Текст книги "Стрела Аримана. Антология российской фантастики"

Автор книги: Сергей Михайлов

Соавторы: Александр Мазуркин,Геннадий Прашкевич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)

15

Храмовые стражи уже отчаялись что-либо отыскать в раскаленных горах. И если раньше перед ними глухо вставала стена, то теперь ущелье за ущельем петляли и неизменно приводили в тупик. Только ящерицы выкатывались из-под сдвинутых камней, да в полдень дохли выброшенные на солнцепек змеи. И одноглазый начальник храмовых стражей уже думал, что дней через пять придется отправлять верблюдов за водой и пищей, Впрочем, в этом ущелье склоны были не так круты, кое-где над дорогой пыльные кусты разламывали камни. Похоже, что где-то была вода. И ущелье было похоже на русло большой реки. Только впереди, у поворота на перевал, словно прорубленные мечом, отвесно сходились стены. Случалось, что на каменных уступах, недосягаемые для стрел, бесстрашные и суровые, как изваяния, упирали в синее небо тяжелые рога горные бараны. И птица порой косо взлетала из потревоженного куста, да висела на ветвях пестрая, как нарядный кушак, змейка, совсем не похожая на мрачных пустынных аспидов.

Внимание притуплялось. Однако кое-чему все-таки научили эту банду имперские сотники – впереди ехал дозор из трех человек. Их щиты из бегемотовой кожи с белой окантовкой не были привязаны к седлам, а закинуты на левое плечо, колчаны – открыты. В двухстах шагах за ними, во главе своего отряда, сонно качался в седле одноглазый предводитель. В обозе, так и не привыкнув к болтанке на верблюжьем горбу, а может, и просто с пересыпу, при каждой встряске сонно приоткрывал глубоко запрятанные глазки лазутчик Лус.

– Головной дозор пропустить. Взять, как только пройдут высшую точку перевала.

Им не дали ни взяться за короткие копья, ни натянуть луки. Двое упали, пробитые толстыми арбалетными стрелами, третьего сбросил на землю испуганный конь, и его добили мечом, прежде чем подоспевший Ис успел остановить воина. Они даже не вскрикнули, и скрытый за поворотом отряд ничего не заметил.

– Начали! – крикнул Улук, всадив с двадцати шагов стрелу в одноглазого предводителя. И – пошло. Десяток воинов древками копий подтолкнули висевший над дорогой обломок скалы. И он рухнул на головы храмовых стражей. Запершило в горле от едкой пыли. Ничего не было видно – только ржание коней, грохот камнепада да тупое стуканье стрел били в уши. И торжествующий крик с гор заглушил вопль ужаса снизу. Там никто не командовал. Но все храмовые стражи, кто мог, ничего не видя в одуряющей пыли, повернули на выход из ущелья, давя упавших и падая под копыта. Взбесившиеся верблюды грязно-коричневой массой вырвались из желтого облака и, осыпаемые стрелами, ринулись вниз, ломая голенастые ноги, разбрасывая полосатые тюки, топча сброшенных седоков. За ними скакали уцелевшие конники. Их встречал стрелами из-за камней начальник поста со своими людьми. Здесь образовался завал из вздрагивающих людских и конских тел. Страшно блестели в беспощадном солнечном свете оскаленные зубы уже затихшего рыжего жеребца. В пыльном облаке лязгали мечи – это сотня Куга сошла со склона довершать дело.

– Отбой! – срывая голос, с пылью выплюнул Улук. Ис спустил тетиву своего самострела, снял шлем и вытер вспотевший лоб, словно сам стрелял и работал мечом. Внизу за ноги оттаскивали убитых, добивали искалеченных лошадей. Воины в панцирях возбужденно кричали друг другу, хотя теперь было тихо, лишь изредка хрипела еще недобитая лошадь.

Учитель отвернулся, чтобы не видеть ног, торчащих из-под камней, и там, дальше, еще шевелящегося вала, перегородившего русло высохшего ручья. Оттуда четверо воинов на двух копьях, связанных, как носилки, плащами, несли десятника – начальника поста.

– Не стал парень сотником, – вздохнул Улук, салютуя носилкам.

