы. Крупный, грубые черты лица. Ходит в тельняшке и потертых джинсах. Походка уверенная, вразвалку. Похоже, бывший моряк. Есть все основания полагать, что в момент убийства находился в квартире Паукова.

– Хорошо, Николай Николаевич. Учту вашу информацию. Если вас не затруднит, передайте трубочку капитану Матерому.

Матерый некоторое время внимательно слушал, наблюдая за мной.

– Понял, товарищ майор. Всего доброго! – сказал он и положил трубку.

Воцарилось неловкое молчание. Нарушил его капитан.

– М-да, интересное дельце получается. Вы, стало быть, частным образом расследуете убийство Паукова?

– Нет, мое дело – доказать невиновность Мокроносова, а расследование – это ваша прерогатива… Надеюсь, теперь я могу идти?

– Да, конечно.

– Прощайте! – бросил я и вышел из кабинета.

Не успел я пройти и пяти метров, как услышал позади торопливые шаги. Меня догнал сержант Стоеросов.

– Послушайте, Нерусский, не знаю, как вы собираетесь раскрутить это дело, но хочу, чтобы у вас получилось. Я помогу вам. Я знаю человека, которого вы описали. Это Козлятин из дома двадцать девять по Мурановской. Квартира, по-моему, сорок три.

Вот так так! Неприятность с задержанием неожиданно обернулась удачей. И не верь после этого в случай!

– Спасибо, сержант! Огромное вам спасибо.

– Да ладно, будет вам. Этот Козлятин – спившийся тип. Нигде не работает, вечно ошивается у винного. Холостой, как и дружки Мокроносов и Пауков, царствие ему небесное. Верно, он бывший моряк. Кличка – «Боцман». Ни одной драки не пропускает. Вроде ворует по мелочи, но пока не пойман. Вот, пожалуй, и все.

– Еще раз спасибо, сержант. Если Козлятин действительно причастен к убийству…

– Вам он ничего не расскажет, – перебил сержант.

– Поживем – увидим! – Я подмигнул ему и выскочил на улицу.

Я взглянул на часы. Было уже без десяти восемь. На сегодня, пожалуй, достаточно приключений. Встречу с Козлятиным придется отложить на завтра.

Дома я оказался в начале десятого. Маша встретила меня улыбкой. «Ах, ну да – цветы!» – вспомнил я. Надо сказать, что весь день я был в приподнятом настроении.

– Наконец-то! Где ты пропадал? Неужто у своего филателиста?

– У него, у него, – ответил я ей в тон.

Пришлось соврать. А куда деваться? Ведь я был связан по рукам и ногам условиями эксперимента. Зазвонил телефон. Я снял трубку.

– Это ты, отец? Я уже третий раз звоню.

– Ты откуда?

– Неважно. Никуда не уйдешь? Нет? Тогда жди, скоро будем.

Ничего не поняв, я отправился на кухню, откуда пахло кофе и яичницей с луком. Минут через двадцать, когда наш ужин подходил к концу, на улице послышался скрип тормозов. Я выглянул в окно. У подъезда стоял длинный, черный «роллс-ройс». Из него вылез какой-то пузатый господин, за ним – наш Василий.

Сын отпер дверь своим ключом, и в квартиру ворвался запах импортных сигарет, импортного одеколона и нашего коньяка.

– Знакомьтесь, – пробасил Василий, – это сэр Роберт Иванофф из Филадельфии. Страстный коллекционер. Заодно миллионер. А это из май фазер, – представил он меня.

– О, йес! – расплылся в широкой улыбке американец. – Фазер есть карашо! Гуд! Хау ду ю ду, фазер?

Иностранец мне сразу не приглянулся. Какого черта Васька приволок его сюда?

– Иванофф? – переспросил я. – Вы, часом, не русский? Не из эмигрантов?

– Ноу эмигрант! – замотал головой мистер Роберт. – Я есть чистокровный американец. Это есть факт.

«Ага, заливает! Эмигрант во втором поколении», – «прочитал» я и подумал: «Плохо, что он с вранья начинает!»

– Мистер Роберт интересуется твоими розами, отец. На родине у него богатейшая коллекция розовых кустов. Все, как он утверждает, существующие в природе сорта. А вот голубых роз нет. Таких, равно как черных и зеленых, нет и быть не может. Я рассказал ему о твоих цветах, он не поверил. И не поверю, говорит, пока своими глазами не увижу. Ну-ка, отец, покажи наши розы, утри нос мистеру Иванофф.