И снова вошел в дело:

– Доложить потери, собрать оружие, лошадей и верблюдов! Понимаю, Учитель, грязное это дело, но кому-то нужно дерьмо выгребать, – добавил он, сочувственно посмотрев на Иса.

– Никогда не думал, что окажусь в ассенизационном обозе истории. Пошли в тень, там и доклады выслушаем.

– Наших убитых двое, раненых – пять, – доложил Куг, когда Улук с Учителем отошли от места побоища, – из храмовых стражей успели ускакать трое, одного, уже издали, сняли стрелой. Догонять бесполезно – кони хороши, да и скачут, обезумев от страха, как коням ноги не переломали – не пойму.

– Пленные?

– Нет. Дорвались ребята. Одного только вытащили из-под верблюда – ему повезло, был без оружия.

– Веди сюда.

– Эй, парни, того плюгавого в черном волоките сюда!

Приволокли. Увидев происшедшее с отрядом, он впал _вкакое-то странное состояние, в котором весь мир казался нереальным. Когда его волокли, он не сопротивлялся – смотрел и не видел, как за его голыми пятками оставались борозды на песке, и даже не вздрагивал, когда ноги натыкались на острые камни.

– Приволокли, – отпустили руки Луса двое потных парней, предварительно развернув лазутчика лицом к Учителю и Улуку. И не поддерживаемый более, он повадился перед ними. Но здесь он вышел из транса и сообразил, что уж коли его в горячке не прирезали за компанию с любезными сердцу храмовыми стражами, то теперь с ним будут говорить. И от того, как он будет отвечать, зависит, вздернут его или нет.

– Великий Учитель, – начал он, не поднимаясь из пыли и следя по-собачьи за лицом Иса – он уже оправился от испуга, и весь вид его выражал преданность и покорность. Однако ноги целовать не лез – соображения у него хватало.

– Довольно, Лус, садись и расскажи, с чем пожаловал. Только не говори, что ты здесь случайно или на увеселительной прогулке. Садись, садись, мы тоже присядем, – добавил он, выбирая камень поудобнее. Рядом устроился Улук.

– Ты его знаешь? – удивился тот.

– Как же, я ему руку лечил, которую сломали ему за доносы. Тогда, на базаре, свернули бы ему и шею, не окажись я там. Ну, продолжай, – вновь повернулся он к присевшему на корточки в пыль Лусу – пересесть ближе в тень тот не решился.

– Истинно так, как говоришь ты. Доброе семя дает добрый колос. И не в бесплодную землю упали слова твои, – тон его был подобострастным, он словно что-то разглядывал внутри себя. И взгляд его уже не был собачьим, ожидающим милости от Иса. – Истинно так, – снова повторил он, собираясь с мыслями, – не на прогулке я был, Учитель. А сам верховный жрец и нечестивец-наместник послали меня найти тебя, все высмотреть и донести: где ты, сколько у тебя силы и как лучше тебя взять.

– На сук его! – крикнул Нави и, шагнув вперед, оказался рядом с лазутчиком.

Ис поднял руку, успокаивая телохранителя:

– Садись, возьми лист и веди протокол. И в этом порядок нужен.

Лус даже не повернул головы – теперь он знал, так просто его не повесят.

– Продолжай, Лус, нам помешали.

– Это все, что мне поручили.

– Но я же тебя знаю!

– Я мог прозреть, Учитель. Представь – твои семена дали добрые всходы.

– Что же, ты хочешь сказать…

– Нет, нет, Учитель, еще нет, – вдруг заторопился Лус, понимая шаткость своей позиции, – но я бы мог быть полезным.

– Чем?

– Может быть, мы поговорим наедине? – начал наглеть Лус.

– Улук и Нави знают все, что и я.

– Если я передам верховному жрецу, что сила твоя велика и…

– Ты намекаешь на союз против Империи? Сначала – вместе против них, а потом – разберемся с домашними делами? У тебя что, такое поручение, или это вольная импровизация для спасения шкуры?

– Нет у меня такого поручения, никто не знал, как силен ты. Но когда узнают… Жрецы тоже недовольны Империей! – говоря так, Лус почти верил сказанному.

– Они тебя продадут при первом же случае!

– Спокойно, Нави, это я знаю. И не религиозная распря у нас.

– Правда твоя, Учитель. Верховный жрец, лишившись права казнить и миловать, лишится и доходов – осмелевшие инакомыслящие денег в храм не понесут. И в этом ты прав, – опять вступил в разговор Нави.

В речи Луса появилось достоинство, словно он и впрямь кого-то представлял

– Я о другом. Увидев, что ты карающий меч в деснице Божьей, не воспримет ли и тебя верховный жрец как пророка или даже – сына Божия? И поклонится он тебе. А ты станешь во главе. Не союзником – господином. И твои сторонники, – добавил он, покосившись на Улука и Нави. – Ив храме ничего не надо менять. И все будут равны, как учишь ты, перед тобой. А там, на небесах, ты воздашь всем за земные муки.

– Да ты подкованный богослов, Лус. И великолепный провокатор!

– Истинно так, – вздохнул лазутчик, не поняв последнего слова. И поковырял землю большим пальцем правой ноги. Вид его был смиренным.

– Вот что, любезный, о духовном равенстве и догмате о бессмертии души мы с тобой поговорим как-нибудь в другой раз…

– Теперь – вздернем? – заканчивая запись, деловито осведомился Нави.

– Нет, теперь мы его отпустим – дайте ему верблюда, воды и на двое суток еды!

И встал, считая разговор исчерпанным.

– Зачем ты его отпустил? – спросил Нави, когда Лус был уже далеко.

– А за что было вешать? Мы взяли его не в нашем лагере, без оружия. И он не запирался. Держать в плену? Мало у нас забот! Смотри, что получается теперь – еще не доложив начальству, он принесет в город весть о разгроме отряда. И значит, о нашем могуществе. При этом преувеличит. А кроме того, это не исключено, он задумается. Лус вовсе не глуп.

– Учитель прав. И пора возвращаться, – сказал Куг, вглядываясь в строящихся воинов.

– Теперь жди имперских солдат, – бросил Улук, когда он и Учитель, сопровождаемые неизменным десятком Нави, закачались на копьях впереди строя.

– Только Не здесь – южный проход камнями не завалишь, там широко.

– Тогда у нас не меньше недели.

16

К воротам Священного города Лус добрался на третьи сутки. Его узнали и беспрепятственно пропустили. Теперь вместе с храмовыми стражами несли караул имперские солдаты. И его провели к наместнику. Из резиденции он ушел поздно…

– Странно, жрец, эта собака – Ис – отпустил Луса, – заложив руки за спину, говорил Липпин, прохаживаясь по сумрачной комнате – оплывающие свечи стояли лишь по углам.

– Ничего странного, Ис не любит крови, может – брезгает. К тому же Лус был безоружным. И Ис его когда-то лечил.

– Может быть, может быть… – убрал руки из-за спины и задумчиво завертел короткими пальцами Липпин. – А не перекупил ли противник нашего агента?

– Лус – верный пес храма!

– Верность покупается золотом, тебе ли этого не знать?

– А что бы он мог ему посулить?

– Тут ты прав. У нас сила и деньги. На голых идеях твоего лазутчика не проведешь.

– Значит, сообщенное им заслуживает внимания, наместник!

– Разумеется, хотя бы потому, что несметная сила, возникшая в глазах уцелевших храмовых стражей, превратилась в три сотни пехоты. И я не склонен преуменьшать – по моим данным, их должно быть около пятисот!

– Странно, наместник, – прошуршав тяжелыми одеждами и огладив длинную, с проседью, бороду, жрец подошел к столу, где уже стоял, опершись ладонями на плотную скатерть, Липпин, – странно, откуда щиты и панцири? И столько мечей – неужели подручные Гефа так постарались?

– Все увидим, когда мечи и доспехи лягут к нашим ногам. Будем считать – они выставят порядка пятисот… Говори, куда ведет этот путь?

– В потерянную долину, туда в старину бежали отступники.

– Почему ее не проверили сразу?

– Там много ущелий, наместник. Не знаешь, откуда начать. А этой долины после сошествия туда огненного столба избегали все.

– Плевал я на огненные столбы! Есть ли другой путь, кроме этой щели?

– Есть. Широкий проход на южный перевал. От Узкого моря.

– Офицер! Чертеж этой проклятой земли!

В дверях возник сотник со свитком, словно ждал приказа.

– Дай сюда. Можешь идти. Жди там, – указал на дверь наместник.