– О, утри нос! – радостно подхватил гость и шумно высморкался. – Немного насморк, аи эм сорри! Я должен ходить ту доктор. Ращен доктор – самый бесплатный доктор в мире! Гуд!

Он потянул мясистым носом и вдруг изменился в лице. Улыбка исчезла, глаза застыли, зато нос завертелся, словно у выхухоли. Ага, учуял Арнольдов подарок!

Я пригласил гостя в комнату. Он шагнул через порог и остолбенел, сделавшись почти такого же цвета, что л космические цветы в вазе.

– Пли-из, – произнес я, – прошу вас, господин Иванофф, проходите, располагайтесь… Маша! Свари нам. пожалуйста, кофейку.

Стоя позади мистера Иванофф. Василий подмигивал мне, потирал нос пальцами правой руки и прямо-таки излучал: «Будь спок! Сейчас мы его вытрясем. У него даже на самого бесплатного доктора не останется…»

Вот оно что! Выходит, Васька покупателя привел. Хорош, нечего сказать! Откопал миллионера, помешанного на розах. А этот-то, этот! Точно поголубел. Того и гляди, удар хватит!

– Это… есть что? – наконец выдавил из себя американец. – Где вы их достал?

– У одной старушки купил, в Новом Иерусалиме, на станции.

– Иерусалим? Израиль? О! Как далеко! Вы туда ездил за этот розы?

Я покачал головой.

– Нет, Новый Иерусалим – это станция такая железнодорожная. Всего шестьдесят километров от Москвы. Город Истра, знаете?

– Истра? Истра не знаю. Ноу Истра. Иерусалим знаю, Иерусалим йес… И сколько не платил за этот букет, мистер Николай?

– Червонец, – ляпнул я.

– Червонец? О, знаю червонец! Русский червонец – самый твердый валюта в мире!.. Был самый твердый, давно… Сколько вы хотите за эти розы?

Началось! Мистер думает, раз у него полны карманы долларов, ему все подавай. Нет уж. Это подарок: Арнольд подарил мне, я – жене. Это не просто розы, а символ нашего семейного счастья и благополучия… На пороге, затаив дыхание, стояла Маша, ждала, что я отвечу.

– Розы не продаются, – твердо сказал я.

– Как не продаются? – опешил мистер Роберт. – Вы меня не понял! Я дам вам много, очень много доллар!

– Сколько? – встрял Васька.

– Розы не продаются!

– Десять тысяч! – сказал миллионер.

Десять тысяч! Не слабо…

Васька скорчил кислую мину и протянул:

– За такую цену розы действительно не продаются.

Он еще и торгуется! Ну, погоди, уйдет этот тип, я с тобой поговорю!..

– Сколько же вы хотите?

– Миллион, – бросил Васька как бы невзначай.

– Миллион?! – ужаснулся Иванофф, прикрывая рукой карман.

– Миллион за букет – не каждому по карману! – подзадоривал гостя мой смышленый сынок. – Но согласитесь, цветы того стоят. Думаю, это единственный в мире букет голубых роз.

«В этом ты прав, – подумал я, – другого такого нет».

Страсть коллекционера боролась в душе мистера Роберта с трезвым расчетом. «Миллион, пожалуй, многовато, – думал он. – Завянут они через недельку, одни воспоминания останутся… Многовато, хотя…» В самом дальнем углу его души скреблось неуемное желание. Он был готов пойти на отчаянный шаг и выложить требуемую сумму.

Миллионер, словно готовящийся к прыжку лев, подкрался к букету, впился в цветы безумным взглядом. Ему не терпелось хотя бы прикоснуться к лепестку, но он сдерживал себя, вдыхая космический аромат. Каждый вдох придавал ему решимость.

– Я согласен! – проронил он роковые слова. – Я дам миллион доллар за этот розы.

Он обращался ко мне, полагая, что я уполномочил Василия вести переговоры.

– Соглашайся, отец, миллион в руки плывет! Такое раз в жизни бывает. Ну же!

И тут борьба чувств началась в моей душе. «Миллион – это прекрасно, – думал я, – за миллион я бы отдал и десять таких букетов, но… Ведь эти цветы я подарил Маше в годовщину нашей свадьбы! Она от них в восторге и по сей день. На нее, да и на меня розы оказывают какое-то гипнотическое облагораживающее воздействие. Нет, их никак нельзя продавать, никак!»