– Рисунок не точен, хребет тянется дальше на север, – заметил верховный жрец после выхода сотника.

– Ладно, уточним. Здесь? – густая тень руки шарахнулась по чертежу, уже расправленному на столе и прижатому, чтоб не скручивался, с одной стороны – чашей, с другой – коротким имперским мечом в ножнах.

– Здесь, – прищурившись, подтвердил жрец.

– Дней шесть пути?

– С обходом – все семь. До перевала.

– Да ты уже все подсчитал и продумал! Похвально, похвально. Теперь тебе – меч да коня!

– На то есть другие, наместник.

– Другие? Как знаешь, я другим передоверять не хочу. Офицер!

Тот опять явился мгновенно.

– Подойди и записывай: «Тысяцким – проверить людей, обозы, пополнить запасы и быть готовыми выступить через шесть часов. Направить гонца в Триречье с требованием прислать оттуда немедленно тысячу всадников. Пусть догоняют. Последнее – на время моего отсутствия власть переходит к начальнику гарнизона. С ним остаются триста солдат. На Лазурном берегу – быть готовыми к выступлению». Все.

Теперь ты, верховный жрец, через четверо суток направишь в Узкую щель отряд. Сколько у тебя осталось? Четыреста? Направишь триста. Сотни хватит для охраны твоего спокойствия, да и на всякий случай мои три сотни здесь остаются. Их дело – перекрыть выход из долины с севера. В ту щель, памятуя судьбу их предшественников, без моего приказа не лезть. Думаю, этого желания у них и не возникнет, – хохотнул он и шлепнул по столу ладонью, отпуская офицера. – Иди и ты, верховный жрец, я тоже сосну – перед походом положено.

Когда жрец ушел, Липпин вызвал начальника гарнизона и приказал присматривать за «этим типом». И в случае нужды – не церемониться. Здесь – имперская провинция!

А с рассветом ударил барабан, колыхнулись штандарты и черные имперские вороны поплыли над медноголовой пехотой.

Сначала шла первая тысяча, потом – обоз, за ним – вторая. По бокам, на расстоянии полета стрелы от колонны, с интервалом в двадцать шагов, цепь охранения, впереди, на два полета стрелы, шла головная полусотня. И с тылу, на полет стрелы, двигалась полусотня арьергарда.

Так шли они, хотя на открытой местности нечего было Ждать внезапного нападения. Но порядок есть порядок!

Сам наместник, в панцире, шлеме и со щитом, привязанным у седла, ехал в середине колонны; шли полусотнями, по шесть в ряд, набросив на головы капюшоны выгоревших в походах плащей – чтоб не калило головы. Они не пошли через песчаный пояс к каменным отрогам сухих гор – войско шло в обход, к узкому морю, по отличной дороге, которую, как и многие другие, проложили искусные инженеры Империи на костях рабов, едва Благословенная земля стала ее провинцией. Так что потомки, у которых спросили бы, чем же знаменит этот император, могли бы сказать: «Он построил дороги и расширил Империю!»

Ибо кровь и пожарища хорошо засыпает песок. А папирус и пергамент – отлично горят. И совсем неплохо шлифуют молодые мозги преподаватели истории. Особенно, если они сами ее не знают.

Итак, солдаты шли по дороге.

17

– Петр Иванович, что нового об «Арзамасе– 2»?

– Ничего, Борис Африканович, как исчез вчера в двенадцать, так и ни слуху ни духу, – ответил начальнику Звездного предприятия главный диспетчер. Начальник переключил связь:

– Прошу найти заместителя по безопасности звездоплавания и срочно направить ко мне. Да, в кабинете его нет.

Он снова щелкнул тумблером и оглядел погасшие экраны. Откинулся в кресле, прикрыв глаза, – ждал. В голову лезла всякая чертовщина – от поп-искусства до нуль-транспортировки. Все, кроме разумного объяснения происшедшего. Начальник привстал, предупреждая знакомое покашливание. Экрана он не включил.

– Нет, нет, Василий Севастьянова, прошу ко мне, здесь подумать надо.

– Слушаюсь, Борис Африканович, – пронудело в динамике.

«Ну и привычка, – подумал начальник, – не иначе, и перед микрофоном каблуками щелкает!»

– Анна Ивановна, у меня будет Безупречных, прошу вас переключить всю связь на себя.

Он услышал ответ и отпустил белую кнопку вызова секретаря.

– Прошу разрешения, – остановился в дверях Безупречных. Был он, как всегда, в полной форме, весь – словно только что из-под утюга. От него разило «Тройным» одеколоном и непоколебимой уверенностью.

Начальник привстал, приветствуя своего заместителя, и указал на кресло по другую сторону большого стола. От таких людей, как Безупречных, всегда ждешь решительных действий и дельных приказов типа: «Правое плечо вперед! Марш! – и, чуть погодя: – Прямо!»

– Об отпуске не спрашиваю, Василий Севастьянович, вижу, что отдохнули хорошо. У нас – ЧП, исчез «Арзамас– 2». Вам не докладывали?

– Только что. С приходом на службу. Без подробностей. И сразу – ваш вызов. Я не успел уточнить детали, чтобы представить свои соображения.

– В том-то и дело, Василий Севастьянович, что деталей нет. Просто корабль исчез.

– Как исчез? Может быть, взрыв, удар метеорита – сомнительный вариант, но все-таки! – аннигиляция, в конце концов!

– Так вот, ничего этого не было. Была бы хоть вспышка. Запрошены все следящие станции. Все потеряли «Арзамас– 2» одновременно – вчера в двенадцать ноль-ноль. В это время не было ни одного материального тела в радиусе часа полета от их места. Никаких остатков корабля нет.

– Наверх, конечно, докладывали?

– Да, сразу. И запросили консультации в Академии наук.

– Что они?

– Как и мы. Думают и разводят руками. Что-то подсчитывают. И академик Зерогов, наш постоянный и невидимый консультант, говорят, почему-то вспомнил о дипломной работе Петрова-Степного, тот, оказывается, его ученик.

– Борис Африканович, он же пошел астронавигатором на «Арзамасе– 2»! Я только что списки видел!

– Час от часу не легче! Но может быть, это – объяснение? Какой-нибудь дикий эксперимент этого молодого человека?

– Исключено, Борис Африканович, насколько мне известно, после окончания института из всей науки он занимался только фехтованием и самбо, да раз, будучи в резерве, приехал на отметку верхом на вороном жеребце.

– Правилами это не запрещено. Но к делу.

– Я из отпуска и прошу дать мне время на ознакомление с делом!

– Времени не потребуется, вот все в нескольких словах: «Арзамас– 2» стартовал четверо суток назад с назначением на Черное тело К-15. Там экспедиция работает – благоустроиться решили, да и глубокую разведку произвести. Взял он груз «кротов», бурильную установку и кое-что другое. Ведь следующий снабженческий рейс – через год. И смену повез – пять человек.

– Всего двенадцать.

– Да. Проверка была тщательной, да и корабль новый – только второй рейс делает. Стартовали как обычно. И вот, даже не выходя из Системы, пропали! Слежение было непрерывным. Вдруг на всех контрольных станциях Системы погасли экраны прямой связи. Одна из станций была рукой подать, в двух минутах полета. И локаторы – тоже! – вдруг показали пустоту. – Василий Севастьянович, да вы же все знаете! – заметил отсутствующий взгляд своего заместителя начальник.

– Прошу прощения, я думал, что вы располагаете более полной информацией!

– Выходит – нет. Что вы предлагаете?

– Послать корабли-спасатели. Просмотреть пространственный шар радиусом возможного суточного перелета. По предполагаемой трассе всем станциям работать в режиме поиска на частотах «Арзамаса– 2».

– Все сделано. Хуже всего – абсолютная непонятность: ни вспышки, ни облака, ни обломков.

– Борис Африканович, экстренный вызов центра связи, – пропел в пространстве голос Анны Ивановны.

– Спасибо, включаю.

– Передаю запись сообщения станции слежения X-12, – четко доложил голос дежурного оператора. Экран погас. И снова вспыхнул – с конопатым парнем в комбинезоне, очевидно оператором с Х-12:

– Докладываю. С 12.00 вчерашнего дня работаем в режиме аварийного поиска.

– Вот тянет!

Борис Африканович знаком остановил своего заместителя.