– И вы еще раздумываете?! – поразился Иванофф.

Ища поддержки, я глянул на жену. Она пожала плечами: решай, мол, сам. Похоже, что и на нее миллион произвел впечатление. Чего уж там, живем мы небогато, деньжата нам не помешали бы. Маша давно собиралась дубленку себе купить, да и Ваське неплохо бы кооперативную квартиру… Да что говорить, многие проблемы отпали бы. Скоро отпуск, можно по путевке в капстрану съездить, мир повидать, барахлишка прикупить… Кстати, я давно мечтаю о новом спиннинге… Что же делать, а? Продать букет, пока мистер не передумал? Арнольд, думаю, не обидится, Маша, кажется, согласна. Э-эх, была не была!..

– По рукам! – отрубил я, но тут…

Но тут на кухне что-то зашипело, резко запахло озоном, и оттуда в гостиную, шипя и полыхая искрами, бесшумно вплыла тарелкообразная шаровая молния. Мне сразу же вспомнилось картофельное поле близ Истринского водохранилища: молния была уменьшенной копией звездолета Арнольда. Она неподвижно зависла перед нами, части ее электрического тела переливались. В колеблющихся линиях угадывались то очертания материков, то прожилки кленового листа, то странные письмена. Вдруг в самом центре возникла красная точка, она стала увеличиваться в диаметре – и вот на меня уставилась физиономия субъекта в морковном свитере. «Ясно, – догадался я, – меня снова предостерегают от необдуманного шага. Не хотят, чтобы я продавал голубые розы! Ан нет, захочу – продам, захочу – оставлю. И ничего они мне не сделают». Мне почему-то вспомнилась тетя Клава, ее история с шаровой молнией, двусмысленное предсказание, что я, мол, еще увижу свою молнию, придет время…

А молния тем временем продолжала вращаться и видоизменяться. Из тарелки она превратилась в длинное веретено. Краем глаза я заметил, что жена, сын и американец тоже с ужасом и восхищением взирают на молнию, которая вот-вот рванет и разнесет наш дом. Лицо гнусного типа в морковном свитере исчезло. Сейчас что-то произойдет!

Но голубое веретено еще немного постреляло электрическими протуберанцами и плавно двинулось к окну. Через мгновение молния пропала, растворилась во мраке. Все встало на свои места. Тишину ночи (уже ночь!) нарушали тиканье часов на стене и вой запоздалого троллейбуса на улице. Как будто ничего и не было.

– Уф! – перевел дух Роберт Иванофф. – Ну и хреновины у вас тут летают… – Американец снова потянул мясистым носом. – А воздух какой, чувствуете? Гуд воздух.

– Озон, – пояснил Васька. – Обычное дело во время грозы.

– Давайте покончим с делом, – сказал я торопливо. – А потом можно и о погоде поговорить.

– Верно, – подхватил Василий. – Дело прежде всего.

Мистер Роберт болезненно улыбнулся и дрожащей рукой вынул из кармана чековую книжку.

– О’кей. Сделка есть сделка. Готов рассчитаться сию же минуту. Надеюсь, господин Николай, никаких препятствий больше не будет?

– Да какие уж препятствия! – воскликнул Василий, передавая цветы американцу.

Тот небрежно бросил чек на стол и с трепетом принял дорогой букет.

Чек действительно был на миллион долларов. Шесть нулей так и притягивали взгляд. Я взял чек в руки и с интересом рассматривал его.

– Вас интересует, – обнажил он ровные белые зубы в снисходительной улыбке, – как этот невзрачный клочок бумаги можно превратить в миллион? О, все очень просто. Достаточно предъявить его в банке, и вам выложат круглый сумма. – Он периодически коверкал русскую Речь, я был уверен, что умышленно.

– В каком еще банке? – нахмурился Василий. – Это что же, в Америку нам ехать за нашим миллионом? Нет уж, господин Иванофф, давайте наличными.

– Зачем Америка? – искренне удивился гость. – Не надо никакой Америки! Обращайтесь в Интернэйшнл Бэнк оф… – он произнес замысловатое название, – и получайте свой миллион. Как! Вы не знаете, что в Москве открыт филиал этот банк? Вы меня просто удивляете, господа!.. На чеке указан адрес филиала.

Адрес действительно был. Однако проверка не повредит. Я включил свой «детектор лжи» и прошелся по лабиринту сознания мистера Иванофф. Нет, он не врал. Все точно. Пряча чек в карман, я сказал:

– Все в порядке. Деловая часть закончена.

– О, я рад, мистер Николай! Вы настоящий деловой человек!

– Надеюсь, не откажетесь от чашечки кофе… Маша, кофе готов?

– Готов, – буркнула жена, и я сразу уловил перемену в ее голосе.

– О нет, я должен ехать. Нужно позаботиться о цветах: они стоят того. Прощайте, господа, гуд бай!

И он исчез за дверью.

Мы молча смотрели ему вслед. На душе у ценя скребли кошки. Комната наша будто сделалась меньше, стала неуютной и серой, что-то погасло в ней, умерло, улетело…

– Ну что, доволен? Получил свой миллион? Всегда ты так – не спросишь, все по-своему!

– Ну что ты ворчишь?! Ты ж сама хотела!

– Я? А ты спросил?… Ну-ка, давай сюда миллион!

– Как же, держи карман шире! – огрызнулся я.

Василий тоже кипел от обуревавших его чувств.

– Ну ты, отец, и лопухнулся! Вот уж не ожидал! Я же тебя пихал, а ты ноль внимания. Миллион! Как же! Надул тебя этот фраер! Э-эх!..

– Заткнись! – зло бросил я ему и приготовился защищать свой карман. Все мы набычились и, похоже, решили перейти от слов к делу.

И тут раздался нетерпеливый звонок. Васька открыл дверь, и в комнату влетел пунцово-красный Роберт Иванофф. Жестом оскорбленного короля Лира он швырнул на стол некое подобие веника и, брызжа слюной, зашипел:

– Вы есть жулики! Господа! Да, да, все русские есть жулики! Верните мне чек и заберите это!

Боже! Ведь веник, брошенный им на стол, и есть тот самый букет голубых космических роз, еще пять минут назад лучившихся фосфоресцирующим светом и благоухавших так, что хотелось обнять весь мир. Цветы увяли, засохли, умерли! Не потому ли в наши души вселился бес гнева?! Да, да, это розы охраняли нас от всего дурного, присущего человеку, от всего; что накипью оседает в наших сердцах и потом вырывается наружу в виде злости, раздражительности, плохого настроения. Розы облагораживали нас. Теперь они мертвы. И виной тому я, продавший их этому типу, словно Фауст Мефистофилю свою душу. Поделом мне!

Мистер Роберт то багровел, то зеленел и все вился вокруг меня, сшибая стулья, шипел и требовал назад свой миллион. Мы с Машей стояли и смотрели друг на друга. Она тоже все поняла.

– Прости, – чуть слышно сказала она.

– И ты прости, – прошептал я в ответ.

Она бережно взяла умерший букет и унесла его на кухню. Я вынул злополучный чек и положил его на стол.

– Возьмите, господин Иванофф. Надеюсь, мы больше не увидимся.

Роберт Иванофф ловко смахнул бумажку в карман и кинул на меня неприязненный взгляд.

– Мошенники! – процедил он сквозь зубы, но злости в его словах уже не было. – Гуд бай, май френдз! Не поминайте лихом.

Он ринулся к выходу и исчез – теперь уж навсегда. Я опустился на стул и задумался. Как все гадко, мерзко, некрасиво! Хрупко человеческое счастье, его так легко разбить необдуманным поступком, дурным словом, взглядом, мыслью. А разбитое не сктеишь…

– Коля! Коля, иди сюда! Скорее!

Опять что-то стряслось! Я бросился на кухню и остановился на пороге как вкопанный.

У стола сидела заплаканная Маша и завороженно смотрела на некогда прекрасный букет, который лежал у неё на коленях. Но что это? Он уже не походил на веник. На. Моих глазах свершалось чудо: сморщенные лепестки роз Распрямлялись, разглаживались, голубели. Оживали и – Или мне это только показалось? – улыбались. Сухие листочки вновь становились зелеными, колючие стебли наливались соком. Букет опять дышал, благоухал. Голубые розы, чудилось мне, звенели, словно веселые бубенчики. Или это счастливый смех Машы? Она, и правда, смеялась сквозь слезы, которые капали на букет, снова самый прекрасный в мире букет голубых роз!

– Как в сказке! – шептала она. – Я заплакала – и цветы ожили…

Да, это было самое настоящее чудо.

На этом и закончился тот удивительный, насыщенный событиями день, если бы не Васька. Он пробасил у меня за спиной:

– Может, вернуть американца?

– Пошел вон! – рявкнул я.