– Сегодня, в 12.05, в точке, смещенной от места исчезновения «Арзамаса– 2» на… (туг пошли координаты) локаторы обнаружили корабль, который ответил на вызов и оказался «Арзамасом– 2». Связь неустойчивая, с перерывами – оператор корабля объясняет это повреждениями в аппаратуре. Командир «Арзамаса– 2» принял решение возвращаться на Землю. Говорит о какой-то посадке и потере астронавигатора. Дальше – неразборчиво. Потом – прорвались. Доложили, что экономят питание. Все. Продолжаю слежение.

Экран погас. Начальник Звездного предприятия запросил разницу между координатами исчезновения и появления корабля Ответили сразу – там вели параллельный просчет.

– Около ста километров. В пределах возможной ошибки, – ответил с экрана лысый расчетчик в тяжелых очках.

– Ну, Василий Севастьянова, что вы теперь об этом думаете?

– Еще непонятнее… Исчезновение Петрова-Степного, какая-то посадка, а всего-то прошли одни сутки. И там нет никаких планет. Уж не тронулись ли они разумом?

– Будут ближе – свяжемся. Ясно одно – произошло необычное. Через четыре дня, когда корабль сядет, разберемся окончательно.

– Борис Африканович, вас вызывают наверх, – сделав нажим на последнем слове, опять пропела невидимая секретарша.

– Спасибо, попросите машину.

И, сняв с кнопки палец, добавил:

– Нашей бы Анне Ивановне партию Кармен петь. Пойдемте, Василий Севастьянович, поедете со мной.

Уже в машине замигала красная лампочка экстренной связи и бесцветный голос сообщил:

– Правительственный вызов отменяется в связи с обнаружением корабля. Вас просят проехать в теоретический центр к академику Зерогову.

Академик Зерогов их ждал. Он был настолько нетерпелив, что встретил гостей прямо в коридоре.

– Сюда, сюда, – позвал он, заметив их нерешительность, – на звездолетчиков он смотрел с острейшим интересом.

Зерогов пропустил в свой кабинет Безупречных и Бориса Африкановича. Именно в этой последовательности, чем чуть не вызвал пробки в дверях, но начальник Звездного предприятия благоразумно протолкнул вперед своего блестящего заместителя.

– Рад видеть вас, Борис Африканович, – тряхнул элегантной, как у Генриха Наваррского, бородкой сухонький академик.

– Я, собственно, заместитель Бориса Африкановича по безопасности звездоплавания…

– Ах, извините, пожалуйста, – тут Зерогов снял очки, снова надел и расхохотался. Поздоровавшись с заместителем, пожал руку Борису Африкановичу. – Ваше партикулярное платье сбило меня с толку… Впрочем – все суета сует. Садитесь – сейчас отдерну штору и впущу солнце. Люблю, знаете ли, писать в полутьме с ближним светом, вот и завесился.

– Измаил Алексеевич, разрешите представить…

– Прекрасно, прекрасно, я знаю, что вас зовут… ну, да – Василий Северьянович.

– Севастьянович.

– Ну да, простите меня – это лесковский Очарованный Странник сбил меня с толку, конечно же – Севастьянович! Итак, дорогие мои, один и тот же вопрос интересует меня и вас. Вы, вероятно, как и я, остались без обеда?

И, не дожидаясь ответа, подбежал к дверям, высунулся и крикнул куда-то в коридорное пространство:

– Чего-нибудь бобового и три чашки чаю. С сухариками!

К удивлению гостей, брошенный в пространство клич не остался безответным – через несколько минут объявились три чашки чаю с сухариками и три тарелки с зеленым горошком.

– Горох стимулирует умственную деятельность, – заметив недоумение гостей, пояснил академик, – а нам предстоит поразмышлять. Борис Африканович, вы окончили Звездный институт? Ах да, тогда его еще не было… Значит, университет. Ну и превосходно!

Он скользнул взглядом по лицу Василия Севастьяновича, но в его прошлое углубляться не стал.

– Итак, – отбросив мешавшую ему вилку и цепляя горох чайной ложечкой, начал Зерогов, – мы имеем исчезновение корабля. Отлично! И его возвращение через Сутки в ту же точку пространства. Превосходно!

– На корабле погиб человек, – осторожно заметил Борис Африканович.

– Что? Есть новые данные?

– Но в сообщении командира корабля…

– Сказано, – прервал начальника Звездного предприятия академик, – что потерян астронавигатор Петров-Степной. Понимаете, батенька, – потерян, а не погиб.

– Но в открытом космосе – теперь в дело вступил заместитель по безопасности.

– Кто вам сказал – в открытом космосе? Это, вы уж извините меня, ваши домыслы. В сообщении командира упоминалась посадка.

– Куда? – начал терять терпение начальник Звездного предприятия и чуть не подавился горошиной.

– Вот и я думаю – куда?

– Не кажется ли вам, уважаемый Измаил Алексеевич, что мы имеем дело с непонятным психическим явлением?

– С непонятным – да, с психическим – нет. Где же был целые сутки корабль? Ведь вы же чуть ли не через чайное ситечко процедили этот объем космоса. Я что-нибудь не так сказал?

– Но гипотезы должны быть по крайней мере разумными.

– Объясните, пожалуйста, что такое – разумная гипотеза? И какая разумная гипотеза возникла у вас? Пока не обнаружили?

– Измаил Алексеевич, спокойнее. Что вы предлагаете?

– Немного, Борис Африканович. Начнем с того, что у нас мало данных. Сообщение командира крайне неполно. Абсолютно точно известно только одно – корабля в течение суток не было в пространстве. В нашем пространстве. Вас это устраивает?

Начальник и заместитель переглянулись.

– Далее, – продолжал заколачивать гвозди ученый, – вот здесь, – он похлопал твердой ладонью по тонкой красной папке, – дипломная работа, написанная три года назад вашим астронавигатором Петровым-Степным. Нет-нет – не блестящая работа, после защиты которой за уши тянут в ученые. Она оценена осторожненьким «хорошо». Хотели даже зарубить. Я тоже не сразу понял, но меня поразила смелость ума. И я сделал все, чтобы защита прошла, как говорят, «на уровне». Малость ругнул. И дали человеку диплом. Здесь всего восемь страниц, что тоже шокировало моих коллег, привыкших к солидным фолиантам. И четыре из них – схемы. Смотрите, не стесняйтесь. Пока это еще не лежит в хранилищах. Осмыслили?

– Простите, Измаил Алексеевич, но тут что-то «к вопросу о двух сопряженных точках пространства», а дальше – математический лабиринт, – поднял руки Борис Африканович.

– М-да, и в центре лабиринта – страшное чудовище Минотавр… Простите, я забыл, что вы давно закончили университет. Но вы, звездолетчики, знаете, что такое миллионы световых лет.

– Представляем! – выкатил грудь Безупречных.

– Ну, батенька, представить-то это трудно… Так вот, по теории вашего астронавигатора, между сопряженными точками пространства кроме больших расстояний существуют и другие, сопряженные им, стремящиеся к нулю.

– Значит, кроме истинного расстояния между нашим Солнцем и, скажем, туманностью Андромеды есть еще какой-то «как бы» переход?

– Истинно и то и другое, если теория верна, разумеется. Это – две стороны одного явления. К сожалению, на условия перехода в работе дан только намек. Может быть, у вас, в Звездном предприятии, есть какие-либо бумаги Петрова-Степного?

– По-моему, этот шалопай, извините меня, Борис Африканович, я с ним общался побольше вашего, кроме гарцевания на своем жеребце ничем не интересовался.

– Дался вам этот жеребец! Да, – тут Борис Африканович повернул голову к академику, – может быть, он писал, будучи студентом? И не решался внести это в свою работу? Вы же сказали, как ее встретили ваши коллеги!

– Разве что стишки, – снова выдал Безупречных – в его глазах это было самым несерьезным занятием.

– Василий Севастьянович, человек пропал, может быть, погиб, – остановил его начальник.

– Нет, батенька, сколь мне известно, поэзией он не баловался, у него было достаточно живое воображение для математика. И поискать стоит. Многие его сокурсники работают у меня. Один уже доктор – очень старательный и благополучный молодой человек… Стоит, очень стоит подумать, – он крепко потер ладонями виски, словно массируя их. – Вернемся к делу. Если теория верна, – а я тут размышлял, кое-что подработал – получается очень похоже – и исчезновение корабля, и посадка. Пока это единственное объяснение.